Иеромонах Павел Троицкий

Иеромонах Павел (Троицкий).
День памяти:
24.10./6.11 – день кончины (1991 г.)
Иеромонах Павел (Троицкий Петр Васильевич) родился 11 января 1894 года в селе Тысяцкое Новоторжского уезда (Каменского района) Тверской губернии в семье священника Христорождественской кладбищенской церкви города Торжка Василия Иосифовича Троицкого и матушки его Анны Ивановны. Был наречен в честь святого апостола Петра.
В семье было четверо детей. Старшим был Михаил (будущий протоиерей), вторым – Петр, третьим – Александр (будущий епископ Вениамин). Самой младшей была сестра Елена. Семья была просвещенной, дети воспитывались в глубокой вере и преданности Святой Православной Церкви.
Закончил Тверскую Духовную семинарию.
Поступил в Императорскую Петроградскую Духовную академию. Учился в педагогическо-исторической группе.
15 октября 1916 года, когда закончил первый курс академии, был призван на военную службу Новоторжским уездным воинским присутствием.
В начале января 1917 года был зачислен в армию в 1-й подготовительный Нижегородский учебный батальон и направлен во 2-ю Московскую школу подготовки прапорщиков пехоты.
25 февраля 1917 года принял присягу.
27 мая был произведен в прапорщики и назначен в 57-й пехотный запасной полк в Твери.
Был переведен в 289-й полк в городе Вязьме в Смоленской губернии.
16 сентября 1917 года переведен в 51-й пехотный полк в 11 роту. В это время командир полка вызвал к себе офицеров и предложил ехать на Дон, на территорию, принадлежавшую белым, чтобы воевать против большевиков. Некоторые офицеры тогда уехали из Вязьмы, не пожелав переходить на сторону советской власти. Петр Васильевич отказался куда-либо ехать, на стороне белых он не выступал, но и за красных тоже не воевал.
В Вязьме Петр Васильевич был выбран в Совет солдатских депутатов, но вскоре был освобожден от службы как имеющий звание учителя.
9 декабря 1918 года был вновь мобилизован и назначен командиром взвода маршевой роты в 3-й стрелковый пехотный запасной батальон 7-й дивизии в Осташкове Тверской губернии.
За три дня до отправки на фронт был переведен в хозчасть полка интендантом и казначеем, получил благодарность приказом по армии за хорошую постановку отчетности в боевой обстановке. В военных действиях не участвовал.
В 1923 году в Твери Петр Васильевич был в школе комсостава делопроизводителем. В этом же году демобилизовался.
Еще в 1922 году он высказывал желание принять монашество. Был близко знаком с епископом Феофилом (Богоявленским). Епископ Феофил тесно общался с архиепископом Феодором (Поздеевским), настоятелем Свято-Даниилова монастыря в Москве.
В 1923 году желание Петра Васильевича исполнилось. Он стал насельником Даниилова монастыря. В монашестве получил имя Павел в честь преподобного Павла Фивейского. Вскоре был рукоположен во иеромонаха.
В Данииловом монастыре в то время братия была небольшая: монастырь бедствовал. У отца Павла был друг – Митя, с которым они вместе проходили начало монашеского пути. Впоследствии он стал митрополитом Сергием (Воскресенским).
Отец Павел обладал прекрасным баритоном, поэтому на всенощных его вместе с Митей, у которого был великолепный тенор, благословили читать паремии.
Время было тяжелое: все ширилось и усиливалось гонение на Церковь, то и дело совершались аресты духовенства, многие епископы, священники и миряне совращались в организованное советской властью обновленчество. Данилов монастырь явился одним из наиболее твердых оплотов Православия, в особенности после ареста патриарха Тихона. К архиепископу Феодору постоянно приезжали епископы, вскоре почти все ставшие исповедниками и мучениками, чтобы обсудить труднейшие проблемы церковной жизни – Владыка пользовался большим авторитетом благодаря своей твердости и высоко-духовной аскетической жизни.
Одним из духовников в монастыре был замечательный старец архимандрит Георгий (Лавров). К нему обращались многие из московского духовенства и мирян, его духовному руководству был поручен и отец Павел. Послушаниями отца Павла были управление хором и исповедь.
Уже в те годы он удивлял иногда своей прозорливостью. Например, однажды ему передали банку с маринованными грибами, не говоря, от кого. Отец Павел велел выбросить ее в нужник. Впоследствии на исповеди открылось, что некая женщина наколдовала на этих грибах, желая привлечь к себе сердце отца Павла.
Шел 1929 год. Архиепископ Феодор был арестован уже давно, в монастыре не раз менялись наместники, их тоже арестовывали, ссылали, но была группа близких Владыке епископов, которые нередко приезжали и служили в Данииловом монастыре. Один из них, епископ Парфений, после службы обратился к прихожанам с призывом мирными способами сохранить и защитить монастырь (в частности, монастырский храм, который хотели превратить в склад), так как то и дело стали приходить разные комиссии, ищущие повода, чтобы его закрыть. За это и он был арестован, и с ним целый ряд монахов и мирян.
28 октября 1929 года впервые был арестован и отец Павел и заключен в Бутырскую тюрьму.
23 ноября 1929 года Особым Совещанием при Коллегии ОГПУ он был осужден по групповому «делу об иноческом братстве Данилова монастыря во главе с еп. Парфением (Брянских). Москва, 1929 г.».
По «Делу об иноческом братстве Данилова монастыря» проходили: архимандрит Стефан (Сафонов), архимандрит Тихон (Баляев), епископ Парфений (Брянских), игумен Кассиан (Валерьянов), иподиакон Голубцов Серафим Александрович и несколько мирян – всего 11 человек.
Дело отца Павла очень короткое, содержит только один протокол допроса 14 ноября 1929 года. Когда его спросили о том, что говорил в проповеди епископ Парфений, он ответил: «Я – или управляю хором, или исповедываю, потому я не обращаю внимания на то, что говорит тот или иной проповедник. Мне некогда. Служу я очень редко: раз в полтора-два месяца».
В качестве одного из обвинений арестованным вменялось то, что монастырь из общебратской
кружки посылал денежные суммы ранее арестованным архиепископу Феодору, архимандриту
Георгию (Лаврову) и другим.
Приговор отцу Павлу: 3 года ссылки.
Месяца полтора после ареста он провел в Бутырках, затем был выслан этапом в Казахстан. Когда был объявлен приговор, то архимандрит Симеон (Холмогоров) призвал к себе Марию Феоктистовну Кутомкину, мать 28-летней девушки Агриппины, которая была духовным чадом отца Павла, и спросил: «Вы не согласитесь послать свою дочь за отцом Павлом? Если с ним никто не поедет, он там погибнет». Мария Феоктистовна согласилась. Тогда отец Симеон благословил Агриппину ехать с отцом Павлом.
Ей пришлось дежурить на Казанском вокзале, чтобы уследить, когда его привезут вместе с другими заключенными и посадят их в вагоны. После долгого ожидания она увидела отца Павла в колонне заключенных, их посадили в столыпинские вагоны. Ей удалось сесть в другой вагон этого же состава, и поезд двинулся на восток.
На каждом полустанке надо было следить, не высадят ли заключенных на остановку в какой-либо пересыльной тюрьме. Первый раз колонну высадили в Самаре. Агриппина также вышла из поезда и проследила путь заключенных до тюрьмы. Ей нужно было дежурить там, чтобы уследить за отправляемой колонной и вскочить в тот поезд, в котором повезут отца Павла. Так они прошли четыре тюрьмы. Потом этап прибыл в Казахстан.
На станции Кокчетав колонну высадили и повезли в санях в город Акмолинск (с 1961 по 1992 – Целиноград, ныне Астана). Агриппину в сани не посадили, и она бежала долго за санями, пока конвоиры не сжалились и не посадили ее у ног отца Павла.
В Акмолинске отец Павел и Агриппина поселились в маленьком домике. Через некоторое время они познакомились с местным священником отцом Игнатием Кондратюком, помогавшим заключенным, которых в Акмолинске было очень много. Вскоре отец Павел стал тайно совершать литургию. Агриппина пекла просфоры, пела, читала. Она и готовила, и прислуживала, и стирала.
Отец Павел с Агриппиной Николаевной пробыли в ссылке 3 года, но срок продлили и они остались в Акмолинске еще на 1 год.
Потом в 1970-е годы отец Павел описал эту ссылку в письмах: » В Акмолинске я очень болел, у меня было очень плохо с желудком. Вшей было сплошь: все белье в них. Морозы 50 градусов, и жара тоже 50 градусов, бураны песочные, снежные. Самые трудные работы Агриппина Николаевна прекрасно выполняла, не зная черной работы, не имея к ней навыка. Она меня выхаживала от всяких болезней, которых у меня было очень много. Все ею испытано: и холод, и голод, и вши, от которых она очищала и меня, и себя. Нас в дома не пускали, боялись».
В 1933 году Батюшка вернулся из Казахстана и жил полулегальным образом в городе Каменке Калининской (ныне Тверская) области, в Ростове, в Малоярославце, в деревнях: Брянцево, Нездылово, наконец, в Завидово. Агриппина Николаевна скиталась вместе с ним. В Малоярославце жили рядом с отцом Владимиром Амбарцумовым.
Агриппина Николаевна рассказывала, как Батюшка вдруг посылал ее искать новую квартиру, и она уезжала туда, куда говорил, и каждый раз все устраивалось по его слову. Он был прозорливым: предчувствовал опасность и знал, когда и куда надо было ехать.
В 1937 году было возбуждено дело «контрреволюционного «Иноческого братства Даниловского монастыря», возглавляемого архимандритом Симеоном (Холмогоровым) и архиепископом Феодором (Поздеевским)». Было арестовано много ссыльных епископов и духовенства.
Иеромонаха Павла (Троицкого) также привлекли по этому делу, но арестовать его не смогли, так как он от ареста скрывался.
