«Он всех покрывал своей любовью»

Архимандрит Илия (Рейзмир) – насельник Троице-Сергиевой Лавры, смотритель Патриарших покоев Лавры, духовник. Родился в 1944 году в Винницкой области, имел трёх братьев и трёх сестёр. Отец – участник войны. Мать, а также дедушка и бабушка были верующими. В 1960-е годы совершил первую поездку в Троице-Сергиеву лавру. Поступил в Московскую духовную семинарию, а в 1969 году был пострижен в монашество в честь пророка Илии. Был келейником наместника Лавры архимандрита Платона (Лобанкова). В 1970 году закончил духовную семинарию и поступил в Московскую духовную академию, которую закончил в 1974 году. В 1972 году был рукоположен во иеромонаха. По завершении академии остался в братии Троице-Сергиевой Лавры. Один из старейших насельников и духовников Свято-Троицкой Сергиевой Лавры.

Мы попросили отца Илию рассказать о почившем старце Кирилле (Павлове), которого тот знал более 45 лет.

***

Архимандрит Кирилл (Павлов)

Духовник и старец, отец Кирилл (Павлов), был великий человек. Он много сделал для нашей Церкви, для народа православного, для нашей святой обители – Троице-Сергиевой Лавры, которую он всей душой любил.

И людей он любил, и Церковь, и обитель… Любил всей душой. И всю свою жизнь он посвятил им.

Отец Кирилл жил жизнью Церкви и жизнью народа православного. Личной жизни, можно сказать, он не имел.

С уходом из жизни отца Кирилла ушла целая эпоха, начиная с Великой Отечественной войны, а потом 1950-е, 1960-е, 1970-е и 1980-е годы…

Я его узнал только тогда, конечно, когда сам пришел в монастырь и принял монашество. Это были 1968-1970-е годы.

Необязательно, чтобы старец-духовник наставлял, главное – наглядный пример его жизни

Конечно, для всех нас, братии, и для меня тоже, самым главным был его личный пример. И сразу я понял, да и многим говорил потом, что совсем необязательно, чтобы старец-духовник наставлял (хотя отец Кирилл и наставлял иногда людей), но самое главное – его личный пример, наглядный пример его жизни.

Он был такой смиренный, благодатный, всегда почти в храме – и на клиросе, и исповедовал… При нем неудобно, стыдно даже было, например, разговаривать в храме, вольно себя вести. Он покрывал всех своей любовью.

Это были тяжелые времена, которые тогда переживала Лавра, советские времена. Отец Кирилл не один раз бывал гоним, бывали такие случаи.

Он не мог отказывать людям: душа его была переполнена любовью, и люди шли к нему. А в то время повсюду распространялась антирелигиозная агитация, так что бывало, что его даже запрещали в служении.

Архимандрит Илия (Рейзмир)

Власти принимали свои меры, и тогда батюшка по полгода находился в гостинице. Потом снова Господь открывал его, и он снова возвращался к исповеди, к людям.

Отец Кирилл жил жизнью Церкви, своей личной жизни он не имел.

Братский молебен начинается в лавре в 5:30 утра – и вот, он всегда на братском молебне, а потом и на литургии. Если сам не служил в этот день, то с утра исповедовал на литургии.

Потом, после ранней литургии, он, как и многие наши старцы (например, преподобный Серафим Саровский), принимал людей. У него был маленький домик у монастырской проходной. И так, до обеда, он общался с посетителями.

Люди шли к нему с разными вопросами: с горем, с бедами, с болезнями. И всех батюшка покрывал своей любовью.

Келейник у него был тогда, раб Божий Владимир. Батюшка от него много терпел, но и тот его самого многократно спасал, прямо иногда за руку вытаскивал! Братия видели, что иногда тот даже кричал на батюшку: «Хватит! Пошли!..». Брал отца Кирилла за руку и тащил в келию, на второй этаж. Попьет батюшка чайку, отдохнет, а потом снова принимает. Снова чуть отдохнет – и скорее читать правило.

Всегда он ходил на братский обед, а после обеда у него братия собиралась (такой был обычай), и читалось монашеское правило: три канона, один акафист и кафизма, глава из Евангелия и Апостола. Прочитывали все это, и расходилась братия по келиям. И оставалось часика два до службы, когда батюшка отдыхал.

А потом – вечернее богослужение или всенощная, и всю всенощную батюшка исповедовал братию в алтаре. И не только братию, но и приезжих священников (многие приезжали тогда в лавру из разных концов России, Молдавии, Украины). Приезжали и заочники, и те, кто учился на стационаре, – священники, многие архиереи.

Архимандрит Кирилл (Павлов) И батюшка исповедовал их всех в алтаре, а потом у себя в келии принимал архиереев (если были приезжие владыки) или семинаристов. Или братию до полуночи принимал…

А после вечернего богослужения часто еще заходил в свою исповедальню и принимал простой народ – до 11 часов, до половины двенадцатого (пока келейник не вытащит его уже силой чаем попоить). Попьет чайку, покушает немножко – и снова принимает народ. Бывало, что так продолжалось до двух часов ночи. Потом, конечно, немножко передохнет…

Был отец Кирилл очень сосредоточенным, пребывал он, конечно, в молитве. У него был дар молитвы. Даже когда ты исповедовался у отца Кирилла, видно было, что он находится в молитве. Даже беседуя на разные темы, видно было, что отец Кирилл все время сосредоточен в молитве.

Для меня еще лично очень важен был пример его трудолюбия, его любви к Богу и к людям. Это было самое настоящее самопожертвование во имя любви к Богу и к людям, он приносил себя в жертву! Он постоянно совершал литургию, почти до самой своей болезни. Только когда совсем тяжело заболел, он перестал служить, а так – служил до самого конца жизни…

На литургии он никогда не садился. Мы, грешные, которым по 50, по 60 лет, иногда присядем в алтаре. Но он – никогда.

Например, совершается Пасхальная ночная служба, батюшка переутомлен после суточных исповедей, но все равно – он веселый и радостный! Переутомленный, но радостный! И всегда стоя: никогда не садился в алтаре во время этой великой службы, Божественной литургии.

Никто никогда не видел, чтобы батюшка был возмущенным, хотя он был и очень строгим духовником. Терпеть греха он не мог, поэтому требовал от грешника исправления: даже и покрикивал иногда, но всегда прощал, миловал. Это он делал для исправления грешника, а обыкновенно был благостным, долготерпеливым и многомилостивым.

Он прощал грехи всем. Иногда к нему приходили с тяжелыми грехами, он и их миловал. Именно поэтому, я думаю, он так при жизни долго и тяжело страдал. Он нес тяжелую людскую ношу грехов на себе.

Как правило, отец Кирилл не накладывал большие епитимии за тяжелые грехи, как это положено апостольскими правилами и правилами Вселенских Соборов, только на полгодика (или на год – если были особо тяжелые грехи) назначал молитвы, поклончики… И мне лично он всегда повторял: «Отец Илия, принимай сторону снисходительности! К людям надо быть снисходительным…».

И я так для себя тоже решил: не надо никого ругать и наказывать строго, нужно лишь вразумлять. Вразумлять, чтобы люди смирялись, каялись и исправлялись, шли за Господом.

Скольких людей отец Кирилл спас! Тогда были тяжелые времена: вскоре после войны, да и в 1960-70-е годы Церковь была гонима… И батюшка многих и многих покрывал своей любовью.

