иконоборчество

движение, которое возникло в Византии в первой половине VIII века и было направлено против почитания икон, за укрепление светской власти и умаление влияния церкви. Иконоборцы, в числе которых были некоторые малоазийские епископы, объявили иконы идолами, а культ икон — идолопоклонством, сродним язычеству. Василеве Лев III, замечательный полководец, администратор и законодатель, опираясь на армию, провинциальную знать, придворную аристократию и часть белого духовенства, с 726 года выступил против иконопочитания, а в 730 году отменил культ икон. Уничтожение религиозных символов, христианских реликвий, культа мощей подрывало авторитет и материальную базу церкви и монашества. Против иконоборчества выступила часть духовенства, монашества, крупных церковных иерархов, а также часть столичной аристократии, особенно из числа знатных женщин, фанатично преданных почитанию икон. Идейным главой защитников икон в VIII веке был знаменитый Иоанн Дамаскин (арабское имя — Мансур). Правительственную же политику поддержали провинциальная служилая знать большинства фем, армия, а постепенно и торгово-ремесленные слои византийского города. Сын и преемник Льва III, Константин V, с еще большей энергией выступил против иконопочитания, за что позднее получил от своих недругов кличку Копроним («Дермоименный»): по легенде, будучи младенцем, он испражнился в купель во время совершения над ним обряда крещения. Василеве созвал в 754 году во дворце Иерии на азиатском берегу Босфора, между портовыми городами Халкидоном и Хрисополем большой церковный собор, на котором присутствовало свыше 300 епископов. Они объявили иконопочитание ересью. Были приняты законы, ограничивающие рост монашества, а значит, сокращавшие доходы церкви. Даже ношение монашеской одежды оказалось под запретом. Примерно с 761 года Константин V стал подвергать открытым гонениям и мучениям отдельных, наиболее непокорных представителей монашества, хотя преувеличивать размеры преследований не стоит. Речь идет о нескольких сотнях потерпевших. Попытка возвратиться к ортодоксальному православию была предпринята императрицей — регентшей. Ириной на VII Вселенском соборе в сентябре 787 года в малоазийском городе Никее (в Константинополе организовать собор не удалось, так как горожане столицы, армия были настроены в массе своей все еще антииконопочитательски и оставались верны памяти умершего одиннадцать лет назад Константина V). Тем не менее, Никейский собор подверг анафеме иконоборцев и установил иконопочитание. Чествование икон и поклонение им, по учению собора, относится не к веществу иконы, не к дереву и краскам, а к тому, кто изображен на иконе, следовательно, не имеет характера идолопоклонства. Последующие четверть века прошли без особых религиозных эксцессов, пока не последовала иконоборческая реакция, усилившаяся с правления Льва V Армянина (813-820 гг.), энергичного и популярного полководца. Эта реакция достигла апогея при горячем, несдержанном василевсе Феофиле (829-842 гг.), воспитанном в непримиримом иконоборческом духе. После его смерти, вдова Феофила, императрица — регентша Феодора уже в начале 842 года незамедлительно вернула государство на курс иконопочитания, однако основная цель правительственной иконоборческой политики — ослабление церкви, более полное подчинение ее императорской власти, была достигнута. Следует учитывать, что между исследователями существуют большие разногласия относительно происхождения этого движения, его причин, характера, движущих сил, социального состава, значения.

Иконоборчество и иконопочитание

Бога не видел никто никогда;
Единородный Сын,
сущий в недре Отчем,
Он явил. Ин. 1.18

Эпоха иконоборческих споров, сотрясавших христианский мир в VIII-IX веках, оставила неизгладимый след в истории Церкви. Отголоски этого спора слышны в Церкви и по сей день. Это была жесточайшая борьба с жертвами с обеих сторон, и с величайшим трудом одержанная иконопочитателями победа вошла в церковный календарь как праздник Торжества Православия.

В чем же суть этих споров? Только ли за эстетические идеалы боролись друг с другом христиане, «не щадя живота своего», впрочем, как и чужого. В этой борьбе мучительно выкристаллизовывалось православное понимание мира, человека и человеческого творчества, вершиной которого, по мнению апологетов иконопочитания, и стала икона.

Иконоборчество родилось не где-то за пределами христианства, среди язычников, стремящихся к разрушению Церкви, а внутри самой Церкви, в среде православного монашества — духовной и интеллектуальной элиты своего времени. Споры об иконе начались с праведного гнева истинных ревнителей чистоты веры, тонких богословов, для которых проявления грубого магизма и суеверия не могли не оказаться соблазном. И действительно, было чем возмутиться. В Церкви получили распространение весьма странные формы почитания священных изображений, явно граничащие с идолопоклонством. Так, например, некоторые «благочестивые» священники соскабливали краску с икон и подмешивали ее в причастие, полагая тем самым, что причащаются тому, кто изображен на иконе. Бывали также случаи, когда, не чувствуя дистанции, отделяющей образ от Первообраза, верующие начинали относиться к иконам, как к живым, брали их в поручители при крещении, при пострижении в монашество, ответчиками и свидетелями на суде и т.д. Таких примеров множество, и все они свидетельствуют о потере правильной духовной ориентации, о размывании четких евангельских критериев отношения к жизни, которыми некогда была сильна первая Церковь.

Причины подобных явлений, серьезно встревоживших защитников ортодоксии, следует искать в том новом состоянии Церкви, которое она обрела в постконстантиновскую эпоху. После Миланского эдикта (313 г.), даровавшего христианам свободу, Церковь стремительно развивалась вширь. В нее хлынул поток язычников, которые, воцерковляясь, меняли только внешний свой статус, но, в сущности, оставались по-прежнему язычниками. Немало способствовал этому получивший распространение обычай крещения детей, а также кардинальное изменение отношений Церкви и государства. Теперь вхождение в Церковь не было связано с риском и жертвами, как во времена первых христиан. Нередко поводом для принятия христианства становились причины политические или социальные, а отнюдь не глубокое внутреннее обращение, как некогда в апостольское время. То, что еще вчера казалось чуждым и неприемлемым, сегодня становилось привычным и терпимым: первые христиане умирали за свободу от диктата государства и отказ поклоняться императору, христиане Византии стали воздавать императору честь, едва ли не равную Богу, оправдывая принцип симфонии идеей сакрализации государства. Границы Церкви и империи в сознании простых людей стали сливаться. Все члены ранних христианских общин назывались верными, царственным священством (1 Петр. 2.9), а те, кто вне Церкви — мирянами. Со временем термин «миряне» стал обозначать церковный народ, в отличие от священнослужителей, поскольку в Византийской империи некрещеных практически не было. Это размывание границ Церкви и возрастание перегородок внутри нее сильно отзовется в последующие времена христианской истории. Таким образом, мир стремительно входил в Церковь, взрывая ее изнутри, и Церковь не всегда справлялась с этим разрушительным потоком. Мощное движение монашества, зародившегося в IV веке, было в определенной степени ответом на это обмирщение Церкви, ибо наиболее духовно чуткие люди воспринимали внешний триумф Церкви как духовную катастрофу, провидя за пышным фасадом ее внутреннее ослабление. Распространилось даже мнение, что в миру спастись невозможно, что необходимо бежать из мира. Раннее монашество и пустынножительство было своего рода духовным диссидентством и разбросанные по пустыне монашеские поселения ощущали себя как бы «Церковью внутри Церкви».

