Памяти духовника московского Данилова монастыря архимандрита Даниила (Воронина)

27 января 2020 года в 23 часа 15 минут отошел ко Господу духовник Данилова монастыря архимандрит Даниил (Воронин).

Архимандрит Даниил (в миру Виктор Алексеевич) родился 9 ноября 1952 года в Рязани в семье рабочих. После школы была учеба в строительном техникуме. В армии служил в Архангельской области в ракетных войсках. Затем работал в Москве на производстве, а в 1979 году поступил в Московскую Духовную Семинарию, которую окончил в 1983 году.

В августе 1983 года поступил насельником в только что возвращенный Русской Православной Церкви Свято-Данилов монастырь. Вот как вспоминает об этом первый наместник обители владыка Евлогий (Смирнов) в своей книге «Это было чудо Божие»:

«Человек пришел в монастырь. В глазах современного мира это не поддающийся объяснению поступок. А если это произошло в Москве, где более полувека не было монастырей, то сие уже целое событие. Особо мне хотелось бы сказать здесь о самом первом иноке Данилова монастыря, с которого можно начать список нашего братства.

Однажды, когда я выходил из Троицкого собора Лавры и размышлял о том, кто первый будет иноком новой московской обители, ко мне подошел Виктор Воронин, только что окончивший семинарию, очень простой и скромный юноша, который твердо решил идти в жизни «тесным и узким путем», глубоко веря в будущую блаженную вечность.

— Отец наместник, — обратился он, низко поклонившись при всем честном народе, — хочу проситься к вам, в Данилов, не благословите ли поступить в иноки?

— Бог благословит! Дело доброе. Если подашь прошение, будешь первым насельником обители, — ответил я ему.

В биографии этого юноши нет ничего особенного… Но удивительным было другое: необыкновенный порыв к Богу. Человек нашел смысл жизни. Какое отрадное явление! Монастырь стал для него новым, духовным домом».

В иночество он был пострижен архимандритом Евлогием (Смирновым) в 1984 году в Даниловом монастыре, с наречением имени Даниил в честь основателя монастыря – святого благоверного и преподобного князя Даниила Московского. Вместе со схиигуменом Рафаилом (Шишковым) они стали первыми пострижениками Даниловской обители.

12 июля 1984 года в храме Ризоположения состоялось его рукоположение инока Даниила в сан иеродиакона митрополитом Таллиннским и Эстонским Алексием (будущим Патриархом). В мантию он был пострижен архимандритом Евлогием 10 марта 1985 году в Даниловом монастыре, с наречением имени Даниил, но теперь уже в честь Небесного покровителя обители преподобного Даниила Столпника.

6 июля 1985 года в Покровском храме монастыря также митрополитом Алексием батюшка был рукоположен в сан иеромонаха.

В период восстановления монастыря отец Даниил выполнял послушания просфорника, келаря, казначея. Это были годы трудные и в то же время – необыкновенного духовного подъема. Первый в Москве монастырь восстанавливали всем народом. Люди приезжали отовсюду, чтобы хоть как-то помочь обители – убирать мусор, таскать кирпичи. Отец Даниил также выполнял свои ответственные послушания не только с полной отдачей, но еще и радостно и даже вдохновенно. Он очень любил и ценил свое монашество.

21 марта 1989 года отец Даниил был возведен в сан игумена. 21 февраля 1990 года – в сан архимандрита.

Архимандрит Даниил был духовником обители с 1989 года и вплоть до своей кончины, то есть 30 лет. Он был очень известным духовником, к нему съезжались люди со всей Москвы и даже из других городов. Чтобы исповедаться и попросить совета и молитв в тяжелых жизненных обстоятельствах люди выстаивали очереди по 6 часов. Батюшка почти постоянно был в окружении страждущего народа. Духовное окормление было главным его делом, которому он отдавал всего себя, без остатка. Батюшка всегда внимательно выслушивал, относился к каждому приходящему очень по-доброму, с пониманием и любовью. Он так с первого взгляда располагал к себе людей, даже нецерковных, пришедших к нему по чьему-нибудь совету в случае какой-то крайней необходимости, часто близких к отчаянию, что ему сразу рассказывали все свои грехи и скорби и ждали от него помощи. И отец Даниил входил во все обстоятельства дела, мог задуматься, помолиться и дать единственно правильный совет, как поступить. Причем батюшка не только советовал, он еще и мог так помолиться за человека, что рассеивались серьезные угрозы, жизнь человека выправлялась и устраивалась благополучно. Батюшка мог утешить человека в скорби, поддержать и ободрить в тяжелой болезни. Отец Даниил очень многих приводил к Богу, к Церкви – люди приходили за помощью и советом и, получив все это от батюшки, узнав его заботу и любовь, уже из Церкви не уходили. Невозможно подсчитать, скольким людям помог батюшка! Архимандрит Даниил был духовным наставником огромного числа священников и монашествующих, многие из них именно благодаря батюшке избрали церковное служение. Батюшка сам очень любил все церковное и передавал эту свою любовь другим.

Отец Даниил тяжело болел последние полгода, и все равно очень трудно сегодня свыкнуться с мыслью, что, придя в Данилов, больше его не увидишь, не услышишь отеческих слов любви и поддержки. Но конечно же батюшка не оставит нас сирыми. Он всегда будет с нами, всегда будет любить нас и помогать нам своими святыми молитвами.

Царствие Небесное тебе, дорогой наш батюшка!

В четверг, 30 января в 8:00 в Троицком соборе Данилова монастыря состоится заупокойная Литургия, после которой будет совершено отпевание архимандрита Даниила (Воронина).

29 Января 2020 Источник: Интернет-журнал «Прихожанин»

Преставился духовник Данилова монастыря Москвы архимандрит Даниил (Воронин)

27 января 2020 года отошел ко Господу духовник Свято-Данилова ставропигиального мужского монастыря Москвы архимандрит Даниил (Воронин).

Отец Даниил преставился на 68-м году жизни, сообщает сайт Данилова монастыря.

Отпевание духовника обители состоится в четверг 30 января в монастырском Троицком соборе по окончании заупокойной Литургии, которая начнется в 8:00.

Как отметили в Синодальном отделе по монастырям и монашеству, отец Даниил был «очень известным духовником, к нему съезжались люди со всей Москвы и даже из других городов».

«Чтобы исповедаться и попросить совета и молитв в тяжелых жизненных обстоятельствах люди выстаивали очереди по 6 часов. Батюшка почти постоянно был в окружении страждущего народа. Духовное окормление было главным его делом, которому он отдавал всего себя, без остатка», – подчеркивается в сообщении.

Архимандрит Даниил (в миру Виктор Алексеевич) родился 9 ноября 1952 года в Рязани в семье рабочих. После школы учился в строительном техникуме. В армии служил в Архангельской области в ракетных войсках. Затем работал в Москве на производстве.

В 1979 году поступил в Московскую духовную семинарию, которую окончил в 1983 году. В августе того же года поступил насельником в только что возвращенный Русской Православной Церкви Свято-Данилов монастырь.

В иночество он был пострижен архимандритом Евлогием (Смирновым) в 1984 году в Даниловом монастыре, с наречением имени Даниил в честь основателя монастыря – святого благоверного князя Даниила Московского. Вместе со схиигуменом Рафаилом (Шишковым) они стали первыми пострижениками Даниловской обители.

12 июля 1984 года в храме Ризоположения состоялось рукоположение инока Даниила в сан иеродиакона митрополитом Таллиннским и Эстонским Алексием (будущим патриархом). В мантию он был пострижен архимандритом Евлогием 10 марта 1985 году в Даниловом монастыре, с наречением имени Даниил – теперь уже в честь небесного покровителя обители преподобного Даниила Столпника.

6 июля 1985 года в Покровском храме монастыря также митрополитом Алексием отец Даниил был рукоположен в сан иеромонаха.

В период восстановления монастыря отец Даниил выполнял послушания просфорника, келаря, казначея. 21 марта 1989 года отец Даниил был возведен в сан игумена. 21 февраля 1990 года – в сан архимандрита.

Архимандрит Даниил был духовником обители 30 лет – с 1989 года и вплоть до своей кончины.

Обновленческий “митрополит” Введенский Александр Иванович: биография. Религия в СССР. История РПЦ

Митрополит Александр Введенский – отечественный религиозный деятель, который считается одним из основных лидеров и идеологов обновленческого раскола. Он являлся членом обновленческого Священного синода до его непосредственного самороспуска в 1935 году. При этом занимал важные посты в церковной иерархии, например, возглавлял в качестве ректора столичную богословскую академию, основанную в 1923 году. Вскоре после начала войны против фашистов получил церковный титул “Первоиерарха Православных церквей в СССР”. Известный христианский апологет и проповедник, заработавший в первые годы существования советской власти репутацию оратора, благодаря ярким выступлениям на общественных диспутах с противниками религии. В этой статье мы расскажем его биографию.

