comiter_478

Встреча Папы Льва Великого с Атиллой
10. 28-е правило Халкидонского Собора
Сегодня православные авторы в борьбе против первенства власти римских епископов больше всего ссылаются на 28-е правило Халкидонского Собора (IV-го вселенского, 451 г.), ибо Отцы данного Собора, ссылаясь на 3-е Никое-Цареградское правило, «признали за царьградским престолом равные привилегии с престолом Рима». Как официальная православная Церковь, так и частные авторы — полемисты и канонисты — именно в этом «уравнивании Константинополя с Римом» усматривают «великую честь» данного Собора, «его громкую славу, его бессмертное имя», потому что это 28-е правило, мол, «бережет достоинство (восточной Церкви) от папского ига и навсегда с тех пор парализует властолюбие пап в их отношении к Востоку». Поэтому, нам стоит внимательнее присмотреться к 28-ому правилу и его истории.
История этого правила очень интересная.
IV-й вселенский Собор в Халкидоне начался 8 октября 451 г. Как сообщают православные «Деяния Вселенских Соборов» (том III, ст. 110-143), на Соборе присутствовало 630 иерархов Востока и 4 легата от папы св. Льва Великого. Покончив дело с еретиком Диоскором и с ересью монофизитов, Отцы Собора провозгласили учение папы св. Льва Великого о двух природах в Иисусе Христе догматом веры и составили 27 дисциплинарных правил-канонов. Все это они торжественно провозгласили и подписали 25 октября 451 г., и на этом Собор закончился. Епископы Египта сразу же уехали домой, а папские легаты, которые были председателями Собора, также уже собирались в дорогу. Но после окончания Собора происходили еще частные разговоры между представителями отдельных Церквей в деле различных недоразумений между ними. Эти совещания продолжались до 31-го октября. За это время цареградский патриарх Анатолий собрал 183 своих епископов на тайное совещание и с ними составил еще три новых правила, с которыми не решился выступить перед вселенским Собором. Эти новые правила, между которыми и громкое 28-е, они провозгласили без участия других епископов (а всех их было 630!) в день 31 октября, как приложение к 27 правилам, принятым всем вселенским Собором. Узнавшие о всем этом папские легаты сразу же, на следующий день 1 ноября, резко запротестовали против такого поступка патр. Анатолия и против 28-го правила.
Так появилось на свет это очень важное для православных 28-е правило Халкидонского Собора. О таком поведении 183 византийских епископов под руководством хитрого патриарха Анатолия, и об их 28-е правиле даже православный В. Болотов говорит, что это было «истинное порождение национального неискреннего, даже лукавого характера греков». Более пристальное же рассмотрение тех 183 участников тайного постсоборного совещания показывает, что это были в основном епископы, незаконно посаженные императором на епископские кафедры.
Но, что говорит это 28-е правило и какова его сила в борьбе против первенства пап?
Собранные на тайные совещания 183 императорских епископа ссылаются на вышеприведенное 3-е правило поместного цареградского Собора, и говорят: «Признавая читанное ныне правило 150-ти боголюбивых епископов … тоже самое и мы определяем и постановляем о преимуществах (peri twn presbeiwn) священной Церкви того же Константинополя, Нового Рима. Ибо престолу древнего Рима отцы прилично дали преимущества: поскольку то был царствующий град. Следуя тому же побуждению и 150 боголюбивых епископов предоставили равные преимущества (ta isa presbeia, а не proteia — первенство) святейшему престолу Нового Рима, правильно рассудив, что град получивший честь быть градом царя и сената и имеющий царственное преимущество наравне с ветхим царственным Римом, и в церковных делах возвеличен будет подобно тому и будет второй по нем (deuteran met eikeinjn uparhousan)».

На эти слова 28-го правила ссылаются и только эти слова приводят православные авторы. В таком виде взятое правило могло бы в некоторой степени послужить орудием против папского первенства. Но это, однако, не полный, а лишь оборванный текст 28-го правила. Ибо дальше, Отцы Собора говорят и о побуждениях, ради которых они посчитали в указанном правиле дать Константинополю такие преимущества, которые имеет древний Рим. В окончании этого правила, вот что они пишут: «Посему митpополиты Облаcтей – Понтийские, Асийские, и Фракийские и также епископы у иноплеменников выше реченных областей, да поставляются от выше реченного святого престола и святой Константинопольской Церкви».
Во-первых, разберем сам текст этого правила, приглядимся к его изъянам и явным недостаткам, из-за которых функциональность его хромает.
Прежде всего, из первой, всегда цитируемой православными авторами части этого правила, следует, что его создатели, 183 императорских придворных епископа, исходили из явного цезарепапистского принципа, согласно которому Церковь зависима от государства, и пытались выстроить своего рода непосредственное отношение между духовной властью отдельных иерархов и политическим значением городов, в которых они имеют свои кафедры. Уже из того видно, что 28-е правило было составлено не на основании церковных и Божьих, но чисто политических и низких побуждений.
Второй недостаток этого правила заключается в исторической неправде, что будто Отцы поместного цареградского Собора, а не кто-либо иной, не Христос и не священное Предание, «признали» за римской кафедрой какие-то преимущества. Следовательно, создатели этого правила все Божье происхождение высшей апостольской власти епископов Рима пытались свести к чисто человеческому учреждению, мол, одни Отцы признали так, другие же могут изменить это; и таким образом, мало помалу и постепенно перенести высшие «преимущества» епископов Рима на епископов Константинополя.
Третья и самый серьезный изъян этого правила, который вытекает из предыдущих двух, — это отрицание косвенным образом всего учения Церкви первых 4-х веков и всех постановлений прошедших к тому времени Соборов о Божественном происхождении первенства епископов Рима. Ибо все священное Предание и св. Отцы Церкви до сих пор учили, что епископ Рима имеет первенство власти во вселенской Церковью по той причине, что он является преемником верховного Апостола, св. Петра, которому сам Сын Божий дал первенство над Апостолами и всей Церковью; следовательно, это первенство они считали божественным учреждением и божественного происхождения. В таком же смысле говорили о нем и вселенские Соборы. Теперь же, и уже во второй раз (после 3-го правила Никео-Цареградского собора), именно византийские придворные епископы пытаются выводить это первенство не от Бога, но от чисто человеческих, земных и политических начал, от того факта, что Рим когда-то был столицей империи. Такое освещение высших «преимуществ» епископа Рима создателями 28-го правила, совершенно противоречит священном Преданию первых веков Церкви. Но не только священному Преданию. Оно противоречит и истории. Ведь вплоть до Константина Великого, то есть до 312 г., в Риме правили императоры-язычники, и Рим был столицей насквозь языческой империи, которая целых 300 лет осуществляла кровавые преследования и истребляла Церковь. Итак, надо полагать, не ради блеска языческой столице империи, не ради почитания языческих императоров и не из благодарности за преследования первых трех веков христианства признавали римскую кафедру «первоначальною», а укрывшегося в катакомбах епископа Рима — наивысшим учителем и судьей всей вселенской Церкви. Да и сам вселенский Собор в Халкидоне, — как это мы видели выше, — прежде появления этого 28-го правила, устами 630 иерархов всей восточной Церкви признал первенство епископа Рима, основанное на первенстве св. Петра, так ясно, как не признавал никакой из предыдущих вселенских Соборов.
Уже по этим причинам никто из уважающих себя, не может ссылаться на 28-е правило Халкидонского Собора, потому что оно является проявлением обмирщения (зісвітчення) иерархов Византии и попыткой заместить божественные, сверхъестественные принципы человеческими и политическими. Такое насквозь человеческое истолкование Божьих дел иерархами Церкви не приносит чести ни им самим, ни тем, кто подобное одобряет.
Но разберем сам текст 28-го правила.
При спокойном анализе этого правила мы видим, что в нем вообще нет ничего такого, что отрицало бы первенство епископов Рима. И когда папа св. Лев властью своей отверг его и отменил, то ни словом не упомянул, что делает это по причине содержания в нем отрицания первенства римских архиереев или вообще содержания в нем какой-либо неправды. Очевидно, никакие документы, никакая информация не указывали на то, что создатели 28-го правила отрицают первенство Рима.
1. Создатели 28-го правила ссылаются на аналогичное 3-е правило 150 Отцов Никео-Цареградского Собора. Но это правило, как мы уже видели выше, говорит о первенстве Константинополя после Рима, о первенстве чести, а не власти. Оно не вспоминает верховной власти епископов Рима над всей вселенской Церковью, не приписывает подобной власти епископу Константинополя хотя бы только над Церквами Востока. О последней, кстати, епископы только что основанной кафедры Царьграда, когда творилось 3-е цареградское правило, могли лишь разве что втайне мечтать.
2. Создатели 28-го правила делают упор именно на первенстве чести римской кафедры, за которой на втором месте должна идти кафедра Константинополя как кафедра новой столицы, но потом добавляют уже и нечто совсем новое: говорят уже и о преимуществах, о юрисдикции, о власти константинопольского и римского епископов. Но какую власть, какие преимущества они имели на уме, это они дают понять только в дальнейшем тексте этого правила.
3. Создатели 28-го правила, во второй его части, пишут: «Посему митpополиты Облаcтей – Понтийские, Асийские, и Фракийские… да поставляются от выше реченного святого престола и святой Константинопольской Церкви». Подобным образом постановляли Отцы 1-го вселенского Собора о власти александрийского епископа, когда с одной стороны обозначали пределы патриархатов, а с другой стороны хотели положить конец вмешательствам александрийской кафедры в дела других Церквей на Востоке. В этом случае 28-е правило имело целью распространить власть цареградского епископа на новые церковные области, на Понт, Малую Азию и на Фракию. «IV Вселенский Собор, — пишет митр. Илларион, — значительно расширил церковную область Константинопольской кафедры: отдал под его власть весь дальний Восток, — земли Понта, Азии и Фракии, то есть почти три епархии, и распорядился, что митрополитов этих стран будет наставлять только Константинопольский архиепископ. Согласно с этим постановлением архиеп. Эфеский и Кесарийский оказались под властью патриарха Константинопольского, хотя вначале эти экзархаты были самостоятельными… Это была большая победа Константинополя, которая значительно распространила его власть и его территорию».
Как видим, 28-е правило вообще не затрагивает вопросы верховной власти епископов Рима над всей вселенской Церковью, но лишь распространяет патриаршую власть епископа Константинополя на новые церковные провинции и на их митрополитов.
Итак, хотя это 28-е правило составлено с коварным умыслом и большим заделом на будущее, хоть и пробивается через него «византийская болезнь», а именно цезарепапизм и цезарепоклонство византийских иерархов, которые со временем дорастут до полного отрицания первенства епископов Рима, но все же в 28-м правиле этого отрицания как такового еще нет.
Православный церковный канонист Н. Суворов открывает нам закулисье правила и объясняет причину, которая побуждала епископов Константинополя так настойчиво добиваться второго место в чести после епископов Рима, а также, некоторое первенство над Церквами хотя бы только ближайшего Востока. Вот что он пишет: «До халкидонского собора к этому первенству стремились александрийские епископы, обращая в свою пользу заслуги своего предшественника Афанасия…, а также тесный союз Александрии с Римом, установившийся со времени Афанасия… Это стремление не оставалось в области теории. В особенности после того, как Константинополь с его епископом стал выдвигаться, усилия александрийских епископов долгое время направлялись к тому, чтобы поставить константинопольскую кафедру в зависимость от себя. Им действительно и удалось выступать в качестве высшего церковного судьи на востоке даже над самими епископами константинопольскими (Св. Иоанном Златоустом, Несторием, Св. Флавианом). Но, с осуждением Диоскора александрийского на халкидонском соборе, этот соперник константинопольского епископа был устранен… Патриарх константинопольский нашел себе могущественную поддержку в лице императора, благодаря которой стал первым епископом востока не только по чести, но и по власти».
Следовательно, и предыстория 28-го правила говорит, что в нем речь шла о распространении власти цареградской кафедры на дальние провинции Востока, чтобы она могла стать великим патриархатом с надлежащей территорией и равными правами с другими патриархатами, а не об уравнивании с властью епископа Рима, которую тот имел над всей Церковью.
Что создатели 28-го правила не оспаривали этой верховной власти епископа Рима, видно и из их письма, написанного папе св. Льву. Они вполне сознавали то обстоятельство, что без согласия и апробации папы их правило не может иметь никакой силы. Вот что они пишут: «Ты был для всех истолкователем голоса блаженного Петра. По твоей инициативе мы показали чадам церкви наследие истины… Ты в лице твоих наместников управлял нами с благосклонностью, как глава членами… Твоей святости Спаситель передал надзор над винокурней (Господней)… Уведомляем, что мы, ради порядка в делах, постановили и нечто иное, будучи уверенными, что ваша святость… примет и утвердит. Ибо таков древний обычай… Мы постановили соборным решением не так, чтобы добавить чего-то константинопольскому престолу, но скорее, чтобы навести порядок в митрополии, где часто по смерти епископов случается множество беспокойств… Благоволи, святейший и блаженнейший отец, признать и наше определение о константинопольской кафедре своим… Мы решились на такое постановление, зная, что всякое исправление, производимое детьми, относится к их собственным отцам. Итак, умоляем, почти наш суд твоим утверждением».

