Почему непонятны православные молитвы

30.10.2014 29771 просмотр Дарья Косинцева
«Вот читал утренние молитвы, сначала читал на этом непонятном языке и не понимал никакого смысла, но читал. Но уже на второе прочтение захотелось понять, что там пишут. Я уже давно думал о том, что это важно настраиваться с утра на день, и как это сделать лучше кроме молитвы. Но это должна быть осознаваемая молитва. Ты в ней должен пройти от связи с бесконечным до текущего дня. Грубо говоря, связать все цели, мечты, жизнь, смерть, и наполнить себя что ли благоговением на день. Пока на текущий момент я нашел на русском толкование этих молитв, и стал читать именно на русском. Совсем другое понимание и другой интерес. Зачем мне мирскому (?) человеку читать молитву на этом церковнославянском? Иисус же по-простому доносил идеи до людей. А тут какая-то непонятность. Читаешь по-русски и понимаешь, что именно ты говоришь. К кому обращаешься и чего просишь-то!»
Это муж во время моего отъезда решил духовно подрасти и делится своими первыми впечатлениями о церковнославянском языке (далее – ЦСЯ). Все откладывала пост про это, но вот появился повод. Так уж получилось, что историю нынешнего языка богослужения я отлично знала, когда богослужение мне было совершенно неинтересно, – на своем гуманитарном факультете. Этот пост посвящен удивительному парадоксу православия: пока православные молитвы переводятся на все языки мира, чтобы донести до людей невиданную мощь православной веры, в храмах России богослужение идет на нерусском языке. Более того – даже на языке из другой языковой группы, то есть гораздо более далеком от нас, чем, например, украинский или белорусский.

ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКИЙ – ЭТО «ПРАВИЛЬНЫЙ ИЗНАЧАЛЬНЫЙ» РУССКИЙ?

Некоторые верующие наивно полагают, что ЦСЯ – это «чистый, исконный, правильный русский». На самом деле это не русский и никогда им не был. Когда-то чуть больше 1000 лет появилась необходимость перевести богослужебные книги с греческого языка на язык, более доступный для понимания населению Руси. Для этого были приглашены небезызвестные Кирилл и Мефодий, которые изобрели кириллицу, и с ее помощью перевели богослужебные тексты… на какой язык? А вот это интересно. На некий искусственный язык, который был основан вовсе не на древнерусском, а на болгаро-македонском (!) диалекте, который был роднее и ближе самим переводчиками. Сейчас он известен как «старославянский». Ныне в восточной подгруппе южнославянской группы языков остались болгарский, македонский и как раз старославянский. А где же русский? – спросите вы. А он вообще даже в другой группе славянских языков – в восточнославянской. Надо заметить, что старославянский никогда не был ничьим живым разговорным языком, это был чисто книжный язык. В течение следующих пары веков под влиянием живых славянских языков он несколько исказился, но с тех пор особо не менялся. В этом виде он известен под именем «церковнославянский». Приставка «церковно-» как раз подчеркивает тот факт, что нигде, кроме как в церкви, он никогда не использовался.

Вопрос – почему бы было не перевести на кучу реальных живых языков Руси? А потому, что переводческие возможности того времени были, ммм… несколько ограничены. Ни тебе словарей, ни кучи образованных переводчиков, ни гугл.переводчика, ни книгопечатания. Поэтому ЦСЯ стал вполне приемлемой мерой для того, чтобы сделать текст усредненно-понятным всему населению Киевской Руси. А потом, по мере развития этих самых живых языков, он становился все менее и менее понятным… Особенно русским, учитывая, что древнерусский, от которого произошел русский, вообще был из другой языковой группой – с грамматикой и фонетикой, весьма далекими от болгаро-македонских. То есть современный нам язык православного богослужения не только имеет мало общего с современным русским, но даже от древнерусского он очень далек. С тех пор православное богослужение и молитвы переводились на кучу языков, но почему-то именно в РУССКОЙ Православной Церкви богослужение ведется до сих на нерусском языке, молитвословы пишутся на нерусском языке – традиция! А призывы говорить и молиться по-русски в Русской Православной Церкви считаются модернизмом и нарушением традиции. Особенно меня в этой ситуации умиляют некоторые «русские православные патриоты», на страницах своих изданий буквально скандирующие «Долой русский язык!» о_О Эти люди явно очень любят русскую культуру, но мало что в ней понимают – что и приводит к таким забавным парадоксам. Для них, похоже, главное, чтобы потрадиционнее. Да и в конце концов, в школе православные патриоты, как и все граждане РФ, изучали великий и могучий русский язык и знать не знают о каких-то там южноболгарских диалектах. А узнай они правду – что будет?
Для меня совершенно непонятно, зачем так упорно дискриминировать «русский народ, носитель православия»? Иллюзии на тему, что ЦСЯ – это некий «поэтический стиль» русского, легко развеет любой филолог. Да и что поэтичного во всех этих «бых»? Развеет филолог и миф на тему того, что под давлением богослужения современный русский язык облагородится и приблизится к ЦСЯ, а русские массово начнут на нем говорить в повседневной жизни, как якобы когда-то, когда деревья были выше, а нравственность в народе прочнее. ЦСЯ – это «усредненный язык», чисто утилитарный ход, чтобы смысл Библии донести до максимального количества людей, говорящих на разных славянских диалектах 1000 лет назад. Это разновидность «пиджинов» – смешанных языков общения для народов, не имеющих общего языка. Короче, язык из серии «Шпрехать на дойче» или «фейсом об тейбл». Для меня отказ говорить по-русски в церкви и молиться по-русски дома – это не просто дискриминация русских, но и неуважение к русской культуре и языку. В конце концов, с каких это пор русский язык недостаточно велик и могуч? Неужели он менее велик и могуч, чем македоно-болгарский диалект тысячелетней давности, или любой из мировых языков, или даже любой из языков малых российских народностей, на которых сейчас ведется православное богослужение?

ПЕРЕХОД НА СОВРЕМЕННЫЙ РУССКИЙ ИСКАЗИТ СМЫСЛ?

Одно из распространенных заблуждений – что якобы переход на русский обеднит и исказит смысл церковнославянских текстов. Однако 1000 лет назад были только Кирилл и Мефодий с чернилами и бумагой, а сейчас куча образованных людей, технических средств и богатейшая церковная традиция. Так в каких же условиях можно лучше передать смысл? Сейчас переводы всех текстов на русский уже есть, а у Церкви масса ресурсов, что все уточнить, согласовать, перевести максимально точно – разве это не более высокая миссия, чем сообща оберегать отжившие формы? Что потеряется от Божьего слова, если изменить все эти «бых» на «был»? Почему южноболгарский диалект 9-го века должен быть моим языком обращения к Богу? Зачем затемнять смысл? Ведь вся задача Церкви – прояснить Божье слово, сделать его максимально доступным людям.

ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКИЙ – ЭТО ОСОБО СВЯЩЕННЫЙ ЯЗЫК?

Приходилось мне слышать и про особую «божественность» ЦСЯ. Но вообще-то в церковнославянском никакой такой сакральности нет, Библия изначально была написана на древнееврейском, потом переведена на греческий, потом – на ЦСЯ. Перевод на русский будет просто очередным этапом этой длинной эволюции. На статус «божьего языка» может претендовать разве что иврит. Вот цитата из социальной концепции РПЦ: «Народ израильский говорил на одном языке, бывшем не только языком повседневности, но и языком молитвы. Более того, древнееврейский был языком Откровения, ибо на нем говорил с народом израильским Сам Бог». То есть Бог не стал говорить с евреями на каком-то непонятном им особом языке. Церковнославянский же явно не является языком Откровения, и языком повседневности тоже никогда не был. Но даже если бы он был особо «священным», в социальной концепции Русской Православной Церкви написано: «Евангелие Христово проповедуется не на священном языке, доступном одному народу, но на всех языках (Деян. 2. 3-11)» – так почему же не НА РУССКОМ? ЦЕРКОВНОСЛАВЯНСКИЙ ПОНЯТЕН?
Некоторые утверждают, что ЦСЯ как-то «интуитивно почти» понятен. По-мне, так это уж очень большое «почти»… Например, в молитве перед вкушением пищи: «Господи, исполняеши всякое животное благоволение» – место, способное ввести в ступор без словаря. Где-то я встречала «налоги бесов», от которых просят спасти Богородицу. Так и представляю, как Богородица делает налоговые вычеты. В каноне Иисусу Христу есть место, где «праведницы возрадуются, а грешники восплачутся». А праведники что, не возрадуются? – может спросить себя недоуменный русский читатель. Он вообще-то не обязан знать, что это просто множественное число, а не женская форма. Грамматика – вообще отдельная тема. Непроизносимые формы перфектных времен, путаница с ударениями и падежными окончаниями (типа «Царю» – не дательный, а звательный падеж, о котором негуманитарий русский и слыхом не слыхивал). Перечислять эти штуки можно бесконечно, тысячи их. В смысле имя им – легион. Но… мыши плакали, кололись, но продолжали вкушать кактус.