Детство и юность

Митрополит Александр Введенский родился в Витебске на территории современной Беларуси. Он появился на свет в 1889 году. Его отец, которого звали Иван Андреевич, преподавал в гимназии латинский язык. Позже стал директором этого учебного заведения, действительным статским советником, даже получил титул дворянина.

Мама героя нашей статьи Зинаида Соколова была родом из Петербурга. Известно, что она скончалась в 1939 году.

По некоторым сведениям, его дед был крещеным евреем, получив фамилию по храму Введения, в котором служил псаломщиком.

Образование

Александр Иванович Введенский получил разностороннее образование. После гимназии учился на историко-филологическом факультете в Петербургском университете.

Затем решил продолжать дальнейшее обучение в Санкт-Петербургской духовной академии. Сюда он уже пришел подготовленным студентом, впечатляя знаниями однокурсников и преподавателей.

За полтора месяца 1914 года Введенский сдал все экзамены экстерном, получив диплом Санкт-Петербургской духовной академии.

В начале духовной карьеры

В том же году герой нашей статьи был рукоположен, став пресвитером. Церемонию провел Гродненский епископ Михаил (Ермаков). В начале Первой Мировой войны его назначили полковым священником.

Рассказывают, что уже на самой первой своей службе начал произносить текст Херувимской песни. Все присутствовавшие буквально остолбенели, потом что он делал это с характерным подвыванием и болезненной экзальтацией. Так, будто это было декадентское стихотворение…

В 1917 году Александр Иванович Введенский оказался в числе организаторов “Союза демократического православного духовенства и мирян”. Это было объединение религиозных деятелей, которые выступали за необходимость проведения радикальных реформ в отечественной церкви. Оно возникло в Петрограде, просуществовало до начала 1920-х годов. Большинство его участников стали деятелями обновленчества. Введенский в Союзе занимал должность секретаря.

Также он входил во Временный совет Российской республики, известный как Предпарламент, представляя так называемое демократическое духовенство.

В 1919 году получил назначение настоятелем церкви Елисаветы и Захария, расположенной в Петрограде. Очевидцы вспоминают, что священник в то время пользовался большой популярностью, люди буквально ходили за ним толпами. Его каждый приезд на службу становился событием. Он поражал своим блестящим образованием, к тому же был потрясающим оратором.

На встречи, которые он организовывал в частных учреждениях, собирались целые толпы, которые рвались его послушать. Когда власти запретили эти сборища, он продолжил их проводить на территории церкви. Его речи никогда не касались политики. Эти своеобразные проповеди поражали прихожан своей искренностью, глубокой верой священника, объемной эрудицией. Чувствовалась его духовная связь с паствой, которая впадала в экстаз.

В 1921 году Введенский стал протоиереем.

Раскол

В мае 1922 года Введенский вместе с еще несколькими представителями церкви приехал на Самотек, где в тот момент находился под домашним арестом патриарх Тихон. Он обвинил главу РПЦ в проведении безответственной политики, которая спровоцировала конфронтацию церкви и государства. Введенский настоял, чтобы на время домашнего ареста патриарх сложил с себя полномочия. Тихон так и поступил, передав управление митрополиту Ярославскому Агафангелу.

Через несколько дней Тихон поручил передавать канцелярские дела патриархата группе клириков, в которую входили священники Сергий Калиновский, Евгений Белков и протоиерей Александр Введенский.

Далее резолюция Тихона была выдана за его отречение. Проигнорировав передачу дел Агафангелу, который продолжал находиться в Ярославле, священники обратились к епископу Леониду (Скобееву), попросив возглавить деятельность своей группы Ее назвали Высшим церковным управлением. Уже через день Леонида на этом посту сменил Антонин (Грановский).

Вскоре от сторонников патриарха последовал симметричный ответ. Петроградский митрополит Вениамин (Казанский) объявил Введенского вместе с Белковым и Красницким отпавшими от общения с церковью за их самовольство. По сути, это было отлучение от церкви, которое Вениамин снял, только оказавшись под угрозой расстрела.

В июле Введенский подписал ходатайство о помиловании лидеров петроградского духовенства. Авторы этого документа преклонялись перед большевистским судом, признавая действующую власть. Исполком они просили смягчить наказание церковников, которые были приговорены к высшей мере наказания.

Во главе Союза

В октябре герой нашей статьи приступил к руководству Союзом общин древлеапостольской церкви. Это была одна из структур обновленчества. В ее задачи входило поднятие вопроса о реформе церкви, борьба с буржуазной церковностью, а также возвращение подлинных принципов христианства, которые якобы к тому времени были забыты большинством христиан.

Весной 1923 года Введенский становится активным участником Поместного Священного Собора, который стал первым обновленческим. На нем было подписано постановление о лишении монашества и сана патриарха Тихона.

В мае был возведен в сан епископа. Примечательно, что на тот момент Введенский был женат, однако у обновленцев это не считалось преградой для получения данного церковного сана. После он женился еще раз.

В 1924 году обновленческий епископат поручил Введенскому вести зарубежные дела, возведя в сан митрополита Лондонского. Таким способом обновленцы предприняли попытку заполучить приходы за пределами СССР. Однако план провалился. Сам Введенский вошел в состав обновленческого Священного Синода, состоял в президиуме вплоть до его самороспуска в 1935 году.

В октябре 1925 г. был избран “товарищем председателя” на Третьем Всероссийском поместном соборе. На заседании прочитал доклад о современном положении православной церкви, обвинив представителей Московского патриархата в связях со штабами монархистов за границей и получении от них директив.

Затем зачитал записку обновленческого “епископа” Николая Соловья, который был авантюристом. Само послание сейчас считается заведомо ложным. В нем патриарх Тихон обвинялся в том, что отправил в зарубежный монархический штаб документ, в котором благословил на российский престол Кирилла Владимировича. Это был политический шаг, который власти использовали в качестве предлога, чтобы арестовать митрополита Петра (Полянского), который был Патриаршим местоблюстителем.

Характеризуя митрополита Александра Введенского, люди, лично знавшие его в этот период, утверждали, что он был подвержен страстям и порывам. Любил деньги, но при этом его нельзя было назвать корыстным, так как он их постоянно раздавал. Его главной слабостью и страстью были женщины. Ими он увлекался буквально до потери рассудка.

При этом был увлечен музыкой, каждый день проводил за роялем по 4-5 часов. Часто каялся, публично называя себя грешником. Со временем в нем начали все более явно проявляться пошлые черты в характере. Это было какое-то детское тщеславие, любовь к сплетням, а также трусость. Это последнее качество в соединении с тщеславием превратили его в приспособленца, который присягнул советской власти. В душе Введенский продолжал ненавидеть большевиков, но при этом верно им служил.

Обновленчество

Митрополит Александр Введенский начинает играть ключевую роль в обновленчестве. Это направление в русском православии начала XX века, которое сформировалось после Февральской революции. Его целью было “обновление” Церкви. Предполагалась демократизация всех ее институтов, управления, а также самих богослужений.

Состоялся обновленческий раскол, в котором сторонники Введенского выступили против патриарха Тихона. При этом они декларировали безоговорочную поддержку режима большевиков, а также всех преобразований, которые они проводили.

В результате раскола в Русской православной церкви в 1920-е годы обновленчество стало играть большую роль, получая поддержку от властей. Это движение принято рассматривать в русле попыток коммунистов модернизировать русское православие, от которых позже они отказались.

С 1922 по 1926 годы это было единственная православная церковная организация в РСФСР, официально признанная властями. Некоторые приходы признавали другие поместные Церкви. Своего наибольшего влияния обновленческий митрополит Александр Введенский достиг в 1922-1923 годах, когда около половины российских приходов и епископата подчинились обновленческим структурам.

Примечательно, что в самом начале обновленчество не было четко структурировано. Отдельные представители движения даже оставались в конфронтации между собой.

С 1923 по 1935 годы в истории РПЦ действовал Священный Синод Православной Российской Церкви, которым руководил Председатель. Первым был Евдоким Мещерский, а затем его последовательно сменили Вениамин Муратовский и Виталий Введенский. После самороспуска Синода в 1935 г. им единолично руководил Виталий Введенский, а с 1941 г. видный церковный деятель Александр Введенский.

По обновленчеству был нанесен серьезный удар во время сталинских репрессий 1937-1938 годов. С осени 1943-го государством было решено ликвидировать обновленцев. Представителей данного движения начали массово убеждать возвращаться в лоно Московского патриархата.

В истории РПЦ смерть Введенского считают официальным концом обновленчества. Хотя формально еще оставались нераскаявшиеся обновленческие иерархи. Последним из них был Филарет Яценко, скончавшийся в 1951 году.

