russiaforall

Неоконченное интерьвью с жестоко убитым в собственном доме 75-летним священником Павлом Адельгеймом. О положении в Русской православной церкви и его духовном пути.
Мы познакомились с отцом Павлом в сентябре прошлого года на конференции «Реформация: судьба Русской Церкви в XXI веке». Она была организована общественным движением «Россия для всех». Выступить приглашали разных священнослужителей. Не побоялся прийти только отец Павел Адельгейм. Я слышала о нем как о замечательном, мудром, деятельном батюшке, но главным образом — страстном критике «вертикали власти», выстроенной патриархом Кириллом в Церкви. Говорили, что отец Павел уже много лет борется против церковной реформы, которая сделала абсолютно бесправными рядовых священников, сократила до минимума роль мирян в приходской жизни и сосредоточила всю власть над приходами в руках иерархов.
В перерыве между докладами на конференции я старалась поговорить с отцом Павлом о самом главном, о том, что год назад волновало многих: что происходит с РПЦ. Мы, как мне тогда казалось, разговор только начали и договорились, что обязательно его продолжим. Отец Павел приглашал в Псков. Я обещала приехать. Как это часто бывает — не успела…

Антисоветчик
— Вы, наверное, единственный священник в современной РПЦ, который сидел в тюрьме как антисоветчик. За что вас арестовали?
— Меня рукоположили в 1959 году. А посадили через десять лет, в 1969-м. Я, правда, не получил даже начального зэковского образования, просидел всего три года по обычной статье для того времени: брежневская статья 190-прим («хранение и распространение клеветнических материалов, порочащих советский конституционный строй»).
— Что у вас нашли?
— У меня нашли довольно много стихов поэтов Серебряного века: Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама, Волошина. Самое смешное, что суд решил, что все эти произведения писал я сам, а приписывал их известным поэтам.
— Где вы отбывали срок?
— Я служил в Бухаре, а когда меня арестовали, следствие вел ташкентский КГБ, и в течение года я сидел во внутренней тюрьме. Потом меня отправили в лагерь на территории моего же прихода — лагерь был расположен в пустыне Кызылкум.
— Как же вы потом оказались в Псковской епархии?
— В лагере после несчастного случая я потерял ногу и потом, выйдя на свободу, вернулся в свою Ташкентскую епархию. Мне дали приход в Средней Азии в Фергане. Потом у меня произошли некоторые столкновения с местным уполномоченным по делам религии и местным куратором от КГБ, и меня перевели в Красноводск. Там мне было трудно служить из-за очередных козней со стороны местного КГБ, и я решил уехать в Россию. Так получилось, что в силу инвалидности мне пришлось перебраться в Псков. Правда, и там сначала было много трудностей, меня гоняли с одного прихода в другой, все время «сажали» на голову настоятелю, но потом, наконец, дали приход в поселке рядом с Псковом. И там у меня началась бурная деятельность и жизнь интересная — по созиданию храма и параллельно по созиданию общины. В конце 80-х и социальная работа появилась, а потом и в городе мы получили храм, он лежал в руинах. Это был первый храм в Псковской области, отданный верующим. Наш храм Жен-Мироносиц.
Зависть
— Тот, где вы сейчас служите?
— Да. Я был там настоятелем с 1988 года, а в 2008-м правящий архиерей меня сместил с поста настоятеля. До этого архиерей выгнал меня из всех других храмов, где я служил. Еще я строил храм в областной психиатрической больнице за свой счет. Архиерей нам не помогал, но когда храм был закончен, он сказал мне: «Пошел вон отсюда!»
— Почему он вас прогнал? Забрал этот храм себе?
— Да нет, храм этот ему не нужен. Этот человек — он не злодей. Он живет только своими амбициями. С ним можно по-человечески иногда разговаривать. Но в то же время это человек, который в течение десяти лет со мной разговаривал ласково, но изгонял меня отовсюду.

— За что он вас так невзлюбил? Не потому ли, что завидовал вашей силе, вашему авторитету, который вы приобрели у верующих?
— Какая сила? Что священник может против архиерея?
— Почему вас изгоняют, как только вы отстроите храм, развернете социальную деятельность, обустроите приход?
— Я думаю, что у него ко мне есть какая-то странная зависть. Все, что я в последние годы делаю, даже тогда, когда мы уже совсем перестали общаться, он начинает повторять. Так как я отмечал свое 70-летие, например, он повторяет то же самое. Он на год меня моложе. И он повторяет, но у него получается пародия. У меня это получается непроизвольно благодаря тому, что меня окружают умные люди, которые знают, как и что правильно сделать. А его окружают необразованные и неумные люди, которые дают ему неудачные советы.
Раскол
— Если отвлечься от вашего конфликта с архиереем и вернуться к проблемам РПЦ: есть ли сегодня раскол в Церкви или это выдумки журналистов?
— Существует два совершенно разных взгляда на Церковь и церковную жизнь. Раскол в этом смысле существует: непримиримость позиций по пониманию церковной жизни, которая пока не оформлена в раскол. Но если появится лидер, который захочет за собой повести людей, то раскол станет реальностью.
— Что вы имеете в виду?
— Есть достаточно много священников, которые хотят духовного возрождения Церкви. Ведь весь вопрос в чем: у нас говорят о возрождении Церкви, а на самом деле речь идет о разложении Церкви. И очень много священников, священников молодых, которые тоже ищут возрождения Церкви, но не Кирилловского , а возрождения христианства, не возрождения того искаженного образа православия, которое сейчас создается, а возрождения христианского духа. То есть они хотят восстановить богослужение так, как оно должно быть, а кроме богослужения есть еще и духовная жизнь христианина, которая проходит и в общении, и в образовании, и в социальной работе. В нашей Церкви сейчас патриархия декларирует и катехизацию, и миссионерство, а на самом деле ничего не делается, лишь создается масса комиссий. И при патриархии, и при епархии. Я не знаю, что делается при патриархии, но я знаю, что делается в нашей епархии: у нас существует 15 комиссий — по связям с общественностью, по здравоохранению и прочее и прочее. Каждую из этих комиссий возглавляет какой-нибудь священник, который понятия не имеет о том, чем должна заниматься эта комиссия. Он просто ничего по этому поводу не делает. Но если требуются отчеты, то ему эти отчеты присылают, и в каждом отчете он ставит галочки. На самом деле это липа. Обыкновенная советская показуха.

Свечной ящик
— А чем занимаются те священники, которые думают не так, как вы и ваши единомышленники?
— Они занимаются тем же самым, что и в светском обществе: думают, где добыть деньги. Всех волнуют деньги, деньги, деньги. Сейчас свечной ящик является центральным местом в храме, вокруг которого кипят все страсти. А алтарь как-то на отшибе и, в принципе, никому не нужен.
— Деньги этим священникам нужны для себя или на восстановление церкви?
— Конечно, для себя. Они все эти деньги как-то пилят между собой, как за пределами церкви, так и в церкви. Что касается наших церковных властей, то создается впечатление, что они создают не Церковь Христову, а какую-то финансово-политическую империю, то есть на первом месте стоят вопросы не духовной жизни, не духовного просвещения народа, а имущества, капиталов, политики.
— Почему?
— Существуют три типа руководителей. Есть те, кто готов поступиться личными интересами ради той организации, которую они создают. Это редкие руководители, жертвенные люди. Есть такие, которые руководствуются одновременно и личными интересами, и государственными. Это опять-таки не так часто встречается, поскольку эти интересы не всегда совпадают. Есть, наконец, руководители, которые руководствуются личными интересами и которые используют структуру, которой они руководят, чтобы удовлетворить свои личные амбиции, свой карьерный рост.
Промысел Божий
— Как вы оцениваете роль патриарха Кирилла в жизни Церкви?
— Я думаю, что патриарх Кирилл — источник церковного зла. При патриархе Алексии Кирилл имел очень большой вес, но все-таки Алексий его сдерживал, придавливал немножко. Все документы, все новые уставы, изданные Церковью, все это — дело Кирилла.
— Он существует в союзе с властью или ведет свою собственную игру?
— Конечно, он пребывает в симфонии с властью, но у него есть и личная заинтересованность. Он сделал блестящую карьеру, получил огромные средства, и он, конечно, строит свое личное благополучие и личный престиж. Его амбиции очень велики. Но в гражданском обществе он — жупел. Конечно, он принадлежит к какому-то определенному клану в Кремле, который его поддерживает.
— А с точки зрения Церкви он полезен или вреден?
— Бог выбирал себе очень разных пророков, иногда требовал от них таких вещей, которые нам кажутся даже не нравственными. Вот, например, Pussy Riot — плохо они поступили или хорошо? В плане чисто человеческом, я думаю, что плясать в не очень приличной одежде на солее — нехорошо, но я боюсь их за это осудить, потому что иногда промысел Божий действует не совсем так, как мы привыкли это правильно понимать.

— А как вы оцениваете реакцию Церкви на саму акцию Pussy Riot?
— Ужасная, конечно, реакция, нехристианская реакция. Просто обыкновенная месть. Желание отомстить за то, что Церковь обидели.
— Сейчас некоторые прихожане РПЦ говорят о том, что готовы в знак протеста уйти из Церкви. Как вы на это смотрите?
— Я пришел в эту Церковь. Я пришел после того, как в нее уже вошли люди, достойные самого высокого уважения, которые, несомненно, являются вождями духовной жизни. Я был рукоположен владыкой Ермогеном , который был рукоположен патриархом Тихоном. Так что у меня такие прямые корни. Изменялся не я, мои взгляды, которые были от начала, такими и остались. Но вокруг меня вся эта среда начала очень сильно меняться. Появились люди с совсем другими взглядами, и мы с ними друг друга уже не понимаем. Патриарх Кирилл — представитель совершенно новой духовной позиции в Церкви.
— Вы один из немногих служащих священников, кто заступился за Pussy Riot. Вы не боитесь, что вас отправят за штат?
— Я могу этого ожидать, но я этого не боюсь. Отправят и отправят. И умереть когда-то надо будет. Что ж мне теперь — смерти бояться?..
Зоя Светова (The New Times)
17 сентября 2012 г.

Записывайтесь в наше сообщество: russiaforall
Подписывайтесь в Фэйсбук
Добавляйтесь ВКонтакте

Отец Павел Адельгейм: Теперь у нас есть генеральный секретарь — то есть патриарх

Фото РИА «Новости»

Это интервью отец Павел Адельгейм дал «Новой» в 2003 году. Публикуется впервые.

Что сегодня представляет собой Русская православная церковь? Тело Христово, как сказано в Писании, организацию стяжателей или закрытую корпорацию, построенную на иных, отнюдь не духовных принципах? Найти ответ на этот вопрос попытался протоиерей Павел Адельгейм в своей книге «Догмат о Церкви». Выводы, сделанные им, оказались настолько шокирующими, что сразу же вызвали гнев части священнослужителей…Не успев появиться на прилавках магазинов, это небольшое издание в мягком переплете сразу же привлекло к себе внимание. И немудрено. Сам того не желая, но замечательную рекламу книге сделал Владыка Псковский и Великолукский Евсевий, который, выступая во время проповеди в Троицком кафедральном соборе, призвал верующих защитить его от несправедливых нападок отца Павла. По словам иерарха, настоятель церкви Жен Мироносиц опорочил «не только его, но и саму Церковь, которой служит». Отзывы большинства клириков Псковской епархии тоже оказались нелицеприятными для автора. Всего несколько цитат из стенограммы заседания Епархиального совета.

― Автор замахивается критическим топориком на действующий устав Русской Православной Церкви…

― Книга иерея Павла ― кощунственна. В ней клевета на правящего епископа, глумление над верой, ее священными канонами.

― Книга направлена на подрыв авторитета Церкви, призвана посеять сомнения в душах людей, духовно неокрепших, недавно пришедших к вере.

― Книга ― антицерковна. Она подрывает соборность Церкви…

Полностью стенограмма этого заседания была опубликована на страницах вестника Псковской Епархии «Благодатные лучи» (№2). К счастью, нашлись люди*, которые во время этого публичного обсуждения высказали мнение, отличное от позиции большинства. А потом начались и вовсе странные вещи. Сначала был зверски избит пономарь церкви, где настоятелем является ответ Павел. Некоторое время спустя машина, которой управлял Адельгейм, попадает в аварию. Только по счастливому стечению обстоятельств (скорость движения была очень мала) удалось избежать самых серьезных последствий. Экспертиза, которая была проведена сотрудниками ГИБДД по просьбе отца Павла, установила, что рулевая колонка его «Волги» была выведена из строя преднамеренно. Можно ли считать эти события логическим продолжением критических нападок на автора? Сам Павел Адельгейм не хотел никого винить в происшедшем. Тем не менее вопросы оставались. И главный из них можно сформулировать так: чем можно объяснить такое резкое неприятие «Догматов…»?

Участник Епархиального Совета:

— Книга «Догмат о Церкви» ― актуальная и нужная для церковного самосознания — отнюдь не является персональной инвективой против правящего архиерея, как это может показаться при поверхностном знакомстве с нею… В результате коммунистического террора и апостасиса исчезает одно из важнейших свойств Христовой Церкви ― соборность, волей-неволей подменяемая ныне корпоративной властью епископата. Нужно воспользоваться той исторической передышкой, какую нам предоставляет нынешнее время, чтобы возродить в церковной жизни дух свободы и творчества, преодолеть опасное дистанцирование интеллигенции от церковной деятельности. Как верно отметил в свое время Н.А. Бердяев в «Философии свободного духа»: «Церковь, выявляясь и воплощаясь в мире природном историческом, может принимать формы, свойственные этому миру». К его словам можно добавить: «и язвы этого мира». «Духовный сталинизм» ― одна из язв этого мира, которой болеет Церковь.

― Мне тяжело об этом говорить, ― признается отец Павел, ― но в настоящее время Русская православная церковь в силу своей мировой изоляции все больше превращается в тоталитарную секту, замыкаясь внутри себя. И это ужасно, потому что законы развития общества таковы, что каждая замкнутая система обязана развалиться.

― И никакой альтернативы нет?

― Церковь должна вернуться к своим прежним канонам, которые были изначально заложены в ее основание вселенской церковью. Есть догматическое определение, которое было ей дано на втором Вселенском соборе: Единая, Святая, Соборная и Апостольская церковь. В совокупности своей они определяют церковь как уникальное явление в мире ― тело Христово, потому что Христом основано. Она не может измениться, так же как человек не может изменить черты своего лица. Они определяют суть церкви, как идентификационный узор на пальце. Другой будет у другого человека. Если изменить хотя бы один из принципов, это уже будет другая церковь. Можно сохранить канонические правила, устав, но если убрать хотя бы один признак (ту же самую соборность), без этого принципа не будет ни единства, ни святости, потому что это будет уже другая церковь!

― Может быть, поэтому все чаще звучат голоса о необходимости реформирования РПЦ?

―​ Недоразумение заключается в том, что церковь уже была реформирована, но никто не хочет этого замечать. Поэтому когда я говорю об обновлении церкви, то имею в виду не переход в службе на современный язык или о разрешении епископам жениться. Все это бред! Мы должны вернуться к каноническим принципам. В своей книге я взял совершенно четкий ориентир ― это поместный собор 1917‒18 гг. Он готовился 50 лет и был призван рассмотреть наиболее актуальные проблемы церковной жизни, главный из которых ― восстановление патриаршества. И не просто восстановление, а всенародное избрание главы русской церкви. Принимались абсолютно все кандидатуры, они ставились на голосование, но выбор в храме Христа Спасителя сделал старец Алексеевой пустыни (он был слепой), который вынул из шкатулки записку с именем нового патриарха Тихона. Вместо этого в 1988 году (а затем и в 2000-м) был принят другой устав РПЦ, по которому избрание Патриарха совершается на закрытом совещании епископов.

Принцип тот же самый, как и в советской системе. Теперь у нас есть генеральный секретарь ― то есть патриарх. Его роль сейчас к этому и свелась. Затем Политбюро, то есть Священный Синод ― еще 100 человек. Далее идут секретари обкомов ― наместники на местах. У них власть абсолютная. С той лишь разницей, что на секретаря обкома можно было пожаловаться. Сейчас ― нельзя. Как следствие, сейчас современные церковные понятия сильно искажены конъюнктурой.

― Таковая существует?

―​ А как же! Все это пошло еще с советских времен, когда кандидатуры патриарха согласовывалась КГБ и Комитетом по делам религий. У них был один критерий оценки возможного кандидата: лояльность к власти. Сейчас патриарха будет избирать корпорация епископов, но принцип тот же. Трудно спорить с тем, что присоединение церкви к государству дает ей материальные привилегии, но одновременно ― абсолютную зависимость от него же. При этом церковь утрачивает свою духовную свободу, но и государство ничего не приобретает. Оно теряет, потому что утрачивает ту нравственную силу, которая всегда стоит рядом с ним и всегда может сказать: ты поступаешь неверно. Должен быть такой голос, который призван свидетельствовать о нравственном состоянии государства и общества. При этом в церковь должна оставаться для своих прихожан организмом любви. Но не права! Почему епископ имеет такую неограниченную власть, против которой мы в принципе не возражаем, точно так же как в семье никто не возражает против власти отца. Если, конечно, он не пьяница и не разбойник. Кто же будет возражать против такой власти, если он любит свою жену и детей? Власть епископа должна быть основана на любви, но не на праве. Обосновывать власть епископа правом ― это значит сообщать ей основания, которые церковь вообще не содержит.

― Но любовь ― понятие очень аморфное…

―​ Любовь ― это очень конкретно, но эту конкретность нельзя формализовать. Ее нельзя описать словами и четко регламентировать. Потому что любовь ― это свобода. А вот право ― ограничение свободы. Право ― это свобода, предоставленная и ограниченная нормой. Но если мы нормируем свободу, то должна быть четко определена свобода каждого. В церковном правовом поле тоже все одинаковы. Если мы возьмем древние церковные каноны, то на первом месте стоит ответственность. Сейчас с епископа снята всякая ответственность. Но она наступает, если он проявит свое несогласие с корпорацией. И это тоже проявление тоталитаризма.

― Критика вашей книги может быть примером сказанному? Ведь вы высказали свое, отличное от других мнение, которое не соответствует точке зрения епископа.

― Не столько епископа, а ― корпорации. Но все дело не в том, что я выступаю против корпорации в защиту соборности церкви, а от этого принципа никто не может просто так отмахнуться. Они могут его игнорировать, не замечать, но они не могут его зачеркнуть. Мы поем: «Верую в единую святую, апостольскую церковь…» Но когда наш епископ говорит о соборности, у него даже лицо перекашивается.

― Слово «демократия» может служить в данном случае синонимом слова «соборность»?

―​ Нет. Понятие соборности может определять только один человек. Так уже было. В истории церкви сохранилось имя Максима Исповедника, простого монаха, который жил в VII веке. В это время возникла монофилитская ересь, адепты которой утверждали, что Христос имеет только одну божественную волю. Максим отвечал им: Христос имел две воли: оставаясь истинным и совершенным богом, он стал истинным и совершенным человеком. По этому поводу и возник спор. Тогда все патриархи были монофилиты. Максиму отрубили руку, чтобы он не мог писать. Ему вырвали язык, его посадили в тюрьму, потом отправили в ссылку. Но вот что значит истина, которая не имеет никаких формальных критериев, но имеет такую внутреннюю силу, что, будучи раз произнесенной, ее уже нельзя убить. Казалось бы, что этим иерархам убогий монах? Нет, они возвращают его и требуют: подпиши. Что им дала эта подпись?! И они снова начинают его мучить, но проходит время и то, что утверждал Максим Исповедник, становится верой всей церкви. То есть он один сохранял церковную соборность, а демократия ― это принцип большинства голосов. Большинством голосов в церкви ничего нельзя решить. Отсюда ― каждый христианин должен иметь возможность высказать свое мнение. Ему нельзя заткнуть рот, потому что никто не знает, через кого Дух Святой произнесет слово истины. Ни епископы, ни миряне, ни клир ― никто не может претендовать на исключительность в церкви. В церкви нет исключительности. Церковь ― это народ Божий, и все находятся внутри церкви. Никто не стоит над церковью, потому что церковь ― это Тело Христово. Ну, кто же может быть над Телом Христовым, у которого глава ― Христос.

При этом внутри церкви у каждого функции разные. О равенстве в этом случае опять же трудно говорить. Ну, как мы можем говорить о том, что нога равна руке, ― у каждого свое предназначение. Так же и в церкви. Одно дело ― это епископ, священник, другое дело ― народ. Но каждый из них может свидетельствовать. И запрещать свидетельствовать нельзя.

― Отец Павел, вы одиноки в своих убеждениях?

―​ Нет. Я получаю много писем (в том числе и по интернету), и все как один говорят, что я все правильно написал. Накануне того же самого епархиального собрания некоторые из священников приходили ко мне и говорили: мы с вами совершенно согласны, но мы не можем вас поддержать, у многих из нас семьи, дети. Поэтому мы будем высказываться против вас и вашей книги, поэтому вы нас простите за нашу человеческую слабость. Все это объяснимо: я не могу требовать от них мученичества. Это такой подвиг, на который человек решается только сам.

Справка «Новой»

Протоиерей Павел Адельгейм родился 1 августа 1938 года. Родители были репрессированы. Воспитывался в детском доме. Был послушником Киево-Печерской лавры. В 1956 году поступил в Киевскую духовную семинарию. Исключен игуменом Филаретом Денисенко по политическим мотивам. В 1959 году рукоположен дьяконом. Закончил Московскую духовную академию. В 1969 году арестован и осужден по ст. 190′ (клевета на советскую власть), приговорен к трем годам лишения свободы. В лагере во время восстания потерял правую ногу. Освободился в 1972 году. Служил в Фергане и Красноводске. С 1976 года ― в Псковской епархии. Осталась вдова, трое детей, шестеро внуков.

Текст беседы подготовил к печати

Юрий МОИСЕЕНКО,

navy_s

Не решался написать. Думаю, разрешится дело до конца – тогда обязательно… В общем, такое искушение…

Ну, о том, что есть у меня определенные способности, мне еще несколько лет назад сказали. Люди, которые давно этим занимаются. Но когда позапрошлой зимой поехал я со своими сомнениями к отцу Нектарию и поделился с ним. Думаю, сейчас скажет про полную чушь, про дьявольщину и, что много на себя беру, гордыню развиваю.

Что я тогда знал об о.Нектарии? Только, что очень сильный старец, до своего поставления во главе Оранского мужского монастыря был настоятелем Радонежского Подворья Троице-Сергиевой Лавры. Ну и слухи всякие, что видит людей насквозь, лечит всякие заболевания, в том числе и психические. А еще, что один из малого количества священников во всей Патриархии, кто имеет Патриаршее благословение на лечение бесноватых. К нему и сейчас в Оранки со всей страны приезжают, чтобы избавиться от беса. Видел я эту картину потом. И не раз. Но об этом позже.

Пригласил меня мой будущий шеф, которого старец взял к себе в духовные чада: поехали, говорит, побеседуешь. Да и сам Отче зовет тебя.

Я сначала посмотрел о нем информацию в интернете. Да, все так и есть. Отец Нектарий (Марченко), игумен Оранского монастыря, давно известен своими проповедями, за которыми едут со всех концов России. Раньше в Радонеж, теперь вот к нам, сюда. Проповеди очень сильные, в которых нет ни одного слова без глубокого смысла. Слушать их нужно очень внимательно, потому что батюшка вкладывает в них огромную силу.

Думаю – будь что будет. Скажет мне, что дурь у меня в голове, да и избавит меня от нее. Легче жить станет.

В первый приезд разминулись. Проехали почти сотню километров, но батюшку в этот день в Нижний вызвали. Ну, и хорошо. Может и я не готов был. Отстоял службу в храме, воздухом монастырским подышал, особую намоленную атмосферу в себя впустил, искупался в источнике святом. Не встретились – ну, и ладно. Страшно ведь было, пусть страх еще во мне побудет, а сегодня отлегло.

На обратном пути встретилась машина, промелькнула. Шеф говорит: батюшка…. Может, вернемся?

Я отвечаю: Не стоит. Примета. Да и.. (расслабился).

Вечером звонок от шефа: Батюшка звонил, говорит, что видел нашу машину навстречу. Ругался, что не дождались. Велел в следующее воскресение обязательно приехать.

В следующий выходной опять в шесть утра на ногах, опять за сто километров.

Приехали на службу. Стою, трясет. Не пойму – почему. То ли волнуюсь, то ли холодно. На улице -19, а в храме толком еще отопление не сделали.

Заканчивается служба… Народу много в храме и большинство потянулись к правой стороне, благословения испрашивать. Стою в сторонке. Я никого не знаю. Меня никто не знает.

Проходит Он через толпу. Молча, благословляет по пути, равняется со мной и поверх толпы, бросая на меня взгляд, тихо так произносит: «А с тобой нам надо поговорить…. Потом».

У меня как кол сверху донизу… Он же не знает меня, не видел никогда.

Как сомнамбула пошел в его покои.

Сначала трапеза. Покушали, а потом пригласил в свою келью. Мило так… По стенам клетки. Птицы: канарейки, попугайчики. Щебечут все. И вот говорит: «Давай, рассказывай».

А у меня и в горле пересохло. Еле ворочая языком начинаю…

«Вот, батюшка.. Сомнения у меня. Странные какие-то вещи со мной. Чувствую в себе энергию какую-то. Есть способность забирать у людей отрицательную энергию. И от этого люди вылечиваются. А мне тяжело становится. Не знаю, что потом делать. Говорили мне, что нужно земле отдавать, воде. А не очень хорошо это получается. Вот и приходится порой выть диким зверем».

Все, думаю, сейчас начнется. Будет бесов гнать.

А он подумал и спрашивает: «Говорил с кем об этом?»

— Да, отвечаю, с отцом Геннадием в Выксе, благочинным. Он мне сказал, от дьявола все, молитвы читать с утра до вечера нужно.

Батюшка, немного подумав, говорит мне: » Ну, молитва никогда и никому еще не мешала. Тут дело в другом. Не от дьявола у тебя это, а совсем с другой стороны. И должен ты людям помогать. Да, есть дар, делись им с другими, со страждущими. А избавляться…. Вот ты мою рясу потрогай. Чувствуешь, что она мокрая насквозь? А в храме то холодно было. Такая вот молитва. Да не забывай, что я в алтаре земные поклоны бью. Вот ты говоришь, что отрицательная энергия, от которой ты людей избавляешь, остается в тебе? Так ведь любую энергию можно физическими упражнениями сжечь. Ты вот спортом занимаешься, но как я понимаю, не очень регулярно. Тогда помоги себе – вместо пустых приседаний сделай пару сотен земных поклонов. Со временем поймешь их смысл, а пока, смотри на них как на физическую нагрузку. И о Боге при этом подумай. Увидишь – легче станет».

Почти час мы разговаривали. И много о чем, но именно эта часть разговора была для меня самой важной.

Думал, что в смятении буду уезжать. А получилось все наоборот, возвращался окрыленный. И стал с тех пор ездить в Оранки, правда, в основном по праздникам. Потом чаще. Как то особенно стало заметно, что батюшка отмечает как-то меня. То во время крестного хода окликнет меня, стоящего в толпе и справится о моем здоровье, то просто посмотрит внимательным взглядом во время проповеди, то позовет исповедаться именно у него. Не говоря уж о том, что каждый раз во время службы получал в руки от его келейника, Сергея, большую просвиру, знак того, что приглашен на послебогослужебную трапезу у батюшки, где он и усаживал меня недалеко от себя. Ближе были только главные благодетели. Сейчас я уже понимаю, что это, видимо, означало включение в число духовных чад. А, следовательно, послушание, смиренность, и беспрекословное подчинение.

Так продолжалось почти полтора года. До того момента, пока я не решил видоизменить свою жидкую бороденку, которая до этого момента имела вид испанской скобки, но с длиной пятидневной небритости. История у этой бороды старая… И завел я ее только для того, чтобы немного нивелировать припухлость, появившуюся на скулах после операции на лице. А тут еще добавил небольшую деталь – чуть более отросшие волоски под нижней губой, как продолжение этой «испанки».

Вот эта деталь и привлекла внимание батюшки. На Сретенье, во время елеепомазания он пристально посмотрел на меня и после обычной процедуры с кисточкой, смоченной в елее, что-то пробормотал и как то тщательно стал намазывать и именно этот участок под моей нижней губой.

После службы, как обычно пошли в трапезную. Стол достаточно большой, за ним собираются около сорока человек. Все стоят, ждут, пока батюшка пройдет, покажет всем места и благословит каждого.

Стою и я, жду. Идет батюшка. Я тоже сложил руки пирожком, правую ладонь на левую: Благословите, Батюшка!

Остановился, фыркнул и махнул рукой! Все выдохнули: не благословил!!!

Чувствую себя изгоем. Аж в пот бросило. Но место показал, почти напротив себя, у основания перекладины буквы «Т», в форме которой стоял стол.

Сижу, а кусок в рот не лезет, чувствую на себе колючий взгляд старца. Его взгляд не выдерживают люди на расстоянии, а тут в полуметре вообще становится не по себе. Поворачиваю голову, спрашиваю: «Что, Батюшка, что-то случилось?».

— Ты мне скажи, что вот за борода у тебя такая?

— Да разве, батюшка, это борода? Так, косметическая деталь, скрывающая дефект лица.

— Нет, нехорошая у тебя борода, нехристианская какая-то.

— Да у меня, батюшка, и лицо-то нехристианское. Столько всего намешано.

— Нет, неправильная. Не надо такую носить.

— А у меня другая не растет!

— Я тебе говорю, лучше сбрить и вообще не носить никакую.

— Да, я…

И вот тут я заметил, что все люди за столом давно перестали жевать и в каком-то напряженном молчании следят за происходящим. Даже Сергей, келейник, перестал своим гнусавым запинающимся голосом читать Жития святых. Все смотрят с испугом на меня. А после этого началось….

Зашипели на меня со всех сторон: Ты что!!!! Надо было испросить у батюшки благословения на ношение бороды, все его ученики и духовные чада так делают. А еще, ты с ума сошел – батюшке перечить!!!

Я говорю в оправдание, что носил бороду еще за 10 лет до знакомства со старцем. И про себя: да я не собирался к нему в ученики, у меня есть уже духовник, другой священник, не из монашествующих.

Все закончилось как-то скомкано, и домой я поехал с тяжелым сердцем. Не хотел такого окончания. Мне казалось, что я не пререкался без повода. Не было ни малейшего желания перечить. Человек ведь, бывает, не задумываясь, говорит многие вещи. Здесь тоже, от души какой-то протест шел. Точнее, можно воспринимать как протест, а можно – как простой человеческий разговор, обмен мнениями. Но, как оказалось, в монастыре, у игумена, тем более ТАКОГО игумена, как о.Нектарий, не может быть «обмена мнениями». Нет мнений. Есть пастырское слово. Надо привыкать.

Через пару дней побрился. В следующий раз поехал в монастырь на Вербное. И, как оказалось, все не так то и просто. Случай не прошел бесследно. Впервые мне не вручили просвирку от батюшки – приглашение на трапезу. Ну и ладно. Купил я банку козьего молока, иду с ней через вестибюль батюшкиного корпуса, собираюсь домой. Навстречу Он. И никого больше! Стоим в коридоре друг против друга. Неловкое молчание.

— Ты чего тут?

— Да вот молока взял, батюшка…

— Ладно, иди за стол.

Иду, понурившись, в руках авоська с трехлитровой банкой болтается. Прохожу в трапезную, а все места за столом уже заняты. Один стул свободен в самом конце стола, на углу. Думаю, и хорошо, далеко, никто меня не видит.

Отобедали. Батюшка первый выходит, мимо всех, на выходе задержался около меня и говорит: «Вот и подумай, чем ты провинился, что на таком месте сидишь…»

Я только улыбнулся в ответ.

Через неделю, на Пасху, поехал снова туда, но ощущение было, что в последний раз. Не знаю, но не покидало такое.

Отстоял, пропуск на трапезу не получил, но пошел и сам просто сел за стол. Думаю, что ж, последний – так последний. Чувствовал на себе пристальные взгляды. А через три дня шеф объявил, что нам с ним придется расстаться и ушел я из генеральных директоров. Закончилась наша 11 летняя дружба. И не покидала меня мысль, что во всей этой истории неслучайно все.

Через месяц попросил поговорить со мной о.Владимира, которого я своим духовником считаю. Пришел, как блудный сын покаяться, но и вопросов у меня навалом. Спрашиваю, как же так, где в этом суть?

Выслушал он меня и говорит: «Да, Саша…. Натворил ты делов. Я, конечно против, когда люди выбирают себе духовников их монашествующих. Что они могут подсказать мирским в повседневных проблемах? Семьи не было, на воспитание детей тоже специфически смотрят. Монахи как никто стремятся ужесточить требования. И не просто требуют послушания, но не терпят другого мнения. Трудно им вникнуть в мирское. А тут еще ТАКОЙ человек, как о.Нектарий! Да к нему со всей страны едет и готовы без вопросов подчинится, но и рады, когда на них послушание накладывают. А ты такую строптивость показал. Да, храм – это дом Божий, но игумен – он наместник бога в монастыре. Да и разговаривали вы уже и не в храме, а в трапезной у него.. В его доме. Ошибка твоя серьезная. И реакция его понятна. И неизвестно, чем тебе все это выльется. Молись. Не знаю, что тебе еще посоветовать. И еще, исповедуйся и причащайся почаще.»

То, что с того момента у меня все из рук валилось год почти – это ничего и не сказать. Все как то разваливается. Мысли про все происшедшее так с апреля прошлого года и не покидали. И вот, в этом году, за пару недель до Пасхи, пригласила меня моя старая знакомая в Оранки съездить. Провожатым что ли.

И история получила продолжение. Более серьезное.