Фильм Надежда Матвеевой Валентины
Содержание
- О «Леннаучфильме», «православном» кино и современной России
- Валентина Матвеева
- Валентина Матвеева: «Единственная вещь в мире, которая помогает различить добро и зло — это совесть»
- «…Нет православного кино, а есть режиссер, исповедующий Православие. И тогда совершенно не важно, о чем он снимает кино». Режиссер Валентина Матвеева, автор фильмов о владыке Сурожском Антонии, о современном российском кинематографе.
О «Леннаучфильме», «православном» кино и современной России
О своей работе кинодокументалиста, творческом объединении «Выбор», проблемах современного православного кино рассказывает кинорежиссер, публицист, педагог, духовное чадо митрополита Антония Сурожского Валентина Ивановна Матвеева.
Валентина Матвеева
Помню, мы даже тогда друг друга еще боялись
– Дорогая Валентина Ивановна, хотелось бы узнать о том, как все у вас начиналось с православной тематикой на «Леннаучфильме». Ведь большинство сегодняшних читателей, наверное, даже не представляют себе, что это была за студия. Мысленно рисуется что-то архивное, документальное, и в первую очередь пленка – то, от чего сейчас в киноиндустрии почти отказались. Чем вы занимались?
– Мы выполняли заказы различных министерств: делали технические, медицинские, даже исторические фильмы. В основном то, что называлось «техпроп» или «научпоп». 120 фильмов в год мы выпускали, работали по заказу.
Очень везло, если твоя собственная заявка проходила в Главке, и тогда ты сам делал свое любимое кино.
Но с приходом Валентины Ивановны Гуркаленко в начале 1980-х к нам, если можно так выразиться, «вкралось» Православие.
Во-первых, она стала моей крестной мамой, кроме того, несколько моих подруг уже были, что называется, в курсе всех этих дел, и мы потихоньку ходили в храм.
Но все это делалось в страшной тайне: в каких-нибудь таких местах, где нас не могли увидеть. Особенно это касалось идеологического отдела.
А потом, в конце 1980-х, на нашу студию одновременно явилась группа человек из пяти – выпускников ВГИКа, очень укрепленных в Православии. Среди них был и Николай Николаевич Третьяков, преподававший искусство, и он-то их, видимо, всех и воцерковил.
Помню еще Диму Делова, Сашу Сидельникова, Сашу Слободского…
И тогда возникло решение, что мы должны держаться все вместе.
– Вы были ровесниками?
– Они были моложе нас, я была постарше. Но Валентина Ивановна решила создать такое объединение, куда вошли бы люди православные, воцерковленные.
Кстати, все эти молодые люди были однокурсниками ныне здравствующего епископа Тихона (Шевкунова), тогда мы звали его просто Гошей.
– Итак, вы создали объединение?
– Да, потом зарегистрировали его. Оно называлось «Выбор». Но что делать дальше? В церкви снимать? Об этом даже подумать было нельзя! Нам бы не разрешил никто: ни на студии, ни в Церкви! Да еще и рано было…
Александр Слободской
– А какие это были годы?
– До 1988 года (годовщины Тысячелетия Крещения Руси – прим. Н. Б.) оставался месяц, когда мне поручили снимать фильм о колоколах.
Предупреждение было такое: не снимать куполов, крестов и всей церковной атрибутики. Я завопила: «А как же снимать колокола?» – «На фоне облака…» – «Какого облака?..» Эти люди не были никогда на колокольне: колокол ведь нельзя снять на фоне облака!
Вот такое было начало…
Помню, мы даже тогда друг друга еще боялись. Пришла я на литургию в Троице-Сергиеву лавру, обернулась и вдруг увидела режиссера Сашу Слободского! Это замечательный режиссер, который впоследствии в Иерусалиме снял знаменитый «Благодатный Огонь».
Мы оба боялись предательства: он – что я его «заложу», а я – что он меня «заложит»
Мы увидели друг друга, с ужасом отвернулись друг от друга и двинулись в разные стороны. Но это было еще до создания «Выбора». Мы оба боялись предательства: он – что я его «заложу», а я – что он меня «заложит»!
– Потом уладили это недоразумение?
– Когда спустя много лет он снял «Благодатный Огонь» и привез его из Иерусалима, он позвонил мне и спросил: «Валентина Ивановна, вы представите мой фильм в Доме Кино?» Я сказала: «Саша, с удовольствием! Только одно условие: я расскажу, как мы бегали друг от друга в лавре во время литургии!» Он сказал: «Можно!..»
Вот такие были тогда условия…
Я убегу в буддисты, если Православие – такая скука смертная!..
– Валентина Ивановна, сегодня много снимают «православного кино». Есть ли у вас какие-то главные пожелания нынешним режиссерам?
– О чем я хочу сказать всем, кто и сейчас делает православное кино…
Православное кино не обязательно означает съемку крестного хода
Православное кино не обязательно означает съемку службы, литургии, исповеди, крестного хода и еще чего-нибудь, имеющего отношение непосредственно к богослужению. Такие фильмы сейчас снимаются очень часто, но в них, простите меня, нет Православия!
Вера наша – огненная, а я, когда их смотрю, испытываю такую скуку, что говорю: «Я убегу в буддисты, если Православие – такая скука смертная!..»
– А как вы сами снимали православные фильмы?
– Наше объединение снимало совсем другие фильмы, совсем по-другому, но они были православными!
Саша Сидельников, например, снял фильм под названием «Компьютерные игры». Там ни слова не было про компьютеры! Это просто рассказ о Министерстве водного хозяйства, которого сейчас, к счастью, нет…
Он рассказал о том, как осушали Аральское море, волны которого в 1930-е годы бороздили огромные корабли, ловили много рыбы. Привозили тонны рыбы, вываливали на берегу в хранилища, рыба сверкала на солнце, кругом такое изобилие… А вокруг жил счастливый народ, жили в достатке, все у них было хорошо…
Вдруг решили Аральское море изменить: не осушить, а прорыть из него канал, чтобы воду пустить в Узбекистан, сквозь пустыню. Решили оросить пустыню…
А кончилось все тем, что Аральское море просто исчезло: оно высохло, а вода ушла в песок и никому ничем не помогла.
Последние кадры этого фильма были такими: ржавые, развалившиеся корабли, стоящие на высохшем дне этого бывшего моря…
– Получился фильм-притча?
– Повторяю, в этой картине не было ни купола, ни креста, ни церкви – ничего. Рассказ о том, что жил маленький народец, который стал погибать, потому что у него не стало чистой воды, вода была чем-то заражена.
Да, получился разговор-притча о том, что человек, творение Божие, не смеет поднимать руку на замысел Творца.
Александр Сидельников
– Вы сказали, что сейчас этого Министерства нет?
– К счастью, потому что у него были еще планы поворота в обратную сторону рек Лены и Оби: эти реки хотели опять-таки повернуть в пустыню, чтобы вода не шла в океан, а направлялась в те же самые пески. К счастью, это Министерство закрыли.
Не думаю, что это наш фильм повлиял на ситуацию: может быть, и начавшаяся перестройка помогла в чем-то, но факт, что его не стало!
Об этом же немножко говорил и мой фильм «Крепость неодолимая» – рассказ о Кирилло-Белозерском монастыре, который был уже частично подтоплен. Та же история, когда решили сделать водохранилище, а монастырь оказался почти затопленным.
– Но сегодня, мне кажется, сюжетов для православных фильмов хватает.
– Я просто привожу примеры, что православное кино не означает показ церковных ритуалов и каких-то канонических вещей.
Кстати, в начале 1990-х пришло в кино много маловоцерковленных людей, и на каком-то православном фестивале я видела киевский документальный фильм, в котором была снята (и записана!) настоящая исповедь. Даже звук ее был записан!..
Помню, мы собрались тогда в Издательском отделе Московской Патриархии, возмущенные. Все говорили: «Надо же что-то делать! Может быть, какую-то церковную цензуру придумать!» Но об этом тогда, конечно, не могло быть и речи…
Надо было нам самим воцерковляться, чтобы подобного уже не происходило. А ведь бывало даже, что первые наши операторы могли прямо у алтаря церковного выбросить сигаретку и потом войти в алтарь с камерой. Почти все были тогда еще не готовы, немногие из нас только были готовы!
– Но это про «Выбор», а что касается «Леннаучфильма»?
– Таким объединением, уже во ВГИКе, где были уже готовы православные люди, и был у нас на студии «Леннаучфильм». Возглавляла его и мужественно боролась за все наши фильмы Валентина Ивановна Гуркаленко, которая все последние годы, пока студия была еще жива (сейчас она находится уже в каком-то состоянии анабиоза), была художественным руководителем всей студии. В настоящее время она преподает режиссуру в Институте телевидения и кино.
Мы не доверяем Богу до конца, и от этого наши беды!..
