Для ребенка лучше когда он один в семье или два и больше?

Прочла все ответы, которые написали родители, видимо имеющие одного ребенка и сами из однодетной семьи.Грустно читать эти рассуждение о том -сходятся ли характеры и какие трудности и т.д.

Кто не умеет воспитать двух детей самыми близкими друзьями и помощниками друг другу, тому и одного ребенка лучше не растить.

Двое детей как минимум должны быть в семье, а лучше и трое.Это вам отвечает мать 4-х детей.

Давайте разберем по порядку. Сначала чем это лучше для государства.

Чтобы население не убывало, мать и отец должны воспроизвести себе замену и это два человека. Но еще есть люди, которым нельзя иметь детей, либо они не находят пары. За них и необходим третий ребенок у тех, кому с семьей повезло. Как вы знаете пенсионные взносы берутся из отчислений от работающих. Люди, которые родили одного ребенка, поставили государство в трудное положение. Пенсии им нужно две, а отчисления идут от одного.

Далее, чем это лучше для родителей.

Дети много времени начинают проводить друг с другом и этим освобождают для родителей свободное время для других дел. К тому же два помощника появляются в семье. Глядя один на другого, они стремятся больше помогать по дому, охотнее учатся мыть посуду, прибирать в комнате, ходить в магазины за покупками и учиться готовить.Разговарива­ют такие дети лучше и на большее количество тем.

Теперь чем много детей хорошо для самого ребенка.

Ребенок теряет исключительность своего места в семье и начинает учиться уживаться с такими же детьми как и сам, понимать, что родители любят не только его, но и его брата, сестру и этой любви хватает на всех. Начинают понимать что такое на деле взаимовыручка. Осознают, что такое семья и близкие люди более остро и как можно за них постоять, будучи маленькими. Ведь родителей защищать не приходится, они сами защитники. Зато есть брат, сестра, которые нуждаются в помощи и защите. И не обязательно это младшие в семье. Не потому ли позднее так сплочены мусульманские семьи и так стоят друг за друга, что ощущение рода, стояния за своих они впитывают в детстве во дворе, а не потом, когда вырастут. И не потому ли так инертны и толерантны западноевропейские семьи с одним чадом, которое родителям и за мальчика и за девочку и все в одном человеке?

Да и как сказала мне моя бабушка: «Оля, родители помрут, а братья, сестры останутся, будешь все равно в роду и в семье».

Так и есть. Ни разу не пожалела, что детей много.И они, взрослые так рады, что есть друг у друга. А было так, что когда принесла я Васю (сына) из роддома, то старшая дочь надулась и сказала: «нас и так уже много, зачем еще Вася?»

А я ей ответила: «неизвестно как жизнь сложится, может Вася тебе окажется нужнее других. «

Так и вышло. Когда она родила, то все уже работали и только Вася был школьник и мог забрать ее дочь из садика. И так и забирал все 3 года сада. Вот так оно бывает. А если б не он, то неизвестно как она смогла б работать.

Один ребенок в семье: плюсы и минусы

Глядя на статистику количества детей в семье и состава семей, очевидными становятся следующие факты: однодетные семьи преобладают в России и во многих других странах уже несколько десятилетий, уменьшается количество полных семей, а многодетные семьи и вовсе стали редким явлением. Конечно, весомым в вопросе о количестве детей в семье является материальный фактор: наличие своего жилья; возможность обеспечить ребенка всем необходимым; трудности, возникающие у женщины в отношении карьеры при рождении ребенка. Однако часто родители ограничиваются рождением лишь одного малыша и по другим причинам. Для тех, кто сомневается — хорошо это или плохо, когда в семье один ребенок, рассмотрим плюсы и минусы такой модели семьи.

Один ребенок в семье: плюсы

В семье с одним ребенком первоочередной плюс, наверно, материальный. Родители могут финансово обеспечить свое чадо по максимуму своих возможностей: игрушки, одежда, образование.

Во многих семьях ребенок остается единственным, когда мама и папа отложили «детский вопрос» до момента, когда карьера будет построена, квартира куплена, финансовое положение прочно. А возраст, особенно мамин, существенно ограничивает ее возможности в деторождении. Родив малыша даже в 30, а то и позже — а это очень распространенная ситуация в наше время, зачастую женщина настолько погружается в ребенка, старается дать ему максимум внимания и заботы, что время для рождения второго уже так и не наступает. Конечно, единственный ребенок в таком случае получает от родителей полное обожание, заботу и постоянный интерес к его делам. Ему не приходится ревновать маму и папу к непонятно откуда взявшемуся «сопернику», делить с кем-то игрушки… Родители стараются вкладывать в свое единственное чадо максимум усилий, занимаясь его умственным, физическим и психологическим развитием, ведь ребенок — это основной итог и смысл их жизни. Считается, что единственные дети более развиты в интеллектуальном плане, ведь они постоянно окружены взрослыми и стараются быть с ними наравне.

Несмотря на все эти плюсы, общественное мнение жестоко — единственный ребенок вырастет эгоистом. Но это далеко не всегда так. Главное — подходить к воспитанию адекватно: стараться не перегибать палку в своем обожании, обеспечить ребенку необходимый социум, прививать альтруизм. Коммуникабельность и доброта важны не меньше, чем знание иностранных языков и вычисление логарифмов в уме. Если ваш малыш с детства будет окружен сверстниками (в детском саду, в школе, детьми знакомых, приглашенными в гости) и большим количеством родственников, привыкнет к необходимости уступать, заботиться о младших и с уважением относиться к старшим, — тогда риск потенциальной «эгоистичности» будет сведен к минимуму.

Часто рожать второго просто страшно, хотя возраст еще позволяет — женщина боится опять пережить роды и первые месяцы тревог, волнений и недосыпа. В таком случае стоит честно ответить себе на следующий вопрос — не является ли причиной ваших страхов эгоизм, нежелание дарить свою любовь, время и внимание кому-то еще? Ведь это может означать, что и ваш первый малыш не получает достаточно заботы и ласки, а отсутствие братика или сестрички вдобавок сделает его одиноким. Поверьте многим женщинам, решившимся на появление второго малыша — это событие зачастую помогает по-настоящему насладиться материнством, если не получилось сделать это с первым ребенком. Опыт и багаж знаний, которые у вас уже есть, позволят избежать многих ошибок. К тому же рождение второго малыша, если подойти к этому вопросу осознанно, будет полезным и радостным событием для первого ребенка.

Если же вы считаете, что для ребенка быть единственным лучше всего, вам полезно будет узнать о тех минусах, которые существуют, если ребенок в семье один.

Один ребенок в семье: минусы

Конечно, риск вырасти эгоистом, замкнутым на собственном «Я», для единственного ребенка в любом случае выше, чем для ребенка из многодетной семьи или даже семьи с двумя детьми. Когда малыш один, ему трудно представить, что иногда бывает нужно поступаться своими интересами, с кем-то делиться. Таких ситуаций у ребенка просто не возникает, и родителям приходится искусственно их создавать, чтобы ребенок не стал жадным и равнодушным к чужим нуждам. Когда у малыша есть братья или сестры, ему просто волей-неволей приходится уступать, идти на компромиссы, и здесь вынужденность — это не плохо, а как-раз-таки очень полезно для его воспитания. Когда единственный ребенок попадает в детский коллектив, для него может стать шоком, что он уже не главный, в отличие от дома, где его окружают любящие взрослые. Поэтому крайне важно, если ребенок у вас один, избегать поклонения своему чаду — этим вы, конечно, сделаете ребенку приятное в какой-то период жизни, но рано или поздно такая методика столкнется с жизненными реалиями, и ребенок переживет настоящую психологическую травму.

