Гончаров как преподаватель у цесаревича Николая Александровича Романова

Иван Александрович Гончаров

Сравнительно широко известен факт преподавания русской словесности Иваном Александровичем Гончаровым, автором романа «Обломов», великому князю Константину Константиновичу (поэту, публиковавшемуся под псевдонимом К.Р.). Но мало кто знает о том, что романист преподавал русскую словесность и наследнику царского престола Николаю Александровичу (1843–1865) – сыну императора Александра II и императрицы Марии Александровны. Этот эпизод воспитания наследника пока не прописан ни биографами Гончарова, ни историками, изучающими жизнь царской семьи.

Великий князь Николай Александрович должен был унаследовать российский престол, но неожиданно умер в возрасте 22 лет. Как будущий государь, он получил прекрасное образование. Среди его преподавателей непродолжительное время был и писатель Гончаров. Это любопытная страница не только в биографии великого писателя, но и в истории «придворного образования» в России.

В императорской семье русскую словесность всегда преподавали выдающиеся писатели, которые отличались не только литературным, но и педагогическим талантом, а также высокими нравственными качествами. Такими наставниками были поэт В.А. Жуковский, воспитатель будущего императора Александра II, и преподававший ему словесность П.А. Плетнев – литературный критик, друг А.С. Пушкина, профессор и ректор Петербургского университета.

Великому князю Николаю Александровичу непосредственно до Гончарова русский язык преподавал талантливый педагог, автор многих учебников Владимир Игнатьевич Классовский (1815–1877). Его перу принадлежали весьма популярные в то время книги: «Версификация» (СПб., 1863), «Краткая история русской словесности» (СПб., 1865), «Русская грамматика» (СПб., 1865), «Латинская просодия» (СПб., 1867), «Основание словесности» (СПб., 1866), «Грамматика славяно-церковного языка» (СПб., 1867), «На досуге детям» (СПб., 1868), «Нерешенные вопросы в грамматике» (СПб., 1870), «Основания педагогики» (СПб., 1871 и 1872), «Знаки препинания в пяти новейших языках» (СПб., 1869), «Поэзия в самой себе и в музыкальных своих построениях» (СПб., 1871), «Заметки о женщине и ее воспитании» (СПб., 1874), «Состав, формы и разряды словесных произведений применительно к практическому преподаванию словесности» (СПб., 1876) и др. Его учебник «Грамматика славяно-церковного языка нового периода» выдержал семь изданий, причем последнее вышло уже в наше время – в 2005 году. Классовский, как и Гончаров, имел большую любовь к античности и издал со своими комментариями латинских классиков: Вергилия, Юлия Цезаря, Федра, Овидия, Тацита. Он преподавал в Пажеском корпусе. О его педагогической деятельности ходили легенды. Будущий анархист Петр Кропоткин, учившийся у Классовского в Пажеском корпусе, вспоминал: «Первая лекция В.И. Классовского явилась для нас откровением. Было ему под 50; роста небольшого, стремителен в движениях, сверкающие умом и сарказмом глаза и высокий лоб поэта… Он должен был преподавать нам грамматику, но вместо скучного предмета мы услыхали нечто совсем другое… Одни из нас наваливались на плечи товарищей, другие стояли возле Классовского. У всех блестели глаза. Мы жадно ловили его слова… В сердцах большинства кипело что-то хорошее и возвышенное, как будто пред нами раскрывался новый мир, о существовании которого мы до сих пор не подозревали. На меня Классовский имел громадное влияние, которое с годами лишь усиливалось… Западная Европа и, по всей вероятности, Америка не знают этого типа учителя, хорошо известного в России. У нас же нет сколько-нибудь выдающихся деятелей… в области литературы или общественной жизни, которые первым толчком к развитию не обязаны были преподавателю словесности. Во всякой школе, всюду должен был быть такой учитель. Каждый преподаватель имеет свой предмет, и между различными предметами нет связи. Один только преподаватель литературы, руководствующийся лишь в общих чертах программой и которому предоставлена свобода – выполнять ее по своему усмотрению, имеет возможность связать в одно все гуманитарные науки, обобщить их широким философским мировоззрением и пробудить, таким образом, в сердцах молодых слушателей стремление к возвышенному идеалу. В России эта задача, естественно, выпадает на долю преподавателя русской словесности».

Однако в ноябре 1857 года Классовский по научным делам уехал за границу. Воспитатель цесаревича Владимир Павлович Титов попытался найти замену Классовскому, для чего обратился за помощью к управляющему Петербургским учебным округом П.А. Плетневу, который хорошо представлял себе задачи подобного преподавания. Плетнев предложил место наставника поэту А.Н. Майкову, однако тот откровенно сказал, что область теории ему чужда, и рекомендовал вместо себя Гончарова.

29 ноября 1857 года Майков переговорил с Гончаровым о возможности занять место преподавателя русской словесности при 14-летнем наследнике великом князе Николае Александровиче. Гончаров поначалу отказывался, ощущая огромную ответственность, но в конце концов согласился.

21 декабря 1857 года состоялось официальное назначение, причем за Гончаровым было сохранено место цензора. Гончарову пришлось преподавать наследнику и русский язык, и русскую литературу. Разумеется, преподавание русского языка было для писателя определенной проблемой. Эти занятия не могли быть столь же глубоки и интересны, как занятия по русской словесности. Первое занятие Гончарова посетил академик Яков Карлович Грот. А. Мазон отмечает: «Первый (урок. – В.М.) был очень интересен, как бы вступительная лекция, и очень понравился Я<кову> К<арловичу>. Второй менее его удовлетворил. Видно было, что не достает для преподавания языка положительной и отчетливой теоретической подготовки. Это осознавал и сам Гончаров и вскоре, весной 1858 года, стал отказываться от продолжения уроков по русскому языку, предлагая остаться, если угодно, для чтений, то есть по литературе».

Цесаревичу Николаю Александровичу занятия Гончарова полюбились до такой степени, что вместо положенных двух уроков в неделю он стал брать у Гончарова три урока. К сожалению, мы почти ничего не знаем о том, какую систему образования избрал Гончаров для своего воспитанника, хотя слово «чтения» подсказывает, что романист опирался прежде всего на популярный в XIX веке метод комментированного чтения. Об этом же говорит письмо Гончарова к А.В. Дружинину от 22 июля 1858 года. Гончаров очень ценил перевод «Короля Лира», сделанный Дружининым, и его предисловие к этому переводу, насыщенное глубокими замечаниями о творчестве Шекспира и характерах героев: «Давно собирался я написать к Вам, почтеннейший и любезнейший друг Александр Васильевич, по многим другим уважениям, независимо от чувства постоянной приязни. Например, давно хотелось мне передать Вам, какой важный результат, на который Вы, конечно, не рассчитывали,произвел Ваш знаменитый перевод “Лира”: чтением его от доски до доски я заключил свои уроки с Ник<олаем> Алекс<андровичем>, и если б Вы были свидетелем тогоувлечения, какому поддался ученик! Но это бы еще ничего, оно понятно: но я прочел от слова до слова и введение, к которому мне, с критической точки зрения, не нужно было прибавлять ни слова как к роскошнейшему, вполне распустившемуся цветку на почве – критики. Какой урок для ученика, и как глубоко он его понял! Вот где прямая польза литературного образования и где единственными виновниками были Шекспир да Вы, а я только покорным посредником».

Гончаров весьма серьезно готовился к своим занятиям. Об этом свидетельствует Б.М. Маркевич в письме к неустановленному лицу (скорее всего, М.Н. Каткову) от 29 октября 1879 года: «Я прерываю его, предлагая помочь ему… отыскать его рукопись (воспоминаний о Белинском. – В.М.)… При этом он начинает выдвигать ящики своего письменного стола. Гляжу: бумаги в обложках сложены самым аккуратным образом. Вынимает он одну пачку: “Нет, это лекции мои покойному наследнику; как они сюда попали, право, уж не знаю!”».

Романист вел занятия с наследником, судя по всему, до июля 1858 года. Во всяком случае, 8 июля он писал своему брату Н.А. Гончарову: «Уроки мои при дворе пока кончились». Очевидно, Гончаров намеревался продолжить после летних каникул свои занятия с наследником. Однако планы пришлось изменить. А. Мазон приводит в этой связи следующее объяснение: Август Фридрих Гримм, заменивший Титова, «пригласил для переговоров (по поводу возобновления занятий. – В.М.) И.А. Гончарова, но принял его так неучтиво (растянувшись на диване), что Гончаров решил отказаться и по возвращении домой написал Гримму письмо, что по обязанности ценсора не имеет возможности взять на себя преподавательскую должность».

Казалось бы, все дело только в не сложившихся отношениях Гримма и Гончарова. Однако это не так.

Кто такой Гримм, и каковы были его представления о преподавании в царском семействе? О нем известно очень мало, но то, что известно, наводит на размышления. Странно, но факт: Гримм не прошел даже средней немецкой школы, а окончил лишь низшую школу. «Август Фридрих Гримм, из гувернеров известного в свое время Петербургского частного пансиона пастора Муральта, где он, между прочим, обучал чистописанию, в начале 1840-х годов поступил наставником к сыну канцлера графа Нессельроде, а вскоре после того был приглашен занять при великом князе Константине Николаевиче место помощника его воспитателя, адмирала Литке, и должность эту сохранял до совершеннолетия великого князя. С нею соединял он и обязанности чтеца императрицы Александры Федоровны, которая была очень милостиво к нему расположена. В 1847 году Гримм в чине статского советника уволен в отставку и с тех пор проживал в Дрездене, получая от русского правительства ежегодную пенсию в 3500 рублей.

За границей Гримм занимался литературой и написал на немецком языке две книги о России: роман из жизни петербургского большого света и воспоминания о путешествиях своих с великим князем Константином Николаевичем. В обоих этих произведениях он, выражая личную преданность императорскому дому, отзывался о России и о русских, об их национальных свойствах и особенностях и вообще о русском народном характере в выражениях резких и презрительных и постоянно выдвигал вперед воспитательное значение немцев в истории России.

