Толстой и религия

Содержание

XX век начался для Толстого событием, которому придавали и придают, пожалуй, даже слишком большое значение из-за общественного потрясения, произведенного им в России. Толстого «отлучили» от православной церкви. В конце XX века установилась своего рода мода спорить о том, было ли это отлучение отлучением или только признанием того, что Толстой, как это и было на самом деле, с определенного времени членом православной церкви уже не являлся. Особенно любят рассуждать об этом светские, но архирелигиозно настроенные писатели и публицисты. «Не было отлучения! — заявляют они. — Было лишь определение».

Как будто это что-то меняет.

24 февраля в «Церковных ведомостях» было опубликовано «Определение» Синода от 20–22 февраля за № 557 «с посланием верным чадам Православныя Греко-Российския Церкви о графе Льве Толстом», где говорилось, что «Церковь не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается».

Конечно, послание Синода было более пространным. И, нужно признать, весьма убедительным. Вот пункты, по которым Л.Н. «отлучался»:

«— отвергает личного Живого Бога, во Святой Троице славимого, Создателя и Промыслителя вселенной,

— отрицает Господа Иисуса Христа — Богочеловека,

— отрицает Иисуса Христа как Искупителя, пострадавшего нас ради человеков и нашего ради спасения,

— отрицает Иисуса Христа как Спасителя мира,

— отрицает бессеменное зачатие по человечеству Христа Господа,

— отрицает девство до рождества Пречистой Богородицы и Приснодевы Марии,

— отрицает девство по рождестве Пречистой Богородицы и Приснодевы Марии,

— не признает загробной жизни и мздовоздояния,

— отвергает все Таинства Церкви и благодатное в них действие Святого Духа,

— ругаясь над самыми священными предметами веры православного народа, не содрогнулся подвергнуть глумлению величайшее из Таинств — Святую Евхаристию».

Под каждым из этих обвинений Толстой подписался бы недрогнувшей рукой. Разве что некоторые пункты были составлены, скажем так, не вполне корректно. Например, Толстой не отрицал загробной жизни (в неизвестных формах), не отрицал и «мздовоздояния» (при жизни — муки совести, душевная пустота). Но, конечно, его понимание этого не сочеталось с церковными понятиями.

После «Критики догматического богословия», этой еще ранней работы «переворотившегося» Толстого, после ряда его статей и заявлений и, наконец, после крайне издевательского описания Причастия в романе «Воскресение», говорить о православном Толстом и даже просто о церковном Толстом было бессмысленно. Но в этом-то, собственно, и заключалась бессмысленность синодального определения.

Писать здесь о религии Толстого в сравнении в религией русского православия значило бы написать совсем другую книгу. Сегодня этим сложным вопросом занимается серьезный и авторитетный исследователь, священник Георгий Ореханов. Будем надеяться, что его будущий труд даст нам ответы на многие вопросы.

Для нас важен сам факт появления этого «определения», причем именно в это время.

Простой вопрос: зачем «определение» вообще появилось? Зачем было «отлучать» от церкви человека, давно к ней не принадлежавшего? Зачем было раскачивать и без того утлый челн российского общественного мнения и создавать проблему, которую сам же Синод затем пытался, но так и не мог решить? Вот загадка.

Опорным словом в обращении Синода к чадам церкви является слово «верным». Своим «определением» Синод как бы отсекал «верных» от сомневающихся. «Верные» должны отшатнуться от Толстого как от несомненного еретика. Сомневающиеся должны задуматься: с кем они? с церковью или с Толстым? Только здесь можно найти разумное объяснение появления этого «определения» в самое неподходящее для России время.

Но кто был «душой» этого, допустим, разумного поступка? Кто до такой степени радел о «верных чадах», которых, разумеется, могли смутить проповеди неистового Льва? И почему действительного еретика Толстого нельзя было вот именно предать анафеме?

Существует устойчивое мнение, что главным инициатором «отлучения» был обер-прокурор Святейшего Синода К.П.Победоносцев. Это якобы была его личная месть за образ холодного и циничного бюрократа Топорова в романе «Воскресение», в котором современники узнавали Победоносцева. Однако нет никаких прямых свидетельств о том, что именно Победоносцев был главным движителем создания синодального документа.

По мнению хорошо информированного чиновника Синода В.М.Скворцова, сам Победоносцев был как раз против опубликования синодального акта относительно Толстого и оставался при своем мнении и после его публикации. Позиция Победоносцева хорошо известна. «Толстовцев» преследовать, но Толстого не трогать. Синодальный акт «трогал» как раз Толстого. Победоносцеву это едва ли могло понравиться. Но вроде бы он уступил давлению столичного митрополита Антония (Вадковского), на которого, в свою очередь, оказывал давление другой иерарх, страстный полемист против Толстого, имени которого Скворцов не называет.

Страстных полемистов против ереси Толстого в то время было немало. Например, целую серию брошюр против учения Толстого написал профессор старейшей Казанской Духовной академии А.Ф.Гусев. Кстати, именно он допрашивал в Феодоровском монастыре «самострелыцика» Пешкова (Горького), пытавшегося в конце 80-х годов в Казани добровольно лишить себя жизни, и отлучил его от церкви на четыре года. Но вряд ли скромный профессор мог иметь такое влияние на петербургского митрополита.

Куда более влиятельным полемистом против Толстого был отец Иоанн Кронштадтский, самый знаменитый в России проповедник, признанный в народе чудотворец и член Святейшего Синода. Но, во-первых, Иоанн Кронштадтский не имел веса в Синоде. Иоанн был именно всенародным «батюшкой», а не чиновным иерархом. Кстати, его подписи как раз нет под синодальным документом. Во-вторых, была бы воля Иоанна Кронштадтского, Толстого следовало бы не то что «отлучить», но принародно казнить, колесовать и четвертовать. Ненависть отца Иоанна к Толстому доходила до пределов почти безумия. Читать «полемики» Иоанна Кронштадтского против Толстого невозможно. Это не полемика, а чистой воды ругань. В своем предсмертном дневнике от 6 сентября 1908 года он договорился до того, что стал умолять Господа Бога убить Толстого, чтобы восьмидесятилетний старик не дожил до праздника Рождества Пресвятой Богородицы, «которую он похулил ужасно и хулит». «Возьми его с земли — этот труп зловонный, гордостию своею посмрадивший всю землю. Аминь. 9 вечера». Это была вечерняя молитва отца Иоанна. Поразительно, но буквально через два дня в том же самом дневнике мы прочитаем: «Господи, крепко молит Тебя об исцелении своем тяжко больная Анна (Григорьева) чрез мое недостоинство. Исцели ее, Врачу душ и телес, и удиви на нас милость и силу Свою».

Поистине — широк русский человек.

Так что прямой «заслуги» отца Кронштадтского в отлучении Толстого, скорее всего, не было. Это был несколько иной регистр духовной «полемики».

В своих воспоминаниях В.М.Скворцов говорит о кружке «влиявших на владыку Антония рясоносцев», называя Антония (Храповицкого), Сергия (Страгородского), Иннокентия (Беляева), Антонина (Грановского) и Михаила (Семенова). Он также намекает на то, что поход иерархов против Толстого был косвенным походом и против Победоносцева, которого, таким образом, подталкивали к более решительным действиям против знаменитого писателя. Ведь Толстого почему-то не решались «трогать» ни два русских императора, ни обер-прокурор.

