Семинаристы называют нас клушками

Немало найдется статей о тяжелой жизни семинариста, о его буднях, послушаниях, да чего только не встретишь. И во всех этих рассказах лишь 1-2 скупые строки отведены семинаристкам — студенткам с регентского отделения. Нечестно как-то. Пастырям-то мы должное отдадим, но позвольте тихонечко, не возмущая чинной тишины рассказать об этих созданиях.
Мне как простой, взбалмошной девчонке всегда ставили в пример образцово- показательных православных девушек. Даже не столько ставили в пример, сколько моя совесть постоянно меня укоряла, за то, что я так далеко от них. «Вот какой надо быть! А ты что?».
«Интересно быстро мы подружимся?» — думала я подъезжая к Самаре, ведь поселиться мне предстояло в регентском общежитии Духовной семинарии. Подружиться удалось быстрее, чем я думала. Меня встретили живые, радостные девчонки. Никакой мрачности, метущих пол юбок, балахонистых рубашек. Одеты они были опрятно, красиво и со вкусом, сохраняя благочестивый вид. Разговаривали просто и приятно, на понятном мне языке.
В общем, приютили и обогрели, тем и навели меня на мысли написать о них. Устроились поудобней в сквере, я начала пытать двух моих очаровательных собеседниц, студенток последнего курса, Соню и Иру.
— Скажите, по-вашему, зачем девушки поступают на регентское отделение?
И. — У всех по разному, но если так грубовато обобщить, то есть три варианта зачем девушка идет на регентское. Первое — она хочет стать регентом и управлять хором. Второе — она хочет выйти замуж за православного, если повезет стать матушкой. Третье – она хочет быть при Церкви. Лично я об этом всегда мечтала.
С. — А я даже боялась, поступать. Не хотела, чтоб ребята внимание обращали. Мне тогда очень близка была монашеская жизнь. Думала уйти в монастырь, а в семинарии хотела петь научиться и регентом стать.
И. — Но ребята поголовно считают, что девушки сюда идут только, чтоб выйти замуж.
— Не жалеете, что поступили, что учитесь?
С.- Я без этого себя не представляю. Здесь очень большая духовная школа.
— А вы сильно изменились за время обучения?
С. — У нас один семинарист сказал первокурснику: «Вы, когда приходите в семинарию – с вас иконы писать надо, такие правильные, а к четвертому курсу, куда все девается?
И.- Да, мы сильно изменились, расслабились.
С.- Просто, сейчас уже чувствуешь себя как рыба в воде, а раньше была все время в напряжении, на стороже.
И.- Но человек, благочестивый в душе никогда не испортится.
— А самое сложное что?
И.- Выполнять послушание, как должно. А то ленишься постоянно.
— Ругаются? Наказывают?
И.- Ага, мы можем вывести из себя кого угодно. Как-то наш эконом, игумен забежал к нам в келью, все банки, склянки со стола сбросил и говорит : «Если сейчас же все не уберете, я с вами не знаю, что сделаю». Такой беспорядок устроили там.
— А в жизни в общежитии, что сложнее всего?
С.- Не зазнаться, когда у тебя что-то получается лучше чем у других. Это у нас такой дружный костяк сложился а так далеко не все тебя поддерживают.
— А что можно посоветовать девушке, если она оказалась в таком сложном положении, когда нет поддержки и понимания?
С.- Везде есть хорошие люди, надо тянуться к ним, а если ты замечаешь, что человек не очень добрый не лезь к нему.
И.- У нас есть инокиня одна. Бедная, как ее смиряют. От всех достается. Я бы не выдержала, а она терпит и ничего. И вот она говорит: » Не обращай внимание. Ты терпи, молись, молись Богу, он знает, что тебе нужно».
— А лучше быть открытой или закрытой?
И.- И так и так плохо. Нужно соблюдать серединку.
— А в общении с семинаристами?
С.- Поменьше с ними заигрывать, иначе решат, что ты ветреная.
И.- Они ведь по любому каждую девушку воспринимают как потенциальную матушку. Вот и судят о всех – хорошей ли она будет матушкой или нет. Нельзя открываться полностью. Вот все 3 года нужно, чтобы они тебя не знали, чтобы ты оставалась загадкой.