Самым большим минусом для единственного ребенка является его одиночество со всеми вытекающими последствиями. В наше неспокойное время родители часто опасаются отпускать ребенка гулять одного, а некоторые не любят и приглашать других детей в гости. Вдобавок, не имея времени организовать ребенку интересный досуг, родители включают ребенку телевизор, компьютер и различные гаджеты. В результате вокруг маленького человека возникает неестественное для развития окружение — не другие дети разных возрастов, а лишь взрослые и картинки на экране, с которыми, очевидно, не пообщаешься. Ребенок чувствует себя изолированным и беззащитным, в отличие от детей, имеющих братьев и сестер — они всегда на подсознательном уровне чувствуют за собой опору.

Мифом является факт, что если ребенок в семье один, он вырастает лидером. Лидерские качества присущи обычно не тем людям, которые привыкли ощущать себя главными, а как раз тем, кто умеет находиться в коллективе, выслушивать различные точки зрения, находить компромиссные решения. Такие качества характерны в большей степени для детей из многодетных семей. А вот избаловать и исказить картину мира единственного ребенка проще простого. Поэтому родителям необходимо избегать «детоцентризма», постоянно учить ребенка дружить, заботиться о других, уступать.

Как ни грустно это признавать, родители не вечны, и когда-то единственный ребенок останется по-настоящему один. Часто даже братья и сестры, имеющие не самые близкие отношения, признают, что несмотря ни на что, любят и ценят друг друга, радуются тому, что у них есть родной по крови человек, на которого можно положиться.

Решение о том, сколько детей надо иметь именно вашей семье, глубоко личное. Никто не ответит на этот вопрос за вас. Можно вырастить единственного ребенка прекрасным, умным и воспитанным человеком, в то же время многие семьи, имеющие нескольких детей, доказывают, что качество воспитания и уровня жизни не зависит от количества детей. Поэтому решать только вам, в любом случае самое важное — любить своих детей и подходить к их воспитанию разумно и ответственно.

23.01.2019 Пророк ХХ века: урок для интеллигенции

Современники святого праведного Иоанна Кронштадтского яростно спорили о нем.

В народе его любили и почитали, а либеральная интеллигенция считала его черносотенцем и реакционером, символом мрачного самодержавия. Консерваторы его уважали, но не всегда понимали.

Спустя сто лет, когда отец Иоанн был прославлен нашей Церковью, эти споры возобновились и «расклад сил» оказался почти таким же, что и в начале XX века. Почему для нас сейчас так актуален святой праведный Иоанн? Чему можно у него научиться?

Об этом мы беседуем со священником Филиппом Ильяшенко, заместителем декана исторического факультета Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, членом епархиальной комиссии по делам молодежи города Москвы, кандидатом исторических наук.

О. Иоанн Кронштадтский. Фото 1900-х гг.

Секрет его популярности

— Отец Филипп, почему отец Иоанн Кронштадтский пользовался такой огромной популярностью у простого народа? Все дело в чудесах, исцелениях, или на то есть и другие причины?

— Этим вопросом задавалось — и не находило ответа! — все образованное русское общество на рубеже XIX-XX веков. Мне кажется, что главная причина — не сами по себе чудеса, не сами по себе исцеления, а то, что за ними стояло, что делало их возможными. А именно то, что он сам называл «жизнь во Христе». То есть дар любви, той божественной любви, которую он получал в ежедневном причащении святых Христовых Тайн, в ежедневном служении Литургии, и которая выражалась в его готовности каждую минуту своей жизни, каждой копейкой своего достояния послужить ближнему. И эту любовь не мог не чувствовать народ, и поэтому шел к нему.

Но такая любовь встречается нечасто. Не только в ту эпоху, но и вообще во все времена имеет место дефицит святости. Может быть, только в первые века христианства святость была нормой жизни, затем христиан становится все больше, а святости — все меньше. Неудивительно, что на общем теплохладном, обмирщенном фоне такие подвижники, как святой праведный Иоанн, привлекают к себе множество людей. А уж тем более на переломе XIX-XX веков, когда Россия стремительно развивается, идет бурный процесс модернизации, когда приходит время банков, заводов и фабрик, быстрых капиталов.

Это просто не время святости. Плюс к тому незавидное положение Церкви в синодальный период — когда она практически всеми воспринималась как один из институтов государственной власти, священники воспринимались как государственные чиновники. И в такой ситуации отец Иоанн, явивший в своем служении настоящую церковную жизнь, конечно, был явлением исключительным.

Конечно, нельзя сказать, что он на всю Россию был один-единственный светоч. Мы можем вспомнить московских священников — отца Алексия Мечёва, который в каком-то смысле является продолжателем дела отца Иоанна, отца Валентина Амфитеатрова, о котором отец Иоанн говорил своим московским почитателям: что вы едете ко мне, у вас же в Москве есть отец Валентин!

Тем не менее масштаб известности у других достойных пастырей был все-таки меньшим, чем у отца Иоанна Кронштадтского, да и не так уж много их было в пересчете на всю тогдашнюю Россию. И дело не в том, что большинство священников были плохи — нет, в массе своей это были добросовестные люди, честно исполнявшие свое служение… но народ стремился к большему — к святости, и чувствовал ее в отце Иоанне задолго до официального церковного его прославления.

— А что же образованное общество? Откуда оно черпало представления об отце Иоанне?

— По большей части из прессы. Все началось с публикации в 1883 году в столичной газете «Новое время» так называемого «Благодарственного заявления», в котором около двадцати человек написали, что были неизлечимо больны, ходили по всевозможным врачам, использовали все средства медицины — и безрезультатно, а вот пришли к отцу Иоанну, который призвал их в участию в Таинствах Церкви, к частому причащению (вспомним, кстати, что тогда нормой считалось причащаться раз в год), и они исцелились. Причем каждый подписавшийся указал, чем именно он болел, и как все происходило. Потом в разных изданиях были и другие публикации.

Но не только в прессе дело. Вообще, есть миф, будто к отцу Иоанну со всей страны стекались одни лишь неграмотные крестьяне. Это, конечно, вовсе не так. Современники отца Иоанна в своих письмах и воспоминаниях свидетельствуют, что к нему потоком шли совершенно разные люди, всех сословий, бедные и богатые, простые и образованные. И крестьяне, и рабочие, и купцы, и учителя, и инженеры, и чиновники. Я уж не говорю о том, что многие образованные люди принимали отца Иоанна у себя дома.

Есть, кстати, забавное воспоминание одного семинариста, плывшего пароходом в Кронштадт, который слышал, как три интеллигентные дамы спорили, чем объясняется необыкновенная сила этого батюшки: «спиритизмом, гипнотизмом или животным магнетизмом».

Но все-таки бóльшая часть образованного общества не принимала отца Иоанна — не принимала жестко, категорично. Причина тут, на мой взгляд, заключается не столько в самом отце Иоанне, сколько в умонастроениях той части русского общества рубежа XIX-XX веков, которую тогда стали называть «интеллигенцией».

Это были люди, которые, с одной стороны, фактически отпали от Церкви, от традиции, а с другой — страстно, напряженно искали истину, искали идеал, жаждали справедливости, счастья для всех… и эту жажду, религиозную по сути своей, пытались удовлетворить идеологией безбожного гуманизма, а наиболее радикальные — идеями революционного переустройства общества.