Любопытно, однако, что ни один из названных Скворцовым «кружковцев», как и отец Кронштадтский, не подписал синодальный акт.

Кроме Антония (Вадковского) подписались: Феогност, митрополит Киевский и Галицкий; Московский и Коломенский митрополит Владимир; Иероним, архиепископ Холмский и Варшавский; Иаков, епископ Кишиневский и Хотинский; епископы Борис и Маркел.

Таким образом, крайней фигурой в этой истории остается всё-таки Антоний (Вадковский).

И вот здесь начинается самое интересное. По утверждению Скворцова, текст отлучения был написан всё-таки Победоносцевым. Но члены Синода внесли в него правку чтобы «определение» не выглядело как «отлучение», а свидетельствовало бы только об отпадении самого Толстого от церкви. Больше того: «определение» заканчивалось не проклятием «лжеучителю» графу Толстому, коим он, вне сомнения, являлся для Победоносцева, имевшего все основания не любить Толстого еще с 1881 года, когда у них случилась первая схватка за влияние на тогда молодого Александра III. Оно заканчивалось молитвой. И разумеется, эта молитва была написана не рукой Победоносцева. «Посему, свидетельствуя об отпадении его от Церкви, вместе и молимся, да подаст ему Господь покаяние и разум истины. Молимтися, милосердный Господи, не хотяй смерти грешных, услыши и помилуй, и обрати его ко Святой Твоей Церкви. Аминь».

В синодальном акте говорилось о выдающемся художественном таланте Толстого, который дан ему именно от Бога. Таким образом чуткий, внимательный читатель этого документа мог понять всю глубину проблемы, перед которой оказались и церковь, и Л.Н. Великий писатель, слава русской земли, «отрекся от вскормившей и воспитавшей его Матери, Церкви Православной, и посвятил свою литературную деятельность и данный ему от Бога талант на распространение в народе учений, противных Христу и Церкви, и на истребление в умах и сердцах людей веры отеческой, веры Православной».

Кто скажет, что не было такой проблемы? Была, и еще какая! Конечно, это была драма и для Толстого, чья любимая сестра жила монахиней в Шамордине, куда Толстой, в конце концов, бежал из Ясной.

Но чутких и внимательных читателей в России почти не оказалось. Да просто не ко времени вышло это определение Синода. В начале XX века Россию вело и шатало. Считаные годы оставались до начала кровавой бойни 1905–1907 годов и ответных жестоких столыпинских мер по подавлению первой русской революции. В это время любой «горячий» документ мог принести только вред. Между тем авторитет Толстого-учителя именно в это время приближается к апогею (синодальный акт, собственно, и приблизил этот апогей).

Синодальный акт был очевидной ошибкой. В принципе правильно составленный документ, но напечатанный не вовремя, не в той России, в которой ему следовало появиться, не для того Толстого, который мог бы еще ему внять, потряс русское общество не своим смыслом, а средневековым пафосом самого поступка. Ведь этот акт появился с небольшим отрывом от Дня Торжества Православия. Именно в Торжество Православия традиционно предавались «анафеме» все еретики и бунтовщики. Последний раз это делалось в XVIII веке — с гетманом Мазепой. Но с 1801 года имена еретиков не упоминались в церковных службах, а с 1869 года из списка имен, проклинаемых священниками, выпустили даже Мазепу и Отрепьева, т. е. явных государственных преступников.

Конечно, имя Толстого не предавали «анафеме» в храмах, как об этом написано в одном из не лучших рассказов Куприна. Но дело не в этом. Дело в том, что решительно во всех слоях русского общества, от рабочих до студентов и от профессоров до обычных священников, «определение» Святейшего Синода понималось именно как «отлучение» и никак иначе. Синодальный акт всколыхнул в русском сознании воспоминание о временах Аввакума и гонений на раскольников. «Отлучили!» «Отлучили!» И — кого? Величайшего современника, славу страны!

4 марта 1901 года на Казанской площади в Петербурге состоялась демонстрация в поддержку Толстого с избиением полицией ее участников.

На 29-й выставке Товарищества передвижников картину Репина «Толстой на молитве» украшали цветами. В итоге картину пришлось снять.

И таких событий было много. В Ясную Поляну приходили нескончаемые письма и телеграммы с поздравлениями (!), что Толстого отлучили.

Василий Розанов выступил с резкой статьей, название которой говорит само за себя: «Об отлучении графа Л.Н.Толстого от церкви». «Между тем Толстой, — писал Розанов, — при полной наличности ужасных и преступных его заблуждений, ошибок и дерзких слов, есть огромное религиозное явление, может быть — величайший феномен религиозной русской истории за 19-й век, хотя и искаженный. Но дуб, криво выросший, есть дуб, и не его судить механически-формальному учреждению, которое никак не выросло, а сделано человеческими руками (Петр Великий с серией последующих распоряжений). Посему Синод явно не умеет подойти к данной теме, долго остерегался подойти и сделал, может быть, роковой для русского религиозного сознания шаг — подойдя. Акт этот потряс веру русскую более, чем учение Толстого».

Синодальный акт расколол даже священство. Вдруг выяснилось, что не только среди «верных чад» православной церкви, но и в среде их пастырей есть немало поклонников Толстого. И решение Синода оскорбило их вдвойне — и за любимого писателя, и за родную церковь.

Синодальный акт вызвал раскол даже среди монахов, этих, казалось бы, самых ортодоксальных ревнителей православия. Из недавно опубликованных писем с Афона схимонаха Ксенофонта (князя Константина Вяземского) к сестре можно судить о том, какой взрыв сомнения, а иногда и возмущения вызвал этот петербургский документ в святынях русского православия.

«Дело Синода блюсти за Церковью, — писал Ксенофонт, — то есть наблюдать, чтобы духовенство вело себя пристойно». «Клясть и поносить людей за то, что они мыслят иначе, чем прочие, не входит в крут деятельности Синода». «Толстой сам себя всегда объявлял не принадлежащим к Православной Церкви, значит, она на него прав не имеет, как не имеет их ни на сектантов, ни на лютеран, ни на католиков». «Если хотят осудить и заклеймить религиозные толкования Толстого, должны собрать собор и притом выслушать его объяснения, а не заочно решать, как Римские папы. Впрочем, кто не знает, что здесь играют роль личные страсти, оскорбленное самолюбие».

Не очень осведомленный в столичных интригах, Ксенофонт возлагал главную вину за «отлучение» на Победоносцева. Другая часть вины возлагалась на Кронштадтского, которого он когда-то знал лично и недолюбливал, считая «вредным шарлатаном». Но не в деталях была суть. Вот главное место из писем: «Я имею точные сведения о всем, касающемся этого дела, ибо у нас многие получают непосредственные известия из Синода, всех этот вопрос страшно интересует, и везде монастыри делятся на два лагеря: на злобствующих и ненавидящих Толстого (коих большинство) и на соболезнующих и ужасающихся этой возникшей в России борьбе».