КАЖДЫЙ ВЕРУЮЩИЙ ДОЛЖЕН ИЗУЧАТЬ ЦСЯ?

Еще один прекрасный аргумент – мол, да, ЦСЯ непонятен, но каждый верующий должен продираться через церковнославянский и изучать его, чтобы познать Слово Божье – хочешь жить, умей вертеться. Но это подход всяких мистиков и эзотериков! Христианская благая весть превращается в какое-то эзотерическое знание (буквальный перевод «скрытое»), которое специально затемнено и загадочно, доступно только избранным, непонятно простому человеку. Это в корне противоречит посылу «идите и научите все народы», убивает смысл «дара языков» и проч. Причем такой подход применяется только и исключительно к русским – православные японцы или православные англичане, в отличие от православных русских, отлично понимают молитвы и богослужения, переведенные на их современные языки.
Знание ЦСЯ возвышает? Возможно. Но не более, чем знание стихов Пушкина наизусть или любое другое специальное знание, связанное с культурой. Хорошо, конечно, знать грамматику старославянского, но вот только с христианством и Евангелием ничего общего это не имеет. Нет никаких оснований возводить знание ЦСЯ в ранг христианской добродетели. Кому нравятся все эти «аще» и «иже» – пусть поступает на филфак и наслаждается. В братских языках можно вообще найти много поэзии и пищи для размышлений. Но зачем заставлять изучать все это обычного человека, который должен продираться к благой вести через эти «иже»? ЦСЯ – это язык, который непонятен – и не должен быть понятен – не-филологу, даже если он христианин. Христианин должен понимать текст Евангелия и молитв, а не ломать голову над всеми этими «быхами», отвлекаясь от духовного смысла молитвы. Благая весть для русских обтянута всеми этими «бывльшами», как колючей проволокой. Допускаю, что это может нравиться только тем верующим, кто хочет оградить Бога как свою территорию, недоступную профанам (как фарисеи ограждали Библию от язычников). Но это в корне противоречит евангельской идее нести благую весть всем – и желательно так, чтобы эти «все» поняли.

ГЛАВНОЕ – БЛАГОЗВУЧИЕ?

Еще один аргумент сторонников ЦСЯ – да, ЦСЯ непонятен, но зато особо благозвучен для богослужения. Ну, во-первых, на вкус и на цвет товарища нет. По мне, так в этих «бых убо» благозвучие еще поискать… Я вот изучала старославянский язык, но, честно говоря, ни его красотой, ни поэзией особенно не прониклась. Даже латынь и древнегреческий были мне симпатичней, чем все эти «бых» и «приидох». Может, уж лучше тогда выбрать для богослужения какой-нибудь гавайский, где сплошь гласные, поэтому язык очень напевный? Во-вторых, даже будь он в сто тыщ раз благозвучнее, чем русский, – он непонятен! Ни к какой красивости невозможно свести Красоту Божьего смысла. Поэзия не в этих «бых», поэзия – в Правде слова Божьего. В греческом «вначале было слово» используется термин «логос», который скорее ближе к нашему понятию «смысл». Использование ЦСЯ – настоящий пример именно следования БУКВЕ, а не духу, «логосу», смыслу. А тут натурально – «вначале была буква», и эта буква была церковнославянская, а смысл, «дух» этого слова – ну, может, потом со временем подтянется. Какой уж тут дух, если смысл не доходит. Как можно ради сомнительной «мелодики» отказываться от того, чтобы люди поняли слово Бога? Красота благой вести бесконечно выше красоты любого языка.

Я НЕ ПОНИМАЮ – ЗАТО БОГ И БЕСЫ ПОЙМУТ?

Напоследок самый вкусный аргумент, его часто приводят в виде истории о старце, который сказал отроку читать непонятные ему молитвы с обоснованием «ты не понимаешь, зато бесы поймут!». Еще помню, мама на полном серьезе передала мнение одной своей знакомой, что бесы стоят за плечом и при чтении молитв считают ошибки в ЦСЯ. Но это же чистое язычество и магизм! Молитва из живого общения с Богом превращается в колдовской ритуал. Молитва и богослужение на полупонятном языке неумолимо превращаются из проповеди в какое-то камлание на эзотерическом тайном языке. Муж поделился совсем другим ощущением: «Мне кажется, Бог даже не понимает меня, когда я читаю на церковнославянском. Ибо он через мое понимание текста должен понимать меня, наверное». По-моему, гораздо более убедительно, что Бог понимает и слышит именно движения души, которые происходят в ответ на молитву, а вовсе не язык, на котором она произносится.

ПОЧЕМУ «ТРАДИЦИЯ» МЕШАЕТ ЦЕРКВИ НЕСТИ СЛОВО БОЖИЕ

По-моему, Русская Православная Церковь сейчас в прекрасной ситуации: ей вообще не нужно изобретать никаких миссионерских изысков. Достаточно для начала сделать язык, понятный русским, языком богослужения и молитвы. Разве задача Церкви – хранить культурную традицию? Если не ошибаюсь, основная задача Церкви – это все еще проповедь слова Божьего. Если бы традицию хранили 1000 лет назад, так даже на ЦСЯ никогда бы и не перевели – было бы у нас богослужение на греческом. Но нет – придумали более-менее понятный населению ЦСЯ. Так почему сейчас богослужение можно перевести на корякский, но нельзя – на русский?
Еще из социальной концепции: «Культурные отличия отдельных народов находят свое выражение в литургическом и ином церковном творчестве, в особенностях христианского жизнеустроения. Все это создает национальную христианскую культуру». Но ведь именно ЦСЯ мешает сейчас формированию русской христианской культуры, ведь язык – одна из основ культуры. ЦСЯ изолирует молитву от культуры: ее сложнее интегрировать в поэзию, сложнее красиво цитировать в прозе, произносить в кино без оттенка «православной экзотики».
Вот опять же, муж пишет: «Молитва должна отражать настраивание на день, я бы дополнял её своими блоками в будущем. А как её дополнять если она на церковнославянском?» Застывшая форма ЦСЯ загоняет идеи и образы молитвы в какое-то ритуальное гетто, мешая им стать частью мыслей и разговоров людей в обычной жизни. Христианство само по себе – совершенно непривычное для современного человека, парадоксальное учение. Некоторые вещи по-русски не всегда объяснишь. Зачем же дополнительно ставить человеку, пытающемуся понять Божье слово, палки в колеса? Что же мешает раз и навсегда разрешить эту проблему, утвердить соборно один разрешенный перевод и благословить всех желающих служить по-русски? Тогда ЦСЯ естественным образом останется в количествах, которых он заслуживает как культурная традиция, – в некоторых храмах, где филологи, а также любители благозвучия, экзотики и традиции смогут с ним познакомиться.
Почему же Церковь держится за ЦСЯ мертвой хваткой? Возможно, это какой-то «комплекс восстановления» после советской власти. Но тогда этот комплекс закрывает возможности для развития. Ведь восстанавливать что-то в формате столетней давности – это добровольно отбрасывать себя на эти 100 лет. ЦСЯ – это не евангельский принцип, не догма, не церковный канон, это просто временный инструмент, который был более-менее пригоден несколько сотен лет назад, но совершенно непригоден для этой цели сейчас. По мне, читать и слушать молитвы на церковнославянском – это все равно, что вдыхать живой воздух Божьего Слова через противогаз. 

Вы ставите очень серьезный вопрос, ответ на который не так прост, как может показаться на первый взгляд. Для человека, глубоко укорененного в православной традиции, представляется немыслимым, как можно обращаться к Богу на современном русском языке. А для человека, только приходящего к вере, церковнославянский язык непривычен и малопонятен. В храме тексты священного Писания читаются на церковнославянском, а в литературе, в проповедях, в письмах и ответах современникам мы чаще всего используем текст синодального перевода Библии на русский язык. Но мы пользуемся им только для того, чтобы яснее донести мысль до современного человека, хотя и этот перевод довольно архаичен. Попутно замечу, что сейчас ведется работа по изданию старообрядческого перевода на русский язык святого Евангелия.