Когда старшие сыновья цесаревича Александра Николаевича достигли школьного возраста, друзья Гримма при русском дворе: граф Нессельроде, адмирал Литке и другие – предложили вверить ему руководство образованием великого князя, и имя его вместе с именем Грота было еще в 1853 году представлено на выбор императора Николая I, но государь устранил кандидатуру Гримма, сказав: “Этого не надо; и у себя найдем”. После кончины этого государя молодая императрица Мария Александровна, бывшая высокого мнения о педагогических способностях Гримма, вспомнила о нем, когда возник вопрос о выборе наставника для детей ее». Характерно, что Гримм совершенно не знал русского языка. Как воспитатель цесаревича, он делал главный упор на математику и музыку и совершенно не принимал во внимание русскую историю, русский язык и литературу, ибо считал Россию страной «вовсе некультурной». Процитируем сборник документов, относящихся к жизни великого князя Александра Александровича: «Гримм не считал вовсе нужным учить младших великих князей отечественной истории. В этой науке сам Гримм был не очень сведущ и скудость своих познаний плохо прикрывал высокомерными рассуждениями о том, что история России не может де служить предметом серьезного изучения или преподавания, будучи не чем иным, как случайным сцеплением фактов, не имеющих между собою никакой внутренней органической связи. Не более высокого мнения был Гримм и о русской литературе, по поводу которой он вступал в бесконечные споры с Гротом, продолжавшим и при нем занимать должность наблюдателя классов великих князей. Так, по поводу отказа Гончарова от должности преподавателя русского языка и словесности при наследнике Гримм уверял, что для обучения этим предметам вовсе не нужен человек, одаренный знанием и талантом. Русская литература, рассуждал он, так бедна, что нетрудно передать ученикам понятие о ней, тем более что до Ломоносова о ней нечего и сказать. Грот возражал, что для того-то и необходимы в преподавателе талант и знание, чтобы к этим кажущимся Гримму неинтересными эпохам вызвать сочувствие, сделать их интересными, пробудить любовь к родному слову, а что касается до первоклассных писателей, то хотя у нас их и немного, но потому-то и следует изучить их со всем тщанием и дать почувствовать их красоты. “Да, – самоуверенно отвечал Гримм, – но такое развитие эстетического чувства и вкуса составляет задачу преподавателей иностранных литератур”. Взволнованным голосом и с чувством глубокого убеждения Грот воскликнул: “Я с этим совершенно не согласен. Для русского надо, чтобы именно преподаватель отечественного языка и литературы исполнил это дело”. Но голос его, конечно, оставался гласом вопиющего в пустыне». «Нелегко было русскому ученому и академику (Я.К. Гроту. – В.М.) состоять в подчинении у иностранного педагога, не прошедшего даже средней немецкой школы и едва окончившего только низшую. Приглядевшись к нему ближе, Грот скоро убедился не только в педагогической несостоятельности, но и в глубоком невежестве Гримма по разным отраслям знания…». «Не зная ни русского языка, ни России, презрительно и враждебно относясь ко всему русскому в науке и в жизни, Гримм отодвинул на второй план изучение русских языка, словесности и истории и ввел преподавание всеобщей истории и географии на немецком языке».

И вот этот человек фактически отстранил «первоклассного писателя» Гончарова от преподавания русской литературы цесаревичу Николаю Александровичу. В преподавании русской литературы великим князьям Гончаров был первым авторитетом своего времени, и вряд ли кто-либо мог его полноценно заменить на этом месте. Однако «в половине сентября (1858 года. – В.М.) в Царском Селе возобновились прерванные на время летних вакаций классные занятия великих князей. В личном составе преподавателей существенных перемен не произошло, и только возвратившийся из продолжительного отпуска Классовский заменил Гончарова в преподавании наследнику русской словесности».

Таким образом, эпизод преподавательской деятельности Гончарова при дворе показывает, что в процессе воспитания великих князей сталкивались две противоположных тенденции. Одна из них основывалась на ознакомлении царских детей, прежде всего, с историей и культурой России, другая преимущественно ориентировалась на культурные ценности Европы. Гончаров стал своеобразной жертвой столкновения этих тенденций.

После смерти великого князя Николая Александровича в 1865 году наследником русского престола был объявлен великий князь Александр Александрович. Его ориентированность на русскую культуру и историю была общеизвестна. Он не принимал даже западной живописи в храмах и считал, что она может быть только византийской. Но это была уже другая страница русской истории.

Урок «И.А. Гончаров. Жизненный и творческий путь»

Урок «И.А. Гончаров. Жизненный и творческий путь»

Разделы: Литература

Цели урока:

• Познакомить учащихся с личностью Гончарова, его биографией.

• Дать представление о мировоззрении, гражданской позиции, философских и эстетических взглядах писателя.

• Выявить взаимосвязь его судьбы и творчества.

• Ввести творчество И.А. Гончарова в общий контекст развития литературы второй половины XIXвека.

Задачи урока:

1. Показать роль патриархального уклада жизни в родительском доме, кружка Майковых в Петербурге, “натуральной школы” в формировании личности писателя.

2. Ознакомить учащихся с содержанием основных произведений писателя, показать их связь с идейно-эстетическими исканиями времени и традициями предшествующей литературы.

3. Показать своеобразие художественного наследия писателя.

Оборудование урока: мультимедийный проектор, Презентация.

Ход урока

I. Организационный момент.

Слайд 2–4.

II. Целеполагание.

III. Вступительное слово учителя.

Исторической эпохой, взрастившей творчество И.А. Гончарова, были 40–60-е годы 19 столетия, время кризиса феодально-крепостнического строя, период отмены крепостного права, подъема демократического движения в России. В литературной деятельности видел Гончаров свое призвание, свое общественное назначение. Центральной темой его творчества была судьба его родины. “То с грустью, то с радостью, смотря по обстоятельствам, наблюдаю благоприятный или неблагоприятный ход народной жизни”,– писал Гончаров.

Запишите тему урока.

Слушая индивидуальные сообщения , делайте записи в тетрадях

IМ. Индивидуальные задания учащихся

Слайд 6–10,13.

1812–1834 г.г. Детство и юность И.А. Гончарова. Московский университет.

Родился в семье богатого симбирского купца. Отец писателя, Александр Иванович Гончаров, пользовался почетом в городе: его много раз выбирали городским головой. Он рано умер, оставив семье крупное состояние.

Каменный двухэтажный дом стоял на Большой улице, “обстановка его была барская: большой зал с люстрой, нарядная гостиная с портретом хозяина и неизбежная диванная; на двор окнами кабинет хозяина, спальня хозяйки и большая, светлая комната для детей”.Сам Иван Александрович запомнил, что во дворе было множество построек: сараи, амбары, конюшни, хлев, птичник, “дом был, что называется, полная чаша”.Именно эти детские воспоминания во многом легли в основу знаменитого “Сна Обломова”.

Мать, Авдотья Матвеевна, умная, жизнерадостная и привлекательная женщина, любила детей, но была с ними строга и взыскательна, не пропускала без наказания ни одной шалости: “дранье ушей и стояние на коленях” было “весьма распространенным средством смирять и обращать шалунов на путь правый”.

После смерти отца воспитание детей было доверено отставному морскому офицеру Н.Н. Трегубову.

Его ум, живость характера привлекали к нему многих. Будучи человеком просвещенным, либерально мыслящим ,он сыграл важную роль в духовном развитии мальчика. “Добрый моряк принял нас под свое крыло, а мы привязались к нему детскими сердцами”,– с большой теплотой вспоминало нем И.А. Гончаров.

Начальное образование Иван Гончаров получил в частном пансионе священника Троицкого. Там он пристрастился к книгам, перечитав практически всю библиотеку, в которой “был и Державин, и Жуковский… и старые романы… и богословские сочинения… и путешествия в Африку, в Сибирь и другие…” Иван Александрович вспоминал: “За мной никто не следил, что я делаю в свободное от уроков время, а я любил забиваться в угол и читал все, что попадалось под руку”.

Летом 1822 года был определен в Московское коммерческое училище. Его любовь к чтению не уменьшилась, но теперь он отдавал предпочтение русским авторам: Карамзину, Державину, Дмитриеву, Хераскову. “И вдруг Пушкин! Я узнал его с Онегина… Какой свет, какая волшебная даль открылась вдруг, и какие правды – и поэзии, и вообще жизни, притом современной, понятной – хлынули из этого источника, и с каким блеском, в каких звуках! Какая школа изящества, вкуса для впечатлительной натуры!” – восторгался Гончаров.

В Московском университете (август 1831 – июнь 1834 г.).

В августе 1831 года успешно сдал экзамены на филологический факультет Московского университета, где в это время учились Белинский, Огарев, Лермонтов, Аксаков.

В университете, по признанию Гончарова, он «систематически, с помощью критического анализа, изучал образцовые произведения иностранных и отечественных писателей». «Только тому университет и сослужит свою службу, – впоследствии говорил Гончаров, – кто из чтения сделает себе вторую жизнь». Юным Гончаровым руководила мысль, что чтение является не только средством обогащения знаниями, но и источником воспитания в себе человека гуманных стремлений.

На университет он смотрел, как на источник познания, и здесь, у этого источника, зрела в нем мысль о благородном и полезном служении обществу, родине.

Из преподавателей выделял немногих.

М.Т. Каченовский читал русскую историю и статистику. “Это был тонкий, аналитический ум… строго справедливый и честный человек”.

Н.И. Надеждин – профессор теории изящных искусств и археологии, “человек с многостороннею, всеми известною ученостью по части философии, филологии…”. Гончаров напишет: “Он был нам дорог своим вдохновенным, горячим словом, которым вводил нас в таинственную даль древнего мира, передавая дух, быт, историю и искусство Греции и Рима…”.

Шевырев, молодой, свежий человек, принес нам свой тонкий и умный анализ чужих литератур, начиная с древнейших до новейших западных литератур…”.

“Образование, вынесенное из университета, ценилось выше всякого другого”, – скажет Гончаров впоследствии.

В университете он увидел Пушкина. Вместе с другими студентами он стал свидетелем горячего спора между поэтом и профессором Каченовским о подлинности “Слова о полку Игореве”.

К студенческим годам относится и первая публикация Гончарова – перевод двух глав из романа Эжена Сю “Атар-Гюль” (1832 год).

Слайд 14–21.

Индивидуальное задание.