Вспоминаю еще такой случай: Поместный Собор, на котором избрали Патриарха Пимена, 1971 год… Батюшка был приглашен на этот Собор как духовник, а в самый последний момент его почему-то заменили благочинным. Может быть, побоялись, что он скажет на Соборе какое-то духовно сильное слово или что-то еще будет не так, но, в общем, до Собора его не допустили…

У отца Кирилла был дар исцеления и дар прозрения, дар помощи людям

А вообще-то все наши архиереи приходили советоваться к нему, исповедоваться. У отца Кирилла был дар исцеления и дар прозрения, дар помощи людям, особенно духовной помощи.

Вот мой личный случай: нас в семье у матери восемь детей было. И самая младшая сестренка – Надя, 1955 года рождения. Мама родила ее через два месяца после смерти папы (папа умер в 35 лет). Она была очень красивая, вышла замуж 16 или 17 лет за Яшу, который был на восемь или десять лет старше нее. Жили они в Киеве. Спустя какое-то время после свадьбы мама мне звонит: у Нади разлад в семье, резко как-то все обострилось, и чуть ли не до развода дошло. Я маме говорю: «Пусть Надя срочно едет к отцу Кириллу!..».

Она послушалась и приехала вместе с мужем. Батюшка побеседовал с ними, благословил – и все разногласия ушли. И ушли – на всю жизнь! Больше никаких раздоров у них не было, никаких разногласий… Отец Кирилл покрыл своей любовью все, а Господь подал Свою благодать.

Никогда батюшка не гневался, хотя и доводили его порой до раздражения разными вещами, всегда он оставался кротким и смиренным. Посмотришь на него – и невольно берешь пример кротости, смирения и любви.

Вспоминаются большие праздники в лавре: отец Кирилл любил ночные службы, длинные, суточные исповеди. Какие бы ни были праздники – Рождественские святки, Пасхальные недели – он равно много принимал людей, очень многим помогал. Подарки дарил, готовил их заранее. Многие люди уже знали, что он это любит делать, также помогали ему осуществить это желание.

А раньше у нас, в 1960-е-70-е годы, духовник лавры одновременно совмещал и послушание казначея монастыря. Поэтому все деньги обители были у батюшки, он их наместнику передавал через келейника.

Архимандрит Платон (Лобанков) В 1969-1970 гг. наместником обители был архимандрит Платон (Лобанков), и отец Кирилл два или три раза в неделю наместнику передавал деньги.

Батюшка участвовал в жизни каждого человека, он видел человека насквозь.

Бывало иногда такое состояние, что хоть убегай из монастыря! Только поступил я в монастырь, как через месяц меня определяют келейником наместника. Бывали там великие искушения… Однажды случилось так, что я дежурил в коридоре, а отец Кирилл шел по этому коридору. И вот, возле дверей келии наместника, я подошел к нему под благословение и все рассказал о своих сомнениях и переживаниях. Он мне ответил так: «Терпи, но не допускай до греха! Греха бойся! Если что, убегай обратно в семинарию, в Академию…». Слава Богу, с Божией помощью я все тогда претерпел…

Отец Кирилл видел человека… Будучи в свое время духовником и казначеем, он очень многим помогал и материально. В то время ведь никто денег почти не имел, а он и братии помогал иногда: кому на ботинки, кому – для родных. Помогал и бедным людям, прихожанам, которые у него исповедовались. Он очень много помогал! Покрывал и своей любовью, и материально покрывал! Это было и останется пред Господом одной из великих его добродетелей. Ведь сказал Господь: Блажени милостивии (Мф. 5, 7). А ему многие приносили деньги, жертвовали и архиереи, и разные мирские люди… И нельзя ведь сказать, что он раздавал монастырские деньги – это были его деньги! Но он все раздавал: и подарки закупал, и просто раздавал…

Отец Кирилл любил и живых своих духовных чад, которые к нему приходили, и почивших. Любил и на кладбище поехать, послужить литию на могилке…

Помню, у нас учился Коля Говядин, перед смертью отец Кирилл постриг его в монашество с именем Серафим. Через три месяца после пострига, в праздник Преображения Господня, тот скончался. И вот, каждый год (пока батюшка был на ногах) он ездил с нами на кладбище (многие из братии с ним ездили) и посещал могилку отца Серафима. Он это делал, чтобы и родных утешить и на могилке его помолиться. А потом все пели духовные песни: батюшка Кирилл очень любил петь красивые духовные канты, многие из которых сам переписывал.

Всех он покрывал всех своей любовью…

Помнится, от покойного отца архимандрита Матфея (Мормыля), бывшего лаврского регента, батюшке тоже приходилось много терпеть, от его характера. Но кто бы к нему ни приходил в келию, выходил оттуда уже радостный-радостный!

Когда отец Кирилл уже заболел и покинул лавру, с ним вместе ушла, наверное, целая эпоха: остался как бы некий пробел в лавре. Потому что батюшка был великим покровом духовным и для академии, для семинарии, для всей Руси и для всей нашей Церкви.

Тысячи душ он из ада буквально возвел на Небо

Всего себя отец Кирилл принес в жертву Господу. Именно поэтому, как многие считали, он так много страдал перед кончиной. Ведь в течение многих лет он то в коме пребывал, то кратковременно иногда приходил в себя. Но надо отдавать себе отчет в том, что тысячи душ он из ада буквально возвел на Небо! Грехи людские он брал на себя, потому что много прощал, был снисходительным.

Если духовник так заботится о человеке, значит, его душа переживает за этого человека и воспринимает его грехи на себя. Существует много примеров, как великие старцы (египетские, например) спасали падшего ученика: «Дай мне свое сердце, а грехи твои я беру на себя!». И брали на себя грехи учеников, а потом творили поклоны за своих чад, накладывали на себя строгие посты. Делали все, чтобы только умолить Господа, а грешник уже освобождался от своих грехов и шел за Господом! Так делал и батюшка Кирилл…

Он героически прошел всю Великую Отечественную войну, нам много рассказывал о том, как однажды, когда переносили убитых и раненых солдат, у одного убитого юноши выпала из кармана книжечка. Он поднял: оказалось, это было Евангелие. Начал читать, и с этого времени уже никогда больше с Евангелием не расставался! И нам он этот старческий завет оставил.

Ждем мы трапезу или же начала братского молебна, или же собираемся ехать на кладбище – и вот за эти 20-30 минут батюшка, достав из кармашка небольшой Новый Завет, читает и читает его. Так же он читал и апостольские послания. И когда проповедовал потом, то цитировал наизусть целые главы Посланий святого апостола Павла. Этим тоже отец Кирилл показал нам великий пример…

Очень он любил проповедовать. По смирению своему, по трудолюбию, он уже с 1974 года проповедовал за некоторых из братий. За тех, которые по какой-то причине – кто по болезни, кто по занятости – отказывались от этого, не могли проповедовать. Или, например, спросят его: «Батюшка, ты завтра служишь?» – «Служу!» – «Скажешь проповедь?» – «Скажу». И все, он выходил проповедовать, и всегда скажет хорошую проповедь о любви… Все он покрывал своим терпением и любовью, всем нам подавал в этом пример.

Память о нем навсегда останется в лавре! Очень жаль по-человечески, конечно, что не мог отец Кирилл на своих ногах пребывать в обители до самого конца жизни. Несколько лет он провел в коме, в Переделкино, только иногда приходя в сознание.