На этом этапе, сложном и переломном для всей Церкви, нужны были новые средства катехизации, которые были бы понятны тысячам обычных людей, не искушенных в тонкостях богословия, а просто нуждающихся в наставлении, в вере. Наиболее эффективным средством была икона; сильное эмоциональное воздействие, знаковая структура, несущая информацию на невербальном уровне, — эти свойства иконы способствовали ее широкому распространению, и заложенная в ней духовная основа становилась достоянием самых простых новообращенных душ. Вот почему именно на икону так уповали св. отцы, называя ее «Библией для неграмотных». Действительно, через икону вчерашние язычники лучше постигали тайну воплощенного Слова, нежели через книжные знания.

Нередко вчерашние язычники, обращаясь ко Христу, становились святыми, как это было, скажем, в случае с Блаженным Августином. Но чаще бывало другое — языческая стихия оказывалась сильнее христианского семени, и тернии заглушали ростки духа: в неофитском сознании неизбежно происходила фольклоризация веры, привносящая в традицию Церкви чуждые элементы, иноприродные обычаи. В конце концов проникновение магического отношения в культ вытесняло изначальную свободу духа, дарованную Самим Христом. Еще апостолам и ранним апологетам приходилось сталкиваться с проблемой очищения веры от примесей. Таких примеров много в посланиях Павла общинам Коринфа, Фессалоник, Галаты. К IV веку появилась необходимость систематизировать канон Ветхозаветных и Новозаветных книг, дать ответ на распространившиеся ереси, сформулировать основные догматы веры. В этом процессе, особенно на ранних этапах, с IV по VI век церковное искусство исполняло важную вероучительную функцию. Например, св. Григорий Нисский в похвальном слове великомученику Феодору говорит так: «живописец, изобразив на иконе доблестные подвиги (…) мученика (…), начертание человеческого образа подвигоположника Христа, все это искусно начертав красками, как бы в какой объяснительной книге, ясно рассказал нам подвиги мученика (…). Ибо и живопись молча умеет говорить на стенах и доставлять величайшую пользу». Другой святой подвижник — Нил Синайский, ученик Иоанна Златоуста, дает следующий совет некоему префекту Олимпиодору, вознамерившемуся построить церковь и украсить ее фресками и мозаиками. «Пусть рука превосходнейшего живописца наполнит храм с обеих сторон изображениями Ветхого и Нового Завета, дабы те, кто не знает грамоты и не может читать Божественных писаний, рассматривая живописные изображения, приводили себе на память мужественные подвиги искренне послуживших Христу Богу и возбуждались к соревнованию достославным и приснопамятным доблестям, по которым землю обменяли на небо, предпочтя невидимое видимому».

Однако широкое распространение иконописных изображений в народе было не только школой веры, но и той почвой, на которой неокрепшее в вере сознание невольно провоцировалось своим языческим прошлым. Не умея понять глубину различия образа и Прообраза, неофит отождествлял их и его почитание икон превращалось в идолопоклонство, а молитва перерастала в магическое действие. Отсюда и возникали те весьма опасные отклонения, столь возмущавшие строгих ортодоксов, о чем говорилось выше.

Наряду с этим византийская знать, которая в отличие от простолюдинов была образованна и изощренна в богословских вопросах, впадала в другие крайности. Так, например, при императорском дворе в моду вошли наряды, украшенные изображением святых, ангелов и даже Христа и Богородицы. Светская мода явно стремилась подражать стилю священнических одежд, восхищавших современников великолепием и пышностью. Но если употребление сакральных образов в церковных облачениях объяснимо их символической функцией, то использование священных изображений в светской одежде противоречило не только здравому смыслу, но и являлось явной профанацией святынь. И это также не могло не возмущать истинных ревнителей Православия. Некоторые из них даже приходили к выводу, что лучше вовсе не иметь икон, нежели поощрять возврат к язычеству. Этот неожиданный поворот ортодоксии вполне объясним, ибо когда маятник сильно оттягивают в одну сторону, то он неизбежно отклонится с той же силой в прямо противоположную сторону.

Надо помнить также, что в предиконоборческую эпоху процесс формирования художественного языка церковного искусства еще не завершился. Восприняв на определенном этапе традиции позднеантичной живописи, в иконописи (а также фреске и мозаике) происходил отбор собственных художественных принципов. Со временем икона сформировалась как сложнейшая и гармоничная знаковая структура. Таким образом, ее язык от первоначального чувственного реализма постепенно переходил к формам все более символическим и аскетическим. И на ранних этапах соединение античной (а в сознании людей того времени — просто языческой) традиции с христианским откровением вызывало по меньшей мере недоумение. В какой-то мере опасения об излишней чувственной природе античного искусства, обольщающего глаз и уводящего душу от чистого созерцания, были не лишены основания. Постоянно раздавались голоса: «Как даже осмеливаться посредством низкого эллинского искусства изображать Преславную Матерь Божию, в Которой вместилась вся полнота Божества, высшую небес и святейшую херувим?» Или: «Как не стыдятся посредством языческого искусства изображать имеющих царствовать со Христом, соделавшихся сопрестольными Ему, которым предстоит судить вселенную, уподобившихся образу славы Его, когда, как говорят слова Священного Писания, их не был достоин весь мир?»

Блаженный Августин в своем трактате «О Троице» также возмущается творчеством некоторых художников, которые позволяют изображать Христа слишком вольно, как им заблагорассудится, что немало смущает церковный народ и рождает в нем нежелательные эмоции.

В VI-VII вв. на границах Византийской империи появляется и активизируется ислам. Почитая Единого Бога, Бога Авраама, Исаака и Иакова, так же как иудеи, мусульмане отрицательно относились к священным изображениям, памятуя о заповеди Моисея. Влияние мусульманского ригоризма не могло не сказаться на христианском мире, православные «суперортодоксы» в восточных христианских провинциях во многом были согласны с правоверными последователями пророка Мухаммада. Первые серьезные конфликты по поводу икон и первые гонения на иконопочитателей начались на границе двух миров: христианского и исламского. В 723 г. халиф Иезид издал указ, обязывающий убрать иконы из христианских храмов на подвластных ему территориях. В 726 г. такой же указ издал византийский император Лев Исавр. Его поддержали епископы Малой Азии, известные своим строго аскетическим отношением к вере. С этого момента иконоборчество становится не просто интеллектуальным движением, но агрессивной силой, перешедшей в наступление.

Таким образом, православие встало перед проблемой защиты икон с двух прямо противоположных сторон: с одной стороны — от грубого магизма полуязыческой народной веры, с другой — от полного отрицания и уничтожения «ревнителями чистой духовности». Обе тенденции образовывали своего рода молот и наковальню, между которыми выковывалась в своей кристальной ясности богословская мысль, защищавшая иконопочитание как важнейший элемент православия.