— Но многие девушки боятся, что если они ничего не предпримут, то их не заметят и они упустят свое.
С.- Это уже недоверие воле Божией. Молись и все получишь
И.- Ни в коем случае! Сама не действуй, кто надо тот подойдет обязательно. Иначе, нарвешься не на своего человека.
С.- У нас так было. Девушка то с одним встречалась, то с другим, то еще. Теперь все думают она гулящая. В результате она никому и не нужна, только как погулять.
И.- А девушка-то хорошая. Жалко ведь.
— Но ведь есть и такие девушки, которые ставят себе цель выйти замуж за будущего священника и стать матушкой, как вы к этому относитесь?
С.- Это нормально, хорошая девушка достойна хорошей семьи.
И.- Конечно нужно выходить за конкретного человека, а не за право называться матушкой.
— Но у некоторых это доходит до безумия. Они караулят семинаристов. Всячески пытаются попасться на глаза. Есть даже свой сайт в Интернете. При чем пишут как-то обидно, мол мы такие правильные , чистые, а все остальные «новообращенные» девушки с нецерковным прошлым даже и внимания не стоят.
С.- Это ужасно. Такое фарисейство только от недалекого ума. Они же исключают таинство покаяния . Господь простил человека, а эти его не простили. Вообще, когда человек добрый, он всех добрыми видит, а злой всех злыми. Ведь любовь не превозносится.
— То есть если девушка не общается в этом кругу, то у нее все равно есть возможность познакомиться с семинаристом.
И.- Конечно, Девушка не должна отчаиваться. Главное – всегда помнить: «Твое от тебя не уйдет!».
— А какой должна быть матушка?
И.- Она должна Бога бояться и честной быть. Хотя мы все совершенно разные. Батюшки же тоже разные.
— А вы видите себя матушками?
С.- Я и не думала об этом
И.- А я думаю, только мама не хочет, боится, что я далеко уеду. Хотя я понимаю, что это очень тяжелый крест.
— А чем тебя привлекает этот путь?
И.- Богу можно служить.
— В монашестве тоже служат Богу.
И. — Да, только если это твое. А если нет, то нельзя в монастырь.
— А как узнать какой твой путь?
И.- Молись, Господь покажет.
— Ты чувствуешь, что отличаешься от современных девчонок?
С. — Да, мне кажется они живут совершенно другой жизнью, а я застряла в прошлом столетии. Я не понимаю их, как можно так жить, гнаться только за земными, временными благами. Мне их очень жалко. Они себя расходуют. Такие девушки красивые, сколько добрых и хороших дел они могли бы сделать. Наши ребята тоже часто увлекаются земным благополучием, становятся более мирскими. А батюшка о душе должен думать. Это жалко. Не все, конечно же, такие. И мы не идеальные.
— Ребята вас не обижают?
С. — Клушками нас называют. Не уважают наш ум или вообще не верят, что он у нас есть. Превозносятся по полной программе.
И.- А за четвертый курс вообще лучше не выходить, так они торопятся, лишь бы рукоположили.
— Но встречается же настоящая любовь?
С.- Конечно, только редко, но вообще она есть.
— А какое самое тяжелое испытание здесь?
С.- Ссоры между ближними.
И.- Часто хочется уйти, когда что-то не получается, кажется больше не можешь, но потом все проходит, отдохнешь немного и опять начинается борьба.
С.- Она обязательно пройдет, надо только вытерпеть, молиться.
— А семинаристы правда такие скромные, застенчивые?
С. и И. – Нееет!
И.- Далеко не все, некоторые даже наглые.
Непринужденно, легко общаясь с девчонками у меня полностью исчезло чувство, что они какие-то другие, странные. Я уже думала, что ничем от них не отличаюсь. Вечером все учащиеся семинарии собрались на общую молитву, по окончании правила все запели тропари…
Эти ребята сами не знают какая это сила. Я была разбита… — Какие же они «такие как все». В них сила, в них дух, даже у самых нерадивых и бестолковых. С ними Бог! В полном сокрушении я побрела в келью. Пока я погрузившись в размышления дошла до нее, девчонки уже спали. Ветерок из открытых окон колебал комнатные цветы. Смотрю на них – принцессы. С виду такие же как мы, но это только с виду…