Создатели 28-го правила были участниками вселенского Собора, на котором папу Льва несколько раз назвали «нашим отцом». На 6-м заседании этого Собора было утверждено следующее определение: «Первенство перед всеми и преимущество чести по канонам сохраняется за боголюбезнейшим архиепископом древнего Рима» «Перед всем должно быть сохранено, по канонам, первенство и особенная честь (ta proteia kai taen exaireton timen) архиепископа древнего Рима». А один из участников Собора, блаж. Феодорит Кирский, писал папе Льву: «Если Павел, глашатай истины, труба Святого Духа, обратился к великому Петру, чтобы тот дал разъяснение спорившим в Антиохии касательно жизни по закону Моисееву (см. : Деян. 15), то тем более мы, незначительные и маленькие, прибегаем к вашему апостольскому престолу, чтобы получить от вас врачевание язвам Церквей, ибо вам прилично быть первенствующими во всем, так как ваш престол украшается многими преимуществами… Петр и Павел сделали ваш престол славнейшим — и это есть вершина ваших благ».
Из этих, как и из других документов, которые мы привели выше, когда писали о Халкидонском Соборе, видно, что Отцы того Собора признавали папу Льва Великого преемником св. Петра, главой вселенской Церкви, отцом всех епископов, опеке которого сам Спаситель отдал Свою винницу, и его, папу Льва, просили утвердить их постановления. Но всего этого не видит тот, кто читает одно только 28-е правило Халкидонского Собора.
Да и сам патриарх Анатолий, после выговора (нагани) от папы Льва за это правило, писал папе следующее: «Ваше Блаженство пусть будет уверено в том, что на мне нет никакой вины в постановлении недавнего Собора в Халкидоне в пользу константинопольского престола»… ибо император, сенат, клир и народ желают, «чтобы с согласия сего святого собора святейший престол сего царственного града Константинополя был отличен неким прибавлением чести… И к этому делу приступили мы, полагаясь, как подобает, на то, что честь константинопольского престола Ваше Блаженство примете, как свою, ибо давно уже ваш апостольский престол имеет о нем попечение…» Далее пишет, что 28-е правило имеет цель также освободить «освободить константинопольский престол от рукоположения весьма многих епископов, что обычно было делать в течении 6о и 70 лет». Легаты отвергли постановление Собора, что смутило заседание и было оскорблением для константинопольской Церкви, но «мы же и раньше и после их прибытия заботились обо всем, что касается Вашей славы и подобающей Вам чести, и свидетель Бог и сами дела показывают, как мы удостоили их (легатов) почета и даров, и ради почета, который мы Вам оказываем, святой собор послал Вам сказанное постановление, а также и мы, дабы получить от Вас одобрение и утверждение… ибо и так вся сила и утверждение постановления были оставлены авторитету вашей блаженности… Умоляем же Вас, о святейший! да будет это совершено Вами. Ибо константинопольский престол имеет отцом Ваш апостольский престол, соединяя себя с Вами».
Также и папа св. Лев, не принимая и отменяя это правило Халкидонского Собора, упрекал его создателей не в том, что они отрицали первенство римской кафедры, но только в том, что они пытались изменить порядок, которому следуют отдельные патриархи, как это было установлено на 1-ом вселенском Соборе; следовательно, оказывали несправедливость кафедрам Антиохии и Александрии.
Дальнейшая история показывает, что 28-е правило Халкидонского Собора в действительности не вызвало никакого изменения во взаимоотношениях между Царьградом и Римом. Патриарх Анатолий, как и его преемник Геннадий, более не ссылались на это правило, а греки после отклонения папой не считали его правосильным. В 472 году патриарх Акакий снова просил папу Симплиция признать за патриаршей кафедрой столичного города империи наличие несколько большей чести. Не просил бы он того, если бы 28-е правило считал правосильным. К тому же, последующие вселенские Соборы — V, VI и VII — в дальнейшем признавали первенство власти епископов Рима, а папы и дальше исполняли свою высшую власть во всей Церкви без сопротивления православных иерархов Востока. Так, в 484 г., папа Феликс III передает анафеме цареградского патриарха Акакия, в том же году папа Симплиций анафемствует александрийского патриарха Петра Монга (обоих за распространение ереси монофизитов), в 640 г. папа Иоанн IV осуждает Кира, патриарха Александрии и Пира, патриарха Царьграда, в 642 г. папа Теодор осуждает цареградского патриарха Павла и повторяет то же самое в 645 г., выяснив, что покаяние Павла было только мнимым, а 648 г. папа Мартин исключает из Церкви всех иерархов Востока, которые приняли «Эктезис» императора Ираклия и «Типос» патриарха Павла, в которых императорским указом распространялась ересь монофелитов.
Интересно вспомнить еще и то, что 28-го правила долгое время, а именно так или иначе вплоть до IX-го века, не было и в самих греческих или вообще восточных сборниках церковных правил, его аутентичный текст вообще не сохранился, а то, что у нас есть, происходит только из исторических упоминаний позднейших авторов. Да и, как показывает история, ни один из св. Отцов Востока на это правило никогда не ссылался.
Интересно и то, что видит сам православный церковный канонист Н. Суворов о новом толковании смысла этого правила, которое началось только в IX-ом веке. Вот что он пишет: «Идея перенесения прав из древнего Рима в Новый Рим (то есть в Константинополь) впервые была высказана императором Михаилом III в его послании папе Николаю I, или, точнее, патриархом Фотием, потому, что Фотий, без сомнения, был автором этого послания… В период вселенских Соборов говорили, что епископ Нового Рима следует непосредственно за епископом древнего Рима в порядке чести и имеет равные с ним преимущества, но никто не говорил, что епископ древнего Рима утратил эти свои преимущества, и что они перешли на епископа Нового Рима. Эта мысль, — продолжает Н. Суворов, — была выражена впервые… около половины IX-го века, то есть когда древний Рим выделился уже из восточно-римской империи, когда на Западе явилась другая, западная римская империя, и когда готов был совершиться и церковный разрыв между Востоком и Западом. Итак, видно, что вплоть до выступления патриарха Фотия против первенства римских епископов даже сами восточные Церкви не приписывали 28-ому правилу антипапского значения, потому что такой идеи вообще не было на Востоке вплоть до IX-го века.
А что самое важное для нас, Славян, так это старейший перевод текста 28-го правила Халкидонского Собора на славянский язык и комментарий к нему, который выполнил Апостол Славян — св. Мефодий еще в IX веке. Этот комментарий св. Мефодия мы приведем целиком в конце следующего раздела, а здесь представим только краткие выдержки из него. Вот, как утверждает православный ученый А. Павлов, св. Мефодий пишет: «Не является верным то, что святые Отцы даровали первенство древнему Риму… Оно пришло сверху, это первенство происходит от Божьей благодати… Достоинство и важность пастырской иерархии устанавливаются не милостью светской власти, а избранием Божьим и апостольской властью… Вот почему преимущества древнего Рима будут продолжаться до конца…».
Так выглядит громкое у православных 28-е правило Халкидонского Собора, такова его история, такая его ценность и сила. Сегодня, православные гордо ссылаются на него как на доказательство, что это правило навсегда отбило все притязания на первенство власти епископов Рима во вселенской Церкви, а между тем, во всем этом правиле нет даже упоминания о первенстве власти. Сами создатели правила более чем явно признавали епископов Рима высокими иерархами, учителями и судьями в Христовой Церкви, сам православный Восток вплоть до IX-го века не видел в этом правиле антипапского настроя, а католическая Церковь не усматривает его там и поныне.
Православные наши братья, отвернувшись от истинного разумения учения Иисуса Христа и закрыв уши на могучий глас священного Предания, в свою основу в борьбе против первенства епископов Рима положили человеческие и временнЫе каноны-правила, но, как видим, и через них они не имеют никакого разумного оправдания и основания для оспаривания истины Божьего откровения о первенстве св. Петра и его преемников, епископов Рима.
Следующий раздел покажет нам, что антипапская позиция обновленного православия не имеет никакого оправдания и в истории проявлений православной веры первых девяти веков христианства на Востоке.
Лебедев А. Вселенские соборы IV и V вв., М., 1879, с. 288
Какими способами пытаются некоторые православные авторы приписать этому правилу антипапское понимание, видно хотя бы из писания митр. Илариона, где он свято утверждает, что «легаты папы Льва опротестовали известное 28 правило этого Собора, но Собор не обратил внимания на этот протест, поскольку за правило было соборное большинство. И правило получило жизнь, — протест Римской Церкви против него был не услышан» (Разделение…, ст. 88). Здесь уже не только сокрытие истины, но явный обман, потому что 28-е правило не было актом всел. Собора, и не имело за собой «соборного большинства». Митр. Илларион забыл, что говорил сам на с. 23 той самой «исторически-канонической монографии» о Разделении Церкви, когда писал, что под постановлением (28-го правила) «подписалось 180 епископов», что это заседания «не было многолюдным (потому что на наиболее полных собраниях было 630 членов)», и что «множество заинтересованных епископов отказалось подписать это правило» (Разделение, с. 23). Итого: 180, или хотя бы 183 епископа, которые создали это правило и сами себе его провозгласили, —„это не только не «соборное большинство», но даже не полная треть всех 630 участников Собора. Даже неграмотный сможет это подсчитать у себя на пальцах и таким образом убедиться в правдивости речей своих иерархов и учителей Божьей истины.