Хотя отношение самого Ксенофонта к этому вопросу не могло быть объективным. Еще будучи князем Вяземским, писателем и путешественником, он дважды бывал в Ясной Поляне и был очарован Толстым как человеком. «Могу ли я поверить, что этот милый старичок, который сам стелит постели своим гостям, так добродушно улыбается, сидя за самоваром, так деликатно подшучивает над вновь приезжим, не привыкшим еще к его странностям, могу ли я поверить, чтоб он был антихрист, вероотступник и пр. Он, с такою любовью и участием относящийся к последнему бедняку, может ли быть худым человеком? Спроси мужиков его уезда, ведь они на него молятся, никто от него не уйдет не утешенным, никому он не отказывает в помощи».

По-видимому, среди монахов отношение к Толстому было даже еще более сложным, чем среди белого духовенства. Ведь недаром с ним трижды вел многочасовые беседы отец Амвросий. Недаром его обожали насельницы Шамординского монастыря. Недаром такое значение придавалось тому, что Л.Н. не удалось встретиться с отцом Иосифом во время последнего посещения Оптиной. Недаром к нему с таким сочувствием отнеслись простые монахи этой обители.

Монахи чуяли в нем старца. Они понимали, что не писаниями своими, но самим образом жизни Толстой более отвечал архетипу христианского подвижника, чем многие и многие из официального духовенства, особенно облеченные высокой властью. Да, это был «неправильный» старец, «криво выросший дуб», по словам Розанова. Да, его писания о церкви были ужасны. Но писания писаниями, а обликом, всей своей статью — это был старец.

И неслучайно Толстой в первом проекте прощального послания к жене, начертанном в записной книжке накануне ухода, писал: «Я делаю то, что обыкновенно делают старики, тысячи стариков, люди близкие к смерти, ухожу от ставших противными им прежних условий в условия близкие к их настроению. Большинство уходят в монастыри, и я ушел бы в монастырь, если бы верил тому, чему верят в монастырях. Не веря же так, я ухожу просто в уединение». Из окончательного варианта письма место о монастырях исчезло. Но нужно помнить, что Толстой не уходил из Ясной Поляны, а бежал, опасаясь преследования. Не потому ли он выкинул слова про монастыри, чтобы не указать на след, по которому его можно найти? Ведь поехал он именно в монастыри: в Оптину Пустынь и Шамордино. И даже сложно представить, куда еще он мог бы поехать, где могло быть его первое пристанище?

Толстой отнесся к «отлучению», по-видимому, весьма равнодушно. Узнав о нем, он спросил только: была ли провозглашена «анафема»? И — удивился, что «анафемы» не было. Зачем тогда вообще было огород городить? В дневнике он называет «странными» и «определение» Синода, и горячие выражения сочувствия, которые приходили в Ясную. Л.Н. в это время прихварывал и продолжал писать «Хаджи-Мурата».

Тем не менее, понимая, что отмолчаться невозможно, Толстой пишет ответ на постановление Синода, как обычно, многократно перерабатывая текст и закончив его только 4 апреля.

Ответ Л.Н. начинается с эпиграфа из поэта Кольриджа: «Тот, кто начнет с того, что полюбит Христианство более истины, очень скоро полюбит свою Церковь или секту более, чем Христианство, и кончит тем, что будет любить себя больше всего на свете».

Этим эпиграфом он утверждает примат истины над всем, даже над христианством. И это означает, что христианство уже не является для него истиной в последней инстанции. Такова позиция Толстого.

В самом тексте он указывает на двусмысленность поступка Синода. Если это отлучение, то почему не соблюдены правила. Если это только заявление о том, что он не принадлежит церкви, то это ведь и так «само собой разумеется, и такое заявление не может иметь никакой другой цели, как только ту, чтобы не будучи в сущности отлучением, оно бы казалось таковым, что собственно и случилось, потому что оно так и было понято».

«То, что я отрекся от Церкви, — соглашается Толстой, — называющей себя Православной, это совершенно справедливо. Но отрекся я от нее не потому, что я восстал на Господа, а напротив, только потому, что всеми силами души желал служить Ему».

К сожалению, в тексте есть дикие грубости по отношению к церковным обрядам. «Для того, чтобы ребенок, если умрет, пошел в рай, нужно успеть помазать его маслом и выкупать с произнесением известных слов…» Есть, увы, и очевидная неправда. Или, лучше сказать, полуправда. «Я никогда не заботился о распространении своего учения». То есть как «не заботился»? Кто же тогда издавал за свой счет в типографии Кушнерева «В чем моя вера?» и распространял в петербургском высшем свете? Кто передавал Черткову рукописи антицерковных статей, кто радовался их выходу в Англии?

Ответ Толстого, в отличие от синодального акта, написан длинно, что говорит о затруднениях в изложении основной мысли. Но в конце ответа прорывается то главное, что, собственно, и составляет его смысл. «Мне надо самому одному жить, самому одному и умереть (и очень скоро), и потому я не могу никак иначе верить, как так, как я верю, готовясь идти к Тому Богу, от Которого изошел».

Иначе говоря — отстаньте!

И в этом весь Толстой.

Отрывки из ответа Л. Н Толстого

«…То, что я отрекся от Церкви называющей себя Православной, это совершенно справедливо.

…И я убедился, что учение Церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же — собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрывающего совершенно весь смысл христианского учения.

…Я действительно отрекся от Церкви, перестал исполнять ее обряды и написал в завещании своим близким, чтобы они, когда я буду умирать, не допускали ко мне церковных служителей и мертвое мое тело убрали бы поскорее, без всяких над ним заклинаний и молитв, как убирают всякую противную и ненужную вещь, чтобы она не мешала живым.

…То, что я отвергаю непонятную Троицу и басню о падении первого человека, историю о Боге, родившемся от Девы, искупляющем род человеческий, то это совершенно справедливо

…Еще сказано: „Не признает загробной жизни и мздовоздаяния“. Если разумеют жизнь загробную в смысле второго пришествия, ада с вечными мучениями/дьяволами и рая — постоянного блаженства, — совершенно справедливо, что я не признаю такой загробной жизни…

…Сказано также, что я отвергаю все таинства… Это совершенно справедливо, так как все таинства я считаю низменным, грубым, несоответствующим понятию о Боге и христианскому учению колдовством и, кроме того, нарушением самых прямых указаний Евангелия…»

Нераскаявшийся грешник: за что Льва Толстого отлучили от Церкви


Лев Толстой

В 1901 г. случилось событие, породившее множество домыслов и имевшее значительный резонанс в обществе, – писателя Льва Толстого отлучили от Русской Православной Церкви. Вот уже более ста лет длятся споры о причинах и масштабах этого конфликта. Лев Толстой стал единственным литератором, отлученным от Церкви. Но дело в том, что ни в одном из храмов анафема ему не провозглашалась.


*Нераскаявшийся грешник*, отлученный от Церкви

«Анафема» состоит в лишении церковного общения, анафеме предавали еретиков и нераскаявшихся грешников. При этом отлучение от церкви подлежит отмене в случае покаяния отлученного. Однако в акте об отлучении Льва Толстого термин «анафема» не употреблялся. Формулировка была куда более деликатной.

А. Соломатин. Беседа о религии, 1993

Газеты опубликовали Послание Священного Синода, в котором говорилось: «Известный миру писатель, русский по рождению, православный по крещению и воспитанию своему, граф Толстой, в прельщении гордого ума своего, дерзко восстал на Господа и на Христа Его и на святое Его достояние, явно перед всеми отрекся от вскормившей и воспитавшей его матери, Церкви Православной, и посвятил свою литературную деятельность и данный ему от Бога талант на распространение в народе учений, противных Христу и Церкви, и на истребление в умах и сердцах людей веры отеческой, веры православной». По сути, это была констатация отречения от церкви самого писателя.