Иконоборческая эпоха делится на два периода: с 726 по 787 г. (от указа Льва Исавра до VII Вселенского собора, созванного при императрице Ирине) и с 813 по 843 г. (с воцарения императора Льва V Армянина до созыва Константинопольского собора, установившего праздник Торжества Православия). Более ста лет продолжавшаяся борьба породила новых мучеников, кровь которых теперь была на руках и совести христиан.

Основной фронт борьбы был сосредоточен в Восточной части Церкви, хотя споры об иконе всколыхнули Церковь по всей ойкумене. На Западе иконоборческие тенденции проявлялись значительно меньше, в силу варварского состояния западных народов. Тем не менее Рим реагировал на события быстро и остро: уже в 727 г. папа Григорий II собрал Собор, который дал ответ на указ Льва Исавра и подтвердил ортодоксальность иконопочитания. Папа отправил Патриарху Константинопольскому послание, которое затем было зачитано на VII Вселенском Соборе и сыграло важную роль. Его преемник — папа Григорий III на Римском Соборе 731 года постановил лишать причастия и отлучать от Церкви тех, кто будет осквернять или оскорблять святые иконы.

Для западной ситуации иконоборческих времен показателен случай с марсельским епископом Серениусом, который приказал убрать иконы из храма под тем предлогом, что народ воздает им неправильное поклонение. На что папа Григорий 1, хваля его за ревность в борьбе с язычеством, но, предостерегая от осквернения святынь, писал, что иконы «выставляются в храмах, дабы неграмотные, смотря на стены, могли читать то, чего не могут читать в книгах».

Но в целом христианский Запад не испытывал тех крайностей иконоборчества, с которыми пришлось столкнуться христианскому Востоку. Это имело свои положительные стороны — в самый разгар борьбы иконопочитателей и иконоборцев, когда государственная власть силой своего давления перетягивала чащу весов в пользу отрицающих иконы, нередко именно голос римского епископа звучал как единственный трезвый голос в Церкви, поданный в защиту ортодоксии. С другой стороны, иконоборчество на Востоке, как это ни странно, способствовало развитию богословия иконы, заставляя в этой борьбе оттачивать мысль, искать более веские аргументы, отчего само православие обретало все большую глубину. На Западе же не было столь серьезной необходимости защиты иконопочитания, поэтому и богословская мысль не спешила развиваться в этом направлении. Запад не выработал иммунитета против иконоборчества, а потому оказался беззащитным перед иконоборческими тенденциями протестантизма в Новое время. И вся средневековая история церковного искусства на Западе, в противоположность Востоку, воспринимаемая как движение от иконы к религиозной картине, есть не что иное, как размывание и в конечном итоге — утрата иконного (богословско-символического) начала. В XX веке Запад мучительно возвращается к иконе.

Но вернемся к иконоборческим спорам VIII-IX вв. Первым актом иконоборчества было уничтожение по приказу императора иконы Спаса, висевшей в Константинополе над воротами в императорский дворец. Видя эту кощунственную акцию, возмущенный народ растерзал чиновника, исполнявшего приказ. На это император ответил репрессиями. Борьба из сферы теоретической перешла в открытую войну.

Не прекратились и богословские баталии, ибо каждая сторона искала свои аргументы в этом споре. Иконоборческий собор, созванный в 754 г., декларирует в своих постановлениях: «Нечестивое учреждение лжеименных икон не имеет для себя оснований ни в Христовом, ни в отеческом апостольском учении, нет также специальной молитвы, освящающей их, чтобы из обыкновенных предметов сделать их святыми; но они (т.е. иконы) постоянно остаются вещами обыкновенными, не имеющими никакого особенного значения, кроме того, какое сообщил им иконописец». Иконоборцы не отрицали искусство как таковое, не отрицали даже церковное искусство (отстаивая в основном декоративные принципы украшения храмов), но восставали против иконопочитания как молитвенного акта и против иконы как сакрального изображения. Правда, в среде иконоборцев были различные мнения по поводу того, что и как следует изображать на иконах и фресках, но в целом их аргументы сводились к тому, что в Писании сказано «Бога не видел никто никогда» (Ин. 1.18), а потому, по их мнению, единственной иконой Бога может быть только Евхаристия — Тело и кровь Христовы. Эту точку зрения весьма пространно излагает император Константин Копроним в своем богословском трактате.

Аргументация иконопочитателей также опирается на евангельское откровение: «Бога не видел никто никогда…» (Ин. 1.18), но вторая половина этого стиха, которую так упорно не замечали противники икон, для сторонников иконопочитания становится объяснением не только возможности изображать Бога (Христа), но и проясняет отношения образа и Прообраза, архетипа, изображения и изображаемого. В законченном виде это место из Евангелия звучит так: «Бога не видел никто никогда, Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил» (Ин. 1.18) . Таким образом, в тайне Воплощения Слова — Невидимый, Неизреченный, Непостижимый Бог становится близким и понятным, и это дает основания для изображения Христа. «Если ты узрел, что Бестелесный стал человеком ради тебя, тогда, конечно, ты можешь воспроизвести Его человеческий образ. Если Невидимый, воплотившись, стал видимым, ты можешь изобразить подобие Того, Которого видели. Если пребывающий в Образе Божьем принял образ раба, низвел себя к количеству и качеству и облекся человеческим естеством, запечатлевай на дереве и предлагай Того, Кто стал видимым» (св. Иоанн Дамаскин).

Иконоборцы исходили изначально из неправильного определения термина «икона», считая, что здесь непременно подразумевается тождество образа и Прообраза, их единосущность. Но иконопочитатели настаивали на принципиальном различии их, поскольку различны уровни их бытия. «Иное есть изображение, иное то, что изображается» (св. Иоанн Дамаскин). «Икона сходна с архетипом благодаря совершенству искусства подражания, сущностью же она от Первообраза отлична. И если бы ни в чем не отличалась от Первообраза, то это была бы не икона, а не что иное, как сам архетип» (патриарх Никифор). На этом основании Евхаристию невозможно считать иконой, ибо здесь наличествует то самое тождество. «Сие есть Тело Мое, сия есть Кровь Моя» — сказал Господь Иисус Христос. Он не сказал: «это будет образом Тела и Крови», но «сие есть Тело, сия есть Кровь». Следовательно, мы и причащаемся Его естества. В молитвенном же созерцании иконы мы имеем общение с Первообразом, не смешивая цель и средство; видимое постигаем через невидимое, земное через небесное. «Никто не будь столь безумен, чтобы истину и тень ее, архетип и изображение его, причину и следствие мыслить по существу тождественными» (св. Федор Студит).