Арестованных разделили на несколько групп (дело П-5328 архива УФСБ по Владимирской обл., дело П-8151 того же архива и др.). В материалах этих дел имеются неоднократные упоминания об иеромонахе Павле (Троицком).
Из дела П-5328 (по нему были осуждены 16 человек): «…Установлено, что на территории Московской обл. и ряде районов Ивановской обл. существовала подпольная к/р организация церковников и монашества, т.н. «Всероссийское Иноческое братство», возглавляемая архиепископом Поздеевским и архимандритом Холмогоровым с группой своих послушников из бывшего Московского Даниловского монастыря на основе к/р платформы ссыльных епископов, известной под именем «Истинно Православная Церковь»… Были созданы к/р группы – ячейки организации, объединенные в т.н. «домашние нелегальные церкви» («скиты», «обители» и т.д.)… В г. Малоярославце и в Зарайске имелись к/р группы, которые возглавлялись архимандритами Соловьевым Поликарпом, Сафоновым Стефаном и иеромонахом Троицким».
Также в этом деле имеется справка:
«Составлено: 15/IV -1937 г. г. Иваново.
СПРАВКА
«1). На проходящих по делу Холмогорова М.М., Поздеевского А.В., Коренченко П.С., Бекренева Г.И., Селифонова А.И., Каретникову А.И., Алексеева А.А., Ставицкого В.С., и Голубцова С.А. – материалы выделены в особое производство.
2). Соловьев Поликарп, Сафонов Стефан и Троицкий Павел – привлекаются к ответственности по самостоятельному делу УНКВД Калининской обл.
3). Вещественные доказательства по делу – переписка к/р содержания приобщается особым пакетом.
Нач. 3 отделения IV отдела УГБ лейтенант госбезопасности /Новиков/ «.
В деле П-8151 иеромонах Павел назван «руководителем к/р группы послушников епископа Поздеевского в Москве и Малом-Ярославце».
Указано также, что «специально для обсуждения вопросов создания к/организации» в 1934 году он приезжал в Зарайск из Ростова к епископу Феодору (Поздеевскому), где «встретился с архимандритами Соловьевым, Сафоновым».
Архимандрит Симеон (Холмогоров) и другие проходившие по делу П-8151 были расстреляны.
В 1939 году отец Павел проживал в селе Завидово Калининской (ныне Тверская) области.
В начале июня он уехал в Москву, и в это время за ним пришли из органов.
Агриппина Николаевна сказала, что его дома нет, и как только сотрудники НКВД ушли, сразу же поехала в Москву, нашла его и попросила, чтобы он не возвращался. Но отец Павел сказал: «Если я не вернусь, то тебя арестуют», и поехал в Завидово.
7 июня 1939 года он был арестован и заключен во Внутреннюю тюрьму ГУГБ НКВД СССР в Москве.
23 августа переведен в Лефортовскую тюрьму в Москве.
29 октября 1939 года Особым Совещанием при НКВД СССР осужден по статьям 58-10 ч. 2, 58-11 УК РСФСР.
Отец Павел не назвал ни одного имени: «Что же касается лиц, которые были со мной связаны, то я еще раз подтверждаю свои прежние показания о том, что назвать этих лиц я не могу по своим религиозным убеждениям».
Приговор: 8 лет исправительно-трудовых лагерей.
С 10 по 17 ноября содержался в Бутырской тюрьме как осужденный ОСО НКВД для объявления постановления.
17 ноября 1939 года отбыл по этапу в Ивдельлаг НКВД под усиленным конвоем.
С 28 ноября 1939-го по 1944 год содержался в Ивдельлаге НКВД.
Если при отправлении в лагерь отец Павел был признан годным к легкому труду, то в июле 1940 года смог отработать только один день на расчистке баржи. Далее сразу заболел и до нового года отмечен как «инвалид неработающий». Впоследствии он говорил, что остался живым только благодаря тому, что был взят на работу в лагерную санчасть.
В 1942-м и 1943 годах в дело отца Павла поступали медицинские справки, свидетельствующие о тяжелом состоянии его здоровья: «Страдает тяжелым неизлечимым недугом в форме декомпенсированного порока сердца, стойкая отечность, печень увеличена, отечность в легких на обоих базах – хрипы застойного характера». Он находился в стационаре по два-три месяца, имел инвалидность то первой, то второй группы.
В 1942 году вышло постановление об освобождении осужденных, страдающих неизлечимым недугом. Однако отца Павла освобождать не торопились. О его освобождении хлопотала сестра Елена Васильевна. Очевидно, что каким-то образом ей удалось спасти брата. Может быть, лагерное начальство пожалело его, быть может, за деньги оформили документы о его смерти, то есть списали как умершего и отпустили с какими-то другими документами…
В 1944 году Батюшка вышел из лагеря с чужими документами и справкой о собственной смерти.
Жил в затворе. О месте его жительства знала лишь его духовная дочь – Агриппина Николаевна.
С 1944 года он проживал около села Кувшинова Калининской области.
Место жительства для своих духовных чад (за исключением Агриппины Николаевны и двух-трех из Санкт-Петербурга), как потом и место погребения, отец Павел пожелал оставить неизвестным.
Он был великим аскетом, постником, всегда молился, жил очень строгой жизнью, ничего не имел. Даже литургию совершал, используя в качестве чаши стеклянную рюмку. Все подарки, присылавшиеся ему, обычно сразу кому-нибудь отсылал – передаривал.
В начале Великого поста всегда писал: «Я теперь ухожу в затвор». Весь Великий пост не отвечал на письма. Категорически запрещал говорить о себе. Жил нелегально, скорее всего, под другим именем. Все силы отдавал молитве, службе и писанию писем.
Агриппина Николаевна была прихожанкой московского храма святителя Николая в Кузнецах.
В 1951 году настоятелем храма стал протоиерей Всеволод Шпиллер, вернувшийся из болгарской эмиграции в Россию. Ей понравилось его благоговейное служение, и она рассказывала о нем отцу Павлу.
Около 1970-х годов начались удивительно близкие, особенные отношения отца Павла с отцом Всеволодом, их переписка и духовная связь. Отец Всеволод считал отца Павла святым старцем, своим духовником, хотя ни разу его не видел.
В это время и в последующие годы по благословению отца Павла установилась через Агриппину Николаевну его письменная связь с целым рядом молодых священников и их семьями. Письма (их сохранилось примерно 300-400), содержавшие указания о воле Божией и духовные наставления отца Павла воспринимались как письма «с Неба», становились святыней и руководством к жизни для его учеников. Они свидетельствуют о том, что отец Павел – удивительный подвижник, обладавший такими поразительными духовными дарами, которые всегда соединяются в нашем представлении с великой святостью.
Он был совершенно прозорлив, знал, где что происходит, кто что думает и делает, предсказывал будущее, отвечал на письма, еще не полученные и даже еще ненаписанные.
Как-то сказал: «Есть такие люди, которые если сделают что-нибудь хорошее, то сейчас об этом и рассказывают. Я со всей ответственностью говорю: лучше бы они ничего не делали». Свои дары тщательно скрывал. Но когда к нему обращались с верой и мольбой, в помощи духовной отказать не мог. Письма его были пронизаны отеческой лаской, любовью и нежностью.
Нередко бывало так, что передавалось Агриппине Николаевне письмо для отца Павла, а она тут же вручает его ответ – на все, о чем спрашивалось в письме.
Отцу Павлу была свойственна удивительная свобода, он никогда не говорил того, чего не думал или не знал. Главным принципом его подвижнической жизни было следование воле Божией, и он в письмах часто писал: «Такова воля Божия». Те кто с ним переписывался, хорошо знали, что если послушаться благословения Старца, то все будет так, как он говорит, все будет хорошо. И горе тому, кто спросил и не послушался.
Когда, один из его чад духовных, отец Владимир Воробьев спросил у него в письме, а нельзя ли к нему приехать и увидеться, он ответил: «А зачем видеться, я и так вижу, кого хочу». Видел он в подробностях, до мелочей. Знал, кто что и когда делал и писал об этом.
Агриппина Николаевна говорила, что отец Павел жил в доме, хозяйкой которого являлась некая Мария Николаевна. У нее была дочь Галина. Мужа Галины звали Анатолием. Галина и Анатолий часто ездили в Москву, привозили письма отцу Павлу и отвозили его ответы, записывали в Николо-Кузнецком храме проповеди отца Всеволода на магнитофон или получали чьи-то записи и очень быстро доставляли их отцу Павлу.
В своем письме в 1989 году Старец писал: «Очень прошу, обо мне никому не говори. Я никого не боюсь, но хочу умереть тихо, без всяких почестей, как миллионы людей умирали в лагерях без всякой вины. У меня нет зла на всю эту страшную жизнь и на этих людей с 1917 года. Теперь как будто стали понимать всю прожитую жизнь – все развалили, разгромили, расстреляли, уничтожили, а теперь пожинают всходы своего посева за 72 года…»
Последнее свое, прощальное письмо отец Павел прислал 16 февраля 1991 года, потом прислал еще по обычаю красные яички на Пасху с краткими приветственными словами.
Отец Павел скончался, не дожив двух с половиной месяцев до 98 лет, втайне, также как и жил. Точный день своей кончины и место погребения он не позволил сообщить, уподобляясь в этой строгости древнему святому, своему небесному покровителю преподобному Павлу Фивейскому.
Духовные чада отца Павла приняли считать днем его кончины 6 ноября – день празднования иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радосте».
Литература:
1. Шпиллер И.В. Воспоминания об о. Всеволоде Шпиллере// М., Изд-во ПСТБИ, 1995. 95 с.
2. Иеромонах Павел Троицкий. Жизнеописание/ Сост. прот. Владимир Воробьев. М.: Православный Свято-Тихоновский Богословский Институт, 2003.
3. http://pstbi.ru
4. «Воспоминания о духовном отце». Об иеромонахе Павле Троицком рассказывают прот. Владимир Воробьев и прот. Аркадий Шатов. Эфир радиостанции «Радонеж» от 24 января 2008 года.
Документы:
Архив УФСБ по Владимирской обл. Д.П-5328.