Надо сказать, что церковнославянский перевод Библии и богослужебных текстов — точнее и ближе к оригиналу, чем синодальный перевод. Специалисты в области языкознания говорят о сложности толкования молитвенных формул и невозможности точно передать богослужебную семантику инструментами современного языка.

Замечательная статья о нашем богослужебном языке напечатана в предисловии к «Молитвеннику», изданному старообрядческой митрополией Русской Православной старообрядческой Церкви (М., 1988 и др. С. 8-9). Там кратко, но по существу раскрывается значение церковнославянского языка и причины, по которым Церковь не может перейти на современный русский язык. Здесь я только процитирую один абзац.

Многовековой молитвенный опыт Русской Церкви показывает, что церковнославянский язык подходит как нельзя лучше для молитвенного общения с Богом. Ведь беседа с Богом — это не беседа с человеком. Поэтому язык молитвы должен отличаться от языка обычной речи. Церковнославянский язык придает молитвам и славословиям возвышенный стиль, отвлекая душу от суетных земных забот и печалей. В этом отношении язык нашего богослужения является неисчерпаемым сокровищем.

Начните молиться по молитвеннику, и Вы увидите, как органично изливаются слова молитвы из сердца.

Богослужебный и современный русский язык близкородственны. Поэтому я бы советовал вам сделать усилие над собой и постараться освоить церковнославянский. Можно порекомендовать следующий учебник: Плетнёва А.А., Кравецкий А.Г. Церковнославянский язык: Учеб. изд. – 5-е изд., стереотипное. – М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2013 – 272 c. Также необходимо пользоваться словарем, хотя не так много церковных слов требует перевода. Далее, читая священное Писание, обязательно обращайтесь к святоотеческим толкованиям. Сравнивайте церковнославянский и синодальный переводы. Это позволит вам понять, что перевод отнюдь не дает полного уяснения смысла. Ведь и апостолам Господь «отверз ум к уразумению Писаний» (Лк. 24:45). Очевидно, что такая работа требует определенных усилий и времени, но она щедро вознаграждается. Вы будете глубже понимать Библию и богослужение. «Ибо Я милости хочу, а не жертвы, и Боговедения более, нежели всесожжений», — говорит Господь (6:6).

Могу вам привести пример. В понедельник Святого Духа в храме читаются следующие слова апостола Павла: «…искупу­ю­ще врéмя» (Еф. 5:16). А в синодальном переводе в том же месте читаем: «… дорожа временем». Согласитесь, что это наставление по-церковнославянски звучит намного глубже и сильнее? И вот его толкование.

«Спросила амма Феодора у архиепископа Феофила: какое значение имеет изречение Апостола: «Искупующе время»? Он отвечал: «Это значит, что вся земная жизнь наша подобна производству торговли. Например: когда настанет время, в которое посыплются на тебя поношения, — ты искупи это время смиренномудрием и приобрети для себя пользу (прибыль). Таким образом, все противное и неприязненное нам может обратиться, если захотим, в пользу нам» (Алфавитный Патерик).

Также порекомендую вам ознакомиться с переводами псалмов, сделанными выдающимся русским ученым-филологом, академиком Сергеем Сергеевичем Аверинцевым (1937-2004). См., например: Избранные псалмы / Перевод и комментарии С.С. Аверинцева. – М.: Свято-Филаретовский православно-христианский институт, 2005. – 176 с. Эти переводы замечательны тем, что они позволяют донести до современного человека смысл псалмов, во-первых, русским языком (в котором исключены современные слова, варваризмы и заимствования), а во-вторых, таким русским языком, который передает еще и образность оригинала, позволяет прочувствовать строй псалмической речи.

В заключение надо сказать несколько слов о современном русском языке. Это словосочетание часто употребляется для обозначения расхожего языка, исключающего все, что звучит «архаично». «Употребление такого языка», — пишет С.С. Аверинцев, — «создает иллюзию, будто среда, в которой происходит действие, — современность. … Бог приходит к верующему в реальность сегодняшнего дня; но боюсь, что Он не придет в изоляционистское идеологическое пространство, не желающее знать ничего, кроме себя» (указ. соч. С. 148 и 150).

Ю. Стасюк. Латинский язык в современной Католической Церкви

ЛАТИНСКИЙ ЯЗЫК
В СОВРЕМЕННОЙ КАТОЛИЧЕСКОЙ ЦЕРКВИ

Традиционно во введения к учебникам латинского языка и в словарные статьи, посвященные
латыни, включается упоминание о том, что латинский язык является официальным языком Католической Церкви, языком католического богослужения. В этих лаконичных фразах содержится указание на то огромное значение, которое в течение веков представлял
латинский язык для Католической Церкви и, больше, для западной христианской культуры в целом. Однако глубочайшие изменения, произошедшие во всех сферах жизни Церкви во второй половине XX века, неизбежно должны были повлиять и на ту роль, которую играет в ней латинский язык. В этом кратком обзоре мы хотели бы рассмотреть, каким образом Церковь в последние десятилетия выражала свою позицию по отношению к языку, представляющему существенную часть ее исторического наследия, а также реальное положение латинского языка в современном католическом мире.

* * *

Говоря о сферах применения латинского языка в Церкви, можно условно выделить, по меньшей мере, четыре его функции, а именно:

а) язык богословия, преподавания, учительства Церкви;

б) язык канонического права, церковной канцелярии;

в) язык живого общения;

г) язык богослужения.

Эта последняя, богослужебная, функция сыграла особо важную роль в формировании отношения к латинскому языку как языку сакральному, средству общения с Богом, собственному языку Церкви, которая, особенно со времен Реформации, категорично утверждала его исключительность в области литургической практики римского обряда. В то же время, именно эта функция латыни вызывала наиболее серьезную критику со стороны тех, кто желал сделать богослужение доступным для простого народа (сходную ситуацию мы наблюдаем сегодня в дискуссиях вокруг употребления церковно-славянского языка в богослужении Русской Православной Церкви).

Глобальная секуляризация образования и утрата латинским языком своих позиций в светской науке и культуре к XX веку привела к возникновению скептических взглядов внутри самой Церкви на необходимость использования латыни в церковном образовании. Латинский язык, идеально подходивший для преподавания схоластического богословия и канонического права, многими стал рассматриваться как препятствие для знакомства с достижениями современной философской и богословской (главным образом, некатолической) мысли.

Подобные скептические настроения побудили Святой Престол выступить в защиту непреходящей значимости латинского языка для жизни Католической Церкви.

Уже в начале прошлого века св. Пий X в motu proprio Inter sollicitudines подтвердил необходимость использования латыни в литургии Церкви и, прежде всего, в литургическом пении: «Языком Римской Церкви является латинский. По этой причине запрещается петь что-либо где-либо на народном языке во время торжественных литургических богослужений, а тем более, петь на народном языке изменяемые или постоянные части Мессы и Бревиария (Officii)».

Папа Пий XI в Апостольском послании Officiorum omnium, изданном в 1922 г., утверждает: «Церковь, которая заключает в свои объятия все народы, и которая пребудет до скончания веков, по природе своей нуждается в языке универсальном, неизменном и не народном».

Папа Пий XII в энциклике Mediator Dei в 1947 г. говорит: «Использование латинского языка, принятое в значительной части Церкви, является ясным и достойным знамением единства и эффективным противоядием от всякого повреждения истинного учения». Тот же понтифик в своем обращении
Magis quam к преподавателям Ордена босых кармелитов с сожалением отмечает падение интереса к изучению латыни: «Увы! Латинский язык, слава священников, ныне имеет всё менее ревностных и всё менее многочисленных почитателей. Пусть не будет такого священника, который не умел бы легко и свободно читать и говорить по-латински!
Ибо латинский язык (равно как и греческий), на котором уже с первых веков
христианства создавалось столько памятников церковной письменности, надлежит
почитать как сокровище несравненного превосходства; и потому священнослужителя,
который его не знает, следует считать достойным сожаления невежей» .

Однако самым решительным и обстоятельным выступлением Учительства Церкви в пользу латинского языка в XX веке (а скорее всего, и во всей истории Церкви) стала Апостольская Конституция блаженного Иоанна XXIII
Veterum sapientia, изданная в 1962 году и специально посвященная развитию изучения латыни. Сам тот факт, что этому документу был придан столь высокий статус, свидетельствует о важности этой темы для папы Иоанна XXIII. В этой Конституции, во многом опирающейся на документы, изданные предшествующими Понтификами, указывается как на историческую и культурную, так и на религиозную значимость латинского языка, на его чрезвычайную полезность для межнационального общения и для воспитания дисциплинированного мышления у молодежи. Кроме того, в ней определяется некая программа действий по возвращению латинскому языку того достойного места в жизни Церкви, которое он занимал ранее, предписывающая, среди прочего, обязательность преподавания богословия на латыни, особенно в учебных заведениях, занимающихся подготовкой будущих священников, восстановление изучения языка в прежнем объеме, а также создание особого Академического института латинского языка
.

Показательно, что Апостольская Конституция Veterum sapientia увидела свет незадолго до открытия II Ватиканского Собора, с которым обычно связывают «отмену» латинского языка в католическом богослужении. Этот факт дал повод появлению рассуждений о том, будто Иоанн XXIII впоследствии изменил свои взгляды и даже сожалел об изданном документе. Подобные предположения, однако, ничем не подтверждаются; напротив, очевидцы подписания Конституции, которое произошло в базилике св. Петра 22 февраля 1962 года, утверждают, что в проповеди, которую Папа произнес по этому случаю, он подчеркнул, что подписывает этот документ вполне сознательно.

Впрочем, и внимательное рассмотрение актов II Ватиканского Собора не дает нам формальных поводов сделать заключение, будто именно на этом крупнейшем форуме Католической Церкви в XX веке были предприняты шаги по устранению латинского языка из богослужебной сферы. Напротив, Собор, хотя и неоднократно указывает на возможность и необходимость ограниченного употребления народного языка в Литургии ради блага верующих (ср.: Конституция
Sacrosanctum Concilium 36, 52, 54, 63), всё же настаивает на том, что «за исключением случаев, предусмотренных партикулярным правом, в латинских обрядах должно сохраняться использование латинского языка» (SC 36, §1). Собор подчеркивает, что следует «сохранять уважение к христианскому латинскому языку, к его литургическому употреблению, в том числе и в песнопениях, а также ко всей традиции латинской Церкви» (SC 91)
.

В 1966 году Папа Павел VI в своем Апостольском Послании Sacrificium laudis, направленном настоятелям клерикальных монашеских орденов, выражает свое недоумение и огорчение по поводу поступающих в адрес Апостольского Престола прошений от традиционных монашеских общин, члены которых обязаны совершать канонические Часы хорально (in choro), разрешить им использование народных языков и современных мелодий в богослужении. Напоминая о том, что латинский язык в латинской Церкви является обильнейшим источником христианской культуры и богатейшей сокровищницей благочестия, он увещевает тех, кто стремится внедрить народные языки в литургическую практику традиционных монастырей следующими словами: «От той же Церкви, которая ради пастырской пользы, то есть для блага народа, не знающего латыни, ввела в Литургию народные языки, вы имеете поручение сохранять традиционное достоинство, великолепие и солидность хорального богослужения, как в том, что касается языка, так и в том, что касается пения»
.

Также и нынешний Епископ Рима Иоанн Павел II известен как
почитатель и знаток латинского языка. Однако в изданных им официальных
документах о значении латыни говорится нечасто. В послании Dominicae cenae о тайне и культе Евхаристии, которое Папа направил всем епископам Церкви на втором году своего понтификата, он дает позитивную оценку новому Лекционарию Мессы, который предоставил верующим широкий доступ к сокровищнице Слова Божьего, дав возможность слушать его на родном языке. В то же время, как говорит Папа, «есть и те, которые, будучи основательно воспитаны в духе древней латинской литургии, ощущают недостаток того «единого языка», который во всех странах мира знаменовал единство Церкви и своим полным достоинства характером пробуждал глубокое чувство евхаристической тайны. Итак, подобного рода стремления и желания следует принимать не только с благоволением и радушием, но и с чрезвычайным уважением, а также, по возможности, удовлетворять их.
. Ибо Римская Церковь связана особыми обязательствами по отношению к латинскому языку, этому превосходнейшему наречию древнего града Рима, и должна указывать на эти обязательства всякий раз, когда представляется такая возможность»
. Стоит заметить, что в том же 1980 году Конгрегация богослужения разослала всем епископам-ординариям опросный лист с целью выяснить, совершаются ли во вверенных им епархиях богослужения на латинском языке, и существуют ли группы верных, желающие использования латыни в литургической практике (к сожалению, нам не удалось найти результатов этого опроса).

Можно также привести слова из некоторых выступлений Иоанна Павла II, свидетельствующие о его высокой оценке роли латинского языка в Католической Церкви. Так, в своем обращении к руководителям общества
«Latinitas» и победителям XXI Ватиканского конкурса латинистов в ноябре 1978 года Папа говорит: «Все знают, что в наше время изучению латинского языка придается весьма мало значения, поскольку современные люди более склонны к техническим наукам и предпочитают изучать народные языки. Однако Мы не желаем отступать от важных документов Наших Предшественников, которые весьма часто подчеркивали значение латинского языка, также и в наше время, особенно в том, что относится к Церкви.

Мы обращаемся прежде всего к молодым людям, которым в это время, когда изучение латинской литературы и культуры, как известно, во многих местах пришло в упадок, надлежит с готовностью принять это латинское наследие, которое так высоко ценит Церковь, и прилагать усилия к тому, чтобы оно приносило плоды. Да осознают они, что неким образом и к ним обращено это изречение Цицерона: „Не столь почетно знать латынь, сколь позорно ее не знать (Брут 37, 140)”.

Знайте, что Преемник святого Петра в высшем служении молится о счастливом исходе ваших начинаний, присутствует рядом с вами и утверждает вас»
.

Также и в некоторых других своих выступлениях Иоанн Павел II выражает сожаление в связи с тем, что изучение, а тем более активное использование латинского языка становится всё большей редкостью.

Новый Кодекс канонического права, изданный в 1983 году, предписывает, чтобы воспитанники семинарий «прочно усвоили
латинский язык» («linguam latinam bene calleant»)
. Конгрегация католического образования уделяет внимание и значению латинского языка в литургическом воспитании клириков, однако, в ее указаниях можно отметить некоторую эволюцию. Так, в инструкции, выпущенной в 1965 году, прямо говорится: «Языком литургии, как Мессы, так и Бревиария, в Семинариях должен быть латинский, который является языком Латинской Церкви, и знание которого требуется от всех клириков»
. В подобной же инструкции, вышедшей в 1979 году, содержится гораздо менее категоричное требование: «Чрезвычайно полезно для воспитанников близкое знакомство с латинским языком и григорианским пением. Подобает, чтобы будущие священники глубже укоренялись в традиции молящейся Церкви и узнавали смысл первоначальных текстов, исследуя переводы на национальные языки и сравнивая их с текстом оригинала»
. Как видно, этот документ отражает уже прочно закрепившуюся к тому времени практику совершения богослужений на современных языках, в том числе и в семинариях (т.е. как норму, а не «ради пастырской пользы»).

В письме госсекретаря Ватикана кардинала Анджело Содано, направленном по поручению Иоанна Павла II ректору Папского Салезианского университета в Риме в феврале 2002 года по случаю сорокалетней годовщины подписания Апостольской Конституции
Veterum sapientia, подтверждается актуальность мыслей, высказанных Иоанном XXIII в этом документе. В частности, там подчеркивается та неоценимая роль, которую в течение веков играл латинский язык в деле объединения народов Европы, а также выражается горячее желание Папы, чтобы священнослужители усердно изучали и использовали этот язык, являющийся великим достоянием Западной Церкви. В этом письме также подтверждается твердое намерение Апостольского Престола и впредь оказывать экономическую поддержку Институту Высокой латыни.

* * *

Богословие, образование. Современное богословие, уже не использующее привычных схем схоластического дискурса и в своих рефлексиях гораздо более обязанное персоналистическим, экзистенциалистским и феноменологическим концепциям, нежели аристотелевско-томистской философии, больше не нуждается в латинском языке как оптимальном инструменте для своих построений. Равным образом и преподавание философских и богословских дисциплин на латыни потребовало бы сегодня совершенно неоправданных усилий по переводу терминологического аппарата современного богословия (никогда не мыслившегося в категориях латинского языка) и его обратного перевода слушателями. В результате такого двойного перевода были бы неизбежны утраты тончайших оттенков смысла, которыми столь богато сегодняшнее богословие. Впрочем, причина невозможности широкой практики преподавания на латыни на самом деле гораздо более очевидна: в ситуации, когда основательное знание латинского уже не является необходимым признаком западной образованности, чтение достаточно большого объема текстов, а тем более свободная речь и восприятие на латинском языке для большинства студентов и преподавателей попросту недоступны.

В 1964 году Папа Павел VI, воплощая в жизнь постановления своего предшественника Иоанна XXIII, основал в Риме Институт Высокой латыни (Institutum altioris Latinitatis), интегрировав его в структуру Папского Салезианского университета как факультет христианской и классической литературы. В своем motu proprio
Studia Latinitatis Павел VI отмечает важность подготовки высококвалифицированных специалистов для преподавания латинского языка, поскольку именно компетентность преподавателя может сделать предмет привлекательным для учащегося, тогда как ситуация, при которой учитель лишь ненамного превосходит познаниями ученика является недопустимой
. В своем обращении к ответственным за издание журнала «Latinitas» по случаю его двадцатилетней годовщины, Павел VI указывает на необходимость серьезного подхода к разработке методик преподавания латыни, поскольку неудачные методы могут внушить отвращение и оттолкнуть молодых от изучения языка. «Необходимо искать новые пути, чтобы привить молодежи любовь к древнему римскому наречию», – подчеркнул Папа.

Тот же Павел VI в 1976 году хирографом Romani sermonis
учредил общество «Latinitas», целью которого является распространение изучения латинского языка и литературы как классического, так и христианского периода. Силами этого общества был подготовлен и опубликован двухтомный сводный словарь современного латинского языка
Lexicon recentis Latinitatis . В 2003 году вышло в свет дополненное издание словаря объемом в 732 страницы, которое включает около 23 тысяч слов, отражающих реалии жизни современного общества.

Богослужение. В послереформенной литургии возобладала тенденция к тому, чтобы сделать ее понятной и доступной всему христианскому народу. Пересмотр литургических текстов и издание в 1970 году реформированного Миссала, а затем и Бревиария (под титулом
«Литургия Часов») ясно отражает эту тенденцию уже в самой структуре литургических последований, отборе текстов и нормативных указаниях. Характер литургии трансформируется от мистериально-трансцендентного к дидактико-катехетическому, мистагогическому. Ярчайшим проявлением этого смещения акцентов является изменение позиции служащего священника: если прежнее его положение, спиной к людям, характеризовало его как предстоятеля, возглавляющего молящийся народ и участвующего в достоинстве Христа Священника, приносящего Богу жертву хвалы, то нынешнее, лицом к народу, символизирует, скорее, его участие в учительском и пастырском достоинстве Христа, идущего навстречу Своему народу. В этом контексте теряет свой смысл сакральная функция литургического языка, поскольку самые молитвы служат, скорее, для наставления народа и пробуждения у верующих адекватных интенций, нежели для коммуникации с Богом, который «смотрит
на сердце» (ср. 1 Цар 16, 7).

Такое понимание, спонтанно и безотносительно к официальным документам Учительства, привело к тому, что за какие-то 10-15 лет латинский язык практически полностью исчез из повседневной литургической практики Католической Церкви, уступив место переводам богослужебных книг на национальные языки (притом, что это никогда не предписывалось, а лишь допускалось). Всё это привело к многочисленным вариациям как в содержании, так и в структуре одного и того же богослужения на различных языках, часто со значительным несоответствием тексту латинского оригинала, что побудило Конгрегацию богослужения и дисциплины таинств выпустить в 2000 г. пространный документ, специально посвященный принципам перевода богослужебных книг
.

В наши дни латинский язык регулярно используется в богослужениях некоторых монашеских орденов, общин, сохраняющих (с особого разрешения Св. Престола) дореформенный обряд, а также в некоторых приходах, главным образом, в крупных городах. Нередко используются латинские элементы в богослужениях с участием духовенства и верующих из разных стран, например, на Мессах, совершаемых Римским Понтификом.

В 1979 г. был завершен труд по созданию нового латинского перевода Священного Писания, который получил название
Nova Vulgata, поскольку основывался на тексте перевода св. Иеронима. Библейские тексты во вновь издаваемых латинских литургических книгах, и, прежде всего, в Литургии Часов, были приведены в соответствие с новым переводом, который должен, кроме того, служить помощью при переводе этих книг на национальные языки
.

В 2003 году Иоанн Павел II учредил специальную комиссию, поручив ей рассмотреть возможность реабилитации латинского языка как богослужебного языка Католической Церкви. Председателем этой комиссии Папа назначил кардинала Зенона Грохолевского, Префекта Конгрегации католического образования
.

Официальные документы, канцелярия. Латинский язык по сей день остается основным языком официальных документов Римской курии; знание латыни требуется для того, чтобы занимать некоторые должности в курии
. Оригиналы папских энциклик, конституций, посланий, инструкций Конгрегаций и ведомств Ватикана выходят, как правило, на латыни. Не секрет, впрочем, что сами эти оригиналы обычно являются переводами рабочих текстов, составляемых, большей частью, на итальянском языке, который теперь играет важнейшую роль во внутрицерковном межнациональном общении
.

Каноническое право. Пожалуй, единственной областью, где латинский язык сохраняет свое первоначальное значение, является сфера церковной юриспруденции. В самом деле, каноническое право не терпит приблизительных формулировок, поэтому все переводы
Codex Iuris Canonici на национальные языки выполняют лишь ознакомительную функцию, в то время как юридическую силу имеет лишь латинский текст. Несмотря на то, что действующий ныне кодекс 1983 года носит более пастырский характер, нежели знаменитый кодекс 1917 года, ставший признанным шедевром мировой юридической мысли, современное церковное законодательство остается вполне в русле традиции римского права и потому использует
латынь как наиболее адекватный инструмент для своего функционирования. Это обстоятельство стало одной из причин, по которым Конгрегация католического образования в 2002 году настояла на продлении срока обучения на факультетах канонического права, сделав особый акцент на необходимости для студентов хорошего овладения латинским языком
.

Однако важнейшим, на наш взгляд, фактором того, что латинский язык утратил свои позиции в среде духовенства, явилось его полное устранение из ежедневного обихода католического священника. Если использование народных языков в публичном богослужении, и прежде всего, в Св. Мессе, было, вначале с ограничениями, а впоследствии и без оных, разрешено ради блага участвующих в нем верующих, то в отношении индивидуального совершения Литургии Часов, обязательного для всех клириков, остается в силе предписание Конституции
Sacrosanctum Concilium II Ватиканского Собора, которое гласит: «Согласно вековой традиции латинского обряда, в Литургии Часов клирики должны сохранять латинский язык. Лишь в отдельных случаях Ординарий может разрешить тем клирикам, для которых употребление латинского языка представляет серьезное препятствие к надлежащему совершению Литургии Часов, пользоваться переводом на современный язык» (SC 101, §1)
. Однако вследствие произвольной универсализации этой эксцептивной нормы приватное чтение бревиария на народном языке без всякой эксплицитной диспенсации со стороны Ординария стало таким же повсеместным явлением, что и публичное совершение богослужения не на латыни. А это, в свою очередь, по принципу порочного круга привело к тому, что употребление латинского языка стало представлять «серьезное препятствие к надлежащему совершению Литургии Часов» для подавляющего большинства клириков (включая и самих епископов), чему в немалой степени способствовало также и общее ослабевание внимания к уровню и объему преподавания латыни при подготовке священников
. Следствием этих процессов стало формирование отношения к латинскому языку как
к языку мертвому и резкое падение латинской грамотности в среде латинского клира. В наши дни священники моложе 60 лет, в достаточной степени владеющие разговорной латынью – это, скорее, редкое исключение, нежели норма.

* * *

Из перечисленных выше фактов можно сделать вывод, что столь стремительное падение значения латинского языка в Католической Церкви отнюдь не было санкционировано духовными властями, но явилось следствием объективных процессов, обусловленных активным взаимодействием Церкви с современным миром. Мы склонны полагать, что даже введение национальных языков в богослужение явилось скорее адекватным отражением этих процессов, а вовсе не пагубным импульсом, инициировавшим дискредитацию древнего языка Римской Церкви, как это иногда представляют.

В течение многих веков латинский язык обеспечивал единство той супранациональной общности, которой являлось католическое духовенство, подчеркивая, с одной стороны, его вселенский характер, а с другой, в известной мере противопоставляя его массе мирян, в большинстве своем не обладавших латинской образованностью. Прогресс экклезиологических воззрений в XX веке, как в богословской, так и в канонической сфере, получивший новый импульс на II Ватиканском Соборе, пробудил тенденцию к устранению лишних преград, стоящих между клиром и мирянами. Латинский язык в таких условиях стал восприниматься как некий признак кастовости, а его использование, к примеру, в литургии, расценивалось как намек на чрезмерную приверженность традиции, что в либеральных церковных кругах могло означать неполную лояльность духу
aggiornamento. Размывание бывших некогда четкими границ духовного сословия и наметившиеся тенденции к секуляризации клира неизбежно повлекли за собой утрату функциональной значимости латинского языка. Языковая ситуация в Церкви второй половины XX века во многом напоминает процессы вымирания языков малых народностей в ходе ассимиляции последних более крупными нациями:
латынь, хоть и является обязательным предметом в католических семинариях и университетах, однако уже не вызывает особого интереса у большей части учащихся ввиду отсутствия практической необходимости ее изучения;
власти призывают к возрождению традиционного языка и культуры, однако эти призывы находят отклик лишь у относительно небольшого числа энтузиастов. Даже создание специальных факультетов, издание периодики, проведение конкурсов, активная словотворческая и лексикографическая работа не в силах остановить необратимого процесса омертвения латыни (как не могут реанимировать язык движения «живой латыни», возникшие в академических кругах филологов-классиков). По-видимому, последние десятилетия ознаменовали собой окончательное прерывание языковой традиции, через тысячелетия соединявшей Церковь с римской древностью.

ПРИМЕЧАНИЯ

Pius XI. Epistula Apostolica Officiorum omnium, 1 augusti 1922: AAS 14 (1922), p. 452.

Pius XII. Litterae encyclicae Mediator Dei de sacra Liturgia, 20 novembris 1947: AAS 39 (1947), pp. 521-595.

Pius XII. Allocutio Magis quam, 23 novembris 1951: AAS 43 (1951), 737

Ioannes XXIII. Constitutio Apostolica Veterum sapientia de Latinitatis studio provehendo, 22 februarii 1962: AAS 54 (1962), pp. 129-135.
Полный текст Апостольской Конституции
Veterum sapientia и ее
перевод на русский язык можно найти в Интернете на сайте Marco Binetti
.

См. Документы II Ватиканского Собора. М., 1998, сс. 15-51.

Codex iuris canonici, can. 249.

Paulus VI. Litterae Apostolicae motu proprio datae
Studia Latinitatis, 22 februarii 1964: AAS 56 (1964), pp. 225-231.

Paulus VI. Chirographus Romani Sermonis, 30 iunii 1976: AAS 68 (1976), pp. 481-483.

Lexicon recentis Latinitatis. Vol. I-II. Typis Polyglottis Vaticanis, Romae, 1992-1997 (2-ое изд. в 2003 г.).

Российская католическая газета «Свет Евангелия», №22 (419), 25 мая 2003 г., с.3.

Известный пример из последних лет – это составление большого
Катехизиса Католической Церкви, когда за рабочий язык был принят французский, ввиду недостаточно свободного владения латынью епископами и экспертами, принимавшими участие в его разработке. Французский текст Катехизиса был обнародован в 1992 г. буллой Иоанна Павла II
Fidei depositum, и он же послужил основой для перевода на другие современные языки, которые, однако, следовало в будущем привести в соответствие с латинским «оригиналом», так называемым „editio typica”, после его официального опубликования. Оригинал этот увидел свет в 1997 г. и был утвержден буллой
Laetamur magnopere.

«К концу второго цикла обучения студенты должны получить познания в латинском языке, позволяющие им хорошо понимать Кодекс канонического права и Кодекс канонов Восточных Церквей, а также другие канонические документы, а на третьем цикле – должным образом переводить источники канонического права» (Decretum Congregationis de Institutione Catholica quo ordo studiorum in Facultatibus Iuris Canonici innovatur, 2 septembris 2002)

Инструкция Священной Конгрегации обрядов
Inter oecumenici по упорядочению исполнения Конституции о священной Литургии от 26 сентября 1964 г. поясняет: «Серьезность препятствия, необходимого для предоставления вышеупомянутого разрешения, следует оценивать с учетом физического, морального, интеллектуального и духовного состояния просящего. Однако, этим позволением, предоставляемым исключительно для более свободного и благочестивого чтения бревиария, никоим образом не отменяется обязанность священника латинского обряда изучать латинский язык» (AAS 56 (1964), 877-900).

Письмовник

Правописание

Как писать слова, связанные с церковью?

Когда использовалась прописная буква?

В русской гражданской печати XIX – начала XX века многие слова, связанные с церковной тематикой, начинались прописной буквой. Яков Карлович Грот (Русское правописание, СПб., 1885) указывает, что с большой буквы пишутся «имена трех лиц Божества и высших существ, составляющих предмет религиозного почитания христиан: Бог, Господь, Творец, Всевышний, Спаситель, Богородица, Святой Дух, Св. Троица и т. п.; также слова: Провидение, Промысл, Небо, Церковь в духовном смысле» (Здесь и далее дореволюционные издания цитируются в современной орфографии. – Ред.).

Однако в церковной печати на церковнославянском языке прописная буква в начале таких слов не использовалась; вместо нее над словом ставился надстрочный знак – титло. «Прописные (большие) буквы в изданиях церковной печати… ставятся в начале книги или ее отделов (в начале красной строки). Но в середине предложений все слова, не исключая и собственных имен, пишутся (согласно постановлению Св. Синода) со строчных букв» (Д. Д. Соколов. Справочная книжка по церковно-славянскому правописанию. СПб., 1907).

Словари и справочники советских времен предписывали писать со строчной буквы практически все слова, связанные с религией. Своеобразное исключение было сделано для «названий культовых книг»: рекомендовалось писать Библия, Евангелие, Часослов, но (поступать) по библии, по евангелию (см., например: Д. Э. Розенталь, Справочник по правописанию и литературной правке. 3-е изд., М., 1978).

В 90-е годы формулировки рекомендаций по оформлению религиозных названий в практических пособиях и справочниках по правописанию существенно менялись, а главное – пополнялись новыми, доселе не рассматривавшимися случаями и примерами. В «Справочнике по правописанию, произношению, литературному редактированию» (Д. Э. Розенталь, Е. В. Джанджакова, Н. П. Кабанова, М., 1999) посвященный религиозной лексике параграф расширен с двух до одиннадцати пунктов, при этом бОльшую часть рассматриваемых наименований рекомендуется писать с большой буквы.

В 2000-е годы некоторые прописные буквы в рекомендациях справочников исчезли. Так, если в изданиях 90-х годов рекомендуется написание Русская Православная Церковь, Поместный Собор, то в справочниках более поздних лет издания приводятся написания лишь с одной (начальной) прописной буквой, что соответствует общим правилам употребления прописных букв в собственных наименованиях.

Отметим, что свод правил правописания 1956 года (Правила русской орфографии и пунктуации) предписывал писать строчными буквами «названия религиозных праздников и постов, а также дней недели, месяцев и т. п.», рекомендуя при этом использовать прописную букву в «индивидуальных названиях, относящихся к области религии и мифологии», не раскрывая суть того, что же все-таки считать «индивидуальными названиями». О написании слова Бог / бог в своде правил не говорится, но «по букве закона» и это слово нужно было писать с большой буквы.

В каких случаях нужно писать слово «Бог» с прописной буквы?

Полный академический справочник «Правила русской орфографии и пунктуации» (М., 2006 и более поздние издания) рекомендует писать с прописной буквы слово Бог как название единого верховного существа в монотеистических религиях. Нормативное написание: верить в Бога, молиться Богу.

Однако в следующих случаях рекомендуется написание со строчной буквы:

1. В формах множественного числа, в значении одного из множества божеств, а также в переносном значении: боги Олимпа, бог Аполлон, бог войны.
2. В устойчивых сочетаниях, употребляющихся в разговорной речи вне связи с религией: не бог весть, бог знает что, бог с ним, не дай бог, ради бога, как бог на душу положит, боже упаси, ей-богу и т. д. Невозможна прописная буква в таком, например, контексте: у него всё не слава богу.

С прописной буквы пишутся также прилагательные Божий, Божественный в религиозном контексте: храм Божий, благодать Божья, Божественная Троица, Божественная литургия. Но: божий одуванчик, божья коровка, божественный вкус (в знач. ‘восхитительный’).

Как пишутся названия церквей и религиозных организаций?

В названиях организаций и органов церковной власти пишется с прописной буквы первое слово и собственные имена.

Русская православная церковь
Поместный собор
Вселенский собор
Священный синод
Евангелическо-лютеранская церковь
Римско-католическая церковь

Однако в православной и вообще церковной среде прописные буквы используются более широко, чем того требуют правила правописания. Так, например, издательство Московской патриархии рекомендует все слова, кроме служебных, писать с большой буквы:

Римско-Католическая Церковь
Евангелическо-Лютеранская Церковь
Методистская Церковь

Как написать фразу: Его преследовали церковь и правительство?

Слово церковь пишется с прописной буквы в двух случаях:

1) в значении ‘Божественное учреждение’ – в богословских текстах, а также если слову церковь в этом значении придается особый высокий смысл, например: Отцы Церкви, Заповеди Церкви;
2) если слово Церковь используется вместо полного названия религиозной организации (например, вместо Русская православная церковь): решение Церкви.

В значениях ‘храм’ и ‘религиозная организация’ слово церковь пишется со строчной буквы, например: ходить в церковь, служить в церкви, отлучить от церкви, отделение церкви от государства.

В примере, который приводится в вопросе, требуется написание церковь со строчной буквы: Его преследовали церковь и правительство.

Как пишутся названия церковных праздников и дней церковного календаря?

В названиях церковных праздников с прописной буквы пишется первое слово и все собственные имена (в том числе прилагательные Христов и Господень):

Пасха Христова
Вход Господень в (во) Иерусалим
День Святой Троицы (Пятидесятница)
Рождество Христово
Крещение Господне
Введение во храм
Усекновение главы Иоанна Предтечи

Также с прописной буквы пишутся названия постов и собственные названия определенных дней церковного календаря:

Великий пост
Петров пост
Великий четверг
Вселенская родительская суббота
Светлая седмица

Народные названия дней и периодов, связанных с церковным календарем, также пишутся с прописной буквы:

Масленица
Святки
Семик
Прощёное воскресенье
Чистый понедельник
Яблочный Спас

Примечание 1. В «Русском правописании» Я. К. Грота рекомендовалось писать народные названия праздников строчными буквами: масленица, семик, святки, мясоед.

Примечание 2. С прописной буквы пишутся все слова в полном церковном названии праздника Пасхи: Светлое Христово Воскресение.

Как писать названия церковных должностей и титулов?

В документах при написании полных официальных наименований высших церковных должностных лиц употребляются прописные буквы:

Патриарх Московский и всея Руси
Местоблюститель Патриаршьего престола
Вселенский Константинопольский Патриарх
Верховный Патриарх-Католикос всех армян
Католикос-Патриарх всея Грузии
Папа Римский

Однако в прочих текстах наименования этих лиц пишутся строчными буквами:

проповедь патриарха Кирилла
резиденция римского папы

Прочие церковные звания и должности пишутся строчными буквами. Так, со строчной буквы пишутся следующие слова: владыка, митрополит, архиепископ, архимандрит, архиерей, епископ, игумен, дьякон, протодьякон, протоиерей, иерей.

Как обратиться к архиерею?

Словарь «Прописная или строчная» В. В. Лопатина, И. В. Нечаевой, Л. К. Чельцовой (М., 2011) указывает, что прописные буквы используются при обращении к патриарху: Ваше Святейшество. Обращения к прочим духовным лицам в словаре приводятся в строчном написании: ваше высокопреосвященство, ваше преосвященство, ваше высокопреподобие и т. д.

При этом издательство Московской патриархии рекомендует при обращениях к священнослужителям любого чина писать все слова с прописной буквы:

Ваше Святейшество, Святейший Патриарх Кирилл,
Его Блаженство, Блаженнейший Папа и Патриарх,
Ваше Высокопреосвященство (для митрополитов и архиепископов),
Ваше Преосвященство (для епископов),
Ваше Высокопреподобие (для архимандритов, игуменов, протоиереев),
Ваше Преподобие (для иеромонахов и священников)

Как писать названия канонических книг Библии?

В названиях канонических книг Библии с прописной буквы пишутся первое слово (которое может быть единственным) и входящие в состав названия имена собственные.

При этом следует обратить внимание, что названия жителей, народов (галаты, римляне, коринфяне и др.) не являются именами собственными и пишутся с маленькой буквы. Напротив, нарицательные существительные судья, царство употребляются в названиях книг Библии как собственные имена: Судьи (Книга Судей), Царства (Книга Царств).

Книга пророка Аввакума
Второзаконие
Послание к галатам
Деяния святых апостолов
Послание Иакова
Книга Иисуса Навина
Первое послание Иоанна
Евангелие от Луки
Вторая книга Паралипоменон
Песнь песней

Обратим внимание: слова книга и послание пишутся строчными, если не являются первым словом названия: Первая книга Царств, Второе послание Иоанна. Но как первое слово названия Книга и Послание пишутся с прописной: Книга Судей, Послание к римлянам.

Как писать названия храмов и монастырей?

В названиях монастырей, храмов, икон пишутся с прописной буквы все слова, кроме родовых наименований (церковь, храм, собор, монастырь, лавра и т. д.) и служебных слов. Поэтому верны написания:

собор Парижской Богоматери
храм Христа Спасителя
церковь Донской Иконы Божией Матери
Рождественский собор
Троице-Сергиева лавра (Свято-Троицкая Сергиева лавра)

Это правило нарушается, если название храма содержит слова «во имя»:

храм во имя святителя Тримифунтского Спиридона
храм во имя иконы Божией Матери «Державная» (но храм Державной Иконы Божией Матери).

Какие церковные слова пишутся строчными буквами?

Со строчной буквы пишутся:

1. Названия церковных служб (богослужений) и их частей: литургия (но Божественная литургия), вечерня, утреня, всенощная, крестный ход, полиелей, повечерие, венчание, отпевание. Правильно: пасхальная заутреня.
2. Обиходные названия церковных таинств: принять крещение (но Святое Крещение), прийти на исповедь (но Таинство Покаяния), готовиться к причастию (но Святая Евхаристия).
3. Названия песнопений и молитв: канон, акафист, антифон, прокимен, ектения. Но составные собственные наименования таких произведений пишутся с большой буквы, например: Великий покаянный канон Андрея Критского.
4. Лики святых: святитель Иоанн Златоуст, преподобный Серафим Саровский, святой праведный Иоанн Кронштадтский, блаженный Василий Московский, святые благоверные князья Борис и Глеб, Илья-пророк (пророк Илия), великомученица Екатерина. Однако в названиях храмов лики святых пишутся с прописной буквы: храм Преподобного Серафима Саровского, собор Василия Блаженного.
5. Слова многая лета (пожелать многая и благая лета), вечная память (пропеть вечную память)
6. Слова, именующие духовенство, кроме слова Патриарх: настоятель храма, протоиерей, дьякон, протодьякон, игумен, монах, иеромонах, схимник, требный священник.

Как правильно: патриаршего или патриаршЬего? Патриаршие или патриаршьи?

Верно без мягкого знака: патриаршего, патриаршему. А также: патриаршие (Патриаршие пруды).

Прилагательное патриарший в начальной форме выглядит как притяжательное прилагательное, отвечающее на вопрос «чей?» и оканчивающееся на -ий (-jeго), ср.: лисий — лисьего, пастуший — пастушьего, черепаший — черепашьего, птичий — птичьего, человечий — человечьего, монаший — монашьего, помещичий — помещичьего, скомороший — скоморошьего и т. д. Такие слова склоняются по особому (местоименному) склонению, в них пишется разделительный мягкий знак.

Однако слова монарший и патриарший склоняются не по местоименному, а по адъективному склонению, то есть как прилагательные хороший (хорошего), святейший (святейшего), усопший (усопшего), больший (большего), августейший (августейшего) и т. п. В таких словах разделительный мягкий знак не пишется.

По этой причине правильно: патриаршее (не патриаршье) благословение, патриаршая (не патриаршья) ризница, Патриаршие (не Патриаршьи) пруды. И, соответственно: монаршее, монаршая, монаршие.

«Русская грамматика» (под ред. Н. Ю. Шведовой, М., 1980) указывает: «Притяжательные прилагательные орлий (устар.), отчий, монарший и патриарший, основа которых оканчивается на группу согласных (-ий – флексия им. п. ед. ч. муж. р.), изменяются по мягкой разновидности адъективного склонения. Образование от притяжат. прил. монарший, патриарший падежных форм по типу притяжат. прил. соболий, пастуший, волчий для современного языка ненормативно». При этом «у писателей XIX в. встречается образование форм косвенных падежей притяжательных прилагательных женского рода с шипящей согласной перед |j| (казачья, разбойничья) по образцу изменения местоимен. прил. наш, ваш (см. ниже) без |j| в конце основы: Ты не издохнешь от удара Казачей сабли (Пушк.); Не для разбойничей потехи Так рано съехались адехи На двор Гасуба старика (Пушк.); Парень был Ванюха ражий, Рослый человек, – Не поддайся силе вражей, Жил бы долгий век (Некр.) (для современного языка нормативны формы казачьей, разбойничьей, вражьей)».

Итак, различается написание слов: монашьего — патриаршего; монашье — патриаршее; монашья — патриаршая; монашьи — патриаршие.

См.:

• А. А. Зализняк. Грамматический словарь русского языка. 5-е изд., М., 2008.
• Русская грамматика / Под ред. Н. Ю. Шведовой. М., 1980.

На этот вопрос Новый Завет ответа не дает. Поэтому вопрос о языках, которыми владел Иисус Христос занимает ученых многие столетия. В XVIII в. считалось, что Иисус знал греческий. В качестве обоснования приводились следующие аргументы: греческий в то время был самым распространенным языком в Палестине; с Пилатом Иисус разговаривал без переводчика, значит, их беседа проходила на греческом. В XIX в. возобладала другая точка зрения: основным языком Иисуса был еврейский. При этом ученые не делали различий между литературным еврейским, на котором написан Ветхий Завет, и разговорным времен Христа.
Профессор Иерусалимского университета Эммануил Тов, возглавляющий проект по изданию Кумранских рукописей Мертвого моря, считает, что в Иудее, во время земной жизни Иисуса, в синагогах, скорее всего, молились на иврите, а вне Палестины молились на греческом: там забывали родной язык, по мнению ученого, иудеи молились на иврите, а потом толковали Писание на арамейском. Такие выводы профессор делает на основании того, что в Кумране большинство рукописей написано на иврите, несколько на греческом и, совсем мало на арамейском, в основном таргумы (толкования на святое Писание) и литературные произведения.
В середине XX века стали появляться кумранские находки. Большинство этих рукописей были составлены по-еврейски, и только незначительная часть по-арамейски, поэтому ученые стали пересматривать эту позицию, признавая более широкое распространение иврита. Среди этих находок были не только литературные памятники, а так же письма, обращенные к Бар-Кохбе или принадлежащие Бар-Кохбе. Это все-таки 135 год после Р. Х.

В настоящее время библеисты считают, что, если не по всей Палестине, то, по крайней мере, в Иудее, в Иерусалиме, иврит продолжал существовать в качестве разговорного языка до II века после рождества Иисуса Христа. Иврит был языком Библии, которая задавала определенные литературные нормы, но одновременно существовал разговорный иврит. Видимо, в конце эпохи Второго храма они достаточно сильно расходились. В иврите существует «высокий» и «низкий» стиль: есть язык письменный, литературный и есть разговорный. Такая же ситуация существует сейчас в арабских странах, где пишут на языке Корана, а разговаривают на различных диалектах, — говорит протоиерей Леонид Грилихес.
Он же развивает эту мысль далее. «Когда Иисус Христос обсуждает какие-то богословские вопросы с фарисеями и саддукеями, то, скорее всего, это мишнаитский иврит, то есть разговорный иврит, язык еврейской академии и школы. Во время общественной проповеди (например, Нагорная проповедь), скорее всего, Он должен был ориентироваться на высокий стиль — литературный язык проповеди мог сближаться с языком Ветхого завета.

Когда Господь беседует с сирофиникиянкой, или с самарянкой, Он, очевидно, говорит по-арамейски; с учениками, наверное, тоже на арамейском.
Но это внешнее свидетельство. А можно привлечь внутреннее свидетельство, то есть обратиться к самим евангельским текстам, и попытаться их реконструировать, чтобы увидеть, на каком языке реконструкция выглядит более убедительной, т.е. на какой язык лучше «ложится» та или иная притча.

Что касается семитских слов, которые проникли в греческие тексты, то там есть и арамейские, и еврейские. В Евангелии приводятся слова Христа на кресте, например, в Евангелии от Марка: «Элои, Элои» – это транскрипция с арамейского, это же высказывание есть у Матфея – «Эли, Эли» – это с еврейского. Вариант «Лама» – это с еврейского, «Лема» – с арамейского. «Савахтани» –однозначно с арамейского, потому что это транслитерация арамейского слова «швахтани». Но в кодексе Безы есть вариант «азавтани» – калька с еврейского.

Богослужение в Иерусалимском храме, безусловно, шло на иврите. В синагогах читалось Пятикнижие. Оно вычитывалось за год, либо за три года, к Торе присоединялось чтение из пророков. Все читалось по-еврейски, но видно, что уже довольно рано, в эпоху второго храма, сложилась практика перевода чтений на арамейский язык. Самую раннюю датировку этой практики связывают с реформами Ездры. Он вводит еженедельное чтение писания, при нем появляется институт синагог, где каждую субботу собирается община и читается писание.
Проповедь Христа. 1652. Фрагмент. Возможно, что уже тогда эти чтения также сопровождались переводом на арамейский язык, и не просто переводом: этот арамейский таргум включает в себя определенную экзегезу (от греч. exégésis — толкование). Поэтому можно предположить, что в синагогах было двуязычное чтение: читалось Святое Писание на иврите, и потом не сам чтец, но переводчик должен был делать перевод на арамейский язык, чтобы Святое Писание было понятно слушателям. Скорее всего, он не сам делал этот перевод, а воспроизводил то, что сохранялось традицией — Таргум не был спонтанным, он отражал определенную школьную традицию понимания Писания.

— На каком языке Христос именно молился?

— В бытовой жизни использовалось двуязычие, а молился Он, скорее всего, на иврите. Молитва «Отче наш» убедительно реконструируется на иврите. Однозначно то, что она была произнесена по-семитски. На это указывает обилие притяжательных местоимений, которые очень характерны для семитской речи, и передаются там в виде суффиксов: «Отче наш… да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя» и так далее. Это семитская конструкция…

А вот современный шведский арабист и семитолог Ян Ретсе считает, что Иисус владел двумя языками: еврейским (как еврей по рождению) и арамейским (как житель Галилеи и человек из народа).
Ретсе полагает, что 2 тыс. лет назад в Палестине (вплоть до позднего античного периода) существовали две формы древнееврейского языка. Первая — библейский еврейский раввинской литературы (Иисус был членом раввинского движения). Вторая — смешанный еврейский, на котором устно из поколения в поколение передавались иудейские верования и традиции. На нем разговаривали в Иудее и Северной Палестине. Там люди молились на этом языке, хотя он никогда не был сакральным. Как еврей, который вел дискуссии с раввинами, Христос должен был владеть обеими формами.
Тогда Палестина была настоящим языковым Вавилоном. Римская оккупационная армия объяснялась на латинском, им пользовались иерусалимские и прочие торговцы, поддерживавшие связи с империей. Римская элита воспитывалась в греческом духе и на востоке государства был распространен греческий. Филологи и лингвисты установили, что к моменту рождения Иисуса он почти 300 лет был разговорным в Галилее, Иордании и на Средиземноморском побережье. У евреев, вернувшихся из диаспоры, были синагоги с греческим языком богослужения. Помимо еврейского и греческого, в Палестину из Месопотамии пришел арамейский язык, который предпочитало еврейское население Галилеи (оно разговаривало на пяти его диалектах).
Сегодня от арамейского языка, одним из диалектов которого владел Иисус Христос, почти ничего не осталось. В Турции и на севере Ирака проживают около 20 тыс. сирийских православных христиан, разговаривающих на диалекте туройо, а в городке Маалула (Сирия) сохранился западноарамейский язык, на котором говорят около 10 тыс. человек. От Маалула до Галилеи всего сотня километров, но язык Иисуса Христа, видимо, обречен на вымирание, хотя ученые Западной Европы прилагают огромные усилия, чтобы его сохранить.