Единственный отлученный от Церкви русский писатель

Лев Толстой действительно в течение длительного времени проповедовал идеи, кардинально расходившиеся с православным учением. Он отвергал веру в Святую Троицу, считал невозможным непорочное зачатие Девы Марии, подвергал сомнению божественную природу Христа, называл мифом Воскресение Христово – в целом, писатель пытался найти рациональные объяснения основным религиозным постулатам. Его идеи имели такое влияние в народе, что они даже получили свое наименование – «толстовщина».

Лев Толстой

В ответ на определение Священного Синода Лев Толстой опубликовал свое послание, в котором писал: «То, что я отрекся от Церкви, называющей себя Православной, это совершенно справедливо. …И я убедился, что учение Церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же – собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрывающего совершенно весь смысл христианского учения. …То, что я отвергаю непонятную Троицу и басню о падении первого человека, историю о Боге, родившемся от Девы, искупляющем род человеческий, то это совершенно справедливо».

Лев Толстой рассказывает внукам сказку

Толстой не был единственным писателем, открыто выступавшим против Церкви. Чернышевский, Писарев, Герцен также высказывались критично, однако в проповедях Толстого видели больше опасности – у него было много последователей среди тех, кто был в числе убежденных христиан. Больше того, он сам считал себя истинным христианином и пытался изобличить «ложное» учение.

Единственный отлученный от Церкви русский писатель

Реакция общества на отлучение Толстого была неоднозначной: кто-то негодовал на Синод, кто-то публиковал в газетах заметки о том, что писатель принял «сатанинский облик». За этим событием последовали заявления в Синод с просьбой об отлучении от разных лиц. Толстой получал как сочувственные письма, так и письма с призывами опомниться и покаяться.

*Нераскаявшийся грешник*, отлученный от Церкви

Сын Толстого, Лев Львович, говорил о последствиях этого события: «Во Франции говорится часто, что Толстой был первой и главной причиной русской революции, и в этом есть много правды. Никто не сделал более разрушительной работы ни в одной стране, чем Толстой. Отрицание государства и его авторитета, отрицание закона и Церкви, войны, собственности, семьи. Что могло произойти, когда эта отрава проникла насквозь мозги русского мужика и полуинтеллигента и прочих русских элементов. К сожалению, моральное влияние Толстого было гораздо слабее, чем влияние политическое и социальное».

Лев Толстой

Примирения писателя с Церковью так и не произошло, покаяния – тоже. Поэтому до сегодняшнего дня он считается отлученным от Православной Церкви. А 10 правил из жизненного манифеста Льва Толстого актуальны и сегодня

Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:

То что я отрёкся от церкви, называющей себя Православной, это совершенно справедливо. Но отрёкся я не потому, что я восстал против Господа, а напротив, только потому, что всеми силами души желаю служить Ему. Прежде, чем отречься от церкви и единения с народом, которое мне было невыразимо дорого, я по некоторым признакам усомнившись в правоте церкви, посвятил несколько лет на то, чтобы исследовать теоретически и практически церковь: теоретически я перечитал всё, что мог об учении церкви, изучил и критически разобрал догматическое богословие; практически же — следовал в продолжении года всем предписаниям церкви, соблюдая все посты и посещая все церковные службы.

И я убедился, что учения церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрывающее совершенно весь смысл христианского учения.

Я отвергаю все таинства. Это совершенно справедливо. Все таинства я считаю неизменно грубым, не соответствующим понятию о Боге и христианскому учению колдовством и кроме того нарушением самых прямых указаний Евангелия. В крещении младенцев вижу явное извращение всего того смысла, которое могло иметь крещение для взрослых, сознательно принимающих христианство; в совершении таинства брака над людьми, и в допущении разводов, и в освящении браков разведённых вижу прямое нарушение и смысла и буквы евангельского учения. В периодическом прощении грехов на исповеди вижу вредный обман только поощряющий безнравственность и уничтожающий опасение перед согрешением.

В елеосвящении также как и в миропомазании, вижу приёмы грубого колдовства, как и в почитании икон и мощей, как и во всех тех обрядах, молитвах, заклинаниях, которыми заполнен требник.

Если бы Христос пришёл теперь и увидел то, что делается Его именем в церкви, то ещё с большим и более законным гневом, наверное, повыкидывал бы все эти ужасные антиминсы и копья, кресты, и чаши, свечи, и иконы, и всё то, посредством чего они, колдуя, скрывают от людей Бога и Его учение.

Лев Толстой как герой поп-культуры

  • В изобразительном искусстве
  • В театре
  • В кино
  • В музыке
  • В литературе
  • В поэзии
  • В интернете

В изобразительном искусстве

Толстой — грешник

Лев Толстой в аду. Фрагмент фрески из храма иконы Божией Матери «Знамение». Курская область, 1883 год Из собрания Государственного музея истории религии. © РИА «Новости»

На фреске со сценой Страшного суда из храма в селе Тазово Толстой горит в геенне огненной. Антиклерикальные настроения писа­теля, впоследствии приведшие к его отпадению от церкви, широко обсуждались общественностью. Критика церкви как института и неприятие церковных догматов не могли не сказаться на негативном отношении к Толстому в среде верующих. Фреска была написана с согласия прихожан.

Толстой без штанов

1 / 2 Наркиз Бунин. Рыбная ловля. 1903 год© Bonhams 2 / 2 Карикатура «Петербургской газеты» на картину Наркиза БунинаИз книги «Граф Лев Толстой. Великий писатель земли Русской в портретах, гравюрах, живописи, скульптуре, карикатурах и т. д.». Санкт-Петербург, 1903 год

Картина Наркиза Бунина произвела сильное впечатление на со­вре­менников, многие остались возмущены изображением Тол­сто­го в одной рубахе. Сам художник утверждал, что уважает Толстого как писа­теля, но находит сомни­тельным его проповедничество. Рядом со Львом Николаевичем художник изобразил Илью Репина (фигура в голубой рубахе) и объяснил его присутствие тем, что Репин посвятил Толстому некоторое количество полотен (в том числе знаменитое изображение босого писателя), тем самым способствовав созданию культа Толстого.

Толстой — гимнаст

Василий Шульженко. Лев Толстой на турнике. Вторая половина XX векаpaintingart.ru

Здесь обыгрывается известный факт из биографии Толстого — занятия на тур­нике во дворе его яснополянского дома. В дневниках писателя постоянно встречаются упоминания о занятиях гимнастикой, которая, по его мнению, важна так же, как умственный труд, и «необходима для развития всех спо­собностей».

Толстой — друг башкир

Амир Арсланов. Лев Толстой в степях Башкирии. 1978 год© Башкирский государственный художественный музей им. М. В. Нестерова

Толстой многократно бывал в Башкирии и называл ее «одним из самых… благодатнейших краев России». В тяжелые 1873–1874 годы  Из-за сильной засухи и трех лет неурожаев в 1873–1874 годах Самарскую губернию охватил голод. он не только сам оказывал материальную помощь голодающему башкирскому населению, но и подробно описал происходящее в «Письме к издателям (О самарском голоде)», что способствовало активному сбору средств на нужды голодающих.