Естественно, при таком настрое они никак не могли принять отца Иоанна — он противоречил всем их принципам. Они отвергали церковное учение — а он его горячо защищал; они отвергали монархию — а он был убежденным монархистом; они превозносили светскую культуру — а он ее весьма эмоционально критиковал (особенно театр). Причем все он делал ярко, заметно. Словом, они воспринимали отца Иоанна как конкурента в борьбе за влияние на умы.

Иногда эта ненависть к отцу Иоанну доходила до крайностей. Есть воспоминание современников о том, как отец Иоанн во время Литургии, когда должно было начаться причастие, вышел с Чашей — и, увидев, как некий студент прикуривает от лампады, сделал ему замечание. Студент же ударил отца Иоанна, Чаша частично расплескалась, камни, на которые попали Святые Дары, были потом вынуты и брошены в море, а студента народ едва не растерзал.

Известны и другие случаи, уже не физической, а «творческой» расправы, например, издевательская пьеса В. Протопопова «Черные вороны», основанная на газетных фельетонах, или повесть Н. С. Лескова «Полунощники», где жестоко высмеивалось окружение отца Иоанна с явным намеком на то, что все это шарлатанство. С 1905 года, после либерализации цензуры, в прессе стали появляться карикатуры на отца Иоанна, иногда откровенно непристойные.

Отряд сестер милосердия, отбывающий на Дальневосточ­ный фронт. В цент­ре о. Иоанн Кронштадт­ский, пришедший благословить и проводить сестер. Фото 1904 г.

В разных плоскостях

— А Толстой? Отец Иоанн его постоянно обличал за нападки на Православие. Отвечал ли ему Лев Николаевич?

— Практически нет. Есть отдельные его высказывания, что, дескать, я отца Иоанна не читал, ничего сказать не могу, мне это неинтересно. То есть Лев Толстой не вступал в полемику. Причину я вижу в том, что Толстой по своему происхождению, кругу общения, образу жизни находился совсем в иной плоскости, нежели отец Иоанн. Граф Толстой был аристократом, при всем своем демонстративном демократизме. Отвечать людям вроде отца Иоанна ему, возможно, казалось ниже своего достоинства: отец Иоанн — это какой-то «старичок», «из трупа» которого власть делает «предмет народного поклонения».

Вообще, единственное, в чем пересекались «плоскости» Льва Толстого и отца Иоанна, — это вера. И тут-то и летели искры, тут-то и разгоралась борьба за умы.

Надо сказать, что и отец Иоанн спорил-то, по сути, не с Толстым, а с теми, кто увлекся толстовским учением. Да, в статьях отца Иоанна есть слова вроде «опомнись, граф Толстой, прекрати хулить…» Но целевая аудитория этих статей — не сам Лев Николаевич, а молодежь, увлекшаяся толстовством.

Есть архивные свидетельства, что родители этих молодых людей приходили к отцу Иоанну в слезах, просили помощи: наши дети духовно погибают. Разумеется, отец Иоанн как пастырь, ответственный за души пасомых, не мог молчать, и использовал все свои возможности, весь свой авторитет, все свое влияние, чтобы обличить неправду Толстого и тем самым вернуть в Церковь хотя бы кого-то из соблазнившихся.

Да, отец Иоанн делал это очень эмоционально, да, в его дневниках есть очень «неполиткорректные» слова по поводу Льва Толстого, которые можно со стороны воспринять даже как пожелание тому смерти, но такая пылкость имеет своей причиной не ненависть, а любовь к своим духовным чадам.

При этом, заметьте, обращался он не к не-грамотным людям, понятия не имевшим о толстовской критике христианства, а к образованной части общества, точнее сказать, к молодежи, получившей образование, начавшей читать, думать, искать правду, но еще, в силу возраста, очень нестойкой, легко соблазняющейся любыми модными идеями. Как пастырь Церкви он обязан был свидетельствовать им об Истине, о Православии.

— А все-таки почему именно Толстой воспринимался как главная угроза? Помимо Толстого, что, не было других идеологических противников, других проповедников безбожия?

— Отвечу цитатой из предсмертного дневника отца Иоанна, это запись от 3 октября 1908 года (за три месяца до смерти): «Не скорби безутешно о злополучии Отечества. Земное Отечество страдает за грехи царя и народа, за маловерие и недальновидность царя, за его потворство неверию и богохульству Льва Толстого и всего так называемого образованного мира министров, чиновников, офицеров, учащегося юношества. Молись Богу с кровавыми слезами об общем безверии и развращении России».

Для отца Иоанна Лев Толстой был наиболее ярким, персональным проявлением того неверия, которое он видел во всех слоях образованного общества, вплоть до государя императора. Иначе говоря, Толстой стал для отца Иоанна неким символом предательства православной веры, в Толстом отец Иоанн видел полнейшее воплощение той тенденции, которая его пугала.

Преувеличивал ли он объективную меру влияния Толстого? Если глядеть из XXI века, то, возможно, да. Но тогда, сто с лишним лет назад, все виделось иначе. Отец Иоанн же был простым человеком, плотью от плоти народа и Льва Толстого воспринимал как некоего оракула, на которого с восхищением смотрит образованное юношество, перед гением которого даже власть склоняется и закрывает глаза на разрушение им основ бытия. Отсюда и такая прицельная фокусировка на его фигуре, отсюда такая эмоциональность его статей.

— А каков результат этих статей? Целевая аудитория услышала отца Иоанна? Был какой-то отклик?

— Что отец Иоанн был услышан — это несомненно. В его личном архивном фонде есть множество писем и от родителей, которые просят спасти их детей от лжеучений Толстого, и письма от молодежи, где та негодует: как, мол, вы смеете поднимать свой голос против великого писателя, против гения и гордости земли русской? Есть также и письма от родителей, которые рассказывают отцу Иоанну про реакцию своих детей на его обличительные статьи против Толстого. Реакция была разной, чаще негативной, но были и те, кто задумался. А возможно, слова отца Иоанна возымели воздействие не сразу после их прочтения, а много лет спустя. В общем, вся эта полемика с учением Толстого была не зря.

— Как Вы думаете, почему все-таки обличения отца Иоанна хоть и были услышаны интеллигенцией, но не возымели массового эффекта?

— Потому что тогдашняя русская интеллигенция была поразительно некритична к реальности. Одна из главных ее особенностей — ангажированность, неспособность к непредвзятому восприятию чего бы то ни было. С одной стороны, претензия на учительство (мы сейчас просветим темный народ и приведем его к счастью), с другой — абсолютная нетерпимость к иной точке зрения. Кто думает иначе, чем мы, — он не просто ошибается, он злонамеренно ошибается, он подлец, негодяй, с ним нужно беспощадно бороться. Во что вылилось такое умонастроение в 1917 году, говорить излишне. Вот и статьи отца Иоанна интеллигенция воспринимала именно в контексте «он враг, реакционер, черносотенец!».

Февраль 1917 г.

Монархист

— Это, кстати, одно из самых известных обвинений в его адрес — что он черносотенец, антисемит, погромщик. А как на самом деле было?

— Начну с последних слов — «антисемит», «погромщик». Это стопроцентная ложь. Нет никаких свидетельств — ни текстов отца Иоанна, ни воспоминаний современников — где он бы высказывал что-то антисемитское. А вот что касается «погромщик» — всё с точностью до наоборот. Когда в 1903 году случился страшный погром в Кишиневе, отец Иоанн совместно с епископом Антонием (Храповицким) подписал резкое заявление — «Слово о кишиневских событиях», где очень жестко с христианских позиций осудил погромы. Кстати, текст этот потом распространялся еврейскими обществами, что навлекло на отца Иоанна нападки крайних реакционеров.