Отец Павел Троицкий — чудеса XX века

О великом подвижнике 20 века, окормлявшем известных московский протоиереев вспоминают благодарные чада.

Последнее свое прощальное письмо о. Павел прислал 16 февраля 1991 г., потом прислал еще по обычаю красные яички на Пасху с краткими приветственными словами на бумажных салфетках, в которые были завернуты яйца. Не дожив двух с лишним месяцев до 98 лет, о. Павел втайне, так же как и жил, скончался в начале ноября 1991 г.

Точный день своей кончины, и место погребения он не позволил сообщить, уподобляясь в этой строгости своему древнему святому покровителю, преподобному Павлу Фивейскому. Через год 15 октября скончалась и Агриппина Николаевна, отметив 22 июня 91-летие, сподобившись в последние годы дара прозорливости.

В общении с о. Павлом все было чудесным. Вот лишь некоторые случаи чудесной помощи Божией через о. Павла, свидетельства о его прозорливости и краткие выдержки из его писем.

Можно было бы привести таких примеров гораздо больше.

***

Из писем о. Павла к о. Всеволоду Шпиллеру:

«… на это есть воля Божия. А Божие благословение всегда разумно. Жить по воле Божьей — юродство для людей».

«Я много-много думал, как быть с N? Как облегчить Вашу и без того нелегкую жизнь?.. Зачем же Вам послан великий труд, послано мучение? Я много думал, молился, как умею — все то же в ответ святое «Да», от которого свет, радость, мир и тепло. Я лично очень хочу дать Вам отдых от мучений с Ν, но твердое «Да», такова воля Божия».

«Всегда мысленно с Вами, Идите спокойно на операцию, все будет хорошо. С упованием на Господа»

«Кто часто причащается, может исповедоваться кратко. Тем более, что Вы хорошо знаете жизнь исповедующихся у Вас людей, а в месяц или в полтора месяца один раз можно исповедоваться более подробно».

«Вы уезжаете в больницу. Вместе с Вами и я уехал в больницу».

«Во время операции был мысленно с Вами. Я все сделал по воле Божией и совершенно спокоен за все, за все мои слова и действия «Все праздники за всеми службами мысленно был с Вами».

«Что касается меня, то мне остались только очень редкие службы, четки, Ваши проповеди — и все. Живем очень тихо, мирно, далеко в лесу, и всегда с нами божественная красота».

«Пока Вы болели, служил ежедневно. Тут откуда только и силы берешь». «Многие считают, что я, не живя с людьми в городе, не могу понять жизни, настоящей действительности. Даже и Вы так думаете. Все такие рассуждения — человеческие. Вы пишете о видении. Вот это видение не имеет ни пространства, ни времени. Агриппина мне ничего не писала о Вас, ничего не говорила, а только по ночам своими воплями не давала мне спать. Вы удивляетесь, что Богу нужны о человеке мелкие детали. Да, это бывает нужно. Многое человеку непонятно. Мысленно бываю часто с Вами. Вы в этом году жили много на даче и я с Вами там тоже был. Хорошо у Вас там, уютно, тепло. И Ваш кабинет на даче уютный (пока о. Всеволод был в больнице, террасу-кабинет полностью перестроили). Знаю, что 6 октября был у Вас приступ, знаю Ваши глаза (у о. Всеволода быстро развивалась глаукома). Я с Вами очень близок, очень Вас чувствую. Ваши алтари хороши (в том году по желанию о. Всеволода заново были расписаны все три алтаря Николо-Кузнецкого храма). Если можно Вас просить, пожалуйста, служите раз в неделю. Не исповедуйте, так как это берет силы духовные, а так — как знаете». (Отцу Павлу никто ничего не сообщал. Он сам все это видел). «Передайте мой земной поклон Агриппине, скажите ей, что я слышу».

За три года до своей кончины о. Павел как-то написал про Агриппину Николаевну: «…Я ей ничего не пишу… Я просто все еще ее смиряю» (Пасха 1988 г.).

«Прошу прощения за Агриппинушку. Слышу Ваши с ней разговоры и умиляюсь — как она все такая же, как и раньше?» 14 марта 1983 г., через месяц после того, как внезапно в один день были переведены о. Александр Куликов и о. Николай Кречетов из Николо-Кузнецкого храма, о. Павел написал: «Дорогой о. Всеволод! Знаю все Ваши горести, все тяжести Вашего храма, Очень жаль и о. Александра и о. Николая. По-человечески храм разорен, а по-Божьему — нет. Господь послал испытание «Служу очень часто, а потом лежу, как и Вы». «Дорогой, любимый о. Всеволод, я всегда с Вами! Мы не разлучатся. Все Ваши немощи — мои. Всегда о Вас горячо молюсь». «Земно Вам кланяюсь. Целую Вашу благословляющую руку». Так эти два старца вместе шли к Богу. По письмам очень видно, как до последнего дня, до последнего вздоха они трудились над своей паствой и помогали друг другу.

Сын о. Всеволода Иван Всеволодович Шпиллер вспоминает: «Ранним осенним утром 1975 года я направлялся в 67-ю Московскую больницу, где в то утро папу должны были оперировать. Операция предстояла сложная, результат мог быть любым. Я очень волновался еще и потому, что у меня были подозрения, связанные с персоналом этого отделения, в частности, с его заведующим, от которого, как хирурга, я же и отказался. Накануне под вечер Агриппина Николаевна решила ехать к о. Павлу, и я в письме к нему начал было излагать свои тревоги и смятенье, но так письма и не дописал, ибо выяснилось, что, если Агриппине Николаевне удастся выехать этим вечером, она доберется до Батюшки лишь к полудню следующего дня.

Итак, утром, выходя из лифта, встречаю почтальона. «Вам срочная телеграмма». Вот ее текст: «Персонал, больница – хорошие. Целую всех. Ваш Павел». Вернувшаяся на следующий день после тяжелой, но удачной операции папы Агриппина Николаевна рассказала о том, как ее о. Павел напоил чаем с дороги и между прочим спросил: «А почему это Иван Всеволодович все время стоит у косяка двери в операционную?.. Ах, да, ты этого не можешь видеть!..» Я действительно простоял у косяка в операционную все то время… За много сотен верст от о. Павла.

…В моем собственном опыте, как и в опыте многих людей, имевших с о. Павлом такое же письменное общение, были случаи поразительные. Так, получаю однажды письмо от Батюшки, в котором между другим говорится: «…ты не смущайся, что тяжелое придет в твою семью. Болезнь Севы, больница. Думаю что у вас там больницы не на высоте? Все пройдет, все будет хорошо — Слава Богу, что у Севы нет повреждений ни рук, ни ног… Головка, как она болит, у меня тоже иногда болит».