В 1834 году будущий писатель закончил университет. “Я свободный гражданин мира, передо мной открыты все пути, и между ними первый путь – на родину, домой, к своим”.(Автобиографические записки “На родине”.)

В Симбирске поступил на службу секретарем канцелярии губернатора Загряжского. Очень живописно и не без иронии описал Гончаров этот недолгий период жизни в очерке “На родине”. “Где же новое, молодое, свежее? Где же новые люди, нравы, дух?” – вопрошает он Трегубова. А тот в ответ только показывает на собор, питейную контору и свежую стерлядь в лавке. И уже тогда юноша начал понимать, что застой Симбирска – это явление, характерное для всей русской жизни.

В начале мая 1835 года переехал в Петербург.

1835–18. Гончаров в Петербурге. Начало литературной деятельности. Кругосветное путешествие на фрегате “Паллада”.

Будучи человеком небогатым, Гончаров вынужден служить. Он занял должность переводчика в Министерстве финансов. В Петербурге Иван Александрович сближается с семьей известного художника Майкова, сыновьям которого преподает русскую литературу и латинский язык. В доме Майковых царила атмосфера любви к поэзии и музыке, живописи и театру. Почти ежедневно здесь собирались известные писатели, музыканты, живописцы. Позже Гончаров скажет: “Дом Майкова кипел жизнью, людьми, приносившими сюда неистощимое содержание из сферы мысли, науки, искусства”. В рукописном альманахе “Подснежник” поместил Гончаров свои первые стихи и шуточные повести для домашнего чтения. В полном соответствии с поэтической модой 20–30-х годов XIX века эти стихи были проникнуты духом, поэтикой и стилистикой “неистового” романтизма.

В эти годы Гончаров знакомится с Белинским. В своих “Заметках о личности Белинского” Гончаров назвал его провозвестником “новых грядущих начал общественной жизни”.

Дальнейшее творчество писателя формировалось под влиянием Белинского и эстетических принципов “пушкинско-гоголевской” школы. Произошел серьезный мировоззренческий поворот в его отношении к жизни, к моральным ценностям, к назревшим проблемам современности.

В 1847 г. в журнале “Современник” напечатан первый роман “Обыкновенная история”. Гончаров заявил о себе как писатель-реалист, продолжающий творческую линию Пушкина и Гоголя и нанес, по оценке В.Г. Белинского, “страшный удар романтизму, мечтательности, сентиментальности, провинциализму”.

В 1949 году в “Литературном сборнике” журнала “Современник” появилась глава из будущего романа – “Сон Обломова” которая пострадала от цензорского карандаша . это омрачило творческое настроение Гончарова и приостановило работу над романом.

“Я запирался в своей комнате, садился каждое утро за работу, но все выходило длинно, тяжело, не обработано… боюсь, не потерял ли я в самом деле от старости всякую способность писать”.

(И.А. Гончаров – А.А. Краевскому. 25 сент. 1849 г.)

В августе 1852 года Гончарову поступило предложение отправиться в кругосветное путешествие. Иван Александрович немедленно согласился. Решение путешествовать не было случайным. Вот как он объяснял свой поступок: “Я радостно содрогнулся при мысли: я буду в Китае, Индии, переплыву океаны, ступлю ногой на те острова, где гуляет в первобытной простоте дикарь, посмотрю на эти чудеса – и жизнь моя не будет праздным отражением мелких, надоевших явлений. Я обновился, все мечты и надежды юности, сама юность воротились ко мне. Скорее, скорее в путь!”

7 октября 1852 года и Кронштадта вышел фрегат “Паллада”, на котором Гончаров в должности секретаря при начальнике экспедиции адмирале Путятине отправился в кругосветное путешествие. Во время путешествия он посетил Англию, Южную Африку, Гонконг, Китай, Японию, “набил целый портфель путевыми записками”. В итоге они сложились в двухтомную книгу очерков под названием “Фрегат “Паллада”. Книга написана так живо и увлекательно, что может считаться одним из лучших в мировой литературе образцов приключенческого жанра.

1855 год. Вернувшись из путешествия, Гончаров определяется на службу в Петербургский цензурный комитет, с головой уходит в литературу, посещает кружок “Современника”, где читались и обсуждались новинки литературы.

Слайд 22–27.

Индивидуальное задание. Трилогия: романы “Обыкновенная история”, “Обломов”, “Обрыв”.

Гончаров не раз указывал, что “Обыкновенная история”, “Обломов” и “Обрыв” представляют собой нечто цельное, что он видит “не три романа, а один. Все они связаны одной общей нитью, одной последовательной идеей – перехода от одной эпохи русской жизни…к другой”.

Главной темой его творчества всегда была Россия, ее неотложные вопросы, которые выдвигались русской жизнью в 40-ые, 50-ые и 60-ые годы XIX века.

“… Я не выдумывал ничего: сама жизнь писалась у меня, как я переживал ее и видел, как переживают другие, так она и ложилась под перо. Не я, а происшедшие у всех на глазах явления обобщают мои образы”, – утверждал писатель.
Его внимание обращено к глубинному процессу эпохи: разрушению патриархального уклада и вытеснению его новыми динамичными формами жизни. Антитеза становится основным художественным приемом. Гончаров рисует смену исторических эпох как процесс противоречивый и неоднозначный, где приобретения оплачиваются потерями, и наоборот. Свой социально-эстетический идеал писатель не связывает ни с патриархальным “старым”, ни с буржуазным “новым”, и в том и в другом он видит их достоинства и недостатки.

В романе“Обыкновенная история” Гончаров ставит интересную тему о судьбе романтика в условиях нарождающегося буржуазного быта в России. Александр Адуев, главный герой романа, по выражению Белинского, “трижды романтик – по натуре, по воспитанию и по обстоятельствам жизни”, отправляется искать счастья в Петербург. Но прагматичная жизнь города постепенно отрезвляет восторженного юношу. Прошло десять-двенадцать лет – и А. Адуев становится преуспевающим дельцом, освободившимся от иллюзий. Он добросовестно служит, пополнел и с достоинством носит орден на шее. С ним происходит “обыкновенная история” – история превращения восторженного романтика в трезвого чиновника, уравновешенного дельца.

Художник слова, тонко чувствующий, чутко улавливающий глубинные процессы социального бытия современного ему общества, отразил в своем романе “слабое мерцание сознания необходимости труда, настоящего, не рутинного, а живого дела, в борьбе с всероссийским застоем”.

В 1859 году в журнале “Отечественные записки” появляется роман “Обломов”.

Еще в 1847 году в журнале “Современник” напечатана глава “Сон Обломова”. Через десять лет, в 1857 году, на курорте Мариенбад, “как будто под диктовку”, Гончаров написал почти весь роман.

В “Обломове” автор поставил “своей задачей – изображать застой, сон, неподвижность”.

Гончаров вспоминал: успех “превзошел все мои ожидания. И. Тургенев однажды заметил мне кратко: “Пока останется хоть один русский – до тех пор будут помнить Обломова”. Л. Толстой писал в то же время: “Обломов – капитальнейшая вещь, какой давно, давно не было”.

А.В. Дружинин в рецензии на роман писал: “В писателе, подарившем нашей словесности “Обыкновенную историю” и “Обломова”, мы всегда видели и видим теперь одного из сильнейших современных русских художников”. Свою причастность к реалистической школе неоднократно подчеркивал и сам Гончаров. В критических заметках “Лучше поздно, чем никогда” читаем: “…от Пушкина и Гоголя в русской литературе теперь еще никуда не уйдешь. Школа пушкинско-гоголевская продолжается доселе, и все мы, беллетристы, только разрабатываем завещанный ими материал”.

Последний роман “Обрыв” был опубликован в 1869 году в журнале “Вестник Европы”. Сложная творческая история “Обрыва” тесно связана с общественной и культурной жизнью России 1850–1860 годов. “Этот роман – была моя жизнь: я вложил в него часть самого себя, близких мне лиц, родину, Волгу, родные места…”,– писал Гончаров. В романе, задуманном в 1849 году под названием “Художник”, писатель хотел показать конфликт творческой личности и среды. Это роман о художнике, в образе которого Гончаров, по его словам, показал род “артистической обломовщины”, “русскую даровитую натуру, пропадающую даром, без толку”: Райский “восприимчив, впечатлителен, с задатками дарований, но он все-таки сын Обломова”.
Окончательное название романа “Обрыв” определяет судьбу молодого поколения, потерпевшего трагическое поражение в поисках своего исторического пути. Это название символично, оно заключает в себе идейную суть произведения. Обрыв – это и место жуткого убийства, и трагическое непонимание двух поколений, обрыв традиций и падение в бездну неверия. В романе продолжились поиски нравственного идеала и отразилась критика нигилизма.
Сам Гончаров считал это произведение лучшим из всего им написанного.

V. Слово учителя. Слайды 28–34/

Выводы:

1. На общественные события эпохи 40-ых годов писатель откликнулся романом “Обыкновенная история”. Гончаров твердо стоит на прогрессивных позициях просвещенной буржуазии и разоблачает с этих позиций несостоятельность дворянско-усадебной культуры.
2. Роман “Обломов” создавался в 50-е годы, когда конфликт между двумя укладами – патриархально-крепостническим и капиталистическим – еще более обострился и поставил вопрос о неизбежности отмены крепостного права. Приближалась реформа 1861 года. В “Обломове” Гончаров выносит суровый приговор феодально-крепостническому строю, хотя и с некоторой затаенной грустью.
3. “Обрыв” создавался в основном в 60-е годы. Патриархально-усадебный быт теперь уже уходил в прошлое, окрепли позиции буржуазии. Но в это время на сцену русской истории выступила новая общественная сила – революционная демократия, призывавшая к социальной революции.
Позиция Гончарова ясна: он враг всякой насильственной ломки.

Идеал общественного развития Гончаров усматривал в преобразовании всего «путем реформ», в сотрудничестве всех классов русского общества, в гармонии их интересов.

VI. Последние десятилетия. Слайд 35–39/

И.А. Гончарова намеревался после «Обрыва» писать новый, четвертый роман. В январе 1870 года он писал П. В. Анненкову: «Если станет сил, лучше для меня, разделавшись с «Обрывом», подумать хорошенько о чем-нибудь новом, то есть о романе же, если старость не помешает».