Татьяна ДУДНИК

Версия для печати

Моя Семинария

Моя Семинария
Прекрасные семинаристки
В Православной Церкви существует с первых веков христианства мудрая традиция: юноша сам решает, как ему удобнее служить Господу и Матери-Церкви:
– будучи женатым человеком;
– в чине монашеском;
– или же, не принимая монашеских обетов, просто оставаться навсегда безбрачным.
Я избрал путь женатого священника (почему-то некоторых людей, приходящих в храм, это смущает: «Женатый? И дети есть?»), многие мои друзья и сокурсники пошли по пути монашеского служения.
Быть женатым человеком для пастыря, служащего в миру, для мирских людей, мне кажется, удобней. Женатый священник лучше поймет специфику супружеской жизни своего прихожанина. Мы, женатые священники, знаем на практике, как воспитывать детей, как строить отношения со своей второй половиной. И радости, и скорби супружества для нас пройдены не в теории, как для монахов, а на практике.
При Духовной Семинарии существует специальное учебное заведение для девушек – регентское отделение. Оно готовит руководителей церковных хоров. Именно регентши, в первую очередь, и являются вероятными невестами для наших семинаристов. Четыре года девушки и юноши вместе молятся в одном храме. Поют в одном хоре, питаются в одной трапезной, вместе участвуют в послушаниях и различных мероприятиях. Немудрено, что две трети из них выходят замуж за семинаристов и впоследствии становятся матушками – женами диаконов и священников.
Однажды я пригласил на Пасхальную службу друзей из католической духовной Семинарии. Они пришли в храм за несколько минут до начала богослужения и встали с одной стороны клироса, в мужской хор. А с другой стороны был женский хор, состоящий из девушек. Католики встали, изумленно осматриваются. Все в огнях, подсвечники, ризы икон так и сияют, а нарядные девушки просто цветут от весны и предощущения праздника. Семинарист-католик спрашивает меня:
– А это кто?
– Девушки, которые здесь учатся. Многие становятся женами священников.
– Женами…
Семинарист открыл рот. Ему, будущему католическому священнику, дико представить, как это можно священнику иметь жену – все католические пастыри безбрачны.
– И с каждой можно познакомиться? – продолжает он, не в силах поверить услышанному.
– С каждой.
– Вот сила Православия…
И вот с этими девушками мы дружили.
Однако администрация, допуская и даже поощряя знакомство студентов с регентшами, предприняла самые строгие меры к соблюдению нравственности. Для этого регентское отделение отделялось от корпуса Семинарии… металлической решеткой. Находиться на территории регентского общежития юношам было категорически запрещено. Абсурд, но, чтобы не нарушать дисциплину, даже женатому на регентше семинаристу было запрещено прийти на чашку чаю к своей жене.
У девушек была своя система помощников Инспектора — это были женщины. А вот Инспектор был для всех общий. И только Инспектор мог проходить на территорию женского общежития и устраивать там проверки.
Периодически такие обыски устраивались. Все помощники (в данном случае помощницы) Инспектора на ногах, впереди – сам Инспектор… Входы и выходы перекрыты, они заходят во все помещения и проверяют, нет ли страшных нарушителей, пробравшихся к девушкам.
Горе, если какой семинарист попадется в регентском общежитии… Практически стопроцентное исключение из Семинарии.