Мой сын был жив-здоров и лишь дней через 10 он… попал под машину. Переломов не было, но оказалось сотрясение мозга, вызвавшее головные боли. Больница оставляла желать лучшего… Расстояние между Батюшкой и потерпевшим составляло около четырех тысяч километров. Письмо было написано двумя неделями раньше…» Агриппина Николаевна рассказывала, как однажды она приехала без предупреждения к о. Павлу, чтобы передать ему письмо о. Всеволода. К ее удивлению о. Павел встречал ее на крыльце с кадилом в руке. На ее недоуменный вопрос, почему он с кадилом, о. Павел ответил, что вышел встречать о. Всеволода, имея в виду его послание.

***

Протоиерей Владимир Воробьев

Был период времени в моей молодости, когда я чувствовал себя духовно оставленным, одиноким. То и дело возникали проблемы, которые я не мог решить. Мучился в сомнениях, искал ответа и не находил. Тогда я стал ежедневно молиться: «Господи, пошли мне духовного отца, старца, который будет возвещать мне Твою святую волю».

Когда же я получил и духовного отца, и старца, то каждый день просил: «Даруй им здравие, продли дни их, елико возможно, являй мне через них Святую волю Твою». Теперь в старости оборачиваясь назад, я с сердечным трепетом вижу, как безмерно щедро и буквально точно исполнил Всемилостивый Господь мое немощное прошение.

Двенадцать лет я был под руководством исповедника — игумена Иоанна. Когда же он в 1971 г. скончался, и мы с женой вновь духовно осиротели, то в ответ на мучительные вопрошания получили письмо о. Павла: «Радости мои Володя и Оля!… Воля Божия есть на то, чтобы просить о. Всеволода принять Вас обоих на исповедь…»

Следующие двенадцать лет прошли под руководством удивительного святого старца-иеромонаха отца Павла и, по его благословению, — отца Всеволода. Потом после кончины о. Всеволода 8 января 1984 г. о. Павел еще восемь лет с нежной любовью вел нас. За двадцать лет у меня скопилось приблизительно 150 конвертов, во многих из них по несколько писем — мне, Оле, детям. Перечитывая их, вновь прохожу свою жизнь и слышу ласковый неотступный голос старца: «Такова воля Божия», «Нет воли Божией», «Есть Божие благословение». Все письма являют удивительную прозорливость отца Павла, несравненную любовь, благодатный талант пастыря и духовника. Отец Павел тщательно скрывал свои дары, но из писем делается ясно, что он видит будущее как настоящее, то, что происходит в Москве, в Петербурге, в Красноярске или в Америке так, как будто все это совершается на его глазах. Ему известны даже самые незначительные мелкие поступки и также — сокровенные мысли и чувства людей. Можно было бы привести огромное множество примеров. Приведу лишь некоторые.

***

Впервые чудесная помощь Божия через о. Павла была дарована нашей семье в 1968 г. Мы с супругой получили двухкомнатную кооперативную квартиру в районе за Тимирязевской академией, а наши близкие друзья, с которыми мы постоянно бывали вместе, жили на противоположном конце Москвы, на Юго-западе в Беляево-Богородском. Нам очень хотелось поменяться так, чтобы жить рядом с ними. В соседнем с ними подъезде нашлась двухкомнатная квартира, которую хозяева хотели обменять, и мы надеялись с ними договориться, но сначала решили спросить благословения у о. Павла. Отец Павел ответил, что нет воли Божией меняться в тот же дом, где живут наши друзья, а можно переехать в дом, который находится в пяти минутах ходьбы от их дома. Мой друг взял часы и отмерил пять минут ходьбы в сторону метро. На этом месте оказался только что выстроенный 9-этажный дом, еще даже не заселенный. Друг мой приклеил на этом доме наше объявление об обмене. Нам буквально сразу позвонили с предложением меняться, и мы очень скоро переехали. Характерно, что женщина, поменявшаяся с нами, имела имя Евгения Порфирьевна. Имя моей мамы было Евгения Павловна, а мамы моей жены — Татьяна Порфирьевна.

***

Однажды я взмолился в письме к о. Павлу: нельзя ли увидеть его, хотя бы один раз. Он ответил несколько парадоксально: «Зачем видеться, я и так вижу все, что хочу». В своих письмах он постоянно и запросто говорит о том, что он видел и слышал:

***

Протоиерей Александр Салтыков

Об отце Павле я узнал при необычных обстоятельствах. Тогда, почти тридцать лет назад, мы еще были молодыми людьми. Это было во время тяжелой болезни моего духовника о. Иоанна в 1971 году. Находясь в беспамятстве, он вдруг четко сказал: «Вот еще Павел идет сюда с кем-то».

Я очень удивился и спросил моего двоюродного брата, ныне протоиерея Владимира Воробьева, как, по его мнению, можно понимать это упоминание? Он в ответ сказал мне, что был назван старец отец Павел, которого через прот. Всеволода Шпиллера просили молиться о больном. Сам больной — о. Иоанн об этом ничего не знал.

В то время, при фактически непрекращающемся гонении, никаких сведений ни о каких священнослужителях было нельзя распространять, так как это было очень опасно. Но после того, как я узнал об о. Павле таким чудесным образом, я получил возможность обращаться к нему с различными волновавшими меня вопросами духовной жизни. В течение многих лет я получал от него драгоценные для меня письма с ответами на мои вопросы.

В этих ответах на вопрошания, часто наивные и неглубокие, содержится дух подлинной мудрой церковности, подобно письмам великих старцев Оптиной Пустыни и других. По благословению о. Павла я вступил в брак с Татианой Анатольевной Сысоевой, с которой почти не был ранее знаком, но брак наш оказался счастливым.

В письме Старца было сказано, что «есть Воля Божия» на этот брак. По благословению о. Павла я обращался как к духовнику к о. Всеволоду Шпиллеру, который благословил меня на принятие священного сана, но о. Всеволод все делал согласно с о. Павлом.

После кончины о. Всеволода летом 1984 г. о. Павел мне написал: «Пора быть священником». Все мои последующие шаги в служении Церкви совершались под внимательным и любящим наблюдением о. Павла. Так, в одном из писем 1987 г: «Ты служить стал… хорошо, я тебя слышал». Это при том, что о. Павел находился за сотни километров от Москвы. Отец Павел постоянно давал советы как в отношении личной жизни, так и в отношении правильного духовного руководства людьми, которые приходят в церковь.

Без о. Павла я не мог бы устроить буквально ничего в своей жизни.

***

Протоиерей Димитрий Смирнов

По неизреченной милости Божией, и благословению своего друга и духовника протоиерея Владимира Воробьева я в течение, наверное, десяти лет имел редчайшую возможность окормляться у дивного старца-затворника иеромонаха Павла (Троицкого). Его исповедническая жизнь, воспоминания общавшихся с ним и следственные дела из архивов ФСБ свидетельствуют о его подлинной святости, суровом христианском подвижничестве и мудрейшем старческом пастырстве. Я думаю, что все, кто где-либо упоминает отца Павла, (кроме старенького отца Даниила из Свято-Даниилова монастыря, который лично общался с ним в детстве) сообщали о том, что никогда в жизни его не видели. И я не исключение, кроме одной-единственной фотографии и писем до последнего времени у меня ничего больше не было. Как и у всех кто с ним был связан, кроме его келейников, мое общение с отцом Павлом состояло в переписке.

Каждое из этих писем для меня являлось сильнейшим и страшным духовным переживанием, а также уроком христианской духовной жизни, не потерявшим актуальность до сих пор. Часто в этих письмах содержались предупреждения об опасности: духовной или житейской.

Я могу засвидетельствовать, что отец Павел обладал совершенной прозорливостью и духовным даром видеть не только происходящие далеко от него события, но и что происходит в уме и сердце любого человека. После того, как я имел возможность в этом убедиться, хотя отец Павел это не только не «афишировал», но очень умело скрывал, я, кажется, понял, что такое страх Божий. Потому, что стал бояться грешить, зная, что отец Павел все видит. Одно дело верить, что Бог все видит, другое — знать, что получишь письмо, где Бог, через Старца тебя обличит, и это обличение будет обличать то, в чем ты сам боишься себе признаться. Эти обличения отец Павел сопровождал словами любви, чтобы никоем образом не обидеть адресата, поэтому сердце всегда боялось этого суровства и желало его.

Иногда отец Павел как-бы «проговаривался»: «О тебе знаю все (выделено мною — прот. Д. С.), радуйся и благодари Бога за все Его милости» А один раз, как в эпиграфе, сверху написал: «Не обижайся, сказал, что наблюдал!» Чаще, предупреждая о чем- либо, цитировал Писание: «Блюдите, как опасно ходите».

Самое же страшное то, что отец Павел писал свои ответы на письма почти всегда ранее того, как были написаны сами вопросы, причем так точно, как будто письма лежат перед ним. Обычно обмен письмами происходил так: духовная дочь отца Павла Агриппина Николаевна передавала пачку писем с вопросами нарочному, а он тут же давал ей пачку с ответами на только что взятые у нее письма.

