Владислав Сигизмундович

Владислав Сигизмундович

Владислав IV Ваза Władysław IV Waza
Портрет работы Питера Пауля Рубенса
8-й Царь Российский (формально)
1610 — 1613
(под именем Владислав I)
Предшественник:	Василий Шуйский
Преемник:	Михаил Фёдорович
(коронован так и не был и фактически страной не правил)
Король Польши
8 ноября 1632 — 20 мая 1648
Коронация:	6 февраля 1633
Предшественник:	Сигизмунд III
Преемник:	Ян II Казимир
Великий князь Литовский
8 ноября 1632 — 20 мая 1648
Предшественник:	Сигизмунд III
Преемник:	Ян II Казимир
Рождение:	9 июня 1595 Краков, Польша
Смерть:	20 мая 1648 Мереч, ныне Мяркине, Литва
Династия:	Ваза
Отец:	Сигизмунд III Ваза
Мать:	Анна Австрийская
Автограф:
Владислав IV Ваза на Викискладе

Влади́слав IV (польск. Władysław IV Waza, лит. Vladislovas II Vaza) (9 июня 1595—20 мая 1648) — король Польши с 6 февраля 1633, (провозглашение избрания 8 ноября 1632), старший сын Сигизмунда III. 27 августа (6 сентября) 1610 года, как Московский царь, принял присягу московского правительства и людей.

По договору 4 февраля 1610 года, который был заключен под Смоленском между королем Сигизмундом и московским посольством, королевич Владислав должен был занять после принятия православия Московский престол. После низложения Василия Шуйского летом 1610 года московское правительство (Семибоярщина) признало Владислава царём и чеканило от имени «Владислава Жигимонтовича» монету. Владислав православия не принимал, в Москву не прибыл и венчан на царство не был. В октябре 1612 года в Москве было низложено боярское правительство королевича Владислава; в 1613 году царём был избран Михаил Фёдорович. До 1634 года Владислав продолжал пользоваться титулом Великого князя московского.

В 1617 году Владислав, поощряемый польским сеймом, неудачно попытался овладеть московским престолом, ограничившись территориальными уступками Москвы Польше по Деулинскому перемирию. Окончательно отказался от претензий на Москву по Поляновскому миру в 1634 году, уже будучи польским королём.

Как король смог избежать активного участия Речи Посполитой в Тридцатилетней войне, придерживался религиозной терпимости и провёл военную реформу. Безуспешно стремился укрепить королевскую власть, выступая против магнатов.

Царствование Владислава IV оказалось последней стабильной эпохой в истории королевской Польши. Восстание украинских казаков под руководством Богдана Хмельницкого началось ещё при жизни короля (ранее, в 1637 и 1638 годах, были подавлены два других казацких восстания на Украине). В результате борьбы за Украину и вторжения Швеции Речь Посполитая оказалась ввергнута в войну и анархию (так называемый «Потоп»).

Королевский титул

• Королевский титул на латыни: Vladislaus Quartus Dei gratia rex Poloniae, magnus dux Lithuaniae, Russiae, Prussiae, Masoviae, Samogitiae, Livoniaeque, necnon Suecorum, Gothorum Vandalorumque haereditarius rex, electus magnus dux Moschoviae.
• Русский перевод: Владислав IV, милостью Божьей король Польши, великий князь Литовский, Русский, Прусский, Мазовецкий, Самогитский, Ливонский, а также наследный король Шведов, Готов, Вендов, избранный великий князь Московский. (венды часто отождествлялись с вандалами, на шведском языке короли короли называли себя королями вендов}

В 1632 году был избран королём польши под именем Владислава Жигмунта Ваза-Ягеллона. По отцу он унаследовал титул короля Швеции. Он также претендовал на унаследование титула король Иерусалимский, но королевство Иерусалимское не существовало уже несколько веков.

Его титул стал самым длинным из всех титулов королей Польши.

Биография

Юный Владислав

Предыстория

Его отец, Сигизмунд III Ваза (внук шведского короля Густава I, основателя династии Ваза), унаседовал шведский престол в 1592 году, однако в 1599 году был свергнут своим дядей, будущим Карлом IX. Это привело к длительной междоусобной вражде, в которой польские короли династии Ваза предъявляли претензии на шведский трон. В результате этой вражды случились польско-шведская война (1600—1629 гг.) и т. н. шведский «Потоп» 1655 года. Сигизмунд, будучи ревностным католиком, пристально наблюдал за военными конфликтами в соседних государствах, уклоняясь от участия в Тридцатилетней войне, но поддерживая контрреформацию. И то, и другое вели к возрастающему напряжению внутри Речи Посполитой.

Детство

Проповедь Скарги, Ян Матейко, 1862 г, масло, холст, 224 x 397 см, Королевский дворец в Варшаве. Петр Скарга (стоит справа) читает проповедь. Король Сигизмунд III сидит в первом ряду, левее от центра. Левее и выше короля стоит его сын, будущий король Владислав IV Ваза.

Мать Владислава умерла спустя три года после его рождения. Его выростила одна из её бывших фрейлин Урсула Мейерин. Урсула имела большое влияние при королевском дворе. Приблизительно в начале 1600-х гг. она, вероятно, потеряла большую часть своего влияния, поскольку Владислав приобрёл новых учителей и наставников, таких как священники Gabriel Prowancjusz, Andrzej Szołdrski и Marek Łętkowski. Владислав также подружился с Адамом Казановским и его братом Станиславом. Упоминалось, что Владислав интересовался живописью, позднее он стал покровителем художников. Он читал и писал по-немецки, по-итальянски и по латыни, однако разговаривал только по-польски.

Царствование в России

В 1610 году Семибоярщина свергла царя Василия Шуйского и избрала царём 15-летнего Владислава. Однако его отец, Сигизмунд, желал, чтобы российский народ перешёл из православия в католичество. Запрос бояр отправить Владислава в Москву и обратить его в православие встретил отказ короля. Вместо этого Сигизмунд предложил себя в качестве регента-правителя России. Такое неприемлемое предложение привело вновь к враждебным действиям сторон. Организовав военную кампанию 1616 года, Владислав сделал попытку вернуть себе царский трон. Однако, даже одержав некоторые победы, он не сумел захватить Москву. Владислав так никогда и не смог править Россией, однако сохранял за собой титул царя до 1634 года.

Польский королевич

До избрания королём Речи Посполитой он участвовах во многих войнах, включая походы против России в 1617-1618 гг. (конец русско-польских войн 1605—1618 гг.), против Оттоманской империи в 1621 году (Хотинская битва) и против Швеции в 1626-1629 гг. За эти годы, а также во время своего путешествия по Европе (1624-1635 гг.) вместе с Альбрехтом Станиславом Радзивиллом и другими, он познакомился с искусством войны. Став королём, Владислав всегда относился ко всем военным делам как к важным. Не будучи гением военного дела и уступая в этом отношении известнейшим гетманам Речи Посполитой того времени (например, Станиславу Конецпольскому), Владислав был известен как весьма умелый военачальник.

Король

Владислав IV. Картина Яна Матейко.

Политика

Вначале Владислав не желал иметь тесные взаимоотношения с Габсбургами. В 1633 году он обещал равные права подданным протестантского и православного вероисповедания и вынудил Альбрыхта Станислава Радзивилла (католика) одобрить этот закон, пригрозив ему в противном случае отдать ключевые посты в Речи Посполитой протестантам. В 1633 году назначил кальвиниста Кшыштофа Радзивилла на высокий пост воеводы виленского, а в 1635 году назначил его великим гетманом литовским. Но после того, как дворяне-протестанты блокировали попытку Владислава вести войну против протестантской Швеции, то в 1635 году после подписания Штумсдорфского перемирия король возобновил заключенный его отцом альянс с Габсбургами.

Владислав IV считался вассалом имперских Габсбургов как кавалер Ордена Золотого руна.

Браки

Владислав был женат дважды. В самом начале 1634 года или даже в конце 1633 г. Владислав попросил папу Урбана VIII о разрешении (вернее сказать, об обещании выдать такое разрешение, поскольку имя не было названо) на брак с протестантской принцессой. Папа отказался и для Владислава такой скорый отказ стал ударом. В начале 1634 года Владислав отправил Александра Пржипковского (в русских текстах встречается транслитерация «Пржинковский») с секретной миссией к королю Англии Карлу I. Посланник дожен был обсудить матримониальные планы короля и английскую помощь в реконструкции польского флота. Планы королевской женитьбы обсуждались Сенатом на заседании 19 марта 1635 года, но на нём присутствовали только четыре епископа и только один из них поддержал план. Существуют также другие документы, касающиеся предполагаемой свадьбы Владислава и принцессы Елизаветы Богемской (дочери Фридриха V, курфюрста Пфальца, известного также как «Зимний король»).

Король счёл, что его «обманули» во время мирных переговоров со шведами в 1635 году — обманули польские магнаты и шляхта, многие из которых были протестантами, шведы, которые тоже были протестантами, и протестантские представители других монархов. Все они по разным причинам не желали новой войны между Речью Посполитой и Швецией, войны, на которой настаивал лично Владислав. Тогда король передумал жениться на протестантке и решил искать поддержку в стане католиков, особенно у Габсбургов.

В 1636 году недолго рассматривалась возможный брак короля с с Анной Вишневецкой (Anna Wiśniowiecka), дочерью Михаила Вишневецкого и сестрой Иеремии Вишневецкого, представителями могущественной семьи польских магнатов Вишневецких. Хотя Владислав поддержал этот союз, Сейм выступил против. В итоге Анна вышла замуж за Збигнева Фирлея между 1636 и 1638 годами.

Весной 1636 года в Варшаву прибыло предложение императора Священной Римской империи Фердинанда II о браке между Владиславом и эрцгерцогиней Цецилией Ренатой Габсбург (сестрой будущего императора Священной Римской империи Фердинанда III). Доверенные лица короля, отец Валериан, монах-францисканец, и воевода Каспер Денхофф (Kasper Doenhoff) прибыли 26 октября 1636 года в Регенсбург с согласием и провели переговоры. Было согласовано, что приданое эрцгерцогини составит 100 тыс. злотых, император пообещал уплатить приданое за обоих жён Сигизмунда III: за Анну и Констанцию. Кроме того, сын Владислава и Цецилии Ренаты должен был получить силезские княжества — Опольское и Рацибужское. Но ещё до того, как все договорённости были утверждены, Фердинанд II умер, а Фердинанд III отказался уступить силезские княжества сыну Владислава. Вместо этого в обеспечение приданого был записан город Тржебонь в Богемии. Свадьба состоялась в 1637 году.