И вот однажды одна девушка пригласила меня с товарищем на чай. Дело в том, что Инспектор куда-то уехал в командировку, а в качестве помощницы инспектора в регентском отделении дежурила одна наша хорошая знакомая – сама только что выпустившаяся из регентского.
Опасности не было никакой, поэтому мы приглашение приняли. Купили к чаю бутылку вина (а вы думали, пачку чая?), какие-то сладости, девушка приготовила что-то вкусное. Сидим мы на запретной территории, пьем чай, слушаем Фредди Меркьюри на магнитофоне и посмеиваемся над администрацией с ее нелепыми запретами.
Тепло, уютно, хорошо нам…
И вдруг – беготня, хлопанье дверей… В комнату заглядывает одна из регентш и скороговоркой предупреждает: «Инспектор приехал. Идет по комнатам».
Все остолбенели. Вот это попались…
Что же делать?..
И, хотя говорят, что мужчины соображают быстрее женщин, в данном случае быстрее сообразила наша хозяйка. «Быстро под стол». Мы вдвоем залезли под стол. А девушка погасила свет, разделась и надела ночную рубашку. Затем развернула постель и юркнула в нее.
Сидим. Тишина. Только в коридоре хлопанье дверей и приближающиеся голоса.
Остановились у нашей комнаты, дернули ручку двери. Заперто. Постучали.
Регентша встала и босыми ногами прошлепала к двери. Открыла замок и отворила дверь.
А там процессия. Инспектор и две помощницы сзади.
– Ой, – смутился Инспектор, увидев девушку в ночной рубашке.
– Простите, я спала. Что-то случилось?
– Нет, просто проверка. Вы одна?
– Конечно одна, заходите.
Регентша отступила назад. В комнате было темно.
Инспектор поколебался, но деликатность взяла верх:
– Спокойной ночи.
Дверь закрылась. Мы, как мыши, сидели под столом и похолодев думали, какой ужас был бы, если бы Инспектор все-таки решил заглянуть в комнату… Но Бог смилостивился над нами.
«Но я был там не один…»
Однажды один батюшка, живущий в городе, позвал нас, семинаристов, к себе в гости. Немного отдохнуть, посмотреть видеофильмы (тогда видеомагнитофоны были у немногих счастливчиков). Обещал накормить хорошим, не казенным ужином. Просто этот священник хотел нас, молодых парней, немного поддержать, и, конечно, мы ему и сейчас, спустя почти 20 лет, за такие жесты любви и поддержки благодарны.
Был май, мы окончили 3-й курс и как раз сдавали экзамены. Во время сессии надзор Инспекции ослабевает. Например, во время сессии разрешается заниматься в аудиториях хоть всю ночь.
Рассвет. В Митрополичьем парке, окружающем Семинарию, пение птиц, а в наших классах горят под потолком лампы и за партами то тут, то там семинаристы готовятся к экзаменам и зачетам.
А нам предстоял несложный экзамен, да и успели подготовиться раньше, поэтому спокойно могли одну ночь попросту прогулять.
Но сессия – сессией, а для администрации от этого наш проступок меньше не становился. Не ночевать в Семинарии – страшное преступление. Если и не исключат (хотя на 80% вероятность, что исключат), то снизят поведение до крайней отметки. Достаточно потом одного опоздания, одного прогула, словом, «шаг влево, шаг вправо…» – и… пакуй чемоданы.
Поэтому, конечно, мы к акции готовились тщательно. Выбрали время, когда будет дежурить самый лояльный помощник Инспектора, который обысков по комнатам никогда не устраивает, договорились с ребятами, что, если пропажу обнаружат – нам звонят и мы на такси по ночному городу прилетаем в Семинарию. Ну, и как пробраться незамеченными в общежитие, тоже было отработано. (Это было счастливое время, когда все держалось на доверии и человеческой соревновательности: Инспекция нас ловила, мы скрывались. Сегодня – везде камеры… С силой и изобретательностью человеческой в бой вступили бездушные машины. Эх…)