Для лавры, конечно, кончина отца Кирилла – это великая потеря, потому что лавра сейчас сильно обновилась, а новые батюшки уже мало что знают о духовной традиции. Старшая братия, наши старцы уходят… Мало кого осталось сегодня из ровесников отца Кирилла, пришедших после войны. Пожалуй, только отец Наум (Байбородин) пришел в обитель после войны, спустя лет десять после отца Кирилла. Отец Виссарион (Остапенко), ныне почивший, который в свое время побывал на Афоне… В лавре он замещал долгое время отца Кирилла в качестве духовника. Отец Варфоломей (Калугин) еще из старцев, он тоже пожилой, долгое время пребывал в Иерусалиме, в Русской духовной миссии.

Но, слава Богу, все же преемственность духовная в лавре сохраняется. И она должна сохраниться, иначе монастырь не выстоит! Преподобный Сергий – наш игумен и духовник – покрывает все наши немощи, всей братии. И так идет традиция преемственно – от одного духовника к другому.

Но в нашей обители, в лавре, конечно, непросто. Это я сам по себе знаю (я уже сам больше сорока лет в монашестве). Поступил в монастырь в 1969 году, а через три месяца, в декабре, был уже пострижен в монашество.

Получилось, что я жил в обители при пяти или шести наместниках. Вспоминаю, как отец наместник Иероним (похороненный ныне за Духовской церковью) как-то сказал братии: «Что вы хотите! Наша лавра – это большой приход…». И действительно, это большой приход.

Особенность нашей обители для монашествующих в том и состоит, что она открыта для мира. Лавра – это центр Русской Церкви. Мы открыты для мира и не можем закрыться, отгородиться от него.

Мы берем пример с отца Кирилла, с его любви, мы тоже исповедуем очень многих людей.

Помнится, в советские времена электричками люди добирались до лавры, и всех мы ночами исповедовали. Слава Богу, что и сегодня, несмотря на обилие храмов и монастырей, в лавру продолжает приезжать множество людей. И вот, обычно на большие праздники, после торжественных долгих всенощных, мы исповедуем до половины двенадцатого ночи. А раньше бывало – даже до пяти утра… После исповеди обычно сразу остаемся на раннюю литургию.

Вспоминаю отца Кирилла и отца Наума – раньше и они ночами напролет исповедовали. Очередь народная стояла с вечера до утра, как бы не умаляясь. Но и сегодня – целыми днями мирские шум и гам стоят в обители! Слава Богу, городские власти передали лавре Пафнутьев сад – туда хотя бы можно выйти помолиться, почитать монашеское правило, побыть час или два (сколько найдется времени) на свежем воздухе!..

Сегодня очень увеличилось количество посещающих лавру туристов – тьма тьмущая и туристов, и экскурсантов, и паломников. На территорию монастыря трудно и выйти братии.

Конечно, монастырь в пустыне, в лесах – это идеал, это красота, но об этом нам остается только мечтать!

И все же, несмотря ни на что, несмотря на шум и гам, каждый из монахов все-таки может (если захочет) уединиться в своей келии, в храме, может помолиться… Тем более что мы помним слова отца Кирилла: «К нам Господь снисходительнее, чем к тем пустынникам, которые спасаются в лесах, в тихих монастырях, на островах, где нет мирских людей. Господь покроет нас Своей Благодатью, если мы только будем с любовью все терпеть, нести свой крест и всех тоже покрывать своей любовью».

Братский молебен у мощей преподобного Сергия

Братский молебен у мощей преподобного Сергия, который совершается в 5:30 у раки его святых мощей в Троицком соборе, – это великая сила для монастыря. Отец Кирилл всегда сам посещал его и нам всем заповедал посещать: «Кто посещает братский молебен, того преподобный Сергий хранит…».

Я за 40 лет многого насмотрелся и понял: кто не особенно усердно посещал братский молебен и богослужения, того быстро или в другой монастырь переводили, или повышали по чину и переводили из лавры. А кто посещал усердно – того преподобный Сергий покрывал…

Бывали и в моей жизни тяжелые случаи: и в органы вызывали в те, советские, годы, и преподавание предлагали в семинарии и академии, но это было связано с подпиской о сотрудничестве с КГБ.

Я, сильно переживая, обратился тогда к отцу Кириллу. «Нет, оставайся в монастыре, – сказал мне тогда батюшка, – твое место здесь!». И сразу у меня легко стало на душе, а казалось тогда, что сердце вырвется из груди! И посоветовал тогда мне батюшка посещать братские молебны преподобному Сергию, молиться.

Если любишь храм Божий – это один из признаков благочестия

Отец Кирилл всегда говорил, что одним из признаков православного благочестия (не обязательно монаха, просто любого православного человека) является то, что его тянет в храм. Если любишь храм Божий – это один из признаков благочестия. Такой человек не может без храма: не может, например, не пойти на всенощную, на литургию… «В храме во время всенощной, – батюшка говорил, – хотя они стали уже сейчас короче, не такие, какими были до революции или какие на Афоне (которые длятся почти по восемь часов), – мы приносим себя в жертву Богу. А на литургии (он велел нам постоянно и литургии посещать) Господь приносит Себя в Жертву, закалается на Престоле Агнец Божий. И мы причащаемся (или молимся просто, без причащения), а Господь нас освящает, укрепляет и оздоровляет – и физически, и духовно.

Если бы этого не было, не выдержал бы человек наплыва грехов и современного мира, во зле лежащего. Не мог бы понести таких подвигов, как молитва, терпение…».

Когда отец Кирилл был еще молодым, то и нам благословлял, и сам очень любил ездить в горы – на Кавказ, в Крым. Некоторые из братии сподоблялись побывать там с ним вместе.

И так же, как и в лавре, и в Ялте, и в Симферополе, и в горах Кавказа, толпы народа его окружали, люди его ловили, он их там исповедовал. Отдохнет немножко, выйдет на солнышко, а в остальное время – всегда с людьми.

Обычно он так уезжал после дня памяти преподобного Сергия, а возвращался из отпуска или в начале октября, или к празднику Успения Божией Матери. «Однажды не повезло, – рассказывал как-то отец Кирилл, – весь сентябрь был дождливый, и я прочитал, кроме Евангелия, апостольских посланий, еще и «Лествицу»!». Какой для нас, братии, был великий пример!..

Отец Кирилл навсегда останется в нашей памяти, и будет «память его в род и род».

Царствие Небесное дорогому батюшке отцу Кириллу! Он у меня все время стоит в глазах как живой: смиренный, кроткий, любвеобильный старец. И как бы говорит: «Смотри на меня, и так и иди по жизни!».

Все дороги ведут в Лавру

Троице-Сергиева лавра

История одного монастыря

Решительно невозможно уместить рассказ о Троице-Сергиевой лавре в рамки одного репортажа. О ней пишутся тома научных трудов. О ней проводятся конференции. Она и тема для диссертаций, и одно из самых посещаемых мест Подмосковья. Она монастырь, академия, музей… К многоликой Лавре требуется воистину энциклопедический подход. Мы же лишь добавим скромные штрихи к портрету обители преподобного Сергия.

Сердце Лавры

Для бывшего Загорска Лавра – это градообразующее предприятие. Сам монастырь вырос вокруг Троицкого собора. Центр притяжения собора – преподобный Сергий, игумен Радонежский. Смысл жизни великого святого – Сам Бог.

Путешествие в Лавру – как бы движение сквозь видимое к невидимому. Как археологи слой за слоем изучают земляные пласты в поисках артефактов, истоков истории, так и паломник за красивой архитектурой начинает видеть великий дух монаха-отшельника Сергия, ставшего игуменом всей Русской земли.