Для примера приведу два письма. Мое и Батюшки. Я сохранил свой черновик. Можно обратить внимание на даты. Для незнакомых с ситуацией 1987 года, напомню, что существовал специальный отдел КГБ, который занимался Русской Православной Церковью в целях тогда осуществляемой государственной политики. Если бы не своевременное предупреждение отца Павла, моя жизнь могла бы сложиться совсем по-другому, не лучшим образом. Слава Богу! И вечная благодарность отцу Павлу.

«Дорогой Батюшка, отец Павел, дело с которым я обращаюсь к Вам, представляется мне настолько важным, что я дерзнул самовольно написать письмо.

Сегодня я встретился с начальником отдела московской контрразведки по его просьбе. Он (на вид человек приличный и порядочный) предложил консультировать его об истинном положении в Церкви, т. к., якобы люди, которых он представляет, заинтересованы в ее нормальном существовании. Хотя он показал себя довольно осведомленным в делах Мос. патриархии, но заявил, что нуждается в точных оценках. Я давно под их наблюдением и они якобы доверяют этим будущим оценкам. В доказательство истинности своего желания помочь Церкви он предложил содействовать открытию в Москве храма и даже нескольких, сделать меня настоятелем, послать за границу и т. д. Но это не выглядело попыткой «купить» меня. Но имело вид искреннего желания видеть на видных местах достойных людей, которые не срамили бы Россию за рубежом.

Если это дело сможет принести пользу Церкви, прошу Вашего благословения, святых молитв и практического наставления.

Если это диавольский соблазн, дайте совет, как лучше выйти с наименьшими нравственными потерями из этой истории и, конечно, Ваших всегдатошних молитв».

Вот ответ отца Павла, написанный днем раньше.

Дорогой мой родной Отче!

Не слушай не верь во все эти обещания. Это дьявол. Он ищет настоящих горячих к вере священников. Видно он не глуп. Как хитро подошел к тебе дьявол. Это разведка ЧК, чем и как дышит Православная Церковь. Они знают кого ловить.

Расскажи об этом всем своим собратьям священникам. О. Владимиру, Асмусу я его и всю его семью очень люблю. Будь стойкий! Проси нашу заступницу Царицу Небесную.

Спешу тебя предупредить.

Храни Господь всех вас. Будьте бдительны.

29/16 IX 1987 г.

Любящий о Господе иер. Павел

Приведу еще один случай.

Однажды зимой я ехал на всенощную в Отрадное*. Там я несколько лет тому назад начинал свою церковную «карьеру» в качестве алтарника перед поступлением в семинарию. Настоятелем в Покровском храме с. Акулово был преемник замечательного старца о. Сергия Орлова (в монашестве Серафима) о. Валериан Кречетов, очень добрый, мудрый и весьма приветливый священник.

Я ездил туда по вечерам два раза в месяц, иногда чаще, т. к. мой настоятель предпочитал, чтобы я, если был не служащим, но требным, не приезжал на всенощную в Алтуфьево, где я тогда был вторым священником. А позже, когда в Отрадном поселился о. Тихон Пелих, все, кто там бывал, получили редчайшую в наши времена возможность окормляться у столь святого старца, который тоже знал об отце Павле (Троицком) и имел духовную дружбу с протоиереем Всеволодом Шпиллером. Так вот, еду я в Отрадное…

А сел не в ту электричку и пришлось, чтобы не уехать в Барвиху, сойти в Одинцово. Ожидая нужного мне поезда, вдруг вижу объявление: Продается. Недорого. ДОМ. В Немчиновке, в десяти минутах от Акулова. Может быть, не ехать ко всенощной, а сразу по адресу? Может, сам Господь посылает столь вожделенный дар? Нет, поеду завтра, в воскресенье — и хозяева будут дома, и на всенощной помолюсь! Если есть Божия воля, то никуда этот дом не убежит, да и вообще, может быть, дорого запросят.

Все помыслы только об этом «чудесном» везении. Надо же такому приключиться, не в ту электричку сел! Оказалось-то не случайно! После литургии сразу еду в Немчиновку. Денег хозяйка попросила ровно столько, сколько было припасено: опять совпадение! Все, решено, берем! Жена согласна. Договариваемся с хозяйкой, в какой день поедем оформлять, даю задаток. Трепещу, как бы кто не перекупил, уж очень дешево для такого замечательного места: пять минут до станции…

Накануне заключения купчей вечером звонит о. Владимир и конспиративным голосом сообщает, что из леса кое-что привезли, и там есть и для меня нечто интересное. Мчусь к нему, на ночь глядя, благо — недалеко. Оказывается, мне письма нет, но, как нередко бывало, в письме для о. Владимира есть: «О. Димитрию, не нужно покупать дом» (31/Ѵ- 1985 г.) (и подчеркнуто двумя чертами). Письмо хранится у о. Владимира.

Прямо пот прошиб. Но ослушаться о. Павла… Которому сам Бог рассказал о том, что я намереваюсь сделать… Ну уж нет, да и страстное желание приобрести вожделенную недвижимость куда-то быстро испарилось.

Еду наутро к хозяйке. Так мол и так, простите, что обеспокоил, не могу купить, открылись новые обстоятельства. Хозяйка от удивления задаток вернула и отнеслась к сообщению без всякой обиды.

А меньше чем через месяц я получил в наследство по завещанию дом, о котором не знал, да в таком месте, что кто про него знает, говорят, что лучше такого на Руси и нет. Правда, добираться далековато, зато благодать и красота неописуемая, а теперь и храм строят, так что будет село, а не деревня, хотя всего тринадцать домов.

* Имеется в виду храм Покрова Пресвятой Богородицы в с. Акулово Одинцовского р-на Московской обл.

Текст публикуется по книге прот. В.Воробьева «Иеромонах Павел (Троицкий)», Москва, ПСТГУ, 2003.

БЕЛЫЕ СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ

Автор — биохимик, молекулярный биолог, кандидат биологических наук, член Межрегионального союза писателей Украины. Публиковался в центральных и региональных изданиях (Независимая газета, Комсомольская правда, Великая эпоха, Вестник, Русский писатель, Новая литература, НЛО, Свой вариант и др).

отец Павел Троицкий

Иеромонах Павел (Троицкий)

В этой истории из теперь уже отдалённого от нас советского прошлого России, политика переплелась с религией, а вера и преданность служению — с низким обманом и ложью.

В 1950 году в Москву из эмиграции вернулся Всеволод Дмитриевич Шпиллер, личность во всех отношениях неординарная и немыслимая для Советского Союза сталинского времени. Потомственный дворянин и воспитанник киевского Владимирского кадетского корпуса, боевым офицером Белой Армии сражался с Красной Армией в боях гражданской войны. Эвакуировавшийся в 1920 году с отступающими войсками Врангеля в Константинополь, он возвратился в Россию через тридцать лет православным священником возрождать веру в Отечестве. Его судьбу определила встреча в Болгарии с епископом Серафимом Соболевым. Ещё в двадцатые годы владыка Серафим увидел в нём будущего пастыря и начал готовить к возвращению на родину. По благословению владыки, Шпиллер поступил на богословский факультет Софийского университета. После третьего курса университета, владыка отправил его на послушание в Иоанно-Рыльский монастырь, а ещё через два года снова вернул в мир: «Всё, что нужно в монастыре, ты уже получил, теперь женись, становись священником и иди на болгарский приход, а со временем поедешь в Россию» . По окончании университета в 1934 году, Шпиллер был рукоположен и направлен провинциальным приходским священником в Пловдивскую епархию.

Планы владыки Серафима начали воплощаться после освобождения Болгарии советскими войсками в 1944 году. Отец Всеволод был переведён из провинции в столицу, возведен в сан священноиконома болгарской церкви и назначен священником кафедрального собора Софийской метрополии. Он включается в политическую жизнь страны, работает советником по церковным делам при Болгарском правительстве, составляет проект закона об отделении церкви от государства. В то же время, он ведёт активную переписку с высшими иерархами Московской Патриархии и советом по делам Русской Православной Церкви при Совмине СССР. В 1946 году он встречается с Патриархом Алексием, посетившим Болгарию с пастырским визитом. В следующем году Шпиллеры приняли советское гражданство, а ещё через год о. Всеволод вместе с владыкой Серафимом приехал по приглашению Патриарха в СССР в составе болгарской церковной делегации. По утрам владыка выходил на балкон гостиницы «Националь» и благословлял Москву. Познакомившись с советской действительностью, он сказал о. Шпиллеру: «В России не осталось ни одного неосквернённого камня, всё разрушено. Я здесь быть не смогу, а тебе, Всеволод, Божия воля быть в России, готовься к переезду в Россию» .