Словом, всесторонне подготовившись, мы отправились на дело. Нас было пятеро:
Я;
Мариан (сейчас – священник на Украине);
Андрей Попов (был одно время протодиаконом в Таллине, потом ушел на светскую работу);
Коля П. (сейчас священник в Туле);
Виталик С. (сейчас священник в N. и Инспектор N-ской Духовной Семинарии).
В гостях у батюшки мы провели время славно. Он угостил нас прекрасными домашними котлетами, достал бутылку кагора. А потом огорошил: «…Хотите попробовать сигару?» Мы, конечно, не курили, но попробовать сигару, тогда тоже редкость, с которой мы были знакомы по фильмам да по книжкам, было заманчиво. Правда, из всех отважился курить сигару только Андрей Попов. Сделал несколько затяжек с умным видом, а потом закашлялся.
Из видеофильмов посмотрели «Небеса обетованные» Рязанова, какие-то два новых западных фильма.
А тут уже светает. Прощаемся с гостеприимным хозяином. На первом скрипучем трамвае доехали до метро, нырнули в подземку. Десять минут через парк и… уже отворяем тяжелые двери.
Все тихо. Дремлет на вахте какой-то первокурсник, поставленный на дежурство. Мы, рассредоточившись и выждав паузу, один за другим, прокрадываемся в спальню. Чистая победа! Никто нас не поймал.
Завариваем чай – этакая стайка жаворонков, уже в полседьмого на ногах, но, даже захоти, формально придраться не к чему.
Потом колокол подъема. Молитва в храме, завтрак, экзамен. Сдали прекрасно!
Вечером – всенощное бдение. Постепенно входим в ритм обычной семинарской жизни и забываем о недавних приключениях. На следующий день, воскресный, – Божественная литургия. Потом обед.
Возвращаемся в комнату, веселые, полные оптимизма…
Виталик, усевшись на кровать и откашлявшись, говорит: «Братья, кажется, я всех вас сдал…»
Как сдал? Что за глупая шутка!..
– Я пошел сегодня исповедоваться, а исповедовал отец Инспектор. Я покаялся, что не ночевал в Семинарии. И еще пил вино и курил сигары. Отец Инспектор спросил: «Как ты мог?..» Я сказал: «Но я был там не один. Со мной были… и всех вас перечислил».
Мы застыли с открытыми ртами. Такую вопиющую тупость представить себе было невозможно. Да, отец Инспектор порой исповедовал, но вместе с ним исповедовали и другие батюшки. Почему пошел к Инспектору?.. Ладно, себя сдал, но, Боже мой, зачем он заложил всех?..
– Что ты наделал?! – воскликнул Коля.
У других слов просто не было.
Приподнятое настроение улетучилось. Мы ждали самых неприятных последствий. На блюдечке! Все наши преступления были поданы на стол Инспекции на блюдечке, в самом лучшем виде!..
Прошел день. Никто за нами не пришел.
На следующий день, за обедом, Инспектор останавливается возле меня
– Хороший у вас брат. Откровенный…
Покаянно вздыхаю.
– Смотри. Еще повторится!..
Так Инспектор подошел ко всем участникам ночной прогулки. Всех предупредил. Но никаких наказаний и взысканий на нас наложено не было.
А вы как думали, все-таки тайна исповеди
На следующие 5 лет (еще год Семинарии и четыре – Академии) Виталик стал героем всех наших посиделок и воспоминаний. Нашей историей побивалась любая байка. «А вот у нас было…» Слушатели немели от восхищения: «Святая простота!..»
P.S. «Святая простота» – слова, которые произнес Ян Гус, стоя на костре и видя, как некая благочестивая старушка подкладывает в костер вязанку дров. Антонина Савечко и Олег Лесняк нравится это.