В оригинале «А. Болотов» — очевидная опечатка
Лекции . .. III., 296.
D’Herbigny M., De Ecclesia, 1928., II., 158.
Mansi, VII., 369; Hefele, II. 815
Mansi, VII., 370; Hefele, II. 815
Суворов Н., Учебник, 32 и 49.
Разделение… с. 23
Учебник, 33-34. См. также http://azbyka.ru/otechnik/Nikolaj_Suvorov/uchebnik-tserkovnogo-prava/1_2_6
Из посланий св. Льва Великого. Migne, P. L. 54, col. 951-952. В переводе Болотова, Лекции… III, 296. См. также: http://azbyka.ru/otechnik/Vasilij_Bolotov/lektsii-po-istorii-drevnej-tserkvi/25_15
Mansi, VI., col. 1051, 1055
Mansi, VII., col. 452
Письмо 54 из посланий св. Льва. Migne, P. L. 54, col. 847. См. также: http://providenie.narod.ru/0881.html
Письмо 132 из посланий св. Льва. Migne, P. L. 54, col. 1084. См. также послание Анатолия св. Льву здесь: http://www.lialine.narod.ru/history/leo1.htm

Халкидонский Собор. Ересь Монофизитов, или ересь Евтихия

Халкидонский Собор — Четвертый Вселенский Собор был созван в 451 году против ереси монофизитов, по другому называется ересь Евтихия об этом, более подробно, вы узнаете в этой теме.

Четвертый Вселенский Собор был созван в 451 году, в гор. Халкидоне, при императоре Маркиане.

В делах веры император Маркиан строго придерживался Православия. Им был созван Собор в Халкидоне для осуждения монофизитства.

«Ересь монофизитов возникла в среде александрийских монахов и была реакцией на несторианство, умалявшее Божественную природу Спасителя. Монофизиты считали, что человеческая природа Спасителя была поглощена Его Божественной природой, и потому признавали во Христе только одну природу.

Кроме престарелого константиноп. архимандрита Евтихия, давшего начало этому неправославному учению, ее защищал Диоскор, архиеп. александрийский, насильственно проводивший ересь эту на одном из соборов, благодаря чему сам собор получил название разбойничьего»

Решения Собора Маркиан впоследствии подкреплял силой, как в случае с Александрией, куда он направил мощный военный отряд и лишил склонных к монофизитству александрийцев всех льгот, которыми они прежде пользовались. Он также послал войска усмирить мятежных монахов-монофизитов в Палестине в 453 году.

Император Маркиан был почитателем святых современных ему: он построил храм в честь преподобного Вассиана еще при жизни подвижника. Вплоть до кончины своей святой супруги в 453 году, он поддерживал её широкую храмоздательскую деятельность.

Основатель монофизитства архимандрит Евтихий

Уже с раннего детства Евтихий слышал о христианстве. Когда стал юношей, он решил быть монахом. Со временем Евтихия избрали и он стал настоятелем одной из влиятельных обителей Константинополя, а под его руководством оказалось около трехсот подвижников.

Позднее Евтихий стал духовником придворного евнуха Хрисафия, обладавшего большим влиянием на императора Феодосия II Младшего. Этот факт существенно усилил позиции константинопольского архимандрита, который стал главным представителем столичного монашества при дворе.

Архимандрит Евтихий был одним из самых активных борцов с ересью Нестория. Он проявил большое рвение в деле осуждения учения Константинопольского патриарха и даже был одним из его оппонентов на Эфесском соборе.

Но, к сожалению, такая ревностная борьба оказала на самого архимандрита Евтихия негативное влияния. Как часто бывает с борцами за веру они уходя от одной крайности впадают в другую крайность. Таким образом, образовывается в их менталите иная ересь, которую они начинают бурно распространять

Итак, одержав победу против Нестория, Евтихий впал в другую крайность и стал основателем новой ереси — монофизитства или «единоестественников», т.е. тех, кто верил, что во Христе присутствовала только одна природа – Божественная, которая доминировала над другой природой Спасителя – человеческой.

Халкидонский Собор -четвертый Вселенский Собор был созван в 451 году

Архимандрит Евтихий не просто впал в ересь, но обладая огромным авторитетом, стал распространять свою ересь в округе. В конечном итоге, был созван Четвертый Вселенский Собор. На Соборе присутствовало 650 епископов.

IV Вселенский Собор, созванный в 451 году в Халкидоне, осудил монофизитство и отказался от аполлинарианской формулы «одна природа воплотившаяся», противопоставив ей формулу:

«одна ипостась Бога Слова в двух природах – божественной и человеческой»

Православное учение еще до начала Собора было выражено святителем Львом, папой Римским:

«Одинаково опасно признавать во Христе только Бога без человека или только человека без Бога.

Итак, в целостной и совершенной природе истинного человека родился истинный Бог, весь в Своем, весь в нашем…

Тот, Кто есть истинный Бог, Тот же есть истинный человек. И ни малейшей неправды нет в этом единении, так как совместно существуют и смирение человека, и величие Божества… Одно из них блистает чудесами, другое подвергается уничижению…

Смиренные пелены показывают младенчество ребенка, а лики ангелов возвещают величие Всевышнего.

Алкать, жаждать, утомляться и спать, очевидно, свойственно человеку, а пять тысяч человек насытить пятью хлебами, самарянке подать воду живую, ходить во водам моря, заставить успокоиться поднимающиеся волны, запретить ветру, без сомнения, свойственно Богу».

Каждая природа, таким образом, сохраняет полноту своих свойств, но Христос не делится на два лица, оставаясь единой ипостасью Бога Слова.

В догматическом вероопределении Собора указывается, что Христос единосущен Отцу по Божеству и единосущен нам по человечеству, а также что две природы во Христе соединены:

• неслитно
• неизменно
• нераздельно
• неразлучно

Постановление Собора

Собор осудил и отверг лжеучение Евтихия и определил истинное учение Церкви, а именно, что Господь наш Иисус Христос есть истинный Бог и истинный человек:

По Божеству Он вечно рождается от Отца

По человечеству Он родился от Пресвятой Девы и во всем подобен нам, кроме греха

При воплощении (рождении от Девы Марии) Божество и человечество соединилось в Нем, как едином Лице, неслиянно и неизменно (против Евтихия), нераздельно и неразлучно (против Нестория). Об этом говорится в символе веры