Но правда в том, что отец Иоанн действительно вступил в монархическую организацию «Союз русского народа». Эта организация возникла в 1905 году, после событий первой русской революции, и объединяла тех подданных Российской империи, которые ужаснулись смуте и хотели спасти монархию, она объединяла людей из разных сословий, разного уровня достатка, разного культурного уровня (достаточно сказать, что туда входили и Дмитрий Иванович Менделеев, и Виктор Михайлович Васнецов), да и разных национальностей, кстати.

Для отца Иоанна, глубоко преданного монархической идее и враждебно относившегося к революционному движению, «Союз русского народа» был, прежде всего, традиционалистской организацией, занимающей охранительную позицию.

Программа «Союза», в которой основным пунктом значилось, что «благо родины — в незыблемом сохранении православия, русского неограниченного самодержавия и народности», была по ключевым вопросам созвучна его убеждениям. Тогда, после октябрьского манифеста 1905 года, после объявления свободы слова, собраний, в России возникает целый спектр политических сил, от крайне левых до крайне правых. В том числе и «Союз русского народа».

Естественно, в дореволюционной либеральной прессе, а уж тем более в советской пропаганде, его представляли как средоточие зла, насилия, жестокости, возлагали на него вину за те же самые погромы. Хотя большинство еврейских погромов произошло до 1905 года, то есть до создания организации. Но кого в советское время интересовали такие хронологические накладки?

Разумеется, я не утверждаю, что «Союз русского народа» был таким уж замечательным, что его не в чем было упрекнуть. Тем более что по большому счету ничего особого он и не добился, русскую революцию не предотвратил, да и вряд ли мог.

Но факт в том, что отец Иоанн был убежденным монархистом с юности, и он видел ту угрозу, которая нависла над Россией в те, казалось бы, спокойные годы, когда смута 1905 года была подавлена, когда Россия внутренняя стремительно развивалась и экономически, и культурно, ее международное положение было вполне прочно. Тогда, уже незадолго до смерти, он взывает к государю: «Проснись, спящий царь!» Он чувствует, что надвигается катастрофа, и ее причины — не внешние, а внутренние. Это помрачение умов, охватившее если не весь народ, то весьма большую — и самую активную! — его часть.

Хотел ли чего-то конкретного от государя отец Иоанн? В его дневниках мы не найдем какой-либо развернутой «политической программы», но, видимо, ему представлялись необходимыми жесткие меры: усиление цензуры, запрет всех газет и журналов, подрывающих устои, запрет религиозно-публицистических (замечу, не художественных!) сочинений Льва Толстого (и не его одного только). В конце сентября 1908 года отец Иоанн записывает: «Свобода печати всякой сделала то, что <…> читаются почти только светские книжонки и газеты; вследствие этого вера и благочестие падают; правительство либеральничающее выучилось у Льва Толстого всякому неверию и богохульству и потворствует печати, смердящей всякою гадостью страстей. Все дадут ответ Богу — все потворы». То есть отец Иоанн призывал именно к тем мерам, которые либеральная интеллигенция считала абсолютным злом. Однако время показало правоту отца Иоанна — свобода совести оказалась свободой жить без совести, те гражданские свободы (слова, собраний, партий), которыми пользовались после 1905 года либералы, обернулись катастрофой 1917 года, после которой начался такой террор, какой и представить никто из «людей прогрессивных взглядов» не мог.

Замечу, что, будучи принципиальным монархистом, застав четырех государей — от Николая Первого до Николая Второго, отец Иоанн вовсе не идеализировал конкретных монархов. Что касается последнего государя, то он не раз заочно — на страницах своего личного (не предназначенного для печати и никогда последнему царю не известного дневника) — взывал к нему, считал, что тот слишком пассивен, что не видит, не осознает весь ужас ситуации. Эту «болезнь» отец Иоанн находил не только у царя, но у всего просвещенного общества в целом: «На почве безверия, слабодушия, малодушия, безнравственности совершается распадение государства. Без насаждения веры и страха Божия в населении оно не может устоять».

— То есть можно сказать, что в отношении будущей русской революции 1917 года отец Иоанн оказался пророком?

— Это непростой вопрос. Есть разные апокрифы об отце Иоанне, где, дескать, он в деталях предсказал все, что случится в 1917 году, что Россия падет на колени, но потом, спустя долгие годы, воспрянет вновь. Однако это именно апокрифы, никаких документальных подтверждений тому нет.

Вообще, когда мы говорим о документальных подтверждениях, прежде всего надо сказать о дневнике, который отец Иоанн вел во все время своего пастырского служения, куда ежедневно записывал все свои мысли, случившиеся с ним события… Кстати, знаменитая книга «Моя жизнь во Христе» — это избранные и подготовленные к печати выдержки из его основного дневника.

Так вот, в сохранившихся дневниковых тетрадях (в том числе, в т. н. Предсмертном дневнике) у отца Иоанна нет никаких детализированных пророчеств о судьбах России. Есть общее ощущение, что надвигается беда, что все это когда-нибудь плохо кончится, но как именно, когда, в каких формах, там не сказано. Несомненно, отец Иоанн уловил тенденцию, причем уловил как раз тогда, когда остальные расслабились, успокоились, когда всем казалось, что ужасы 1905 года позади … И сегодня очевидно, что это его предчувствие явилось именно пророчеством.

Опыт добра и честности

— Давайте поговорим уже о близких временах. В советскую эпоху мало кто помнил об отце Иоанне, кроме глубоко воцерковленных людей, и то, видимо, не всех. Потом советская власть кончилась, имя отца Иоанна вновь стало известным, причем не только в церковной среде. О нем публикуются статьи, издается «Моя жизнь во Христе», издаются его биографии. Так вот, как отнеслась к отцу Иоанну светская интеллигенция 90-х годов прошлого века?

— Тут есть определенное сходство с ситуацией начала XX века. Как и тогда, постсоветская либеральная интеллигенция восприняла отца Иоанна в штыки. Были воспроизведены все те же мифы столетней давности — и насчет черносотенства, и насчет пресмыкательства перед царем, и насчет шарлатанства, и насчет невежества людей, тянувшихся к нему со всех концов страны.

Конечно, есть и различия. Все-таки современники отца Иоанна, люто критиковавшие его, были рождены и воспитаны в православной стране, в патриархальной культуре, и, как бы они ни отрицали эту среду, она на них влияла. Они говорили с отцом Иоанном на одном языке, хоть и говорили диаметрально противоположное. Другое дело люди конца XX века, выросшие на безбожной советской идеологии. Для них отец Иоанн гораздо менее понятен, для них он фигура историческая и чуть ли не мифологическая.

Разница еще и в том, что в начале XX века интеллигенция презирала Церковь, но не боялась ее, и отец Иоанн не казался ей источником серьезной угрозы. Разве может какой-то поп остановить железную поступь социального прогресса? А вот в конце века ситуация изменилась: в среде либеральной интеллигенции возник страх перед церковным возрождением, возникли опасения, что вот сейчас Церковь окрепнет, заполнит собой идеологический вакуум, образовавшийся после падения коммунизма, и установит жесткий тоталитарный режим. Соответственно, отца Иоанна некоторые антиклерикалы восприняли как символ того ужаса, который ждет Россию, если к власти придут «церковники».