Но Гончаров «оставил этот план», потому что, по его мнению, «творчество требует спокойного наблюдения уже установившихся и успокоившихся форм жизни, а новая жизнь слишком нова, она трепещет в процессе брожения, слагается сегодня, разлагается завтра и видоизменяется не по дням, а по часам. Нынешние герои не похожи на завтрашних и могут отражаться только в зеркале сатиры, легкого очерка, а не в больших эпических произведениях».

«То, что не выросло и не созрело во мне самом, чего я не видел, не наблюдал, чем не жил, – то недоступно моему перу! – говорил писатель. -Я писал только то, что переживал, что мыслил, чувствовал, что любил, что близко видел и знал – словом, писал и свою жизнь, и то, что к ней прирастало» («Лучше поздно, чем никогда»). Это объясняет, почему не был написан Гончаровым роман о «современной жизни».

В декабре 1871 году Гончаров побывал на спектакле “Горе от ума” Александринского театра, а вскоре был написан “критический этюд” “Мильон терзаний”, содержащий глубокий анализ комедии А.С. Грибоедова. Сил на создание крупных эпических произведений уже не было, но Иван Александрович продолжает много и плодотворно работать: пишет “Заметки о личности Белинского”, статьи “Лучше поздно, чем никогда”, “Необыкновенная история”, автобиографические очерки “На родине”, “В университете”.
В последние годы жизни жил уединенно, в окружении детей умершего в 1878 году слуги Карла Трейгута. Гончаров умер 15 сентября от воспаления легких на восьмидесятом году жизни. Он был похоронен в Александро-Невской лавре. В 1956 прах писателя перенесли Н Волково кладбище. В некрологе, опубликованном на страницах “Вестника Европы”, отмечалось: “Подобно Тургеневу, Герцену, Островскому, Салтыкову, Гончаров всегда будет занимать одно из самых видных мест в нашей литературе”

Мы познакомились с биографией И.А. Гончарова и его творческим наследием. Сейчас проверим выполненное в ходе урока задание: Какие обстоятельства жизни формировали мировоззрение писателя, его философские и эстетические взгляды?

Ответы учащихся.

VII. Этап закрепления знаний/

Викторина/
Цель: закрепить знание биографии и творчества А.И. Гончарова

1. Кому преподавал И.А. Гончаров литературу как домашний учитель?

2. Какую книгу очерков написал Гончаров во время кругосветного путешествия?

3. Назовите три романа Гончарова.

4. Назовите имя поэта, который является для Гончарова несравненным учителем жизни, воспитателем благородных человеческих чувств, любви к родине.

5. Кто из литераторов впервые употребил слово “обломовщина”?

• И.А. Гончаров.

• Н.А. Добролюбов.

• Д.И. Писарев.

• В.Г. Белинский.

6. “Боже мой! Какой свет, какая волшебная даль открылась вдруг!” – такой восторженный отзыв Гончаров дал произведению:

• “Герой нашего времени” М.Ю Лермонтова.

• “Евгений Онегин” А.С. Пушкина.

• “Мертвые души! Н.В. Гоголя.

• “Горе от ума” А.С. Грибоедова.

7. Известно, что в кругосветное путешествие Гончаров отправился на фрегате “Паллада”, а каким путем он возвратился домой?

8. В каком произведении Белинский увидел “страшный удар романтизму, мечтательности, сентиментальности”?

9. У каких литературных героев на столе лежит книга, которая у одного уже два года открыта на 14 странице, а у другого страницы раскрытых книг покрылись пылью и пожелтели”? Назовите произведения и их авторов.

VIII. Итоги урока.
IX. Домашнее задание: перечитать 1–10 главы романа “Обломов”.

В. А. Жуковский и его роль в воспитании Александра II



Ключевые слова: Крымская война, цесаревич, Александра II, отмена крепостного права

Василий Андреевич Жуковский, безусловно, вошёл в историю как выдающийся поэт, автор огромного количества стихотворений, баллад и переводов. Но еще одним важнейшим аспектом деятельности поэта стало воспитание юного наследника престола Александра Николаевича, будущего Александра II, известного как Освободитель. Кто же воспитывал такого либерального императора как Александр II? Образованнейший человек, личность невероятного ума и масштаба, он родился 29 января 1783 года в Тульской губернии. Незаконнорожденный сын помещика Афанасия Бунина, он был усыновлен нахлебником, проживающем в их доме, Андреем Жуковским. Стараниями отца, в возрасте шести лет Василий получает дворянский титул. С 1790 года Жуковский обучается в частном пансионе Х. Ф. Роде, но в 1792 году пансион закрывают, и Жуковского определяют в Главное народное училище, из которого Жуковский в скором времени был исключен «за неспособность». Некоторое время продолжает образование в Туле, в доме своей сводной сестры В. А. Юшковой. А в 1797 году 14-летний Жуковский поступает в Московский университетский благородный пансион. Именно это время считается ранним периодом творчества Жуковского. Здесь же Жуковский знакомится (и даже на втором курсе образовывает литературное общество) с Дмитрием Дашковым, Андреем и Александром Тургеневыми, Александром Воейковым, дружбу с которыми Жуковский пронесет через всю свою жизнь. После выпуска Василий Жуковский поступает на службу в московскую Главную соляную контору в должности городового секретаря, но служба его не привлекает — Жуковский увлечен литературным трудом, которому посвящает все свое время, что однажды даже привело к аресту за «неисполнение служебных обязанностей». После инцидента Жуковский увольняется и в течение пяти лет живет в поместье отца, Мишенском, где занимается литературой и откуда иногда выезжает в Москву, чтобы отдать переводы.

В 1808 году Жуковский перебирается на постоянное место жительства в Москву, где является редактором журнала «Вестник Европы», активно продвигая романтические произведения, уже пришедшие на смену сентиментализму. Хотя Жуковский известен именно как романтик, первый период творчества поэта скорее проходит под флагом сентиментализма как направления. Василий Андреевич был лично знаком с Карамзиным, историком и создателем «Истории государства российского», очень его любил и находился под определенным влиянием его личности, что впоследствии отразилось также и на программе обучения цесаревича Александра. Во время Отечественной войны 1812 года Жуковский принимает участие в Бородинской битве (правда, в резерве), что в дальнейшем находит отражение в его творчестве. После войны поэт много работает, переживая личную драму — свадьбу любимой женщины со своим другом Александром Воейковым. В 1815 году становится одним из главных участников литературного общества «Арзамас». Интересным фактом является то, что прозвища всех участников общества заимствованы из баллад самого Жуковского, а Василий Андреевич носит прозвище «Светлана» — по названию его программной баллады. Тогда же происходит легендарная встреча Жуковского с Пушкиным, на которой Жуковский дарит Пушкину свой портрет с надписью «Победителю-ученику от побежденного учителя». В этом же году начинается придворная карьера Жуковского. Он назначен сначала чтецом императрицы Марии Федоровны, а затем (уже в 1817 году) и преподавателем русского языка принцессы Шарлотты (будущей императрицы Александры Федоровны). «Роман моей жизни окончен, — писал он Тургеневу, — теперь начинается история…» Однако столь лестное предложение поэт принял не сразу, а долго колебался, боясь потерять свободу и независимость положения, столь дорогие и необходимые ему для занятий литературой. Однако посоветовавшись с друзьями и ознакомившись с условиями работы, Жуковский принимает предложение. Со своей подопечной, принцессой Шарлоттой, Жуковский превосходно находит общий язык. Её любовь к поэзии, тонкий вкус, любознательность и развитое чувство прекрасного делали принцессу не только интересным собеседником, но и в какой-то степени способствовали активной творческой работе Василия Андреевича. Жуковский поставил себе задачей не только познакомить будущую императрицу с русским языком, но и стать как бы её проводником в богатую русскую культуру, помочь ей полюбить русскую литературу наравне с родной немецкой. По просьбе Шарлотты, Жуковский переводил стихотворения немецких поэтов — Шиллера, Гёте. Сам же преподаватель, найдя в своей «воспитаннице», родственную ему романтическую душу, был ею «очарован», как сам писал Карамзину. Жуковский, открытый, добрый, истинной верующий человек, не утратил своего природного характера и в непосредственной близости императорской семьи, которая считала его «своим». «Жуковский не сделался придворным в дурном смысле этого слова, но сохранил свою высокую нравственность, прямодушие и благородство», — пишет друг и биограф Жуковского Зейдлиц. Современники отмечают, что приобретенными связями Жуковский никогда не пользовался ради собственной выгоды и всегда — ради помощи бедным (Жуковский раздавал до 18.000 в год ассигнациями), молодым талантам. Общеизвестен факт, что благодаря заступничеству Жуковского для части декабристов смертная казнь была заменена ссылкой в Сибирь. Он заступался за опальных поэтов, в частности — за Пушкина, которого очень любил. Именно такой Жуковский в 1825 году становится наставником цесаревича Александра Николаевича. Попытаемся же разобраться, какую роль столь незаурядный человек сыграл в воспитании Александра II. Горячие надежды на то, что русских императоров будут воспитывать русские, выразил несколькими годами ранее Карамзин, и назначение Жуковского было приятным сюрпризом для прогрессивного дворянства. «На руках моих теперь важное и трудное дело и ему одному посвящены все минуты и мысли. Стихов писать некогда» — пишет в одном из писем Жуковский. Или читаем в другом письме: «В голове одна мысль, в душе одно желание: не думавши, не гадавши, я сделался наставником Наследника престола. Какая забота и ответственность!.. Цель для целой остальной жизни. Чувствуя ея важность и всеми силами стремлюсь к ней. До сих пор я доволен успехом, но круг действий постоянно будет расширяться. Занятий — множество. Надобно учить и учиться, и время захвачено. Прощай навсегда поэзия с рифмами». Как только назначение Жуковского было решено, Василий Андреевич немедленно садится за составление так называемого «Плана обучения», который утверждал сам Император. Главные идеи этого плана, рассчитанного на 12 лет обучения, сводились к воспитанию «не царя, но человека», о чем Жуковский пророчески написал еще в стихотворении, посвященном рождению Александра.