– 2017-й – год столетия русской революции, он повторяет каждое число календаря 1917-го… Валентина Ивановна, каково ваше видение причин русской смуты? Что вы можете сказать о сегодняшнем состоянии Церкви и церковного народа, по сравнению, может быть, с тем временем, когда вы пришли к Православию?
Я уверен, что внутри себя вы не можете не задаваться этими вопросами: как вам кажется, оказались мы достойными хотя бы осмысления того, что произошло с Россией сто лет тому назад?
Архимандрит Софроний (Сахаров)
– Очень сложный вопрос. Знаете, с одной стороны, русское общество было в чем-то виновато. Я вспоминаю слова отца Софрония (Сахарова), который во время моей беседы с ним в 1989 году спросил меня: знаю ли я, что в начале 1900-х годов профессору Петербургского университета признаться в том, что он – верующий, означало гибель, конец карьеры?
Я не знала этого! Он сказал: «Революция началась гораздо раньше».
Я спросила: «Это Базаров, с его утверждением: ‟Природа – не храм, а мастерская…”?» – «Нет, нет! Раньше, раньше…». И мы дошли до декабристов, потом поговорили о «Бесах» Достоевского, вспоминая все пути…
Что-то такое случилось с нашим обществом, что оно заслуженно получило то, что получило: переворот и революцию. Это было ответом на то, что вера была неустойчива.
И, вероятно, Господь устроил так мудро, что все жертвы, принесенные в 1920-е и 1930-е годы нашей Церковью, нашим священством, все новомученики и исповедники были искупительной жертвой для того, чтобы Церковь сегодня восстановилась.
Я так к этому отношусь, так мне кажется…
– А мы – сегодняшние? Какие мы?..
И Россия, и каждый из нас, верующих, сегодня – на Кресте
– Мы, сегодняшние? Я могу сказать только за себя: я вчера спорила с подругой, которая все ныла и про все говорила: «Это плохо, это плохо, это плохо…». Я ей сказала: «Мне кажется, что и Россия, и каждый из нас, верующих, сегодня – на Кресте. Представь себе, что Христос, Распятый на Кресте, говорил бы: «Ой, как плохо! Этого они не делают, они должны бы иначе это делать! Это не так, это все не то! И цены не те, и люди не те…». Она в ужасе была… Но ведь мы же сейчас так говорим…
– Многие говорят, что мы плохо и мало молимся…
– У меня сейчас есть одна молитва, которую я часто повторяю: «Верую, Господи, помоги моему неверию!» Мы не доверяем Богу! Мы не доверяем Богу до конца, и от этого наши беды!..
– Но ведь нужно и анализировать свои ошибки?
– От того, что мы будем указывать, что и тут плохо, и тут плохо, – мы не поможем ни себе, ни России. Россию надо спасать! Россия – это последний оплот нравственности, Православия и любых гуманитарных идей в мире.
Тот же старец Софроний, когда мы расставались с ним в 1989 году, сказал мне: «Россия – становой хребет мира! Если погибнет Россия, погибнет весь мир!»
Я тоже так считаю: может быть, потому, что я уже прожила довольно долгую жизнь и у меня нет «заморочек», которые есть у нашей молодежи.
– А как быть с молодыми людьми, с нашей молодежью?
– Все эти молодые люди, которым обещают столько-то «евро» за то, что они выйдут на площадь, просто ничего не знают! Мне, например, этих мальчишек просто жалко: они глупенькие! Они глупенькие! А что с этим делать? Они же не понимают, что каждая революция приводит к жертвам! Они что, хотят «майдана»? Чтобы шины жгли на Красной Площади?..
– Может быть, это происходит оттого, что многие из них не воцерковлены?
– Да, они не воцерковлены, а почему у нас до сих пор не преподают Закон Божий?! Не религию, как это принято говорить, а чтобы так «повернули» курс, чтобы преподавать Закон Божий! Ведь все наше русское искусство – и живопись, и музыка, и литература XIX века – были основаны на христианских ценностях (или, напротив, на борьбе с ними). Нужны учителя, которые бы это понимали, нужны воспитатели в школе!
Если выпускник ВУЗа говорит, что Пушкина убил Онегин, то это – трагедия!
– Но настоящих учителей, старых педагогов, сейчас ведь уже не найти?
– Да, старые учителя (я сама когда-то преподавала литературу) все почти ушли из школы, как только там появился ЕГЭ. Они сказали себе: «Больше там делать нечего! Там не личность воспитывают, а каких-то роботов!»
Действительно, сейчас в наших школах не учат рассуждать, не учат воспринимать душой, сердцем нашу литературу замечательную, равной которой нет во всем мире. Во всем мире! А мы ее не знаем!..
Если выпускник ВУЗа говорит, что Пушкина убил Онегин, то нужно бить в колокола! Это – трагедия!..
Россия – замечательная страна, и нам надо ее такою сохранить, какою она была!
– Больше 25 лет православное радио «Радонеж» говорит об этом: говорит не только о вере и Церкви, но и о литературе, философии, культуре, музыке… Мы стараемся сохранить все лучшее, что было в медийном пространстве, воспитать наших слушателей в лучших традициях русской культуры. И сегодня некоторые, даже архиереи, батюшки, миряне, которые когда-то слушали передачи нашей радиостанции, будучи десятилетия назад молодыми людьми, вспоминают с благодарностью эти передачи. Они прошли вместе с ними как бы «курс молодого бойца» в Православии…
Но как за это время изменилась ситуация! Когда в 1990-е годы мы только начинали в Доме Радио на Пятницкой, люди воспринимали православную тематику как нечто совсем новое, особенное, трепетное… Даже сами слово «Радонеж» открывало многие двери властных кабинетов: было много помощи, люди открывали свое сердце…
Сегодня, как мне кажется, во всем, что касается церковной темы, преобладает некое равнодушие. Люди хотят чего-то «свежего», «нового», но – чего они хотят на самом деле? Что им может быть близко, таким неподготовленным, хотящим «здесь и сейчас» получить все сразу, прошедшим сквозь сито ЕГЭ? В то же время насколько же они незащищенные, сколько среди них самоубийств, например: ничего не зная о жизни, многие из них расстаются с ней сознательно… Что может быть страшнее?
– Боюсь, у меня нет ответа на эти вопросы, кроме того, что я считаю: очень сильно навредили современному обществу Интернет и телевидение!
Я не смотрю почти никаких фильмов по телевизору – просто перестала, чтобы не портить настроение, но иногда включаю новости. И все новости начинаются так: «Убили, изнасиловали, украли ребенка…» А потом – что-то уже более серьезное.
И я задаю себе вопрос: кому принадлежит наше телевидение, его основные каналы (обо всех не говорю)? Ну, кому принадлежит оно?..
Как можно так лгать?! Как можно так бездарно сочинять эти сериалы, которые не имеют отношения к реальной жизни? Почему, почему не создать фильмы о настоящих отношениях людей, которые все еще существуют? Сегодня все еще есть доброта в людях, такое отношение среди людей, какое всегда было в России! Ведь сколько людей приезжают из-за границы и все еще говорят об этом: «Вы не понимаете, где вы живете! У вас можно собраться за столом, посидеть за чаем, поговорить, пообщаться… Этого нет нигде!»
Когда я приезжала в Англию к своей подруге (сейчас я уже не езжу), то говорила ей: «Почему молчит телефон? Таня, почему молчит телефон? Где твои друзья?» – «Запомни, Валя: в Лондоне друзей нет!» А она живет там с 1969 года.
Тут подключается Дэвид, уже знающий русский язык: «Сейчас будет звонить телефон: ведь Валя приехала!» И правда: начинают звонить русские друзья из прихода: «Давай на блины! Давай поедем туда, поедем туда…». Русские и за границей сохраняют этот стиль (если можно так выразиться) жизни, но его становится все меньше.
Я вспоминаю рассказ двух сценаристов 1960-1962 гг., к которым приехал американец. Он приехал на «Мосфильм», они его пригласили к себе домой. Может быть, этот рассказ лишний, но я его очень хорошо помню.
Пригласили они его домой: один из них (сосед) был холост, а у второго жена была на работе. Заглянули в холодильник – там ничего нет. А американца надо поить и кормить!
Один из них сказал: «Сейчас, одну минуту!» Прямо в тапочках выскочил в подъезд, минут через десять возвращается.
Оно обошел всех соседей, этот дом был на Аэропортовской, кооператив назывался «ХАМ» (художник-артист-музыкант), все были свои… И пошло…
Люди в тапочках спускались с горячей картошкой в кастрюле, с бутылкой водки, с какими-то колбасами, еще с чем-то!.. И сели за стол пить, закусывать и разговаривать.
И тогда этот американец произнес удивительную фразу (а это было время, кажется, когда даже «Жигулей» не было в стране): «До эры машин – вы еще не дожили лет пятьсот! Но у вас есть то, чего нет уже нигде в мире! Вы должны это понимать!» Это – русское сообщество, дружба, взаимовыручка… Те, кто бывает за границей, это понимают!