Сейчас, двадцать лет спустя, эти опасения как-то приутихли. Во всяком случае, нынешних антиклерикалов фигура отца Иоанна не слишком интересует.

— Если отвлечься от фигуры отца Иоанна, да и от фигуры Толстого, и посмотреть на суть заочного спора между ними, можно ли сказать, что спор этот окончен? Или он в других формах, с другими персоналиями продолжается в России и по сей день?

— Конечно, спор продолжается, пусть и на новом историческом этапе. Спор мировоззренческий: сталкиваются два отношения к жизни, одно из которых основано на вере во Христа, а другое — на безрелигиозном гуманизме. Собственно говоря, этот спор идет как минимум с эпохи Возрождения. Полемика между отцом Иоанном и Львом Толстым — всего лишь один из эпизодов этого глобального исторического противостояния.

Сегодня, в современной России, происходит ровно то же самое. Одни люди, условно назовем их «либералами», стремятся привести человечество к счастью, как они его понимают — то есть к максимальному удовлетворению всех материальных и психологических потребностей большинства населения, и ради своей цели готовы сломать всё то, что им мешает, то есть традиционную мораль, традиционные семейные ценности, духовную традицию. Другие люди, условно назовем их «консерваторами», исходят из того, что земная жизнь дана человеку для подготовки к Вечности, а поэтому ее устройство должно быть таким, чтобы, насколько это возможно, содействовать воспитанию души. То есть стремятся сохранить и обогатить традиционные ценности.

Бронетехника перед Белым домом. Москва, октябрь 1993 г.

Конечно, жизнь устроена сложнее, чем любая схема, и потому нельзя утверждать, что «консерваторы» правы во всем, а «либералы» — ни в чем. Я уж не говорю о методах отстаивания своей правоты — бывает, что метод напрочь дискредитирует самую верную идею. Однако в целом мы не можем не видеть того, что современные «либералы» повторяют ошибку своих предшественников столетней давности — болея душой при виде «свинцовых мерзостей» текущей жизни, они готовы сломать всё до основания, чтобы наступило прекрасное «затем». А консерваторы им возражают: «затем» будет ужасным.

Мы рискуем вообще потерять Россию и раствориться в глобальном мире, выстроенном на чуждых христианству принципах. Сейчас, как и сто лет назад, как и всегда, атака на традиционные ценности может привести к полнейшему коллапсу — государственному, национальному, культурному, духовному. Но современные «либералы» не желают этого понять, поскольку их мышление ангажировано точно так же, как и у их предшественников начала прошлого века.

— Давайте все-таки вернемся к отцу Иоанну. Как Вы думаете, может ли его фигура оказаться интересной не только воцерковленным, но и нецерковным людям? Тем, кто еще не определился в духовном отношении? Есть ли в опыте жизни отца Иоанна Кронштадтского что-то такое, что может им помочь?

— Думаю, да. Сама жизнь отца Иоанна показывает, что он — явление вовсе не внутрицерковное, а общенародное, общероссийское. Перефразируя слова тюремного врача, доктора Гааза, отец Иоанн стремился делать добро, вся его жизнь была пронизана этим стремлением. А это стремление — стремление любви, любви жертвенной, деятельной.

Причем отец Иоанн, видя нуждающихся в его помощи, не пускался в рассуждения: а хватит ли у меня сил, а не взваливаю ли я на себя неподъемную ношу, а не лучше ли, чтобы кто-нибудь другой помог, а нужно ли вообще помогать, а будет ли прок от моей помощи — как это частенько делаем мы, оправдывая свою пассивность. Он просто делал что мог, даже в ситуациях, когда, казалось бы, ничего сделать было нельзя: например, снимал с себя одежду или обувь и отдавал нуждающемуся. И — Бог содействовал его любви, и неожиданно появлялись жертвователи, появлялись помощники. А появлялись именно потому, что отец Иоанн отдавал себя всего. Этим, как сейчас бы сказали, «социальным служением» была пронизана вся его жизнь.

Общеизвестный факт, что десятилетиями он спал не более четырех часов в сутки. Его день, благодаря дневнику и воспоминаниям очевидцев, реконструирован едва ли не по минутам. Попробуйте вот так пожить, и не пару дней, не неделю — а десятки лет! Сразу станет понятно, что без веры, без молитвы, без благодати Божией это физически невозможно, быстро случится то «выгорание», скорее та деградация, примеров которой мы в современной жизни видим немало.

И второе, о чем надо сказать — это честность отца Иоанна, честность перед Богом и самим собой. Из его дневника мы видим не благостный хрестоматийный образ угодника Божия, а живого человека, который на своей шкуре знает, что такое грех, что такое страсть, который раздражается, гневается, обижается, соблазняется — но и находит в себе силы на подлинное покаяние, преодолевает все это в себе. Вот это очень полезно почитать тем, кто еще не сделал свой религиозный выбор: смотрите, что такое настоящая духовная жизнь христианина, неприглаженная, не сусальная. Вот как пролегает дорога к святости.

Источник: Православный журнал «Фома».

На главном фото: отец Иоанн Кронштадтский в г. Боровичи.
Рядом — городской голова и местные чиновники. Фото 1901 г.

О. Филипп Ильяшенко о любви, свободе и традиции

Когда мы считаем какую-то семью многодетной, о каком количестве детей мы говорим? У героя сегодняшнего интервью восемь детей. И ему есть с кого брать пример, ведь сам он вырос с одиннадцатью братьями и сестрами в семье протоиерея Александра Ильяшенко и матушки Марии. Наш сегодняшний гость — священник Филипп Ильяшенко, заместитель декана исторического факультета Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета — рассказал нам о семье, об осознании веры и о своем рукоположении.

Про родительскую семью и главные слова

Я родился вторым из 12 детей, и сейчас, оглядываясь на свое детство и юность, проведенные в этой семье до моего вступления в собственный брак, могу сказать, что все, что удалось мне в моей семейной жизни, на самом деле удалось не мне. Всё это вложили в меня мои родители — отец Александр, папа, и Мария Евгеньевна, мама.

Первое слово, которое мне хотелось бы сказать в связи с воспоминаниями детства, — это, конечно, любовь. Я бы даже сказал — избыток любви. Ее в нашей семье всегда было очень много. Я помню себя как эгоистичного, капризного ребенка, одного из худших старших братьев.

Я в последнее время много думаю о том, что это удивительно, что я так много имею сейчас. Сколько вокруг развалившихся, несчастных семей, сколько бед и трудностей переживают люди вокруг, а мне Господь дал жену, детей, счастливую семью. Я думаю, что, несмотря на все мои недостатки в детстве, та любовь, которая была в нашей семье, позволила мне и моим братьям и сестрам вырасти порядочными людьми, позволила нам получить образование и не оказаться где-то вне пределов нормального человеческого общения.

Второе слово, которое я бы хотел сказать в связи со своей семьей, очень «заезженное» и оттого опасное к употреблению — это свобода. Она ни в коем случае не должна пониматься как «вседозволенность». Это про доверие. Конечно, школьный дневник у меня проверяли, уроки помогали делать, потому что учился я плохо, и без помощи родителей вряд ли закончил бы школу. Но при этом я гулял где-то после школы и знал, что родители мне доверяют и не контролируют все мои передвижения. Может быть, поэтому после школы, а тем более, когда я уже стал студентом, родители всегда знали, что я их не подведу и я старался соответствовать их ожиданиям.