Главной наукой Жуковский считал историю. По его мнению, именно она должна была должным образом подготовить Александра к принятию руководства страной в соответствии с требованиями времени. Именно это условие — соответствие — Жуковский видел как наиболее важную вещь. Идти в ногу со временем, а не отставать или опережать его. Еще одним важным предметом Жуковский считал латинский язык как предшественник многих европейских языков и содержащий в себе мудрость предков. Кроме латинского, Александр в совершенстве знал французский, немецкий, английский и польский языки. Так как подбор других преподавателей лежал полностью на Жуковском, нет ничего удивительного в том, что специальные предметы преподавали Александру известные либералы и лучшие представители своего времени. Например, беседы о праве с Александром вел Сперанский. Также в разное время с цесаревичем занимались министр финансов Е. Ф. Канкрин, историк К. И. Арсентьев, известный военный теоретик генерал А. Жомини. Особым пунктом в системе Жуковского была военная подготовка. Он считал, что ей надо уделять как можно меньше внимания и оставлял на неё время летних каникул, примерно 6 недель. Жуковский всерьез опасался, что «он привыкнет видеть в народе только полк, в Отечестве — казарму». Однако Николаю Павловичу это не понравилось, и он насильно усилил военную подготовку сына, что, впрочем, желаемого действия не возымело. Александр полюбил «мишуру» парадов, смотров и разводов, но таким блестящим военным инженером, как отец, он не стал.

Жуковский учил Александра любить народ. «Без любви монарха к народу не будет любви народа к царю», — говорил он. «Уважай закон: закон, неуважаемый царем, не будет храним и народом», — еще одно мудрое наставление для Александра.

Невероятно сильно видна огромная разница между образованием, данным Александру и его отцу. Например, Николая Павловича воспитывал генерал М. И. Ламздорф. Поставив на чашу весов Жуковского, русского, да еще и поэта, гуманиста, очень легко понять разницу в мировоззрении отца и сына. Кроме того, в своё время Николай получил не очень хорошее образование. Отчасти из-за увлечения военным делом, отчасти из-за отсутствия наставника, способного объяснить необходимость просвещенности, как говорил Жуковский. Василий Андреевич в воспитании делал упор на любовь, а не беспрекословное подчинение. Александр вырос в атмосфере честности, благородства и в целом был воспитан гуманистически, и это не могло не отразиться на всей его дальнейшей жизни. И хотя отмечают, что в Александре гуманистическое начало, привитое Жуковским, боролось с милитаризмом отца, совершенно очевидно, что Александр не просто так получил прозвище «Освободитель» и был любим народом.

Особого внимания заслуживает следующая цитата, достаточно ёмко выражающая понимание Жуковским процесса воспитания императора: «Его Высочеству надо быть не ученым, а просвещенным. Просвещение должно познакомить его со всем тем, что в его время необходимо для общего блага и, в благе общем, для его собственного. Просвещение в истинном смысле есть всеобъемлющее знание, соединённое с нравственностью. Человек знающий, но не нравственный — будет вредить, ибо худо употребит известные ему способы действия. Человек нравственный, но невежда — будет вредить, ибо и с добрыми намерениями не будет знать способов действия». Не удивительно, что под влиянием идей и устремлений такого гуманного, человеколюбивого, верующего человека как Жуковский вырос такой император как Александр II. Веселый, ловкий, учившийся хорошо и с охотой, он, безусловно, радовал своего наставника. Александр начинал царствовать в очень трудное время. Реакционное правление его отца, Крымская война очень утомили народ и истощили страну. Дворянство ждало изрядных перемен со вступлением на трон Александра, они как бы считали его «своим». Во многом потому что воспитан он был Жуковским. В 1841 году цесаревич достиг совершеннолетия, и его образование под руководством Василия Андреевича Жуковского завершилось масштабной поездкой по стране и заграницей. За семь месяцев они посетили 30 губерний. В Сибири они встречались с декабристами. В Вятке им рассказывал о богатствах местного края ссыльный Герцен. По возвращении наследник просил о смягчении участи декабристов. Тогда же Герцен был переведен во Владимир. Впоследствии Александр отмечал, что «Записки охотника» И. С. Тургенева убедили его в необходимости отмены крепостного права. В итоге Александр провел ряд величайших либеральных и гуманистических реформ. Отмена крепостного права (1861), Финансовая реформа (1863), Реформа высшего образования (1863), Земская и Судебная реформы (1864), Военная реформа (1874) — вот неполный список того, что за время своего правления сделал Александр II России. Не все из этого было так уж идеально и работало беспрекословно, но мощнейшее движение вперед очевидно, и не менее очевидно, что без такого воспитателя как Василий Андреевич Жуковский, это всё бы не состоялось. На вопрос, какую же роль сыграл Жуковский в воспитании Александра можно одним словом: огромную. После ухода в отставку, Жуковский женился и поселился со своей молодой женой в Германии. На протяжении двенадцати лет, до самой смерти, Жуковский поддерживал переписку со своим воспитанником, которого беззаветно любил, несмотря на то, что считал, что его воспитательная миссия удалась не вполне. Отрадно, что Александр платил Жуковскому взаимной любовью и восхищением, потому что, его, Александра, воспитание, стало делом жизни Жуковского наравне с его поэтическим творчеством.

Литература:

1. Громов Р. М., Морозова О. С. Политико-религиозные аспекты российской государственности. Рязань, 2012.
2. Ливцов В. А., Зубанова С. Г., Дорская А. А., Меркулов П. А., Гавриленков А. Ф., Филонов В. И., Махно Л. Л. Религиозный вопрос в контексте ценностных доминант России: глазами российских православных исследователей. Москва, 2016.
3. Громов Р. М. Исследовательская деятельность учащихся в образовательном пространстве // Молодой ученый. — 2016. — № 21.
4. Громов Р. М. Нравственность в современной школе // Молодой ученый. — 2015. — № 21.
5. Миллер О. «Жуковский как наставник Александра II», сборник историко-литературных статей «Василий Андреевич Жуковский. Его жизнь и творчество» под редакцией В. Покровского, 1980.
6. Афанасьев В. В. «Жуковский», из серии «Жизнь замечательных людей».
7. Лазарев В. Я. «Уроки Василия Жуковского», «Правда», 1984.
8. Плетнев П. А. «О жизни и сочинениях В. А. Жуковского», СПб., 1853.
9. Интернет-ресурс http://ru.wikipedia.org/wiki/