Но, к сожалению, молодежь-то почти не бывает там! Молодежь этого не знает: она не знает, что эти дружеские связи, близкие отношения, посиделки, еще что-то, какие-то телефонные разговоры – они по всему миру истощаются как-то, редеют… Россия – замечательная страна, и нам надо ее такою сохранить, какою она была!
– Вы сказали еще, что нам сильно вредит Интернет…
– Что делать с Интернетом, не знаю: я, к сожалению, в нем мало понимаю! Сейчас пытаются закрыть какие-то сайты или ввести ограничения, чтобы можно было зарегистрировать сайт только по предъявлению паспорта… Потому что, простите, такое безобразие, какое происходит в Интернете, надо прекращать!
Я в своей книге написала о том, о чем как-то сказал Никита Михалков: «Все создатели смартфонов и айфонов, у многих из которых по пятеро детей, не разрешают своим детям приближаться к этим гаджетам до определенного возраста. Или дозированно – по полчаса в день, исключая субботу и выходной!..»
Почему-то «там» они это понимают, а у нас этого родители не понимают! Когда маленькая девочка приносит другой девочке «посмотреть (это мне рассказала моя знакомая, которая была в шоке, она подсмотрела) секс в школе!», то я просто не знаю, как это прокомментировать!..
– Хотелось бы завершить нашу беседу на каких-то позитивных нотах, но, к сожалению, не получается. Вы сказали, что Россия – на Кресте. Много негативного нас сегодня окружает, но ведь часто через этот негатив проступает и большая радость. У наших читателей сегодня тоже радость – радость общения с вами, радость слышать ваши слова надежды и веры, которые вы так щедро дарите нам всем!
– Спасибо за такие слова, вы мне просто прибавили сил и хорошего настроения! Спасибо!
Валентина Матвеева
Нашли ошибку? Добавить инфо →
Валентина Матвеева Подписка на обновления… Результаты уик-энда Зрители4 977 471231 620 Деньги1 303 929 270 руб.18 455 395 Цена билета261,97 руб.8,89 21.02 — 23.02 Лучшие фильмы — Top 250 203. Ford против FerrariFord v Ferrari 8.066 204. Жестокий романс 8.066 205. Тэмпл ГрандинTemple Grandin 8.065 206. Загадочная история Бенджамина БаттонаThe Curious Case of Benjamin Button 8.064 207. Хоббит: Пустошь СмаугаThe Hobbit: The Desolation of Smaug 8.064 лучшие фильмы Ожидаемые фильмы 21. Новые мутантыThe New Mutants 88.27% 22. Фантастические твари и где они обитают 3Fantastic Beasts and Where to Find Them 3 87.63% 23. Отряд самоубийц 2The Suicide Squad 87.15% 24. Аватар 3Avatar 3 86.95% 25. Аватар 4Avatar 4 84.59% ожидаемые фильмы Новые рецензиивсего КоварствоChacha Bhatija1 Инициалы С.Г.Initials SG1 Ну очень страшное киноShriek If You Know What I Did Last Friday the Thirteenth14 ВедьмаThe VVitch: A New-England Folktale86 Тонкая красная линияThe Thin Red Line71 Сегодня в кинорейтинг Человек-невидимка The Invisible Man промо 7.346 Джентльмены The Gentlemen 8.699 Удивительное путешествие доктора Дулиттла Dolittle 6.139 Лёд 2 7.082 Соник в кино Sonic the Hedgehog 6.545 афиша Скоро в кинопремьера Сладкая жизньLa dolce vita05.03 Человек-невидимкаThe Invisible Man05.03 ПаразитыGisaengchung08.03 Курьер26.03 Новые мутантыThe New Mutants02.04 премьеры
После долгого перерыва киноклуб «Историческая киносреда. История России. История Православия» с радостью приглашает Вас 29 марта в 19-20 на удивительно добрый фильм замечательного режиссера Валентины Матвеевой «Надежда». Фильм -для любой зрительской аудитории.
«- …Я услышала о Надежде лет девять назад в Дивеево, — сказала моя дочь. — Она приезжала паломницей к Серафимушке, молилась у его мощей, ходила по Святой Канавке, омывалась в источниках. Представляешь, она от своих соседок по келье в паломнической гостинице монастыря однажды услышала пересказ собственной истории. И рассказчица добавила: «Надежда стала ездить по монастырям и совершенно исцелилась!» А тяжелобольная Надежда только тихонько улыбнулась и не стала возражать. Пусть так: если хотят люди верить, что она исцелилась, — значит, так оно и есть. Не тело исцелилось, так — душа…
Да ведь и фильм «Надежда» — именно об этом! О том, как преуспевающая и красивая молодая женщина вдруг оказалась на пороге смерти. И — поняла, что жизнь свою недолгую прожила совсем не так, как надо бы, что не там искала счастье. Она потянулась к вере, к Богу — и вопреки приговорам врачей пожила еще, Господь дал ей время стать совершенно другим человеком…
— Весь путь человека от рождения до смерти заключается в одном — преображении, — говорит автор фильма «Надежда», кинодокументалист из Петербурга Валентина Ивановна Матвеева. — И если человек начинает осознавать, что хочет вернуться к тому образу, который в нас заложен Богом, то его душа будет спасена.
Очень многие пришли к вере благодаря этому фильму…
«Снимала — и снимаю только хороших людей, -говорит Валентина Ивановна Матвеева.- Всегда ведь есть выбор: снимать «братков», какой-то криминал — или то, что отзовется в душе чистым звуком, как удар колокола. Сняла фильмы «Зову живых», «Собор», «Лик», «Кто качает колыбель», «Надежда»…
Владыка Антоний когда-то сказал: «Никто не может прийти к Богу, пока не увидит в глазах другого человека свет вечной жизни». Только встреча с глубоко верующим человеком, в котором горит огонь этой веры, может привести к Богу. Вера наша огненная. Если этого огня нет в душе, если снятое не прошло через сердце, эти фильмы приносят больше вреда, чем пользы. Мне Господь даровал такое счастье встретить Митрополита Антония. И для всех людей, которые с ним встречались, эти встречи врезались в самое сердце, в глубину души. Они как зерна проросли в душах и дали добрые всходы — и продолжают еще расти. «Если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин. 12, 24).»
из статьи Ольги Ларькиной «Я снимаю кино только о хороших людях»
Православная газета «Благовест»
В фильме демонстрируются редкие кадры храма Гроба Господня, Оптиной Пустыни и ее насельников.
Особенностью фильма является использование видеозаписи жизни его героини – Надежды — за много лет до трагических событий в её судьбе, когда съёмки вела её подруга-режиссёр для домашнего пользования и даже не помышляла о создании фильма в будущем.
Фильм “Надежда” на сегодняшний день является одним из самых знаковых фильмов как вообще авторского документального кино, так режиссера Валентины Матвеевой, в частности. Она известна уже множеством работ, среди которых трилогия о митрополите Антонии Сурожском, фильм об Иеромонахе Романе «Русь еще жива», фильмы об экспансии на русскую землю западных технологий, о русских монастырях и святынях. Фильм “Надежда” неоднократно завоевывал первые призы и медали на различных кинофестивалях.
После просмотра пройдет обсуждение фильма.
Вход по билетам кинотеатра: 200 рубл. /льготный 170 руб.
Адрес: Москва, ул. Маршала Рыбалко, д. 1/4, кинотеатра «Юность»
5 минут пешком от станции метро «Октябрьское поле»
или МЦК «Панфиловская»
Валентина Матвеева: «Единственная вещь в мире, которая помогает различить добро и зло — это совесть»
Валентина Ивановна Матвеева — призер многих кинофестивалей, кинорежиссер, сценарист, сняла более 70-ти фильмов. Любимая тематика:православие, возрождение духовно-нравственных основ общества. Является автором цикла фильмов, посвященных митрополиту Антонию Сурожскому, в том числе запомнившегося многим «Апостол Любви». Работает на к/с «Леннаучфильм» с 1964 года. В 1957 г. окончила филфак Ленинградского Государственного Университета, в 1971 г. — Высшие режиссерские курсы при СК СССР. Удостоена Государственной награды РСФСР — почетного звания «Заслуженный деятель искусств Российской Федерации», вручение которой состоялось в Петербурге 6 марта 2008 г.
— Валентина Ивановна, что вы можете сказать как профессиональный режиссер о современном православном кино?
— Сейчас много и православных фильмов, и фестивалей православного кино, и среди обилия фильмов о православии попадаются и хорошие. Их не так много, как хотелось бы, поскольку православное кино не финансируется из госструктур, и в основном люди, приезжающие на фестивали православного кино, почти на каждом фестивале делают какие-то открытия. Есть режиссеры, от которых уже заранее ждут фильма, есть талантливая молодежь, но все-таки в провинции такое кино делают на кухне на коленках, поскольку сейчас снимать и монтировать может практически каждый, а в результате привозят очень много слабых фильмов, заявленных как «православное кино». И с моей точки зрения, они людей только отталкивают от православия.