Про традицию

Как человек, часто общающийся с людьми, профессионально как преподаватель и как священник, встречаю такую позицию: «Тебе повезло. Ты с детства в церкви и тебе не понять нас, прошедших через жизненные искушения и испытания». «Повезло» — в данном случае это плохое слово. Я воспринимаю это как милость Божию. И в связи с этим есть еще одно слово, которое характеризует нашу семью, — это традиция.

Мои мама и папа сами из многодетных семей, мама из семьи священнослужителя и внучка священномученика. И под традицией я понимаю пристальное внимание к нашей жизни и участие в ней нашего святого предка. Сейчас я это очень хорошо чувствую и могу подтвердить важнейшими событиями своей жизни. И в ответ на это «тебе повезло, что ты не проходил те испытания, которые проходит обычный светский человек: искания, обретение или утрату веры» могу сказать, что это не так. Я уверен, что каждый человек, будь он с детства приведен в храм и водимый туда непрерывно на протяжении всей своей жизни, раньше или позже, но проходит через некоторое испытание обретения веры. Оно может быть связано с тяжелой утратой веры или с осознанием веры. В моем случае оно было связано с осознанием веры. Я прекрасно помню себя в подростковом возрасте, когда я приходил на службу, как это принято в нашей семье, в субботу вечером и в воскресенье утром, не для чего иного, как пообщаться со своими друзьями-сверстниками. И дальше я понимаю, что общаться на скамейке у храма куда менее удобно, нежели в другом месте, и ходить в храм, чтобы общаться с друзьями, не имеет смысла. И тогда приходит понимание, что здесь должно быть что-то другое, и нужно это «другое» осознать и найти самому. Здесь огромную роль сыграл мой духовник, отец Владимир Воробьев, влияние которого чувствуется на всех этапах моей жизни.

Летом мы выезжали в детские лагеря. Масса православных детей, подростков строят палаточный городок на берегу реки, возле храма. Мы ходили в этот храм по праздничным дням на службы. Когда около ста детей стоят в храме и молятся, возникает совершенно особенное ощущение. Я считаю, что если у меня и есть какой-то минимальный опыт молитвы, то он связан с этой общей молитвой в лагере, который был создан нашими старшими, нашими отцами для нас.

Про понимание сути покаяния и жизненное предназначение

Отдельное влияние на меня оказал опыт окормления у отца Владимира Воробьева, который в общении с нами, детьми, много говорил об исповеди и покаянии, о том, что наше каждодневное бормотание «обидел, не послушался, поленился» не есть покаяние, а просто перечисление привычного набора прегрешений. Второй момент осознания своей веры произошел для меня в понимании сути покаяния. Большой заслугой нашего духовного отца было то, что он сумел разбудить в нас дух искания и желание постичь истинный смысл исповеди и в то же время удержать нас в церкви. Говоря, что так нельзя каяться, он из раза в раз слушал мое вполне формальное лепетание и умел ответить так, что я возвращался снова и снова. Все это и привело к тому, что я осознал веру.

Желание быть священнослужителем пришло ко мне далеко не сразу. В восьмом классе я решил, что хочу получить историческое образование. Я поступил на исторический факультет МГУ. Моей специализацией была история конца XIX- начала XX вв. Персона моего, сначала дипломного, а затем — диссертационного исследования — Святой праведный отец Иоанн Кронштадтский. К концу обучения я уже понимал, что хотел бы послужить церкви, как мой отец, дед и прадед.

Однажды один мой учитель в воскресной школе, удивительный человек, профессор Николай Евгеньевич Емельянов, рассказал, что его опыт знакомства с семьями священнослужителей свидетельствует о том, что если дети шли по стопам родителей, не обязательно в священном сане, но так или иначе служили церкви, то эта ветвь рода укреплялась и имела продолжение. А если нет — то, как правило, мельчала, хирела, семьи распадались и т.д. Мысль его была в том, что если ты семейно призван к служению церкви, то ты должен эту свою роль исполнять. Думаю, что мое сообщение о том, что я собираюсь пойти в служение, о том, что духовник предложил мне собирать документы для рукоположения, было для моих родных не менее важным, чем новость о моем намерении жениться.

Все, кто рассказывают о таинстве принятия сана, всегда говорят о том, что ощущали «прохождение в Царские врата как сквозь огненную стену». Я могу добавить, что все эти волнительные и обязательные моменты, связанные с принятием сана, даже формальности (например, сбор справок о физическом и психическом здоровье и др.), которые нужно пройти, очень полезны. Когда проходишь экзамен ставленника перед епархиальным советом, боишься, волнуешься, а потом выходишь после ответа с удивительным чувством, что сейчас ты разговаривал не со строгими экзаменаторами, а со своими добрыми друзьями.

Про служение

В начале 90-х гг. у церкви появилась возможность не только свободно говорить, но и развиваться, действовать. Появились новые епархии, там не было священнослужителей, и в наш университет пришло приглашение от одного архиерея, который был в своей епархии и дьякон, и чтец, и священник, и архиерей в одном лице, помочь ему начать это дело. Это была Якутская епархия. Владыка Герман, сейчас уже Высокопреосвященный архиепископ Курский, большой друг и выпускник нашего университета, попросил отца ректора ему помочь. Все мои друзья туда ехали, они все были поющими, а я не пою. Так как оставить меня было бы неправильно, меня тоже взяли с собой алтарником. Потом мы вернулись, и я попросился алтарничать на постоянной основе в нашем храме.

Когда все обязательные предварительные процедуры были пройдены и я был рукоположен, то мое ощущение пространства и времени изменилось. Представьте, что вы всю жизнь смотрели на мир в полглаза, а вдруг начинаете смотреть во весь глаз, так сказать. Подходил сбоку, стоял с краю, а тут — рукоположение, и ты уже входишь прямо, стоишь перед, ты можешь касаться священных предметов: сосудов, крестов, престола. Дьяконское рукоположение осталось для меня именно воспоминанием об изменении своего положения в пространстве.

Сейчас я понимаю, что те пять лет моего дьяконства были просто необходимы для меня, хотя я никогда дьяконом быть не хотел. Частично это связано с тем, что дьякон — это украшение службы, а картавый и немузыкальный дьякон едва ли таким украшением может быть. Хотя, дьяконское служение очень благодатное: максимально близко к престолу и минимальная ответственность, и для меня это было очень полезной школой.

Про рукоположение в иереи

Уже прошло три года после моего иерейского рукоположения, и я каждый раз, когда вспоминаю это событие, служу Литургию, чувствую что-то совершенно исключительное. По благословению отца Владимира я получил экстерном богословское образование, закончил богословский факультет нашего университета, и по благословению духовника подал прошение о рукоположении.

Прошло много времени, Святейший Патриарх Алексий почил, потом был период межпатриаршества. Патриарх Кирилл занялся своей епархией, Москвой, и, поскольку уже собралось много заявок на рукоположение, то он решил провести ставленнический экзамен. Нас было ровно 12 человек, я попал на Совет одним из последних. Это был один из случаев, когда я почувствовал, что мой предок, священномученик Владимир, не только наблюдает за мной, но и опекает меня. Длительное ожидание, мы судорожно повторяем имена и события, историю Нового и Ветхого Завета, исторические даты, и вот мне говорят, что я — следующий на очереди. И я стою перед дверью и отчетливо понимаю, что я сейчас зайду и ничего сказать не смогу. Но, когда я зашел в кабинет, то внезапно понял, что и как нужно говорить.