Благодаря выразительным объяснениям протоиерея Сергия Ющика, первого проректора Киевской духовной академии, жизнь семинаристов теперь как на ладони.

Фото: © Православная жизнь

– Какие обязанности у студентов духовных школ? Чего нельзя делать семинаристам?

– Студент духовной школы в обязательном порядке посещает лекции и находится на богослужении в уставной форме. Уставная форма Киевской духовной школы – это подрясник в обязательном порядке, в некоторых семинариях сохранилась традиция ношения кителей.
Кителя были распространены в начале XIX–XX века. В то время духовная семинария имела очень большой общеобразовательный курс, поэтому студенты носили кителя.
Если мы говорим о духовном образовании XX века, тем более возрожденного – конец XX – начало нынешнего века, то семинария выполняет функции церковной школы, которая официально готовит кандидатов к принятию священнического служения. Подрясник – это неотъемлемый атрибут жизни священника, и студент уже привыкает к этой одежде во время учебы.

Внешний облик студента должен соответствовать одежде духовного заведения.

Студент, облаченный в подрясник, внешним видом показывает, что он находится на стези церковно- и священнослужения. И уже в подряснике является официальным представителем Церкви.

– Когда семинарист может находиться без подрясника?

– В послеурочное время, в быту, на послушании… Семинарист должен носить подрясник на уроки и богослужения. Это обязательно.

– Для выхода в город какой-то дресс-код?

– Выход в город регламентируется по-другому. Студент может и в подряснике быть.

– Какие обязанности семинаристов?

– Кроме общехристианских правил поведения христианина, существует еще общежительная жизнь. Студенты живут в общежительном братстве, где, соответственно, свои внутренние правила, которые накладывают на студента некоторые обязательства, во многом схожие с правилами общежитий светских вузов. Это и дежурство в комнате, и уборка, и обязательное использование душа… Как и у всех студентов.

Правила нахождения на территории духовного заведения тоже своеобразные, так как духовное учебное заведение закрытого типа, т. е. вход посторонним лицам на территорию общежития и учебного заведения разрешен только с благословения священноначалия.

– Враг не пройдет.

– До дежурного дойти может. Дежурный обязательно поинтересуется целью визита, переспросит о благословении на посещение.

– Почему семинаристам не разрешается отращивать бороду?

– Борода – это атрибут священнослужителя, согласно нашим традициям. А студент семинарии должен быть образцом студента.
Но вот когда он принимает первую ступень церковнослужения – постриг во чтеца, тогда к нему применимы уже канонические требования: он еще может жениться, но все-таки должен понимать, что он церковнослужитель и на него возлагаются некоторые обязанности. Как церковнослужитель, студент уже вправе примерять на себя традиционный образ священнослужителя, и ему тогда разрешается носить аккуратную бороду.

– Как насчет экстравагантных причесок?

– Экстравагантные прически не поощряются, как и короткие прически и безобразные бороды.

– Ну а волосы можно студентам отращивать? Длинные волосы допускаются?

– Внутренние правила духовных учебных заведений предусматривают благообразный вид учащегося.

– Что это значит?

– Учитывая, что студент в обязательном порядке находится на богослужениях и на уроках в подряснике, конечно же, его волосы не могут быть модерново стрижены. Стрижка должна быть благообразной, такой, чтобы не мешала видеть в студенте человека, а не модерный образ. Современные стилисты делают образы, а студент должен понимать, что он образ Божий и его цель – умом и мудростью показывать в себе образ Божий, а не менять образы и маски в угоду моде. Все должно быть благообразно и по чину.

Строгая традиционная прическа допускается.
Пока студент учится, длинные волосы не поощряются в духовных школах, но и бритоголовые в подряснике тоже не смотрятся.

– Да, необычное сочетание… А джинсы в быту семинаристы могут надеть?

– Я родом из той эпохи, когда джинсы уже появлялись, но они еще не были доступны всем.

Я студентам в пример привожу одного очень близкого мне человека. Когда я стал священником, мой друг работал в светских структурах, и я как-то пригласил его в храм. Говорю ему: «Ты очень близкий мне человек, придешь в храм, я приглашаю тебя в алтарь, чтобы ты увидел службу с середины, изнутри». И мой друг отказался, ссылаясь на то, что он не по форме одет. Меня это удивило: как это не по форме, он говорит, что в джинсах, ну как в джинсах можно войти в алтарь?!

Эта фраза звучала в начале 2000 годов, не так давно, но человек считал, что джинсы – это или спецовка, или рабочая одежда для того, чтобы быстро передвигаться по городу. Поэтому он не дерзнул как мирянин войти в алтарь в джинсах.

Я тоже сторонник такого отношения к святыне: если вы в черных джинсах, и они не рваные, классические, то можно в них войти в храм, но синие, красные, зеленые не подходят. Должен у каждого быть дресс-код, продиктованный внутренним чувством такта и совестью.