— Вы достаточно долго снимали митрополита Антония Сурожского. Как состоялась Ваша первая встреча?
— Первый раз я снимала владыку Антония в октябре 1989 года в гостинице «Украина». Уже там была задана тема смерти, поскольку я уже тогда знала, что мой фильм будет о кладбищах. Мы тогда снимали два часа. (Со мной был оператор, который согласился снимать митрополита Антония за небольшие деньги. Когда он увидел владыку, то практически влюбился в него и спросил: «Скажите, а можно креститься в 60 лет?», на что митрополит Антоний ответил: «Конечно, это как любовь, можно креститься и в 80 лет»). Но на следующее утро оказалась, что вся пленка непригодна по звуку, через много лет я узнала от отца Сергия Гаккеля, что в гостинице «Украина» стояли и прослушивающие устройства, и «глушилки». В результате я в 1990 году просто повторила митрополиту Антонию тот же вопрос, и он ответил. Знакомство же мое с владыкой состоялось в 1989 году через мою подругу, которая давно жила в Лондоне. Она меня пригласила, и я отправилась в Лондон, хотя и не надеялась, что удастся лично познакомиться с митрополитом Антонием. Хотя я его знала по тем проповедям и беседам, которые распространялись в России, благодаря им я крестилась в 1980 году после тяжелой болезни. Поэтому у меня был особый интерес к владыке, и я очень хотела с ним познакомиться. За все годы, которые я знала владыку, я ему не рассказывала об истории моего крещения. Я мало говорила о себе — мне было жалко времени, которое было отпущено на съемку, и я старалась задавать такие вопросы, которые были бы интересны всем.
В конце апреля — начале мая 1989 года я приехала в Лондон, пошла в церковь на Страстной седмице и увидела близко митрополита Антония, но подойти к нему я не решилась: он был таким строгим, отрешенным, погруженным в молитву. Я смогла подойти к нему только в пасхальную ночь и попросила о встрече, рассказав, кто я. Владыка назначил эту встречу. Так все и началось. Сперва не было ни камеры, ни магнитофона, так что я просто задавала вопросы, да и мысли у меня сперва не было о том, чтобы его снимать, но все произошло благодаря моей подруге, сказавшей: «Ты должна сделать о нем фильм».
— При всем масштабе его личности, владыку часто обвиняли в том, что он сотрудничал с КГБ, в том, что он якобы «экуменист». С Вашей точки зрения, с чем это было связано?
— Как жаль, что сейчас нет дуэлей: так хотелось бы ответить не словом, а ударом тому, кто обвиняет Владыку в сотрудничестве с КГБ. Знаете, пьяница подозревает другого в том, что тот пьет, а вор, что тот, другой, — ворует. Такой ответ лишь характеризует того, кто обвиняет. Впрочем, смотрите мой третий фильм «Апостол любви» с подзаголовком «Встречи в России». Это косвенный ответ обвинителю.
Что касается отношения к России, то это одновременно вопрос и очень легкий, и очень трудный. Он бесконечно и неизменно любил Россию, между тем Владыка сам всегда говорил о том, что необходимо что-то менять в Церкви, необходимо мыслью обратиться к первым векам христианства, потому что Церковь, пройдя путь от первых христиан до государственной религии при Константине Великом, очень изменилась: в нее стали приходить люди не потому, что они готовы были умереть за Христа, а потому, что так сказал император, и потому, что сам император был христианином. Такая ситуация мешала настоящим верующим: быть может, если бы круг христиан был уже, но они были бы другими. Митрополит Антоний подчеркивал, что меняются времена, мода, а потому и Церковь не должна стоять на месте. Он говорил не о нарушении канонов или ереси, он говорил об образе жизни Церкви, об общине. Я всегда его спрашивала, как ему удалось создать такой приход, он отшучивался, говоря, что в нем нет ничего особенного, но на самом деле приход был замечательным: он работал как налаженный механизм, и все это строилось только на любви. Владыка был выражением и воплощением любви Христа и любил каждого человека, а если кого-то и не любил, то он молил Бога, чтобы это чувство прошло. Он не мог служить литургию, если чувствовал, что есть хоть один человек, которого он не любит.
Кроме того, он всегда говорил, что не является богословом. Да, он не имел богословского диплома, но, если посмотреть, рядом с кем он рос: Лосский, Бердяев, Флоровский, о. Сергий Булгаков – это все были его учителя. Какого еще нужно богословия, чтобы из юноши воспитать священника и проповедника, и все эти люди остались в Московской Церкви, а не ушли в РПЦЗ. Они считали, что если РПЦ плохо, то нужно оставаться, страдать вместе с ней, и оставаться свободным голосом Русской Церкви за рубежом, что и делал митрополит Антоний. В немые хрущевские времена, когда почти никто не смел прочесть проповедь, не согласовав ее с уполномоченным по делам религии, владыка приезжал в Россию и говорил все, что думал. За это ему запрещали выступать, сокращали программу пребывания в России, но он никогда не шел на компромиссы. Ему все-таки было немного проще – он жил там, хотя он всегда хотел остаться в России. Митрополит Антоний мне рассказывал такую историю. Однажды его вызвали и сказали: «Мы потеряли Ваш паспорт». Он обрадовался: «Значит, я остаюсь!?», и паспорт тут же нашелся.
Он во все времена любил Россию и даже спорил со всеми эмигрантами, которые его отговаривали ехать в СССР.
— В конце прошлого века стало возможным приезжать в Лондон практически всем желающим. Как митрополит Антоний относился к этой новой эмиграции и чем она отличалась от старой?
— В 90-е годы таких людей было еще немного, и они просто растворялись в приходе, основной поток хлынул уже в ХХI веке. Это были не политические диссиденты, не страдальцы, которых выгнали из страны, а поехали люди очень богатые, которые рванули за лучшей жизнью, а не потому, что они были вынуждены покинуть родину. Первая и вторая русская эмиграция были отлучены от Родины, но они сделали так, что «русское рассеяние превратилось в сеянье» (так говорил сам митрополит Антоний). Богу было угодно, чтобы произошла такая эмиграция, потому что они первым делом строили церковь в том месте, куда приехали. Она могла быть в подвале, гараже, на чердаке, в какой-нибудь маленькой комнате, но они обустраивали храм и собирались вокруг него. В результате они не пропали за рубежом, а сохранили нам культуру XIX века, все канонические правила и музыкальную культуру. Эта людская трагедия в результате обернулась пользой для Церкви.
— Насколько адекватно образ Владыки передают печатные тексты, аудиозаписи и фильмы?
— Вы знаете, что из всех изданных текстов митрополит Антоний не написал ни строчки — это все за ним записывали. Другое дело, что остается непередаваемым его манера говорить, тембр его голоса. Все это было также насыщено благодатью. Особое счастье — слышать его голос и видеть в это время его лицо. Меня всегда поражал тот огонь, который горел в нем всегда ровным негаснущим пламенем. Откуда брался этот огонь в уже немолодом, больном человеке? Только от Бога. Владыка был наделен особым даром пророчества, проповедничества. Он говорил на языке, абсолютно понятном современникам, но в то же время он никогда не говорил таким «сахарным сиропом», которым сейчас написаны некоторые православные книги. Вот этого сиропа абсолютно не было ни в речах, ни в словах владыки Антония. Он говорил иногда очень жестко, например, со студентами в Духовной академии.
— Митрополит Антоний всегда очень жестко говорил о явлении «младостарчества» и псевдопослушании, скажите, эта тема до сих пор актуальна?
— Эта проблема остается. У меня записана беседа с митрополитом Антонием о послушании. Владыка полагал, что этот термин у нас неправильно понимается. В основе этого понятия главное — слышание. Нужно уметь слушать человека, который тебе изливает душу, угадать, что для него полезно. Он приводил такой негативный пример: один молодой иеромонах своей духовной дочери, которая преподавала литературу в университете, сказал, что она не должна читать никакой светской литературы, а только духовную. И если бы она восприняла это слово духовника как приказ, то непонятно, что ей нужно было теперь делать? Уходить с работы?
Вот о таком послушании говорил митрополит Антоний, о том, что необходимо слушать, слышать и чувствовать другого человека.
— Митрополит Антоний умел предельно честно говорить о смерти. Он никогда не скрывал горькой правды об этом, и в тоже время как-то пронзительно чувствовал, что и как сказать человеку об этом. Это понимание смерти было как-то связано с его медицинским образованием?
— Я думаю, что такое понимание и проживание смерти сопровождало его с тех пор, как он в 25 лет, приняв тайно монашество, был врачом: сперва в бедных кварталах Парижа, а потом и хирургом на поле боя. И там он каждый день сталкивался со смертью и наблюдал ее. Он стал просиживать ночи у постели умирающих и приобрел громадный опыт. Он всегда говорил людям правду. Этот опыт приучил его не врать даже своей матери, у которой был рак. Эта правда сделала их настолько близкими, насколько это было возможно в этом мире.