Толстой — совесть нации

Илья Глазунов. Вечная Россия. 1988 год© Московская государственная картинная галерея народного художника СССР Ильи Глазунова

Задачей Ильи Глазунова было запечатлеть всю историю России в одной картине, а также показать ее место в общем ходе истории. Лев Толстой здесь (в правом нижнем углу) — один из тех, кто имел колоссальное влияние на современников и последователей. На груди у него висит табличка «Непротивление», которая воспроизводит один из главных принципов его религиозно-этического учения — непротивление злу насилием. Поднятый высоко вверх указательный палец намекает на справедливость этого принципа в условиях исторического процесса XIX–XX веков, а также напоминает об исключительной роли Толстого в сохранении и пропаганде религиозно-этических ценностей.

Толстой — патриот

Открытка с репродукцией картины Яна Стыки «Толстой за работой в саду, окруженный призраками тех бедствий, которые терзают его родину». 1909 годtolstoy.ru

На картине изображен Толстой, работающий над статьей «Не могу молчать» (1908). Он не обращает внимания на окружающих его призраков (те бедствия, которые терзают его родину), потому что видит свою миссию не в том, чтобы отгонять призраков от себя, но в том, чтобы избавить от них Россию и установить мир, основанный на добре и любви.

Толстой — христианин

Ян Стыка. Лев Толстой, обнимающий Христа. 1910 год© DIOMEDIA

Картина, известная также под названием «Отлученный», изображает Толстого не как «нового лжеучителя», который «дерзко восстал на Господа и на Христа Его» Из «Определения Святейшего синода от 20–22 февраля 1901 года», № 557., а как христианина, склонившего голову перед Господом в знак смире­ния:

«Бога же — духа, бога — любовь, единого бога — начало всего, не только не отвергаю, но ничего не признаю действительно существующим, кроме бога, и весь смысл жизни вижу только в исполнении воли бога, выраженной в христианском учении».

Лев Толстой. Из «Ответа на опреде­ление Синода от 20–22 февраля и на по­лу­ченные мною по этому случаю пись­ма». 4 апреля 1901 года

Толстой — бог

Великан и пигмеи. Лев Толстой и современные писатели. Карикатура неизвестного художника из коллекции Федора ФидлераИз книги «Граф Лев Толстой. Великий писатель земли Русской в портретах, гравюрах, живописи, скульптуре, карикатурах и т. д.». Санкт-Петербург, 1903 год

Карикатура отсылает к скульптуре бога Нила, которая находится в Музее Ватикана, — персонифицированному образу египетской реки. Нил изображен лежащим в окружении 16 мальчиков, которые олицетворяют 16 локтей — уровень подъема реки при разливе, а также детей Нила, то есть самих египтян, боготворящих реку. На карикатуре громада Толстого контра­стирует с мелкими фигурками писателей, очевидно свидетельствуя о его литературном превос­ходстве. Влияние Тол­стого — писателя, публициста и философа — на совре­менников было столь огромным, что почти не находилось людей, которые были бы в состоянии оспорить его авторитет.

Толстой против науки

На прогулке в Москве. Карикатура Карла Штейна из коллекции Федора ФидлераИз книги «Граф Лев Толстой. Великий писатель земли Русской в портретах, гравюрах, живописи, скульптуре, карикатурах и т. д.». Санкт-Петербург, 1903 год.

В карикатуре выражены точки зрения биолога Ильи Мечникова и Льва Тол­стого как на продолжительность жизни, так и на отношение к ней в целом. Подходы ученого и писателя могут быть описаны как научный (позитивный) и религиозный. Мечников в своих работах нередко критиковал взгляды писа­теля на вопрос о смысле жизни и смерти. Толстой, в свою очередь, скептически отзывался о научном знании, уточняя, что наука может считаться праздным занятием, если не пытается ответить на вопрос, «в чем состоит назначение и благо всех людей» Лев Толстой. Путь жизни. 1911. . Кроме того, карикатурист обыгрывает идею писателя о преодолении страха смерти, которое зависит от образа жизни. Чем более человек живет в согласии и любви с ближним, тем менее ему стоит бояться смерти. В контексте этого, по Толстому, нет смысла оттягивать смерть, продлевая жизнь, но стоит заботиться о ее цели.

Толстой — состарившийся пижон

Рабочий костюм для русского мужика. Карикатура из журнала LIFE. Из коллекции Л. М. ВольфаИз книги «Граф Лев Толстой. Великий писатель земли Русской в порт­ретах, гравюрах, живописи, скульптуре, карикатурах и т. д.». Санкт-Петербург, 1903 год

В том возрасте, в котором Толстой изображен на карикатуре, современники привыкли видеть его в крестьянском облачении, — здесь же писатель одет во фрак и модные клетчатые панталоны и держит в руке цилиндр. Однако Толстой, ориентируясь на образ жизни русского мужика, продолжал быть дворянином, а значит, по мнению автора, и «рабочий костюм» его должен быть соответствующим, дворянским.

Толстой — идеолог

Толстой и куры. Инсталляция Олега Кулика. 1997–2004 годы© Олег Кулик / Мультимедиа-арт-музей

Художник Кулик признается, что твор­чество Толстого всегда восхищало его. Он решил использовать образ писателя для рассказа о культурном наследии человечества, сочетающем в себе «вы­со­кое» и «низкое». Поскольку Тол­стой ставил естественное выше куль­турного, то место «высокого» отведено природ­ным существам — курам. Куль­тура же (в лице писателя Толстого) поме­щена уровнем ниже. Работа Кулика — это не попытка высмеять образ Толстого, а скорее желание пока­зать, как идео­ло­гия писателя воспри­ни­мается те­перь. По мнению худож­ника, главная мета­фо­ра идеологии Толстого в совре­менном представлении — это его уход. Она разно­сится в среде морализатор­ской литера­туры так же быстро, как происходят все процессы в жизни куриного сообщества. Образ Толстого, а точнее его филосо­фия, фигу­рирует в инсталляции как способ критики автором современного подхода к культур­ным процессам.

В театре

Толстой — закадровый персонаж

Сцена из спектакля «Русский роман» по пьесе Марюса Ивашкявичюса, режиссер Миндаугас Карбаускис. 2016 год© Московский академический театр им. В. Маяковского

Толстой так и не появляется на сцене, присутствуя только за кадром. Главная роль отдана Софье Андреевне, которая участвует одновременно в двух исто­риях: одна основана на семейной драме писателя, другая — на его произ­ведениях.

В кино

Толстой — жертва клеветы

Фильм «Уход великого старца», режиссер Яков Протазанов. 1912 год

Современникам, в том числе сыну Льва Николаевича — Льву, фильм показался возмутительным. Критика ругала картину за спекуляции и изображение интимных сторон жизни писателя; за то, что все герои картины «выставлены в самом отвратительном свете». Ругали финальную сцену: Христос принимает на Небеса умершего писателя. Толстой показан в фильме мятущимся и тяжело переносящим свое положение, которое было непростым в последний период его жизни в силу семейных и прочих обстоятельств.