Выступая против грубых форм почитания икон, граничащих с идолопоклонством, и одновременно отметая аргументы обвиняющих православных в магизме и материализации духовности, св. Иоанн Дамаскин писал: «Я не поклоняюсь веществу, но Творцу вещества, соделавшемуся веществом ради меня, соблаговолившему вселиться в вещество и через посредство вещества соделавшемуся моим спасением». Св. Федор Студит прибавляет к этому следующее: «Оно (Божество) присутствует также в изображении Креста и других божественных предметов не по единству природы, т.к. эти предметы не плоть Божественная, но по относительному их Божественному причастию, т.к. они участвуют в благодати и чести». Другие богословы отмечали, что как мы чтим Библию, не поклоняясь «естеству кож и чернил», но Слову Божьему, заключенному в ней, так мы почитаем в иконе не краски и доски, а Того, чей образ написан этими красками на этой доске. Честь, воздаваемая иконе, относится к Первообразу.

В 787 году в Никее был созван Собор в защиту иконопочитания, который вошел в историю под названием VII Вселенского. В постановлениях собора даны четкие определения православной позиции относительно икон и иконопочитания. Суть соборных решений следующая: «Мы неприкосновенно сохраняем все церковные предания, утвержденные письменно и неписьменно. Одно из них заповедует делать живописные изображения, т.к. это согласно с историей Евангельской проповеди, служит подтверждением того, что Христос истинно, а не призрачно вочеловечился, и служит на пользу нам. На таком основании определяем, чтобы святые и честные иконы, точно также как и изображения честного животворящего креста, будут ли они сделаны из красок или мозаики или какого-нибудь другого вещества, только бы сделаны приличным образом, будут ли они находиться в церквах Божиих, на священных сосудах, или на стенах и на дощечках, или на домах, или на дорогах, а равно будут ли это иконы Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа или непорочной Владычицы нашей Богородицы или честных ангелов и всех святых и праведных мужей… Чем чаще при помощи икон они являются предметом нашего созерцания, тем больше взирающие на них возбуждаются к воспоминанию о самих первообразах; приобретают более любви к ним и получают побуждение воздавать им лобзание, почитание и поклонение, но никак не служение (λατρεία), которое по вере нашей приличествует только Божественному естеству…». Отцы Собора подчеркивали также: «Не изобретение живописцев производят иконы, а ненарушимый закон и предание Православной церкви; не живописец, а свв. отцы изобретают и предписывают: им принадлежит сочинение, живописцу же — только исполнение».

Любопытно, что в ответ на нападки иконоборцев, утверждавших, что иконы не должны почитаться в церквах именно потому, что нет специальной молитвы, освящающей иконы, отцы Собора пишут так: «Над многими такими предметами, которые мы называем святыми, не читается священной молитвы, потому что они по самому имени полны святости и благодати». Практика освящения икон укоренилась в Церкви, видимо, довольно поздно.

Деяния VII Вселенского Собора были подписаны представителями всех поместных церквей, в том числе и Римского Престола.

VII Вселенский Собор состоялся в 787 году, но понадобилось еще более полувека, чтобы позиции иконопочитателей были закреплены. Окончательное подтверждение их на Константинопольском соборе 843 года поставило точку в долгой борьбе. Установленный на этом соборе праздник Торжества Православия был не просто признанием победы одной партии над другой, но свидетельством силы самого принципа ортодоксии. Иконопочитание явилось своего рода итогом догматического творчества Церкви, ибо богословие иконы вытекает непосредственно из христологии. Современный западный богослов Хр. фон Шеборн прослеживает ступени раскрытия тайны Боговоплощения в православной догматике. «Христологические споры длились много веков. В течение всего этого времени Церковь непрестанно исповедовала тайну, открытую ей и запечатленную в святом лике Иисуса Христа, единосущного Образа Отчего (Первый Никейский Собор), Слова, ставшего плотью без изменения (Ефесский Собор), истинного Бога и истинного Человека (Халкидонский Собор), единого во Святой Троице, пришедшего пострадать за нас (Второй Константинопольский Собор), Слово Божье, человеческие воля и действия Которого, в полном согласии с предначертанием Божиим, согласились на страдания до смерти (Третий Константинопольский Собор). Рассмотрев эти бурные века, эту страшную и мучительную борьбу вокруг истинного исповедания Христа, взгляд задерживается и останавливается на молчаливом и спокойном образе — иконе Христовой». Таким образом, икона есть зримое завершение определенного этапа постижения Евангельского откровения.

Печатается по книге И. Языкова. Богословие иконы. М., 2001 г.

Современные иконоборцы

И ВЕРА, И ПСИХОЛОГИЯ

Иконоборцы. Миниатюра Хлудовской псалтыри конца XIII в. Иконопочитание (от греч. eikon – образ) зародилось во II веке, а в IV получило широкое распространение. Первая икона появилась во время земной жизни Иисуса Христа: это образ, известный как Нерукотворный Спас. Изображения Богородицы с Младенцем были обнаружены в римских катакомбах; некоторые исследователи относят их ко II и III веку.

Икона – это не картина, и не обычное украшение храма. Если мы обратимся к законам зрительного восприятия, то определим, что мы видим либо сам объект, либо его изображение. Здесь срабатывает принцип фотографии: рассматривая фотоальбом, мы понимаем, что видим не своего друга, а его снимок. Изображение – это символ или образ реально существующего предмета. Иконография относит понятие «образ» к конкретному иконописному изображению, а «первообраз» – к тому, кто изображается.

Икона – священное изображение, и оно имеет не только визуальную функцию, но и молитвенную. Всю меру своего усердия при молитве люди переносят не на предмет, а на стоящего за этим предметом. То есть происходит движение от образа к первообразу.

Еще в VIII веке на VII Вселенском соборе было сформировано понятие об иконе. Протестанты принимают постановления соборов, но выборочно. Такая избирательность не объясняет, почему можно считать участников собора авторитетами в вопросах природы Христа и профанами в области вероучения.

ПЕРВЫЙ ДОВОД ИКОНОБОРЦЕВ

Первая иконоборческая кампания началась около 676–754 гг. Ее идеологи настаивали, что Бога изобразить невозможно, и приводили тому две причины. Первая звучала почти примитивно, вторая выглядела более обоснованной.

Прежде всего, существовало утверждение, что Христа никто не видел, и православные молятся на подделки. Это мнение широко распространено и по сей день. Протестанты ревностно пекутся о душах «идолопоклонников», однако некоторые из них не чураются носить в бумажнике календарик с фотографией благообразного мужчины. Кто этот мужчина? Почему нередко грим и костюм этим «моделям» делают по образу… икон? Но если основу берут из достоверных источников, то здесь – полное единение! Ибо источники эти всем знакомы. И все на них ориентируются.

Достаточно вспомнить, что св. Лука в Евангелии и Деяниях давал довольно точное и живое описание Иисуса Христа, Его Матери и учеников. Изображенный на плащанице образ Христа был впоследствии отнесен евангелисту Луке, который и написал первую икону (по некоторым сведениям – на доске от стола, за которым совершалась Тайная Вечеря). Кроме того, на изображение внешности Христа повлияло описание Публиция Лентула, друга Пилата, римскому сенату. Публиций описывает Христа как человека стройного телосложения, с благородным выражением лица, с темными волосами, разделенными прямым пробором, с чистым высоким лбом, ясными глазами, классическим носом и рыжеватой бородой.