Наш проводник на этой неизвестной планете по имени «Лавра» – монах Парфений. Еще до начала журналистского «исследования» монастыря он предлагает нам хоть немного постоять в Троицком соборе, помолиться, испросить благословения хозяина обители – преподобного Сергия – на предстоящие труды. Что мы послушно и выполняем. Люди в очереди к мощам необыкновенно бдительны: завидев человека с профессиональной камерой, выбирающего место для съемки, тут же бросаются к нам с требованием «прекратить все это». Мне показалось, что даже увещевания отца Парфения и наши объяснения не убедили «несогласных» вполне. Что ж, православный люд на страже своих святынь.

1337 год – время основания небольшой деревянной церкви Пресвятой Троицы самим преподобным Сергием – считается датой возникновения обители. Весь последующий ансамбль, на данный момент включающий в себя более 50 зданий, строился вокруг Троицкого храма. В 1422-1423 г.г. на месте деревянного возвели белокаменный собор – редкий пример дошедшего до нашего времени московского белокаменного зодчества (еще один из аналогичных случаев – Рождественский собор Саввино-Сторожевского монастыря). Фасад скромно украшен только тремя лентами «плетеного» орнамента. Троицкая церковь архитектурно неканонична: между организацией экстерьера и интерьера существует несоответствие, которое при желании легко обнаружить. В частности, барабан смещен в сторону алтаря. Как и вышеупомянутый Рождественский собор, Троицкий отличается парадоксальными свойствами: он и в целом устремлен вверх и при этом прочно «стоит на земле»; он «излучает» каменную надежность, фундаментальность, но и одновременно пластичен, «воздушен»…

Монах Парфений шепотом рассказывает про знаменитый иконостас:

– Он создан великими мастерами Андреем Рублевым и Даниилом Черным. Рублевский шедевр «Святая Троица» писался специально для этого иконостаса. Из тех икон, что мы здесь видим, 34 сохранились со времен сооружения храма. К сожалению, в росписи интерьера храма такой сохранностью творений Андрея Рублева и его учеников похвастать нельзя – есть только совсем крохотный оригинальный фрагмент… Однако схема расположения сюжетов осталась прежней. Кроме того, сами сюжеты достаточно редкие: например, эпизод проклятия Христом бесплодной смоковницы.

Как бы напротив раки с мощами преподобного расположена древняя икона святителя Николая Чудотворца – она занимает это место с XIV столетия. Во время польско-литовской осады обители в 1608-1610 г.г. один из разрывных снарядов, пролетев сквозь окно, попал прямо в эту икону. Однако Божией милостью снаряд не разорвался, и никто из людей не пострадал. На самом же образе святителя Николая «на память» об этом ранении осталась квадратная заплатка на месте отверстия. Другой вражий снаряд угодил в железные врата рядом с ракой – пробоина хорошо заметна до сих пор. Кстати, слева от раки находится не всеми замечаемый застекленный отсек – в нем личные вещи преподобного Сергия: схима, посох, деревянные богослужебные сосуды… К ним тоже прикладываются благочестивые христиане.

Трапезная превращается

Следующий пункт нашего маршрута – Трапезный храм. Это одна из архитектурных доминант монастыря до революции действительно была местом братской трапезы – интерьер, организация внутреннего пространства красноречиво об этом свидетельствуют. Легко представить себе, как здесь располагались длинные столы, разносились блюда. В настоящее время это полноценный храм. Людей в день нашего приезда было много. Отец Парфений говорит, что так всегда.

С правой стороны – мощи святителя Иннокентия Московского, с левой – недавно обретенные мощи святителя Макария Невского. Трапезный храм – инициатива Петра I. Императорские деньги пошли на возведение уникального для своего времени сооружения – 500 квадратных метров без опорных столбов. В то время подобное – почти чудо инженерной мысли. Обширная трапезная вообще-то пристройка к храму преподобного Сергия. После службы братия удобно перемещалась в этот большой зал для совместного вкушения пищи. Иерархи Церкви по достоинству оценили «вместительные» качества трапезной – здесь проводилось 3 церковных собора. На одном из них в 1970 году Предстоятелем Русской Православной Церкви был избран патриарх Пимен. Также в Трапезном храме прошел собор 1988 года, посвященный 1000-летию Крещения Руси.

Монах Парфений предлагает нам двигаться дальше – и мы по дороге, известной лишь «своим», перемещаемся к следующей лаврской достопримечательности.

У отца Парфения, как он сам признается, «стандартная схема бытия». 10 классов школы, художественный институт, разочарование в выбранном пути, год подготовки к семинарии, московская семинария, академия, прошение в монастырь, с 2001 года – постоянно в монастыре. Пономарство, дежурство за ящиком. В 2003 году – постриг в честь Парфения, Христа ради юродивого, святого XVI века. Сейчас монах Парфений заведует лаврской киностудией и активно сотрудничает с местным сайтом.

– Монахами не становятся, а рождаются, – уверен отец Парфений. – Мне всегда чего-то не хватало в обычной жизни, всегда был какой-то вакуум. Наполненность души появилась только в семинарии, ну а дальше жизненный путь был предсказуем…

Только сейчас я понимаю, что наш разговор проходит в Патриарших покоях. Очевидно, мы ждем здесь смотрителя Первосвятительской резиденции.

Лаврский смотритель

архимандритом Илией (Рейзмиром) беседуем в домовом храме Святого Филарета Милостивого. Я задаю вопрос о жизненном пути отца Илии, но он безапелляционно начинает рассказывать о Лавре:

– Наш монастырь всегда был центром русского православия. Пресвятая Богородица, явившись преподобному Сергию перед его кончиной, обещала угоднику Божию Свое покровительство. Ее покров простирается над Лаврой по сей день. Ни татаро-монголы, ни польско-литовские интервенты, ни наполеоновская армия, ни немцы двух мировых войн – никто не покорил нашу обитель.

Сам я из Винницкой области (Украина). Учился на агронома. В середине 60-х г.г. меня послали в Днепропетровск в институт повышения квалификации. В этом городе мне пришлось искать съемную квартиру – общежития не дали. Попал к верующему человеку – Якову Сергеевичу Литвиненко. Начал ходить в храм. На всю жизнь запомнил его слова: «Коля (имя отца Илии до монашеского пострига – прим. автора), ты знаешь, в Почаевской лавре поют замечательно. А в Загорске – как на небесах…» Так я узнал о Троице-Сергиевой лавре. Приехав на каникулы домой, тут же сказал маме: «Еду в Загорск». Она отпустила. Приехал в Лавру. Зашел в местный храм на молитву. Одна женщина сказала мне такие слова: «Из Вас получится хороший поп – вы хорошо Богу молитесь…»

Зашел в Михеевский храм. Маленький такой батюшка совершает молебны. И вдруг говорит: «Пропустите ученика преподобного Сергия», – и указывает на меня. Впоследствии этот батюшка стал схиархимандритом, звали его Михей. Он недавно скончался.

Первая неделя поста. У меня было чувство, что я на небесах. На Литургии Преждеосвященных Даров тогдашний благочинный архимандрит Феодорит говорит мне: «Подойди к батюшке за благословением». Я подошел, а батюшка мне: «Ты наш будущий брат». Вскоре я приехал уже поступать в Московскую семинарию. В самом конце июля сдал экзамены, в августе поехал домой – там меня уже искали сотрудники известных органов. Но Господь не дал им найти меня.