Толстой — наставник и друг Индианы Джонса

1 / 2 Кадр из телефильма «Молодой Индиана Джонс. Путешествие с отцом». Режиссеры Дипа Мехта и Майкл Шульц. 1996 год© Lucasfilm Ltd. 2 / 2 Кадр из телефильма «Молодой Индиана Джонс. Путешествие с отцом». Режиссеры Дипа Мехта и Майкл Шульц. 1996 год© Lucasfilm Ltd.

Сбежавший от семьи герой встречает ушедшего из дома Толстого. Писатель и мальчик поначалу не могут найти общего языка, однако потом герои путе­шествуют вместе, попадают в разные истории и в итоге решают вернуться домой. Толстой здесь — наставник Индианы, он делится с ним своей мудро­стью и при расставании дарит Библию (точнее, обменивает ее на бейсбольные карточки Индианы).

Толстой, сводящий с ума

«Демон Льва Толстого» («Ļeva Tolstoja Ļaunais Gars»). Режиссер Марцис Баузе-Крастинс. 2009 год

Фильм демонстрирует, как философия Толстого влияет на умы людей. Студент Латвийского университета пишет курсовую работу по педагогическим взгля­дам писателя, однако постепенно начинает сходить с ума.

Толстой — муж Софьи Андреевны

«Последнее воскресение» («The Last Station»). Режиссер Майкл Хоффман. 2009 год

Картина рассказывает об основных событиях последнего года жизни Толстого. Но его образ в фильме вторичен, в отличие от героини Софьи Андре­евны — жены писателя, соперничающей с близким другом и последователем Толстого, Владимиром Чертковым Владимир Чертков (1854–1936) — редактор и издатель Льва Толстого, лидер толстовства., за право быть максимально близкой к супругу.

Толстой — предтеча Бориса Гребенщикова

«БГ. Лев Толстой». Режиссер Виктор Тихомиров. 2002 год

Режиссер Тихомиров (художник из ленинградской группы «Митьки») исполь­зует образ Толстого, чтобы точнее рассказать историю музыканта Бориса Гребенщикова. По его мнению, оба героя сходны «в своих заблуждениях и достижениях» — поэтому он выбрал прием построения одной биографии через другую.

В музыке

Толстой как фольклорный образ

Песня «Жил-был великий писатель» в исполнении Алексея Козлова. 2002 годМузыка народная, слова Алексея Охрименко, Сергея Кристи, Владимира Шрейберга, рисунки Михаила Заровного.

История о жизни Толстого была написана приятелями-москвичами Алексеем Охрименко, Сергеем Кристи и Владимиром Шрейбергом в 1947–1953 годах и впоследствии получила широкое распространение как анонимная. Публи­кация оригинального текста относится к началу 1990-х. Существует несколько вариантов песни с названиями «Жил-был великий писатель», «Я родственник Лёвы Толстого», «В старинном и знатном семействе», «В деревне той, Ясной Поляне» и др. Главное отличие авторского текста от его вариантов в том, что в последних появляется образ незаконнорожденного сына писателя, с которым идентифицирует себя лирический герой и, напоминая о своем происхождении, просит подаяние. В некоторых вариантах упомянута судьба Катюши Масловой, героини романа «Воскресение», который «читать невозможно без слез», а также фигурируют Плеханов и Ленин — как личности, полярно оценивающие значимость Толстого. Любопытны альтернативные варианты смерти Толстого: по одной версии, он умер от скарлатины, по другой — погиб под Севастополем в чине генерала, сразив много фашистов, но продолжает олицетворять весь комплекс коммунистических идей.

Во всех песнях образ Толстого контрастирует с образом его жены Софьи Андреевны, которая в одном из вариантов «продалась доллару, теперь в Америке живет». Сам же писатель выступает как мученик, страдавший в браке с ней, а потому ищущий утешения либо в отъезде, либо в общении со «славянами» и «неграми различных мастей», либо в любви. В современной культуре можно встретить все варианты исполнения, вплоть до танцевальных.

Толстой — предтеча Махатмы Ганди

Опера «Сатьяграха», I акт, «Ферма Толстого (1910)». Композитор Филип Гласс. 1979 год

Опера «Сатьяграха» американского композитора Филипа Гласса основана на истории жизни индийского политического и общественного деятеля Махатмы Ганди и рассказывает о мыслителях, идеи которых на него повлияли, — о Рабиндранате Тагоре, Мартине Лютере Кинге и Льве Толстом.

С 1893 года Ганди работал юристом в Южной Африке и возглавил ненасиль­ственную борьбу против правительственных мер, притесняющих индийцев. «Ферма Толстого» — так называлось организованное им поселение для семей индийских переселенцев в ЮАР, оставшихся без кормильцев (Ганди вел в тот момент переписку с писателем). В первом акте оперы, посвященном Толстому, писатель как бы со стороны наблюдает за жизнью фермы, за толпой индийцев и хаосом борьбы — и дает им оценку. Личность Толстого является связующей для всего действия, поскольку именно его образ в опере задает идеи, общие для всех ее участников, — противление злу не насилием, а любовью и единение всех людей под эгидой этого лозунга, вне зависимости от того, где они нахо­дятся — в Индии (Рабиндранат Тагор) или Африке (Мартин Лютер Кинг).

Толстой — чудный старик

Песня «Писателю» на стихи Михаила Пророкова в исполнении группы «Вежливый отказ». 2002 год

Песню группы «Вежливый отказ» про заблудившегося в двух соснах старика следует рассматривать в том числе в контексте музыкального альбома «Герань» и вообще всего творчества группы, которая много поет о войне, судьбе и выборе.

Толстой как обязательная программа интеллектуала

Песня «Too Much» в исполнении группы Bonaparte. 2008 год

Песня гедонистической инди-панк-группы из Берлина Bonaparte поется от име­ни молодого человека, которому нравится эрудированная девушка, знающая очень много обо всем (санскрит, экономику, Джеймса Джойса, Толстого). Он же любит более простые вещи (ее голос, ее волосы, рок-н-ролл) и просто хочет с ней встретиться, рифмуя «Толстой» и «плейбой» (возможно, это намек на этическое учение писателя, проникнутое христианским само­ограничением).

В литературе

Толстой — автор пространных рассуждений, которые можно пропустить

«…Когда у вас будет побольше свободного времени, прочитайте книгу Толстого, которая называется „Война и мир“, и вы увидите, что все пространные исторические рассуждения, которые ему, вероятно, каза­лись самым лучшим в книге, когда он писал ее, вам захочется пропу­стить, потому, что, даже если когда-нибудь они и имели не только злободневное значение, теперь все это уже неверно и неважно, зато верным и важным и неизменным осталось изображение людей и собы­тий. Не верьте, если критики станут объяснять, какой должна быть книга, исходя из требований сиюминутной моды. Все хорошие книги сходны в одном: то, о чем в них говорится, кажется достовернее, чем если бы все это было на самом деле, и, когда вы дочитали до конца, вам кажется, что все это случилось с вами, и так оно навсегда при вас и остается: хорошее и плохое, восторги, печали и сожаления, люди и места и какая была погода. Если вы умеете все это дать людям, значит, вы — писатель».

Эрнест Хемингуэй. «Старый газетчик пишет», 1934 год

Толстой, по мнению Хемингуэя, не совсем верно расставил акценты в романе. Философские отступления, обильно представленные в тексте, вызвали недоумение у некоторых современников, потому что казались неорганично вписанными в сюжет и не всегда логичными в изложении.