ВТОРОЙ ДОВОД И ВОПРОС О ЕРЕСИ

Второй довод иконоборцев претендовал на фундаментальность. Бога невозможно изобразить, потому что Он невидим и неописуем.

Иконография имеет определенные, строгие правила и ограничения, называемые каноном. Согласно этому канону, на иконе изображается то, что было в действительности (сцены из Священного Писания). Выступавший в защиту иконопочитания Иоанн Дамаскин утверждал, что воплотившегося в человеческую плоть и жившего среди людей Сына Божия Иисуса Христа изображать не только можно, но и необходимо.

Очень многие не понимают или не знают, что православные христиане поклоняются не доске, а Тому, Кто на ней начертан. Поклонение воздается не веществу. Разница между почитающими иконы и язычниками состоит в том, что для язычников идол, выструганная из дерева статуэтка – это и есть сам бог. Икона же не обожествляется. Божеское почитание принадлежит не иконе, а Тому, Кто изображен на ней.

Но как древние иконоборцы, так и некоторые современные протестантские богословы сходятся в следующем. А именно – как можно изображать две природы Спасителя: Божество, Которое неизобразимо, и человеческую Его природу, которую в таком случае отделяют от Божества. А это, как известно, нестроианская ересь. Изображать же обе природы, слитые воедино – монофизитство. Но православные никогда не изображали ни божественную, ни человеческую природу Спасителя. Изображалась Личность Христа, Личность Богочеловека, Который сочетал в Себе эти две природы.

Историк Г. Острогорский говорил об этих доводах, что «они попросту бьют мимо цели». В иконоборческом движении нет понимания различий между природой и Личностью (Ипостасью). Однако один момент упраздняет эту дилемму. Икона, как разъяснял преп. Феодор Студит, изображает не природу, а личность. Изображая Спасителя, иконописец не изображает ни Его Божество, ни Его человечество, но Его Ипостась. Эта Ипостась соединяет в Себе обе природы.

РАЗГОВОР НА РАЗНЫХ ЯЗЫКАХ

Иконоборческое понятие иконы было дано императором Константином. В его понимании истинная икона должна иметь ту же природу, что изображенное на ней лицо. На основе этого утверждения иконоборцы вывели, что единственным образом Христа являются Святые Дары, потому что хлеб ни в коей мере не похож на человека и не может возбудить идолопоклонства. Иконопочитатели и иконоборцы абсолютно по-разному толковали понятие «образ, икона». Для иконоборцев истинной иконой могло быть лишь то, что тождественно первообразу. Поэтому, только Причастие они могли признать иконой Христа. Для иконопочитателей же Причастие не могло быть «образом» именно потому, что оно тождественно с первообразом.

В общем, иконоборческая идеология изначально расходилась с учением Православной Церкви. Само понимание иконы было диаметрально противоположным. Обе стороны говорили о разном и на разных языках.

Но в таком случае, если дело касалось только личного мнения каждого, в чем православные видели опасность иконоборчества? Здесь причина – не в традиции. Дело в том, что иконоборчество ставило под сомнение основной догмат христианства. Отрицая божественные изображения, иконоборцы тем самым отрицали возможность одухотворения материи. Это противоречит христианскому учению, которое основано на воплощении второго Лица Святой Троицы.

Реальность воплощения подтверждается и доказывается иконой. Икона – это доказательство воплощения. Поэтому отрицание иконы Церковь понимала как отрицание самого Боговоплощения. Церковь защищала икону как основу христианской веры. Этим и объяснялось упорство православных в защите икон, их непримиримость и готовность на любые жертвы. Не случайно против иконоборчества выступали не только православные деятели, но и Римский Папа Григорий II, за ним – Григорий III, который вообще заявил, что не считает себя более подданным византийского императора. Его заявление поддержала вся Италия.

«НЕ СОТВОРИ СЕБЕ ВСЯКОГО ПОДОБИЯ»

Конечно, самый главный аргумент против икон – сказанные Господом Моисею слова: «не сотвори себе всякого подобия» (Исх. 20, 4). Заметим, что среди идейных иконоборцев были в основном жители Востока, традиции которых вообще не допускали изображения человека. Однако в заповеди речь шла о подобии, которое делали эллины, изображая, по словам преп. Максима Грека, «волхвов, прелюбодеев и убийц, зверей и птиц, и гадов, называя эти подобия богами и поклоняясь им. Если же досточтимое подобие в честь и славу Божию, то ты этим не согрешаешь». Преподобный говорил о том, что, сказав Моисею прежде не сотворять всякого подобия, Бог повелел потом тому же Моисею сотворить многие подобия (Исх. 21 и 26). Прежде всего – храм. Если же не стоят поклонения предметы, сотворенные по повелению Господа – скиния, херувимы, кивот, скрижали, и прочее, то каким образом поклонялись им сам великий пророк и законодатель Моисей, царь и пророк Давид, Иона, Даниил и Ездра? Все они поклонялись рукотворным вещам: «Когда входил Моисей в скинию, тотчас сходил столп облачный и являлся Господь в скинии и столпе облачном» (Исх. 33,8.9.10).

Собственно, когда сам храм был создан, не было никакого знамения; когда же внесен был кивот, слава Господня наполнила храм, и Он стал говорить из храма. Где церковь во славу Господа Бога, там и пришествие Его, и кто не поклонится тому месту? Если же церкви следует кланяться, то, как не поклониться образу Господа, и предметам, которые освящают церковь, делают ее местом, отличным от других? Никто из любящих царя не бесчестит его хоругви. Если ковчег, в котором хранились скрижали завета и прочее, ничем не отличается от домашнего сундука, и жезл Аронов подобен обычному посоху, – только тогда иконы подобны идолам.

ОКНО В ДРУГОЙ МИР

Что же чувствует православный человек, глядя на икону? Радость. Радость от того, что видит Бога Сына в том виде, в котором Он жил среди людей. Иконы позволяют духовно приобщиться к «оригиналу», соприкоснуться со сверхъестественным миром через предмет мира материального. Таким образом, икону можно назвать окном в другой мир.

Согласно учению Православной Церкви, иконы – чудотворны. В принципе, чудеса нельзя признавать или не признавать, в них можно верить. Однако порой приходится слышать фразу: «Чудес не признаем, от икон в особенности». Иные не верят, что от неодушевленных предметов, сотворенных человеческими руками могут происходить чудеса. Но забывают о том, что Богу все возможно.

Иоанн Дамаскин говорил о том, что иконы чудотворны, так как несут в себе часть божественной силы изображенных на ней. Последний довод он подкреплял примером из собственной жизни. Когда халиф приказал отрубить ему кисть правой руки, это было сделано незамедлительно. Иоанн приложил отрубленную кисть на место, всю ночь усердно молясь об исцелении иконе Богоматери, по преданию написанной самим евангелистом Лукой. Наутро кисть приросла. В ознаменовании этого чуда Дамаскин прикрепил к серебряному окладу чудотворной иконы в знак вечной благодарности руку, отлитую из чистого серебра. Так возник один из канонических образов Богоматери – Троеручица.