В этом браке родилось двое детей: Сигизмунд Казимир, родился 1 апреля 1640 года и умер от дизентерии в январе 1647 года, и дочь Мария Анна Изабелла, родилась в январе 1642 года и умерла во младенчестве. Королева Цецилия Рената умерла в 1644 году и была похоронена в Вавельском кафедральном соборе в Кракове.

В 1646 году Владислав женился на французской принцессе Марии Луизе де Гонзага де Невер, которую в Польше называли Людвикой Марией Гонзага, дочери Карла I Гонзага, герцога де Невер. Король не оставил наследников. Трон Речи Посполитой унаследовал его сводный брат и кузен Ян II Казимир.

События в царствование

Медаль, выбитая в честь побед короля Владислава IV Ваза над Россией, Турцией и Швецией, 1637 год.

Успехи

Владислав был избран на польский трон через несколько месяцев после смерти отца, 8 ноября 1632 года и коронован 5 февраля 1633 года. Ожидая временную неразбериху после смерти Сигизмунда III и рассчитывая воспользоваться ситуацией, русский царь Михаил Фёдорович решил начать войну против Речи Посполитой. Русское войско (примерно 34 500 человек) пересекло восточную границу Речи Посполитой в октябре 1632 года и взяло в осаду Смоленск, который Россия уступила полякам по Деулинскому перемирию 1618 года, под конец русско-польских войн Смутного времени. В войне против России в 1632-1634 годах (Смоленская война) Владислав смог не только снять осаду Смоленска в сентябре 1633 года, но и, в свою очередь, окружить русскую армию и вынудить её сдаться 1 марта 1634 года. Последовавший благоприятный для Польши Поляновский мир, в основном, подтвердил границы, существовавшие до войны. Россия также согласилась выплатить 20 000 рублей в обмен на отказ от всех претензий Владислава на московский трон и возврат царских знаков, которые были в Речи Посполитой со Смутных времён. Во время этой войны Владислав начал программу модернизации армии Речи Посполитой, делая упор на совершенствование пехоты и артиллерии.

Вслед за началом русско-польской войны, Речи Посполитой угрожало нападение турок. Во время войны с Оттоманской империей 1633-1634 годов Владислав двинул армию к югу от границ с Россией и вынудил турок договориться о мире на приемлемых для него условиях. Обе стороны вновь договорились об удержании казаков и татар от рейдов за границу друг друга и о совместном сюзеренитете (кондоминиуме) над княжествами Молдавия и Валахия.

После завершения южной кампании Владиславу необходимо было защититься от угрозы с севера. Швеция, вовлечённая в Тридцатилетнюю войну, согласилась в 1635 году подписать условия Штумсдорфского перемирия на выгодных для Речи Посполитой условиях, уступив последней ряд ранее завоёванных территорий обратно.

Король, будучи сам католиком, проявлял достаточную веротерпимость и не поддерживал более агрессивную политику Контрреформации. Хотя Владислав и пытался играть на противоречиях религиозных движений, поддерживая то одну, то другую стороны в целях усиления собственной власти, но тем не менее, он был одним из самых веротерпимых монархов своего времени.

Покровительство искусствам

Владислав был знатоком живописи и музыки. Многим музыкантам он давал деньги на содержание и создал первый амфитеатр в своём дворце в Варшаве, где за его царствование были поставлены десятки опер и балетов. Ему в заслугу приписывают само появление оперного искусства в Польше. Король также собирал живопись и покупал предметы декоративной архитектуры. Среди самых известных из спонсированных им проектов были возведение Колонны Сигизмунда — памятника его отцу — и строительство двух дворцов в Варшаве, дворца Казановских и Виллы Регия (ныне Казимировский дворец). Колонна Сигизмунда стала одним из символов Варшавы. Владислав собрал значительную коллекцию итальянской и фламандской живописи эпохи барокко, большая часть которых была утеряна во времена войн после его смерти.

Самыми значительными художниками, которых материально поддерживал Владислав, были Томмазо Долабелла, Питер Данкертс де Рей (Peter Danckerts de Rij), и Вильгельм Гондиус.

Владислав IV на коне, мастерская Рубенса (Peter Claesz. de Soutman?)

Похищение Европы, Гвидо Рени, 1630-е гг. Картина сделана по заказу короля Владислава IV.

Колонна Сигизмунда, возведена в 1644 году по приказу короля Владислава IV.

Башня Владислава, Королевский дворец в Варшаве, 1637 год.

Неудачи

Владислав пользовался титулом «Король Швеции», тем не менее, Швеция никогда не была под его властью и он сам никогда не ступал на её территорию. Он не оставлял попыток отвоевать себе шведский трон, но, как и его отец, безрезультатно.

Владислав Ваза, художник Франс Люкс, около 1639 г.

Внутри страны он пытался усилить королевскую власть, но этому сопротивлялась шляхта, которая ценила свои свободы и права участия в управлении государством. Владислав сталкивался с постоянными трудностями, вызванными стремлением польского Сейма контролировать королевскую власть и умерять его династические амбиции. Шляхта смотрела на милитаристские устремления Владислава как на средство усилить позиции короля во время войны. Поэтому Сейм противился большинству его военных планов (например, предожениям войны со Швецией в 1635 г. и с Турцией в 1646 г.) и обычно топил их, отказывая финансировать походы и отказываясь подписывать декларацию об объявлении войны.

Подобным же образом мало к чему привели амбиции Владислава во внешней политике. Его попытки урегулировать конфликт между немецкой и скандинавской сторонами в рамках Тридцатилетней войны закончились ничем, а его поддержка Габсбургов практически не принесла плодов.

Чтобы защитить свои позиции на Балтике, король стремился построить флот Речи Посполитой, но его план к успеху не привёл.

Несмотря на поддержку веротерпимости в стране, он не сумел разрешить конфликт, возникший вследствие Брестской унии.

В 1638 году Владислав предложил, чтобы невыплаченное приданое его матери и его мачехи — второй жены Сигизмунда III — должно быть обеспечено одним из силезских княжеств (предпочтительно опольско-рацибужским). В 1642 г. он предложил Гасбургам свои права на шведский трон в обмен на передачу ему Силезии в залог. Людовико Фантони, отправленный в Вену летом 1644 года, предложил обменять доходы Владислава от богемских владений в Требене на княжества опольско-рацибужские или тешиньское (по городу Тешин или Цешин). В начале 1645 г., устав от постоянных проволочек суда в Вене, Владислав сказал прибывшему в Варшаву посланнику императора, Максимилиану Дитрихштайну, что Польша объединится со Швецией. Это было неприкрытой угрозой (с помощью шведов король смог бы захватить Силезию и против воли императора), тем более, что 6 марта 1645 года шведский генерал Леннарт Торстенссон разбил войска императора, баварскую и саксонскую армии в битве под Янковом и начал марш на Вену. Теперь император был готов обсуждать вопрос и в апреле 1645 года отправил Иоганна Путца фон Адлертума в Варшаву, предоставив ему широкие полномочия по передаче прав на опольско-рацибужское княжество сыну Владислава и Цецилии Ренаты Сигизмунду Казимиру в качестве наследного удела. В конечном итоге переговоры закончились успехом Габсбургов и неудачей поляков. Княжество передавалось не как наследный удел, а в пользование на 50 лет. Его владелец обязан поклясться верности королю Богемии (который не имел права становиться королём Польши), но взамен Владислав может руководить княжеством до совершеннолетия сына. Вдобавок Владислав обещал дать взаймы императору 1 100 000 злотых (минус ещё не оплаченные три приданых).

Многие историки утверждают, что Владислав был очень амбициозен и мечтал достичь большой славы при помощи новых завоеваний. В последние свои годы он планировал использовать казаков, чтобы спровоцировать нападение Турции на Польшу, чтобы без его руководства в военных делах было не обойтись. В разное время он имел виды на возвращение ему шведской короны, захват русского трона и даже на завоевание всей Оттоманской империи. Он часто мог убедить неспокойных казаков выступить на его стороне, но при недостаточной поддержке со стороны шляхты и иностранных союзников (таких как Габсбурги), эти попытки проваливались, часто выливаясь в ненужные приграничные войны и распяляя мощь Речи Посполитой, что в конечном итоге стало фатальным для государства, когда оно стало подвергаться нашествиям своих соседей.

Мраморные украшения капеллы Св. Казимира в Вильнюсе

Некоторые польские историки утверждают, что Владислав имел вспыльчивый характер и, разозлившись, мог мстить, не задумываясь о всех последствиях. Например, когда протестанствая часть шляхты заблокировала его планы войны со Швецией в 1635 году, король стал вести прогабсбургскую политику, посылать им военную помощь и женился на эрцгерцогине Цецилии Ренате. Имел много планов (династических, личных, военных, территориальных: захватить Силезию, Ливонию, присоединить герцогство Прусское, создание собственного наследного княжества и т.д.). Часть из этих планов имела реальные шансы на успех, но ввиду неудач либо по объективным обстоятельствам практически ничего не произошло так, как предполагалось.

Владислав умер в 1648 году. Его сердце и внутренние органы захоронены в капелле Святого Казимира Кафедрального собора Святого Станислава в Вильнюсе. Король умер через год после смерти своего сына Сигизмунда Казимира, на заре Восстания Хмельницкого и Шведского потопа. Ему не удалось реализовать свои завоевательские планы, он не сумел реформировать Речь Посполитую. Владислав сумел уклониться от участия в кровавой Тридатилетней войне, но с его смертью закончился Золотой век Речи Посполитой. Казаки, негодуя из-за неисполнявшихся обещаний Владислава, начали крупнейшее восстание против польского владычества, которым, в свою очередь, воспользовались шведы, начав вторжение в Польшу.

Генеалогия

Густав I Васа

Юхан III

Маргарета Эриксдоттер Лейонхуфвуд

Сигизмунд III

Сигизмунд I Старый

Катерина Ягеллонка

Бона Сфорца

Владислав IV Ваза

Фердинанд I (император Священной Римской империи)

Карл II, эрцгерцог Австрийский

Анна Богемская и Венгерская

Анна Австрийская

Альберт V, (герцог Баварии)

Мария Анна Баварская

Анна Австрийская

Память

В его честь названа польская крепость и город Владыславово.

Через несколько лет после его смерти посольство Московской Руси потребовало, чтобы все публикации о победах Владислава IV в Смоленской войне 1633-1634 годов были собраны и сожжены. В конце концов, после больших споров, это требование было принято. Польский историк Мацей Росалак (Maciej Rosalak) писал: «В царствование Владислава IV такое позорное событие никогда бы не могло произойти».

См. также

• История Польши
• Речь Посполитая
• Шляхта
• Золотая вольность
• Смутное время
• Русско-польская война 1605—1618
• Смоленская война

Ссылки

1. Титулы королей Швеции. Проверено 8 июня 2009.
2. 1 2 Мацей Росалак, Król, książę, król i car, Introduction to Władysław IV Wasa, Władcy Polski, p.3
3. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Томаш Богун, Wychowaczyni Urszula Meierin, Władysław IV Wasa, Władcy Polski, p.4
4. 1 2 3 4 5 Томаш Богун, Władysław Zygmuntowicz — car z Polski, Władysław IV Wasa, Władcy Polski, p.8
5. 1 2 3 Томаш Богун, Wyprawa po czapkę Manomacha, Władysław IV Wasa, Władcy Polski, p.9
6. Лондонская Национальная галерея

• Генеалогия дома Васа (Ваза) (англ.)
• Владислав IV из Энциклопедии Британника 11-го издания, 1911 Encyclopedia (англ.)
• Биография Владислава (польск.)
• Свидетельство Опера и театр во времена Владислава IV (польск.)
• Даты из жизни Владислава (польск.)
• Различные цитаты о Владиславе (польск.)

Предшественник: Сигизмунд III	Король Польши Великий князь Литовский 1632—1648	Преемник: Ян II Казимир
Предшественник: Василий IV Шуйский, Семибоярщина	Царь и великий князь московский (претендент, признавался московским правительством) 1610—1613	Преемник: Междуцарствие, Михаил Фёдорович

Монархи Польши

Князья полян

Земовит — Лешек — Земомысл

Правители Польши

Мешко I — Болеслав I Храбрый — Мешко II — Безприм — Мешко II — Болеслав Забытый — Казимир I Восстановитель — Болеслав II Смелый — Владислав I Герман — Болеслав III Кривоустый — Збигнев

Князь-принцепс Польши

Князь Кракова

Казимир II Справедливый — Мешко III Старый — Казимир II Справедливый — Елена Всеволодовна — Лешек Белый — Мешко III Старый — Лешек Белый — Мешко III Старый — Владислав III Тонконогий — Лешек Белый — Мешко IV Рациборский — Лешек Белый — Владислав III Тонконогий — Конрад I Мазовецкий — Генрих I Бородатый — Генрих II Набожный — Конрад I Мазовецкий — Болеслав V Стыдливый — Лешек Чёрный — Генрых IV Пробус — Пржемысл

Пржемысловичи

Вацлав II Чешский — Вацлав III Чешский

Пясты (князья Кракова)

Короли Польши

Анжу

Ягеллоны

Выборные короли

Генрих Валуа — Анна Ягеллонка — Стефан Баторий — Сигизмунд III — Владислав IV — Ян II Казимир — Михаил Корибут Вишневецкий — Ян III Собеский — Август II Сильный — Станислав Лещинский — Август II Сильный — Станислав Лещинский — Август III — Станислав Август Понятовский

Варшавское герцогство

Царство Польское

Александр I — Николай I — Временное правительство — Николай I — Александр II — Александр III — Николай II

Иван IV — Симеон Бекбулатович —Фёдор I — Ирина Годунова — Борис Годунов — Фёдор II Годунов — Лжедмитрий I — Василий Шуйский — Владислав IV — Михаил Фёдорович — Алексей Михайлович — Фёдор III — Иван V — Пётр I

Глава 13

Тушинский патриарх

Говоря о событиях в Москве, мы почти упустили из виду наших главных героев — бояр Романовых. К октябрю 1604 г. все Романовы, за исключением Филарета, оказались на свободе. Кто состоял на царской службе, а кто вольготно жил в своих поместьях. В частности, восьмилетний Михаил Федорович жил в селе Клин в вотчине отца. Его опекали тетки — Марфа Никитична, вдова Бориса Камбулатовича Черкасского и вдова Александра Никитича Романова. Вместе с Михаилом жила и его сестра Татьяна. Надо ли говорить, что эта дамская компания тряслась над мальчиком и воспитала из него не рыцаря, а слабовольного и капризного барчука.

Сам же монах Филарет, в миру Федор Никитич Романов, тихо поживал в Антониево-Сийском монастыре. Этот монастырь был основан в 1520 г. преподобным Антонием на реке Сие, притоке Северной Двины в 90 верстах от города Холмогоры. Это был один из самых богатых северных монастырей России. В 1589 году в монастыре был построен каменный соборный храм Святой Троицы. Десятки окрестных сел принадлежали монастырю. Кстати, через 60 лет, при царе Алексее Михайловиче, крестьяне подняли восстание против монастырских властей.

В монастыре за Филаретом наблюдал пристав Богдан Воейков, который регулярно слал в Москву отчеты о поведении опального инока.

Филарет вел себя довольно тихо, конфликты с приставом Воейковым носили мелкий, чисто бытовой характер. Так, Филарет говорил приставу: «Не годится со мною в келье жить малому. Чтобы государь меня, богомольца своего, пожаловал, велел у меня в келье старцу жить, а бельцу с чернецом в одной келье жить непригоже». На что Воейков писал в своем донесении царю Борису: «Это он говорил для того, чтоб от него из кельи малого не взяли, а он малого очень любит, хочет душу свою за него выронить. Я малого расспрашивал: что с тобою старец о каких-нибудь делах разговаривал ли или про кого-нибудь рассуждает ли? И друзей своих кого по имени поминает ли? Малый отвечал: «Отнюдь со мною старец ничего не говорит». Если малому вперед жить в келье у твоего государева изменника, то нам от него ничего не слыхать. А малый с твоим государевым изменником душа в душу. Да твой же государев изменник мне про твоих государевых бояр в разговоре говорил: «Бояре мне великие недруги. Они искали голов наших, а иные научали на нас говорить людей наших, я сам видал это не однажды». Да он же про твоих бояр про всех говорил: «Не станет их ни с какое дело, нет у них разумного. Один у них разумен Богдан Бельский, к посольским и ко всяким делам очень досуж». Велел я сыну боярскому Болтину расспрашивать малого, который живет в келье у твоего государева изменника, и малый сказывал: «Со мною ничего не разговаривает. Только когда жену вспоминает и детей, то говорит: «Малые мои детки! Маленьки бедные остались. Кому их кормить и поить? Так ли им будет теперь, как им при мне было? А жена моя бедная! Жива ли уже? Чай она туда завезена, куда и слух никакой не зайдет! Мне уж что надобно? Беда на меня жена да дети: как их вспомнишь, так точно рогатиной в сердце толкает. Много они мне мешают: дай Господи слышать, чтобы их ранее Бог прибрал, я бы тому обрадовался. И жена, чай, тому рада, чтоб им Бог дал смерть, а мне бы уже не мешали, я бы стал промышлять одною своею душою. А братья уже все, дал Бог, на своих ногах»».

На это донесение царь Борис отвечал приставу: «Ты б старцу Филарету платье давал из монастырской казны и покой всякий к нему держал, чтоб ему нужды ни в чем не было. Если он захочет стоять на крылосе, то позволь, только б с ним никто из тутошних и прихожих людей ни о чем не разговаривал. Малому у него в келье быть не вели, вели с ним жить в келье старцу, в котором бы воровства никакого не чаять. А которые люди станут в монастырь приходить молиться, прохожие или тутошные крестьяне и вкладчики, то вели их пускать, только смотри накрепко, чтобы к старцу Филарету к келье никто не подходил, с ним не говорил и письма не подносил и с ним не сослался».

В итоге из кельи Филарета «малого» выгнали, а вместо него поселили старца Иринарха, чтобы тот приглядывал за ссыльным. Надо ли говорить, что новый сосед-старец не понравился Филарету. Тем не менее вел себя Филарет тихо и богобоязненно.

Но вот до Антониево-Сийского монастыря дошли слухи о походе Лжедмитрия на Москву, и смиренный инок Филарет буквально начинает «скакать» от радости.

В начале 1605 г. пристав Воейков шлет несколько доносов в Москву о бесчинствах Филарета и жалобы на игумена монастыря Иону, который смотрит на них сквозь пальцы.

В марте 1605 г. царь Борис делает игумену Ионе строгое внушение: «Писал к нам Богдан Воейков, что рассказывали ему старец Иринарх и старец Леонид: 3 февраля ночью старец Филарет старца Иринарха бранил, с посохом к нему прискакивал, из кельи его выслал вон и в келью ему к себе и за собою ходить никуда не велел. А живет старец Филарет не по монастырскому чину, всегда смеется неведомо чему и говорит про мирское житье, про птиц ловчих и про собак, как он в мире жил, и к старцам жесток, старцы приходят к Воейкову на старца Филарета всегда с жалобою, бранит он их и бить хочет, и говорит им: «Увидите, каков я вперед буду!» Нынешним великим постом у отца духовного старец Филарет не был, в церковь и на прощанье не приходил и на крылосе не стоит. И ты бы старцу Филарету велел жить с собою в келье, да у него велел жить старцу Леониду, и к церкви старцу Филарету велел ходить вместе с собою да за ним старцу, от дурна его унимал…»

Далее Борис требовал, чтобы Иона укрепил ограду вокруг монастыря и ни под каким видом не допускал контактов Филарета с посторонними людьми.

Обратим внимание на фразу Филарета: «Увидите, каков я вперед буду!» Кем же видит себя смиренный монах — царем или патриархом? Да и откуда такая спесь взялась? Ну, допустим, услышал он об успехах самозванца, так что же из того? Ну, придет Лжедмитрий, какой-нибудь Стенька или Емелька, и станет бояр вешать да топить, не вникая в их свары и обиды. Тут Филарет выдает себя с головой. Он прекрасно знает, что идет на Москву не просто его бывший холоп Юшка, а его «изделие». Другой вопрос, что он недооценивает польское влияние. У его «изделия» теперь совсем другие кукловоды.