Воспитание царя Александра II

двор и все окружение императора Николая I, за исключением его жены императрицы Александры Федоровны, которая знала и уважала своего учителя русского языка, были удивлены назначением Жуковского главным воспитателем-наставником наследника престола.
Василий Андреевич Жуковский (1783—1852), сыгравший важнейшую роль в образовании и формировании характера будущего императора Александра, был выдающимся русским поэтом и писателем, одним из основоположников русского романтизма. … В 1814 году Жуковский написал свое послание «Императору Александру», которое обратило на себя внимание царя, и в 1815 году он был приглашен ко двору в качестве чтеца императрицы Елизаветы Алексеевны, получив вслед за тем ежегодную пенсию. … Уже в 1817 году, благодаря своим связям при дворе, Жуковский стал преподавать русский язык невесте великого князя Николая Павловича, ставшей великой княгиней Александрой Федоровной. Это обстоятельство особенно способствовало сближению поэта с будущим императором Николаем Первым. В этом же году царь назначил Жуковского главным воспитателем и учителем своего старшего сына, поручив ему выработать подробный план обучения наследника престола на все последующие годы его отрочества и юности.
Надо признать, что Жуковский вполне оправдал возложенное на него императором поручение. Относился он к образованию и воспитанию наследника очень серьезно, несмотря на расстроенное свое здоровье, которое принуждало его не раз уезжать за границу лечиться в Баден-Бадене, Эмсе и на других западноевропейских курортах. Одновременно использовал он эти свои поездки для ознакомления с западными педагогическими методиками, для покупки научной литературы и встреч с учеными. Известны, например, его длительные беседы со знаменитым швейцарским педагогом Песталоцци.
Об этих его усилиях можно судить, например, из письма, написанного им своей племяннице А.П.Елагиной непосредственно после лечения на знаменитом немецком курорте Эмсе, откуда он должен был отправиться в Дрезден (там он намеревался провести зиму, чтобы, общаясь с немецкими учеными, подготовиться к предстоящей педагогической деятельности): «Работы у меня много, на руках моих важное дело. Мне не только надобно учить, но и самому учиться, так что не имею права и возможности употреблять ни минуты на что-нибудь другое… По плану учения великого князя, мною составленному, все лежит на мне. Все его лекции должны сходиться в моей, которая объединяет все остальные: другие учителя должны быть только дополнителями и репетиторами. Можете из этого заключить, сколько мне нужно приготовиться, чтобы лекции могли идти без всякой остановки. С этой точки зрения, болезнь моя является для меня счастливой возможностью: она предоставила мне целых шесть месяцев свободных, и я провел их, посвятив свои мысли главной цели, около которой вертится вся моя деятельность… Могу сказать, что настоящая положительная моя деятельность началась с той минуты, в которую я вошел в тот круг, в котором я теперь заключен…»
Еще более конкретно писал Жуковский о своих концепциях относительно воспитания Александра его матери, своей ученице императрице Александре Федоровне: «Мое положение действительно счастливое: я поглощен одною мыслию, которая всюду мне сопутствует, хотя и не тревожит меня. Эта мысль, основанная на любви, оживляет мое существование. Каждое утро просыпаюсь я рано и сразу приступаю к своей работе. На вид она кажется сухою: я составляю исторические таблицы; но она имеет для меня всю прелесть моих прежних поэтических работ. Весь мой день ей посвящен… Я почти никого не вижу и не желаю видеть. Я нахожусь здесь, в Дрездене, не в качестве путешественника. Как в Петербурге, я должен здесь всецело принадлежать моему труду. Чего же я могу больше желать! В настоящем — занятие, наполняющее душу; в будущем — продолжение в течение нескольких лет того же занятия, которое будет шириться и становиться все более и более разнообразным по мере своего продвижения вперед. И какая цель в конце всего этого пути! Да, у меня не осталось уже ничего личного…»
Результатом всех этих глубоких размышлений и интенсивных трудов Жуковского явился составленный им «План учения» — разработанная до самых мельчайших подробностей программа нравственного воспитания и умственного развития вверенного ему императором собственного сына. Осенью 1826 года обширный этот план был окончательно готов, и Жуковский через русское посольство в Берлине отправил его лично императору в Петербург.
Небезынтересно ознакомиться с главными мыслями Жуковского, выраженными в этом докладе: целью воспитания и учения он провозглашает «образование для добродетели» — ознакомление своего питомца с тем, что его окружает, с тем, что он сам есть, с тем, кем он должен стать как существо нравственное, с тем, для чего он предназначен Богом как существо бессмертное. Все это достигается развитием прирожденных добрых качеств, искоренением дурных побуждений и наклонностей. Сообразно этим принципам, учение подразделяется на три конкретных периода: отрочество, от восьми до тринадцати лет — учение подготовительное; юность, от тринадцати до восемнадцати лет — учение подробное; первые годы молодости, от восемнадцати до двадцати лет — учение применительное.
Особенное внимание обращает автор на метод преподавания, предпочитая разговорную форму, возбуждающую самостоятельность мышления ученика. Однако следует соблюдать постепенность и меру и всячески облегчать труд ученика, делая само преподавание занимательным и интересным.
Автор считает важным обучение иностранным языкам: французскому, немецкому, английскому и польскому, рекомендуя прежде всего правильное произношение, легкие упражнения в навыке говорить и понимать собеседника. Этот способ практически осваивать иностранные языки, очевидно, оказался весьма успешным для способного мальчика, который, как известно, превосходно говорил и писал по-французски, по-немецки и по-английски. И, конечно, благодаря Жуковскому, блестяще знавшему все тонкости русского языка, Александр Николаевич лучше своих предшественников на престоле и даже многих своих министров устно и письменно изъяснялся на родном языке. В сущности, как пишет один из его биографов, ко времени своей зрелости он стал блестящим лингвистом, и в этой области с ним не мог сравниться ни один из современных ему европейских монархов.
К специальному разделу преподавания относил Жуковский развитие природных дарований своего питомца: изучение рисования, музыки, гимнастику, занятия ручными работами. Эта программа поражает нас передовым, почти современным взглядом на педагогику ее автора и, конечно, объясняет положительные результаты, достигнутые во всех областях способным учеником.
Не менее оригинальным и современным был подход Жуковского к освоению его питомцем русской и иностранных литератур, вообще к чтению. Однако он требует считаться с возрастом ребенка: «Надо читать мало, — пишет он в своем докладе, — в порядке одного полезного: нет ничего вреднее привычки читать все, что ни попадает в руки. Это приводит в беспорядок мысли и портит вкус. Для детей множество написано книг. Есть много хорошего на немецком, английском и французском языках, но почти нет ничего на русском. Почитаю необходимым сделать строгий выбор из сего множества материалов; многое перевести на русский, нужное написать по-русски… все привести в порядок, сообразуясь с планом учения, и, таким образом, составить избранную библиотеку детского чтения для первого периода».
Позднее, рекомендует он, когда его питомец подрастет и значительно разовьется, следует ему основательно ознакомиться с произведениями русских авторов, а также с лучшими произведениями иностранных литератур…
Жуковский советует, однако, не слишком перегружать ученика и тщательно распределяет по часам занятия в учебные дни, рекомендуя для неучебных дней специальное время для практического освоения военного искусства и физических упражнений. Под неучебными днями разумеет он воскресные дни и все религиозные праздники и, прежде всего, первые четыре дня Пасхи и Святки, от Рождества до Нового года, а также гражданские праздники: дни рождения и именин государя, обеих императриц и самого наследника. Сверх того, ежегодно полагались летние каникулы с середины июня по 1 августа.
Весьма трезв взгляд Жуковского на освоение его питомцем ратного дела, которое он считает необходимым для будущего государя России, однако без обычных вредных преувеличений. Он считает, например, что слишком раннее участие Александра в военных парадах и смотрах может отразиться неблагоприятно на умственном и нравственном развитии мальчика. По поводу появления наследника верхом на лошади на военных торжествах во время коронации в Москве, несмотря на хор придворных льстецов и настроения самого царя, Жуковский весьма смело пишет лично императрице Александре Федоровне: «…Эпизод этот, Государыня, совершенно лишний… Ради Бога, чтобы в будущем не было подобных сцен. Конечно, зрители должны были восхититься появлением прелестного мальчика, но какое же ощущение произвело подобное явление на его разум? Не понуждают ли этим его выйти преждевременно из круга детства? Не подвергается ли он опасности мнить себя уже взрослым? Все равно, если бы восьмилетнюю девочку стали обучать всем хитростям кокетства! К тому же, эти воинственные игрушки не испортят ли в нем того, что должно быть первым его назначением? Должен ли он быть только воином, действовать единственно в сжатом горизонте генерала?»
Можно лишь удивляться независимости и смелости Жуковского, который решается критиковать действия Николая I, от отца унаследовавшего влечение к немецкой муштре и всему военному. Он осмеливается излагать супруге царя беспристрастную критику Романовых — Петра III, Павла I, отчасти даже Александра I и современного ему Николая I:
«Когда же, — пишет он в том же письме императрице, — будут у нас законодатели? Когда же государи наши будут смотреть с уважением на истинные нужды народа, на законы, на просвещение, на нравственность? Государыня, простите мои восклицания, но страсть к военному ремеслу стеснит его (Александра — В.Н.) душу: он привыкнет видеть в народе только полк, в отечестве — казарму…»
Нет более объективной и сильной критики военного режима Николая I, чем эти смелые, честные мысли, высказанные воспитателем его сына в письме к его жене. Конечно, Жуковский великолепно знал, что Александра, которая всем делилась с Николаем, прочтет это его письмо царю.
Впрочем, и самому императору Жуковский писал, говоря о военном воспитателе цесаревича: «Он должен быть не простым знатоком фрунта, привыкшим видеть в солдате одну машину, но просвещенным знатоком военного дела, способным понимать, что во власти его — душа будущего повелителя миллионов, может быть, предназначенного некогда поставить перед русской армией и решать судьбы народов». И Жуковский заключает свои советы царю, относительно воспитания сына: «Как Петр Великий, он должен знать высокое назначение воина не из военного устава, но из всемирной истории, из дел Аннибала, Юлия Цезаря, Густава-Адольфа, Фридриха Великого».
Жуковский советует императору создать для ознакомления юноши с ратным делом «по примеру Петра Великого, потешный полк, который, хотя и представлял забаву, но такую, что создала Полтавского героя». Он предлагал «образовать подобный потешный полк из благовоспитанных детей, числом в 100 или 200, снабдив его всем, что входит в состав армии… Таким образом, — заключает он, — великий князь, играя и переходя все степени военные, от солдата до генерала, ознакомился бы со всеми требованиями военной службы, подготовясь постепенно к высшим военным наукам, тактике и стратегии, заняться которыми можно с успехом, не ранее как основательно изучив математику». Однако и в этом предостерегает он от излишнего рвения: военные эти занятия-забавы должны происходить «исключительно в каникулы, то есть не более шести недель в году, от половины июня до конца июля… Эти игры не должны нисколько смешиваться с остальным учением, которое в противном случае будет совершенно расстроено…» И заключает: «Военное воспитание великого князя почитаю я одной из самых важных частей его образования — и, явно намекая на бывших несчастных предшественников Николая — императоров Петра Третьего и Павла I, — будущий государь может быть или навсегда испорчен, т.е. обращен в мелочного солдата, или стать истинным героем, делающим честь своему веку, на честь и славу России».
Получив этот доклад Жуковского, император внимательно его прочитал, однако не все советы принял: некоторые, как, например, изучение латинского языка и чтение в оригинале классических латинских авторов, он отбросил. Вместо образования специального полка «потешных» царь просто решил в свободные месяцы посылать сына в Первый кадетский корпус, находящийся в Петербурге, в качестве обыкновенного школьника-кадета. Были внесены и другие изменения в проект Жуковского.
Личный состав преподавателей-воспитателей наследника был также определен самим царем. Жуковского назначил он надзирателем всего учения Александра в звании «наставника», преподавателем русского языка и впоследствии — русской литературы и русской истории: дисциплин, которые Николай считал самыми важными в учении и воспитании сына. Впрочем, сам Жуковский в своем докладе оставлял за собой эти первостепенные предметы: «Главною наукою Наследника Престола, сокровищницей царского просвещения, — настаивал он, — следует считать историю, наставляющую опытами прошедшего и ими объясняющую настоящее, предсказывающую будущее, знакомящую государя с нуждами его страны и его века. Освященная религией, — добавляет он, — история воспламенит в нем любовь к великому, стремление к благотворной славе, уважение к человечеству… Верь, что власть Царя происходит от Бога, — как будто советует Жуковский самому Николаю, — но верь сему, как верили Марк Аврелий и Генрих Великий (Генрих Четвертый, король Франции — В.Н.), но ведь, — поучает он Николая, — веру сию имел и Иоанн Грозный, но в душе его она была губительной насмешкой над Божеством и над человечеством. Уважай закон и научи уважать его своим примером: закон, пренебрегаемый царем, не будет храним и народом. Люби и распространяй просвещение — оно сильнейшая опора благонамеренной власти. Народ без просвещения — это народ без достоинства: им кажется легко управлять только тому, кто хочет властвовать для самой власти, но из слепых рабов легче сделать свирепых мятежников, нежели из подданных просвещенных, умеющих ценить благо порядка и законов».
К сожалению, один Александр старался претворять в жизнь эти спасительные принципы. Если бы его отец и его наследники следовали его примеру, Россия пошла бы по совсем иному пути, и ужасов и абсурдов революции не знал бы русский народ, не испытала бы их и сама династия Романовых…
И Жуковский продолжает свое нравоучение царям в духе принципов, воспринятых уже в некоторых передовых государствах Запада и, в первую очередь, Англии: «Уважай общее (в смысле «общественное» — В.Н.) мнение — оно часто бывает просветителем Монарха; оно — вернейший помощник его, ибо является строжайшим и беспристрастнейшим судьей исполнителей его воли… Люби свободу, то есть правосудие, ибо в нем и милосердие и свобода народов: свобода и порядок — одно и то же… Владычествуй не силою, а порядком: истинное могущество Государя — не в числе его воинов, а в благоденствии народа… Окружай себя достойными тебя помощниками: слепое самолюбие Царя, отделяющее от него людей превосходных, предает его на жертву корыстолюбивым рабам, губителям его чести и народного блага. Уважай народ свой: тогда он сделается достойным уважения…» Жуковский заключает эти поистине удивительные советы, написанные русским человеком в эпоху Николая I, воззванием, опять-таки относящимся как к сыну, так и к отцу: «Люби народ свой: без любви Царя к народу нет любви народа к Царю. Не обманывайся на счет людей и всего земного, но имей в душе идеал прекрасного — верь добродетели! Сия вера есть вера в Бога! Она защитит душу твою от презрения к человечеству, столь пагубного в правителе людей».
Конечно, маленький Саша не мог еще читать эти наставления, да они и были написаны не для него, а для самого Николая, которому предназначен был этот план воспитания сына. Так, очевидно, понимал это и сам царь, читая с большим вниманием наставления русского писателя. Впрочем, Николай хранил в своем сознании те же мысли, почерпнутые им в творениях западной литературы, которую он читал с большим усердием. К сожалению, однако, он находил эти принципы приложимыми лишь к Западу, а Россию считал — как признавался неоднократно — страной особенной, еще не готовой к этим идеалам.
Почему же тогда Николай все же не отстранил Жуковского, носителя либеральных и демократических идей Запада, от роли воспитателя сына? Очевидно, потому что считал будущую эпоху — время, когда его сын унаследует престол, — совершенно отличной от эпохи, в которую жил сам. Не назначила ли Екатерина Великая — столь типичный образец просвещенного абсолютизма и столь ярый противник французской революции 1789 года — демократа и республиканца Лагарпа воспитателем своего внука, будущего Александра I, потому что считала, что время его правления будет радикально отличным от ее времени? Очень вероятно, что это было так. Вдобавок, Жуковский был весьма близок ко двору, к императрице Александре Федоровне да и к самому Николаю еще со времени, когда тот был лишь великим князем и сам, как и все другие в России, не считал вероятным свое восшествие на русский престол.
То, что Николай принял решение назначить Жуковского воспитателем сына, явствует хотя бы и из того, что перед возвращением поэта в Россию император уже начал осуществлять его воспитательный план. Тотчас же после переезда двора из Москвы в Царское Село, осенью 1826 года, начались занятия Саши по предметам первоначального образования.
Замечу, что император, несмотря на свое уважение к Жуковскому, отнюдь не принял его совета назначить военным воспитателем наследника человека просвещенного, члена генерального штаба, и заменить капитана Мердера, бравого офицера, не имевшего, однако, образования, необходимого на этом ответственном посту. Царь очень ценил в капитане Мердере его преданность, чисто немецкую аккуратность и исполнительность рядового гвардейца-офицера, проявившего эти качества на поле боя. Он ставил их выше, чем образовательный и культурный ценз. Однако царь все же назначил помощником Мердера его товарища по Первому кадетскому корпусу капитана Юрьевича, человека культурного и воспитанного в европейском духе. Был он польского происхождения и царь назначил его, кроме того, преподавать цесаревичу и польский язык. Очевидно, Николай считал, что будущему королю польскому, носящему польскую корону одновременно с русской, необходимо владеть польским языком.
Преподавателем французского языка, как я уже писал, был назначен швейцарец Жилль, немецкого — личный секретарь императрицы Александры Федоровны Шамбо, английского — Альфри. Если к этому прибавить занятия Саши русским языком под руководством самого Жуковского, программа эта, несомненно, была слишком перегружена для восьмилетнего ребенка. Единственным оправданием этой нагрузки является то обстоятельство, что как Жуковский, так и остальные его учителя, и сам отец Саши, считали мальчика очень одаренным.
Учителем арифметики Саши стал академик Коллинз, известный ученый, читавший лекции по высшей математике офицерам-артиллеристам. Законоучителем, как я уже писал, был назначен по выбору самого императора выдающийся богослов, настоятель Андреевского собора протоиерей Г.П.Павский.
В отсутствие Жуковского Мердер, вероятно, по указанию самого царя, поручил Павскому написать доклад «Мысли о преподавании Закона Божия», вручив ему копию «Плана учения» Жуковского. Получив это поручение 22 октября 1826 года, Павский через неделю вручил Мердеру свой доклад, который заслуживает нашего внимания: «Не учение внешнее и наслышка, — писал он, — а внутреннее обдумывание и ознакомление с опытом и наблюдением опытнейших в этом деле мужей научили меня сему образу мыслей, конечно, образу не всеобщему, но, по моему убеждению, единому и правильному. И если я должен буду преподавать свои мысли о религии, то по совести могу передать не иные, как изложенные здесь. Благоразумие может позволить иногда иное не договорить, иное вовсе умолчать, но сказать противное тому, в чем я уверен, воспрещает совесть… В таком важном деле, по моему мнению, поступать надобно открыто и по совести… О! Если бы по сим высоким, благородным и светлым идеям образовались мысли и характер надежды российского государства!» — заключает этот просвещенный богослов, оценивая этими словами общий «План учения» Жуковского. Несомненно, прочитав этот доклад, император решил назначить Павского законоучителем сына и 30 ноября подписал это назначение.
Жуковский, однако, все еще пребывал за границей, завершая одновременно с лечением длительную подготовку к ответственному поприщу. В письме императрице Александре Федоровне настаивал он, по скромности своей, назначить главным воспитателем цесаревича не его самого, не Мердера, а «как в монархической Франции на должность воспитателей дофинов всегда назначались высшие государственные сановники, способнейшего из сподвижников государя…» Он, однако, указывает, что даже Екатерина Великая ошиблась, выбрав «способнейшего из своих сподвижников графа Н.И. Панина», и вспоминает, как ошибочно были впоследствии назначены воспитателями императоров Александра I и самого Николая I графы Салтыков и Ламсдорф: «Одного лишь громкого имени недостаточно…» Такое назначение «только испортило бы то немногое, что мы уже имеем… подобная личность погубила бы все».
Любопытно, что Жуковский в этом своем письме указывает императрице и императору, что считает единственным подходящим человеком на это поприще графа Каподистрию. Но этому пожеланию не суждено было осуществиться: в то время, когда Жуковский писал это свое послание, народное собрание в Греции, только что сбросившей с себя турецкие оковы, избрало графа Каподистрию своим правителем. Все же царь счел целесообразным прислушаться к этому внушению Жуковского: Николай назначил главным воспитателем наследника генерал-лейтенанта П.П. Ушакова, бывшего особенно близким к царю, но, конечно, далеко не отвечавшего идеалу Жуковского.
Жуковский, однако, медлил с возвращением в Россию. Здоровье его значительно поправилось, но он все еще нуждался в лечении и отдыхе. Зиму и весну он провел в Дрездене, а летом 1827 года отправился снова на воды в Эмс. Окончив этот последний курс лечения, Жуковский прибыл в Лейпциг, а затем посетил Париж для закупки целой библиотеки учебников, карт и других учебных пособий, необходимых, чтобы поставить занятия со своим питомцем на требуемую высоту. Наконец, побывал он в течение нескольких недель и в Швейцарии, чтобы подробно ознакомиться с вошедшими тогда в моду педагогическими методами знаменитого Песталоцци, которые считались лучшими в мире. Обо всем этом он докладывал в личных донесениях — царю, в письмах — императрице и в обширных посланиях — своим коллегам Мердеру и Жиллю. Осенью, перед отъездом в Россию, побывал он также и в Берлине, где был принят королем Фридрихом-Вильгельмом, пожелавшим через него переслать несколько книг своему внуку.
_____________________________________
Академик Всеволод Николаев, «АЛЕКСАНДР ВТОРОЙ — ЧЕЛОВЕК НА ПРЕСТОЛЕ»
Историческая биография, Мюнхен, 1986
http://www.zakharov.ru/component/option,com_books/task,book_details/id,330/Itemid,53/