В то время Русская Православная Церковь, истощённая репрессиями, остро нуждалась в прививке и подпитке от Зарубежной Церкви. В Чистом переулке, где располагалась Московская Патриархия, была совершена необычная литургия: служил о. Всеволод, а Патриарх Алексий и экзарх Болгарский митрополит Стефан пели на клиросе. После службы за чаем между Патриархом и митрополитом состоялся разговор: «»Мы у Вас отца Всеволода забираем». — «Нет, Ваше Святейшество, мы Вам отдать Всеволода никак не можем». — «Нет, Ваше Блаженство, мы всё-таки у Вас Всеволода забираем»» . Вскоре Патриарх подал ходатайство в Совет Министров СССР о репатриации семьи Шпиллеров, которое рассматривалось на самом высоком государственном уровне. При принятии решения Совмин принял во внимание, что «Шпиллер В.Д. … твёрдо проводил линию поддержки Московской патриархии. <…> Шпиллер, борясь за сближение болгарской церкви с Московской патриархией, обстоятельно информировал Московскую патриархию о деятельности враждебных ей экуменистов в Болгарии» . Ходатайство Патриарха было удовлетворено после согласования с Министерством Иностранных Дел СССР, рассмотрения в Центральном Комитете ВКП(б), и получения личного разрешения Сталина.

По возвращении в Россию, о. Всеволод был назначен настоятелем московской Николо-Кузнецкого церкви. Для того, чтобы обеспечить Шпиллеров жильём в перенаселённой послевоенной столице, в колокольне храма была оборудована квартира в четыре этажа для его семьи, где они и получили официальную московскую прописку. Отец Всеволод оказался замечательным богословом, человеком большой культуры и независимого ума. Во времена государственного атеизма, когда проповедь практически исчезла из церковной жизни, он проповедовал после каждой литургии. В столице атеистического государства ему удалось создать многочисленный приход. Никола на Кузнецах наполнился прихожанами и сделался излюбленным храмом московской интеллигенции и артистической богемы. Тем не менее, новое российское духовенство, выросшее при советской власти, его не принимало, считая гордым, аристократом и эстетом .

Действительно, о. Всеволод, по воспоминаниям его сына, во всех своих проявлениях был русским барином . Он был женат на фрейлине российской императрицы. Будучи видным сотрудником отдела внешних церковных сношений Московской Патриархии, широко известным и уважаемым за рубежом, он вел обширную служебную и личную переписку с зарубежными церковными иерархами, часто выезжал по церковным делам за границу, а его квартиру в Николо-Кузнецкой колокольне посещали зарубежные богословы и эмигранты-аристократы. Без преувеличания можно сказать, что о. Всеволод в 50-е и 60-е годы был одним из самых влиятельных клириков Патриархии. Его близкими знакомыми и корреспондентами были Патриарх Болгарский Кирилл, экзарх Западной Европы митрополит Антоний Блюм, архиепископ Брюссельский и Бельгийский Василий Кривошеин. Он переписывался с опальным архиепископом Ермогеном Голубевым, с профессором парижского Свято-Сергиевского института П.Н. Евдокимовым и другими видными европейскими и американскими церковными и общественными деятелями. Более того, он являлся духовником знаменитого писателя-диссидента А.И. Солженицына, который посещал Николо-Кузнецкий храм и был вхож в дом Шпиллеров.

Духовно-просветительская деятельность о. Всеволода расценивалась властями как антисоветская. Партийное руководство раздражали его независимая позиция, зарубежные связи и проповеди, магнитофоные записи которых расходились по стране. Но о. Всеволод не принимал компромиссов в деле пасторского служения и отказывался прекратить проповеди, а его протесты против давления, оказываемого на приход, вызывали критику советских властей и общественный резонанс за рубежом. Церковное положение о. Всеволода также было сложным. Ему приходилось давать личные и письменные объяснения церковному начальству по поводу поступавших на него доносов . Неудивительно, что после смерти покровительствовавшего ему Патриарха Алексия, он был снят с прихода указом нового Патриарха Пимена и отправлен в отставку , а настоятелем Николо-Кузнецкого храма был назначен активно сотрудничавший с властями обновленческий протоиерей Константин Мещерский. Здесь, однако, вмешались иные силы. Рассказывали, что в день своего вступления в должность о. Мещерский сел в такси и отправился принимать настоятельство. Но когда такси подъехало к храму, к ужасу водителя оказалось, что пассажир мертв . Новых попыток снять о. Всеволода не последовало, конечно же, не из-за впечатления, произведённого этим случаем, а потому, что власти нашли способ контролировать независимого священника.

Произошло это так. В самом конце 60-х годов к о. Всеволоду обратилась прихожанка Агриппина Истнюк. Она представилась духовной дочерью старца Павла, человека удивительной святости и абсолютной прозорливости, которому была открыта воля Божия. Отец Павел, иеромонах Данилова монастыря (в миру Пётр Васильевич Троицкий) был одним из сотен тысяч российских мучеников за веру. Он подвергался арестам, в 1939 году был осуждён Особым Совещанием при НКВД СССР и этапирован в лагерь. По словам Истнюк, иеромонах Павел, выйдя на свободу после пятнадцати лет заключения и опасаясь новых гонений, ушёл в затвор в тверских лесах. Проживая в тверской провинции под станцией Кувшиново, он в духе видел и слышал всё, что происходило и на приходах, и в частной жизни московских священников и прихожан. Отец Всеволод вступил в переписку с тверским отшельником, и вскоре старец сделался его духовным отцом. Иван Шпиллер вспоминает: «о. Павел, с которым папа никогда не виделся, стал для моего отца, для всей нашей семьи <…> тем, кем четверть века до отъезда из Болгарии в Россию был для нас владыка Серафим» .

Отец Всеволод верил в прозорливых старцев. В молодости большое впечатление на него произвёл юродивый, встреченный по дороге в Рыльский монастырь, куда он направлялся на послушание, и приветствовавший его словами: «А, Севочка пришел, Севочка… Ты слушайся Серафима, слушайся…». Он не знал, что настоящий иеромонах Павел Троицкий погиб в сталинском концлагере в сороковые годы , а честное имя мученика использовалось госбезопасностью для прикрытия операции по противодействию диссидентскому движению в церковной среде . Не знал он и того, что связные старца уже не первый год действовали в московских приходах, предлагая интеллигентным русским мальчикам, протянувшимся к Богу в поисках выхода из духовного одиночества, задавать вопросы и писать письма прозорливому отшельнику , и направляя их активность в безопасное русло конформизма. Тем не менее, ему было хорошо известно, что он и его семья находились под постоянным наблюдением с момента переезда в СССР. Иван Шпиллер, поступивший в России в советскую школу, вспоминает: «я прекрасно понимал, что во всём, везде, кроме дома, всегда надо быть не только осторожным, но и быть просто начеку. Понял, что надо, обязательно надо… врать и очень много — и в школе, и с людьми взрослыми, и со школьными товарищами. Мы, конечно же, были под слежкой. Я это и сам не только чувствовал, но просто видел. Моя главная сложность заключалась в том, что довольно быстро я почувствовал страх. И совершенно особый: не за себя — за всех трёх. Страх диктовался чувством ответственности за родителей. Я помню явно подосланных ко мне людей, выспрашивавших у меня, казалось бы, моё отношение, но на самом деле — и это было так ясно! — отношение старших, родителей, например, к постановлению ЦК по музыке. И такого было много. <…> Родители всё это знали, видели и, я думаю, немало горьких дум передумали» .

Воспоминания архиепископа Василия Кривошеина дают представление о том, насколько жёстко в то время контролировалась госбезопасностью Церковь, инфильтрованная агентами и информаторами КГБ, и каким бесцеремонным провокациям подвергались не только рядовые священники, но даже и высшие церковные иерархи . Из воспоминаний архиепископа известно, что о. Всеволод не питал иллюзий относительно агентурного присутствия КГБ в Николо-Кузнецком приходе. Возникает вопрос, почему о. Всеволод оказался столь доверчивым? Неужели умный, образованный и опытный пастырь не догадывался о том, кто скрывался под именем иеромонаха Павла? Или догадывался, но поступал по наставлению владыки Серафима, полученному при отъезде в Россию — «не отталкивай никого — даже самого махрового гэпэушника»* , и принимал водительство старца как волю Божию о себе, как неизбежное условие своего пастырского служения в советской России и благополучия своей семьи? Церковная иерархия основана на послушании и признании того, что всякая власть даётся от Бога: «Несть бо власть аще не от Бога, сущия же власти от Бога учинены суть» (Рим., 13.1). А прозорливый старец явил много свидетельств власти и ведения.