Когда уже поступил, сотрудники госбезопасности снова пришли ко мне. Предложили сотрудничать. Я ответил: «Какое сотрудничество? Я за вас Богу буду молиться!» За такой ответ они уже приготовились меня бить, но в итоге отпустили…

– Как ваши родные, друзья отреагировали на то, что вчерашний образцовый агроном Николай «ушел в религию»?

– Да никто не знал, кроме мамы. Для всех я поступил в обычный институт. Помню, однако, статью в газете «Молодой коммунист», в одной из статей которой меня назвали «предателем». В итоге ко мне со всех концов Союза стали приходить сотни писем с вопросом: «Как вы стали верующим?» Самые разные люди. Я им очень хотел ответить, но не мог. Один старец мне пояснил, что мои письменные ответы КГБ сочли бы за религиозную пропаганду – все письма из Лавры перехватывались… Хотя большая часть писем ко мне – это явная провокация.

Вскоре произошел мой постриг. Постригали быстро. В 1970 г. на Крещенский сочельник я был рукоположен в иеродиаконы архимандритом Сергием (Голубцом). В 1972 г. Патриархом Пименом – в иеромонаха. В 1996 г. при Патриархе Алексии II стал архимандритом.

– Что запомнилось из советского периода вашего служения?

– Подготовка к 1000-летию Крещения Руси. Начали готовиться в 1985 г. Внутри Патриарших покоев шел непрерывный ремонт. Частично этот ремонт продолжается до сих пор: что-то переставляем, что-то обновляем.

В 1948 г. Сталин велел собрать церковный собор. Иерархи собрались здесь на месте будущего алтаря храма Патриарших покоев. В этом храме тайно от уполномоченных по делам религии совершались богослужения. Да и вообще Церковь не уступила ни на йоту советскому режиму… Не уступала и не уступит.

Неожиданно отец Илия вспоминает о Никите Сергеевиче Хрущеве:

– Он культ личности Сталина разоблачил, а свой создал. «Дорогой Никита Сергеевич, дорогой Никита Сергеевич…» Пионеры, комсомольцы с цветами. Как-то посетил он Закарпатье, а там всюду храмы открыты, кресты стоят. Он повелел немедленно все это ликвидировать. Помню случай: один какой-то начальник полез снимать крест с купола. Зацепил один конец троса за крест, другой за трактор. Сел за руль, нажал на газ, трос порвался и хлестнул его так, что он скончался на месте. После подобных сообщений в прессе этот процесс потихоньку остановили… Никита Сергеевич позорил Патриарха Алексия I. Пригласил генсек Святейшего в Кремль, дал ему слово и тут же перебил: «Хватит дурманить народ! Ваше время закончилось!»

– Отче, как бы Вы оценили сегодняшнее состояние русского монашества? Все-таки традиция была прервана…

– Прервана, но не уничтожена. После войны, в 1946 г., сюда, в Лавру, из ссылок и лагерей вернулись многие старцы, носители еще той, дореволюционной традиции. И им во многом удалось донести ее до своих учеников, до молодого поколения. Так что добрые семена сохранились… Герои войны, грудь в орденах, поступали в семинарию…

– Отец Илия, часто говорят, что раньше, в советские годы, годы официального атеизма, люди были добрее, проще, чище… А сейчас – во времена религиозного возрождения – нравы изменились в худшую сторону. Как это объяснить?

– К сожалению, это так. Сейчас мы наблюдаем падение нравов. Церковь то, что должна делать, делает. Но люди сами выбирают свой путь. Они свободны. И они выбирают материальное обогащение, земную славу. Раньше эти соблазны как-то сдерживались. Но после 90-х хлынул поток искушений, и люди не выдержали. По крайней мере, того патриотизма, какой был раньше, я не наблюдаю… Да, религиозность какая-то сейчас есть, но вот ее качество… Горения нет, его мало. Но вера в нашем народе жила и живет.

– Вы в Лавре уже полвека. Как она изменилась за это время?

– Раньше батюшки исповедовали до 4-х утра. Сейчас, конечно, не так. Но дело даже не в этом. Жизнь вокруг Лавры изменилась. Появились новые болезни общества: наркомания, алкоголизм в другом масштабе и многие другие соблазны…

Архимандрит Илия проводит краткую экскурсию по Патриаршим покоям. Незаметно для себя погружается в воспоминания – поводов для этого предостаточно. Но нам надо идти дальше.

88 метров

Монах Парфений ведет нас на колокольню. Колокольня по законам жанра очевидно доминирует в ансамбле Лавры. Как и все большое, ее лучше рассматривать с расстояния. Паломники, отправлявшиеся сюда на богомолье, ее-то и замечали в первую очередь. Находясь уже на территории монастыря, ее как будто не видишь – неудобно постоянно задирать голову. Так, изредка бросишь взгляд.

– Есть во Владимирской области, где-то рядом с Ростовом, простая такая сельская колокольня. 92 метра. Выше нашей на несколько метров. Купец какой-то построил. Вот так вот. Так что рекорд у нас отобрали.

Отец Парфений бодро поднимается по винтовой лестнице. Если каждый день так подниматься, привыкнешь, конечно. А если изредка… Словом, нестандартная задача для нашего вестибулярного аппарата.

– Вот красавец колокол. Отлит в 2003 году, вес – 72 тонны. На стенах вокруг видны отремонтированные участки: для установки гиганта пришлось в некоторых местах ломать опоры, расширять «вход» для колокола. На площадке яруса установили специальные рельсы. С космодрома Байконур пригнали редкий кран, способный поднимать такие тяжести. Когда собрались все гости во главе с Патриархом Алексием II, крановщик начал торжественный подъем. Но ветерок мешал это сделать. Ожидание было напряженным и долгим, но, в конце концов, операция прошла успешно.

Язык весит около тонны, но раскачать его может даже трехлетний мальчик. Однако для того чтобы совершить удар языка по колоколу, требуются слаженные усилия 8-ми человек. Здесь находился самый большой на Руси царь-колокол, весивший порядка 64 тонн. К сожалению, он и еще 24 колокола из уникальной лаврской коллекции были сброшены в 1930 г. Взрывная волна от столкновения царь-колокола с землей была настолько мощной, что вибрация передалась Успенскому собору и образовала трещину под куполом. Ее впоследствии нейтрализовали внутренними скрепами. Но она периодически дает о себе знать – угроза расширения трещины все еще есть…

Перемещаемся выше.

– Самый древний из сохранившихся колоколов – Никоновский, отлит в 1420 г., весит около 20 пудов.

Монах Парфений показывает нам эксклюзив – гири заводного механизма колокольных часов. «Как в бабушкиных часах», – поясняет отец Парфений.

Массивные, тяжелые гири. По центнеру каждая. Мечта любой бабушки.

В порядке живой очереди

Мимо Смоленской церкви, покоев наместника, его домовой церкви, семинарского общежития движемся в «келью» монаха Парфения. На самом деле это база лаврской киностудии. Крепкий горячий чай после студеного ветра на вершине колокольни как нельзя кстати. Остановка короткая, потому что надо спешить к отцу Герману.

– Отец Герман – весьма занятой человек, – сразу же поясняет монах Парфений, в десятый раз за день подавая деньги «местным» просителям. – Отчитка каждый день. Нечеловеческая нагрузка.