— А какие еще темы были также важны для Владыки?
— Тем было очень много, он два раза в месяц проводил беседы со своими прихожанами. Я записывала не все, поскольку была там 2–3 месяца в году. Из общих бесед мне очень запомнились несколько разговоров о Богородице. Когда он начинал говорить о Богородице и крестной смерти Её Сына, у меня просто бежали мурашки по спине — я видела перед собой человека, который словно бы там присутствует и описывает своими словами то, что он там видит. Это было так страшно и так прекрасно. Он был очень увлечен этой темой. Еще владыка очень много говорил о молитве самых разных людей — маловерующих и глубоко верующих. Возможно, его не любили еще и за то, что он понимал, что бывают случаи, когда человек устал и не может вычитать все правило — тогда он предлагал ограничиться только одной молитвой. Может, это и вызывало неудовольствие каких-то «крутых православных». Обычно они совсем недавно в церкви, а до этого были, например, комсомольцами, и пришли к православию довольно поздно. Вот эти люди и становятся очень фанатичными, а владыка фанатизм не любил.
— Ту общину, епархию, которую создал митрополит Антоний, удалось ли ее сохранить после его смерти? И, кстати, можно ли считать Владыку «типичным епископом»?
— После его смерти я не была в Лондоне, поэтому на первую часть вашего вопроса я не могу ответить. Я думаю, что с точки зрения России он не был типичным епископом потому, что тип жизни на Западе у него был совсем другой. Он не был типичным епископом потому, что всегда отказывался от денег, от секретаря, от повара, от обслуги, часто сопровождающей епископа большой епархии. У него епархия была небольшая, и почти всю жизнь он ею сам управлял. Раз в год все священники съезжались на литургию, и раз в год и священники, и миряне встречались на конференции, где обсуждались какие-то насущные проблемы. Так что они были хорошо соединены друг с другом, жили общими интересами и вели такой же образ жизни, как и владыка. Паствы было немного, материально было тяжеловато.
— Когда смотришь фильм, читаешь книгу, часто кажется, что митрополит Антоний говорит лично с тобой. Этот дар пронзительного общения с каждым он сохранил до конца своих дней?
— Такое качество он сохранил до последних дней. Я это называла «терять дистанцию». На первой встрече с ним я очень переживала: старалась быть серьезнее, умнее, чем есть на самом деле, задавала «умные» вопросы, но уже через минуту мы разговаривали как двое давно знакомых людей. Когда я возвращалась домой, то всегда хваталась за голову со словами: «Я опять потеряла дистанцию. Кто он и кто я». А ему эта дистанция была не нужна: во-первых, он тебя видел насквозь и понимал, чего ты стоишь, а во-вторых, он просил всех своих близких прихожан называть его на «ты». Кто-то смел, а кто-то не смел, но многие говорили ему «ты», и когда он умер, я вдруг обнаружила, что я ему стала говорить «ты» перед его портретом. Портрет висит недалеко от иконы, а к Богу мы всегда обращаемся на Ты. Я обращаюсь к владыке, а потом говорю его любимую молитву: «Господи, возьми мою жизнь в свою руку и сделай с ней то, что я хочу сделать, но не могу».
— Владыка всегда говорил, что нельзя детям плохо говорить о Христе, лучше никак не говорить, чем небрежно. Как в этой связи Вы относитесь к идее преподавания ОПК? Далеко не все учителя талантливые и верующие люди…
— Это очень сложный вопрос. Вся моя душа протестует против письма 10 академиков. Но, в конечном итоге, все задают себе этот вопрос: «А кто будет преподавать»? Меня укрепляет одна мысль: написан замечательный учебник, он уже есть по всем классам, и если даже среднему учителю дать его в руки, то можно начать по нему преподавать ОПК. Ведь это не богословие или история религий, а рассказ о том, чем жила Россия тысячу лет и на чем зиждется вся наша культура: слово, живопись и музыка. Это надо знать обязательно, каждому человеку, который говорит на русском языке, если даже он другой национальности. Если он хочет жить в России, то он должен знать, на каких духовных основах зиждется вся наша культура.
— Последний вопрос. Что чувствует Валентина Матвеева, которую многие воспринимают как свидетеля жизни митрополита Антония, как очевидца его трудов?
— Я каждый свой фильм начинала и заканчивала со страхом: не так сделала эпизод, не так его смонтировала, все казалось, что митрополит Антоний недостаточно ярко здесь изображен. Это страх ответственности перед ним, перед Богом. Но было бы слишком смело считать себя именно проводником. Я просто делаю, что могу, и считаю, что у меня есть какой-то долг перед владыкой, который спас меня от смерти, есть какой-то долг перед Богом, Который продлил мою жизнь. Я искренне не считаю себя достойной той роли, которая мне определена — быть свидетелем жизни митрополита Антония.
По материалам
«Религия и СМИ»
«…Нет православного кино, а есть режиссер, исповедующий Православие. И тогда совершенно не важно, о чем он снимает кино». Режиссер Валентина Матвеева, автор фильмов о владыке Сурожском Антонии, о современном российском кинематографе.
М.Михайлова: Здравствуйте, дорогие братья и сестры, с вами радио «Град Петров», программа «Образ жизни», ее ведущая Марина Михайлова. И сегодня у нас в гостях Валентина Ивановна Матеева, режиссер документального кино. Мы попросили сегодня Валентину Ивановну рассказать нам о фестивале «Покров». Это фестиваль православного кино, который проходит уже не первый год в Киеве. Здравствуйте, Валентина Ивановна! В.Матвеева: Здравствуйте! В этом году у «Покрова» был юбилей, он существует пять лет, я была на трех фестивалях из пяти, и все эти три, что я посетила, меня поразили, надо сказать. На первый я ехала со страхом, потому что был самый разгар всяких настроений на Украине – «оранжевые революции» всякие, распри с Россией… Как-то было страшновато ехать русскому человеку в Киев. Но и в первый и в последний приезды я с удивлением и радостью обнаружила, что этих распрей мы просто не заметили. Во-первых, мы были гостями Киево-Печерской Лавры, мы там жили. Первый фестиваль весь проходил в ограде Лавры, мы жили в их гостинице, просмотры были, у них есть просмотровый зал специальный для таких дел. Кормили нас в трапезе монашеской. Мы практически были просто за оградой Лавры и были абсолютно спокойны. Но когда мы вышли за ее пределы и нас повели и повезли по городу, то мы встретили очень много доброжелательных людей. Не заметили никакого негативного отношения к себе. И напротив, как мне даже показалось, люди, с которыми мы встречались и разговаривали, были нашими единомышленниками во всем. А на последнем фестивале, когда был заключительный фуршет, я даже осмелилась, преодолев смущение, произнести тост. За столом сидело человек двести, и там были люди из разных стран. Было два грузинских режиссера, был литовец, латыш, режиссер из Сербии, и много очень наших и украинских режиссеров. И я рассказала о своих страхах, а потом говорю: «Сегодня я пришла к выводу, какое счастье, что мы друг у друга есть, потому что мы все родственники по крови – мы все Христовы. Мы все единой национальности, мы православные». Это вызвало такую положительную реакцию. И вот этот последний фестиваль меня поразил еще тем, что в первый день, когда он открывался… Открывал его блаженнейший Владимир митрополит Всея Украины и Киева. Но вместе с ним на сцене присутствовали просто представители украинского правительства. Там был министр культуры, там был министр по чрезвычайным ситуациям, там был президент «Энергоатома» Украины Деркач Андрей Леонидович, который являлся президентом фестиваля. И там, наконец, был спонсор фестиваля Порошенко Петр Алексеевич, председатель национального банка Украины. М.Михайлова: Очень серьезные люди. В.Матвеева: Очень серьезные люди, и они все очень неформально подходили к этому фестивалю, с большим энтузиазмом, награды были замечательные, и они же и закрывали этот фестиваль. И конечно было очень много интересных фильмов, и неожиданных совершенно. Например, все долго с криками «браво!» аплодировали одному грузинскому фильму, который назывался «Путь Христа». Я когда начинала его смотреть, все думала, кто же такую смелость на себя взял на экране изобразить путь Христа и каким образом? Актеры там будут или что? А оказалось, в этом фильме не было ни единого слова, дикторского текста кроме музыки и изображения икон, выполненных с помощью чеканки по меди. М.Михайлова: Это национальная грузинская техника. В.