Беседовала Наталья Горошкова

Встречаться с семинаристом — вечно его ждать

Вроде бы и студенты, но непростые: строгая форма, степенные движения и закрытая от посторонних глаз жизнь, непохожая на повседневность обычных «студней». Учащиеся духовных семинарий — люди для светского большинства загадочные, и их жизнь обрастает разными мифами. Корреспондент «Недели» Дарья Варламова расспросила будущих священников, как у них с чувством юмора, зачем к ним в гости приезжал Федор Конюхов и действительно ли к академии выстраивается очередь из потенциальных невест.

Три дня в одном

Леша, Аня, Андрей и Миша — мои собеседники в академии

В Сергиев Посад я приехала с утра — в 11. Духовная академия — как раз на территории Троице-Сергиевой лавры, похожей на большое белое облако с золотыми и синими бликами-куполами. Вокруг академии — небольшие парки со скамеечками, почему-то вызывающие у меня ассоциации с Царскосельским лицеем. Да и сами семинаристы в стильных черных кителях скорее напоминают пока задумчивых лицеистов, чем будущих священнослужителей.

Экзамены воцерковленным выдержать нетрудно. Но волнительно: как-никак конкурс два человека на место. Первый этап обучения — семинария, затем — академия, что-то вроде аспирантуры. У абитуры — свои приметы. «Абитуриентов отправляют на послушания (трудовые обязанности), — делится семинарист Алексей. — Мне довелось попасть в иподьяконскую чистить кадила. И иподьяконы рассказали страшилку. Который год к ним на послушание назначают двух студентов. И всегда один поступает, а другой нет. И ведь сбылось! Я, к счастью, оказался поступившим».

По коридорам семинаристы передвигаются тихо — в здании и меня не покидает ощущение необычного спокойствия. Большинство здесь готовится к сессии. Заглядываю в аудиторию — склоненные студенческие головы среди книжных «баррикад». У каждого свой постоянный письменный стол, хаотично покрытый учебниками, которые там же и хранятся.

Сейчас занятий нет, но обычно расписание очень жесткое. Ранний подъем — чтобы успеть к утренней молитве перед завтраком, затем с 9 — учеба.

«Учимся обычно 4 урока по 70 минут. — рассказывает Михаил, мой проводник по закоулкам академии. — Перемены у нас по 15 минут, а после второго урока 20 минут полдничаем…» Ассортимент в столовой мало отличается от обычного общепитского меню. «Типичная наша еда — картошка с котлетой. А в пост — картошка без котлеты», — смеется Миша. Но есть и фрукты, и сладости.

После обеда отдых, а с пяти вечера — три часа самоподготовки. Отлынивать нельзя, прогульщики попадают на «стену плача» — доску, где вывешиваются выговоры. В 22.00 — вечерняя молитва, в 23.00 — отбой. «Такая плотность событий бывает, что к вечеру кажется, будто уже дня три прошло», — делится ощущениями первокурсник Андрей… Немудрено — в перерывах между занятиями, молитвами, едой и сном они еще и трудятся, выполняя послушания…

От кардинала до Конюхова

— Но все-таки, что вы делаете в свободное время? — интересуюсь я.

— Спим! — хором отвечают семинаристы.

А если серьезно, в сессию чаще за чаем беседуют, в том числе и на темы теологические. На первом курсе многие переживают кризис «наивной веры» и, пересмотрев прежние представления, обретают более зрелый взгляд на жизнь. На самообразование времени не жалеют, научные работы пишут на всевозможные темы: от истории храма собственной епархии до богословской символики у Толкиена.

Конечно, люди все разные, без взаимных притирок и компромиссов жить здесь невозможно. Кто-то приезжает из деревни после сельской школы, у кого-то за плечами вуз. Первокурсники живут почти экстремально — в общежитии по 18 человек в комнате. Личный «угол» семинариста — лишь кровать и тумбочка. Трудно сосредоточиться на своих делах — зато нескучно. А выучившись терпению, на старших курсах попадаешь в менее «людную» обстановку.