Из переписки о. Всеволода видно, что провинциальный отшельник был прекрасно осведомлен о том, что происходит в руководстве Русской Православной Церкви и в совете по делам религий Совмина СССР. Он даёт оценки взглядам и действиям Патриарха, критикует церковных иерархов и зарубежных общественным деятелей. Тверской отшельник сообщает о. Всеволоду конфиденциальные детали переговоров высших церковных чинов с зарубежными делегациями, читает зарубежную эмигрантскую прессу, недоступную рядовым советским гражданам, слушает Би-Би-Си и Голос Америки. Старец не только направляет жизнь Николо-Кузнецкого прихода и семьи Шпиллеров. Он курирует зарубежную переписку о. Всеволода и даже санкционирует рукоположение молодых священников. Он наставляет, хвалит, льстит, советует и предостерегает. «Для меня не совсем понятно, почему Вы у себя в доме принимаете иностранцев. Вам ведь это категорически запрещено. <…> Вы знаете, наверное, что о. А. Шмеман — председатель в комитете о правах человека. Они особенно направляют свои усилия выпятить свою заботу, да ещё, не дай Бог, на Вас будут ссылаться! Матерьяла предостаточно.» Старец критикует А.И. Солженицына и священников-диссидентов. «Жаль о. Дмитрия <Дудко>, он сам себе роет яму. <…> Он убеждён, что страдает за веру православную, а самого главного не понимает, говорит он о том, о чём надо молчать. Зачем искать защиты за границей?» . Как далеко всё это от церковных представлений о старчестве, выраженных в словах Симеона Афонского: истинный старец — не политик, а наперсник Царя Небесного! Советы, даваемые старцем, по сути являлись приказами для верующего человека: «такова воля Божия», «нет на то воли Божией», «это не моя воля, а Божия. Вы же что хотите, то и принимайте». Это водительство принесло Советскому Союзу существенные политические дивиденты в 1974 году, когда о. Всеволод в интервью, опубликованном советским Агенством Печати Новости, подверг жёсткой критике А.И. Солженицына, высланного из страны, обвинив писателя в нехристианских взглядах и в стремлении расколоть Церковь .

Примечательно, что о. Всеволод ни разу не встретился со старцем лично, и всё общение происходило через письма, передаваемые через Истнюк. В конце 1971 года, старец назначил Истнюк его келейницей. «Есть воля Божия Агриппине быть у Вас. Она преданный Вам человек. <…> Я отдаю её на послушанье только Вам и больше никому. Такова воля Божия. Прошу Вас принять её и считать своей духовной дочкой, хотя может быть, она и тяжела для Вас» . Действительно, о. Всеволод тяготился Агриппиной, против его желания вошедшей в его дом и получившей доступ в круг его общения. Нам недоступны письма о. Всеволода, подшитые к его делу в архивах КГБ, но причины его недовольства понятны из ответных писем старца: «Земно Вам кланяюсь, прошу прощенья за себя, за свои дерзости и за Агриппину. Ангела светлого к нам Бог не пошлёт, а посылает человека, поступки которого, по-человечески рассуждая, бывают ужасными, некультурными, низкими и т.д. А по воле Божией совсем всё не так. Я Агриппину знаю очень много лет, <…> никогда не видел ни подслушивания, ни подсматривания.» «Прошу прощения за неё, что она осмелилась влезть к Вашему сыну в ящик, «как вор и разбойник». Простите ей этот великий «грех»» .

В письмах старец часто говорит о своём духовидении и всезнании : «Мысленно бываю вместе с Вами. Вы в этом году жили много на даче, и я с Вами там же был. Хорошо у Вас, уютно, тепло. Ваш кабинет на даче уютный. Знаю, что 6/X был у Вас приступ, знаю о Ваших глазах. Я с Вами очень близок, очень Вас чувствую.<…> Я часто слышу, как она говорит с Вами, милая Агриппинушка! <…> Слышу все Ваши службы после тяжёлой, очень тяжёлой операции. Голос слабый, а потом всё сильнее, и сегодня 7/II совсем хороший, а 8/II (Ваша проповедь о Закхее) голос уже Ваш, настоящий, как до операции.» Можно не сомневаться в том, что гэбэшные кураторы о. Всеволода не в духе, а теле посещали его службы, и были превосходно осведомлены обо всех обстоятельствах его жизни.

Старец назначал о. Всеволоду, а затем и другим священникам, совместные богослужения, сообщая, когда будет духом присутствовать в алтаре Николо-Кузнецкого храма, и в последующих письмах делился своими впечатлениями о службе . Этих посещений ожидали, стремились почувствовать и узреть его присутствие. Мистически настроенные натуры, искатели чудесного, переживали посещения старца в виде «сгустка умной энергии» и трансцендентных видений. «Во время панихиды, перед чтением Евангелия, мы вместе с о. Владимиром <Воробьёвым> созерцали о. Павла, взирающего на нас из духовной бесконечности», — вспоминает прихожанин Сергей Федоров, — «Все же спросил о. Владимира — Был ли о. Павел на отпевании? — Был. <…> «Хрустальная» благодать живого присутствия о. Павла заполняла собою полнеба, он охватывал собою полнеба, как бы был «разлит» по небу. Это можно сравнить с бриллиантом в стакане воды, когда бриллиант есть, но в воде его не видно. Таким было всеобъемлющее присутствие о. Павла. <…> Я поднял руки к нему навстречу. Увидев, что я вижу, как он «тайно» смотрит на меня, о. Павел даже как-то по стариковски смутился. Он не ожидал, что я смогу увидеть его «разлитым в небе». Ойкнул, смущенно улыбнувшись. Конечно, его присутствие для меня перестало быть, небо опустело, стало просто атмосферой с облаками. <…> К тому времени я уже даже немного привык к космическому бытию о. Павла, но в этот раз открылись такие глубины, по сравнению с которыми пространство духовного космоса показалось бы поверхностным. Ни времени, ни пространства. Если бы я не знал, что это о. Павел Троицкий, то подумал бы, что вижу перед собой лик Бога» . Иногда такие «визиты»приводили к служебным перемещениям священнослужителей. Так, в одном из писем к о. Всеволоду старец сообщил, что ему пришлось покинуть алтарь Николо-Кузнецкого храма во время службы из-за нового диакона, о. Геннадия. После этого сообщения, о. Геннадий не задержался на приходе.

В восьмидесятые годы круг корреспондентов старца значительно расширился, в него вовлекаются новые молодые священники и их семьи. О том, какое влияние оказывали письма старца, количество которых исчислялось сотнями, на священников и прихожан, говорят воспоминания епископа Пантелеимона Шатова: «Как отец Павел вошёл в нашу жизнь, сам это сделал, так сам таинственно как-то неожиданно для меня… я помню, как получил первое письмо от отца Павла, где он описывал всё, что свершилось в Пасхальную ночь в Гребневе, где я служил. <…> Каждое письмо от отца Павла мы ожидали как Суда Божьего. <…> Каждое письмо мы обязательно прочитывали друг другу, то, что можно было прочитать, собирались вместе, чтобы прочитать эти письма, и каждое такое письмо открывало нам волю Божью и являло нам, как нужно нам поступать. И не только нам. В этих письмах мы задавали вопросы и о своих духовных чадах: «можно ли повенчать этого юношу и эту девушку», «можно ли перевести моих детей из школы где они учились в другую школу», «можно ли поехать отдыхать в какой-нибудь монастырь или в деревню за город», «можно ли крестить, не слушая настоятеля — настоятель требовал, чтобы я крестил, сокращая чин крещения — или нельзя», «можно ли исповедовать во время службы, хотя настоятель просит этого не делать, или нет». Ну, и другие вопросы. И на все эти вопросы мы получали ответы от отца Павла. <…> Эти письма, конечно, были для нас удивительной радостью и поддержкой.» .

От корреспондентов старца требовали конспиративности. Послушники, принимавшие водительство и сохранявшие переписку в тайне от непосвящённых, обретали покровительство, разрешались их проблемы жильём и работой, они получали продвижение по службе. Ослушников настигала кара. Сергей Федоров воспоминает: «Узнав, что я написал о. Иоанну <Крестьянкину> об о. Павле, чего нельзя было категорически делать, о. Владимир <Воробьёв> был в гневе и очень встревожен, считая, что о. Иоанн не знал о. Павла. Сказал, что это может привести к непоправимым последствиям, и он даже не знает, как это плохо может быть для меня. «Могут быть непредсказуемые последствия от того, что вы таких людей не слушаетесь». Позднее, на исповеди о. Владимир сказал мне: — о. Павел прислал письмо. Он очень недоволен. Пишет, что о. Иоанна он не знает. — Батюшка, я был уверен, что они знают друг друга. — Кайтесь. Кайтесь. К сожалению, «непредсказуемые последствия» обрушились на мою голову, и в жизни стало очень худо» . Тем не менее, сохранять конспиративность не удавалось. Круг переписки старца был столь общирен, что сведения о прозорливом отшельнике широко расходились по стране. Ещё в 1977 году о нём узнали ленинградские родственницы подлинного о. Павла Троицкого. По понятным причинам, старец отказался встретиться с ними: «я не хочу видеть двух моих племянниц, дочерей брата моего Михаила» , а Истнюк была откомандирована в Ленинград для прикрытия легенды. Через два года появилась публикация в Вестнике русского христианского движения, издававшемся в Париже. «Слышал, что в журнале «Вестник» написали обо мне и об Агриппине. Журнала пока не имею. Очень недоволен. Знаю, кто такой благодетель…», — так прокомментировал публикацию старец . Вестник, как и другие оппозиционные советской власти эмигрантские издания, внимательно читался и анализировался КГБ. Очевидно, что госбезопасность была недовольна несанкционированной публикацией, способной привлечь к операции внимание высших церковных властей.