Толстой — благовеститель

«Люди знали, что весну им принесет большой человек с левого берега. Он всегда приходил внезапно, хотя все его ждали, как ждут осенью снега, в засуху — дождя, а теперь — тепла и пробуждения уставшего от зимы мира. <…>

<…>

Его последние шаги сопровождались всеобщим криком: великан пересек реку и разбудил ее. За его спиной по всей ширине русла вовсю уже двигался, шумел, трещал ползущий лед. Льдины лопались, наползая одна на другую, топорщились, словно собираясь вылезти из воды, и грозно рушились, дробясь.
<…>
Толстой выдохнул тяжко, потом так же тяжело втянул в себя воздух. И произнес уже спокойным, негромким голосом:

— Делайте добро.
Толпа замерла.
— И спасетесь.
Толпа выдохнула с невероятным облегчением».

Владимир Сорокин. «Манарага», 2017 год

В главе «Лев Толстой» говорится, как вместе с писателем в селение пришла весна. Толстой, шагая по реке, ускорил ее освобождение из-подо льда, а слух людей усладил проповедью добра. Детям же рассказал историю про клопика. Писатель предстает долгожданным божеством, которое является на помощь людям и возвещает новую жизнь. Именно так Толстой воспринимался последователями толстовства, которые уверовали в силу его проповедей и учения в целом.

Толстой — педагог

«Лев Толстой очень любил детей, и все ему было мало. Приве­дет полную комнату, шагу ступить негде, а он все кричит: „Еще! Еще!“»

«Лев Толстой очень любил детей. Однажды он шел по Тверскому бульвару и увидел впереди Пушкина. „Конечно, это уже не ребенок, это уже подросток, — подумал Лев Толстой, — все равно, дай догоню и поглажу по головке“. И побежал догонять Пушкина. Пушкин же, не зная толстовских намерений, бросился наутек. Пробегая мимо городового, сей страж порядка был возмущен неприличной быстротою бега в людном месте и бегом устремился вслед с целью остановить. Западная пресса потом писала, что в России литераторы подвергаются преследованиям со стороны властей».

«Лев Толстой очень любил детей. Бывало, приведет в кабинет штук шесть, всех оделяет. И надо же: вечно Герцену не везло — то вшивый достанется, то кусачий. А попробуй поморщиться — хватит костылем».

Наталья Доброхотова-Майкова, Владимир Пятницкий. «Веселые ребята», 1971–1972 годы

Литературные анекдоты «Веселые ребята», рассказывающие о писателях, кото­рые связаны друг с другом абсурдными отношениями, напрямую отсылают к юмористическим текстам о великих в творчестве Даниила Хармса. В текстах Лев Толстой выступает как писатель, знаменитый своими педагогическими взгля­дами. Создание «Азбуки» и педагогических работ, открытие яснополян­ской школы и разработка приемов и методов обучения детей — всем этим Толстой активно занимался с конца 1850-х годов.

Толстой — Железная Борода

«Граф Т. всю жизнь обучался восточным боевым приемам. И на их ос­нове создал свою школу рукопашного боя — наподобие французской борьбы, только куда более изощренную. Она основана на обращении силы и веса атакующего противника против него самого с ничтожной затратой собственного усилия. Железная Борода достиг в этом искус­стве высшей степени мастерства. Именно эта борьба и называется „непротивление злу насилием“, сокращенно „незнас“, и ее приемы настолько смертоносны, что нет возможности сладить с графом, иначе как застрелив его».

Виктор Пелевин. «t», 2009 год

Главный герой романа граф Т. (он же Железная Борода) — непобедимый борец со злом, авантюрист, мастер единоборства «незнас», любитель оружия и мет­кий стрелок. Прототипом графа стал Лев Толстой, превратившийся в супер­героя. Железная Борода стремится в Оптину пустынь — и по пути борется с врагом, ведет философские беседы с попутчиками и встречными людьми. Впоследствии граф Т. узнает, что он герой книги, над которой рабо­тает группа авторов по заказу издательского дома, желающего всеми спосо­бами разрекла­мировать «проект». Вместе с авторским замыслом меняется и судьба графа Т.

Толстой — эталон с косматой головой

«— Честно говоря, не то, что вы называете поэзией, и не по тем же при­чи­нам. Вы-то оба пишете, так что у вас, естественно, другое восприя­тие. Уитмен, вот кто меня интересует.
— Уитмен?
— Да. Он — ярко выраженный этический фактор.
— К стыду своему должен сказать, что ровным счетом ничего о нем не знаю. А ты, Том?
Том смущенно кивнул.
— Так вот, — продолжал Бэрн, — у него есть вещи и скучноватые, но я беру его творчество в целом. Он грандиозен — как Толстой. Оба они смотрят фактам в лицо и, как это ни странно для таких разных людей, по существу выражают одно и то же.
— Тут я пасую, Бэрн, — сознался Эмори. — Я, конечно, читал „Анну Каренину“ и „Крейцерову сонату“, но вообще-то Толстой для меня — темный лес.
— Такого великого человека не было в мире уже много веков! —убежденно воскликнул Бэрн. — Вы когда-нибудь видели его портрет, видели эту косматую голову?»  Пер. Марии Лорие.

Фрэнсис Скотт Фицджеральд. «По эту сторону рая», 1920 год

В Принстонском университете главный герой Эмори Блейн знакомится с Бэр­ном Холидэем. В одну из бесед Эмори узнает, что Бэрн способен не только на критику социальной системы — он открыт и другим областям, в том числе экономике и литературе. Поскольку его интересовали пацифистские идеи, он читал и Толстого. Беседа приятелей строится в виде интервью, во время которого Бэрн рассказывает о своих литературных предпочтениях. Толстой расценивается героем романа как великий писатель, умеющий выражать правду и не страшащийся описывать ее. Творчество Толстого выступает эталоном, через сопоставление с которым возможно определить значимость других литературных деятелей.

Толстой — русский бог

«У него удивительные руки — некрасивые, узловатые от расширенных вен и все-таки исполненные особой выразительности и творческой силы. Вероятно, такие руки были у Леонардо да Винчи. Такими руками можно делать всё. Иногда, разговаривая, он шевелит пальцами, постепенно сжимает их в кулак, потом вдруг раскроет его и одно­вре­менно произнесет хорошее, полновесное слово. Он похож на бога, не на Саваофа или олимпийца, а на этакого русского бога, который „сидит на кленовом престоле под золотой липой“, и хотя не очень величествен, но, может быть, хитрей всех других богов».

Максим Горький. «Лев Толстой», 1919 год

В заметках Горький наделяет Толстого чертами творца, которому доступны тайны мироздания. Руки писателя — средство выражения его мысли, посредством их он изображает эту реальность и в таком виде предлагает ее зрителю.

В поэзии

Толстой — сапожник

Некогда некто изрек «Сапоги суть выше Шекспира».
Дабы по слову сему превзойти британца, сапожным
Лев Толстой мастерством занялся, и славы достигнул.
Льзя ли дальше идти, россияне, в искании славы?
Вящую Репин стяжал, когда: «Сапоги, как такие,
Выше Шекспира, ― он рек, ― сапоги, уснащенные ваксой,
Выше Толстого». И вот, сосуд с блестящим составом
Взявши, Толстого сапог он начал чистить усердно.