Матвеева: Да, национальная грузинская техника. Ничего подобного я вообще в жизни не видела и зал, видимо, тоже, потому что зал просто рыдал от восторга и кричал «браво!» на последних кадрах этого фильма. Это еще и год столетнего юбилея Игнатия Брянчанинова, поэтому привезли целых три фильма об Игнатии Брянчанинове, сделанных в разных городах разными режиссерами. Но это было очень интересно, потому что они как-то пресекались друг с другом и все время звучали тексты Игнатия Брянчанинова. Очень симпатичный фильм был сделан, молодой и талантливый, по-моему, режиссером Еленой Дворецкой из Ярославля. Фильм назывался «Путь времени». О детях, которые учатся в гимназии, носящей имя Игнатия Брянчанинова. Кино пересказывать – неблагодарное дело, надо видеть лица этих детей, которых с мальства, первых классов обучения незаметно вводят в Православие, в обучение нормам каким-то библейским, евангельским и в изучение трудов самого Игнатия Брянчанинова, на каких-то незамысловатых примерах. Им дают сначала написать сочинение и т.д. Но лица, лица говорят о том, что результат уже этого обучения есть. М.Михайлова: Это частная школа? В.Матвеева: Я этого не поняла, это просто гимназия, по-моему, городская гимназия имени Игнатия Брянчанинова. М.Михайлова: Т.е. возможно, оказывается, в системе нашего образования вот такое обращение к православной культуре. В.Матвеева: Я убеждена, что возможно, убеждена. Это, как и во всем любом другом деле, инициатива людей, которые хотят, могут, умеют и дерзают. Людей харизматичных, знающих, чего они добиваются и, главное, озабоченных будущим России. Потому что сегодня тема детства, тема юности стала настолько важной и актуальной, что следующий шестой фестиваль «Покров» устроители фестиваля хотят посвятить только теме детей и юношества. Т.е. иных фильмов не принимать на конкурс. Не знаю, как это получится у них, потому что снимать детей – это особый талант. Найти хорошие примеры трудно, и дай Бог им удачи, как говорится, потому что у них есть сейчас соперник в Галиче. В Костроме существует ежегодный фестиваль «Семья России», и они собирают каждый год тоже, по-моему, уже четвертый или пятый, фильмы на эти темы. Им присуждают там всякие премии. Т.е. тема поддерживается кинематографистами, но поддерживаются ли кинематографисты кем-нибудь, вот в чем вопрос? Потому что невозможно было на круглых столах этого кинофестиваля уйти от темы финансирования. Тема эта грустная, я ее касаться не буду, она очень больная. М.Михайлова: Понятно, что кино – самое дорогостоящее и сложное из искусств. В.Матвеева: Да, те, кто делают кино, знают, что хорошее кино – это хорошие деньги. Конечно, существуют темы, по которым можно сделать малозатратное кино, но мне это слово не нравится. Малозатратное кино – это выход из положения. А если хочешь сделать настоящее, хорошее кино и приложить все свое умение, нужны деньги, потому что сейчас все стоит дорого. Из-за этого, я только что вот разговаривала с директором фестиваля Александром Абдуловым, все-таки на фестивале было много слабых фильмов, просто слабых. И хотя зал был полон, кстати, это одно из отличий этого фестиваля, потому что в стране сейчас много фестивалей, на которых идут православные фильмы, но только в Киеве я видела в Доме кино зал, который заполнялся в 12 часов дня и не расходился до половины десятого или до десяти вечера. М.Михайлова: Удивительно. В.Матвеева: Кто-то уходил, приходили другие, занимали их места. К вечеру уже люди стояли вдоль стен, сидели на ступенях. И это было приятно, потому что очень часто, к сожалению, бывает так, что сидит жюри, несколько зрителей и фестиваль как бы идет не для зрителей, а для членов жюри. Это очень обидно, потому что наше кино по телевизору не показывают по разным соображениям, и увидеть его негде, кроме как на фестивалях или на личных встречах режиссеров со зрителями. М.Михайлова: А можно я сразу задам вопрос: где можно увидеть эти фильмы киевского фестиваля «Покров»? Вы рассказываете, и мне сразу захотелось увидеть и грузинское это кино, и ярославское. В.Матвеева: После фестиваля «Покров» все фильмы-номинанты, т.е. отмеченные дипломами или наградами собираются в такой дисковый альбом, и продаются, на Украине, во всяком случае, я это видела. Думаю, что это же самое делает и фестиваль «Семья России». Что касается фестиваля «Золотой витязь», главного среди православных фестивалей, у них просто есть кинозал, где они устраивают после каждого фестиваля такой долгий-долгий просмотр всех фильмов, бывших на фестивале. Т.е. зритель у нас свой есть, мы живем как бы в параллельном мире, не соприкасаясь с телевидением. Телевидение это одно, а мы – это совсем другое. И надо сказать, что зритель у нас есть, зритель довольно постоянный. Фильмы наши каким-то образом доходят до них, потому что существуют еще некоторые кинотеатры, которые это берутся показывать, хотя и за небольшие деньги, на наших фильмах много не соберешь денег. И каким-то образом они распространяются по всей стране и даже за ее пределами. Ну, телевидение помогает, сейчас появился канал «Спас», появился канал «Союз», наши фильмы идут по этим каналам, хотя эти каналы можно смотреть, только имея «тарелку», но все равно каким-то образом люди смотрят, потому что многие подходили ко мне и говорили, что видели мои фильмы по «Спасу». Или видели выступление там-то и там-то. Т.е. это небезнадежное дело. Дождаться времени, когда наши фильмы будут показывать и по телевидению… Я не знаю, придет ли оно на все каналы телевизионные, частные или пока, наконец, не будет создан общественный совет, который, наконец, поставит преграду порнографии и эротике. М.Михайлова: И просто вещам, которые своим низким качеством духовным растлевают зрителей. В.Матвеева: Да. М.Михайлова: Не обязательно речь идет о порнографии. В.Матвеева: Об этом я когда-то делала фильм, который называется «Виртуальная агрессия», ему уже несколько лет. Его смотрел думский комитет по телевидению, хватался за голову, но вышел некто на трибуну с центрального телевидения, произнес волшебное слово «рейтинг». Все осталось по-прежнему, а, кроме того, у них там большая проблема в этом комитете по телевидению существует. Они много лет не могут найти тонкую грань между эротикой и порнографией. Потому что эротика разрешена к показу, а порнография нет. Вот они ищут, ищут как в темноте грибы и никак не могут эту грань найти. М.Михайлова: Пусть они обратятся к нам, мы поможем. В.Матвеева: А зачем? Им это не надо, потому что эту эротику и порнографию можно заливать экраны пивом, памперсами и всякими другими глупостями, от которых народ наш превращается в идиота, извините за грубое слово. Но я просто не знаю, что делать с нашим телевидением. Иногда мне хочется в него бросить башмак. М.Михайлова: Скажите, пожалуйста, Валентина Ивановна, вот Вы говорите о совете общественном. Уже есть какие-то люди, которые работают над созданием такого совета? В.Матвеева: Я не уверена, что есть такие люди, может быть я не в теме. Мне даже казалось, что принято постановление о таком общественном совете. Потому что эти советы есть в любой цивилизованной стране. Они есть в Америке, в Англии, во Франции, в Германии, в Норвегии, в любой стране, которая озабочена нравственным воспитанием подрастающего поколения и не хочет, чтобы из детей вырастали убийцы, такие советы есть, а у нас нет. Почему – вопрос открыт. М.Михайлова: Ну, это тоже тема для размышления. В.Матвеева: Это тема для размышления, но не нашем уровне, потому что мы бессильны что-либо изменить. Я даже не буду об этом говорить, чтобы не наврать или не углубиться в какие-то дебри, в которые страшно углубляться. М.Михайлова: Давайте мы вернемся к фестивалю. Расскажите, с чем Вы приехали на «Покров», что Вы привезли туда. В.Матвеева: Я привезла свой последний фильм из серии «Апостол любви». Два фильма было уже показано на этом же фестивале, а теперь я привезла третий, который называется «Встречи в России». В 1957-м году отцу Антонию, будущему владыке, было присвоено звание митрополита. И с тех пор он обязан был являться на все официальные совещания в России, на священные синоды, на выборы патриархов, и так далее, и так далее. Он долго не ехал, как я узнала из очень интересной книги, вышедшей недавно. Бельгийский епископ Василий Кривошеин писал о своих встречах с митрополитом Никодимом в конце 1950-х годов, и митрополит Никодим спросил, почему не едет владыка Антоний в Россию? И тот ему шутя ответил, что он боится, что его паства решит, что он вернется отсюда коммунистом. И владыка Никодим подхватил шутку и сказал: «Пусть приезжает, он не вернется отсюда коммунистом». Так был решен этот вопрос, и, кажется, в 1961-м году владыка впервые приехал сюда в Россию читать лекции по приглашению ректора московской духовной академии будущего митрополита Минского и Слуцкого Филарета. Это длилось не очень долго, потому что он говорил как человек, приехавший из свободной страны, не знавший никаких запретов, никогда не шедший ни на какие компромиссы. Поэтому говорил иногда довольно дерзко, резко, прямолинейно, и случалось так, что никаких лекций не было. Он выходил на трибуну, приветствовал собравшихся, и на этом все кончалось. М.