Кстати, в академию наведывается множество делегаций — и парижского кардинала принимали, и путешественника Федора Конюхова, живущего, кстати, в Сергиевом Посаде: «Рассказывал нам, как наедине с природой ощущает присутствие Бога в своей жизни».

«Романтика уставом не предполагается»

Анна — будущий мастер иконописи. Фото: Тимур Аникеев

Сюда поступают и девушки — в регентскую или иконописную школу. «У нас конкурс — 10 человек на место», — гордо сообщает Аня, будущий мастер иконописи. Но над мифом о том, что академию штурмуют толпы потенциальных матушек, сами студенты смеются: «В миру же не обсуждают женщин, которые хотят выйти за космонавтов или водителей автобусов…»

— Знакомства обычно происходят случайно, — рассказывают ребята. — Кто-то из семинаристов заходит в регентскую или иконописную школу — или наоборот — и встречают вторую половинку. У других есть невесты в родном городе или селе. Вообще, эта проблема преувеличена, у нас нет озабоченности браком.

Собирательный образ «идеальной девушки семинариста» парни мне так и не составили — у всех вкусы разные. Но существуют канонические требования к супруге будущего священника — она должна быть невинной и крещеной.

Продлившееся детство

Есть у семинаристов свой спортзал. Хотя девушки чаще отдыхают на природе. От внешнего мира студенты академии не отгораживаются — но и общаться с местными не рвутся. «Для этого нужен какой-то повод. А специально знакомств никто не ищет, да и времени нет…»

После сессии их ждут каникулы: это слово явно воодушевляет и моих собеседников — как любых студентов. Регенты и иконописцы отдыхают с Нового года до Крещения (19 января) и с 1 июля до Успения (28 августа). У семинаристов каникулы поменьше: 10 дней зимой и 40 дней летом. Ездят на каникулы посменно, чтобы жизнь в академии не останавливалась.

Впрочем, и в учебное время им живется нескучно. Здесь есть свой «профессиональный» юмор. Попросив выключить диктофон, Леша рассказывает мне шутку про шестикрылого серафима. Пообещала не печатать, но, уверяю читателей, с юмором у семинаристов все в порядке.

А мне все-таки интересно — как же досеминарская жизнь? Осталось ли там хоть что-то вызывающее ностальгию? Как же эта вседозволенность, которую подавляющее большинство моих знакомых вряд ли согласилось бы сменить на этот строгий самоконтроль?.. По глазам ребят вижу: здесь они действительно счастливы: «Мы вполне обычные люди, просто соблюдаем некоторые ограничения. И для нас они естественны, это как нельзя брать горячего — обожжешься».

При этом ничто человеческое им не чуждо. И духовная академия для них — не какая-то строгая казарма, а скорее нечто вроде того же лицейского братства. Не случайно, кстати, многие священники считают учебу золотым периодом своей жизни. «Когда я окончил истфак свой в Томске, думал, детство закончилось, дальше работа, — вспоминает Алеша. — Поступил сюда, а здесь основная среда — люди, у которых энергия бьет через край. И открывается второе дыхание».

Общежитие при семинарии

Примеры употребления слова бурса в литературе.

Такими словами встретил старый Бульба двух сыновей своих, учившихся в киевской бурсе и приехавших домой к отцу.

Когда бурсаки выслеживали фискала, переносящего всю скверную нечистоту бурсы в уши начальника по ночам, чтобы скрыть свою подлую службу от товарищества, то они, между множеством средств, употребляли пластырь гуммозный, который всегда можно было достать в лазарете.

Один, по имени Дорош, сделался чрезвычайно любопытен и, оборотившись к философу Хоме, беспрестанно спрашивал его: — Я хотел бы знать, чему у вас в бурсе учат: тому ли самому, что и дьяк читает в церкви, или чему другому?

Были года — давно они прошли, — когда не только малолетних, но и бородатых детей по приказанию начальства насильно гнали из деревень, часто с дьяческих и пономарских мест, для научения их в бурсе письму, чтению, счету и церковному уставу.

Хоры после спевки идут в церковь, поют с увлечением и звонко, весело христосуются и после службы возвращаются в бурсу, где и разговляются.

Источник: библиотека Максима Мошкова