Владимир Соловьев. «Некогда некто изрек „Сапоги суть выше Шекспира“…», 1897 год

В стихотворении обыгрывается увлечение графа Толстого сапожным делом, начав­шееся в конце 1880-х годов, когда писатель приобрел сапожный инстру­мент и начал шить обувь (пара ботинок была даже выполнена Толстым по зака­зу Афанасия Фета). Философа Владимира Соловьева, бывшего с Толстым в поле­мике, вдохновил наивный взгляд Толстого на творчество Шекспира и на искус­ство в целом:

«Помню то удивленье, которое я испытал при первом чтении Шекспи­ра. Я ожидал получить большое эстетическое наслаждение. Но, прочтя одно за другим считающиеся лучшими его произведения: „Короля Лира“, „Ромео и Юлию“, „Гамлета“, „Макбета“, — я не только не испытал наслаждения, но почувствовал неотразимое отвращение, скуку и недо­уме­ние о том, я ли безумен, находя ничтожными и прямо дурными произведения, которые считаются верхом совершенства всем образо­ван­ным миром, или безумно то значение, которое приписывается этим образованным миром произведениям Шекспира».

Лев Толстой. «О Шекспире и о драме», 1906 год

Толстой — вегетарианец

Обликом
своим
белея,
Лев Толстой
заюбилеил.
Травояднее,
чем овцы,
собираются толстовцы.
В тихий вечер
льются речи
с Яснополянской дачи: «Нам
противна
солдатчина.
Согласно
нашей
веры,
не надо
высшей меры».
Тенорками ярыми
орут:
«Не надо армий!»
(Иной коммунист —
железный не слишком —
тоже
вторит
ихним мыслишкам.)
Неглупый,
по-моему,
лозунг кидается.
Я сам
к Толстому
начал крениться.
Мне нравится
ихняя
агитация,
но только…
не здесь,
а за границей.
Там бы
вы,
не снедаемы ленью,
поагитировали
страну чемберленью.
Но если
буржуи
в военном раже —
мы будем
с винтовкой
стоять на страже.

Владимир Маяковский. «Вегетарианцы», 1928 год

Стихотворение было впервые опубликовано в газете «Комсомольская правда» 18 сентября 1928 года и написано по случаю празднования столетия со дня рождения Толстого. Вегетарианство Толстого подается в тексте как отрицание и неприятие розни и крови, что восходит к одному из главных религиозно-этических принципов писателя — непротивлению злу насилием. В тексте воспроизводятся высказывания толстовцев на вечере 14 сентября 1928 года в Политехническом музее: они выступали в том числе за упразднение Красной армии и прекращение карательной политики против врагов Советского Союза. Сам Маяковский придерживался противоположной точки зрения.

В интернете

Толстой как мем

pikabu.ru

Происхождение этого мема, как и большинства мемов, проследить трудно. Но очевидно, что он является одной из многочисленных вариаций другого, обсценного (наиболее близкий по смыслу вариант: «На словах ты Лев Толстой, а на деле хрен пустой»).

Толстой — звезда мирового масштаба

Google Doodle «Лев Толстой». Иллюстратор Роман Мурадов. 2014 год© Roman Muradov

Дудл — это заставка, которую использует Google в качестве альтернативного логотипа, чтобы напомнить интернет-пользователям о значительных событиях культуры и истории. Нередко это юбилеи или дни рождения известных лю­дей: так, Google посвятил дудл 186-летию Льва Толстого, рассказав о писателе и его самых известных произведениях — «Войне и мире», «Анне Карениной» и «Смерти Ивана Ильича». 

Театральный фестиваль «Толстой Weekend» создан по инициативе губернатора Тульской области Алексея Дюмина и второй год проходит под открытым небом в усадьбе Ясная Поляна при поддержке Ростеха

Почему Льва Толстого отлучили от церкви?

Вы удивитесь, но знаменитый писатель-романист, действительно, был отлучен от Православной церкви. Более того, мнение Толстого о религии стало причиной возникновения нового религиозного течения — толстовство. В чем суть толстовства и почему возник конфликт с церковью?
Лев Толстой
С произведениями графа Л.Н. Толстого, пожалуй, знаком даже последний двоечник. Это наиболее известный русский писатель, участник обороны Севастополя, член Императорской Академии наук, человек, который несколько раз номинировался на Нобелевскую премию по литературе. Произведения Толстого множество раз экранизировались, а его пьесы ставились на сценах всего мира. В эпоху СССР граф был самым издаваемым писателем.
Конфликт с церковью возник после ряда романов, таких как, «Исповедь», «В чем моя вера?» и, особенно, «Воскресенье», где автор раскритиковал важнейшие догматы Православной церкви. Усугубило ситуацию то, что граф распространял брошюры, где описал собственное видение христианства, далекое от общепринятого. Идеи эти людям понравились и получили широкое распространение.
Например, писатель отвергал учение о Троичности Бога, непогрешимый авторитет Вселенских соборов, отрицал церковные таинства, непорочное зачатие мессии и подвергал сомнению действительность воскрешения Иисуса Христа, как и его божественность.
Граф высоко ценил моральные принципы христианства, при этом отвергал общественные богослужения, церковную иерархию, клир и, в целом критиковал официальную религию, считая духовенство холодным и циничным органом, механически и наскоро исполняющим обряды. По мнению толстовцев, чтобы верить в Бога, людям не нужны посредники в виде духовенства.
Главными принципами толстовства стали: непротивление злу насилием, всеобщая любовь, нравственное самосовершенствование личности и отказ от большинства благ цивилизации.
Понятно, что Церкви такое мнение сильно не понравилось. После череды попыток переубедить писателя, обращения за помощью к императору Александру III, а потом к Николаю II, и «горячих» споров между представителями духовенства о способах давления на Льва Николаевича, Святейший синод (высший орган церковно-государственного управления) принял решение исключить Толстого из членства Православной Церкви. Опального дворянина назвали «лжеучителем». Правда, официально анафемы от церкви граф не получил.
Определение Синода об отлучении Толстого
Тем не менее, в обществе заключение Синода вызвало сильный резонанс. Одни поддерживали писателя, другие, коих оказалось большинство, перешли на критику, оскорбления и даже угрозы. Последнее вынудило Толстого написать ответ Синоду.
В ответном письме граф заметил, что он глубоко верующий человек и верит в Господа, но он усомнился в правоте Церкви. Далее публицист еще раз объяснил свое видение христианства, а также невозможность примирения с русским духовенством.
Лев Толстой и Владимир Чертков
До самой смерти Лев Николаевич придерживался своих взглядов и не вернулся в лоно Церкви. Граф завещал, чтобы его тело не хоронили согласно христианским обрядам, а просто закопали.
Вы спросите, а что же стало с толстовцами? В 1920-1930-х годах земледельческие коммуны толстовцев были ликвидированы, а участники репрессированы. «Под корень» уничтожить толстовцев не удалось. Последователи учения сохранились в Западной Европе, Северной Америке, Японии, Индии и многих других странах.

См.также:
Новомученики в СССР: За что церковь канонизировала святых в советское время
Наследники знаменитостей с трагическими судьбами
Подвиг патриарха Тихона
Борьба с религией в СССР
Книги, которые запрещали в СССР