Так оно и оказывается. В притворе храма апостолов Петра и Павла, что недалеко от Лавры, матушка за прилавком категорически не понимает, какое такое интервью может быть с еле живым отцом Германом. «Да у него вся одежда мокрая. Дайте отдохнуть человеку. Впереди еще служба».

– Каждый день – новый приток «посетителей». Много, конечно, и действительно бесноватых. Но много и тех, кто с совершенно другим «диагнозом». С каждым не переговоришь, первичный осмотр не проведешь, – поясняет монах Парфений, хорошо знакомый со спецификой «работы» отца Германа. – Совершать отчитку – изгонять бесов из одержимых – редкое послушание, на это нужно чуть ли не Патриаршее благословение. Приходит много людей, которые воспринимают отчитку как экстренное восстановление своих физических и душевных сил. Такой «ремонт» без личных духовных усилий. Евангельскую притчу о семи бесах мы все прекрасно знаем. Но люди думают: «Постою за компанию, авось и мне все это как-то поможет». Безрассудно относятся к этому сакральному действу. Плюс ко всему часто человеку нужна просто исповедь и Причастие, а он тут же бежит на отчитку. Естественно, много просто психически больных людей – тех, кто должен стать пациентом психотерапевтов и психиатров, но и они почему-то спешат изгнать из себя бесов.

Вернувшись в храм Апостолов Петра и Павла через два часа, мы увидели отца Германа уже на Всенощном бдении. С нами в «очереди» к известному пастырю стояли еще представители одного из федеральных телеканалов. Но священник, ежедневно совершающий отчитку, настолько устал, что с нашей стороны было бы преступлением, вопреки всему, добиваться от него беседы.

И до самой до Камчатки

Возвращаясь в Лавру, монах Парфений в одиннадцатый раз подает милостыню пред вратами монастыря. Рассказывает об их типографии. Единственный в нашей Церкви случай, когда у обители есть не только издательство, но своя собственная типография – «фабрика» книжной продукции. Создана по инициативе архиепископа Вологодского и Тотемского Никона (Рождественского).

Заворачиваем в пещерный храм под Успенским собором – здесь погребены патриархи Алексий I и Пимен. Рядом с местами упокоения – личные вещи Предстоятелей.

Приложившись к мощам преподобных Максима Грека и Антония Радонежского в Духовском соборе, выходим на улицу и встречаем отца Аркадия. Он-то нам и нужен.

Игумен Аркадий (Юрий Васильевич Смекалов) москвич. Школа, столярное училище, армия. Столяром работал в Лавре. Семинария, постриг, сан. Старт священнического служения совпал с началом церковного возрождения. Основная точка приложения миссионерских усилий – Камчатка.

– Удивительный край и удивительное время. Необъятные пространства, титанический труд. Суббота и воскресенье как «девятый вал». Нескончаемый поток людей. Крестили, учили, создавали общины.

– Как сами оцениваете успех миссии?

– Все шло прекрасно. Люди искренне тянулись к вере. Быстро организовывались общины. Методика была простая: собирались верующие люди, мы предлагали им выбрать себе старосту, казначея, продавца свечек, икон. Давали правило. И община начинала жить. Почти в каждом поселке организовали подобную общину. И духовная жизнь даже без священника была налаженной, организованной. Вернулся в Лавру в 2007 г. – к этому времени Церковь на Камчатке более-менее зажила полноценной жизнью.

– Долго отдыхали?

– Нет. Совсем скоро меня как опытного «путешественника» опять отправили на Дальний Восток – на Колыму. Там местный священник был немножко революционером. Такой харизматический лидер – и весь приход дружно следовал за ним. Эту ситуацию надо было аккуратно исправлять. В итоге удалось нормализовать приходскую жизнь.

Куда бы я ни попадал, начинал всегда с хора: сначала нужно создать крепкий, насколько это возможно профессиональный хор, поставить регента. А затем вокруг хора собирается община.

После этого опять на Камчатку. Этот огромный полуостров как бы делится на две половинки – северную и южную. Север – это корякский край. Вот Корякию мне и пришлось поднимать. 300 тысяч квадратных километров, более 20 поселков, 20 тысяч людей населения.

– И ни одного храма?

– Храмы есть, но не было священников. Действовали по той же схеме. Создавали общины. Все это осложнялось транспортными проблемами – никакого регулярного сухопутного сообщения там нет. Либо на собачьих упряжках, либо на вездеходах, либо на вертолетах. Плюс огромные пространства – слабые межобщинные связи. У меня были опытные помощники-священники, они много потрудились. В поселке Палана – административном центре Корякии – находился наш домовый храм. Приход был дружный, организованный.

Пожалуй, самое сложное было следить за общинами на огромных пространствах – непрерывный процесс, требующий крайней мобилизации сил. Три года назад я вернулся в Лавру – здесь я просто как в колыбельке. Отдых и восстановление сил, кончено, требуются. Миссия – это вообще удел малого количества людей.

– Как Лавра изменилась за последние 20-30 лет?

– Все течет, все изменяется. Братии было мало, батюшек тоже. Наплыв прихожан огромный. Исповедовали всю ночь и не уставали. Сейчас братии много, но гигантов духа меньше. Хотя духовный уровень Лавры традиционно высокий. Это связано и с нашей семинарией: она прививает культуру мышления, рассудительность, внимательное отношение к человеку, учит не бросаться сразу на человека с осуждением. Поэтому образованный монах и необразованный все же отличаются друг от друга. У нас меньше резкости и больше доброты, как мне кажется.

И еще сейчас время политической лояльности. Внешних гонений нет. Это все же расслабляет Церковь. Христиане до «Крещения Рима» – это мученики, мужественные люди. После реформы императора Константина христианами стали становиться с разными целями. То же самое и сейчас. К сожалению, есть люди, совершенно не понявшие истинный смысл христианства и пришедшие в Церковь, в монашество из карьерных соображений…

Благо и чинно

Фотографировать Лавру вечером – задача, профессионально сложная. Поэтому фотосессию мы к заходу солнца закончили. Зато удобное время поговорить с благочинным Лавры – архимандритом Павлом (Кривоноговым).

– Я родился в священнической семье. Самое глубокое впечатление на меня произвел Псково-Печерский монастырь, старцы этой обители, особенно архимандрит Иоанн (Крестьянкин) и отец Николай Гурьянов. Само пребывание с ними меняло человека и меня, конечно, тоже. Сейчас я бы о многом их спросил. Кстати, в книге отца Тихона (Шевкунова) «Несвятые святые», как мне кажется, во многом очень точно описаны многие «герои» Печер. В них легко узнать тех самых старцев.

Лавра – это особый монастырь. Игумен земли русской – он один, и Лавра – одна. Написать вообще какой-то объективный портрет этой обители и сказать: «Вот, она такая», – нельзя. Она разная, разноликая. Сколько я здесь живу, Троицкий собор каждый день особенный. Глаз не устает, «не замыливается». Здесь всегда присутствует новизна жизни – та новизна, которую дает преподобный Сергий.

Недавно приезжал игумен одного афонского монастыря, мы с ним сходили к преподобному Сергию. Все время пребывания здесь афонский игумен все повторял: «Какой великий преподобный Сергий…»

– Церковь на уровне официальных мероприятий, «программных заявлений» часто связывает имя преподобного со всей Россией, причем не только той, Святой Русью, и сегодняшней – многонациональной, многоконфессиональной, со сложной социальной структурой. Насколько это оправданно?