Дневник митрополита

С 1929 года Введенский ведет дневник, который озаглавливает “Мысли о политике”. Считается, что эти записи были ему необходимы на случай ареста. Он рассчитывал, что их обнаружат в его бумагах, что поможет ему облегчить свою участь.

В этом дневнике он пишет о Сталине, как о “гениальном человеке”, поддерживает разгром оппозиции внутри партии. При этом критикует интеллигенцию, обвиняя ее в двурушничестве. Именно в этом он видит причину недоверия к советской власти.

При этом сокрушается, что вокруг не хватает искренних сторонников коммунизма. Даже среди обновленцев, по его словам, их недостаточное количество.

Запрет проповедей

Важное место в биографии митрополита Александра Введенского занимает руководство храмом Христа Спасителя вплоть до его закрытия в 1931 году. После этого он становится настоятелем храма Петра и Павла, расположенного на Новой Басманной улице. Там же находилась и духовная академия обновленцев.

В 1935 году, оставаясь митрополитом, женится во второй раз. Вскоре после этого становится известно о закрытии Никольского храма. Тогда он переходит в церковь Спаса на Большой Спасской улице. С декабря 1936 года служит в церкви Пимена Великого в Новых Воротниках.

В то же время ему объявляют, что права религии в СССР существенно ограничиваются. Согласно новой сталинской конституции служителям культа запрещается проводить проповеди, при этом допускается отправление религиозного культа.

По свидетельству современников сразу после этого проповедческий дар будто бы покинул Введенского. Все его проповеди после 1936 года оставляли тягостное впечатление. Гениальные озарения исчезли, а огненный темперамент безвозвратно угас. Митрополит превратился в заурядного священника, который длинно и скучно излагал давно уже всем известные и знакомые истины. В то время Введенский сильно деградировал.

Считается, что в 1937 году несколько раз едва не был арестован, но все-таки остался на свободе. Возможно, благодаря покровительству неких высокопоставленных чиновников. В то время несколько месяцев его жизнь и свобода находились под угрозой.

Первоиерарх

Титул Первоиерарха герой нашей статьи получил в апреле 1940 года. Вскоре после начала войны самовольно объявил себя патриархом. Была даже инсценирована торжественная интронизация.

На это негативно отреагировали не только священники Русской православной церкви, но и обновленческое духовенство. Поэтому через месяц он отказался от титула.

С октября 1941-го по конец 1943-го оставался в эвакуации в Ульяновске. За это время ему удалось эффективно воссоздать на местах многие обновленческие церковные структуры. Например, он совершал архиерейские хиротонии, руководил кафедрами, оставленными без настоятелей. В этот период многие храмы открывались как обновленческие, особенно в Тамбовской области и Средней Азии.

Ликвидация обновленчества

В конце 1943 года советская власть решает избавиться от обновленцев, которые не оправдали возложенных на них надежд. Все представители этого движения массово начинают возвращаться в Московский патриархат. Введенский пытается удержать епископов, которых власть практически вынуждает переходить под начало Московского патриархата. Все эти попытки терпят неудачи.

В марте 1944 года он пишет письмо Сталину, в котором заявляет о готовности принять участие во всенародном подвиге. Он жертвует свой архиерейский крест, усыпанный изумрудами. В ответе генералиссимуса, который был опубликован в газете “Известия”, Сталин поблагодарил его от лица Красной Армии. Но при этом именует его не Первоиерархом, на что, безусловно, рассчитывал Введенский, а Александром Ивановичем.

Через месяц после капитуляции фашистской Германии обращается о просьбе принять его в Московскую патриархию. В сентября ему отвечают, что готовы видеть его исключительно в качестве мирянина. Ему было предложено место рядового сотрудника в Журнале Московской патриархии. Из-за этого Введенский решил не возвращаться в РПЦ.

Летом 1946 г. герой нашей статьи умирает в возрасте 56 лет в Москве от паралича. Отпеванием руководит обновленческий митрополит Филарет Яценко. Очевидцы вспоминают, что оно состоялось в храме святого Пимена, который был переполнен. При этом многие пожилые прихожане высказывались крайне негативно о покойном из-за того, что у гроба собрались все жены Введенского. Практически никто в толпе не крестился.

Служба при этом долго не начиналась. Еще большим удивлением стало то, что дожидались устроители церемонии российской революционерки, первой женщины-министра в истории Александры Михайловны Коллонтай, которая незадолго до этого вернулась из Швеции. Там она с 1930 года была сначала полномочным представителем СССР в королевстве, а затем полномочным и чрезвычайным послом. Она встала рядом с женами Введенского.

Александра Ивановича похоронили на Калитниковском кладбище вместе с матерью.

После его смерти обновленчество окончательно кануло в Лету. В 1950 году был сожжен архив Введенского по приказу руководителя Совета по делам РПЦ, генерал-майора Георгия Карпова.

«Падал, но от послушания не отказывался»

Сегодня девять дней преставления ко Господу духовника Данилова монастыря Москвы архимандрита Даниила (Воронина). Батюшку вспоминает духовное чадо, ближайшая помощница Марина Павловна Степанова.

Каждая хорошая семья стремится стать обителью,
как и лучшие монастыри – семьей

Отец Даниил (Воронин) У отца Даниила была замечательная семья. Папа Алексей Георгиевич и мама Александра Григорьевна – удивительные люди. Мы бывали у батюшки дома. Иногда, листая семейные альбомы, он рассказывал про родных. У меня сложилось такое впечатление, что никто в их семье никогда не ссорился. Я даже как-то уточнила у батюшки: так ли это?

– Да, конечно, никогда не ругались, – подтвердил он.

Даже на бытовом уровне – никаких разногласий. Могла мама там как-то поворчать маленько. Но это не нарушало гармонии и тишины.

В воспитание Виктора (имя батюшки в миру) очень многое вложила его бабушка по линии мамы (он всегда ее «баба Наталия» называл). Она жила от них через дорогу.

А дом, кстати, у батюшки родители своими руками строили. Всё там было аскетично, ничего лишнего и в то же время с таким теплом, любовью сделано. Батюшка очень дорожил этой обстановкой. Ничего после их смерти не менял: ни одного стула не передвинул, занавески не перевесил – хранил память: пусть всё остается так, как есть. Не дерзнул нарушить атмосферу. Просто мы поддерживали там чистоту, когда приезжали.

Про бабушку отец Даниил часто рассказывал. Вот один только момент: когда она подходила к Евхаристической Чаше и называла свое святое имя, то причащавший священник часто говорил: «Так и хочется сказать: причащается монахиня Наталия!»

Многое и про своего дедушку Григория, тоже по маме, отец Даниил рассказывал. Например, один из самых ярких эпизодов: в том же возрасте, что и батюшку, в 67 лет, его на одр болезни уложил инсульт; правда, дедушка еще четыре года потом пролежал.

Батюшка и потом всегда говорил, что вот, мол, сетуют, бывало: «Ну, аскетические подвиги – это не для мирян». Но нигде в Евангелии не сказано, что есть Царствие Небесное для монахов, а другое – для мирян; нет, и цель одна, и путь один: самоотвержения и самоукорения, смирения и кротости. Сказано: Царствие Божие внутрь вас есть (Лк. 17: 21) – это правда, мир и радость о Духе Святом.

«Мы – богословские»

Известно, что у батюшки был прадед Петр (я так понимаю, отец дедушки Гриши). Он был старостой в храме святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова на Высоком – так местечко там, на Рязанщине, называется. Оттуда их корни. Бабушка Наталия всегда говорила:

– Мы – богословские.

Она-то и прививала внуку эти чистоту, кротость, благоговение, которые он потом всю жизнь хранил. Рассказывала ему столько всего о Боге, о Руси царской. Так и говорила:

– При Царе мы жили. А после – уже не жизнь, а только мучение.

Батюшка с детства бабу Наталию слушал часами. И даже когда она, повторяя одни и те же истории, осекалась: «Ой, ну я ж тебе об этом говорила!» – он виду не показывал, слушал с упоением.

Потом, бывало, какие-то ее выражения вспоминал. Допустим, когда я ему жаловалась и роптала.

Он, кстати, задолго еще до выпавших мне испытаний предупреждал:

– Не ропщи на свою незавидную долю.

– Батюшка, а что мне роптать-то? – не понимала я. – Я рядом с вами, просто самый счастливый на свете человек!

В ответ он тогда промолчал. Ему было открыто то, что сбывалось только годы спустя.

И вот еще помню: на мелочи какие-то понегодуешь:

– Ну как же люди так могут?! Почему они так поступают?

– Марин, ну, знаешь, как баба Наталия говорила? Полная деревня народу, а поговорить не с кем!

Семья у него была благочестивейшая.