Фразу «Увидите, каков я вперед буду» цитируют в своих трудах все наши историки от Соловьева до Скрынникова и…оставляют ее без комментариев. Один Валишевский (поляк не боится задеть гордость великороссов) заметил по сему поводу: «В этом заключаются важные указания, которым не хватает, может быть, только подтверждения некоторых уничтоженных или слишком хорошо спрятанных документов. И, если они не подверглись уничтожению, без сомнения, уже недалек тот день, когда не побоятся их обнародовать». Но до сих пор масса документов XVI–XVII веков лежит у нас в секретных хранилищах.

20 июня 1605 г. Лжедмитрий I торжественно въезжает в столицу и сразу же призывает найти и вернуть в Москву своих бывших хозяев.

В начале июля 1605 г. в Антониево-Сийский монастырь прибыли посланцы самозванца и с торжеством повезли Филарета в Москву.

В Москве Романовы получили щедрые награды. Скромный инок Филарет возведен в сан ростовского митрополита. За что же такая милость простому монаху? За то, что он с начала 1605 г. перестал вообще ходить на службы? Неужто за познания в ловчих птицах и собаках?

Димитрий дал самую высшую церковную должность Филарету. Сделать монаха сразу патриархом было бы слишком, да и на том месте уже сидел послушный Игнатий. А Крутицким митрополитом стал, как мы уже знаем, старый знакомый Гришки Пафнутий.

Младший брат Филарета Иван Никитич Романов получил боярство. Не был обойден и единственный сын Филарета — девятилетний Миша Романов стал стольником. Заметим, что возведение даже двадцатилетнего князя Рюриковича в чин стольника на Руси было событием экстраординарным.

Даже тела умерших в ссылке Никитичей по царскому указу были выкопаны, доставлены в Москву и торжественно перезахоронены в Новоспасском монастыре.

Многие наши историки утверждают, что Лжедмитрий пожаловал Романовых как своих родственников, чтобы таким образом подтвердить свою легитимность. Такой взгляд не выдерживает критики. Ну, во-первых, настоящему Димитрию Романовы и родственниками не были. Попробуйте в русском языке найти обозначение степени родства Федора Никитича и Димитрия Ивановича! Мало того, именно царь Федор, сын Анастасии Романовой, упрятал Димитрия со всей родней в ссылку в Углич, а бояре Романовы во главе с Федором Никитичем с большим усердием помогали царю. Да и не в этом дело. Зачем самозванцу лишний раз напоминать народу, что есть живые родственники царя Федора, которые за неимением лучшего могут стать претендентами на престол? Увы, на этот вопрос ни один наш историк дать ответа не может.

Мало того. Зачем давать Романовым власть и вотчины? Неужели самозванец так глуп, что думает, что гордый и честолюбивый Федор Никитич станет его верным холопом? А ведь чины и вотчины могли так пригодиться польским и русским сторонникам Лжедмитрия. Вот они бы и стали навсегда преданными холопами царя Димитрия I.

Наконец, чем черт не шутит, ведь Романовы могли и опознать Юшку Отрепьева, который пять лег назад жил у них на подворье.

Из всего этого можно сделать лишь один логичный вывод — бояре Романовы были в сговоре с заговорщиками церковными, главой которых был Пафнутий. Теперь Отрепьеву пришлось платить по счетам. Был ли удовлетворен наградами честолюбец Федор Никитич? Конечно, нет, но качать права было рано. Пока Романовы рассматривали полученные чины, вотчины и другие блага как промежуточную ступеньку для дальнейшего подъема вверх. Теперь Федору и Ивану Никитичам казалось, что еще чуть-чуть, и московский трон станет собственностью их семейства.

На несколько месяцев правления самозванца клан Романовых попросту затих. В результате Романовы проспали роковую ночь на 17 мая 1606 г., во время которой сторонники Шуйского и Пафнутия свергли и убили Лжедмитрия I. Этот переворот Романовым был явно не выгоден.

На следующий день Романовы сумели договориться с Голицыным, Куракиным и Мстиславским и решили собрать 19 мая народ на Красной площади, чтобы выбрать патриарха, а затем провести Земский собор под его руководством. Нетрудно предположить, что патриархом должен был стать Филарет.

Из главы «Царь Василий Шуйский» мы знаем, как Шуйскому удалось обвести вокруг пальца Филарета и клан Романовых, использовав для этого комедию с перенесением мощей царевича Димитрия. Как мы уже знаем, прибытие Гермогена из Казани спутало клану Романовых все карты. Гермоген имел непререкаемый авторитет как в церковных кругах, так и в Боярской думе. Выступить против его интронизации в патриархи никто не решался. И бедолаге Филарету пришлось малой скоростью отправляться в свою епархию.

Вскоре царь Василий отправил Ивана Никитича Романова воеводой в Козельск. Там Никитич отличился — разбил отряд князя Василия Рубец-Мосальского, шедшего на выручку Болотникову. За это царь Василий стал более благосклонно относиться к Романовым, тем более что Филарет два года тихо и богобоязненно сидел в Ростове.

В апреле 1608 г. войско нового самозванца разгромило царские полки под Волховом. Виновниками поражения были двое бездарей — воеводы Дмитрий Иванович Шуйский и Василий Васильевич Голицын. Замечу, что оба тоже имели виды на московский престол.

После Волхова Лжедмитрий II двинулся прямо на Москву. Козельск, Калуга, Можайск и Звенигород без боя открыли ему свои ворота.

Шуйский срочно собрал новое войско и отправил его навстречу самозванцу. Командование им царь поручил своему родственнику Михаилу Васильевичу Скопину-Шуйскому и Ивану Никитичу Романову.

Царские полки заняли позицию на речке Незнани между городами Подольском и Звенигородом. На поиск переправы были направлены разъезды, которые донесли, что «вор поиде под Москву не тою дорогою». Гетман Рожинский обходил их справа, идя из Звенигорода на Вязьму в направлении Москвы. Одновременно в войске была обнаружена измена. Как говорится в летописи, в полках «нача быти шатость: хотяху царю Василью изменити князь Иван Катырев, да князь Юрьи Трубецкой, да князь Иван Троекуров и иные с ними».

Обратим внимание — во главе заговора стояли в основном родственники Романовых. Иван Федорович Троекуров был женат на Анне Никитичне Романовой, а Иван Михайлович Катырев-Ростовский — на Татьяне Федоровне Романовой. Надо ли говорить, что в случае успеха заговора Иван Никитич Романов не остался бы в стороне.

Из-за «шатости» царь Василий приказал войску срочно отступить к Москве. В итоге рядом с Москвой образовалась новая столица — Тушино, а самозванец вошел в историю под именем Тушинский вор.

В сентябре 1608 г. Петр Сапега с большим отрядом тушинцев взял без боя Переяславль, жители которого присягнули Тушинскому вору. Затем Сапега двинулся к Ростову.

К тому времени Ростов не был укреплен, и горожане решили покинуть его и уходить к Ярославлю под защиту его мощных стен. Однако жесткий митрополит Филарет категорически воспротивился этому. Уже потом задним числом церковные историки приписали ему слова: «Если и убиты будем ими, и мы от Бога венцы примем мученические… Многие муки претерплю, а дома Пречистой Богородицы и ростовских чудотворцев не покину». Но наш любитель ловчих птиц никогда не отличался ни фатализмом, ни желанием принять мученический венец.

Все стало на свои места после занятия беззащитного Ростова поляками и их русскими союзниками из Переяславля. Пан Сапега в простых санях доставил митрополита в Тушино, что дало повод позднейшим историкам утверждать, что Филарет был увезен насильственно. Но пленных казнят, заключают под стражу, меняют, отдают за выкуп, а не делают главой церкви. Так что не был Филарет пленником.

Митрополиту ростовскому устроили торжественную встречу в Тушино. Лжедмитрий произвел Филарета в патриархи. Тот стал вершить богослужения в Тушино и рассылать по всей России грамоты с призывами покориться царю Димитрию, а под грамотами подписывался: «Великий Господин, преосвященный Филарет, митрополит ростовский и ярославский, нареченный патриарх московский и всея Руси».

Вслед за Филаретом в Тушино перебежала и его родня по женской линии — Сицкие и Черкасские. В Тушине оказался даже Иван Иванович Годунов. Родственник убийцы едет каяться к спасенному царевичу? Ни в коем разе! И. И. Годунов, муж Ирины Никитичны Романовой, едет к ее брату Федору Никитичу. Заодно И. И. Годунов уговорил присягнуть самозванцу и жителей Владимира, где царь Василий поставил его воеводой. Романовы стали, без сомнения, самым сильным русским кланом в Тушине.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