– Понимаете, сейчас мы видим могучее древо нашей государственности, ветви раскинулись далеко друг от друга, далеко от ствола, от корней. Поэтому связь между отдельными явлениями сегодняшней жизни и событиями семисотлетней давности уловить бывает трудно. Но надо понимать, что подвиг преподобного Сергия, его образ жизни – это именно корни нашей цивилизации, нашего общества. Он заложил фундамент – мы с переменным успехом пытаемся строить на этом основании.

– Для Вас в чем главное отличие Лавры 30-летней давности и сегодняшней?

– Разная скорость жизни. Ускорение жизни проникает и за монастырскую ограду, в монашескую среду. Вы видите, вот телефон городской, мобильный, компьютеры, Интернет – все это стало и частью жизни обители. Плюс ко всему окружающий нас мир предлагает больше поводов для соблазна. Раньше сама «обстановка» жизни была более «аскетична», хранить себя было немного легче… Ну и, естественно, раньше не было такой эпидемии, например, наркомании. В XXI веке всех этих аномалий стало в разы больше. Но главное осталось прежним – место битвы: это сердце человека.

– Вопрос к Вам как благочинному: Вы как послушания распределяете? Какими критериями руководствуетесь?

– Стараюсь исходить из личных качеств монаха, послушника. Все очень индивидуально. Советуюсь с духовниками «сотрудников». Если человек перенес операцию, – с лечащим врачом. Учитывается все: от физического состояния до уровня духовной опытности. Каждый должен заниматься своим делом. Потому что великая мука для любого человека делать не то, к чему он предназначен.

– Самое трудное в вашей «работе»?

– Не забывать, зачем ты пришел в монастырь. Не забывать, ради Кого ты пришел. Не забывать, что ты монах.

Стратегический запас

Уже совсем темно на улице. Двигаемся по фотогеничным «улочкам» Лавры. Монах Парфений напоследок обещает нам показать винный погреб. Кинематографичный уголок: фонари в стиле XVIII века, тяжелый замок на дверях. Да, здесь точно надо снимать фильмы.

– Да и будем снимать, – соглашается отец Пафрений. Замок уже отворен. Перед нами ухоженное помещение, в нем массивные бочки.

– Вино. «Кагор» и «Мерло». На богослужебные нужды требуется довольно много, поэтому логично иметь такие вот запасы…

Спускаемся по лестнице вниз. Здесь заметно холоднее.

– Вот за этой дверью уже улица. Во времена польско-литовской осады начала XVII века эта сторона, где мы сейчас находимся, была главной линией удара неприятеля. Интервенты попадали в монастырь через эту дверь. Но, оказавшись внутри, понимали, что они как бы на дне большого колодца. На верхних уровнях «колодца» уже наготове стояли защитники обители. Ловушка для супостатов…

Боевую башню, в которой находится винный погреб, отреставрировали недавно. Температура, влажность – все, естественно, соответствует нормальному микроклимату подобных хранилищ. И все бочки, и все вино – недавнее приобретение монастыря. Самое «элитное», коллекционное – 70-х годов прошлого столетия. Основной поставщик вина в крупнейшую обитель – Молдавия.

Возвращаемся на «поверхность». День в обители преподобного Сергия прошел удивительно быстро. То ли это всеобщее ускорение времени, о котором говорил отец-благочинный, то ли насыщенность впечатлениями не давала перевести дыхания. Мы увидели лишь крупицу лаврской жизни. Эта жизнь как жизнь другой планеты. Ее можно наблюдать в телескоп и думать, что что-то увидел и понял. Но, чтобы понять по-настоящему, надо на этой планете жить…

Сергей Кириллов

Фото: Даниил Африн

6 Июня 2014 Источник: Монастырский вестник

Беседа с Архимандритом Илией (Рейзмиром) из Свято-Троицкой Сергиевой Лавры

«Великая милость дана нам от Бога – Пост! Это такая радость, такая благодать! Когда Великий пост заканчивается, даже немного жалко разговляться – будто теряешь то, что приобрел», – говорит батюшка и улыбается.

И я ловлю себя на том, что мне знакомо это: особенный полет Страстной седмицы, когда начальная тяжесть первых дней поста давно сменилась звенящей легкостью, и жадно вдыхаешь ладан последних длинных служб, и правда, делается жаль менять всё это на сытный пасхальный стол: вот бы так жить и дальше – всей душой в храме. Где еще найдешь такую красоту? Какие у нас распевы!.. «Покаяния отверзи ми двери»… «На реках Вавилонских»… Дорожите этой великой милостью! Да не потеряем ее. Сейчас нужен подвиг, большое внимание. В 1970-е годы ничего не было, а огонек веры, молитвы горел. А теперь совсем другое время. Люди – ни горячие, ни холодные. Молодые в другое кинулись: заработать денег любой ценой.

– Вы сказали о теплохладности. Я ее тоже чувствую: вроде как и в Церкви, всё исполняешь, но равнодушно, лишь бы как – ни холоден, ни горяч. Что делать?

– Следить за собой. Как в Апокалипсисе сказано: вспомни первую любовь свою, вспомни, откуда ты ниспал, и покайся, – и снова возвратись. А покаяние всё снимает. Взмолился: «Господи, помоги, прости меня!» – и Господь тут же прощает. Каждый должен следить за своей совестью. Мы должны подвизаться. Чаще исповедоваться. Причащаться. И никакие кризисы нам не повредят. Я всё равно верю, что Господь нас не оставит, хоть и нет такого огонька. Господь руководит нашей жизнью. Он видит нас. Око Божие над нами, Ангел-Хранитель с нами и святые угодники. Многим говорю: своих детей, мужей направляйте в храм. Сами ходите. Воспитывайте в храме душу свою для жизни вечной.

– Насколько это важно – не раз в месяц или в две недели, а часто бывать в храме?

– В храме каждое действие – и благословение священника, и помазание елеем, и вкушение просфорки, и прикладывание к мощам, к иконе, к кресту, которые являются проводниками благодати Божией, – укрепляет и соединяет нас тесными узами с нашим Сладчайшим Иисусом Христом. И тем более – таинство покаяния и причащение Святых Христовых Таин: мы не только видим своими телесными очами Господа Иисуса Христа, но и принимаем в свою душу в этой маленькой частичке всего Господа. «Ядый Мою плоть и пияй Мою Кровь будет иметь жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день». Это Господь и поныне исполняет. Мы имеем счастье постоянно быть с Господом. Особенно когда достойно поисповедуемся. Кто причастится достойно, тот радость чувствует, и это – свидетельство того, что мы встретились со Христом. Такая милость нашей Православной Церкви, такая милость над нами. Поэтому многим говорю: не надо падать духом – с нами Бог.

Сейчас многие приходят, плачут: расстройство в семьях, в учебе, на работе… Молитесь Царице Небесной! Она – Покров над нами! Молитесь преподобному Сергию! Матерь Божия явилась ему перед его блаженной кончиной. Где сейчас Серапионова палата, там была его деревянная келья. Он очень плакал и переживал: что будет с его обителью после его смерти? И вот расступилась крыша, и Матерь Божия явилась ему в Небесной славе, с апостолом Петром и Иоанном Богословом. Он, конечно, по-человечески испугался, поклонился в ноги Царице Небесной. «Не бойся, избранниче Мой, – сказала Матерь Божия. –Услышана молитва твоя об обители твоей святой и учениках. Я Своим покровом буду всегда над этим местом». Она и поныне исполняет Свое завещание. Ни татаро-монголам, ни польско-литовским войскам, ни французам в 1812 году, ни немцам – никому Она не позволила переступить порог обители преподобного Сергия.

Был такой архиепископ, Никон (Рождественский) – семь лет на Вологодской кафедре, а потом ему ноги отказали; выходец из Лавры, похоронен за Духовским храмом. Он оставил дневники. Писал: посмотрите на веру русского человека! На эту старушечку – еле добрела! Опирается на свой незатейливый посох – палочку, проливая сладкие слезы. Спросите: «Бабушка, о чем плачешь?» – «С Преподобным прощаюсь», – ответит она. И заканчивает такими словами: пока не зарастет народная тропа к преподобному Сергию, будет стоять Россия. Так оно есть, так оно и будет. До сих пор множество людей сюда хотя бы раз в год, да приезжают – и с Дальнего Востока, и с Молдовы, откуда угодно – и говорят: на весь год хватает благодати. На торжество Преподобного, летом, 150 тысяч паломников было в Лавре. Слава Богу.

Я всем говорю: подойди к мощам Преподобного как к живому, открой свое сердце, от души, с верою скажи: «Батюшка Сергий, помоги!» И Преподобный умолит Господа. В 1980-е годы у нас учились два брата-близнеца из Казани. Один собирался идти в монашество, а другой думал жениться. И вот тот, что думал о монашестве, видит видение: 1 сентября множество студентов – впереди профессора – идут к Преподобному: в этот день у его мощей совершается молебен перед началом учебного года. И вот они идут, идут, идут – очень много. Он думает: «Ой, а я как же успею?!» И побежал. Заходит в Троицкий собор и видит: семинаристы по двое подходят к раке, как на братском молебне, кланяются, а преподобный Сергий сидит в раке. Не лежит, а сидит! И благословляет их. Двое подойдут, поклонятся – он их благословит. Еще двое – благословит. Подбегает и он – а преподобный ему ручкой машет: мол, отойди. «Ты, – говорит, – не от нашего стада». И он потом женился. А тот, что, наоборот, жениться хотел, принял монашество – и сейчас уже архиерей. Таков Промысл Божий. Господь управляет нашей жизнью.

Господь зовет ко спасению разными путями. Через горе, через смерть родных, через богослужение, через песнопение… Как-то на Крестопоклонной, еще молодым иеромонахом, я исповедовал ночью. В советское время монастырей было мало, а билеты на поезда дешевые: из Казахстана, со Средней Азии, с Украины, из Молдавии – отовсюду к нам приезжали. Целую ночь мы исповедовали – до 5 утра. И вот подводят ко мне 28 человек. «Мы, – говорят, – ИПЦ: Истинно-православная церковь». Они нашу Церковь не признавали, считали ее за советскую, жили в архангельских лесах, священника не было у них – а может, был, я не знаю. И вот они сказали такие слова: «Отец Илия, мы первый раз в Церкви. Мы ее не признавали, но мы услышали ваши песнопения и из Церкви уже никогда не уйдем». Призывающая благодать Божия коснулась их именно через песнопения.

– Лаврское песнопение связано, конечно, в сердце каждого человека в первую очередь с памятью архимандрита Матфея (Мормыля).

– Очень много отец Матфей трудился, ночами сидел, проигрывал, спевки проводил в колокольне на буднях – по две, по три, по четыре на неделе… Кто у него пел, выходил не только певцом хорошим, но и регентом. В советское время не было никаких певческих школ, а записывалось, расходилось то, что делал отец Матфей, по всему Советскому Союзу. И те, кто тут учился, пели у отца Матфея в хоре, переписывали ноты и распространяли по всей стране. Это благодать Божия.Не нарадуюсь на такое песнопение, которого нет даже в других Православных Церквах. Была у меня в советское время одна знакомая, из Нижнего Тагила, – в научно-исследовательском институте работала. Не коммунистка и не комсомолка, но и не церковная. А мама у нее была очень верующая. И вот перед смертью, совсем уже слабенькая, мама сказала: «Тамара! Выполни мое завещание. Отвези меня в храм и отпой, когда я умру». И та исполнила. Отпела маму… и из храма вышла верующей. Вот такая благодать Божия!

– А как вас самого Господь призвал к монашеству – как вы поняли, что это ваш путь?

– Я работал агрономом, в начале 1960-х, при Хрущеве. Нас послали на повышение квалификации в научно-исследовательский институт в Днепропетровск. Как раз начинался Великий пост. Приехали – говорят: нет общежития, ищите квартиры. Я пошел в собор, там меня взял на квартиру Яков Сергеевич Литвиненко. Сходили в храм. Боже мой! Такого песнопения красивого я никогда не слышал! И Яков Сергеевич сказал – меня Николай звали – такие слова: «Коля! В Почаеве красиво поют, а в Загорске – как на небесах!» Приезжаю домой, рассказываю маме, она говорит: «Поезжай!» Приехал в Москву. Я не знал, что такое метро, что такое электрички… Примчал сюда. В Лавре был благочинный – прозорливый, отец Феодорит, в 1973 году он скончался. Прошел ссылку 20 лет. Красивый, как ветхозаветный патриарх. А отец Матфей еще молоденький был. Красиво хор пел. Я подошел к клиросу. Отец Матфей мне говорит: «Сейчас отец Феодорит будет выходить из алтаря, подойди к нему за благословением». Я подошел. Он посмотрел, сказал: «Зайдите ко мне после обеда». Я зашел. Он взял меня за руку, поднял на третий этаж к отцу Матфею в келью и сказал: «Батюшка, возьмите этого юношу, он будущий наш брат». А у меня даже мысли не было о монашестве, ни о семинарии. «И расскажите ему, как готовиться к семинарии, и помогите ему поступить». И кончено – моя жизнь изменилась! Отец Матфей усадил меня, расспросил, сказал: чтобы никто не знал, одна только мама, куда ты едешь; документы собери как бы в институт и сдавай их в самом конце июля. Документы до 1 августа принимали, а 10-го – экзамен. 160 или 180 человек поступали, а приняли только 40. Нельзя было 41 принять в то время. И, слава Богу, я поступил. Это было в 1966-м.

Какие старцы у нас были… Отец Кирилл (Павлов) – герой Второй мировой… Отец Феодорит… Батюшка Кирилл много не говорил, но он сам был – наглядный пример. Никто не видел, что он обижался, или ссорился, или осуждал кого-то, или ругал. Кротость и смирение. А тысячи и тысячи людей спас. Отец Феодорит уже старенький был. В 1969 году на левый клирос меня поставили; старцы на буднях всегда пели, и он тоже стоял на клиросе. И никто не ходил по храму, не разговаривал – не то что боялись, а было стыдно перед этим святым человеком. Такой он благодатный был. У него большая библиотека была. И вот за месяц до смерти он начал ее раздавать – всем, кто к нему приходил. Я тоже зашел. Мне попалась книга – дореволюционного издания, большая – «Иноческие уставы». И житие Иоанна Крестителя. А когда он скончался и наместник пришел в его келью, она была пуста: всё раздал. И одежду – всё, что было. Остались только выписки на столе: он очень любил Димитрия Ростовского, и читал его, и выписки делал, и проповедовал из его творений.

Такие были великие святые люди. Так жила Церковь. Благодатью Божией исцелялись, и знамения преподобного Сергия совершались. Та же благодать с нами. Только самим нужно быть верными. Будьте верными Господу, и Господь нас не оставит.

C архимандритом Илией (Рейзмиром) беседовала Анастасия Рахлина