После смерти о. Всеволода в 1984 году, Агриппина Истнюк становится духовной водительницей Николо-Кузнецкой общины и проводницей воли отшельника. «Приходившие к ней вскоре заметили, что достаточно рассказать Агриппине Николаевне свои вопросы, чтобы о. Павел узнал обо всем немедленно. Потом в своем письме о. Павел дословно повторял то, что говорила Агриппина Николаевна. Такой дар прозорливости и полного единомыслия с о. Павлом на расстоянии сделал Агриппину Николаевну особенно почитаемой и любимой старицей» .

За двадцать с лишним лет никому из получателей писем так и не удалось увидеть старца. Операция завершилась только после распада СССР и пересмотра государственной российской политики по отношению к Русской Православной Церкви. Вот что сообщает об этом Иван Шпиллер: «В начале ноября 1991 года Агриппина Николаевна, подойдя к телефону, услышала короткое сообщение: «Отец Павел приказал долго жить». И больше — ничего. Трубку повесили… Об этом звонке Агриппина Николаевна сообщила, кажется, на следующий день, и как-то между прочим. За несколько дней до того она просила внести отца Павла в… заупокойную записку. А через несколько дней на вопросы об отце Павле она отвечала, что его расстреляли во время войны. С этой версии Агриппину Николаевну «сдвинуть» не удавалось никакими доводами. Удивительно, но и после этого звонка, а вернее — после рассказа Агриппины Николаевны — о нем ни единого слова от живших с отцом Павлом людей не последовало.» В следующем году Истнюк умерла. Последние месяцы жизни она причащалась ежедневно, и можно только гадать о том, что происходило в её в душе. Её отпевали пятнадцать священников с двумя дьяконами, и похороны превратились в церковное торжество. «В этом торжестве, — заключает Иван Шпиллер, — люди выразили своё отношение к подвигу служения Церкви Агриппины Николаевны, отдавшей Церкви всю свою удивительную, светлую, жертвенную жизнь» .
На пике гласности в начале девяностых годов, усилиями ректора ПСТБУ протоиерея Владимира Воробьёва, было найдено досье и лагерное дело иеромонаха Павла Троицкого . В нём обнаружились доносы на о. Павла, сведения о его арестах, фотографии и материалы следствия, протоколы допросов и лагерная документация. Оказалось, что в концлагере о. Павел уже в 1940 году потерял работоспособность из-за неизлечимого декомпенсированного порока сердца и болезни легких, и погиб в 1944 году. Как и следовало ожидать, никаких следов его послелагерной жизни и свидетельств погребения в 1991 году найти не удалось даже с привлечением следователей ФСБ.

Можно только посочувствовать ученикам старца, обнаружившим документальные свидетельства гибели подлинного о. Павла Троицкого. К сожалению, им не хватило мужества признать, что они стали жертвой циничных манипуляций органов госбезопасности. Объяснение этому обстоятельству содержится в воспоминаниях епископа Пантелеимона Шатова: «Вы знаете, я пришёл к вере, будучи уже взрослым человеком, и у меня, когда я стал уже священником, иногда возникали помыслы неверия. Когда я узнал отца Павла, на эти помыслы я отвечал всегда так: если есть отец Павел — значит, есть Бог. То, что есть отец Павел, для меня это было самым лучшим доказательством того, что существует Бог. И как бы ни сгущалась тьма, какие бы мысли ни влагал дьявол в мою пустую глупую голову, какие бы чувства ни теснились в моём злом ожесточённом сердце, вот эта память о том, что есть отец Павел и знание той благодати, которая даётся человеку Богом, конечно, удерживала меня от неверия, удерживала меня от уныния, удерживала от соблазнов различных, которых так много в нашей жизни» .

Хотя операция завершилась более двадцати лет назад, её последствия до сих пор продолжают влиять на Церковь. Да, о. Павла никто не видел, — возражают ученики старца, — действительно, все письма передавались через Истнюк, но она не могла обманывать, будучи верующим человеком. Появляются публикации о прозорливом отшельнике, в которых замалчивается гибель о. Троицкого в концлагере. Высказываются предположения о том, что лагерная администрация осуществила подлог и отпустила его на свободу с чужими документами, за взятку, или по доброте душевной. Несуществовавший старец объявляется одним из величайших святых во всей истории Православной Церкви и предпринимаются попытки его канонизации . Почему уважаемые отцы предпочитают игнорировать документальные свидетельства смерти о. Троицкого и признания Истнюк в фальсификации, сделанные ею в конце жизни? Вероятно потому, что признание авторства писем, воспринимавшихся как зримые свидетельства Божиего бытия и определивших жизненный путь их получателей, за манипуляторами из КГБ, неприемлемо для учеников старца, выдвинувшихся на видные церковные должности. Но стоит помнить о том, Бог — в правде, и что только правда может быть прочным основанием любого дела. Да и как может живая вера, вестница дивных нездешних краёв, питаться примером неистинной праведности и ложной святости?

Ссылки

1. А.Б. Ефимов, Е.Ю. Ковальская. Протоиерей Всеволод Шпиллер в Болгарии и его возвращение в Россию. Первая часть: http://pstgu.ru/news/life/memorydate/2012/01/25/35046/ Вторая часть: http://pstgu.ru/news/life/memorydate/2012/01/28/35090/

2. О. Всеволод Шпиллер. Страницы жизни в сохранившихся письмах. М.: «Реглант», 2004, 592 стр.

3. Василий Кривошеин. Поместный собор Русской Православной Церкви в Троице-Сергиевой Лавре и Избрание Патриарха Пимена (май-июнь 1971 года). http://lib.ru/MEMUARY/KRIWOSHEIN/izbranie_pimena.txt_with-bi…

4. Иван Шпиллер. Воспоминания об отце Всеволоде Шпиллере. В кн.: О. Всеволод Шпиллер. Страницы жизни в сохранившихся письмах. М.: «Реглант», 2004, 592 стр.

5. КГБ, Московская патриархия и положение Русской Православной церкви (Документы совета по делам религии при Совмине СССР). «Гласность», №13, 1988.

6. Хроника текущих событий, Выпуск 27, 15 октября 1972 года. http://www.memo.ru/history/diss/chr/chr27.htm

7. Валентина Майстренко. Памяти о. Всеволода Шпиллера. «Вестник Замоскворечья», №13, 2002 г. http://www.zamos.ru/info/vz/rubric/main/897/

8. Лагерное дело Петра Васильевича Троицкого (иеромонаха Павла). Архив УФСБ по Владимирской области, Д.П-5328.

9. Яков Кротов. Небо под землей. Церковное сопротивление тоталитаризму. http://krotov.info/yakov/history/20_moi/59_resist_3.htm

10. Памятная дата. (http://pstgu.ru/news/life/memorydate/2011/01/28/27916/)

11. Андрей Кострюков. Последние годы земного служения архиепископа Серафима (Соболева). http://www.pravoslavie.ru/smi/50328.htm

Владыка Серафим (в миру Николай Борисович Соболев) родился в 1981 г. в Рязани. Рукоположен в епископы в 1920 г., эмигрировал в Константинополь с войсками Врангеля, в 1921 г. переехал в Болгарию. С 1934 г. — архиепископ Богучарский Русской Православной Церкви за границей. В 1945 г. перешёл, вместе с семью русскими приходами в Болгарии, под юрисдикцию Московского Патриархата. В 1946 г. принял советское гражданство. Скончался в 1950 г. в Софии. При жизни считался старцем и прозорливцем. Канонизирован Старостильной Православной Церковью Болгарии в 2002 г. и почитается как местный святой.

*Гэпэушник — сотрудник ГПУ, Главного Политического Управления при НКВД РСФСР. Образовано в 1922 г. из Всероссийской Чрезвычайной Комиссии при СНК РСФСР. Предшественник КГБ СССР и ФСБ РФ.

12. Интервью Всеволода Шпиллера советскому Агентству Печати Новости (18.02.74.) http://solzhenicyn.ru/modules/pages/Otec_Vsevolod_SHpiller.h…

13. Сергей Федоров-Мистик. Отец Павел Троицкий. http://www.proza.ru/2009/01/08/553

14. Пантелеимон Шатов. Каждое письмо от отца Павла мы ожидали как Суда Божьего. Воспоминания об отце Павле Троицком. http://www.pravoslavie.ru/smi/51578.htm