Мне довелось многое наблюдать из жизни батюшки. Как же он любил труд! Ценил чистоту в доме. Когда мы приезжали к нему на родину, он там и в огороде с удовольствием возился. И сарай отремонтирует. Крыша потекла – сам всю крышу перекрыл. Что-то там придумывал постоянно. В какие-то механизмы вникал, технологии усовершенствовал. Без дела не сидел.

– Да я лапоть деревенский, – про себя отзывался. – Кто я такой-то… Мы даже и не думали в семье никогда, что я могу быть священником…

– А бабушка-то, – спрашиваю его как-то, – рада же, наверно, была, когда узнала, что вы в семинарию поступаете?

– Да, – говорит. – Она уже тогда слегла, болела. Приехал я к ней и говорю: «Баба Наталия, меня вот владыка Симон благословил в семинарию поступать…»

– А бабушка?!

– Она так подумала-подумала и говорит: «Ну, наверное, это не к худшему. Наверное, это к лучшему».

«Не переживай! – ответила блаженная на материнское сетование. – Он другим воином будет!»

Сам-то он, когда заканчивал школу, думал было в военное училище поступить. Там уже учились два его двоюродных брата, с которыми он особенно был дружен. Но медкомиссию не прошел: у него было слабое сердце. И вот мама пошла к одной блаженной, она им даже какой-то дальней родственницей приходилась – такая Татьяна Творожникова.

– Да не переживай! – ответила та на материнское сетование. – Он другим воином будет!

Батюшка был деликатен даже с сотрудниками КГБ

Виктор с мамой в кафедральный Борисо-Глебский собор Рязани тогда ходили. Молодежи в Церкви мало было, все у всех на виду. Его, конечно, там заприметили.

– Тебя владыка вызывает, – кто-то из иподиаконов обратился как-то к нему.

Батюшка, рассказывал, так перепугался. Только тем себя и успокаивал: «Зима. Снег, наверное, почистить надо… Или чемоданы, – предполагает, – отнести…»

Приходит к архиерею – тогда владыка Симон (Новиков) был правящим, – а тот заводит разговор: с работы увольняться надо, готовиться к поступлению в семинарию…

А он-то как-то промыслительно и сам уже наготове был. Семья-то церковная. Мама однажды на всю зарплату Библию купила – она до сих пор у них хранится. «Журнал Московской Патриархии» выписывали или покупали новые номера (все эти стопки тоже все так же лежат). А в каждом номере ЖМП на последней страничке, – батюшка рассказывал, – всегда была информация для желающих поступить в семинарию: что надо сдавать, в каком объеме. Он и готовился потихоньку. По-церковнославянски уже бегло читал, в церковной истории ориентировался…

Когда приехал на сдачу экзаменов, всё с прослушивания началось. А с пением у него было туговато… Что-то пропел.

– Ну, всё понятно… – отвечают.

Но когда перед ним открыли текст и он стал чисто без остановок читать по-церковнославянски, кто-то из преподавателей после того, как остановили: «Достаточно», – не удержался и прокомментировал:

– Наверно, знакомый текст попался! Так хорошо прочитал.

Батюшка это услышал. У него был отменный тонкий слух. Просто музыкальный слух с детства не был развит. Но потом, уже в монастыре, батюшка пел замечательно, с клироса его уже никто не гнал, хотя раньше могли и попросить: «Ты лучше помолчи, пожалуйста». Он и сам ранее понимал, что в тон не попадает, но после слух у него раскрылся. Потом мы с ним и в терцию пели, он изумительно строил свою партию. Это всё – дело наживное. Не это главное в будущем пастыре.

Владыка Симон перед поступлением его четко инструктировал, как и что точно делать. Документы надо было в самый последний момент в семинарию подавать, чтобы из органов спохватиться не успели. Но уверенно подбадривал:

– Давай-давай подавай!

Увез его даже до этого к себе на родину под Ярославль. Виктор уже оттуда в Московскую духовную семинарию поступать поехал. Так «товарищи» из КГБ к нему уже потом, после поступления, когда он вернулся домой остаток лета с родителями провести, заявились. Пришли два таких амбала, в дверь стучат. Он открыл:

– Хорошо. Пойдемте выйдем.

Маму расстраивать не хотел. Так она, пока они его в свою машину усадили и стали обрабатывать, быстренько до владыки Симона добралась (от их дома до епархиального управления – всего несколько остановок).

Те его уговаривают сотрудничать с ними, блага какие-то сулят.

– Вы знаете, я так не могу: и Богу, и маммоне работать, – отвечает. – Вы уж простите.

Он был деликатен даже с ними.

А в это время мама входит к владыке Симону, а тот чистит мандарины. (Батюшка потом говорил: «Он так себя иногда успокаивать мог».)

– Да ты не переживай! – вдруг говорит ей архиерей. – Иди-иди домой. Наверно, он уже дома.

Потом батюшка рассказывал, когда он передал владыке Симону, что те от него в общем-то быстро отстали, тот прокомментировал что-то вроде: «Не быть тебе, значит, архиереем. Тех, кто потом епископами становятся, обычно долго мурыжат».

Так всё и произошло.

Молодежь пусть трудится, старикам – почет

Батюшка вообще очень любил в тени оставаться. Не выделялся. Смотришь даже на фотографии: где-то всегда сбоку, с краешку… И это без натяжки: у него внутреннее устроение такое было.

Всего себя обители отдавал.

– Я ложился, – говорил, – только голову к подушке, а будильник: «Дзынь!» Надо на молитву подниматься. Кто-то уже в дверь стучит: «Молитвами святых отец наших…»

Они же тогда, особенно поначалу, работали не покладая рук: монастырь восстанавливать надо было.

Владыка Евлогий (Смирнов) – тогда наместник, ныне митрополит на покое – ему очень доверял, просто раз благословил:

– Делай, как знаешь! – и не надо уже было у него десятки раз на каждое отдельное дело благословляться.

Вспоминал батюшка: к ним однажды с Лавры на экскурсию преподаватели со студентами приехали. «А что им там показывать-то? – думает он. – Одни руины!»

– Братия! – говорит. – Давайте лучше капусты на зиму засолим!..

Так и распределил между всеми обязанности: кому бочки мыть, кому что-то там еще чистить, с преподавателями они капусту стругали…

Еще известная история, как он в просфорне перетрудился. Послушаний на нем было много: и келарь, и казначей… А тут еще праздник надвигается: «Дай-ка, – думает, – теста побольше замешу. Бабушки же придут…» Он к старшему поколению с огромной любовью относился.

– Бабушки нас вымолили, бабушки! – говорил. – Вся Церковь на бабушках во время гонений, во время войны держалась. Да и сейчас – всё их молитвами!

«Бабушки нас вымолили, бабушки! – говорил. – Да и сейчас – всё их молитвами!»

И вот намесил теста, а вдруг понимает, что ног под собой не чувствует, они вдруг какими-то ватными стали… И так по стенке, по стенке… Тут его несколько человек под руки – только и помнит, что подхватили и в келью отнесли. Там сапоги разрезали: ноги настолько опухли, что снять обувь иначе было невозможно. Больше месяца так он потом в келье и пролежал.

– Батюшка, а чем же вас вылечили? – спрашиваю.

– Да не знаю, отец Евлогий какого-то врача где-то нашел. Тот мне ноги мазью Вишневского мазал. Всё и прошло.

Так батюшка свое сердце отогревал

Впервые я об отце Данииле услышала от моих тетушек, они окормлялись у него. Одна была помощницей будущего Святейшего Патриарха Алексия II, когда он еще управделами трудился в Патриархии, другая работала в реставрации. Когда я сама пришла устраиваться на работу в Отдел внешних церковных связей (ОВЦС), что в Даниловом монастыре, то уже искала встречи с ним. Пока однажды не увидела у братского корпуса…

– Батюшка, мне так сейчас тяжело. Супруг умер. Хотелось бы с вами поговорить. Работаю здесь в отделе, могу в любое время подойти…

– Вечером подходи, – ответил.

Уделил мне батюшка тогда часа полтора. Так я и стала к нему ходить на исповедь, за советом. Спустя год нашего все-таки тесного общения, так как я там же рядом и работала, меня стал мучить вопрос: «Являюсь ли я чадом батюшки?» Задать я его не решалась, как вдруг отец Даниил сам у аналоя мне на него утвердительно ответил.

Батюшка всегда очень переживал, если он всецело отдавал свое сердце, кровь проливал – (он три инфаркта перенес на ногах), – а люди годами принимали от него всё это тщательное его внимание и заботу и – не менялись.

Уже незадолго до больницы, имея на руках подписанное прошение на лечение, батюшка вдруг, помню, задумался:

– Может быть, вернуться в монастырь? Там князь святой, там тулупчик… Сердце свое отогрею.