Иов, гермоген и филарет патриархи смутного времени

В предыдущих заметках о Смутном времени я уже писал о взлете роли казаков в русской истории этого периода.
Добавлю еще один неожиданный штрих к этому вопросу. Он касается личностей третьего и четвертого русских патриархов, первоиереев Русской православной церкви, Гермогена и Филарета, в событиях Смутного времени. Напомню канву происходивших в конце XVI — начале XVII века событий на Руси.
В царствование Федора Иоанновича, сына Ивана Грозного, в Русском государстве произошло грандиозное событие. 2-3 января 1589г. церковный Собор при участии патриарха Константинопольского Иеремии нарек на Московскую Патриаршую кафедру митрополита московского Иова, первого русского патриарха. 26 января того же года состоялось торжественное поставление митрополита Иова в патриархи Московские и всея Руси.
Патриарх Иов сыграл выдающуюся роль в становлении Московского патриархата. Однако был сведен с патриаршей кафедры после того, как не признал законность царствования ЛжеДмитрия I.
Патриархом был избран грек Игнатий, который был сведен с кафедры сразу после переворота в Москве и прихода к власти царя Василия Шуйского. Тот было рекомендовал Церковному Собору кандидатуру на патриаршество Филарета Романова, но заподозрив того в возможной измене, переменил решение и третьим патриархом Московским и всея Руси был избран митрополит Казанский Гермоген
В основе своей патриаршее служение Гермогена широко известно. Он призвал народ к борьбе с тушинским Вором ЛжеДмитрием II и с польско-литовскими захватчиками. После того, как в Москве, вполне официально, в цари был избран польский королевич Владислав, Гермоген воспротивился этому акту. Решительно поддержал действия второго ополчения Минина и Пожарского. Казанская икона Пресвятой Богородицы (из его бывшей Казанской митрополии) стала главной святыней ополчения.
Однако сам патриарх не дожил до победы ополчения совсем чуть-чуть. Он был заключен в заточение поляками (и русскими изменниками) в Кремле, где мученически скончался от голода и жажды.
После этого в государстве наступает период «межпатриаршества». Совет всей Земли (Земский Собор) избирает царем 16-летнего Михаила Федоровича Романова, сына Филарета Романова (племянника Анастасии Романовой, царицы Московской, а значит и племянника Ивана Грозного). Но сам Филарет находится в Польше в плену. В Москве Филарета объявляют «нареченным» патриархом. И только через семь лет царствования Михаила, после освобождения из плена, Филарет был официально возведен на Первосветительскую кафедру. Интронизацию его возглавил патриарх Иерусалимский Феофан IV.
Замечу, что русские люди умели правильно и очень точно именовать героев своей истории. Так вот, народное именование известного сейчас под прозвищем ЛжеДмитрия I и Филарета, находившегося в плену, близки. Дмитрия называли не ложным, а «названным» царем, а Филарета, который не мог выполнять обязанности патриарха, «нареченным» патриархом. Близко, не правда ли?
Такова известная канва событий. А теперь несколько слов о мало известном.
Патриарх Гермоген в миру носил имя Ермолай и происходил из семьи донских казаков. Представляется, что это важный штрих к его биографии.
Казаки в событиях Смутного времени играли достаточно противоречивую, но более чем существенную роль. Во многом, благодаря им (знаменитому атаману Кореле), первый названный Дмитрием царь сел на московский престол, и даже не царь, а император.
Судя по тому, что Гермоген, находясь на Казанской кафедре, сохранил ее за собой, при названном Дмитрии резко, против новой власти, приобретенной во многом усилиями казаков, он не выступал.
Однако, став патриархом при царе Василии Шуйском, он выступил самым решительным образом против ЛжеДмитрия II и его казаков. Не исключено и потому, что одним из главных казачьих лидеров в этот период становится атаман Заруцкий, польский подданный.
Но это, конечно, нечто вроде шутки. Дело совсем в другом. Каков бы он был патриарх, если бы не поддержал царя Василия. Тем более, что права Шуйского на престол, благодаря древнему происхождению рода, сомнений не вызывали. Кроме того, православный патриарх был очень обеспокоен массовым притоком на Русь польских католиков и литовских униатов.
А дальше судите сами, что произошло. Просто рассмотрим последовательность событий Русской Смуты и ее преодоления.
Митрополит Ростовский Филарет Романов (стал митрополитом по рекомендации названного Дмитрия) выдвигается царем Василием Шуйским в патриархи Московские и всея Руси. Но царь быстро меняет свое решение. И по его новой рекомендации Церковный Собор избирает патриархом Гермогена.
А что же Филарет? Ясно, что он обижен. Но главное то не в этом. Филарет, будучи монашествующим, сам не мог быть избран на Московский престол, но был уверен в том, что Романовых, как главных претендентов на шапку Мономаха, от этого престола отодвигают все дальше и дальше. А ведь он и его браться были не просто боярами, а двоюродными братьями царя Федора Ивановича, последнего Рюриковича из рода Калиты, коему принадлежал Московский стол. Правда, брат у него оставался только один, Иван. И был не очень способен к правлению, скорее к дракам и ссорам. Остальные братья и их мужское потомство были погублены в ссылках. Но у самого Филарета подрастал сын, который и станет первым царем из рода Романовых. Но пока он был мал. И главной задачей отца было сохранить жизнь сына. А она с малолетства подвергалась огромным опасностям.
К чему мы все это? А к тому, что Филарет понимал, рано или поздно, царь Василий придумает что-нибудь, и он может лишиться сына. И тут на Руси объявляется новый царь. Бог знает кто и откуда, скорее всего, человек не родовитый, как говорят, из низов общества, но царь, ЛжеДмитрий II. Одной из его главных опор, особенно, если учесть, что поляки вели по отношению к нему себя вызывающе, были казаки. И ростовский митрополит Филарет становится патриархом при этом вдруг объявившемся царе.
Вот такая ситуация. В стране два царя: Василий Шуйский и ЛжеДмитрий II. И два патриарха: Гермоген и Филарет.
Ситуация пикантная, если не сказать больше. Конечно, после избрания на царство Михаила, становления Филарета патриархом Московским и всея Руси, сложность и противоречивость этой ситуации постарались сгладить. Объявили, что Филарет был возведен в «воровские» патриархи чуть ли не силой. И что патриарх Гермоген всюду подчеркивал симпатию к Филарету, призывал мириться с его странной ролью, к которой его принуждали силой. Но осадок то все равно остался.
Конечно, воровские ли люди, казаки, в армии ЛжеДмитрия II, не воровские, но они люди православные. И отправлять православное служение им было необходимо. Другое дело, патриарх Филарет своим огромным авторитетом, можно сказать больше, царским происхождением (племянник Ивана Грозного) становился одним из главных столпов легитимности ложного царя, которого ведь, ни много ни мало, а Филарет признал, чуть ли не своим двоюродным братом. Двоюродный брат царя Федора явно должен был быть в родстве и с его братом Дмитрием. А раз Филарет признавал Дмитрия не ложным, значит, они становились родственниками, как ни крути.
Правда, чисто по человечески, Филарета понять можно. Он, тут к гадалке не ходи, враг, даже не просто враг, а первейший враг царя Василия Шуйского. Он видит и главную угрозу своему сыну со стороны этого царя. Ну а как было можно бороться с первейшим врагом, как было можно не дать закрепиться на царстве роду Шуйских, как уберечь юного сына для будущих свершений? Путь то был по существу один, хоть и дурно пах. Встать на сторону тех врагов Шуйского, у которых была военная сила. Так он поддержал ЛжеДмитрия II.
Также он поступал и впоследствии. Не моргнув глазом, он отходит от дела ЛжеДмитрия, когда в стране появляется новая военная сила — польская армия. И становится ярым приверженцем выбора на московский престол польского королевича.
Спрашивается, а в чем тут логика его действий? А она, с моей, конечно, точки зрения, проста. Цель, свержение Василия Шуйского, была достигнута. Но в стране объявляются два новых претендента на престол. А сын то еще непозволительно молод. Кто эти претенденты? Первый, Иван Дмитриевич. Да, ЛжеДмитрия II убивает один из его приближенных (князь Урусов). Но буквально через месяц Марина, а она не забудьте, русская императрица, никто ее еще не лишал этого титула, рожает сына Ивана. Бедный ребенок становится претендентом на престол Москвы номер один. Почему бедный? Потому что на четвертый год жизни, его повесили, чтобы Михаил Романов мог царствовать спокойно.
И с рождение Ивана, Филарет окончательно разрывает отношения с его сторонниками, но не со всеми. У него и дальше будут сохраняться хорошие отношения с казаками, а те запомнят своего тушинского патриарха и будут ему благодарны. Это и решит дело избрания сына Филарета на престол.
Сам же Филарет понимает, что в новых условиях не менее серьезным кандидатом в цари, чем Иван, становится князь Василий Голицын. Не смотря на то, что он был из рода великих князей литовский, Гедиминовичей, по женской линии князь становился, чуть ли не самым родовитым из потомков Рюриковичей. И точно чуть ли не единственным русским кандидатом в цари. И несколько раз он был близок к тому, чтобы сменить Василия Шуйского на престоле. Отсюда новое решение Филарета. Спасти его дело может только иностранный претендент на царство, от которого в русских условиях будет впоследствии легко избавиться. Так возникает кандидатура польского королевича Владислава на московское царство. В истории часто пишут об измене русских бояр, призвавших на царство поляка, католика. Забывая при этом, чья это была инициатива. Забывая про роль Филарета Романова в разыгрывающейся партии происходящих событий.
Филарета бояре и многие дворяне поддерживают. Вынужден с этим согласиться и В. Голицын. Обе крупные фигуры, Филарет и князь Голицын решили не форсировать события и выждать момент для решительных действий.
Но в возникшую патовую ситуацию вдруг вмешивается патриарх Гермоген. Он в резкой форме начинает борьбу против приглашения католика. И Филарет с Гермогеном вновь оказываются по разную сторону баррикад на русский престол.
В это время в Польше, при не очень способном короле Сигизмунде III оказывается выдающийся коронный гетман Жолневский. Понимая, что позиция патриарха может серьезно осложнить цель присоединения Руси к Речи Посполитой, он без получения одобрения короля, подписывает договор, по которому собранным Собором избирается царь Владислав Сигизмундович, польский королевич. И если бы не упрямство и близорукость короля, у Жолневского могло бы многое получиться. Но это, если бы, да кабы, а пока он решает удалить из Москвы двух главных пока сторонников, но в будущем соперников Владислава, В.Голицына и Ф. Романова. Их ставят во главе посольства к польскому королю под Смоленск, который Сигизмунд III осаждал в то время. Цель посольства согласиться отправить в Москву только что избранного царя Владислава, сына короля.
Но король решает иначе. Зачем отдавать московскую корону сыну, королем может стать он сам.
А вот это уже не входит в планы Филарета. И он начинает противиться этому решению всеми возможными способами и угождает в плен.
И вот только с этого момента, позиции Гермогена и Филарета начинают совпадать.
Более того, в глазах народа оба становятся мучениками, борцами за свободу и независимость родины от польско-литовских захватчиков.
Патриарх Гермоген умирает в польском плену (в польском заточении в Кремле), а Филарет томится в плену в самой Польше.
Это, а также и любовь казаков к Филарету, которые остались единственной военной силой на Руси после роспуска ополчения Минина и Пожарского и обеспечивали безопасность Собора, выбиравшего нового царя, и дало преимущество Михаилу Романову перед другими кандидатами. После девяти лет плена Филарет Романов возвращается в Москву и избирается на патриарший престол. И становится не только патриархом, но и соправителем сына. Вот как звучал его титул «Великий государь, Святейший патриарх Филарет Никитич».
Во время правления патриарха Филарета был оформлен официальный взгляд на события Смутного времени. Ну а его противоречивая роль в этих событиях, способствовала важному результату. Царствованию династии Романовых, длившемуся чуть более трехсот лет.

4) Источники по истории Смутного времени и первой половины XVII в. (1605–1645)

Изложение событий Смутного времени начинается в Пискаревском летописце с обширной статьи 1603 г., где излагается биография Григория Отрепьева. Пискаревский летописец обнаруживает здесь сюжетное сходство и с разрядными записями, и с Новым летописцем: Григорий Отрепьев был в московском Чудове монастыре, стал там дьяконом, служил у патриарха Иова, ушел в северские города, оттуда – в Киев в Печерский монастырь, из Киева – в Литву; в Литве Григорий Отрепьев заболел и на исповеди сказал, что он царевич Дмитрий Угличский. Как доказала В. Г. Вовина, автор Пискаревского летописца не обращался в статье о биографии Григория Отрепьева к Новому летописцу. Оба памятника независимы друг от друга, но, возможно, некоторые сведения попали в Пискаревский летописец из разрядных записей: о пребывании Григория Отрепьева в Чудове монастыре, о северских городах, Киеве, о бегстве в Литву, о болезни и духовной исповеди. О бесспорном заимствовании нельзя говорить, поскольку у разрядных записей и Пискаревского летописца прослеживается лишь общая событийная канва, но нет текстуального сходства.

Некоторые повести Смутного времени также близки по сюжету Пискаревскому летописцу, они излагают те же самые сведения. Из всех сказаний Смутного времени с Пискаревским летописцем особенно сходны сочинения князя Ивана Михайловича Катырева-Ростовского и князя Семена Ивановича Шаховского. Например, в повести князя Ивана Михайловича Катырева-Ростовского читаем о Самозванце: «От юности восхоте мнишеский образ носити. По мале времени пострижения своего изыде той чернец во царствующий град Москву и тамо дойде пречестныя обители архистратига Михаила и великого чюдотворца Алексия, и принят бысть архимаритом и всею братиею в пречестную обитель в крылосный чин; в той же обители поставляетца во дьяконы от патриярха Иова. Отъиде во страну северских градов, и оттоле дошед литовский земли до града Киева. И разболевся же лестию, якобы и до смерти уже пришед, и призвав к себе священника греческия веры исповедует ему лестию вся своя согрешения. И на конец исповедания рече ему слово едино под клятвою, яко он есть царь Дмитрей, сын великого князя Иоанна Московского».

Для сравнения с произведением князя Катырева-Ростовского приведем отрывок из другого сочинения Смутного времени: повести князя Семена Ивановича Шаховского, где сходным образом описывается болезнь Григория Отрепьева: «Разболелся лестию якобы и до смерти уже пришед, повелевает же призвати священника греческия веры и исповедует ему лестию свои согрешения. И на конец исповедания рече ему слово едино под клятвою: яко несмъ, рече, инок, им же мя образом видиши, но сын есмъ царя и великого князя Иоанна Васильевича Московского». Две повести никак не связаны друг с другом, просто они пишут об одном и том же. Нельзя установить и их общий источник, так как нет прямых текстуальных заимствований. В этих повестях, как и в разрядных записях, не наблюдается текстуального сходства и с Пискаревским летописцем, хотя здесь можно проследить общие сюжетные линии.

Но по сюжету изложение биографии Григория Отрепьева в Пискаревском летописце ближе все же к разрядным записям, а не к повестям Смутного времени, хотя полного текстуального совпадения у Пискаревского летописца с разрядными записями, как уже упоминалось, нет:

21* Пискаревский летописец. С. 206.

22* Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время. М., 1907. С. 1.

И в Пискаревском летописце, и в разрядных записях сказано о пострижении Григория Отрепьева в Чудове монастыре в Москве, оттуда он сбежал в северские города, а потом в Литву, говорится также о его болезни, во время которой на духовной исповеди он признался в своем царском происхождении. Но в Пискаревском летописце Григорий Отрепьев сбежал в Киев к князю Адаму Вишневецкому, в разрядных же записях после бегства в Литву будущий Лжедмитрий I очутился в киевском Печерском монастыре. У Пискаревского летописца не прослеживается здесь сходства и со сказаниями Смутного времени. В сочинениях князя Катырева-Ростовского и князя Семена Ивановича Шаховского, несмотря на схожесть изложения событий в обоих, отсутствуют сведения о встрече Григория Отрепьева с князем Адамом Вишневецким. Видимо, составитель свода воспользовался здесь разрядными записями. Нельзя исключить и того, что автор летописи находился в это время в Чернигове, где и получил известия о Лжедмитрии I.

В Пискаревском летописце встречаем одно сообщение о самозванце, отсутствующее в других источниках: Григорий Отрепьев якобы приходил к царице Марфе в монастырь на Выксе и она дала ему крест своего сына Дмитрия Угличского. Р. Г. Скрынников считал рассказ об этом посещении фантастичным. Неизвестно, откуда попал этот рассказ в Пискаревский летописец, т.к. в письменных источниках Смутного времени он отсутствует. По-видимому, автор летописца, как и многие другие современники, знал о скитаниях Григория Отрепьева по монастырям понаслышке.

Рассказы о военных походах Григория Отрепьева в анализируемом источнике ближе всего к разрядным записям: и в Пискаревском летописце, и в разрядных записях говорится о том, что самозванец взял Чернигов, называется черниговский воевода – Иван Татев, говорится о добровольной сдаче Путивля, о поражении Григория Отрепьва под Добрыничами, после которого Самозванец ушел в Путивль, о том, что царевич Федор Борисович послал под Кромы Петра Басманова приводить людей к крестному целованию царевичу Федору, об измене окраинных городов, которые целовали крест самозванцу. Текстуального совпадения нет и здесь:

23* Пискаревский летописец. С. 206, 216.

24* Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время. С. 2–4.

В Пискаревском летописце, в отличие от разрядных записей, сообщены дополнительные известия о том, что Расстрига взял город Монастырев, а воеводы после того, как разбили войска Самозванца под Добрыничами, пошли под Кромы. Но если в Пискаревском летописце сказано, что некоторые люди после смерти Бориса Годунова не стали целовать крести его сыну царевичу Федору, то в разрядных записях за Смутное время жители окраинных городов втайне целовали крест Расстриге. Как видно, между разрядными записями и Пискаревским летописцем нет не только текстуального тождества, но и полной идентичности содержания, несмотря на близость текстов обоих.

Сведения о том, что Григорий Отрепьев послал сначала к Москве дворян Гаврилу Пушкина и Наума Плещеева, о том, что после взятия Москвы царица Мария и царевич Федор были убиты князем Василием Мосальским и дьяком Богданом Сутуповым по его приказу, царевна Ксения была пострижена в монастырь, а Годуновы разосланы по городам, также больше всего напоминают сообщения разрядных записей. В литературных повестях Смутного времени и кратких летописцах XVII в. нет такого полного изложения событий. Например, в «Сказании о Гришке Отрепьеве» говорится только о Гавриле Пушкине и Науме Плещееве: «И отпущает к царствующему граду Москве посланников своих з грамоты с крестоцеловальными, и с ласкою, и з грозою, к бояром, и воеводам, и окольничьим, и дворяном, и стольником, и чашником, и ко всему царскому чину, и к приказным людем, к гостям и торговым людем, и к черным людем, Гаврила Пушкина, Наума Плещеева, объявляя себя, аки истиннаго царевича Дмитрея Ивановича». В летописце, написанном «выбором из старых летописцев», помимо Гаврилы Пушкина и Наума Плещеева, упоминается и арест царя Федора Борисовича с матерью: «Григорий Отрепьев отпустил к Москве с грамотами Гаврила Пушкина да Наума Плещеева, а нареченного царя Федора Борисовича и царицу матерь его Марью повелевает изымати и посадит до своего указу в крепости». Текстуального сходства ни у «Сказания», ни у летописца с Пискаревским летописцем нет.

Некоторые статьи Пискаревского летописца напоминают свидетельства современника. Например, к наблюдениям очевидца событий можно отнести известия Пискаревского летописца о том, что Василий Шуйский обличал Лжедмитрия I, тот велел сослать Шуйских, но потом опять их вернул, о боярских свадьбах в Москве при Лжедмитрии I. Воспоминаниями современника может являться и статья о восстании против самозванца: «Всею землею на нево восстали. И у бояр дума на нево, да немногая, тако не от тово ему сталося».

Многие источники Смутного времени пишут, что Лжедмитрия похоронили на Кулишках, а затем сожгли в «аду». Об этом сообщает и автор Пискаревского летописца. Однако полного тождества с другими источниками у Пискаревского летописца здесь не прослеживается, поскольку большинство источников имеют более позднее происхождение, чем Пискаревский летописец, статью о смерти Григория Отрепьева можно рассматривать как воспоминание современника.

В Пискаревском летописце нашли отражение и документальные источники Смутного времени. Из грамот царя Василия Шуйского взяты свадебная запись Григория Отрепьева сандомирскому воеводе Мнишку, письма Расстриги к папе римскому, письма кардинала Малагриды к самозванцу, в которых говорится о намерении Лжедмитрия I ввести в России католичество, «расспросные речи» пана Бучинского, излагавшие замысел Григория Отрепьева уничтожить русских бояр и заменить их поляками. Текст всех этих документов приведен почти буквально. Кроме Пискаревского летописца, грамоты Василия Шуйского встречаем и в двух повестях Смутного времени таких, как «Иное сказание» и «Сказание о Гришке Отрепьеве». В «Ином сказании» из документов взято только сообщение о намерении Лжедмитрия I расправиться с православными христианами: «И учиниша сей окаянный гонитель со своими злосоветники иайя в 18 день недельный бояр и гостей и всех православных християн». В «Сказании о Гришке Отрепьеве» приведен тот же самый факт: «И положил злой свой совет и росписати повеле, которому воеводе боярина которого убити». Однако в Пискаревском летописце грамоты Василия Шуйского изложены гораздо подробнее, чем в сказаниях Смутного времени.

В Пискаревском летописце два раза говорится о военных действиях при царе Василии Шуйском против Ильи Муромца, назвавшегося царевичем Петром.

В первый раз об этом упоминается кратко: воеводы царевича Петра Истома Пашков и Иван Болотнков стояли в Коломенском, потерпели поражение от царских воевод, после чего Истома Пашков перешел на сторону Шуйского, а Иван Болотников ушел в Калугу; царские воеводы пошли к Калуге, но ее не взяли, после чего Болотников ушел в Тулу к царевичу Петру, а Василий Шуйский взял Тулу. В другой раз о военных походах против царевича Петра и Ивана Болотникова говорится подробнее: сообщается о том, что войска Ивана Болотникова потерпели поражение на реке Восьме, названы имена казненных в Путивле царевичем Петром бояр. При описании походов царевича Петра и Ивана Болотникова составитель Пискаревского летописца, видимо, мог обратиться к разрядным записям.

К разрядным записям близки и сведения Пискаревского летописца о Тушинском воре – Лжедмитрии II, его убийстве в Калуге князем Петром Урусовым, а также о том, что царь Василий Шуйский послал в Новгород Михаила Скопина-Шуйского просить помощи у шведов, о поражении московского и шведского ополчения в Цареве-Займище, о поражении литовцев на Медвежьем броду, битве на Ходынке, походе князя Ивана Ивановича Шуйского по Троицкой дороге против Лисовского, об освобождении при царе Василии Шуйском сандомирского воеводы Мнишка, его дочери Марины и литовских людей, бывших пленниками в Москве, о голоде осажденного в Кремле польского гарнизона, когда поляки, по разрядным записям, «всякое скверно и нечисто ядяху, и сами себя тайно побиваху, и друг друга съедаху». (По Пискаревскому летописцу, «люди людей ели, и собаки, и кошки, и всякое поганое».) При описании пожара Москвы в 1611 г. в Пискаревском летописце уточняется: «Умысля опять Михайло Салтыков да Фетька Андронов с Литвою, велели Москву жечь… марта 19 день, во фторник Страстныя недели», в разрядных же записях назван только день пожара: «Москву выжгли на Страстной неделе, во вторник». Другие сообщения Пискаревского летописца и разрядных записей о событиях 1611–1612 гг. очень близки, но и там полного текстуального сходства нет. И в Пискаревском летописце, и в разрядных записях сказано об убийстве во время пожара Москвы князя Андрея Васильевича Голицына:

25* Пискаревский летописец. С. 216.

26* Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время. С. 22.

В разрядных записях это событие передано с подробностями, опущенными в Пискаревском летописце: сказано, что князя Андрея Васильевича Голицына убили поляки и литовцы по инициативе Михаила Глебова и Федора Андронова, зато в Пискаревском летописце названа причина убийства – защита князем православной веры. Ни у Пискаревского летописца, ни у разрядных записей не наблюдается полного сходства текста и содержания, хотя речь идет об одном и том же событии. Не исключено, что составитель Пискаревского летописца воспользовался более ранними, не дошедшими до нас разрядами. О вражде казаков и дворян, стоявших под Москвой, убийстве Прокофия Ляпунова упоминается и в Пискаревском летописце, и в разрядных записях, причем в Пискаревском летописце это сообщение более пространное, чем в разрядных записях:

27* Пискаревский летописец. С. 216.

28* Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время. С. 22.

Характеристика Кузьмы Минина в Пискаревском летописце – «смышлен и язычен» – в других источниках не встречается. Во всех них, в том числе в кратких летописцах, о Кузьме Минине говорится просто как о выборном человеке из посадских людей. Например, Никифоровский краткий летописец сообщает о Кузьме Минине следующее: «7120 – Приходил в Нижний Новгород князь Дмитрий Михайлович Пожарский, и множество войска под Москву, а с ним был товарищ нижегородец посатцкий человек Козма Минин для великого собрания». Шибанский летописец пишет то же самое: «7120 – Приходил в Нижний Новгород князь Дмитрий Михайлович Пожарский, собрав многие войски, приходил под Москву, да с ним был товарищ нижегородец постацкий человек Козьма Минин». Похожая статья встречается и в еще одном кратком летописце: «Приходил в Нижний Новгород князь Дмитрий Михайлович Пожарский собрал множество войска и приходил под Москву, а с ним был товарищ нижегородец посадский человек Козма Минин и стали для очищения Московского государства».

Пискаревский летописец содержит слишком мало сведений о Кузьме Минине, что не позволяет судить о личном знакомстве летописца со старостой нижегородского ополчения. На их основании нельзя сказать, был ли автор в Нижнем Новгороде и встречался ли с Кузьмой Мининым. Возможно, однако, что составитель Пискаревского летописца располагал какими-то современными ему источниками.

Изложение похода князя Дмитрия Пожарского из Нижнего Новгорода к Москве, как и многие другие статьи Пискаревского летописца о военных действиях, тоже очень напоминает разрядные записи:

29* Пискаревский летописец. С. 217–218.

30* Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время. С. 22.

В приведенных выше отрывках, как и в остальных, при общем сходстве содержания фиксируются некоторые отличия: в Пискаревском летописце князь Дмитрий Пожарский пришел в Ярославль из Нижнего Новгорода, но ничего не сказано о Кузьме Минине и его участии в создании ополчения; в разрядных записях точно названо место, где расположился лагерь князя Дмитрия Пожарского, – Арбатские ворота в Москве, тогда как Пискаревский летописец просто сообщает о том, что князь Дмитрий Пожарский пришел из Ярославля в Москву. В Пискаревском летописце рассказано и о покушении на князя Дмитрия Пожарского, когда Иван Заруцкий послал казаков и детей боярских его зарезать, но ошибочно ранили какого-то сына боярского. В. Г. Вовина отметила, что из всех источников, повествующих о Смутном времени, только в Пискаревском и Новом летописцах говорится о покушении на князя Дмитрия Пожарского. В то же время, писала В. Г. Вовина, попытка убийства князя Пожарского, при общем сходстве, в обоих памятниках изложена по-разному: «В Новом летописце указаны имена двух казаков, посланных из Москвы Иваном Заруцким убить князя, в Пискаревском летописце – это некие безымянные казаки и дети боярские; по Пискаревскому летописцу казак поразил случайно сына боярского, который „вел“ князя, по Новому летописцу казак Степанко тоже ошибся и „перереза“ ногу казаку Роману». На этом основании исследовательница предположила, что существовали какие-то неизвестные нам источники о покушении на князя Дмитрия Пожарского. Они отразились в Пискаревском и Новом летописцах, но не были использованы в других сочинениях о Смутном времени.

Невозможно установить, из какого источника взяты сведения Пискаревского летописца о жизни Марины Мнишек в Коломне, когда «чины у ней были царьския все: бояре и дворяне, и дети боярския, и стольники, чашники и ключники, и всякие дворовые люди… А боярыни у нея были многия от радныя, и мать Трубецкого князя Дмитрея была же».

Неизвестно и происхождение рассказа о жизни Ивана Заруцкого: «А он с поля пришел к Астрахани, и тут его пустили честно, по царьскому обычаю, и двор ему поставили, а воеводу астраханского князя Ивана князя Дмитреева сына Хворостинина убил, и почал жити по царьскому чину… И он, Ивашка, умыслил лутчих людей в Астрохани побити, кои не любят, и стал побивати… И в ту же пору пришли с Терки многие люди черкасы. И пустили их в город. И он, Ивашко, з женкою Маринкою и с малым Иванком побежали из града Волгою вверх. А за ним погналися многие люди из Астрахани, и угнали их. Казаки, кои с ними, стали бити челом и миритца межю собою, стали крест целовать, чтобы государь их пощадил, а его, Иванка, и женку Маринку, и малого отдали… И государь его повеле казнити и с малым и з женкою».

Об Иване Заруцком, его бегстве в Астрахань, намерении убить «лутчих» людей, аресте и казни, помимо Пискаревского летописца, повествует также Новый летописец. Но и здесь нет полного сходства. Сведения Нового летописца в отдельных случаях достовернее. Например, в Пискаревском летописце сказано, что вместе с Иваном Заруцким, Федором Андроновым в Москве была казнена и Марина Мнишек, тогда как в Новом летописце говорится о ее естественной смерти. Об этих событиях не сказано ни в Сокращенном временнике, ни в кратких летописцах. В своей заключительной части Сокращенный временник использовал краткие летописцы и существенно отличается от Пискаревского летописца: «7121 – На Дмитриев день Селунского бояре взяли Москву, Китай-город, а литовских людей побили». Эта статья встречается во многих кратких летописцах. Краткий летописец от крещения св. Владимира пишет: «7121 – На Дмитриев день Селунского взяли Московского государства Китай-город и литовских людей побили», Никифоровский летописец приводит те же известия: «7121 – На Митриев день Селунского бояре Московское государство Китай-город литовских людей побили», аналогичное известие читается в еще одном кратком летописце: «7121 – На Дмитриев день Селунского Московского государства бояре и все православные христиане взяли Московское государство Китай-город и литовских людей побили».

В Пискаревском летописце, как и в Новом, мы встречаем любопытные повести о чудесах, случившихся в Смутное время. При описании чудесных явлений в Пискаревском летописце могли быть использованы повести и сказания Смутного времени. Слишком малый объем текстов не позволяет говорить о прямом заимствовании. Статья Пискаревского летописца о видении сыну головы Истомы Артемьева Козьме в Архангельском соборе, когда он услышал в храме голоса, напоминает рассказ из «Иного видения». Совпадение текста в обоих источниках почти дословное:

31* Пискаревский летописец. С. 217–218.

32* Иное видение. С. 185.

Очевидно, Пискаревский летописец сократил здесь известие «Иного видения», убрал слова о том, что церковь Архангела Михаила является местом погребения великих князей.

Статью из другого сочинения Смутного времени, «Иного сказания», в Пискаревском летописце напоминает описание другого чудесного явления – в церкви Рождества Богородицы загорелась свеча «сама по себе». Возможно, все статьи о чудесах попали в Пискаревский летописец не непосредственно из «Иного сказания» и «Иного видения», а из какого-то другого источника, который нашел отражение и в этих сочинениях.

В Пискаревском летописце помещен также и рассказ о видении нижегородца Григория о посте, когда люди в Московском государстве должны были поститься три дня и три ночи, чтобы освободиться от нашествия иноземцев. На него обратила внимание В. Г. Вовина. Она заметила, что краткое сообщение Пискаревского летописца о посте содержит отсутствующее в «Повести о видении нижегородца Григория» сравнение событий в Нижнем Новгороде с «древним чюдом» в Ниневии, такое же, как и в Новом летописце. Исследовательница пришла к выводу, что в статье о посте нашла отражение не непосредственно «Повесть о видении нижегородца Григория», а ее обработка в другом сказании.

В конце Пискаревского летописца помещено несколько кратких записей о событиях времени царя Михаила Федоровича Романова. Это, прежде всего, статья об избрании Михаила Романова на царство. Затем следуют три приписки 1625, 1626, 1645 гг.: в первой говорится о персидских послах от шаха Аббаса, которые прислали царю Михаилу Федоровичу погребальную ризу Христа, во второй – о пожаре Москвы, в третьей – о смерти царя Михаила Федоровича. Все эти заметки встречаются и в кратких летописцах XVII в., но у них нет полного сходства с Пискаревским летописцем. Например, только в Пискаревском летописце указана причина пожара 1626 г.: «На Варварском кресце в Ыпацком переулке загорелся двор Петровой жены Третьякова».