Брат Николай Александрович

Александр Николаевич Гончаров:

Отец был психически больной человек. Он имел вид чисто провинциального чиновника, рано обрюзгший, мало занимавшийся собой. Дома он всегда был в халате, а для выхода у него были черный сюртук, манишки и воротнички и какой-то шелковый твердый галстук и цилиндр. Все это имело вид бедный и далеко не изящный.

Хотя отец и кончил курс в московском университете, но высшее образование как-то не оставило на нем следов. Прямо из университета он прибыл в Симбирск, послужил, кажется, некоторое время в канцелярии губернатора, а потом перешел в гимназию, где и застрял до конца жизни.

Человек он был тихий, боявшийся начальства, а тем более высших властей; уважал он всех, начиная с выпивавшего директора, с глупого инспектора, и кончая бойким жандармским инспектором.

Дома он засиживался до глубокой ночи за исправлением ученических тетрадей. Часто перед двумя сальными нагоревшими свечами сидел он целыми часами и громко разговаривал сам с собой. Бьется, бывало, два часа; в комнату входит наша няня, Ольга Кондратьевна, и говорит: «Пора, батюшка, ложиться спать, вторые петухи давно пропели, а вам завтра утречком надо идти в гимназию; того и гляди, дилехтор, как запоздаете, пришлет за вами сторожа».

Няня тушила свечи, а отец долго молится, и затем, улегшись, — вспоминая разговор с Крупенским или Вишневским, — громко бранит директора, инспектора и учителей, критикуя их действия. <…>

Он был постоянно задумчив. Иногда, во время разговора с нами, у него как-то вдруг глаза мутились, делались мало подвижными, и он начинал в полголоса говорить сам с собой. Временами он жаловался на мать, бранил начальство, цитировал Гете или Шекспира, спорил, сам себе давая реплики, — это тянулось целыми часами, иногда в продолжение всей ночи. Это «бормотание», как называли в семье это состояние отца, часто усиливалось, благодаря самому незначительному нервному расстройству или неудачам и неприятностям.

Каков он был в качестве учителя? — Знал он много, но преподавать не умел, да и не мог, постоянно находясь в полузабытье, в каком-то полусонном состоянии. Бывшие его ученики, впрочем, говорили мне впоследствии, что, благодаря ему, они стали читать. Некоторым из них он давал уроки французского и английского языков, которые знал в совершенстве. Чтобы познакомить меня с Шекспиром, когда мне было лет семнадцать, он брал подлинник и переводил прямо a livre ouvert на французский язык, и все шло без сучка и задоринки. Впоследствии он писал мне немецкие письма, которые были превосходны и безукоризненны в стилистическом отношении. Он часто бывал у А. М. Языкова, человека высокообразованного, и находил большое удовольствие беседовать с ним о… Боссюэте, Корнеле или Расине. Из русских писателей он часто на память цитировал Жуковского, Пушкина, Батюшкова и даже Державина; он превосходно читал басни Крылова и знал их все наизусть. Повторяю: отец знал много, но все его знания оставались мертвым капиталом: он не делала из них никаких обобщений, никаких выводов.

Отец давал уроки в младших классах гимназии. Но это было не преподавание, а какое-то укрощение зверей. Мальчики кричали, грызли орехи, бросали чертиков в потолок, свистели и ревели; а отец бросался то к одному, то к другому и вытаскивал со скамеек самых неловких, драл их за волосы или за уши, ставил на колени или давал по две, по три пощечины <…>.

Отец отличался изумительной подозрительностью. Иногда он производил дома настоящие обыски, расспрашивал няню, заглядывал на чердак и, утомленный, ложился отдыхать.

Трудно сказать, любил ли он кого-либо. Изредка ему приходило в голову, что мы с братом — шалуны и дурные мальчики. Тогда он призывал которого-нибудь из нас к себе и приказывал нашему лакею, Лукьяну, высечь меня или — чаще — брата; а потом все, втроем, шли в церковь, ко всенощной (так как секли нас — и секли жестоко — обыкновенно по субботам). <…>

В городе отца любили за его тихий характер и благочестие. <…>

Иван Александрович Гончаров. Из письма Н. А. Гончарову. Петербург, 30 июня (12 июля) 1858 года:

Вчера я получил твое письмо, любезнейший брат Николай Александрович, и отчасти не разобрал его, а на то, что разобрал, спешу отвечать. Опять-таки скажу, что мне вовсе непонятно твое смущение, когда тебе другие говорят, что вот-де с вашим братом сделалось то или другое, чего ты не знаешь. Чего тебе тут краснеть, когда у тебя готов простой ответ? Мы, дескать, не ведем переписки, перекинемся в год двумя письмами, живем розно, не видимся по десяткам лет и оттого отвыкли, да притом же и ленивы оба, или на меня можешь сказать — я ленив: вот и все. Никто не станет подозревать никакой вражды. Не будем же смотреть на других, что скажут, и будем делать, как делали. Впрочем, я всегда пишу к Анне Алекс<андровне> с просьбой передать известие и тебе: зачем же непременно нужно, чтоб и тебе особо писать? Двойной труд по пустякам.

Михаил Федорович Суперанский:

Во время пребывания И. А. Гончарова в Симбирске в 1862 году имел место такой случай. Братья встретились на городском бульваре. Писатель в шляпе с большими полями, надвинутой вперед, подошел к Николаю Александровичу и спросил его, не может ли он указать, где живет учитель гимназии Гончаров. Не замечая, что он говорит с братом, последний отвечал: «Это — я. Что вам угодно?» — «Я знаком с вашим братом в Петербурге и имею кое-что передать вам от него»… Николай Александрович заметил мистификацию лишь тогда, когда его собеседник рассмеялся и снял с своей головы шляпу.

Александр Николаевич Гончаров:

У нас в доме, в этот приезд, Иван Александрович был всего раз или два. Он относился к своему брату с легким юмором и брезгливостью: ему, чистоплотному петербуржцу, было противно видеть нашу убогую обстановку, неизменный графин с квасом и толстого, неряшливого в одежде, отца, с его сентиментальностью, преклонением перед талантом брата и воспоминаниями о Москве тридцатых годов.

Иван Александрович Гончаров. Из письма к Е. П. Левенштейн. Конец 1860-х. Из Петербурга:

Мы с братом жили век розно, особенно дружны никогда не были, и теперь — как чужие друг другу.

Александр Николаевич Гончаров:

Мать рассказывала мне, что, прочитав «Обрыв», она узнала в учителе Козлове своего мужа — сходство несомненное.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Читать книгу целиком
Поделитесь на страничке

Следующая глава >

Тестовые задания по теме: «Биография И.А. Гончарова»

Правильный вариант ответа отмечен знаком +

1. В каком году родился Иван Александрович Гончаров?

А) В 1799 году

Б) В 1807 году

+ В) В 1812 году

Г) В 1837 году

2. Где родился И.А. Гончаров?

А) В Москве

Б) В Петербурге

+ В) В Симбирске

Г) В Туле

3. Какой гражданский чин имел И.А. Гончаров?

+ А) Статский советник

Б) Коллежский секретарь

В) Титулярный советник

Г) Коллежский асессор

4. К какому сословию принадлежали родители Ивана Александровича?

А) К дворянскому

Б) К крестьянскому

+ В) К купеческому

Г) К духовенству

5. Как звали мать И.А. Гончарова?

А) Анастасия Кирилловна

+ Б) Авдотья Матвеевна

В) Наталья Фёдоровна

Г) Анна Николаевна

6. В каком финансовом положении находилась семья Гончаровых?

А) Жили впроголодь

Б) Не хватало денег дать образование детям, хватало только на еду

+ В) Жили в достатке

Г) Были одной из самых богатых семей в губернии

7. Сколько было лет Ивану Александровичу, когда умер его отец?

А) 2 года

+ Б) 7 лет

В) 12 лет

Г) 16 лет

8. Кто заменил отца в дальнейшем И.А. Гончарову?

+ А) Его крёстный

Б) Его родной дядя

В) Отчим

Г) Дедушка по материнской линии

9. Кем приходился И.А. Гончарову Николай Николаевич Трегубов?

+ А) Крёстным

Б) Родным дядей

В) Отчимом

Г) Дедушкой по материнской линии

тест 10. Как называл И.А. Гончаров Николая Николаевича Трегубова?

А) Весёлый пират

Б) Ласковый рыбак

В) Строгий судья

+ Г) Добрый моряк

11. Где получил первоначальное образование И.А. Гончаров?

А) В школе при церкви

Б) В гимназии

В) В училище

+ Г) Дома

12. О каком произведении А.С. Пушкина говорил с восхищением юный И.А. Гончаров: «Боже мой! Какой свет, какая волшебная даль открылись вдруг, и какие правды, и поэзии, и вообще жизни, притом современной, понятной, — хлынули из этого источника, и с каким блеском, в каких звуках!»?

А) «Пиковая дама»

+ Б) «Евгений Онегин»

В) «Капитанская дочка»

Г) «Борис Годунов»

13. Куда поступил учиться И.А. Гончаров в 1831 году?

+ А) В Московский университет

Б) В Императорский Санкт-Петербургский университет

В) В Новороссийский университет

Г) В Московское училище

14. На какой факультет был зачислен И.А. Гончаров?

+ А) Словесности

Б) Нравственных и политических наук

В) Физических и математических наук

Г) Лечебных или врачебных наук

15. Кто учился вместе с И.А. Гончаровым в университете?

А) А.Н. Радищев, А.Н. Островский, М.В. Ломоносов

Б) А.П. Чехов, Н.А. Добролюбов, Н.М. Карамзин

+ В) М.Ю. Лермонтов, В.Г. Белинский, И.С. Тургенев

Г) А.С. Пушкин, Г.Р. Державин, Н.А. Добролюбов

16. Что напоминал И.А. Гончарову его родной город?

А) Столицу России

+ Б) Большую деревню

В) Восточный край

Г) Город из любимого романа

17. Кем начинает работать И.А. Гончаров после окончания университета?

А) Помощником редактора в Москве

Б) Государственным чиновником в Москве

В) Секретарём в петербургском суде

+ Г) Секретарём симбирского губернатора

18. Первая работа наскучила И.А. Гончарову, и он нашёл другую. Кем он устроился?

А) Актёром

+ Б) Переводчиком

В) Управляющим

Г) Придворным поэтом

19. В чей дом, где проходили встречи известных писателей, музыкантов и художников, был вхож И.А. Гончаров?

А) Лермонтовых

+ Б) Майковых

В) Пушкиных

Г) Самсоновых

тест-20. На какие годы приходится расцвет творчества И.А. Гончарова?

А) 30-е годы

+ Б) 40-е годы

В) 50-е годы

Г) 60-е годы

21. Мнение какого литературного критика имело большое значение для И.А. Гончарова?

+ А) В.Г. Белинского

Б) Н.А. Добролюбова

В) А.А. Григорьева

Г) Н.Г. Чернышевского

22. Какой роман И.А. Гончарова был первым?

А) Обрыв

Б) Обломов

+ В) Обыкновенная история

Г) Мильон терзаний

23. Кем был назначен И.А. Гончаров в 1852 году?

+ А) Секретарём адмирала Путятина

Б) Личным помощником министра доходов

В) Судебным приставом

Г) Военным корреспондентом

24. Какое прозвище было у Ивана Александровича?

А) Писака

+ Б) Принц де Лень

В) Корабельный журнал

Г) Счастливчик

25. После какого путешествия И.А. Гончарова появился цикл путевых очерков «Фрегат Паллада»?

А) Из России в Америку

+ Б) Из России в Японию

В) Из России в Англию

Г) Кругосветного

26. Какую должность получил Иван Александрович после путешествия?

А) Советника

Б) Редактора

+ В) Цензора

Г) Генерала

27. В каком чине вышел на пенсию И.А. Гончаров?

А) Капитан

Б) Полковник

+ В) Генерал

Г) Маршал

28. Какое произведение принесло И.А. Гончарову славу выдающегося русского писателя?

А) «Обыкновенная история»

Б) «Обрыв»

В) «Хорошо или дурно жить на свете»

+ Г) «Обломов»

29. От чего умер Иван Александрович Гончаров?

А) От рака кишечника

Б) От туберкулёза

+ В) От воспаления лёгких

Г) Погиб от ранения

тест_30. Сколько лет прожил И.А. Гончаров?

А) 47 лет

Б) 54 года

В) 62 года

+ Г) 79 лет