В 451 году по инициативе императора Маркиана по согласию с папой Львом I в Халкидоне состоялся Четвёртый Собор Христианской Церкви по поводу осуждения ереси Евтихия.
На одно из заседаний Собора прибыл император Маркиан с супругой Пульхерией. Император выразил радость по работе Собора и принятым им решениями, а Собор, в ответ, провозгласил Маркиана светочем православной веры и новым Константином, а Пульхерию – новой Еленой.
Но как говориться, гладко было на бумаге, но забыли про овраги.
Участие в Соборе императорской четы можно объяснить стремлением повысить свой положение в христианском мире.
Следует отметить, что до Второго Вселенского Собора на Востоке первой кафедрой считалась Александрийская. Однако, по решению Второго Собора Константинополь — Новый Рим потеснил Александрию и занял второе место вслед за Римом. Так что за богословскими спорами скрывалось стремление Константинополя подтвердить свое старшинство в христианском мире.
Решение Халкидонского Собора не были приняты в Палестине, Сирии, Египте и Армении, т.е. на окраинах христианского мира, где власть императора была недостаточно сильной.
Вот что напишет спустя века армянский историк Киракос Гандзакеци: «После смерти благочестивого Феодосия престол унаследовал Маркнан; чтобы погубить православие, он созвал в Халкидоне синод из 636 епископов, и вселенная до сих пор сотрясается от их богохульства». Аналогичные негативнее отношение к императору Маркиану высказывали и представители коптской церкви.
С одной стороны решения выработанное Халкидонским собором, оказалось несмотря на его сбалансированность неполным и на поверку никого не удовлетворило, создав в то же время новые затруднения. Случилось так, что среди защитников Собора не оказалось ни одного крупного богослова, в то же время среди противников собора выступали блестящие мыслители, сумевшие четко сформулировать и обосновать свою неудовлетворенность Халкидонскими формулировками. Потом на протяжении веков императоры и некоторые мудрые патриархи безуспешно пытались исправить совершенные ошибки.
С другой стороны, противоречия между Римом и Константинополем носили не только доктринальный, но и политический характер: противники Халкидона были недовольные усилением византийского влияния.
Необходимо отметить, что первые трещины между Римом и Константинополем появились именно в Халкидоне. Собор был созван по инициативе императора Маркиана — папа отправил своих представителей в Халкидон на определенных условиях, которые император не счел нужным выполнять, что поставило под угрозу проведение Собора. Слово «Халкидон» в течении ряда веков было критериев силы византийского императора. Соперничество двух имперских столиц стало, в конечном итоге, причиной разделения церкви в 1054 году на западную и восточную.
Хотя Армянская церковь осудила ересь Евтихия, но она не приняла решений ХС.
Представители Армянской церкви не принимали участия в заседании Собора. В те дни они, лишенные поддержки византийцев, защищая христианскую веру, сражались с персами в битве при Аварайре. Одного того факта, что инициатива созыва Собора принадлежала императору Маркиану, который не отозвался на просьбу о помощи, чтобы вызвать враждебное к нему отношение армян. Слово «Халкндон» звучало в ушах армянского | христианина как «сатана» и было синонимом самого позорного предательства. На это Константинополь отвечал обвинением Армянской церкви в принятии ереси Евтихия. Это нелепое обвинение дожило до нынешних дней…

Предлагаю прочесть хороший текст Иерусалимского отца Гевонда Оганесяна об ортодоксальности вероучения Армянской Церкви, в частности, о догматических разногласиях, относящихся к халкидонской Христологии.

Армянская Церковь и Халкидон

Иеромонах Гевонд Оганесян

(Иерусалимский патриархат)

Армянскую Апостольскую Святую Церковь на протяжении уже долгих столетий обвиняют в монофизитстве, то есть считают Ее последовательницей ереси Евтихия, который, вооружаясь против ереси Нестория (несторианство — учение о двух природах во Христе, человеческой и Божественной, разделяющее эти природы до полной самостоятельности. — Прим. ред.), впал в противоположную крайность. Он совершенно сливал во Христе две природы так, что признавал в Нем не только одно Лицо, но и одну природу, от чего последователи этого еретика и назывались монофизитами. Он говорил: «После воплощения Бога Слова я поклоняюсь одному естеству, естеству Бога…», то есть для него человеческая природа во Христе была поглощена Божественной, а потому во Христе явилось и жило на земле собственно Слово под видом только плоти, и Само Божество Слова страдало, было погребено и воскресло… Именно это заблуждение и приписывают Армянской Церкви, что есть большая ложь и является тяжелым грехом. «Никто из благоразумных, — говорится в Лествице, — не сочтет ложь за малый грех; ибо нет порока, против которого Всесвятой Дух произнес бы столь страшное изречение, как против лжи. Если Бог погубит вся глаголющия лжу (ср. Пс.5:7), то что постраждут те, которые сшивают ложь со клятвами?» О наказании говорит и Св. Златоуст: «…Он погубит всех, говорящих ложь». И поэтому надо быть осторожным, приписывая кому-нибудь то, чего нет. Тем более, если это относится не к одному человеку, а к целой Церкви, имеющей древние традиции и историю. Отметим, что наряду с Несторием Армянская Церковь предает анафеме и Евтихия с его заблуждением, ибо мы не в силах, даже словом, рожденным мыслью, что-либо прибавить или убавить, а твердо следуя учению Св. православных отцов (здесь «православие» понимается в широком смысле верности Апостольской традиции, сохраненной как Армянской Апостольской, так и Византийско-православной и Римско-католической Церквями. — Прим. ред.), первых Трех Вселенских Соборов неуклонно и непоколебимо храним единство Христа Господа Бога нашего. Исповедуем «Едину природу воплощенного Слова Бога» по учению Св. Кирилла Александрийского и православных отцов наших.

Исторические предпосылки

После векового соперничества в 387 г. Византия и Персия пришли к соглашению о разделе Армении. В 391 г. в Западной Армении византийцы упразднили власть Аршакидов, а в 428 г. в Восточной Армении был лишен трона последний царь Армении Арташес. В 431 г. в Эфесе прошел III Вселенский Собор, осудивший ересь Нестория. Армянская Церковь не смогла в нем участвовать из-за обострившегося кризиса в отношениях с персидскими правителями. Несмотря на это, Католикос армян Св. Саак вступает в переписку с епископом мелитенским Акакием и с Патриархом Константинопольским Проклом, в которой открыто осуждает несторианство. В этой переписке закладывается фундамент армянской христологии на основе учения Александрийской школы. Письмо Св. Саака, адресованное Патриарху Проклу, как образец православия, было зачитано в 553 г. на V Константинопольском Вселенском Соборе. В 40-е гг. V в. персидский двор опять начинает принуждать Армению к вероотступничеству, и на этот раз весьма решительно. В 449 г. персидский царь Йездигерд II своим указом велит армянам обратиться в маздеизм и вводит жестокие наказания для тех, кто будет упорствовать в исповедании христианства: «Чтобы никто не смел называть себя христианином, — говорится в указе, — в противном случае будет судим мечом, огнем и виселицей». Вслед за оглашением указа персидского царя в Армении начинается широкое народное восстание. В результате этого в течение 35 лет Армения будет находиться в состоянии непрерывной партизанской войны с персами. Новый Католикос Св. Овсеп I, ученик и преемник Св. Саака, собирает в Арташате Национально-Церковный Собор при участии всех князей и духовенства. Йездигерду II Собор отвечает следующее: «В политических вопросах мы подчиняемся тебе — царю персидскому, а в религиозных вопросах — Богу нашему, Иисусу Христу. Итак, стихиям природы не будем служить, солнцу и луне, ветру и огню не будем поклоняться… Мы верим, что христианство есть единственная и истинная религия. И от этой веры никто и ничто не может нас отлучить — ни ангелы и ни люди, ни меч и ни огонь. Ибо не с человеком у нас обет веры, чтобы, как дети лгать тебе, а нерасторжимо с Богом, с Которым нет способа порвать и прочь уйти, ни ныне, ни после, ни вовек, ни во веки веков». Этим они отвергают царское предложение о принятии зороастризма.

26 мая 451 г., накануне праздника Пятидесятницы в Васпуракане, к северу от озера Урмия (оз. Капутан, ныне Урмия. — Прим. ред.), происходит решающее сражение, известное под названием Аварайрской битвы, которая явилась первой во всеобщей истории вооруженной самозащитой христианства, когда друг другу противостояли свет и тьма, жизнь и смерть, вера и отречение. Хотя армянские войска и потерпели поражение, однако Аварайрская битва возвысила и воспламенила армянский дух настолько, что он стал способен жить вечно, ибо армяне шли на смерть с лозунгом: «Неосознанная смерть — это смерть, смерть же осознанная — бессмертие». После битвы Католикос армян Св. Овсеп I и пресвитер Св. Гевонд, которые духовно подкрепляли народ, со множеством представителей духовенства и князей были сосланы в Персию, где в 454 г. и были мученически убиты.

В октябре того же 451 г. в Халкидоне состоялся IV Вселенский Собор, объявленный в мае императором Византийской империи Маркианом, который незадолго до этого указа отказал армянскому посольству в просьбе о военной помощи в защите христианской веры. Таким образом, еще до Собора были отвергнуты Слова Божии и наставления святых отцов. «Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Иоанн 15:12, 13). «Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу Свою: и мы должны полагать души свои за братьев. А кто имеет достаток в мире, но, видя брата своего в нужде, затворяет от него сердце свое, — как пребывает в том любовь Божия? Дети мои! Станем любить не словом или языком, но делом и истиною» (1Иоанн 3:16-18). «Спасай взятых на смерть, и неужели откажешься от обреченных на убиение? Скажешь ли: «вот, мы не знали этого»? А Испытующий сердца разве не знает? Наблюдающий над душею твоею знает это, и воздаст человеку по делам его» (Пр. 24:11-12). «Ничто столько не раздражает Бога, как небрежение о спасении ближних, — говорит Св. Иоанн Златоуст. — Посему Он признаком учеников Своих поставил любовь. Итак, будем держаться сего пути; ибо сей путь есть тот самый, который ведет нас на небо, делает подражателями Христу, и по возможности — подобными Богу». «Есть два рода отделения от Церкви: один, когда мы охладеваем в любви, а другой, когда осмеливаемся совершить что-нибудь недостойное по отношению к этому телу (Церкви)».