Вот так ему требовалось постоянно сердце свое у святынь отогревать. Это батюшка всех поймет-утешит, а ему в свое сердце столько отчужденности, черствости, эгоизма принимать все-таки приходилось…

Отец Даниил (Воронин)

Батюшка шел с воскресной Литургии до своей кельи не менее часа, а то и два. Его обступали, осаждали. Вопросы могли быть повторяющиеся из раза в раз. Времени у батюшки, чтобы передохнуть, оставалось всё меньше и меньше… Порою полчаса. Только поменяет одежду – (он от перенапряжения потел), – и ему надо было уже на Акафист идти…

Всех миловал. Его руки не уставали благословлять. Благословит – а людям уходить не хочется. Такое всегда рядом со старцами. Мы, к сожалению, при всей его простоте – и даже при нашем к нему благоговении – все-таки не понимали, кто перед нами, не берегли его…

Всех миловал. Его руки не уставали благословлять. Благословит – а людям уходить не хочется…

– Батюшка, ну как же так?! – иногда, бывало, заводилась я в каких-то уж совсем вопиющих случаях.

– Марин, ну, уйдет этот человек, придет еще хуже. Бог послал сегодня такого, надо потерпеть, – спокойно отвечал он.

Бывало, такую спрашивают ерунду! А он слушает, вникает, отвечает. По-матерински.

– Ну ты пойми, – даже мне, женщине, объяснял потом он, – в этом вся ее жизнь. Послал Господь – значит, надо выслушать, утешить.

Батюшка – свидетель любви Христовой. Являл людям то, как любит каждого из нас Господь.

О себе не думал. Видя его терпение, – и потом во время болезни, – я всегда вспоминала строки тропаря его Небесному покровителю: Терпения столп был еси. Говорят же: «По имени твоему и житие твое». Вот это про отца Даниила. Он впитал дух своего заступника.

А там уж от терпения, безропотности, самоотвержения, духа мирного и до духа любви Христовой – после-то самораспятия – недалеко. Он никому никаких епитимий никогда не давал. Сам всё нес. Все тяготы (см.: Гал. 6: 2). Говорят, что духовникам за это и перед смертью крест тяжелой болезни посылается…

Падал, но шел

Великим постом прошлого года отец Даниил уже несколько занемог. Его отправили в скит служить. И один иеродиакон заметил, как батюшка за сердце держится. «Как мне не хочется, – так впервые и сказал, но тут же поправился: – Надо». И поехал.

Он просто падал, но от послушания не отказывался. Падал, но шел. Под тяжестью креста – на свою голгофу.

Я как-то слышала, монахиня у него спрашивала:

– Не успеваю правило монашеское читать. Как быть, батюшка?

– Умри, но правила не оставляй, – ответил он.

Отец Даниил всего себя отдавал служению Богу и людям.

Его осаждают, а батюшка пробирается. Всегда старался и с братией всюду быть: на богослужениях, на правиле, на трапезе. Радел о единстве братского духа: «Как же это духовника и не будет со всеми?»

Тихий. Скромный. Сдержанный во всем.

В субботы после всенощного бдения он никогда на трапезы не ходил. Потому что сразу после службы оставался исповедовать сначала братию, потом мужчин, а после уже очередь и до женщин доходила. Он еще и промерзал очень, исповедуя, в Троицком соборе: народ постоянно шел, двери открыты. Потом пришлось ему как-то сказать, чтобы спустился в исповедальню. А он и обрадовался:

– Чтобы вместе со всеми!

Нес подвиг, но растворял его как бы – на всех.

Ни единой при других слезы не проронил. Будучи с батюшкой многие годы, видя его муки уже на одре болезни, при смерти – можно было как-то проникнуться, чего это самообладание ему стоило: какого внутреннего напряжения и неопустительного над собою труда.

В последние годы он мне постоянно говорил:

– Надо смотреть на Царственных мучеников. Если их не пощадили… А мы кто такие?

Как батюшка молитве учил

Сам отец Даниил постоянно предстоял пред Богом. «Нужно быть всегда внимательным пред Богом», – говорил. Где бы он ни был, чем бы ни занимался: в простом разговоре, за богослужением, при исполнении треб, – в нем внутренняя молитвенная струна натянута была, звучала.

Где бы он ни был, чем бы ни занимался, в нем внутренняя молитвенная струна натянута была, звучала

Про молитву всем святоотеческое наставление:

– Нужно заключать ум в слова молитвы, – повторял.

Или:

– Молитесь с благоговением.

Сам молился не только по требнику, молитвослову, но и своими словами.

Как-то просто к народу обращался:

– Боженьке-то надо время уделять. Молиться надо Боженьке. Это такая же заповедь, как и «не убий», «не лжесвидетельствуй»… Господь же нам дал жизнь. Это солнце, небо, природу, звезды… Птички поют. Нам же всё это дал Бог! Разве же можем мы так поступать по отношению к Богу – не уделить ему полчаса в день, не встать на молитву? Почему же в храм не прийти – не поблагодарить Бога? Это такая же заповедь, как и прочие остальные, как же мы можем ее нарушать?

Наставлял: «Покаянной молитва должна быть»

Еще наставлял:

– Покаянной молитва должна быть. Не надо просить у Господа каких-то материальных благ. Нужно стремиться туда, откуда мы изгнаны. Вспомните, как Адам плакал, – и батюшка своим красивым мелодичным голосом напоминал: – «Господи, воззвах к Тебе, услыши мя: вонми гласу моления моего, внегда воззвати ми к Тебе. Услыши мя, Господи». Адам плакал так, что вся Вселенная слышала! Царствие небесное нудится, и нуждницы восхищают е (Мф. 11: 12). И нам нужно каждый день мало-помалу себя понуждать: видишь: кто-то ссорится, – отойди, не участвуй; знаешь, что пойдешь туда-то, а там будет соблазн, – не ходи, останься с домашними… Богу-то от нас всего-то и надо: Даждь Ми, сыне, твое сердце (Притч. 23: 26).

Всегда его слова были простыми, но глубокими. Знаете, как преподобный Силуан всё по-простому еще с детства на слух заучил в церкви: «…даждь нам днездь», – так и говорил потом всю жизнь. Вот и батюшка – просто, но о главное говорил.

– Мы-то, – всё напоминал, – в лаптях и валенках, а нам надо вернуться туда, где Бог в неприступном Свете! Как же нам трудиться для этого надо! Всей жизни и то мало, а мы расслабляемся?! Люди размениваются – по 2–3 высших образования получают, а «Отче наш» не знают… Как же они Царствия Небесного достигнут?

Часто его донимали вопросами:

– Батюшка, как же молиться-то надо?

– «Поми-и-илуй мя, Боже, по велицей милости Твоей», – отвечает.

Или:

– Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя, грешного, – несколько раз прям мог повторить, точно старался в сердце вложить вопрошающему.

Когда кому тяжело было, мог прям так сердце этому страждущему перекрестить. Или долго-долго держал его руки в своих, как бы отогревая всего человека, вымаливая.

Как-то мы, помню, на осеннего апостола и евангелиста Иоанна Богослова оказались на престольном празднике в Пощупово, в монастыре, а там тогда еще владыка Вениамин (ныне митрополит Оренбургский и Саракташский) служил. После всенощного бдения вышел на амвон и обратился ко всем с некоей речью:

– Праздник такой сегодня… Столько собралось духовенства… К нам приехал и духовник из Данилова монастыря… – и тут вдруг слышу: – А все знают силу его молитвы: если батюшка помолится, Господь его прошение обязательно исполнит…

Мне было страшно на батюшку взглянуть. Готова была под землю провалиться, потому что знала, что батюшка под нее уже провалился, как бы он там ни прятался, как всегда, за Крест Христов.

– Да как же владыка так мог сказать?! – потом, помню, было вырвалось у меня.

– Да я и сам не знаю, – отмахнулся отец Даниил.

Никаких ненужных впечатлений в душе не задерживал. Хотя люди свидетельствовали о его молитве: и духовенство, и миряне.

Для него везде – Фавор

Четырежды мы ездили с отцом Даниилом на Святую землю, в Иерусалим. Устраивал всё это протоиерей Олег Воробьев, благочинный Даниловского округа. Считал просто за честь присутствие батюшки в составе паломнической группы.

В 2012 году совпало так, что в день 60-летия отца Даниила мы оказались на Фаворе. Никто ничего не подгадывал. Отец Олег договорился, чтобы батюшка возглавил богослужение, и обратился после Литургии к собравшимся:

– Как нас Господь всех любит! Но больше всего он любит отца Даниила! Сподобил его в день 60-летия служить Литургию на горе Фавор!

Батюшка закрылся крестом, как он это всегда делал, но чувствовалось, как сам-то он на этот раз рад и ликует.

Как же он всегда служил Литургию! Не только там: для него везде – Фавор. Это потому что и голгофы не избегал. Служение его под стать наставлению иереям святого праведного Иоанна Кронштадтского: «Не привыкайте служить Литургию!» Как батюшка благоговел! Такой духовный трепет на его службах все ощущали! Когда он воздевал свои руки к Богу, и для тебя всё здешнее уже переставало существовать. Его молитва и соприсутствующих до Небес возносила.

Там, на Фаворе, после службы батюшка тут же нашел себе занятие – многие в начале и не поняли: что это он делает?

– Батюшка-батюшка! – тут же прибежала я.

А он привык, что я за ним так, как ребенок, по пятам ношусь, окликая.

– Что?

– Смотрите! Дождик-то сегодня проливной был, когда мы на Фавор ехали! – (а день рождения батюшки – 9 ноября, там обычно идут проливные дожди). – А вот отслужили службу – и радуга появилась!

– А это чтоб людям было хорошо! – отозвался он и продолжил свое занятие.

Мне очень нравилось, когда он так по-простому выражался.

– Людям? – уточняю. – Да, людям!!

Отец Даниил на Афоне И он так, помню, мирно улыбнулся. Как-то у него всё сдержанно было, без эмоций.

– Ой, а что это вы делаете? – вдруг поинтересовалась, не стерпев, какая-то женщина.

– Да камушки вот собираю, – так же весело, как и про людёв, ответил отец Даниил.

– А зачем?

– Ну как же? Это же вещество этой местности – оно впитало в себя память событий, которые происходили здесь. Тут каждый камушек помнит, как Господь преобразился! Домой привезете – в иконку можно вставить, в святой угол положить…

Многие тогда засуетились, тоже стали запасаться фаворскими реликвиями. А у батюшки всегда было живо это чувство святыни.

Народ как-то стремился к нему, ему хотелось подражать. И там, в паломничествах, всюду батюшке проходу не давали. В Горненском монастыре он у сестер был как духовник нарасхват. Так что отдыхать и в отпуске не приходилось. Окажемся у Гроба Господня, кто-то отца Даниила тут же узнавал, подходил…

Если видел, что кто-то гневается на другого, говорил: «Подумай-ка: ведь Бог за него на Кресте страдал так же, как и за тебя!»

Такие вот еще батюшкины слова вспомнились. Когда между людьми были распри, злоба, это для него было что-то невыносимое. Претило его духовному устроению. Сам-то он был человек кроткий, мирный, любвеобильный ко всем. Если видел, что люди раздражаются, гневаются или тем более не могут простить, то он говорил:

– Ну ты подумай сам-то (или: сама): ведь Бог за него на Кресте страдал так же, как и за тебя!

Ещё революции в РИ и РПЦ и СССР и РПЦ
Митрополит от революции
История священника на службе у большевиков
После Февральской революции 1917 года в России началась не только модернизация быта — была предпринята и модернизация русского православия. © По теме: Поместный собор’ 1917-18 | Троцкий и идея «реформаторской советской церкви» | Христианский социализм в СССР 1920-х / РПЦЗ: образование и раскол (1920 — 1934 гг.)

Рабочие завода разбивают церковную утварь молотками / Фото: Владимир Родионов
Одним из идеологов обновленчества стал протоиерей Александр Введенский.
Процесс 1922 года над петроградским духовенством закончился расстрелом четырех человек. Среди казненных был митрополит Вениамин (Казанский), первый и единственный всенародно избранный петроградский архиерей. В самом начале процесса протоиерей Александр Введенский, которого верующие считали виновным в аресте митрополита Вениамина, был ранен в голову камнем, брошенным из толпы. А имя Введенского, легкомысленного и увлекающегося эрудита, эстета, музыканта и прекрасного оратора, по какому-то печальному недоразумению принявшего священнический сан, оказалось связано исключительно с расправами над священниками и чекистскими спецоперациями против православной церкви.
«Не прошла безнаказанно для юного Хлестакова…»
Сын директора Витебской гимназии Саша Введенский был классическим «мальчиком из хорошей семьи»: пожиратель книг, любитель музыки, но и не без причуд. Родителей он шокировал не декадентскими стрижками, не футуристическими рубахами и не участием в подпольных кружках (в те годы от гимназистов ждали чего-то в этом роде), а экзальтированной религиозностью. После гимназии был Санкт-Петербургский университет. Увлеченный вопросами религии провинциал посещал заседания знаменитых религиозно-философских собраний и старался пользоваться всеми возможностями интеллектуальных развлечений, которыми изобиловала столица. Как и положено прибывшему в Петербург молодому человеку, Александр Введенский принялся покорять мир. И первым шагом на этом пути должна была стать работа, посвященная современному неверию.

___ Александр Введенский, честолюбивый эстет и декадент, стал лицом и символом обновленчества
Чтобы собрать материал для бессмертного труда, Введенский поместил в газете анкету, в которую входили 11 вопросов, касающихся веры и неверия. В этом предприятии не было бы ничего необычного, если бы не одна деталь. Автор просил направлять ответы Александру Ивановичу Введенскому, проживающему на 1-й линии Васильевского острова. При этом студент не мог не знать о своем знаменитом соседе и полном тезке, философе, профессоре Санкт-Петербургского университета Введенском. Большинство людей, поспешивших ответить на вопросы анкеты, не сомневались, что оказывают услугу уважаемому профессору. И, когда открылась правда, все страшно обиделись. «Известная проделка 20-летнего юноши А. И. Введенского,— писали “Биржевые ведомости”,— воспользовавшегося совпадением своего имени, отчества и фамилии с именем популярного профессора А. И. Введенского для открытия в газете “Речь” религиозной анкеты, не прошла безнаказанно для юного Хлестакова. Огромное количество писем, именовавших легкомысленного недоросля на конвертах “его превосходительством”, “профессором СПб. Университета” и пр., сразу открыло домашним глаза на характер его поступков и сделало смелого юношу посмешищем чуть ли не всего квартала по Первой линии Васильевского острова, где он живет. …Квартиру, в которой снимает комнату злополучный молодой человек, стали осаждать ежедневно десятки людей, приходивших требовать обратно свои письма. …Многие из ответивших на анкету решили привлечь молодого человека в судебном порядке за обман. Одна дама обратилась к содействию административной власти».
До судебного преследования дело, конечно, не дошло. Тем более что профессор Введенский написал в редакцию: он знает о студенте-однофамильце, и почта их регулярно путает. Этот скандал как раз и оказался главным событием первого проекта Александра Введенского. Статья, написанная на материалах анкет, хоть и была напечатана в одном из церковных журналов, но не представляла ничего особенного. О причинах неверия и кризисе церкви в те годы не писал только ленивый.
«Правильно, молодой человек, вы нахал — так и надо…»
После окончания университета Александр Введенский совершил еще один эксцентричный поступок — принял сан священника.
Вплоть до революции подавляющее большинство русских священнослужителей происходило из священнических семей. Представители других сословий, конечно, иногда тоже принимали сан, но это случалось нечасто и воспринималось как нечто экстраординарное. Кроме того, нервный и экзальтированный молодой человек менее всего был похож на православного священнослужителя. Все обращения к архиереям с просьбой о рукоположении наталкивались на отказы — прямые или непрямые.
В конце концов Александр Введенский обратился к ректору Петербургской духовной академии с просьбой разрешить сдать экзамены за полный курс. Об этой встрече сохранился рассказ самого Введенского, записанный мемуаристом. «Что вам, собственно, от нас нужно?» — «Знаний».— «Ну, полно вздор нести — это после университета-то?» — «Я хочу стать священником, но меня нигде не берут, так вот я решил приобрести диплом Духовной академии».— «Вот это другой разговор. Правильно, молодой человек, вы нахал — так и надо, сдавайте».
Правда, академический диплом не решил проблем с рукоположением. И лишь некоторое время спустя Введенскому повезло. На него обратил внимание Георгий Шавельский, занимавший пост протопресвитера армии и флота, то есть координировавший деятельность всех полковых священников. Шавельский был человеком энергичным, имел репутацию либерала и искал ярких сотрудников, способных убеждать солдат и офицеров.
Впоследствии, Введенский говорил, что он «шел в церковь с твердым намерением сокрушить казенную церковь, взорвать ее изнутри». Но этот рассказ кажется скорее красивой фразой, чем действительным мотивом. Несомненно другое: с самого первого дня Введенский не пытался мимикрировать и, так сказать, попадать в общий стиль.
Сразу после рукоположения, служа свою первую литургию, молодой священник вдруг начал читать «Херувимскую песнь» так, как декаденты читали свои стихи.
Впрочем, в военном ведомстве декадентские привычки нового служителя мало кого волновали. Шла Первая мировая война, период военных успехов миновал быстро, что не способствовало поднятию боевого духа. Среди солдат действовали агитаторы левых партий, поэтому священники, умеющие выступать на солдатских митингах, ценились на вес золота.
Впоследствии Введенский рассказывал о том, как уже при Временном правительстве он ездил на фронт, чтобы агитировать солдат воевать до победного конца, и покорил их своим красноречием. Даже если Введенский, по обыкновению, рассказ и приукрасил, доподлинно известно, что ко времени большевистской революции он приобрел определенную известность в качестве оратора. Молодой священник не только проповедовал на фронтах, но и участвовал в публичных диспутах, проводившихся тогда во множестве.
Однако по отношению к церковной жизни, которая в те годы была очень интересной и насыщенной, он оставался абсолютным маргиналом. Введенский не участвовал в огромной работе по подготовке поместного собора, призванного реформировать систему церковного управления и освободить православную церковь от государственной опеки. А ведь когда человек считает себя церковным реформатором, ему вроде бы не пристало дистанцироваться от самого масштабного реформаторского проекта эпохи. Если верить биографам, то как раз в те годы Введенский экстерном окончил несколько петроградских вузов, став дипломированным биологом, физиком, математиком и юристом. Названия этих вузов почему-то нигде не приводятся — сведения, по всей видимости, почерпнуты из устных рассказов Введенского о себе любимом, записанных авторами мемуаров.
«Мы же с вами не в Гефсиманском саду…»
Большевики ликвидировали ведомство военного и морского духовенства, однако группа молодых священников, работавших там, обрела нового покровителя. Им стал петроградский митрополит Вениамин, который — уникальный факт в истории Русской церкви — был не назначен на кафедру, а избран верующими.
Новоизбранный архиерей старался создавать в церковной жизни, как теперь говорят, горизонтальные связи и поддерживал всех, кто был готов работать. При митрополите Вениамине священник Александр Введенский занимался налаживанием отношений со светскими властями — переговоры были непростыми. Дело в том, что в 1921–1922 годах Русская церковь энергично боролась с голодом, который свирепствовал в стране. При этом пришедшие к власти большевики пытались, и довольно успешно, использовать голод для антицерковной пропаганды. Вместо того чтобы позволить церковным организациям самостоятельно собирать средства и передавать в помощь голодающим церковную утварь, практиковались насильственные изъятия, которые проводились в грубой форме (так, оклады икон сминались ногами). Власть провоцировала выступления, на которые можно было бы ответить репрессиями. «Изъятие ценностей,— писал Ленин в секретном письме,— должно быть проведено с беспощадной решительностью, безусловно, ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше».
/ В оригинале в Письме Ленина членам Политбюро от 19 марта 1922 года звучат так:
…Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и потому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо, во всяком случае, будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно ту горстку черносотенного духовенства и реакционного городского мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету…
…На съезде партии устроить секретное совещание всех или почти всех делегатов по этому вопросу совместно с главными работниками ГПУ, НКО и Ревтрибунала. На этом совещании провести секретное решение съезда о том, что изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать.
Для наблюдения за быстрейшим и успешнейшим проведением этих мер назначить тут же на съезде, то есть на секретном его совещании, специальную комиссию при обязательном участии т. Троцкого и т. Калинина, без всякой публикации об этой комиссии с тем, чтобы подчинение всей этой операции было обеспечено и проводилось в общесоветском и общенародном порядке. Назначить особо ответственных наилучших работников для проведения этой меры в наиболее богатых лаврах, монастырях и церквах… — mamlas/
В связи с помощью голодающим и изъятием церковных ценностей священнику Александру Введенскому приходилось регулярно иметь дело с большевистскими властями. По всей видимости, Введенский зарекомендовал себя как человек, на слабостях которого можно при необходимости сыграть.
Неизвестно, кто и о чем говорил с ним, перед тем как ему была определена одна из главных ролей в большевистской спецоперации против православной церкви. Известен лишь результат.
…Возглавлявший Русскую церковь патриарх Тихон был помещен под домашний арест и фактически лишен возможности выполнять свои функции. Вскоре после ареста патриарха Введенского вызвали в Москву. Поздно вечером 12 мая 1922 года после соответствующего инструктажа четверо священников: Введенский, Красницкий, Белков и Калиновский, а также псаломщик Стадник были доставлены в московское подворье Троице-Сергиевой лавры, где под домашним арестом находился патриарх Тихон. На предложение незваных гостей отойти от управления церковью вплоть до созыва очередного собора поднятый с постели патриарх ответил отказом. «Был я тогда молод и горяч,— вспоминал впоследствии Введенский,— считал, что я даже стену могу убедить. Говорю, говорю, убеждаю, а патриарх на все отвечает одним словом: нет, нет, нет. Наконец, и я замолчал. Сидим мы против него и молчим». В конце концов патриарх согласился временно передать власть одному из не прогнувшихся перед большевистской властью митрополитов. Но до прибытия преемника в Москву церковное делопроизводство передавалось пришедшим к патриарху священникам.
Временная передача канцелярии — это не передача власти. Но у большевиков имелись все возможности не допустить в Москву никого из тех, кого патриарх Тихон назвал в качестве своих преемников. Уже на следующий день после передачи канцелярии «группа прогрессивного духовенства» (в народе за ними закрепилось наименование «обновленцы») выпустила воззвание, которое сразу же напечатала «Правда». Ситуация складывалась странная. С одной стороны, группа не имела никакого церковного статуса, с другой — ее материалы шли от патриаршей канцелярии, поэтому создавалось впечатление, что все происходит с разрешения арестованного патриарха.
Вместо патриарха во главе церкви вдруг оказалось таинственное Высшее церковное управление (ВЦУ), в состав которого входили никому не известные люди. Требовалось убедить верующих в том, что этот орган является легитимным, хотя он таковым не был. Единственное, чем ВЦУ могло похвастаться, так это поддержкой государства, как информационной (подцензурная пресса всячески рекламировала церковную революцию), так и силовой в лице ГПУ и других карательных органов.
Нужно было быстро, пока никто не успел опомниться, заставить всех признать законность церковного переворота. В Петроград Александр Введенский ехал с мандатом «действительного члена ВЦУ». Опытный переговорщик, он должен был убедить Петроградского митрополита признать церковную революцию и подчиниться ВЦУ. Однако этот план провалился. Митрополит Вениамин не признал легитимности ВЦУ и отлучил от церкви петроградских священников, вошедших в этот орган. Точки над «i» были расставлены: орган, члены которого отлучены от церкви, уже не может претендовать на управление ею. Переговоры стали невозможными.
На другой день после того, как в петроградских храмах огласили этот указ, митрополита Вениамина арестовали. Александр Введенский присутствовал при аресте, поскольку должен был в качестве представителя ВЦУ принимать канцелярию. «Завидев митрополита,— читаем у Анатолия Краснова-Левитина, который близко знал Введенского,— он подошел к нему под благословение. “Отец Александр, мы же с вами не в Гефсиманском саду”,— спокойно сказал владыка, не давая своему бывшему любимцу благословение, а затем, все с тем же спокойствием, выслушал объявление о своем аресте».
Трудно себе представить большего удара по репутации обновленчества, чем арест всенародно избранного митрополита. В том, что заказчиками этого ареста являются Введенский и его окружение, кажется, не сомневался никто. Между тем протоиерей Введенский прекрасно понимал, что арест митрополита портит его реноме непоправимо, и собирался на процессе выступать на стороне защиты.

___ Петроградский митрополит Вениамин (Казанский), отлучивший протоиерея Александра Введенского от Церкви, вскоре был арестован и приговорен судом к расстрелу
Но этого не произошло, поскольку в первый день процесса какая-то женщина бросила в Введенского камень и он угодил в больницу с сотрясением мозга. А показательный процесс закончился смертным приговором для десяти подсудимых, шестеро из которых были помилованы, а четверо, в том числе митрополит Вениамин,— расстреляны.
«Две молоденьких, очень декольтированных стенографистки бросили запись: они слушают»
Все, кто хоть немного соприкасался с церковной жизнью тех лет, знали про контакты Введенского с ГПУ и его роли в процессе петроградского духовенства. Но люди, далекие от церкви, знали его, как бы мы сейчас сказали, скорее как шоумена, участника диспутов, на которые выстраивались гигантские очереди. Варлам Шаламов, посещавший эти диспуты в свою бытность студентом Московского университета, в поисках контрамарки отправился на прием к Введенскому и вернулся счастливым обладателем билета на два лица.
При достаточно жесткой борьбе государства с религией власти терпели подобные диспуты почти что до середины 1930-х годов. Такая мягкость властей объяснялась двумя причинами. С одной стороны, большевики были заинтересованы в определенном пиаре «красной церкви», поскольку это должно было способствовать углублению церковного раскола. С другой — не сомневались, что ни один священнослужитель не устоит перед светом разума и атеизма, и считали подобные диспуты идеальной формой атеистической работы. Что было ошибкой.

___ Советская пресса поддерживала «Живую церковь», что не мешало ее высмеивать
Присущая Александру Введенскому хлестаковская «легкость в мыслях необыкновенная» в полной мере проявлялась во время его публичных выступлений. Судя по многочисленным мемуарам, Введенскому удавалось брать верх даже в споре с таким серьезным противником, как Луначарский. Вот как описывает один из таких диспутов посетивший Москву и наблюдавший одну из полемик французский иезуит Мишель Д’Эрбиньи: «Странное зрелище представляла эта атеистическая толпа, которую покорял силою своего слова епископ (обновленцы ввели женатый епископат, и Введенский стал епископом.— “Ъ”). Шесть раз вырывал он ее почти единодушные аплодисменты, когда он вознес хвалу Богу, религии и божественности Христа. …Рабочие, солдаты, студенты аплодировали вместе со священниками; две молоденьких, очень декольтированных стенографистки бросили запись: они слушают».

___ Публичные дискуссии Луначарского с Введенским были модным событием: в советской печати помещались не только стенограммы выступлений, но и карикатуры на обоих участников
Успех лекций Введенского признавали и советские лидеры. На состоявшемся в 1928 году заседании оргбюро ЦК ВКП(б) Лазарь Каганович жаловался на то, что провинциальным атеистам нечего противопоставить Введенскому: «Приехал Введенский в Харьков, у нас не было достаточно подготовленных людей, способных выступить против такого блестящего оратора. Введенский нас покрыл. Нужно создать кадры людей, способных вести борьбу против таких проповедников».
Практически все мемуаристы сходятся в том, что во время диспутов Александр Введенский проявлял фантастическую эрудицию и способность оперировать последними данными естественных и гуманитарных наук.
Шаламов утверждал даже, что во время выступлений Введенский цитировал «на десятке языков философию, социологию всех лагерей и наук».
Но к этим свидетельствам следует относиться с определенной долей скепсиса. Если оратор способен увлечь неподготовленную аудиторию, значит, его речь должна быть понятна и доходчива. Цитаты на десятке языков, если бы они действительно имели место, сделали бы речь недоступной для слушателей. По всей видимости, Введенский умел выстраивать достаточно простые по содержанию выступления таким образом, что производил впечатление знатока всех наук. При этом специальные термины, имена и иностранные фразы играли роль своеобразного обрамления: оратор подавлял интеллектом, хотя говорил, в сущности, достаточно примитивные вещи.
В советском языке слово «научный» звучало как заклинание. Науке было принято верить безоглядно. Еще революционные демократы ввели моду вскрывать лягушек, чтобы доказать отсутствие души и несостоятельность теологических построений. Но в первой четверти XX века все поменялось. Открытия физиков стали расшатывать механистическую картину мироздания. И христианские апологеты заметили это достаточно быстро. Теперь уже материалисты боролись с «эмпириокритицизмом» и «физическим идеализмом», а Александр Введенский называл Альберта Эйнштейна своим великим современником и охотно цитировал только что появившиеся на русском «Физические очерки» Макса Планка.
Самым удивительным было то, что апологетические тексты Введенского могли публиковаться в советской печати. Кое-что печатали и сами обновленцы, которым власти еще не перекрыли доступа к типографии. Но самым замечательным было то, что стенограммы диспутов с VIP-большевиками попадали и в официальные советские издания.

___ Следует признать, что советские карикатуристы достаточно точно передавали сущность обновленчества / Художник: Иван Малютин
В виде отдельной брошюры вышла стенограмма двух диспутов Введенского с Луначарским, хотя на обложке в качестве автора был указан лишь второй. В дальнейшем брошюра перепечатывалась в различных советских сборниках «А. В. Луначарский о религии». Кажется, это единственный текст в защиту православия, выходивший в качестве атеистической литературы. Александр Иванович не дожил до этих переизданий, но можно себе представить, как бы он радовался им. Мистификации за гранью дозволенного явно были его стихией.
«Стала А. М. Коллонтай у гроба рядом с женами А. И. Введенского…»
Обновленческое движение, лидером которого был Александр Введенский, имело довольно бурную внутреннюю историю. Обновленческие группировки объединялись, распадались, признавали друг друга — и быстро расплевывались. Борьба амбиций, отсутствие строгих правил игры и короткий поводок, на котором обновленческих лидеров держало государство,— прекрасная почва для интриг и склок. При этом поддержкой у верующих обновленцы не пользовались: принадлежащие им храмы, как правило, стояли пустыми. Первые годы оставалась надежда на то, что всемогущее государство не даст в обиду свою «красную церковь», но к концу 1920-х, когда государственная поддержка исчезла, деятельность обновленческих лидеров потеряла всякий смысл.
Александр Введенский вел жизнь VIP в отставке. Формально он и вправду был очень важной персоной. В 1923 году, после того как обновленцы допустили женатый епископат, Введенский стал епископом Крутицким. А в 1935 году, уже женатый во второй раз,— митрополитом. И это притом, что церковные каноны ни при каких условиях не разрешают священнослужителям вступать во второй брак.

___ Допущение женатого епископата позволило Введенскому стать архиереем и членом обновленческого синода
Громкие звания Введенский любил. Кроме него, никто и никогда не носил титул «митрополит-апологет-благовестник». Хотя и сам он прекрасно понимал, что все это — ничего не значащие побрякушки. Сохранился замечательный рассказ о том, как соседка по квартире, обращаясь к Введенскому, говорила: «Ваше величество». На удивленный вопрос человека, услышавшего такое обращение, Введенский ответил: соседка знает, что у него есть какой-то экзотический титул, но не помнит, какой именно. Постоянную радость доставляли ему лишь музыка (со студенческих лет он практически ежедневно проводил несколько часов за фортепьяно) и богослужение. А еще появился страх. В 1930-е обновленцев арестовали точно так же, как и сторонников патриаршей церкви. Ожидая, что за ним могут прийти в любой момент, Введенский завел тетрадочку, на обложке которой было написано: «Мои мысли о политике. Дневник только для себя». Время от времени здесь появлялись записи о мудрости великого Сталина, слова возмущения в адрес саботажников и шпионов. Делалось это для того, чтобы после ареста ее приобщили к делу, и следователь мог убедиться, что Введенский думает именно так, как следует думать светскому человеку.

___ Оказавшись не у дел, Александр Введенский увлекся коллекционированием произведений искусства, в которых, если верить мемуаристам, плохо разбирался
В войну Введенский вместе с лидерами других религиозных группировок был эвакуирован в Ульяновск, где ему разрешили выбрать любое церковное здание. И хотя выяснилось, что выбранное им церковное здание принадлежало Министерству государственной безопасности, обещание было выполнено, и храм передан. «И сейчас, в старости,— писал человек, присутствовавший на тех службах,— манера служить у него осталась прежняя, полудекадентская: от каждого слова, от каждого жеста веяло Блоком, Сологубом — дореволюционным декадентским Петербургом».
А после войны все закончилось. Власти сделали ставку на Московскую патриархию, и обновленческая авантюра завершилась. Введенский начал переговоры с Московской патриархией о своем присоединении, однако в сане митрополита принимать его никто не собирался. Митрополита-апологета-благовестника были готовы принять лишь в качестве мирянина. Должность сотрудника «Журнала Московской патриархии», которую ему предложили, Введенского не устраивала. Воссоединение не состоялось.
___ Храм Пимена Великого был последним, остававшимся у обновленцев после того, как власти решили прикрыть этот проект. После отпевания здесь Введенского храм перешел Московской патриархии
Александр Введенский скончался в 1946 году. Его отпевали в московском храме Пимена Великого, последнем обновленческом храме. «Я пришел в храм в десять утра,— вспоминал артист Малого театра Анатолий Свенцицкий.— Заупокойная литургия еще не началась. Пожилые женщины в народе высказывались об Александре Ивановиче крайне резко: “Да какой же он митрополит! Смотрите: три жены у гроба, все тут…” Народ почти не осенял себя крестным знаменем. Служба все не начиналась, кого-то ждали. Очевидно, архиерея, подумал я. Но кто же будет отпевать Введенского? Распорядители попросили народ расступиться, и в храм вошла и медленно пошла ко гробу… Александра Михайловна Коллонтай. Я ее хорошо знал в лицо, не раз встречал в Доме актера. Шла легендарная Коллонтай, бывший посланник, организатор небезызвестного общества “Долой стыд”, коммунистка, правда, уже давно в немилости и не у дел, но репрессиям не подвергавшаяся. Все еще эта бывшая дворянка, генеральская дочь, была импозантна: черное платье, орден Ленина на все еще пышной груди, в руках огромный букет красных и белых роз. Стала А. М. Коллонтай у гроба рядом с женами А. И. Введенского».
Александр Кравецкий
«Коммерсантъ Еженедельный», 10 июня 2017