Михайлова: Почему? Его останавливали? В.Матвеева: Нет, просто не разрешали выступать. Всем же командовал в Церкви тогда Совет по делам религии. М.Михайлова: Да, я еще помню эти времена. В.Матвеева: Совет по делам религии запрещал выступать. Уполномоченный, который мог лишить регистрации священника и запретить ему служить, был главным человеком в Церкви. Все большие заседания, где присутствовали наши иерархи, обсуждали только одну тему, которой якобы занималась Церковь, – наша Церковь борется за мир. Никаких других тем, о спасении души человека или о том, чтобы найти путь истинный, идти путем Христа, этого просто не существовало. Церковь борется только за мир. Я нашла кадры неизвестной старой хроники, где владыка в нескольких местах на таких советах сидит просто с трагическим лицом. Вот видно было, что ему невыносимо было это слушать, но он молчал, слушал все это. Он понимал все, что происходит, он очень хорошо понимал все, что происходит здесь в России. М.Михайлова: Думаю, что лучше многих, живущих здесь. В.Матвеева: Лучше многих, да. Когда ему не разрешали выступать в храме или делали так, что приходили его послушать в одном храме, в это время его переправляли в другой, не предупредив верующих, т.е. старались так его популярность немножечко ограничить, то один из священников, с которым он подружился, стал устраивать встречи у себя дома в трехкомнатной квартире, из которой выносили всю мебель, оставляли два стула для него и для старого человека еще. А иногда владыка просто садился на пол как все, чтобы уровняться со зрителями. И там собиралось до ста человек, и вот свидетели этого – я нашла их и в Москве, в Англии – рассказывают, как это было, как они боялись, что провалится пол или что придет КГБ. На этот случай они решили, договорились, жена священника отца Николая Ведерникова была регентом, и они договорились, что у них спевка. Об этом рассказывает бывший редактор религиозной программы Би-Би-Си отец Сергий Гаккель, шутит: «Хорошо, что ни разу не пришли, потому что если бы мы запели, это был бы такой страшный рев, что было бы ясно, что это никакая не спевка. Вот об этом фильм. Но я по-прежнему говорю, что фильм пересказывать неинтересное дело. Фильм я показала на фестивале «Покров», получала там из рук Петра Порошенко премию, диплом за преданность духовному пастырю и премию за вклад в развитие православного кино. Привезла это сюда, показала я его еще до этого на всемирном конгрессе памяти митрополита Антония в конце сентября. Так что на «Покрове» был второй показ. Прошло вроде хорошо, был потом круглый стол, вопросы всякие задавали. Об этом времени мы с вами знаем, а молодежь, которая сегодня идет в храм, даже представить не может, что это было за время, когда Хрущев обещал показать последнего попа по телевизору, и когда страшно было лоб перекрестить. Я помню, я еще не была крещена в 1971-м году, я защищала диплом на высших режиссерских курсах, не зная о распоряжении Брежнева о том, чтобы из всех фильмов, даже старых, нужно было вырезать все признаки церковной архитектуры – купола, кресты… М.Михайлова: Ужас какой. В.Матвеева: Сами церкви и так далее. Я этого не знала и снимала фильм о русской академической капелле Юрлова, в репертуаре которой было десять тысяч наименований церковных песнопений, и мы с ними просто ездили по старым городам, по Суздалю, по Владимиру, в Ярославле были, пели на паперти или в тех соборах, которые еще были как бы музеями. Нас пускали туда, пускали небольшое количество иностранных зрителей, только иностранцев. Билеты покупались в придачу к путевке еще там, за границей. Пели церковные песнопения, и комиссия решила мне диплом не давать. 1971-й год. Совсем недавно. Все это длилось до 1988-го. Уже ЮНЕСКО объявило 1988 год годом Тысячелетия Крещения Руси… М.Михайлова: А мы еще нет. В.Матвеева: …а мы еще нет. За два месяца до конца года правительство все еще колебалось, наконец, они назвали этот год очень странно, я до сих пор не могу понять, как это произнести, чтобы язык не вывернуть: «Год введения Руси в христианство». Слово «крещение» не было произнесено. «Введение в христианство». М.Михайлова: Я очень хорошо помню то время, я тогда работала экскурсоводом, а это была очень идеологически ответственная работа. Такие большие решались вопросы: вот Петербург, как его показывать, про дедушку Ленина экскурсии и так далее. И вот нас собрали и сказали нам, что 1988-й год – это «год тысячелетия русской культуры, письменности и государственности». И вот нам сказали: «Это вот вы и говорите, ничего другого про Церковь, про крещение, про князя Владимира, который выбирал веру, этого не нужно». «Тысячелетие введения письменности, государственности и культуры». И к счастью, они передумали, потому что потом все-таки начался какой-то… В.Матвеева: Под натиском общественности, Вы знаете, даже не церковной. Церковную они не слушали. М.Михайлова: Думаю, что тогда люди, конечно, сыграли решающую роль. В.Матвеева: Интеллигенция воцерковленная. Просто люди напирали на правительство, и правительство вынуждено было присоединиться к ЮНЕСКО, это было стыдобище не отметить так или не заметить, что такой год наступил. М.Михайлова: Да. В.Матвеева: Ну, фильмов никаких тогда еще не было, никто на это денег не давал. Я снимала по заказу телевидения фильм о русских колоколах, и мне через день звонили и говорили: «Вы только так снимайте колокола, чтобы там не было колокольни или креста какого-нибудь». Я говорю: «А на каком же фоне мне колокол снимать?» – «Ну, как-нибудь на фоне облака…» М.Михайлова: Удивительные люди. В.Матвеева: Я уже понимала, что ситуация меняется, поэтому я снимала все, как я задумала – и разрушенные колокольни, и целые колокольни, и кремлевские колокольни. И когда наступило 3 февраля 1988 года, и в нашей тогда ленинградской духовной академии было какое-то международное заседание, приехало очень много людей и им решили показать какой-нибудь православный фильм. И ничего другого не нашли, кроме как мой фильм «Зову живых». Это был фильм о русских колоколах и о колокольном звоне. К счастью, я объездила тогда полстраны и нашли кое-что, и впервые сняли запрет с огромных ростовских колоколов, и там звонила молодежь вместо умерших стариков. Они просто записали на нотах те старые звоны, которые они еще помнили, и исполнили их. Такая была обстановка. И на этом фестивале на «Покрове» был фильм, который со мной конкурировал. Назывался «Холодная оттепель 1961-го года», и каждый из нас, так я думаю, втайне думал, что он получит премию. Я думала, что он, а он думал что я. Но вот дали все-таки премию мне. Фильм был сделан с очень интересной хроникой тех времен и откровенно рассказано о том, какой урон нанес Хрущев тогда Церкви, гораздо больший, может быть, чем тот, который был нанесен в 1920-е годы. М.Михайлова: Пожалуй, потому что это уже было последним таким решительным искоренением веры и церковности. В.Матвеева: Вот вспомните, тогда у нас взорвали греческую церковь, где теперь стоит зал «Октябрьский». М.Михайлова: Да. В.Матвеева: Когда взорвали церковь, на месте которой стоит метро «Площадь Восстания»… При мне взрывали церковь посреди Сенной площади, чтобы строить там метро, хороший предлог был. Вообще почему-то метро очень любило строить свои станции на фундаментах разрушенных церквей. М.Михайлова: Это подземный мир, это преисподняя такая в современном варианте, цивилизованном. В.Матвеева: Может быть, да. Я еще помню греческую церковь и помню, как Иосиф Бродский написал: Теперь так мало греков в Ленинграде, что мы сломали Греческую церковь. М.Михайлова: Я тоже очень люблю эти стихи. Валентина Ивановна, а как Вы познакомились с владыкой Антонием? Когда Вы начали снимать его? В.Матвеева: С владыкой Антонием я познакомилась сначала заочно, за десять лет до знакомства личного. Познакомилась, как многие в стране, по напечатанным на машинке «Юность» листочкам, которые ходили по стране, уже такие помятые, немножко замызганные, но очень желанные. Давали на ночь проповеди и беседы. Или, там, на три дня, потом ты должен был предать еще кому-то. Ну, как всякий «самиздат», как ходил когда-то Солженицын, которого тоже давали на ночь или на две ночи почитать. Это был 1980-й год, а в 1989-м я приехала в Англию и там увидела его и попросила о встрече, рассказала, кто я. Вначале у меня не было даже никакого замысла снимать его, у меня и в мыслях этого не было. Я хотела, я снимала тогда фильм о трагедии петербургских кладбищ, и у меня он как-то не складывался, потому что очень много было страшных фактов вандализма, такого страшного отношения к могилам предков. И это количество фактов не переходило в качество. Мне нужно было, чтобы меня кто-то подтолкнул, рассказал, что такое христианское понятие смерти, что такое покойник, могила. И я вот предложила ему эту тему. Камеры у меня не было, и мы решили, что вот в октябре 1989-го года он приезжает по делам в Москву, и я его тогда буду снимать. Так и было, и он в первый раз произнес очень длинную такую беседу о смерти, он сказал, эта тема интересна, уже тогда. Замечательные слова, там все встало на свои места. Могила – это не место, куда складывают покойников, а место, где ждут воскресения. И сразу стало понятно, что ее нельзя разрушать и строить завод на этом месте. Покойник – это же покой… М.Михайлова: Который тоже грешно нарушать. В.Матвеева: «Успение», «сон», – такие слова прекрасные в славянском языке. М.Михайлова: Конечно. В.Матвеева: Ну, и всякие другие вещи он мне рассказывал. И когда моя подруга, у которой я жила в Англии, увидела это все на видео, она сказала: «Ты должна снять о нем фильм». Я говорю: «Ты что, с ума сошла?! Фильм о владыке Антонии! Кто он и кто я!» – «Ты должна снять о нем фильм». Ну, в 1993-м году я получила такое разрешение от нашего Госкино, после очень долгих настойчивых просьб. И мы поехали в Англию, сняли там первый фильм. Ну, это особая история. М.Михайлова: Скажите, пожалуйста, а как Вы думаете, православное кино – это какое-то особенное кино? Или оно в русле кинематографа как целого находится? Я поясню, почему я спрашиваю. Потому что иногда люди говорят о православном кинематографе, православной поэзии просто по тематическому признаку. Вот если кино про батюшек и там есть церковные купола и кресты – это православный фильм. Но ведь, как мне кажется, может быть кино совершенно без антуража такого. В.Матвеева: Я уже много раз говорила, отвечала на подобные вопросы и боюсь, что я уже надоем своим ответом. М.Михайлова: Думаю, что наши слушатели с удовольствием еще раз услышат. В.Матвеева: Во-первых, на фестивале «Покров» на Круглом столе я встала и сказала: «Давайте объявим конкурс на замену выражение «православное кино»». Нет такого жанра. Есть документальное, учебное, научно-популярное. Но православного кино нету! Это просто наиболее короткое и доступное выражение жанра этого, что ли, но это неправильное выражение. Все зашумели, но никто ничего не придумал. И я всегда говорю, что нет православного кино, а есть режиссер, исповедующий Православие. И тогда совершенно не важно, о чем он снимает кино. Его взгляд исповедника Христова будет в каждом кадре его фильма – будь это фильм о повороте рек, о синхрофазотроне, не знаю, об очистке города. О чем угодно, в том числе и о человеческих отношениях. Понимаете, мне уже не раз запрещали снимать батюшек в моих фильмах, но я просила их снять, скажем, подрясник и просто снимала их в обычной домашней обстановке с детьми и женой, и мы не говорили на религиозные темы. Но всякий раз зрители говорили «Это батюшка?» и тогда я говорю, что да. М.Михайлова: Еще в советское время это происходило? В.Матвеева: Нет в начале 2000-х годов. М.Михайлова: А почему в 2000-х годах запрещали снимать священников? В.Матвеева: Не все просто: я начала снимать уже давно православное кино, и когда мне давали деньги на какой-нибудь фильм, «Кто качает колыбель» или «Виртуальная агрессия», то вслед звонили и говорили: «Ну пусть она попов-то уже не снимает, хватит уже». М.Михайлова: А, вот так, т.е. Вы человек «с испорченной репутацией». В.Матвеева: С испорченной репутацией, это точно. Привожу пример всегда. Вот такой был у нас режиссер Саша Сидельников, он погиб у Белого дома в октябре 1993-го года, как раз незадолго до своей смерти снял такое вроде бы невинное кино под названием «Компьютерные игры», это было ироническое название. Потому что на компьютере в Москве решили, скажем, осушить Аральское море, или повернуть реки вспять, или прорыть какой-то канал, который должен был там чего-то орошать. Там не было ни слова о Боге, о том, как Он сотворил землю, ничего, что можно было бы назвать православным. Но это был крик православного человека о том, что Творение не смеет поднимать руку на замысел Творца. Все эти поворотчики рек привели к тому, к таким трагедиям, которые мы расхлебываем до сих пор. Я не говорю уже о потопленных деревнях и городах и о храмах, которые стоят, как корабли, полуразрушенные в воде. Я не говорю об этом. А о том, что вымирают целые народы. Например, народ, живущий вокруг Аральского моря, вымирает, потому что Аральское море, которое давало много рыбы, это было просто озеро большое, которым кормился целый народ, теперь высушено, корабли стоят на сухом грунте. М.Михайлова: Страшное дело. В.Матвеева: Воды нет никакой, и все жизнь остановилась. Маленький народ каракалпаки вымирает. Только потому, что кому-то захотелось повернуть в другую сторону реки. «Минводхоз» знаменитый, они ведь на время как-то успокоились, их лишили огромных денег, а сейчас они снова как-то так собираются с силами, не оставляют замысла, скажем, повернуть Обь или Лену в обратную сторону. М.Михайлова: Удивительно. Неужели ничему не учит опыт? В.Матвеева: А зачем? Деньги очень большие идут на это, огромные деньги, которые можно… М.Михайлова: Можно их иначе истратить? В.Матвеева: Я не знаю. М.Михайлова: Я тоже не знаю, тут много загадочного, да. В.Матвеева: Так что это к вопросу, что такое православное кино. К сожалению, когда разрешили снимать церковь, пошел поток, скажем, не очень удачных православных фильмов, которые и ограничивались внешним антуражем: церковь, колокольня, кресты, крестный ход. М.Михайлова: Да, свечечки-платочки. В.Матвеева: Свечечки, платочки как-нибудь, там, издалека снятая проповедь или исповедь, слава Богу, не записанная со звуком. И всё. А вера наша огненная. «Огонь принес Я на эту землю», – сказал Иисус Христос. Если этого огня нет в фильме… Он на экране виден всегда, если он есть. А если его нет в душе, если снято вот так поверхностно, неумело, не пропущено через сердце, вы знаете, эти фильмы приносят больше вреда, чем пользы. М.Михайлова: Думаю, да. Это такое этическое Православие, когда оно становится просто… В.Матвеева: Я их так и называю, «этнографические фильмы». М.Михайлова: Да, такой фольклорный жанр. В.Матвеева: Даже за фольклор обидно, если по-настоящему говорить. Люди, которые на пути к Церкви, увидев такой фильм, не пойдут, не дойдут просто. Поэтому я считаю, что лучше надо находить ярких людей в Церкви, не обязательно священников, это может быть и мирянин. И о них снимать фильм, потому что владыка Антоний когда-то сказал замечательно: «Никто не может прийти к Богу, пока не увидит в глазах другого человека свет вечной жизни». Т.е. только встреча с глубоко верующим человеком, в котором горит огонь этой веры, на которого захочется быть похожим, стать таким, как он, – только это может привести к Богу. Встреча, в сущности… Ведь Бог для неверующего человека – это абстракция, Он ему ни о чем не говорит. А если он встречает человека, который ему нравится, приятен, он видит в нем какого-то другого, вот встреча с таким человеком заставит задуматься и сказать: «А я хочу туда, куда и ты». Вот так приходят в Церковь люди. М.Михайлова: У меня был такой проект несбыточный, я даже никому о нем не рассказывала – «Православный Петербург». Вот взять и снять серию очень коротких документальных фильмов, путь они будут даже по пять минут. И каждый день показывать их вечером после программы вечерних новостей. И пусть там будут священники, режиссеры, я не знаю кто, музыканты, сталевары, водители – кто угодно. Но это будут верующие люди. И вот тогда мы увидим, что наша страна – она живая, и она вполне себе способна пойти по пути… В.Матвеева: А кто Вам разрешит показать это по телевидению? М.Михайлова: Вот это первый вопрос, а второй – кто мне даст денег для того, чтобы снять это кино? Никто. В.Матвеева: Этот вопрос тоже первый. Я просто к тому говорю, что наше телевидение пока – это камень, который никто не может сдвинуть с мертвой точки. Нет, стали кое-что показывать, но кое-как и между прочим. Гораздо интересней показать какое-нибудь убийство, изнасилование. А человека, который пришел к Богу и начал другую жизнь, и вокруг него началась другая жизнь… Ведь человек, который приходит к Богу, он собирает вокруг себя людей, как магнит. И эти люди преображаются, я это много раз видела, наблюдала. Я понимаю, что с ними происходит – вот об этом надо снимать! М.Михайлова: Ну что же, спасибо Вам, Валентина Ивановна, за очень интересный разговор, и я хочу напомнить нашим слушателям о том, что с вами была программа «Образ жизни», ее ведущая Марина Михайлова. И сегодня в гостях у нас была Валентина Ивановна Матвеева, режиссер документального кино, автор замечательного фильма о владыке Антонии Сурожском «Апостол любви». Спасибо Вам большое!
Добавить комментарий