Когда христианский мир в Халкидоне решал христологические споры, целый народ, брошенный на произвол судьбы своими братьями по вере во Христа, защищал христианскую веру от языческой Персии. Когда в заточении под пытками находился Пастырь Армении со своею паствой, участники Собора со спокойной совестью решали вопрос о том, кто же умер на кресте? Армянский народ сохранил в неравной борьбе как свою веру, так и целостность Церкви, ибо «христианство для нас это не одежда, которую можно менять, оно наша кожа, которую невозможно снять». А вот Халкидонский Собор стал причиной разделения Церкви…

Халкидонский Собор

Нельзя беспристрастно рассматривать Халкидон, без восприятия своеобразной борьбы богословских школ — Александрийской и Антиохийской. Падением Нестория была унижена «слава» Антиохии, но в 40-е гг. V в. для восстановления этой «славы» создаются серьезные предпосылки. В 440 г. Римский престол возглавляет папа Лев I, в 441г. Антиохийский престол — Домнус, в 446 г. Константинопольскую кафедру занимает Флавиан. Все они представляли Антиохийскую школу. Вдобавок умирает Св. Кирилл (444 г.), ярчайший богослов V века. Александрийскую кафедру возглавил Диоскор, который не отличался богословскими знаниями своего предшественника, был нетерпеливым и грубым…

Вскоре благодаря ложному учению Евтихия положение нарушается в пользу Антиохийского богословия. Антиохии, под покровительством Рима и Константинополя, выпадает благоприятная возможность «свести счеты» с Александрией. Принимается решение положить конец беспокойной александрийской формулировке: «Едина природа воплощенного Слова Бога». Эту формулировку, в которой антиохийцы кроме смешения и слияния ничего другого не видели, использовали также Аполлинарий и Евтихий. И поэтому для антиохийцев единственно правильным христологическим выражением была формулировка: «две природы». В 448 г. в Константинополе поместным собором под председательством патриарха Флавия предаются анафеме Евтихий, осуждается его трактовка формулы «Едина природа воплощенного Слова Бога»; утверждается формулировка «две природы». В 449 г. в Ефесе состоялся собор — на этот раз под председательством Александрийского патриарха Диоскора. На этом соборе оправдывается Евтихий и осуждается Флавий, который еще до собора получил от папы Льва известный «Томос Льва» («томос» — послание. — Прим. ред.). «Томос» утверждал две природы во Христе после Воплощения и был «осуждением не только Евтихия, но и александрийского богословия в вопросе христологическом» (Карт. 314) (здесь и далее автор часто цитирует Карташева — авторитетнейшего в русском православии историка Церкви. — Прим. ред.). На смену скончавшемуся императору Феодосию II пришел император Маркиан, женатый на императрице Пульхерии, которая не скрывала своих симпатий к Флавиану и папе Льву.

В 451 г. император созывает Вселенский Собор, который и состоялся в том же году в октябре в Халкидоне. Главным лицом на Соборе можно считать Феодорита Кирского, ярого противника Св. Кирилла, а позже и Евтихия — с трудом и неубедительно он предал анафеме Нестория. Еще во время несторианской смуты Феодорит с самого начала стоял на стороне Нестория и составил двенадцать контртезисов против анафематизмов Св. Кирилла. В одном из своих писем, написанных после Ефесского Собора, он описывает учение Св. Кирилла как «тьму мрачнее казни египетской». В другом письме, обращенном к Несторию, Феодорит клянется в верности его учению: «Ибо, говоря по самой справедливости, я довольно часто их перечитывал, тщательно разбирал и нашел, что они свободны от еретической негодности… С тем же, что несправедливо и противозаконно совершено было против твоей святости, я не позволю себе согласиться и тогда, если бы кто-нибудь отсек мне обе руки…»

Перед Халкидонским Собором стояла неразрешимая задача: в сущности надо было положить конец александрийской христологии, можно сказать, и всему Третьему Вселенскому Собору. Как пишет Карташев: «С томосом папы несогласимы 12 анафематизм Кирилла. Но сказать это вслух в тот момент было нельзя, ибо все усилия направлялись на то, чтобы согласовать два по форме несогласуемых богословствования. Оба лица, и Лев, и Кирилл, были православны. Но богословие Кирилла (здесь Карташев говорит о мнении Халкидонского Собора) носило в себе формальную дефективность, которая требовала чистки, дезинфекции, а не согласительного проглатывания всеми этой заразы» (Карт. 342). И поэтому на Соборе были зачитаны Никейский Символ веры, письмо Св. Кирилла к Несторию, его же письмо к Иоанну Антиохийскому, томос папы Льва и справочные текстуальные добавления, где папа взял некоторые цитаты Св. Кирилла, отвергнув формулировку «Едина природа воплощенного Слова Бога». Не были прочитаны 12 анафематизм Св. Кирилла, принятых на III Вселенском Соборе. Таким образом, «письма святого Кирилла… выступали в подчищенном виде для облегчения согласования с папой Львом» (Карт. 337).

После долгих споров Собор приходит к так называемому компромиссу двух богословствований. «Но из Кирилловой ткани, — делает вывод Карташев, — конечно, выброшена была ядовитая горошина — мия физис (единая природа (греч.). — Прим. ред.). Преобладающая победа Льва была бесспорна» (Карт. 343). Именно эта так называемая победа Льва принесла в христианский мир разделения и раздоры. Еще с лишним 200 лет, Византия будет стоять перед выбором — принять или не принять Халкидон. Предпринимались попытки восстановить богословие Св. Кирилла до тех пор пока в 680 г. не было принято учение о двух волях и действиях во Христе, и тем самым в Византии александрийскому богословию был положен конец. «И сколько нужно было иметь в недрах богословского сознания истинного догматического здоровья, чтобы после двухсотлетних отрав монофизитством снова в 680 г. доставить торжество Халкидону, даже Антиохии, скажем еще более — самому Несторию! — заключает Карташев. — Ибо «две природные воли и два природных действия, и Его человеческая воля не противоборствующая, но во всем последующая Его Божественной воле» (орос VI Вселенского Собора) — это ликвидация монополии Кирилловой мия ипостасис» (Карт. 297). («мия ипостасис» — единая сущность (греч.) — в христианстве служит для обозначения каждого из лиц Триединого Бога. — Прим. ред.). Как мы видим, 680 г. положил конец александрийскому богословию, тогда как Несторию посмертно фактически принес торжество. Поэтому профессор Карташев всячески старается как бы оправдать Нестория, который для него был жертвой, принесенной со стороны правительства (Карт. 290). «В учении о Богородице Несторий допустил легкомысленное непонимание» (Карт. 325). А вот «если бы все безо всяких дебатов цитированные речи и выражения Нестория были рассмотрены при живых комментариях самого автора, а не измерены другой богословской меркой, то они могли бы быть оправданы как православные», — считает Карташев (Карт. 277). «Вечная заслуга антиохийцев (и Нестория в том числе), что они антиномию природ не исказили, а, уточняя, до конца сохранили, то есть оставили для ума неразрешенной» (Карт. 296). «Сам Несторий подписывался под богословием Льва и Флавиана» (Карт. 325). В конце концов, можно заключить, что если бы Несторий не умер до Халкидонского Собора, то его тоже бы оправдали и посадили бы рядом с Феодоритом Кирским. Совсем другое отношение мы видим у Карташева по отношению к Св. Кириллу: «На плечах Кирилла продолжает тяготеть, как некий Alpdruck, кошмар, ответственность за то, что на его богословии основалась и до сих пор стоит самая большая и значительная из древних ересей — монофизитская» (Карт. 270). «Запутанное густой сетью дефективных предпосылок, богословие Кирилла не могло остаться безупречным образцом на будущее» (Карт. 257). «За промежуточный период в 20 лет все дефективное в Кирилловом богословии подверглось вновь огненному искушению опытной проверки, выявило в нем и извергло всю изгарь и все шлаки монофизитства» (Карт. 294). «Бог вочеловечился, дабы мы обожились» — этот тезис Афанасия был боевым конем Кирилла в сокрушении всех ересей. Благодаря этому компас Кирилла был верен, но все другое оснащение его богословского корабля было весьма дефективно» (Карт. 256).

Итак, исходя из вышесказанного, напрашивается ряд вопросов. Как может быть, что богословие Св. Кирилла, в котором антиохийцы кроме монофизитства и аполлинаризма ничего не видели, вдруг становится похожим на богословие Льва (Карт. 339, 341)? (Аполлинаризм — учение, разработанное в IV столетии сирийским епископом Аполлинарием Младшим, утверждавшим, что Христос имел человеческие тело и душу, а дух — Божественный. В 381 г. аполлинаризм был признан ересью. — Прим. ред.). Как может быть, что, с одной стороны, Халкидоном предаются забвению 12 анафематизм Св. Кирилла, удаляется формулировка: «Едина природа воплощенного Слова Бога» и, в сущности, опровергается III Вселенский Собор, а с другой стороны — «…правилом веры для Собора является то, что изложено отцами I, II, и III Вселенских Соборов» (Карт. 339)? Каким образом Св. Кирилл, чье богословие для папы Льва и для Халкидона было «абстрактным», «дефективным», «заразным», которое надо было «чистить и дезинфицировать», для Халкидона остается святым, а вот Несторий, который «подписывался под богословием Льва и Флавиана» (Карт. 325), на Соборе был предан анафеме? Ответ прост… На III Вселенском Соборе была «унижена» слава Антиохии. Чтобы восстановить ее, надо было положить конец александрийскому богословию с его формулировкой: «Едина природа воплощенного Слова Бога». И поэтому для простодушных Халкидон стал хитроумной ловушкой: для отвода глаз Несторий предается анафеме, чтобы провести само несторианство, то есть восстановить антиохийское богословие, и тем самым покончить с александрийским богословием (в сущности, отвергается III Вселенский Ефеский Собор). «И это была правда в смысле восстановления равновесия, нарушенного Ефесом» (Карт. 296), — соглашается и Карташев.