К сожалению, нельзя не сказать о том, что многие острые углы в полемике с протестантами провоцируют как не во всех вопросах компетентные СМИ, так и некоторые из тех, кто называет себя православным. Намерение «Хорошо встретить икону, иначе она обидится»; фразы в церковной лавке «Дайте мне икону от головной боли», и т.п. – это все звенья одной цепи.

Именно подобные факты вызывают опасения, причем не только у противников православия, но и у его сторонников. Всегда необходимо помнить и понимать, что чудеса совершает не сама икона, чудеса совершает Бог. Икона – средство, она никак не таблетка и не директор фирмы. Увы, многие, случайно зашедшие в лавку, об этом не знают. Но их же СМИ и широкая общественность называет православным народом России. А склонность судить по одному обо всех – перешибить довольно сложно. Именно в этом роде вас будут «допрашивать», если вы скажете, что православные – не идолопоклонники, и это те факты, которые будут служить аргументом. Но как мы можем объяснить поведение человека, который сам не знает, что творит? Бесспорно, это – проблема. И все же, она несоизмерима с той пользой и важностью, которые дает иконопочитание.

Новейшие протестанты уверяют, что иконы совершенно не значимы в литургической практике и не имеют ни малейшей необходимости в деле личного спасения. Да, Бог мог спасти Ноя и без ковчега, однако устроил ему спасение посредством вещи, созданной человеческими руками. Так же и евреев Он мог спасти от змей и без медного змия, но избавил их от смерти именно таким образом. В этом смысле важно, что икона – это Откровение, богословие в зрительных образах, богословие в красках. Живопись выражает красками то, что Священное Писание выражает письмом. Изображение дополняет и разъясняет евангельские тексты.

Не стоит забывать и том, что на протяжении веков подавляющее большинство населения России (и не только) было безграмотно. В период водворения протестантизма в России сторонники этой конфессии ходили по деревням, врывались в дома, ломали и жгли иконы, – и считали себя героями. Однако они не задумывались над вопросом, почему нельзя вести проповедь Писания понятным и доступным человеку языком – языком визуальным, изобразительным? И дело не в том, что в наше время не умеющего читать человека встретить довольно сложно. Дело в том, что недостаточно дать в руки Библию: надо сделать так, чтобы ее читали. Но многие неверующие люди (вероятно, большинство), получив Библию на улице или найдя на книжной полке, читать не станут. Почему? Потому что нет мотивации, проще говоря – они не знают, зачем им это делать, что нового они найдут, если и так все знают о жизни? И оказывается, как просто и доступно в начале разговора показать икону! То, откуда уже многое ясно. Такая иллюстрация правды не исказит.

Иконоборцы и иконопочитание

Татьяна Черникова, доктор исторических наук

Все лекции цикла можно посмотреть .

Мы можем предполагать, что с III – IV веков иконы появляются в Византии и вообще в Римской империи, которая еще, слава Богу, существует до 476 года в качестве Западной и Восточной Римской империи. Появляются иконы, и появляется спор о том, возможно ли изображать Бога, апостолов, святых на досках, с помощью мозаик?

Главная позиция иконоборцев сводилась к тому, что чрезмерное почитание иконы равно идолопоклонству. А поскольку Ветхий Завет запрещал изображение человека и других существ, то традиция, идущая от Палестины, Сирии – восточных районов Византии, собрала довольно много своих сторонников. Мы знаем, что в городе Эльвире в 306 году впервые был наложен запрет на писание икон и вообще их почитание.

Дальше эта волна иконоборчества прокатилась по всему христианскому миру, причем захватила как западную часть Римской империи, так и восточную – арамейскую. На греческом языке Римская империя – собственно Арамейская империя. Слово «Византия» – это изобретение историков, сами жители этой страны так себя никогда не называли.

Если касаться иконоборчества на Западе, то мы знаем, что в VI веке марсельский епископ запретил использование икон в богослужениях, хотя можно было держать их дома. В 726 и 730 годах Лев III, папа Римский, то есть глава западного направления в христианской Церкви, – напомню, что в VIII веке Церковь была еще единой, хотя уже сформировались две ее части: восточная – Греческая и западная – Римская – издал эдикты, запрещающие не только использовать иконы в богослужении, но и держать их дома, и иконы, в общем-то, уничтожались.

Иконоборчество в какой-то момент победило и в Восточной Римской империи, Арамейской империи, где, вообще-то, наместником Бога на земле почитался именно сам император, поэтому его позиция была очень важна. И вот в 30-е годы VIII века на престол будущей Византии вступают именно императоры-иконоборцы. Первым таким императором был Лев Исавр, его дело продолжили его сын Константин и внук, которого тоже звали Лев, но вторым его именем было – Хозар. В этот момент Собор, собранный в 754 году для Восточной христианской Церкви, запрещает поклонение иконам, приравнивает их к идолопоклонству и везде начинается уничтожение икон. Собственно, поэтому до нас практически не дошло древних икон, кроме некоторых икон VI – VII веков, хранящихся в монастыре святой Екатерины на Синае.

Однако большинство христиан оказались не евреями, не восточными жителями, а все-таки греками, римлянами, европейцами, для которых способ выражения через изображение идеи сюжета был очень важен. Поэтому они не сдавались и даже в период пика иконоборчества иконы все равно писались, прятались. И в итоге после смерти Льва Хозара его супруга императрица Ирина, ставшая правительницей империи, решает повернуть колесо истории вспять и прийти к тому, чтобы икона вновь вошла в жизнь христианина, богослужение. Она стала готовить новый Собор, причем со статусом Вселенского, а на Вселенском Соборе присутствуют не только восточные патриархи и иерархи, но и представители Западной Церкви.

Этот Собор состоялся в 787 году и носит название Седьмого Вселенского, или Второго Никейского Собора. Причем собрать его пытались дважды.

Сначала это был новый император Тарасий, который, кстати, был секретарем императрицы Ирины и сторонником иконопочитания. Однако он был очень авторитетным человеком среди христиан, его убедили принять духовный чин, и он правил 22 года и стал знаменитым императором, восстановившим культ почитания икон в Церкви.

Первый раз Собор попытались собрать в Константинополе в 786 году. В зал, где сидели епископы – было их 367 человек, большинство восточные, а также приехали легаты папы Римского – ворвался гарнизон, состоящий из выходцев с восточных районов Арамейской империи, которые были иконоборцами. Они сказали, что если сюда внесут идолов и отменят эдикты императора Константина, отца Льва Хозара, то прольется кровь. И епископы так дипломатично решили разойтись, а Ирина приняла чисто политическое решение: шла война с арабами, поэтому весь константинопольский гарнизон был направлен в Малую Азию воевать с арабами, но там его щедро наградили и распустили. А новый же гарнизон был набран в основном из людей из западных районов: Фракии и Греции, где многие люди относились к иконам или нейтрально, или вообще были сторонниками иконопочитания.