Эти три заметки 1625, 1626, 1645 гг., возможно, являются записями, современными описываемым событиям. Так, в статье о смерти Михаила Федоровича сказано: «И бысть во граде Москве плач велик и причитанье во всем народе от четвертого часа ночи по седьмой час дни». Точно указанное время говорит о том, что статью писал современник. В Пискаревский летописец три заметки 1625–1645 гг. могли быть внесены переписчиком свода. Они отделены от основного текста несколькими чистыми листами. Значит, эти заметки могли появиться уже после того, как была написана основная часть памятника. Хотя Я. Г. Солодкин считает статьи 1625 и 1626 гг. непосредственным продолжением текста свода, основываясь на их стилистическом единстве с основной частью Пискаревского летописца, все же, скорее всего, они являются именно приписками, не связанными композиционно с Пискаревским летописцем. Памятник заканчивается статьей об избрании на царство Михаила Романова и довольно подробным описанием событий первых лет его царствования. Краткий характер заметок 1625–1645 гг. позволяет о них и говорить как о приписках. Что касается стилистического сходства между первыми двумя записями и основным текстом свода, то его можно объяснить тем, что Пискаревский летописец был обработан одним человеком, переписчиком рукописи.

Подведем основные итоги. Описание событий Смутного времени представлено в летописце на основании разнообразных источников. Создатель Пискаревского летописца мог располагать летописью конца XVI в., общей ему и Сокращенному временнику, разрядными записями, повестями и сказаниями, а также мог воспользоваться своими собственными наблюдениями как современника и некоторыми документами. В Пискаревском летописце, вероятно, нашли отражение какие-то неизвестные источники о князе Дмитрии Пожарском и Марине Мнишек. К особенностям обработки источников в Пискаревском летописце относится то, что составитель включал в свое повествование документы, не изменяя их текста. Близко к тексту переданы и литературные источники – повести и сказания. В Пискаревском летописце много говорится о военных событиях Смутного времени, при этом всегда даны годы походов. Здесь могли найти отражение разрядные записи, из которых были взяты точные даты. Полного текстуального совпадения у разрядных записей и Пискаревского летописца нет. Не исключено, однако, что автор редактировал свой источник.

Теперь, после изучения источников различных периодов, использованных при создании летописца, можно дать общую характеристику состава источников памятника. В своей начальной части он основан на Воскресенской и Никоновской летописях, хотя полного текстуального сходства между ними не прослеживается. Как дополнение к этим летописям составитель Пискаревского летописца использует Летописец начала царства и летописец 1554 г., а также летопись, общую Пискаревскому летописцу и Сокращенному временнику. Последняя нашла отражение не только в начальной, но и в оригинальной части Пискаревского летописца, большинство сообщений об опричнине заимствовано именно оттуда. До 1422 г. Пискаревский летописец, возможно, опосредованно заимствовал ряд известий из Типографской летописи. При этом не исключено, что Типографская летопись могла читаться в составе летописца северного происхождения, возникшего, вероятно, в Кирилло-Белозерском монастыре.

Источники известий о Смутном времени выявить трудно. Пискаревский летописец здесь очень близок Новому летописцу, но их сходство не позволяет определить ни общий им источник, ни говорить о заимствовании одним памятником известий другого. Сообщения о Смутном времени в Пискаревском летописце очень напоминают разрядные записи за этот период, но и в этом случае не наблюдается прямых текстологических заимствований. Статьи о Смутном времени могли основываться и на некоторых источниках нелетописного происхождения – документах, повестях, сказаниях. К особенностям обработки источников как в начальной, так и в оригинальной части Пискаревского летописца можно отнести то, что составитель памятника редактировал свои источники, из-за чего невозможно проследить прямое текстуальное заимствование.

Пискаревский летописец сохранил сведения, отсутствующие в других письменных памятниках. Это сообщение об Адашеве и Сильвестре, некоторые статьи об опричнине, основанные, скорее всего, на записи устных рассказов.

Ни в одном письменном источнике не встречается столько подробных известий о строительстве и книгопечатании в Москве в годы правления Федора Ивановича и Бориса Годунова, а также о Кузьме Минине. Но они не похожи по форме на устные рассказы (здесь, скажем, точно указывается время события). Скорее всего, эти статьи представляют собой записи современного событиям источника, возможно основанного на разрядах.

Записи устных рассказов, сведения об Адашеве и Сильвестре, заметки о строительстве и книгопечатании времен Федора Ивановича и Бориса Годунова, о нижегородском купце Кузьме Минине делают Пискаревский летописец уникальным памятником, сообщающим новые подробности исторических событий.

К особенностям обработки источников в Пискаревском летописце относится то, что летописные источники передаются близко к тексту. Это же можно сказать и о повестях Смутного времени. С источниками документального происхождения, за исключением окружных грамот царя Василия Шуйского, а также разрядами такой текстуальной близости нет, но изложение ряда событий в Пискаревском летописце и в разрядных книгах совпадает.

Как и Новый летописец, Пискаревский летописец дает подробное изложение событий Смутного и может быть важным источником для истории того периода.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Читать книгу целиком
Поделитесь на страничке

Следующая глава >

Игнатий – патриарх Московский

Игнатий – патриарх Московский, родом грек, занимал архиепископскую кафедру на остроге Кипре, пока Кипром владели венецианцы. После завоевания Кипра в 1571 г. турками И. был изгнан новыми владельцами острова, вероятно, за свою приверженность к врагам турок – р.-католикам. Из Кипра И. отправился в Рим, откуда предпринял нелегкое путешествие в Россию. В Россию И. прибыл около 1595 г. И. приняли в России хорошо, но при жизни Феодора Иоанновича он не занимал никакого иерархического места и только при Годунове, которому И. чем-то понравился, этот заезжий грек получил в управление обширную Рязанскую архиепископию. О его непродолжительном управлении Рязанской епархией ничего неизвестно. Когда в конце 1604 г. в пределы России вступил Димитрий Самозванец, И., быть может, видя в нем истинного сына Грозного, первый из русских архиереев стал на его сторону и этим естественно обратил на себя внимание будущего царя и всего народа, видевшего в мнимом сыне Грозного «солнышко праведное». И. встретил Димитрия в Туле и остался при нем, сопровождал его в Москву и участвовал в его торжественном въезде в столицу чрез Серпуховские ворота, шествуя пред образами в преднесении посоха. По низложении патриарха Иова, И. сделался патриархом «по царскому изволению» Лжедимитрия без священного собора русских пастырей. Есть известие сомнительной достоверности, что Димитрий дважды посылал новоизбранного патриарха к Иову, с бесчестием отвезенному в Старицу, испросить себе благословения на будущее служение, но Иов ответил отказом. Посвящение И. в сан патриарха совершилось спустя четыре дня по вступлении Димитрия в Москву 24 июня 1605 г. 30 июня И. обратился к своей пастве с окружною грамотой, в которой призывал русских людей к молитвам за нового царя и за победу его над латинством и бесерменством и вместе с тем извещал о своем вступлении на патриаршую кафедру. 21 июля И. венчал самозванца на царство в Успенском соборе по обычному чину. Во время своего патриаршества И. был очень близок к Лжедмитрию и во всем действовал согласно с ним. Не питая нерасположения к латинству, он согласился на поселение иезуитов в Москве, на постройку р-.католического коллегиума и церкви. Впрочем, это согласие патриарха практического значения почти не имело, так как вскоре сам Лжедмитрий стал враждебно относиться к р.-католичеству. Видную роль играл И. в деле присоединения к православно Марии Мнишек, жены Лжедмитрия. Дело это представляло, по-видимому, непреодолимые затруднения. Ни русское духовенство, ни русский народ не потерпели бы царицы-католички, но с другой стороны и Рим, и Польша не соглашались на переход Марины в православие. И. нашел выход из этих затруднений. На соборе в Москве он, руководясь практикой греческой церкви и постановлениями собора 1484 г., настоял на том, чтобы присоединение Марины было совершено через миропомазание, а не через перекрещивание. Затем 8 мая 1606 г., в четверг, И. короновал Марину и затем состоялось венчание ее с Димитрием. Это было первое коронование на царство женщины. При короновании во время причастия И. миропомазал Марину. Так как миропомазание входило в чин коронования, то р.-католики смотрели на это миропомазание лишь как на подробность коронования, а не как на переход в православие, тогда как русский народ счел это миропомазание чиноприятием царской невесты в православие. Вскоре после гибели Лжедмитрия И. 17 или 18 мая 1606 г. собором русских епископов за увольнение Марины от перекрещивания был лишен кафедры и сана и отправлен под начало в Чудов монастырь. Здесь И. прожил пять лет в совершенной неизвестности до 1611 года, когда он снова был возведен на патриаршество сторонниками Сигизмунда, низложившими Гермогена. В Пасху 24 марта 1611 г. И. уже служил и молился за царя Владислава и Сигизмунда. Сознавая непрочность своего положения, он в сентябре того же года бежал из Москвы, был захвачен близ Смоленска поляками и с дозволения Сигизмунда поселился в виленском Троицком монастыре (тогда униатском). Здесь он открыто принял унию от Велямина Рутского и за сочувствие к Польше, обнаруженное во время междуцарствия, пользовался милостями Сигизмунда. В конце 1616 г. Владислав, выступая в поход для занятия русского престола, обратился к русским людям с грамотою, в которой упоминал о том, что с ним будет и И. Вероятно И. предназначался заместителем вакантной в то время патриаршей кафедры в Москве. Около 1640 г. И. умер в Вильне и похоронен в Троицком монастыре, рядом с униатским митрополитом Велямином Рутским. Резкие отзывы об И. современников в значительной мере объясняются ненавистью к р.-католичеству и к Польше, в угоду которым действовал И. Но все же его неблаговидное поведение в деле присоединения Марины, его согласие на занятие патриаршей кафедры при законном патриархе Гермогене рисуют его нравственный облик в очень непривлекательном виде.

*

Игнатий преподобный – архимандрит Киево-Печерской лавры

Игнатий преподобный – архимандрит Киево-Печерской лавры (1435–1438). В житии его повествуется, что больные выздоравливали, когда он совершал над ним литургию или давал им просфору. Память его 28 августа вместе с другими подвижниками, почивающими в Феодосиевой пещере.