Итак, Халкидонский орос («орос» — определение о вере, от греч. «пределы», «границы». — Прим. ред.) делает обязательной определенную «диофизитскую» — антиохийскую формулировку и всякую другую формулировку тем самым воспрещает. Как мы заметили, этот запрет относился прежде всего к формулировке Св. Кирилла: «Едина природа воплощенного Слова Бога». Те, кто не принял Халкидон и остался верным александрийскому богословию и первым трем Вселенским Соборам, были названы монофизитами, то есть последователями ереси Евтихия. На протяжении веков церковная политика византийских императоров и внутренние отношения Церкви были сосредоточены вокруг одного насущного вопроса: «Принять или отвергнуть Халкидонский Собор?» Этот вопрос, с точки зрения сохранения целостности империи, имел существенное значение. С V-VIII вв. императорская власть принимала активное участие во внутренней жизни Церкви. Богословие становилось предметом «дворцовых» разговоров. Императоры вмешивались в халкидонские споры, принимали участие в Соборах, писали догматические труды. (Одним из неудачных, так называемых «императорских богословий», было «учение о единой воле».) Издавали религиозные указы и жестоко расправлялись с теми, кто не принимал их…

Не составляет исключения и император Юстин I (518-527 гг.), во времена которого вновь были возобновлены гонения на отвергающих Халкидон. В числе гонимых оказались Север, патриарх Антиохийский и епископ Юлиан Галикарнасский, которые в 518 г. были сосланы в Александрию. Там один монах спросил их, можно ли считать Плоть Христа тленной или нетленной? На это Север ответил, что она, по преданию отцов, тленна, Юлиан же ответил, что она, по преданию отцов, нетленна. Отсюда между ними и рождается спор о Плоти Господа Бога… Последователь Севера, монах Иаков Барадей в 541 г. был рукоположен в епископы. Он на протяжении тридцати с лишним лет (541-578 гг.) ходил по Сирии, Палестине, Египту, рукополагал пресвитеров и епископов. Распространяя учение Севера, он основал церковь, которая по его имени была названа иаковитской. Святыми отцами Армянской Церкви учение о тленности было категорически отвергнуто. Но, наряду с этим учением, было также отвергнуто и учение Юлиана о нетленности, в котором был скрытый докетизм (от греч. «dokeo» — казаться — раннехристианская ересь, отрицавшая полноту человечества Христа. — Прим. ред.). Спор армянских отцов был не столько с самим Юлианом, сколько с крайними последователями его учения, которые были названы афтартодокетами (нетленномнителями. — Прим. ред.), или же «фантазистами».

Святыми отцами Армянской Церкви с VI-VIII вв. была создана объемная богословская литература. В VIII в. армянская христология приобрела целостность. На поприще богословской мысли воздвиглись такие столпы, как Католикос всех армян Св. Ованес Одзнеци, Св. Хосровик, Св. Степанос Сюнеци… Наконец, произошло событие, которое призвано было привести к окончательному виду систему христологии Армянской Церкви — Маназкертский Собор 726 г. Собор утвердил 10 анафематизм, в которых было сомкнуто все христологическое строение Армянской Церкви. Эти анафематизмы были осуждением учений Юлиана, Севера и их последователей, а также несторианства и Халкидона.

Томос Льва и Халкидонский Собор

Томос Льва содержал в себе неприемлемые для Восточных отцов пункты. Разделяя Христа на две природы, Лев соединял их в союзе Лица. Чувствуется некая родственная связь с несторианским «лицом соединения». Разделение на две природы для Льва было принципиальным вопросом; во Христе он все старался видеть распределительным образом по человечеству и Божеству: «с одной стороны, и мог бы умереть, а с другой стороны, — не мог бы… Слово производит то, что свойственно Слову, и плоть следует тому, что свойственно плоти… Ибо хотя в Господе Иисусе Христе — Боге и Человеке — Одно Лицо, однако иное есть то, откуда происходит в том и Другом уничижение, и иное есть то, откуда происходит общая слава». Лев боялся смешения Божества с человечеством, и поэтому в «Единой природе» не видел ничего кроме евтихианского смешения и скрытого аполлинаризма. С одной стороны, он сопоставлял Христа по Божеству и по человечеству, с другой, — старался избежать крайностей и сохранить во Христе целостности Божества и человечества. В какой-то мере ему удалось сделать это, но дорогой ценой. В его христологии присутствует антиохийская неразрешимая «двойственность», более того, он не только не старается преодолеть эту двойственность, но и принимает ее основанием для исповедания веры.

Структура ороса, принятого Халкидоном, очень схожа с томосом Льва, но не есть дословное повторение последнего. Принимая формулировку «познаваемый в двух природах», Халкидон соединяет Христа не только Лицом, но и одной Ипостасью. Богословский язык Халкидона был нововведением, и делал обязательной определенную «диофизитскую» формулировку, воспрещая тем самым всякую другую. Запрет относился прежде всего к языку Св. Кирилла… Однако же формулировки Халкидона выделяются не только «языковыми» нововведениями, но иным восприятием таинства Богочеловека, чуждым традициям александрийской школы. Единство Христа для Халкидона есть производный (дифференцированный) союз, который состоит из двух частей. И этот составной союз, части которого выступают в своих качествах, характеризуется следующими четырьмя определениями: неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно. В Халкидонском оросе есть некий скрытый момент. По связи речи сразу чувствуется асимметричность Богочеловеческого единства, то есть видно, что ипостасным центром Богочеловеческого единства признается Божество Слова — «Одного и того же Христа, Сына, Господа, Единородного, в двух естествах познаваемого…». Но об этом не сказано прямо — единство ипостаси прямо не определено как ипостась Слова. Именно отсюда дальнейшая неясность о человеческом естестве. Разве может реально быть «безипостасная природа»? В Халкидонском оросе ясно исповедуется отсутствие человеческой ипостаси (именно в этом и есть разница с несторианством), в известном смысле именно «безипостасность» человеческого естества во Христе. И не объясняется, как это возможно. Это объяснение было дано с большим опозданием, почти через 100 лет после Халкидона, во времена Юстиниана, в трудах Леонтия Византийского, где говорится, что природа может «осуществиться» или же во-ипостасироваться в ипостаси иной природы. Для Леонтия не Бог, а Ипостась Слова стала плотью, о чем говорит протоиерей Иоанн: «Вкратце этот новый смысл сводится к нижеследующему. Ипостась Слова именно как ипостась, то есть как личность, восприняла человечество. Бог не стал человеком по существу, ибо Отец и Дух не воплотились» (Введение, 330). Итак, если Несторий пробовал соединить две ипостасные природы сверхприродным или же межприродным связыванием, то у Халкидона одна ипостасная природа сращивается с другой безипостасной природой, или же одна природа своею ипостасью во-ипостасирует и призывает к существованию другую безипостасную природу. Это искусственное связывание природ подвергается критике со стороны армянских учителей Церкви. Слово Бог от Святой Девы восприняло ипостасную природу, и как мы исповедуем единую Богочеловеческую природу, так исповедуем и единую Богочеловеческую ипостась. Если во Христе человеческая природа не имеет ипостаси, то в Нем уничтожается человеческая индивидуальность и самостоятельность (антропологическая катастрофа), и тогда все человечество во Христе, распинается с Ним, погребается, воскресает (и все это без индивидуального и добровольного выбора). Далее, если человеческая природа призывается к жизни Божественной Ипостасью, то это значит, что во Христе человеческое не свободно и не самодвижущее, то есть ассимилировано Божеством. Безипостасная человеческая природа не имеет бытия, она всего лишь теоретическое понятие, которое характеризирует вочеловечение вообще. И если Христос вочеловечился без человеческой ипостаси, то Он определенно и не есть человек, и Его вочеловечение является неким божественным «чудом», «изощренностью». Такая система чревата нарушением сотериологического (сотериология — учение о спасении. — Прим. ред.) идеала, ибо если Христос не действует как совершенный человек, свободным образом и по своей воле, то спасение для человечества становится «сверхъестественным явлением».

Армянская Апостольская Церковь, как и другие Восточные Церкви, оставаясь верными александрийской школе и преданию, не приняли Халкидонский Собор. Причиной непринятия Халкидона со стороны Армянской Церкви являются не политические мотивы, не незнание греческого языка, которое хотят приписать армянам некоторые историки и богословы. Непринятие Халкидона связано с его взаимоисключающими понятиями и христологическими исповеданиями, не соответствующими Апостольским преданиям. Храня исповедание первых трех Вселенских Соборов и учение Св. Кирилла, Армянская Церковь остерегалась опасностей, идущих от халкидонской формулировки, ибо в ней видела скрытое несторианство. Христология Восточных отцов очень проста, она не имеет в себе склонности к тому, чтобы таинство веры делать для ума удобопонятным. Христос есть совершенный Бог и совершенный человек. Божество и человечество соединены в единую природу неизменяемым, неслитным и нераздельным образом. Это соединение есть существенное и естественное соединение, в одно и то же время несказуемое и недосягаемое для ума. Восточное богословие отвергает во Христе всякого рода разделение и двойственность. Един Христос — Воплощенное Слово, единая Богочеловеческая природа, единая ипостась, единое лицо, единая воля, единое действие. Разделенные природы, но соединенные ипостасью и лицом, со стороны Восточных отцов рассматриваются как унижение несказуемого таинства Богочеловека, а также как попытка превратить созерцательное исповедание веры в механизм, воспринимаемый умом.

IV ВСЕЛЕНСКИЙ СОБОР

IV Вселенский (Халкидонский) Собор.

IV Вселенский Халкидонский Собор

Память 16 июля и в 9-ю неделю по Пятидесятнице (память святых отцов шести Вселенских Соборов)

• На карте: Яндекс.Карта, Google-карта (нет точных координат)

Проходил с 8 по 31 октября 451 года в Халкидоне в царствование императора Маркиана. Было семнадцать пленарных заседаний в храме весьма почитаемой местной святой, великомученицы Евфимии. Число участников его было особенно большим — 630 епископов. Председательствовал епископ Константинопольский Анатолий. Римский епископ Лев Великий был представлен двумя епископами: Пасхазинусом и Луцинзиусом. Собор издал 30 правил.

Обзор заседаний собора

Общая направленность собора во многом выяснилась уже на первом заседании, когда обсуждался личный статус Диоскора Александрийского и Феодорита Кирского, главного выразителя взглядов «восточной» или антиохийской группировки. Папские легаты потребовали исключения Диоскора, поскольку он оскорбил папу Льва, тогда как египтяне и их союзники резко протестовали против присутствия Феодорита, который критиковал святого Кирилла. Имперские чиновники отказали и тем и другим. Было принято решение посадить обоих, Диоскора и Феодорита, посреди храма, подобно обвиняемым, которые с полным правом высказываний должны защищаться. Это было разумно не только из соображений справедливости, но и в связи с главной целью политики Маркиана и Пульхерии: восстановить согласие внутри имперской Церкви, сосредоточенной вокруг двух имперских столиц, Рима и Константинополя. Это решение процедурного вопроса привело к тому, что заседание было почти полностью занято долгим чтением протокола Константинопольского собора, осудившего Евтихия (448), и протокола «Разбойничьего» собора (449). Чтение постоянно прерывалось бурными выкриками со стороны епископов разных фракций. Бывшие члены «разбойничьего» собора, подписавшие осуждение Флавиана и косвенно оскорбившие Льва своим отказом читать его послание, пытались оправдываться, то обвиняя Диоскора в шантаже и насилии, то поступая честнее и испрашивая у собора прощение. Наиболее скомпрометированным среди них был, вероятно, Ювеналий Иерусалимский, который вместе с Диоскором был сопредседателем «Разбойничьего» собора. В Халкидоне он—отнюдь не убедительно—отговаривался незнанием3 и, сделав красноречивый жест, встал со своего места рядом с друзьями Диоскора и перешел к антиохийцам и константинопольцам. Диоскор же занял сдержанную и достойную позицию, высказывая вполне понятную иронию по отношению к епископам, поддерживавшим его в 449г., теперь же ставшим на сторону его обвинителей. Однако он столкнулся с трудностями, оправдывая свою позицию в 449г., особенно относительно реабилитации Евтихия. Он очень ясно высказал свою собственную вероучительную позицию, которая и осталась позицией большинства оппонентов Халкидонского собора: Христос есть полностью Бог и полностью Человек, и потому у Него «две природы», однако после их соединения уже невозможно говорить о «двух природах», существующих отдельно одна от другой, поскольку соединение их в единое существо есть соединение совершенное. Диоскор, конечно, не допускал употребления греческого слова фисис («природа») для обозначения чего-либо, кроме «конкретной реальности». Более того, как указали и он, и его сторонники, святой Кирилл употреблял выражение «единая природа Бога Слова воплощенная» и никогда определенно не говорил о двух природах после их соединения. На основании этого Кириллова фундаментализма Диоскор и посчитал, что осуждение Флавиана в 449г. было справедливым: Флавиан и Евсевий Дорилейский, официальный обвинитель Евтихия в 448г., говорили о «двух природах после Воплощения» и потому de facto были «несторианами». Однако в Халкидоне большинство утверждало, что Диоскор неправ, усматривая противоречие между Кириллом и Флавианом.

Имперские чиновники в заключительном слове выражали свое убеждение в том, что осуждение Флавиана было несправедливым и поэтому те, кто соглашался с ним—то есть те, кто возглавил «Разбойничий» собор, Диоскор, Ювеналий (его переход ему еще не помог!), Фалассий Кесарийский и другие—должны быть низложены. Однако чиновники заявили также, что подобное действие, требующее свежей головы и свободного обсуждения, нужно отложить до следующего заседания. Собрание завершилось пением «Святый Боже! Святый Крепкий! Святый Бессмертный, помилуй нас». Это первый известный случай, когда было пропето это песнопение, которое в последующие века станет столь популярным, но и вызовет споры.

Сознавая, что позиция его не имеет ни малейшего шанса восторжествовать на соборе, Диоскор Александрийский не появлялся на других заседаниях. Его низложение произошло в его отсутствие на третьем заседании, но лишь после того, как ему лично трижды был вручен вызов. Кроме того, что очень знаменательно, в указе о его низложении говорится только о дисциплинарных и канонических прегрешениях, а не о ереси. Официальное сообщение, посланное ему, таково: «Знай, что за то, что ты презрел каноны и ослушался настоящего Святого и Вселенского собора, не принимая во внимание других преступлений, в которых ты повинен, поскольку, согласно канонам, будучи трижды призван настоящим Святым и Великим собором, не согласился дать ответ на предъявляемые тебе обвинения, ты низложен от епископства и лишен всякого церковного сана настоящим Святым и Вселенским собором сего 13 октября»4. Чисто дисциплинарный, а не вероучительный характер низложения будет должным образом отмечен Анатолием Константинопольским (хорошо знавшим Диоскора, ибо он был его представителем—апокрисиарием—в столице) в решающий момент дебатов на пятом заседании. Подлинной целью его выступления было утверждение, что даже если Диоскор обвинял Флавиана в ереси за исповедание «двух природ после их соединения», то его собственная, Кириллова терминология не обязательно была еретической5. Отсюда ясно, что не было момента, когда бы Халкидонский собор отступал от своей Кирилловой позиции, которую отстаивал любой ценой, даже идя против течения, которое представляли римские легаты. Из всех участников «разбойничьего» собора низложен был только Диоскор. Правда, все остальные—включая Ювеналия Иерусалимского—не только принесли покаяние, но и подписали низложение Диоскора.

Верность Кириллу с неизменной четкостью подчеркивалась на третьем и пятом заседаниях, когда встал вопрос о новом вероучительном определении. Потребность в новом определении была высказана имперскими чиновниками в начале второго заседания, и это поначалу вызвало почти всеобщее недовольство. Действительно, папские легаты получили от папы Льва инструкцию, в соответствии с которой должны были настаивать на том, что «Послание к Флавиану» уже есть достаточное выражение православия и что нет необходимости в дальнейших дебатах, а требуется лишь формальное принятие «веры Петра». Вообще нежелание издавать вероучительные определения было общей тенденцией. Сами восточные епископы—включая Диоскора и его последователей— предпочитали считать Никейский Символ Веры совершенно достаточным выражением православия. Во всяком случае ни Первый Эфесский собор (431), ни Второй («Разбойничий», 449) не издали никаких исповеданий веры, а лишь осудили действительных или предполагаемых несториан во имя никейской веры6. Более того, Первый Эфесский собор одобрил резолюцию (впоследствии включенную как 7-е правило), запрещающую «представлять, составлять или писать какую-либо формулировку веры, иную, нежели та, которая была определена святыми отцами в Никее со Святым Духом»7. На это постановление постоянно ссылались александрийцы, еще не признавшие Константинопольский собор 381г. и приписываемый ему Символ Веры, который в действительности был расширением Никейского Символа. Александрийская церковь определяла православие как строгую приверженность только Никейскому собору, отвергая собор 381г. и приписываемый ему Символ Веры. На Халкидонском соборе он был приписан этому собору впервые8; это предполагало, что эфесское постановление было лишь особым заявлением, не имевшим отношения к вопросу, обсуждаемому в Халкидоне9.

Требование чиновниками вероучительного определения было вполне в согласии с позицией Империи по отношению к Вселенским соборам: император созывал такие собрания с определенной целью—получить ясные указания для своей политики по обеспечению единства Церкви. В 451г. простая ссылка на авторитет Никеи была явно недостаточной для достижения такой ясности, поскольку на него ссылались противоположные партии, каждая из которых претендовала на верность ему именно своих убеждений. Разумная тактика чиновников заключалась в том, чтобы все различные документы (предположительно отражающие «древнюю веру») были прочтены и, таким образом, сами епископы признали бы необходимость устранения существующих противоречий.

То, что следовало прочесть, составляли два Символа Веры, Никейский и Константинопольский, два «Послания» святого Кирилла Несторию, примирительное «Послание» Кирилла Иоанну Антиохийскому (433) и Томос Льва Флавиану. Епископы единодушно приветствовали оба Символа и послания Кирилла. Однако епископы Иллирика (теоретически подчиненные папскому викарию в Фессалониках) и Палестины возражали против некоторых выражений «Томоса» папы Льва, усматривая в них противоречие вере святого Кирилла. В этом-то и заключался основной вопрос: он подтверждал выраженную чиновниками необходимость выработки нового определения, устраивающего как Рим, так и кирилловское большинство собора.

«Томос» папы Льва был написан человеком, мало сведущим в деталях христологического спора на Востоке, но он производил необычайно сильное впечатление своим гармоничным логическим построением, в котором удалось избежать как керигматического стиля Кирилла, так и заблуждений Нестория. Нет сведений о том, знал ли папа греческий язык, но проблемы он изучил, читая Тертуллиана и Августина, так же как и трактат «О Воплощении», составление которого было поручено ввиду христологических споров святому Иоанну Кассиану. Из латинского богословия он скорее почерпнул такое понимание спасения, в котором особенно подчеркиваются идеи посредничества и примирения, то есть восстановления правильного и изначально гармоничного соотношения между Творцом и тварью, чем понимание обожения, theosis, столь любимого греческими Отцами. Поэтому для него было естественным говорить о Христе как имеющем две природы, или субстанции (substantia), хотя он и не вполне понимал, что латинское слово substantia обычно переводилось на греческий как hypostasis, что и придавало его богословию подозрительно несторианское звучание. Исходя из здравого смысла, он подчеркивал важную истину, а именно, что обе природы Христа обязательно сохраняют свои свойства после соединения (agit utraque forma quod proprium est), поскольку не абстрактно, а в конкретной реальности Христос никогда не переставал быть и Богом, и Человеком. Он добавил понятие, важное для Востока: действия, присущие соответственно Божеству и человечеству, осуществляются в единении одного с другим (cum alterius communione). Именно это понятие единения Божества и человечества во Христе и было основой учения о theosis (обожении). И наконец, Лев, несомненно зная, что действительно важно для Кириллова богословия и что особенно противопоставляется «несторианствующей» антиохийской школе, утверждает теопасхизм. «Можно сказать,— пишет он,—что Сын Божий был распят и погребен, поскольку мы понимаем единство личности в обеих природах». Но так как правильный перевод на греческий слова persona есть πρόσωπο (prósopo), его представление личностного единства Христа следовало бы понимать только как «просопическое» (как в Антиохии), а не как «ипостасное» или «природное» (как у Кирилла)10.

Буря, вызванная возражениями против текста папы Льва, боязнь некоторых, что все Кириллово богословие будет отвергнуто», были так велики, что чиновникам пришлось, воспользовавшись своей властью, закрыть заседание. Но прежде они условились, что Анатолий Константинопольский (явный кирилловец, бывший друг Диоскора, ловкий церковный дипломат) встретится с оппозицией, дабы успокоить ее сомнения. Аттик Никопольский (в Эпире)—один из возражавших—особенно настаивал, чтобы в пленарном заседании было зачитано до сих пор не прочтенное третье «Послание» Кирилла, содержащее Двенадцать анафематизмов, которое также следовало принять во внимание при рассмотрении православия Льва12. По существу дебаты на третьем заседании оказались разбирательством православия папы Льва, о котором судили по исходным предпосылкам, почерпнутым у Кирилла.

В конце концов только в начале четвертого заседания собора «Томос» Льва был объявлен свободным от всякого подозрения в ереси. После заявления легата Пасхазина («Досточтимый Лев, архиепископ всех церквей (!), дал нам изложение истинной веры… Эту веру собор и исповедует… не изменяя, не вычеркивая и не добавляя ни единого замечания») епископы один за другим заявили, что Лев находится в согласии с Никеей, Константинополем, Эфесом и Кириллом. Епископы Иллирика также подписали «Томос», заявив, что после заседаний с Анатолием они могут это сделать, будучи вполне уверенными в православии архиепископа Льва, «поскольку легаты разъяснили нам то, что казалось противоречивым в выражениях (Льва)». Подобное же заявление было сделано епископами Палестины13. Хотя это заседание формально и соответствовало инструкциям, которые папа Лев дал своим легатам—»Томос» был принят как изложение православной веры,—оно выглядело так, будто Льва судили и оправдали на основании христологии Кирилла как критерия православия.

Это же заседание было отмечено формальным принятием Ювеналия Иерусалимского и других бывших друзей Диоскора в полноправные члены собора. Они, конечно, тоже подписались под «Томосом» Льва, и соборные Отцы приветствовали восстановленное единство Церкви. Но в действительности будущее оказалось не столь радужным, как ожидалось: попытки соборных Отцов и чиновников добиться вероучительного согласия от ведущей группы монахов, включавшей знаменитого Варсауму Сирийского, успехом не увенчались. Эти выдающиеся подвижники, также принимавшие активное участие в «Разбойничьем» соборе 449г., были представлены собору, но оказались менее гибкими, чем епископы. Они отказались анафематствовать не только Диоскора, но даже Евтихия и, таким образом, на ближайшие десятилетия возглавили антихалкидонскую оппозицию.

Позиция монахов, их претензии стать единственными законными последователями святого Кирилла и их отказ отвергнуть Евтихия—все это ясно показало, что сохранение православной христологии, включая наследие Кирилла, требует вероучительного определения. На пятом заседании собора уже не было протестов против чиновников, настойчиво требовавших вероучительного определения. На этом заседании, 22 октября, присутствовали только избранные: чиновники, папские легаты, епископы главных кафедр (Константинополя, Антиохии и Иерусалима) и пятьдесят два других епископа. Собрание походило скорее на руководящий комитет, нежели на пленарное заседание. Проект заявления, написанный, вероятно, Анатолием Константинопольским, был представлен к обсуждению. Текст его не был внесен в протокол, но, судя по последовавшим горячим обсуждениям14, ясно, что он содержал пункт об именовании Девы Марии Богородицей (Theotokos), то есть решающее антинесторианское утверждение, подтверждающее постановление Первого Эфесского собора, а также определял существо Иисуса Христа как соединение двух природ, прибегая к строго кирилловской терминологии. Принятие такого текста, вероятно, удовлетворило бы Диоскора и помогло бы избежать раскола. Его ярко выраженный кирилловский характер вызвал короткое возражение Иоанна Германикейского, друга Нестория и Феодорита, который, видимо, был против включения термина Theotokos. Его одинокий голос был заглушен криками: «Да будет Мария письменно поименована Богородицей!» Гораздо серьезнее был энергичный и официальный протест римских легатов: «Если термины не будут согласованы с посланием апостольского и блаженнейшего мужа Льва, архиепископа, дайте нам копию, и мы вернемся (в Рим), дабы собор мог собраться там». Как мы помним, официальная позиция Римской церкви состояла в том, что все вопросы уже разрешены «Томосом» Льва и что по существу никакого другого постановления уже не нужно. Поскольку же чиновники требовали постановления, то оно должно было по крайней мере быть в полном соответствии с «Томосом». Столкнувшись с этим затруднением, имперские чиновники, главная задача которых состояла в обеспечении единства того и другого Рима, предложили создать новую комиссию из представителей всех партий для пересмотра проекта. Против такой процедуры епископы подняли шумный протест. Большинство их было удовлетворено существующей версией. Обращение чиновников к императору и прямое приказание Маркиана в конце концов убедили собрание образовать комиссию для создания нового проекта.

Этот эпизод историки толкуют по-разному, в зависимости от тех предпосылок, из которых они исходят. Апологеты папского первенства видят здесь непосредственную победу авторитета Рима. Восточные антихалкидониты, прежние и нынешние, сожалеют о том, в чем они видят трагическую капитуляцию перед папой и императором. Историки, симпатизирующие антиохийской и западной христологиям, выражают досаду на «слепоту» греческого епископата, неспособного понять очевидную ересь Диоскора, и восхваляют твердость легатов15. Однако никто из участников собора не воспринимал это событие в столь упрощенном виде. В действительности все епископы подписались под «Томосом» Льва на предыдущем заседании. По их представлению, это было совершенно достаточным выражением их осуждения Евтихия и принятия формулировки о двух природах, столь энергично выдвинутой Львом. Когда чиновники задали им прямой вопрос: «За кого вы, за Льва или за Диоскора?»—они без колебания ответили: «Мы веруем, как Лев»16. Они колебались написать в постановлении «в двух природах», а не «из двух природ», потому что предвидели опасные последствия полного отказа от терминологии, которой пользовался Кирилл. Для них, как и для Отцов Пятого собора, который соберется через столетие, то есть слишком поздно, чтобы залечить раскол, ни терминология Кирилла («из двух природ»), ни терминология Льва («две природы после их соединения») не заслуживали отдельного и самодовлеющего статуса: и та и другая служили лишь для отвержения ложного учения, то есть соответственно несторианства и евтихианства.

Как бы то ни было, комиссия собралась и выработала знаменитое Халкидонское определение—тонкий компромисс, пытающийся удовлетворить последователей Кирилла (употребляя термины Theotokos и «соединение в единой ипостаси»), так же как и римских легатов (утверждая, что Христа мы знаем «в двух природах… с сохранением свойств каждой из них»), и мудро исповедующий тайну Боговоплощения, используя четыре отрицательных наречия («неслиянно, неизменно, нераздельно, неразлучно»).

Статус этого определения или ороса (????) никак не претендовал на новый Символ Веры. Употребление в современных учебниках17 термина «Халкидонский Символ» ошибочно. Текст этот не предназначался для богослужебного, сакраментального или «символического» употребления и понимался лишь как определение, исключающее и несторианскую, и евтихианскую ереси. В преамбуле очень четко определена эта отрицательная, «опровергающая» цель создателей текста. В определение включен полный текст двух Символов—Никейского и Константинопольского—после чего следует заявление, что эти два Символа «достаточны» для познания истины. И только тогда, после этого консервативного и охранительного утверждения, определение упоминает несторианство, евтихианство и «Послания» Кирилла и Льва (называя каждого по имени), написанные «для установления истинной веры». Это упоминание Кирилла и Льва еще раз отражает убеждение собора, что православие выражено ими обоими, а не одним или другим в отдельности18. Это постановление не имело целью заменить ни «Послания» Кирилла, ни «Томос» Льва как выражение истинной веры; оно должно было найти христологическую терминологию, соответствующую вере обоих. Поэтому совершенно неверно говорить, что Халкидон отрекся от Льва (в утверждении об ипостасном соединении). Вот параграф, который так бурно обсуждался на пятом заседании:

Это определение подписали 454 епископа на шестом заседании, 25 октября, в присутствии самого императора Маркиана, который обратился к собранию сначала на латинском, а затем на греческом языке и которого приветствовали как «нового Константина», а жену его Пульхерию как «новую Елену».

Для дальнейшей истории имело значение то, что произошло на девятом и десятом заседаниях (26—27 октября): реабилитация двух выдающихся епископов, осужденных «Разбойничьим» собором, Феодорита Кирского и Ивы Эдесского. Феодорита подвергли критике Первый Эфесский собор и Кирилл в своих писаниях; Ива же написал письмо персу Марису, обвиняя Кирилла в аполлинариз-ме. Обе реабилитации были произнесены только после того, как и Феодорит, и Ива формально анафематствовали Нестория. Поначалу колебания Феодорита вызвали возмущение епископов, но его признали православным как только он в конце концов сказал: «Анафема Несторию!» Феодорит был на самом деле человеком ученым и умеренным, устроителем примирения между Кириллом и Иоанном Антиохийским в 433г. Он явно надеялся, что единство может быть восстановлено без анафематствования прежних друзей. Но реабилитация его и Ивы, означавшая принятие в общение собором двух бывших выдающихся и явных критиков Кирилла, будет использована «фундаменталистскими» последователями Кирилла (которые станут известны как монофизиты) в их очернении всего Халкидонского Собора.

Рецепция

Халкидонский Собор не положил конец спорам и волнениям вокруг вопроса о природах и лице Господа Иисуса Христа. Православная Церковь соборно утвердила решения Халкидонского Собора на V Вселенском Соборе в Константинополе в 553 году. Ныне его авторитет также признают римо-католики. Непризнание постановлений Собора является отличительным признаком вероучения антихалкидонитов.