После всех обязательных (экзаменационных) процедур Святейший Патриарх назначает рукоположения ставленников. Мне звонит мой друг и говорит, что обсуждалось, что нужно совершить рукоположение на Рождество, и мое имя было названо. А что такое Рождество сейчас? Это престольный праздник в главном храме, Храме Христа Спасителя, Патриарх совершает ночную службу. В истории российского патриаршества не было рукоположения на Рождество. В этот день и так тяжело, вечером служба, Всенощная, потом ночная служба, присутствие первых лиц государства, и трудно представить, что в этот день еще и включат рукоположение.

Но через три дня мне позвонил секретарь Патриарха, отец Владимир Диваков, и сказал, что Святейший Патриарх хочет меня рукоположить на Рождество, значит, я должен быть накануне днем в Храме Христа Спасителя. Сами понимаете, последние дни перед Рождеством особенные, служим каждый день утром и вечером, строгие последние дни поста. В канун Рождества в Храме устанавливается строгий пропускной режим, и, приехав туда в четыре часа дня, обратно выйти я уже не мог. К десяти прибыл Святейший Патриарх, и в двенадцать ночи началась Литургия. К этому времени я был полностью изможден. Все идет своим чередом, я в белом ставленническом облачении, голову покрывают воздухом, «Повели! Повелите! Повели Святейший Владыко!». Это было для меня совершенно невероятным переживанием, и вся усталость, трудности, жизненные обстоятельства ушли на второй план. Через какое-то время новопоставленному священнику дают Залог — часть Святого Агнца: «Приими залог сей и сохрани его цел и невредимь до последняго твоего издыхания, о нем же имаши истязан быти во второе и страшное Пришествие Великаго Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа». И в этот момент, когда я стою с дискосом и залогом у Престола, я понимаю, что я еще не на Небе, но уже и не на земле. Я чувствую, что происходит вокруг, рядом молится Патриарх и мой папа, который водил меня вокруг Престола, но я как будто не здесь, а где-то далеко-далеко. Это ощущение близости горнего мира трудно передать словами, но я каждый раз его чувствую, когда вспоминаю о том дне.

Про иерархию в семье и воспитание детей

Прежде всего, я выбрал себе любящую жену. Один протоиерей мне говорил: «Это только ты думаешь, что ты выбирал, на самом деле, тебя выбрали». На самом деле Господь мне дал такого человека, который компенсирует все то, чего у меня нет. Я человек достаточно резкий и жесткий в повседневной жизни, если я что-то говорю, то это должно быть выполнено. Я очень часто занят и дома бываю очень мало, и, если сказать в общем, то я стараюсь не вмешиваться в воспитание детей моей женой. Я прихожу поздно, высказываю какие-то свои директивные указания, устраиваю «разборы полетов», кипячусь и «налагаю санкции», но, когда ухожу утром, я знаю, что все будет мирно и тихо идти своим чередом. Я стараюсь не вмешиваться в жизнь своих детей, дать им максимум свободы.

Собственные недостатки в моей семье компенсированы, с одной стороны, той любовью, с которой действует моя жена, а с другой стороны, тем, сколько времени мне удается заниматься какими-то воспитательными процессами. Это не значит, что я не присутствую в семье, просто я в детях вижу не объект, а субъект, как сейчас говорят, стараюсь в каждом ребенке взывать к его способности действовать самостоятельно, к его праву принимать решения, быть ответственным.

Могу привести пример такого подхода: мой второй сын родился после четырех девчонок, и он прекрасно понимает особое отношение родителей к себе. Он человек довольно требовательный, капризный, и, когда он начинает орать, я ему говорю как взрослому человеку: «Ваня, выбирай, как ты хочешь: или ты орешь за дверью, или ты остаешься с нами, но ведешь себя тихо». Он тут же замолкает, потому что в свои 4 года уже понимает, чего он реально хочет. И это еще раз подтверждает, что этот его крик — не следствие какой-то обиды или потребности, а просто проверка того, что он может добиться. Вот с мамой подействовало, а как будет с папой? И я оставлю за ним право выбирать, как себя вести, но добьюсь, чтобы этот выбор был сделан.

Так же, как мои родители ко мне относились, предоставляя мне определенную свободу, так же и я стараюсь относиться к своим детям как к самостоятельным личностям. Они много читают, у них большая свобода передвижения. Недавно в школе у нас был поднят вопрос по поводу доступа в социальные сети, и на родительском собрании мы решили ограничить доступ на определенные сайты, при этом понимая, что для современного школьника доступ в интернет — вещь необходимая, потому что выполнение любого школьного проекта предполагает сбор информации в интернете. Здесь важно сочетание свободы и определенных границ дозволенного.

Про приход детей в церковь и Рождество

Еще с 90- х гг. существует проблема воспитания детей в семьях, где родители пришли к вере во взрослом возрасте. Это не мной замечено, но родители, пришедшие в храм во взрослом возрасте, имеют только свой опыт вхождения в церковную жизнь. Что такое, когда двадцатилетний человек приходит в храм? К этому возрасту по своим физическим возможностям он уже может делать все, что нужно в храме. Он может выстаивать любую продолжительность службы, вычитывать любые объемы молитвенных правил, может поехать в монастырь, выдерживать строгий пост и т.д. И не имея опыта детского вхождения в церковь, он пытается воспитывать своих детей, исходя из имеющихся у него представлений об этом.

Он считает, что дети должны приходить к началу службы, стоять всю службу ровно и неподвижно, но это неправильно. Предел активного восприятия ребенка — 10-15, а у старших 20 минут. Те, кто преподают в школе, это прекрасно знают. Притащить маленького ребенка на службу и заставить его в течение часа сидеть неподвижно — это невозможно. Наша мама всегда привозила детей, что называется, к Причастию. Может ребенок провести в храме 10 минут — тогда заходим заранее, совсем не может — заносим, причащаем и сразу уносим. Храм — это не место для игр, и ребенку важно дать понять, что это особенное место, не для игр, а для другого. Ребенок приходит в храм помолиться, сколько он может. Если у ребенка остается впечатление от храма, как от места, где его постоянно одергивают и к чему-то принуждают, во взрослом возрасте он бессознательно будет избегать визитов в церковь. Храм должен запомниться как место, где ему хорошо.

Например, мы в семье никогда не ставим елку на Новый год, только на Рождество. Что такое Рождество для ребенка? Это день, когда нужно очень рано ехать в храм, там много народу, приходится долго ждать и т.д. А что такое Новый год? Это, когда ты спишь себе спокойно, на утро просыпаешься — елка, подарки, удовольствие. Какое у него будет отношение к этим двум дням, когда он вырастет? Он будет понимать, что Новый год — это праздник, а Рождество — это какое-то утомительное мероприятие. Возможно, он дорастет до понимания, что Рождество — это главный праздник, но должно пройти время до этого осознания, а, может быть, и нет. Не говорю уже про то, что Новый год попадает на последнюю неделю Рождественского поста, это особые строгие и торжественные дни, и что-то праздновать в это время — ненормально. Поэтому мы ставим елку в рождественский сочельник, утром дети просыпаются, мы едем в храм, потом начинаем дарить друг другу подарки, потом к бабушке и дедушке и там тоже обмениваемся подарками, и тогда дети понимают, что это день, когда приходит настоящий праздник.