И Седьмой Собор 787 года состоялся и принял решение о возвращении икон. При этом долго спорили, какой им придать статус, и решили, что придадут, так сказать, напоминательный статус: сама по себе икона есть воспоминание об архетипах, священных персонажах, которая просто помогает восстановить какую-то духовную связь с Богом, со святыми, помогает в молитве. Именно в таком контексте и были восстановлены иконы как часть культа христианской Церкви. Правда, иконоборцы сдались не сразу. Фактически окончательный их разгром – признание иконоборческого течения еретическим – случился только в 843 году, то есть почти в середине IX века.

С этого момента иконы прочно заняли свое место в рамках Западной и Восточной христианской Церкви. Правда, опять-таки стоит отметить, что иконопоклонство отвергается обеими Церквями. Иконы надо почитать, а не поклоняться им, потому что поклоняться надо Богу.

В 1054 году произошла великая схизма – окончательный раскол Церквей, продолжающийся до сих пор, когда папа и патриарх обоюдно наложили друг на друга анафему. И появилась Католическая Церковь, что означает Всемирная Церковь, потому что Римская Церковь гордилась как раз тем, что у нее больше покрытие в Европе христианских приходов. Но в ответ Восточная Церковь естественно сказала: «Зато мы ортодоксы», то есть правильная Церковь, истинная Церковь: мы не меняли догматов, принятых на Первом Никейском Соборе. Это слово «ортодокс» в старославянском и русском языке было переведено как «православный» – Православная Церковь. И в рамках православия чин почитания икон был очень серьезный.

Иконоборчество

• Главная
• Разделы журнала
• Политика, Богословие
• Иконоборчество

Павел Круглов и Елена Горьканова 18.01.2016

Павел Круглов и Елена Горьканова 18.01.2016

Иконоборчество

Икона (греч.) — «изображение»

Изображения Христа, Богородицы, святых и библейских сцен известны в христианстве начиная со II века. К IV веку стены христианских храмов уже повсеместно украшались живописными изображениями. Василий Великий в слове, посвящённом памяти мученика Варлаама, призывает живописцев изобразить подвиги святого, Иоанн Златоуст пишет о распространении изображений Мелетия Антиохийского, а Феодорит Кирский сообщает опортретах Симеона Столпника, продаваемых в Риме.

Несмотря на такую поддержку изображения лиц, и событий Священной и церковной истории, в этот же период появляются первые возражения против употребления икон. К началу VI века иконоборческие позиции усилились из-за распространения в византийской империи монофизитов.

Монофизитство (от греч. Μ?νος — «один, единственный» + греч. Φ?σις — «природа, естество») —христологическая доктрина в христианстве, возникшая в V веке и постулирующая наличие только одной Божественной природы (естества) в Иисусе Христе и отвергающая Его совершенное человечество. То есть, вопреки православному учению, монофизитство исповедует, что Христос Бог, но не Человек.

Ещё до VIII в. вопрос о почитании икон возникал среди христиан, как на Западе, так и на Востоке, однако он никогда не привлекал внимания значительного числа епископов. Необходимо отметить, что иконы в Церкви были всегда, хотя древние формы их почитания нам неизвестны. Изображения – фрески, мозаики, статуи, барельефы, резьба, сделанные христианами I-IV вв. сохранились, в основном, в катакомбах. В более позднее время упоминания об иконах встречаются во многих святоотеческих текстах. Так, св. Мефодий Патарский (†312) упоминал золотые изображения ангелов. Св. Василий Великий (†379) в слове о мученике Варлааме рекомендовал живописцам зарисовать его подвиги. Св. Григорий Богослов (†389) говорил об иконе подвижника Полемона. Св. Амвросий (†397) узнал в видении апостола Павла, видев ранее его иконы. Св. Иоанн Златоуст (†407) говорил о распространении портретов св. Мелетия Антиохийского (†381) и сам имел образ апостола Павла. Преподобная Евпраксия (†~413) видела изображение Иисуса Христа. Бл. Феодорит Кирский (†457) говорил об изображениях Симеона Столпника, во множестве имевшихся в Риме и т. д. Все эти авторы упомянули иконы без всякой негативной оценки, как обычное в христианском обществе дело, не требовавшее комментариев. В IV в. появляется и первое ясное свидетельство об образе почитания святых изображений: св. Афанасий Великий (†373) писал (Антиоху, гл. 38): «Мы, верующие, кланяемся иконам и целуем их (…)».

Усиление иконоборчества пришлось на конец VI-VII века. В Марселе епископ Серен в 598 году уничтожил в церкви все иконы, которые, на его взгляд, суеверно почитались прихожанами. Папа Григорий Великий писал ему об этом, хваля за ревность в борьбе с суевериями, но требовал, чтобы иконы были восстановлены, так как они служат простым людям вместо книги, и просил разъяснить пастве истинный способ почитания икон.

Иконоборцы основывали свои взгляды на одной из десяти заповедей, данных Богом Моисею: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им…» (Исх.20:45).

Хотя живописные изображения Христа и святых были известны уже древней церкви, но единообразный канон отношения к иконам отсутствовал. При этом в народных массах иконы окружались суеверным поклонением и им зачастую приписывались магические свойства. К V веку в церковную жизнь вошло повсеместное почитание икон. Однако в Церкви некоторые священнослужители, сталкиваясь с заблуждениями в народной жизни, когда почитание священных изображений принимало искаженные формы (многие верующие действительно поклонялись иконам как таковым, а не изображениям на них). Такое поведение и вызывало обвинения в язычестве и идолопоклонстве. Ещё до начала иконоборчества Анастасий Синаит (VII век) писал: «Многие думают, что крещение достаточно чтится тем, кто, войдя в церковь, перецелует все иконы, не обращая внимания на литургию и богослужение».

Большое значение в росте иконоборчества сыграло появление ислама, враждебно относящегося к изображениям одушевлённого. Карфагенская Церковь, которая не выдержала столкновения с мусульманством, исчезла. Такая же угроза нависла над всей Церковью. Правители Византии стали искать общую почву, на которой можно прийти к согласию с исламом, чтобы ислам дозволил проповедь Христа. Императоры, дабы смягчить нарастающую вражду христиан и мусульман, особенно в землях пограничных, склонялись к запрету икон, еще и по этому поводу.

Негативное отношение к иконам разделял и византийский император Лев Исаврянин (ок. 680 — 741). При его правлении Византийская империя вступила в период иконоборчества.

Желая обратить магометан в христианство, император Лев считал необходимым уничтожить почитание икон, как одно из препятствий непризнания исламом иконописи. Противники же Льва III упрекали его в чрезмерном увлечении арабской культурой и внимании к доводам мусульман и иудеев против «идолов».

Борьба с иконами началась в правление императора Льва III Исавра (717 — 741). В 726 г. в результате извержения подводного вулкана, северо-западнее Крита появился новый остров. Лев III усмотрел в этом знак гнева Божия за «идолопоклонство». Он созвал Тайный совет и высказал ему свое отрицательное мнение об иконах и решение уничтожить их почитание. Константинопольский Патриарх Герман, зная, вероятно, что Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский Патриархи и, тем более, Папа, согласны с ним, заявил, что это невозможно без одобрения Вселенского Собора. Однако вскоре началось удаление икон с видных наружных мест на стенах храмов. Внутри иконы поднимали повыше, чтобы невозможно было целовать их.

В 730 году император Лев III Исавр запретил почитание икон, объявив его преступлением. Он велел воинам снять и разбить особо чтимую икону Христа над воротами его дворца. Один из воинов поднялся по лестнице, чтобы выполнить приказ, но толпа не дала закончить издевательство. Народ в пылу негодования опрокинул лестницу и предал смерти упавшего воина. По приказу императора главные виновники расправы были казнены. По указу императора иконы были вынесены из храмов и сожжены, а епископы, противившиеся этому, изгнаны.

В Константинополе Патриарх Герман, видя бесполезность дальнейших споров с иконоборцами – епископами и сановниками, сложил с себя патриаршество и удалился в свое имение, где в 740 г. скончался в возрасте свыше 90 лет. Патриарх Герман долго сдерживал авторитетом своего сана нарастающий напор ереси. Возведенный тотчас после его отречения на патриаршество Анастасий, своим обычным циркулярным посланием-синодикой санкционировал иконоборчество, которое стало с этого момента официальной доктриной Константинопольского патриархата.

Христиане раскололись на две партии — иконопочитателей и иконоборцев. Под флаг защиты святых изображений встали все враждебные императору круги, по стране прокатились восстания.

Так началось жестокое гонение на святые иконы, которое продолжалось при его сыне и внуке. Результатом иконоборчества стало уничтожение тысяч икон, а также мозаик, фресок, статуй святых и расписных алтарей во многих храмах.

После смерти императора Льва III его сын Константин V Копроним с еще большей настойчивостью и жестокостью продолжил преследовать иконопочитание. Он хотел осудить и уничтожить иконопочитание как ересь. Не останавливаясь на иконопочитании, Константин V пошел дальше. Он хотел уничтожить почитание святых и их мощей, монашескую жизнь, считая все это суеверием. По его приказу мощи святых или сжигались, или сбрасывались в море. Монастыри были обращены в казармы или конюшни. Монахи изгнаны, а те, кто открыто порицал действия императора и защищал иконопочитание, предавались мучительной смерти.

После смерти Константина его сын Лев Хазар (775 — 780) (его мать была дочерью хазарского кагана), по завещанию отца, должен был продолжить борьбу с иконами. При нем репрессии против иконопочитателей стихли, во многом благодаря влиянию его первой жены Ирины. Однако в последние годы правления Льва IV, Ирина была удалена от двора и несколько высоких сановников были репрессированы. 8 сентября 780 г. Лев IV неожиданно умер, и было провозглашено регентство Ирины при 9-летнем сыне – императоре Константине VI. Императрица Ирина созвала VII Вселенский Собор, на котором было восстановлено иконопочитание. Собор открылся в Никее в церкви св. Софии 24 сентября 786 г. На разных заседаниях присутствовало от 330 до 367 отцов. В церквях и дворцах стали восстанавливаться иконы.

Святые отцы VII Вселенского Собора собрали церковный опыт почитания святых икон с первых времен, обосновали его и сформулировали Догмат об иконопочитании на все времена и для всех народов, которые исповедуют Православную веру. Святые отцы провозгласили, что иконопочитание — это законоположение и Предание Церкви, оно направляется и вдохновляется Святым Духом, живущим в Церкви. Изобразительность икон неразлучна с евангельским повествованием. И то, что слово евангельское сообщает нам через слух, то же самое икона показывает через изображение.

Собор осудил и отверг иконоборческую ересь и определил — поставлять и полагать в святых храмах, вместе с изображением Честного и Животворящего Креста Господня, и святые иконы, почитать и воздавать им поклонение, возводя ум и сердце к Господу Богу, Божией Матери и Святым, на них изображенным.

VII Вселенский Собор утвердил, что иконопись есть особая форма откровения Божественной реальности и через Богослужение и икону Божественное откровение становится достоянием верующих. Через икону, как и через Священное Писание, мы не только узнаем о Боге, мы познаем Бога; через иконы святых угодников Божиих мы прикасаемся к преображенному человеку, причастнику Божественной жизни; через икону мы получаем всеосвящающую благодать Святого Духа.

VII Вселенский Собор был завершительным Собором, Собором, завершившим христологические споры о Боговоплощении.

Та же политика продолжалась и при преемниках Ирины – Никифоре (802 — 811) и Михаиле I (811 — 813). Однако во время правления Льва V Армянина (813 — 820) иконоборчество вновь возродилось. В 815 г. в храме св. Софии в Константинополе был созван собор, который лишил сана всех епископов-иконопочитателей. В Рождество 820 г. Лев V был убит заговорщиками. Воцарившийся Михаил II Косноязычный (820 — 829) также был иконоборцем, но не преследовал за почитание икон.

Император Михаил II умер в 829 г., после чего воцарился его сын Феофил (829 – 842), который считал иконопочитание государственным преступлением и, соответственно, преследовал за него. Феофил приказал при сборе податей опрашивать всех об отношении к иконам, составлять списки иконоборцев и оказывать им снисхождение в податях, как друзьям императора. В 833 г. на патриаршую кафедру был возведен Иоанн VII Грамматик. Сразу же после хиротонии он собрал во Влахернском храме собор, который анафематствовал иконопочитателей. Иконы выносились из церквей, мозаики и фрески закрашивались фигурами зверей и птиц, иконописцы и скульпторы подлежали смертной казни, если отказывались плевать на икону и топтать ее ногами. Монахи были изгнаны из всех городов Империи, монастыри реквизированы для нужд государства. Феофил репрессировал монашество и уничтожал иконы последовательнее и упорнее чем все его предшественники. Скончался Феофил 20 января 842 г., заклиная «не удалять, после его смерти, Иоанна с патриаршего престола, и не допускать даже вида поклонения идолам».

Несмотря на предсмертную волю Феофила, уже 11 марта 843 г. его женой императрицей Феодорой была торжественно восстановлена ортодоксия. В тот же день во всех церквях Константинополя были поставлены иконы. На соборе 846 г. Патриарх Иоанн VII был низложен. Епископы-иконоборцы были смещены с кафедр и сосланы, а их кафедры розданы ортодоксальным епископам, в основном, пострадавшим при Феофиле.

Каждый день Святая Церковь прославляет иконы Матери Божией, празднует память святых Божиих угодников. Их иконы кладут перед нами на аналой для поклонения и живой религиозный опыт каждого из нас, опыт нашего постепенного преображения через них, делает нас верными чадами Святой Православной Церкви.

Почитание святых икон было окончательно восстановлено и утверждено на Поместном Константинопольском Соборе в 842 году, при императрице Феодоре. В честь этой победы был установлен праздник «Торжества Православия».