Беседовала Вероника Заец
Фотографии из личного архива о. Филиппа Ильяшенко

Сколько детей нужно для счастья: Самые многодетные семьи в России и в мире

Сегодня принято считать, что огромные семьи, в которых было по 10 и больше детей, — это пережиток прошлого. Однако и в наше время находятся люди, которые видят свое счастье в многочисленных потомках. Кстати, в нашей стране их не так уж и мало. Конечно, многодетной сейчас считается семья с тремя детьми, по старинным меркам это немного, но для большинства современных родителей – уже подвиг. В Санкт-Петербурге, например, по статистике таких храбрецов только один процент, а вот в Ингушетии – больше половины.

Самые многодетные семьи в России

Семья, внесенная в Реестр рекордов России как самая многодетная, живет в селе Знаменское Липецкой области. Валентина и Анатолий Хромых вырастили 20 детей. Валентина родила 11 сыновей и 9 дочерей. К сожалению, пятерых детей семья потеряла. Сейчас многодетным родителям уже под семьдесят, старшему ребенку — пятьдесят, а младшему 26. Конечно, есть уже и внуки, их недавно стало 12, и даже один правнук. Многодетная мама рассказывает, что она сама была единственным ребенком и всегда завидовала сверстникам из больших семей. Конечно, поднимать и воспитывать такое количество детей – дело нелегкое. Валентина и Анатолий вспоминают годы, когда у них на руках были одновременно 10 школьников и четверо студентов, приходилось туго материально, поэтому мать-героиня всю жизнь работала. Даже, по ее словам, в декретных отпусках никогда подолгу не сидела.

Одна из самых многодетных семей в России. Валентина и Анатолий Хромых вырастили 20 детей.
А вот семья Шишкиных из Воронежской области с таким же количеством детей попала в Книгу рекордов Гиннеса. У них, наоборот, родилось 9 сыновей и 11 дочерей. Сейчас младшая дочка заканчивает школу. Хотя большинство детей уже выросли, Шишкины до сих пор держат хозяйство: корова, свинья, куры, ведь теперь надо помогать внуков выращивать, их в большой дружной семье уже больше двадцати. Как признается Елена Георгиевна, «Мы счастливые — все время живём в ожидании чуда». Хотя когда-то чудом им казалось даже рождение одного ребенка – дело в том, что у многодетных родителей неудачное сочетание резус-факторов. Отрицательный у мамы и положительный у папы. Наперекор медицинской статистике, они совершили свой семейный подвиг – подарили стране 20 детей.

Семья Шишкиных из Воронежской области – еще одни многодетные рекордсмены России

Самая многодетная мама в мире, оказавшаяся мошенницей

До недавнего времени современный рекорд по рождению был зафиксирован в Чили. Леонтина Альбина Эспиноза утверждала, что мать 58 детей! В этой истории не все до сих пор ясно. Известно, что Леонтина родилась в 1925 году. Она была сиротой, выросла в церковном приюте и сбежала из него в 12 лет с тридцатилетним мужчиной, который стал ей, впрочем, прекрасным мужем и отцом ее детей. По официальной версии, в семье родились подряд пять тройняшек-мальчиков, затем пошли и девочки. Рожала Леонтина до 55 лет, и в 1983 году она попала в Книгу рекордов Гиннеса как мать 58 отпрысков. Однако позднее рекорд был аннулирован, так как документов о рождении нескольких детей не сохранилось. Известно также, что семья всю жизнь теснилась в небольшой квартирке. В 1998 году, когда многодетная мама умерла, власти Чили уже вели расследование дела о мошенничестве. Женщину подозревали в том, что на самом деле она выдавала приемных детей за родных, чтобы получать от государства пособия. К этому времени большая часть ее детей уже «разлетелась» по всему миру. В любом случае эта мужественная женщина вырастила в труднейших условиях огромное количество ребят. Скольких из них она родила сама, сегодня судить трудно.

Леонтина Альбина Эспиноза из Чили утверждала, что является матерью 58 детей

Исторические рекорды

Несмотря на то, что в старину большим количеством детей было никого не удивить, двум семьям это удалось. Один рекорд принадлежит англичанам. Уильям и Элизабет Гринхилл вырастили 39 детей: 32 девочек и 7 мальчиков. Последний ребенок родился в 1669 году, уже после смерти своего отца. Именно этой женщине, кстати, принадлежит и мировой рекорд по числу родов. Элизабет проходила через это испытание 38 раз! Удивительно для тех времен еще и то, что все ее дети выжили. Один из них, кстати, стал великим врачом-хирургом.
Однако абсолютным рекордсменом в мире считается супруга шуйского крестьянина Федора Васильева, которая между 1725 и 1782 годами родила 69 детей. История не сохранила имя этой женщины, которая выдержала 27 родов: шестнадцать пар близнецов, семь тройняшек и четыре раза по четыре ребенка. После смерти плодовитой супруги Федор Васильев женился еще раз и стал отцом еще 18 детей!

Чужих детей не бывает

А вот в семье Сорокиных, которая живет в поселке Аксай Ростовской области, выросло 76 детей. Из них только двое родных, а остальные – приемные. Татьяна Васильевна и Михаил Васильевич всю жизнь отдали на воспитание сирот, многие из которых к тому же имели страшные диагнозы: ослабленное зрение, уродства лица, умственная отсталость, ДЦП, олигофрения, ЗПРР, патологии мочеполовой системы, желудочно-кишечного тракта, опорно-двигательного аппарата. Эта семья стала одной из первых в СССР, получившая статус семейного детского дома, а позднее – приемной семьи. Всем своим выросшим детям Сорокины помогают получить образование, подыскивают жилье, стараются устроить их личную жизнь, всего в дружной семье сыграли 36 свадеб, уже родились 62 внука и трое правнуков. Все дети получали необходимую им медицинскую помощь. С помощью ведущих российских врачей им были сделаны около 50 операций, больше половины диагнозов в результате были сняты.
Эта удивительная семья принимает всех, нуждающихся в помощи. Были случаи, когда матери сами привозили им детей. Татьяна Васильевна рассказывала об одном таком случае:
«Женщина попросила забрать на время двоих своих сыновей, чтобы их в детский дом не забрали. Мол, трудная жизненная ситуация. Ну, как тут отказать?! Я ей помогаю. Она, когда уезжала от нас, возвращалась проверять, где живут. Говорит: «Вы, наверное, меня осуждаете?» А я отвечаю: «Нет, девочка, я тебя просто жалею.»

Семья Сорокиных в сентябре 1989 г. в квартире
А вот Костя из Иркутского детского дома увидел по телевизору передачу про большую дружную семью и сам написал Сорокиным письмо. Через пару месяцев они забрали из детдома и его, и еще пару его товарищей. Несколько лет назад Татьяна Васильевна приютила больную мать одного из приемных детей. Это не первый случай, до этого в семье жили еще два дедушки и одна бабушка, ведь тепло и уход нужны всем!
За свою невероятную доброту и такой сложный труд Сорокины, конечно, получили уже много наград: ордена «За заслуги перед Отечеством» и «Орден Почёта», Звание «Ветеран труда» и много почетных премий. И, кстати, можно сказать, что эта эстафета передана дальше – брат Татьяны Васильевны и несколько из их приемных детей также взяли детей на воспитание, а первая из удочеренных девочек стала многодетной мамой, она родила и воспитывает уже пять малышей.

Групповое фото семьи Сорокиных на 65-летнем юбилее Татьяны Сорокиной
Если вам кажется, что родить двойню – это невероятный героизм, посмотрите фотосессию пятерых близнецов, родившихся в многодетной семье.

Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми: