Преподобный Пимен Угрешский: «обычный» святой

Преподобный Пимен Угрешский

Преподобный Пимен Угрешский… Наверное, для большинства христиан это всего лишь «очередной» преподобный. Сколько имен с такой приставкой мы найдем в святцах Церкви Христовой! А сколько еще там не записано, сколько нам неизвестно. Да разве всех запомнишь?..

«Обычный» преподобный… Не всероссийский чудотворец, не вселенский учитель, не поражающий своими подвигами аскет. Просто для кого-то известный, кем-то почитаемый святой. Наверное, тем, кто познакомится с жизнью этого преподобного ХІX века, придется немало потрудиться, чтобы преодолеть некое недоумение: «А почему святой?». Да, уважаемый архимандрит большого подмосковного монастыря, да, хороший хозяйственник, да, администратор, да, по-своему опытный и мудрый наставник… Но ведь так хочется увидеть нечто чудесное, совсем высокое и недостижимое для обычного человека!

Кажется, все духовные подвиги этого святого можно вместить в несколько кратких отрицательных формулировок: «… не был ни корыстолюбив, ни стяжателен, ни вещелюбив. Имея в руках сотни тысяч, он не сберег собственно для себя ни одного рубля, и все, что было у него денег, велел записать монастырскими». А вместо ожидаемых сверхъестественных аскетических упражнений мы слышим столь же «обычное» повествование: «В постные дни и во время положенных постов отец Пимен, согласно с уставом, умеренно употреблял надлежащую пищу и в продолжение великой Четыредесятницы, хотя и строго воздерживался от рыбы, но не удручал себя чрезмерным воздержанием, а говаривал: “Дай Бог соблюсти в точности и то, что нам положено по уставу, не мудрствовать, а в простоте исполнять”»…

Вот и письма преподобного Пимена, написанные неискусным и неразборчивым простым почерком, для многих из нас могут стать очередным разочарованием. В них все слишком спокойно, слишком обычно и «по-земному». Даже поздравления с праздниками — и те не содержат столь ожидаемых «глубин» и «высот» мысли: «Желаю и молю, да утешит Вас спокойствием душевным и да утвердит ко благу все желания Ваши Господь наш Иисус Христос. Он любящих Его любит»; «Имею честь поздравить Ваше Преосвященство с днем Вашего Ангела. От души желаю и молю Бога, да продлит Господь Вашу жизнь на многия лета во славу Святыя Церкви и во спасение Вашей души».

Наверное, приоткрыть для себя тайну святости этого преподобного можно, применив к его жизни его же слова о чтении в храме: «Читай просто и внятно, а голосом не виляй; Слово Божественное имеет свою собственную силу и не требует, чтобы мы старались своим голосом придавать ему выражение…». Может, вот это удивительное и для нас столь соблазнительное «молчание» его святости является тем самым чудом, которого мы с таким нетерпением ожидаем от подвижника? Может, в этом и есть главный подвиг жизни — «не вилять своим голосом», а дать возможность в нашей жизни совершиться Божиему замыслу, пускай и столь «обычному» с виду, столь неприметному?

Заботы о монастырском благополучии, соблюдение Заповедей и устава, труды и болезни — вот поприще, на котором взращивалась святость преподобного Пимена. К тому, что определяла ему сама жизнь, он, кажется, ничего своего не добавлял. Имея возможность, даже не удосужился украсить свою биографию достаточным образованием, хорошей начитанностью, но всегда с улыбкой вспоминал о своем начальном и единственном домашнем образовании в «академии Пелагеи Егоровны». Поэтому не боялся промолчать даже в ответ на просьбу о совете близких друзей: «Не смею рассуждать об ответе Вашем на письмо господина прокурора, а прошу Бога, чтобы Он Сам устроил, что Ему угодно и для Вас полезно».

Имея перед собой такой пример святости — без особых чудес и подвигов — мы, кажется, испытываем некоторые неудобства, сомневаемся, ищем хотя бы малейших намеков на нечто недостигаемое. Мы все равно стремимся отбросить святость куда-то далеко, чтобы со спокойной душой оправдывать свое бездействие, свою лень и невнимание к духовной жизни. «Какая у нас духовная жизнь, какая святость? Это все не наш удел. Нет, мы не можем, для нас это недостижимо». И в этом лукавом самоуспокоении скрывается величайший самообман человека — нерадение, неверие в слово Христа! Но ведь призыв Спасителя: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный!» (Мф. 5:48), — сказан не для жителей горних миров и не из небесных высот. Он звучит с решительной определенностью как призыв к реальному человеку, призыв от Бога, Сошедшего к Своему созданию и прекрасно Понимающему, что «невозможно не придти соблазнам» (Лк. 17:1).

Жизнь преподобного Пимена Угрешского — это пример тихой, ровной святости, которая в своем молчании даже не требует канонизации. Она словно желает остаться в сторонке, безгласной. Это вполне в духе святого, который говорил: «Не спрашивают — не навязывай своих убеждений, не лезь с непрошенными советами». Вся его жизнь — совершенно естественная, «обычная», лишь украшенная решимостью видеть Божие в том, что само приходит к тебе, в обыденности. Но именно этим и поражает святость преподобного Пимена Угрешского — своей доступностью, близостью к реальному человеку. В этом и ее сила — призыв к решимости, вдохновению реальностью, а не требованием подвигов, ожиданием героизма. Все просто: вот Христос, вот Его Слово, вот Его Церковь, вот Его Промысл о тебе — ты возьми и большего не требуй, спокойно исполняй, что дано, вдохновляйся обыденным и верь в горнее!

Пимен Угрешский

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Пимен и фамилией Мясников.

Даты в этой статье приведены по юлианскому календарю.

Пимен Угрешский

Пимен Угрешский

Имя в миру

Пётр Дмитриевич Мясников

Родился

10 августа 1810
Вологда, Российская империя

Умер

17 августа 1880 (70 лет)
Николо-Угрешский монастырь (ныне г. Дзержинский (город))

Монашеское имя

Пимен

Почитается

в Православной Церкви

Прославлен

в 2004 году

В лике

преподобных

Главная святыня

мощи в Николо-Угрешском монастыре в городе Дзержинске Московской области

День памяти

30 августа, 17 августа (по юлианскиму календарю)

Покровитель

города Дзержинский

Медиафайлы на Викискладе

Пи́мен Угре́шский (в миру Пётр Дми́триевич Мяснико́в; 10 августа 1810, Вологда — 17 августа 1880, Угреша, Московская губерния) — архимандрит Русской православной церкви, многолетний настоятель Николо-Угрешского монастыря, превративший его в один из крупнейших духовных центров Подмосковья.

Канонизирован Русской православной церковью в 2004 году в лике преподобных.

Жизнеописание

Родился 10 августа 1810 года в городе Вологде. Был единственным сыном (кроме дочерей, одна из которых также стала монахиней) у родителей Дмитрия Афанасьевича и Авдотьи Петровны — людей богатых и благочестивых, происходивших из торгового сословия; отец был церковным старостой в своем приходе.

Единственной учительницей Петра была «портниха Пелагея Егоровна», обучившая его грамоте. Каждую свободную минуту он проводил в церкви; в одиннадцать лет свободно читал Библию, прочитал книгу «Алфавит Духовный» и к 17 годам уже принял решение стать монахом. В 1830 году в Семигородней пустыни он познакомился с Дмитрием Брянчаниновым, духовная беседа с которым произвела на него сильное впечатление и окончательно утвердила его желание удалиться в монастырь. После того, как Дмитрий Брянчанинов был в пострижении наречён Игнатием, он некоторое время жил у Петра Дмитриевича Мясникова, поскольку родители отказывались принимать новопостриженного инока.

В июне 1832 года Пётр поступил в Кирилло-Новоезерский монастырь, где настоятелем был в то время игумен Аркадий, избранный на это место по указанию архимандрита Феофана Новоезерского, ученика преподобного Феодора Санаксарского. Юный послушник Петр находился на послушании помощником келаря. Не без пользы провел он время своего новоначалия в Новоезерском монастыре и по прошествии многих лет, вспоминая о своём там жительстве, рассказывал многие подробности виденного им и различные обстоятельства тамошнего житья, глубоко врезавшиеся в его память. В Новоезерском монастыре юноша был помощником келаря — готовил облачения к службе.

В том же 1832 году Пётр Мясников посетил Брянчанинова в Лопотове монастыре, настоятелем которого тот был. При отъезде о. Игнатий снабдил его письмами в Оптину Пустынь — к старцу Льву и к иеромонаху Иларию, который в это время был в Оптине ризничим и в следующем году, перейдя в Оптину пустынь, стал келейником иеромонаха Илария.

Когда по рекомендации игумена Игнатия (Брянчанинова) в 1834 году иеромонах Иларий был назначен настоятелем Николо-Угрешского монастыря, с возведением в сан игумена, на новое место служения он прибыл со своим келейником. В своих «Воспоминаниях» Пимен написал: «Келейническое послушание при отце Иларии я исправлял в продолжение пяти с половиной лет; келлии особой у меня не было, и я жил в передней за ширмами, которыми отгораживался угол и окно. За недостатком людей я имел несколько послушаний: я был 1) келейником настоятеля, 2) трапезным, 3) погребничим, а за неимением — келарем и 4) свечником».

26 марта 1838 года, в Лазареву Субботу, игумен Иларий постриг послушника Петра в мантию с именем Пимен в честь преподобного Пимена Великого. 23 февраля 1839 года рукоположили в иеродиакона. 25 апреля 1840 года рукоположён в сан иеромонаха. 26 февраля 1844 года утверждён в должности казначея.

Удовлетворив просьбу игумена Николо-Угрешского монастыря Илария — об уходе на покой, 16 ноября 1852 года митрополит Филарет (Дроздов) поручил управление монастырём о. Пимену. Первое, что сделал о. Пимен в новой должности, это ввёл в монастыре общежитие, которого долго добивался митрополит, но которому противился о. Иларий — 16 октября 1853 года Николо-Угрешский монастырь был преобразован из штатного в общежительный, а иеромонах Пимен был возведён в сан игумена и назначен настоятелем обители.

Трудами отца Пимена было выстроено в монастыре пять церквей: Николаевский собор в 1843 году, церковь преподобной Марии Египетской в 1851 году, Успенская в 1852 году и в 1860 году — Скорбященская и Петропавловская скитская. Все они были освящены митрополитом Московским Филаретом. За несколько дней до смерти архимандрита Пимена в монастыре был заложен грандиозный Спасо-Преображенский собор.

Праведная кончина архимандрита Пимена последовала 17 августа 1880 года.

Почитание и канонизация

Этот раздел статьи следует викифицировать. Пожалуйста, оформите его согласно правилам оформления статей.

Почитание архимандрита Пимена началось сразу же после его блаженной кончины, множество паломников приходило к месту его погребения. Часовня над могилой отца Пимена никогда не бывала безлюдной, многие приносили ему свои молитвы, воздыхания, скорби и радости.

После Октябрьской революции часовня на братском кладбище была разрушена; склеп, в котором покоился архимандрит Пимен, был осквернен и заброшен.

Возобновление почитания архимандрита Пимена произошло вместе с открытием обители в 1990 году.

Одной из тех, кто приложил усердие к возобновлению Николо-Угрешского монастыря, была Таисия Даниловна Сычева (1931—1999). Она многие годы молилась о упокоении души архимандрита Пимена и заказывала по нему панихиды. В последние годы жизни Таисия Даниловна страдала тяжелым недугом. В болезни она всегда обращалась за помощью к архимандриту Пимену и чувствовала, что именно его молитвенным предстательством уменьшались её страдания. Господь укреплял её в болезни, так что она переносила боли, не принимая сильнодействующих лекарств.

В октябре 1998 года, совершая паломничество по святым местам Подмосковья, в Николо-Угрешский монастырь приехала монахиня Феофания (Тарасова). Утром 7 ноября матушка потеряла сознание и в очень тяжелом состоянии была доставлена в неврологическое отделение Дзержинской больницы. Матушка не могла ни говорить, ни двигаться. По мнению врачей, это было следствием острого нарушения мозгового кровообращения, и надежды на её выздоровление почти не было. Предполагалось перед кончиной постричь матушку в великую схиму. Близкие горячо молились о выздоровлении матушки, заказывали молебны о здравии в Николо-Угрешской обители и просили помощи болящей, молитвенно обращаясь к архимандриту Пимену. Неоднократно священнослужители монастыря по просьбе близких монахини Феофании служили по нему панихиды. К удивлению врачей, восьмидесятилетняя матушка начала быстро поправляться, речь её вновь стала четкой, и 27 ноября она ушла из больницы здоровой. Близкие матушке люди видят в этом чуде исцеления несомненное заступничество архимандрита Пимена.

На Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в 2004 году определено было причислить архимандрита Пимена, ранее прославленного как местночтимого святого Московской епархии, к лику общецерковных святых и включить в месяцеслов Русской православной церкви. Память преподобного Пимена Угрешского совершается в день его кончины, 17/30 августа.

Мощи преподобного Пимена Угрешского покоятся в Спасо-Преображенском соборе Николо-Угрешского монастыря.

Примечания

• Архимандрит Пимен. Настоятель Николо-Угрешского монастыря. Биографический очерк (1810—1880). — М, 1998.
• Егорова Е., Антонова И. Угреша. Страницы истории. — Дзержинский, 2005.
• Благово Д. Исторический очерк Николаевского Угрешского общежительного мужского монастыря. — М., 1872.
• Перевезенцев С. В. Свято-Никольский Угрешский ставропигиальный мужской монастырь. История, современность, будущее. — М., 2004.
• Угреша. Историческое описание Николаевскаго-Угрешскаго общежительнаго монастыря. — М., 1888.
• Патюлина Н. Пимен Угрешский: к вопросу о роли личности в истории социального служения // История государства и права. — СПб. — 2008. — № 21.
• Труды и дни Николо-Угрешского монастыря // Журнал Московской Патриархии. — 2003. — № 6.

Ссылки

• Савчук Р. Преподобный Пимен Угрешский: «обычный» святой
• Алекаев А. Преподобный Пимен Угрешский: «обычный» святой (дополнение)
• Ильичева Н. «Не спрашивают тебя — молчи»
• Святитель Игнатий Брянчанинов. Переписка святителя Игнатия с игуменом Иларием.

Преподобный Пи́мен Угрешский (Мясников), архимандрит

Краткое житие преподобного Пимена Угрешского

Пре­по­доб­ный Пи­мен (в ми­ру Петр Дмит­ри­е­вич Мяс­ни­ков) ро­дил­ся 10 ав­гу­ста 1810 го­да в го­ро­де Во­лог­де. Ро­ди­те­ли его, Дмит­рий Афа­на­сье­вич и Ав­до­тья Пет­ров­на про­ис­хо­ди­ли из тор­го­во­го со­сло­вия. Ко­гда Пет­ру бы­ло лет де­сять-один­на­дцать, он при­нял­ся за чте­ние Биб­лии. Отец его был цер­ков­ным ста­ро­стой в сво­ем при­хо­де, и Петр ча­сто бы­вал в церк­ви.

До­стиг­нув сем­на­дца­ти­лет­не­го воз­рас­та, Петр до­стал кни­гу «Ал­фа­вит Ду­хов­ный» и, про­чи­тав ее, окон­ча­тель­но утвер­дил­ся в мыс­ли от­ка­зать­ся от ми­ра. В июне 1832 го­да Петр по­сту­пил в Но­во­е­зер­ский Ки­рил­лов мо­на­стырь. В 1833 го­ду по­слуш­ник Ни­ко­ло-Уг­реш­ско­го мо­на­сты­ря Петр пе­ре­шел в Свя­то-Вве­ден­скую Оп­ти­ну Пу­стынь, где стал ке­лей­ни­ком иеро­мо­на­ха Ила­рия. В 1834 го­ду иеро­мо­нах Ила­рий был на­зна­чен на­сто­я­те­лем Ни­ко­ло-Уг­реш­ско­го мо­на­сты­ря Мос­ков­ской епар­хии. От­бы­вая на свое но­вое ме­сто слу­же­ния, взял с со­бой по­слуш­ни­ка Пет­ра. 26 мар­та 1838 го­да игу­мен Ила­рий по­стриг по­слуш­ни­ка Пет­ра в ман­тию и на­рек ему имя Пи­мен в честь ве­ли­ко­го по­движ­ни­ка мо­на­ше­ства. В фев­ра­ле 1839 го­да мо­нах Пи­мен был хи­ро­то­ни­сан в сан иеро­ди­а­ко­на, а 25 ап­ре­ля 1840 го­да – в иеро­мо­на­ха. 16 ок­тяб­ря 1853 го­да иеро­мо­нах Пи­мен был воз­ве­ден в сан игу­ме­на и на­зна­чен на­сто­я­те­лем оби­те­ли вви­ду то­го, что игу­мен Ила­рий по­дал про­ше­ние об уволь­не­нии на по­кой.

24 ав­гу­ста 1858 го­да за вы­да­ю­щи­е­ся за­слу­ги по устро­е­нию мо­на­сты­ря мит­ро­по­лит Мос­ков­ский Фила­рет воз­вел игу­ме­на Пи­ме­на в сан ар­хи­манд­ри­та. За это вре­мя тру­да­ми от­ца Пи­ме­на бы­ло вы­стро­е­но в мо­на­сты­ре пять церк­вей: Ни­ко­ла­ев­ский со­бор в 1843 го­ду, цер­ковь пре­по­доб­ной Ма­рии Еги­пет­ской в 1851 го­ду, Успен­ская в 1852 го­ду и в 1860 го­ду – Скор­бя­щен­ская и Пет­ро­пав­лов­ская скит­ская. Все они бы­ли освя­ще­ны мит­ро­по­ли­том Мос­ков­ским Фила­ре­том. В 1869 го­ду ар­хи­манд­рит Пи­мен был на­зна­чен бла­го­чин­ным об­ще­жи­тель­ных мо­на­сты­рей Мос­ков­ской епар­хии. Пра­вед­ная кон­чи­на ар­хи­манд­ри­та Пи­ме­на по­сле­до­ва­ла 17 ав­гу­ста 1880 го­да.

Полное житие преподобного Пимена Угрешского

Пре­по­доб­ный Пи­мен (в ми­ру Петр Дмит­ри­е­вич Мяс­ни­ков) ро­дил­ся 10 ав­гу­ста 1810 го­да в го­ро­де Во­лог­де. Ро­ди­те­ли его, Дмит­рий Афа­на­сье­вич и Ав­до­тья Пет­ров­на, бы­ли лю­ди бла­го­че­сти­вые, чест­ные и до­ста­точ­ные и про­ис­хо­ди­ли из тор­го­во­го со­сло­вия.
Ко­гда Пет­ру ми­ну­ло семь лет, его ста­ли учить гра­мо­те. На­род­ных учи­лищ в то вре­мя в Во­лог­де не бы­ло, и де­ти лю­дей сред­не­го клас­са учи­лись гра­мо­те, где при­дет­ся. Непо­да­ле­ку от до­ма Мяс­ни­ко­вых жи­ла од­на ста­руш­ка – Кры­ло­ва, из ду­хов­но­го зва­ния, зы­рян­ка из го­ро­да Ни­коль­ска. Ста­руш­ка эта име­ла неболь­шой до­мик и за­ни­ма­лась пе­че­ни­ем сдоб­ных ва­тру­шек; у нее бы­ли три до­че­ри немо­ло­дых уже лет – стар­шая, Пе­ла­гея Его­ров­на, бы­ла порт­ни­ха, а обе млад­шие – баш­мач­ни­цы и неуго­мон­ные пе­ву­ньи. Пе­ла­гее Его­ровне вы­па­ло на до­лю быть пре­по­да­ва­тель­ни­цей гра­мо­ты маль­чи­ку Пет­ру. Он и его то­ва­рищ, по име­ни Ан­дрю­ша, еже­днев­но хо­ди­ли к этой учи­тель­ни­це.

Но, ве­ро­ят­но, уче­ная порт­ни­ха не в рав­ной ме­ре об­ла­да­ла спо­соб­но­стью шить и спо­соб­но­стью пре­по­да­вать; про­шло два го­да, что маль­чи­ки учи­лись, а все еще чи­тать по­ряд­ком не уме­ли. То­гда уче­ни­ков от Пе­ла­геи Его­ров­ны взя­ли. Ан­дрю­шу от­да­ли в мед­ни­ки, а Пет­ру­шу по­ме­сти­ли к крест­но­му от­цу, ко­то­рый и до­вер­шил об­ра­зо­ва­ние сво­е­го крест­ни­ка, до­учив его гра­мо­те. Впро­чем, и тут успех был непол­ный: чи­тать крест­ник вы­учил­ся хо­ро­шо и бой­ко, но что ка­са­ет­ся чи­сто­пи­са­ния – эта на­у­ка ему во­все не да­лась, и он усво­ил се­бе по­черк мел­кий и ма­ло­раз­бор­чи­вый.

Ко­гда Пет­ру бы­ло уже лет де­сять-один­на­дцать и он мог сво­бод­но чи­тать, он при­нял­ся за чте­ние Биб­лии круп­ной и чет­кой пе­ча­ти ели­за­ве­тин­ских вре­мен, быв­шей в ро­ди­тель­ском до­ме. Чте­ние бо­же­ствен­ной кни­ги име­ло на него боль­шое вли­я­ние и оста­ви­ло в уме от­ро­ка неиз­гла­ди­мые сле­ды: он охла­дел ко все­му вре­мен­но­му и, по­мыш­ляя бо­лее о небес­ном. неже­ли о зем­ном, на­чал ду­мать, как бы ему по­сту­пить в мо­на­стырь. Отец его был цер­ков­ным ста­ро­стой в сво­ем при­хо­де, и Петр, ко­гда толь­ко мог, непре­мен­но бы­вал в церк­ви. Он ча­сто так­же хо­дил в Ду­хов мо­на­стырь и, встре­ча­ясь там с од­ним по­движ­ни­ком, по­зна­ко­мил­ся с ним. Он был че­ло­ве­ком бла­го­че­сти­вым и, кро­ме хра­ма Бо­жье­го, по­чти ни­где не бы­вал. Жил он в уеди­нен­ной ке­лей­ке, ко­то­рую для него вы­стро­и­ли у се­бя на дво­ре все­ми ува­жа­е­мые в Во­лог­де по­жи­лые де­ви­цы Ачя­бье­вы. Этот по­движ­ник, к ко­то­ро­му Петр на­чал хо­дить, под­дер­жи­вал в юно­ше его бла­го­че­сти­вое на­стро­е­ние.

До­стиг­нув сем­на­дца­ти­лет­не­го воз­рас­та, Петр до­стал се­бе кни­гу «Ал­фа­вит Ду­хов­ный» и, про­чи­тав ее, окон­ча­тель­но утвер­дил­ся в мыс­ли от­ка­зать­ся от ми­ра.

Зная кру­той и несго­вор­чи­вый ха­рак­тер сво­е­го от­ца, не слиш­ком рас­по­ло­жен­но­го к мо­на­ше­ству, Петр весь­ма опа­сал­ся от­крыть­ся ему, пред­ви­дя с его сто­ро­ны силь­ное со­про­тив­ле­ние. К сча­стью, две из его млад­ших се­стер от­про­си­лись у от­ца всту­пить в Го­риц­кий Тро­иц­кий мо­на­стырь. Это об­лег­чи­ло и Пет­ру объ­яс­не­ние с от­цом, и тот, хо­тя и не весь­ма охот­но и не вдруг, од­на­ко со­гла­сил­ся не ме­шать бла­го­че­сти­во­му юно­ше по­сле­до­вать при­ме­ру се­стер.

Юный по­слуш­ник Петр на­хо­дил­ся на по­слу­ша­нии в ке­лар­ной, по­мощ­ни­ком ке­ла­ря. Не без поль­зы про­вел он вре­мя сво­е­го но­во­на­ча­лия в Но­во­е­зер­ском мо­на­сты­ре и по про­ше­ствии мно­гих лет, вспо­ми­ная о сво­ем там жи­тель­стве, рас­ска­зы­вал мно­гие по­дроб­но­сти ви­ден­но­го им и раз­лич­ные об­сто­я­тель­ства та­мош­не­го жи­тья, глу­бо­ко вре­зав­ши­е­ся в его па­мять.

По­сле кон­чи­ны ар­хи­манд­ри­та Фе­о­фа­на, по­сле­до­вав­шей 3 де­каб­ря 1833 го­да, Петр про­жил еще несколь­ко ме­ся­цев в Но­во­е­зер­ском мо­на­сты­ре, а в июне от­пра­вил­ся на ро­ди­ну, в Во­лог­ду, хло­по­тать о сво­ем уволь­не­нии от об­ще­ства.

Отец Иг­на­тий (Брян­ча­ни­нов), быв­ший в то вре­мя игу­ме­ном Ло­по­то­ва мо­на­сты­ря, снаб­дил Пет­ра дву­мя пись­ма­ми, из ко­то­рых од­но бы­ло адре­со­ва­но из­вест­но­му Оп­тин­ско­му стар­цу и учи­те­лю, от­цу Лео­ни­ду (На­гол­ки­ну), дру­гое – к от­цу Ила­рию млад­ше­му, жив­ше­му ко­гда-то в Свир­ском мо­на­сты­ре вме­сте с Брян­ча­ни­но­вым.

Бла­го­да­ря этим двум пись­мам Петр был ра­душ­но при­нят в Оп­ти­ной пу­сты­ни.

Иеро­мо­нах Ила­рий, к ко­то­ро­му Петр так­же имел пись­мо от от­ца Иг­на­тия, был в Оп­ти­ной пу­сты­ни риз­ни­чим, и так как, кро­ме него, был еще и дру­гой Ила­рий, то в от­ли­чие от то­го этот на­зы­вал­ся млад­шим.

По ре­ко­мен­да­ции игу­ме­на Иг­на­тия (Брян­ча­ни­но­ва) в 1834 го­ду иеро­мо­нах Ила­рий был на­зна­чен на­сто­я­те­лем Ни­ко­ло-Уг­реш­ско­го мо­на­сты­ря Мос­ков­ской епар­хии с воз­ве­де­ни­ем в сан игу­ме­на, и, от­бы­вая на свое но­вое ме­сто слу­же­ния, взял с со­бой по­слуш­ни­ка Пет­ра в ка­че­стве сво­е­го ке­лей­ни­ка.

При по­ступ­ле­нии сво­ем на Уг­ре­шу Петр был со­вер­шен­ный юно­ша, и хо­тя от ро­ду ему шел уже два­дцать чет­вер­тый год, он ка­зал­ся на вид несрав­нен­но мо­ло­же; неболь­шо­го ро­ста, креп­ко­го те­ло­сло­же­ния, но не слиш­ком плот­ный, с жи­вы­ми, про­ни­ца­тель­ны­ми гла­за­ми, ко­то­рые все ви­де­ли, все за­ме­ча­ли; с тем­ны­ми ши­ро­ки­ми бро­вя­ми и гу­сты­ми, как шелк, тем­но-каш­та­но­вы­ми во­ло­са­ми; бо­ро­ды и усов не бы­ло еще и при­зна­ков.

Он при­е­хал из Во­лог­ды в под­ряс­ни­ке из тол­сто­го чер­но­го сук­на «оп­тин­ско­го» по­кроя и в ко­жа­ном по­я­се из тю­ле­ня, из­вест­ном под на­зва­ни­ем «со­ло­вец­ких» по­я­сов. Та­кое оде­я­ние по­ка­за­лось очень стран­ным уг­реш­ской бра­тии; мно­го над ним тру­ни­ли; го­во­ри­ли, что в штат­ном мо­на­сты­ре так не оде­ва­ют­ся; на­зы­ва­ли его ко­жу­хом, од­на­ко Петр ни­сколь­ко этим не оби­жал­ся и, не об­ра­щая вни­ма­ния на то, что го­во­рят дру­гие, и хо­ро­шею ли, дур­ною ли на­хо­дят его одеж­ду, про­дол­жал но­сить свой под­ряс­ник, по­ка он ему го­дил­ся.

Неде­ли через две по при­ез­де он по­дал про­ше­ние о сво­ем при­ня­тии в брат­ство мо­на­сты­ря.

При на­сто­я­тель­ских кел­ли­ях для ке­лей­ни­ка осо­бой ка­мор­ки не бы­ло, а в пе­ред­ней был от­го­ро­жен угол с ок­ном, и здесь про­жил Петр пер­вые пять лет сво­е­го пре­бы­ва­ния на Уг­ре­ше.

26 мар­та 1838 го­да игу­мен Ила­рий по­стриг по­слуш­ни­ка Пет­ра в ман­тию и на­рек ему имя Пи­мен в честь ве­ли­ко­го по­движ­ни­ка мо­на­ше­ства, как бы пред­ве­щая ему, что и его имя в совре­мен­ном мо­на­ше­стве бу­дет чти­мо и оста­нет­ся прис­но­па­мят­ным. По­сле то­го он це­лую неде­лю неис­ход­но пре­бы­вал в Успен­ской церк­ви, где был по­стри­жен, и в ско­ром вре­ме­ни, уво­лен­ный от долж­но­сти ке­лей­ни­ка, по­лу­чил от­дель­ную кел­лию.

Все преж­ние его по­слу­ша­ния оста­лись за ним, а вме­сто ке­лей­но­го он по­лу­чил по­слу­ша­ние цер­ков­ное.

В фев­ра­ле 1839 го­да мо­нах Пи­мен был хи­ро­то­ни­сан в сан иеро­ди­а­ко­на.

Уг­реш­ский каз­на­чей отец Се­ра­фим, очень хо­ро­ший мо­нах и че­ло­век спо­соб­ный, в на­ча­ле 1839 го­да был пе­ре­ве­ден мит­ро­по­ли­том Мос­ков­ским Фила­ре­том (Дроз­до­вым) в Мос­ков­ский Зна­мен­ский мо­на­стырь, а на его ме­сто был на­зна­чен ис­прав­ля­ю­щим долж­ность иеро­ди­а­кон Пи­мен. Несмот­ря на то, что ему бы­ло ед­ва трид­цать лет и в мо­на­сты­ре бы­ли иеро­мо­на­хи го­раз­до стар­ше его ле­та­ми, но ни на ко­го из них не пал вы­бор вла­ды­ки. Ме­нее чем через год на­сто­я­те­лю мо­на­сты­ря бы­ло пред­пи­са­но от­пра­вить иеро­ди­а­ко­на Пи­ме­на к ви­ка­рию Мос­ков­ско­му для по­свя­ще­ния во иеро­мо­на­ха. 25 ап­ре­ля 1840 го­да иеро­ди­а­кон Пи­мен был ру­ко­по­ло­жен в сан иеро­мо­на­ха. 26 фев­ра­ля 1844 го­да – утвер­жден в долж­но­сти каз­на­чея.

Игу­мен Ила­рий ма­ло вхо­дил в ве­ще­ствен­ные нуж­ды оби­те­ли, по­мыш­ляя бо­лее о ду­хов­ном ее строе. Иеро­мо­на­ху Пиме­ну при­хо­ди­лось иметь по­пе­че­ние о ее бла­го­со­сто­я­нии, и на нем ле­жа­ли все тя­го­ты управ­ле­ния. Ма­ло-по­ма­лу он осва­и­вал­ся с ни­ми и неза­мет­ным об­ра­зом под­го­тов­лял­ся к той мно­го­сто­рон­ней де­я­тель­но­сти, ка­кой по­тре­бо­ва­ла от него впо­след­ствии мно­го­люд­ная и об­шир­ная оби­тель, бла­го­да­ря ему про­цвет­шая и про­сла­вив­ша­я­ся.

16 ок­тяб­ря 1853 го­да ста­ра­ни­я­ми от­ца Пи­ме­на и при под­держ­ке мит­ро­по­ли­та Мос­ков­ско­го Фила­ре­та Ни­ко­ло-Уг­реш­ский мо­на­стырь был пре­об­ра­зо­ван из штат­но­го в об­ще­жи­тель­ный, а иеро­мо­нах Пи­мен был воз­ве­ден в сан игу­ме­на и на­зна­чен на­сто­я­те­лем оби­те­ли вви­ду то­го, что игу­мен Ила­рий по­дал про­ше­ние об уволь­не­нии на по­кой.

От­но­си­тель­но нрав­ствен­ных ка­честв от­ца Пи­ме­на мож­но ска­зать, что для се­бя он не был ни ко­ры­сто­лю­бив, ни стя­жа­те­лен, ни ве­ще­лю­бив. Имея в ру­ках де­сят­ки и сот­ни ты­сяч, он не сбе­рег соб­ствен­но для се­бя ни од­но­го руб­ля и все, что бы­ло у него де­нег, ве­лел за­пи­сать мо­на­стыр­ски­ми. Но, не бу­дучи стя­жа­те­лен для се­бя лич­но, нель­зя ска­зать, чтобы он был во­все чужд стя­жа­тель­но­сти для оби­те­ли. На­про­тив то­го, он по­сто­ян­но по­мыш­лял о том и при­ла­гал все свое ста­ра­ние, чтобы уве­ли­чить и упро­чить ве­ще­ствен­ное бла­го­со­сто­я­ние Уг­ре­ши, и ра­до­вал­ся, ко­гда де­ла­лось что-ни­будь для оби­те­ли, и скор­бел, ес­ли же­ла­е­мое им не осу­ществ­ля­лось или бы­ло за­мед­ля­е­мо. Но и при всей сво­ей пре­дан­но­сти ин­те­ре­сам мо­на­стыр­ским и при все­гдаш­нем и неусып­ном о нем по­пе­че­нии, он преж­де все­го па­мя­то­вал свое мо­на­ше­ское зва­ние и по­то­му с ве­ли­кой осто­рож­но­стью де­лал каж­дый шаг, опа­са­ясь по­дать по­вод к невы­год­но­му от­зы­ву о мо­на­ше­стве, и с ве­ли­кой осмот­ри­тель­но­стью при­ни­мал пред­ла­га­е­мое бла­го­тво­ри­те­ля­ми.

Бу­дучи в от­но­ше­нии к бра­тии весь­ма взыс­ка­те­лен, он, ко­гда тре­бо­ва­лось уте­шить ко­го-ни­будь, на­гра­дить, по­мочь, не стес­нял­ся и да­вал пол­ною ме­рою. Стар­шим из бра­тии, ко­гда от­пус­кал их по­бы­вать в Москве, да­вал по пя­ти, по де­ся­ти руб­лей и бо­лее, а ко­гда по про­ше­ствии мно­гих лет жи­тель­ства в мо­на­сты­ре кто-ни­будь из иеро­мо­на­хов от­пра­ши­вал­ся на бо­го­мо­лье в Ки­ев или на ро­ди­ну, и это бы­ло да­ле­ко, он да­вал зна­чи­тель­ное, до­ста­точ­ное с из­быт­ком для пу­те­ше­ствия ко­ли­че­ство де­нег, со­об­ра­зу­ясь с по­треб­но­стя­ми каж­до­го, и бы­ли слу­чаи, что он да­вал и по несколь­ко сот руб­лей. Он умел тре­бо­вать, умел взыс­ки­вать и, на­ка­зы­вая стро­го, лю­бил и уте­шить че­ло­ве­ка до­стой­но­го из бра­тии и умел щед­ро и не стес­ня­ясь на­гра­дить и по­ощ­рить. Он все­гда но­сил в кар­мане мно­же­ство се­реб­ря­ных монет, и ко­гда при встре­че с ним про­сил у него про­хо­жий, ни­щий, по­го­ре­лый, ра­бо­чий или стран­ник, он не от­ка­зы­вал ни­ко­гда и, опу­стив ру­ку в кар­ман и смот­ря по то­му, кто был про­ся­щий, да­вал ему столь­ко, сколь­ко по­чи­тал нуж­ным и до­ста­точ­ным.

Он не от­ка­зы­вал по­слуш­ни­кам, жи­ву­щим в мо­на­сты­ре и хо­ро­шо се­бя ве­ду­щим, пла­тил за них по­да­ти или об­рок, хо­тя бы это со­став­ля­ло и несколь­ко де­сят­ков руб­лей. «Он тру­дит­ся для мо­на­сты­ря и бра­тии, – го­во­рил отец Пи­мен, – по­че­му же мо­на­сты­рю и не по­мочь ему?»

В пост­ные дни и во вре­мя по­ло­жен­ных по­стов отец Пи­мен, со­глас­но с уста­вом, уме­рен­но упо­треб­лял над­ле­жа­щую пи­щу и в про­дол­же­ние Ве­ли­кой Че­ты­ре­де­сят­ни­цы, хо­тя и стро­го воз­дер­жи­вал­ся от ры­бы, но не удру­чал се­бя чрез­мер­ным воз­дер­жа­ни­ем, а го­ва­ри­вал: «Дай Бог со­блю­сти в точ­но­сти и то, что нам по­ло­же­но по уста­ву, не мудр­ство­вать, а в про­сто­те ис­пол­нять».

Отец Пи­мен был все­гда усер­ден к цер­ков­но­му бо­го­слу­же­нию и, глу­бо­ко про­ник­ну­тый ду­хом мо­на­ше­ства, стро­го при­дер­жи­вал­ся уста­ва цер­ков­но­го и не доз­во­лял ни­ка­ких от­ступ­ле­ний ни в са­мой служ­бе, ни в ча­сах бо­го­слу­же­ния, ко­то­рые, од­на­жды уста­нов­лен­ные, ни­ко­гда не бы­ли из­ме­ня­е­мы. Сам он, по­ка доз­во­ля­ло ему здо­ро­вье, все­гда при­хо­дил к утрене, на­чи­нав­шей­ся в три ча­са по буд­ням, а в вос­крес­ные и в празд­нич­ные дни ча­сом или по­лу­ча­сом ра­нее; сам на­зна­чал, ко­му из иеро­мо­на­хов или иеро­ди­а­ко­нов чи­тать Ше­сто­псал­мие, вы­би­рал из Про­ло­га чте­ние по ше­стой пес­ни и оста­вал­ся до кон­ца, но на ран­нюю обед­ню мо­лить­ся не оста­вал­ся, а при­хо­дил к позд­ней. Весь­ма ча­сто в буд­ни он сам чи­тал ка­физ­мы или ка­нон, не очень гром­ко, но так внят­но и яв­ствен­но, что во всей церк­ви слы­ша­лось каж­дое его сло­во.

Чте­ние его от­ли­ча­лось про­сто­той и плав­но­стью: он не по­ни­жал и не воз­вы­шал го­ло­са, чи­тал мер­но и неспеш­но. Он не одоб­рял тех, ко­то­рые при чте­нии, как он вы­ра­жал­ся, ви­ля­ют го­ло­сом. «Чи­тай про­сто и внят­но, а го­ло­сом не ви­ляй; сло­во Бо­же­ствен­ное име­ет свою соб­ствен­ную си­лу и не тре­бу­ет, чтобы мы ста­ра­лись сво­им го­ло­сом при­да­вать ему вы­ра­же­ние; я по­чи­таю это да­же за са­мо­мне­ние, буд­то я мо­гу сво­им чте­ни­ем про­из­ве­сти бо­лее впе­чат­ле­ния, чем смысл то­го, что Цер­ковь по­ло­жи­ла чи­тать; сло­во Бо­жие бо­лее по­дей­ству­ет, чем наш го­лос».

Он был глу­бо­ко и ис­крен­но бла­го­че­стив, не су­е­мудр­ствуя и не со­мне­ва­ясь в уче­ни­ях Свя­той Церк­ви или свя­тых отец. Ему ча­сто слу­ча­лось го­во­рить ми­ря­нам в от­вет на ка­кое-ни­будь со­мне­ние или на из­ви­не­ние, что они не ис­пол­ня­ют в стро­го­сти уста­ва Церк­ви: «Нам тут со­мне­вать­ся не в чем, это­му учит Свя­тая Цер­ковь, и из­ви­нять се­бя не мо­жем сво­и­ми мудр­ство­ва­ни­я­ми; по­чи­тай­те-ка, что об этом го­во­рят свя­тые от­цы, вот и уви­ди­те, а они Бо­гу уго­ди­ли, да и по­ум­нее бы­ли мно­гих ва­ших те­пе­реш­них уче­ных ум­ни­ков, ко­то­рые толь­ко мудр­ству­ют и са­ми за­блуж­да­ют­ся, и дру­гих вво­дят в со­блазн и в грех. От сво­их дел ни­кто из нас не оправ­дит­ся, а ес­ли чув­ству­ешь, что де­ла­ешь от­ступ­ле­ния, так не оправ­ды­вай се­бя, а сми­ряй­ся, со­зна­вай, что ты со­гре­шил и жи­вешь ху­до, не так, как сле­ду­ет, не по Бо­же­ствен­но­му сло­ву, и при­бе­гай к ми­ло­сер­дию Бо­жье­му, а не го­во­ри: экая важ­ность, что я это де­лаю или это­го не де­лаю. Очень ве­ли­ка важ­ность; ты не хо­тел знать, что об этом го­во­ри­ли свя­тые от­цы, про­слав­лен­ные угод­ни­ки Бо­жии, ко­то­рые бы­ли не нам че­та, ты де­лал за­ве­до­мо от­ступ­ле­ния от уста­ва Церк­ви, ста­ло быть, ты от­ступ­ник и не ис­пол­нил за­кон Хри­стов, ста­ло быть, ты по­ви­нен че­му? Зна­ешь ли? Ни мно­го ни ма­ло, толь­ко ге­енне ог­нен­ной. Так кай­ся, а не оправ­ды­вай­ся. Со­знай свою сла­бость, про­си про­ще­ния у Бо­га, а не смей го­во­рить: экая важ­ность! Су­губ грех има­ши. Так-то, су­да­рик, боль­ше Церк­ви, вы­ше свя­тых не бу­дешь».

И в этом ду­хе отец Пи­мен очень ча­сто го­ва­ри­вал мир­ским лю­дям, ни­сколь­ко не стес­ня­ясь зна­чи­тель­но­стью ли­ца.

«Ес­ли мы го­во­рить не бу­дем, кто же ска­жет? Не спра­ши­ва­ют – не на­вя­зы­вай сво­их убеж­де­ний, не лезь с непро­ше­ны­ми со­ве­та­ми; а ес­ли спро­си­ли те­бя, да­ли те­бе по­вод го­во­рить, же­ла­ют услы­шать сло­во на поль­зу, тут нече­го стес­нять­ся и де­ли­кат­ни­чать; го­во­ри де­ло, как есть, не на ли­цо зря­ще. Гос­подь с те­бя же взы­щет: мог ска­зать прав­ду, предо­сте­речь бра­та тво­е­го от гре­ха и по­ги­бе­ли и не сде­лал это­го из пу­сто­го, глу­по­го мир­ско­го уго­жде­ния. Двум гос­по­дам слу­гой не бу­дешь: слу­жи Бо­гу, а не че­ло­ве­ку; а рас­сер­дит­ся на те­бя за прав­ду, что те­бе от это­го? И он че­ло­век та­кой же, как ты; дур­но ему, а не нам, мы ска­за­ли сло­во ис­ти­ны, не че­ло­ве­ко­угод­ство­ва­ли».

24 ав­гу­ста 1858 го­да за вы­да­ю­щи­е­ся за­слу­ги по устро­е­нию мо­на­сты­ря мит­ро­по­лит Мос­ков­ский Фила­рет воз­вел игу­ме­на Пи­ме­на в сан ар­хи­манд­ри­та. За это вре­мя тру­да­ми от­ца Пи­ме­на бы­ло вы­стро­е­но в мо­на­сты­ре пять церк­вей; Ни­ко­ла­ев­ский со­бор в 1843 го­ду, цер­ковь пре­по­доб­ной Ма­рии Еги­пет­ской в 1851 го­ду, Успен­ская в 1852 го­ду и 1860 го­ду – Скор­бя­щен­ская и Пет­ро­пав­лов­ская скит­ская. Все они бы­ли освя­ще­ны мит­ро­по­ли­том Мос­ков­ским Фила­ре­том.

К 1866 го­ду от­но­сит­ся со­бы­тие, весь­ма важ­ное для Уг­реш­ско­го мо­на­сты­ря, при­нес­шее ве­ли­кую честь от­цу Пиме­ну и за­слу­жив­шее ему все­гдаш­нюю, нескон­ча­е­мую бла­го­дар­ность ты­сяч лю­дей – это учре­жде­ние и от­кры­тие мо­на­стыр­ско­го на­род­но­го учи­ли­ща.

В 1869 го­ду ар­хи­манд­рит Пи­мен был на­зна­чен бла­го­чин­ным об­ще­жи­тель­ных мо­на­сты­рей Мос­ков­ской епар­хии. К нему под на­ча­ло по­сту­пи­ли сле­ду­ю­щие муж­ские мо­на­сты­ри: Тро­иц­кий Ко­ло­мен­ский Но­во-Го­лутвин, Ни­ко­ло-Уг­реш­ский, Ни­ко­ло-Пеш­нош­ский, Ста­ро-Го­лутвин Ко­ло­мен­ский, Боб­ре­нев, Бе­ло­пе­соц­кий, Ни­ко­ло-Бер­лю­ков­ский, Спа­со-Гус­лиц­кий, Да­вы­дов­ская пу­стынь, Ека­те­ри­нин­ская пу­стынь и жен­ские: Бо­ро­дин­ский, Ано­син-Бо­ри­со­глеб­ский, Спа­со-Влахерн­ский, Кре­сто­воз­дви­жен­ский-Лу­кин­ский и Оди­гит­ри­ев­ская-Зо­си­мо­ва пу­стынь.

Над от­цом Пиме­ном ис­пол­ни­лось сло­во Хри­ста Спа­си­те­ля: «Аще кто Мне слу­жит, по­чтит его Отец Мой». Во всю свою жизнь отец Пи­мен непре­стан­но па­мя­то­вал свое мо­на­ше­ское зва­ние и с этой точ­ки зре­ния смот­рел на каж­дый свой шаг, на все свои дей­ствия, преж­де все­го за­да­вая се­бе во­прос: «При­лич­но ли сие для мо­на­ха или предо­су­ди­тель­но?» Он свя­то хра­нил ино­че­ские обе­ты нрав­ствен­ной чи­сто­ты и це­ло­муд­рия, нес­тя­жа­тель­но­сти и по­слу­ша­ния, лю­бил мо­на­ше­ство, глу­бо­ко был про­ник­нут его ду­хом и, же­лая быть сам ис­тин­ным мо­на­хом, ста­рал­ся во­дво­рить этот дух не толь­ко в Уг­реш­ской оби­те­ли, им управ­ля­е­мой, но и во всех об­ще­жи­тель­ных мо­на­сты­рях, под­чи­нен­ных его ве­де­нию как бла­го­чин­но­му.

Его це­ни­ли, ува­жа­ли и чти­ли три свя­ти­те­ля, мит­ро­по­ли­ты Мос­ков­ские, при ко­то­рых он управ­лял вос­со­здан­ной им оби­те­лью; при пер­вом из них он толь­ко на­чал воз­рас­тать, он скла­ды­вал­ся, раз­ви­вал­ся, креп, со­зре­вал и, про­ник­ну­тый бла­го­твор­ным вли­я­ни­ем его несо­кру­ши­мо­го ду­ха, ока­зал­ся до­стой­ным де­ла­те­лем его вре­ме­ни, со­хра­нив на се­бе неиз­гла­ди­мые его сле­ды; вто­ро­му он пред­ста­ет уже как муж зре­лый, со­вет­ник ра­зум­ный и опыт­ный, опо­ра цер­ков­ный вла­сти, про­ни­ца­тель­ное и бди­тель­ное око, блю­сти­тель и рев­ни­тель бла­гих ино­че­ских пре­да­ний, хра­ни­тель стро­гих пра­вил вы­со­кой нрав­ствен­но­сти, чи­сто­ты ду­хов­ной и нес­тя­жа­тель­но­сти ве­ще­ствен­ной; тре­тий при вос­хож­де­нии сво­ем уви­дел в нем со­зрев­ший и от пол­но­ты сво­ей до­лу пре­кло­нив­ший­ся ко­лос.

Пра­вед­ная кон­чи­на ар­хи­манд­ри­та Пи­ме­на по­сле­до­ва­ла 17 ав­гу­ста 1880 го­да. По­чи­та­ние ар­хи­манд­ри­та Пи­ме­на на­ча­лось сра­зу же по­сле его бла­жен­ной кон­чи­ны, мно­же­ство па­лом­ни­ков при­хо­ди­ло к ме­сту его по­гре­бе­ния. Ча­сов­ня над мо­ги­лой от­ца Пи­ме­на ни­ко­гда не бы­ва­ла без­люд­ной, мно­гие при­но­си­ли ему свои мо­лит­вы, воз­ды­ха­ния, скор­би и ра­до­сти.

Воз­об­нов­ле­ние по­чи­та­ния ар­хи­манд­ри­та Пи­ме­на про­изо­шло вме­сте с от­кры­ти­ем оби­те­ли в 1990 го­ду.

Ар­хи­ерей­ский Со­бор Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви опре­де­лил при­чис­лить к ли­ку об­ще­цер­ков­ных свя­тых и вклю­чить в Ме­ся­це­слов Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви пре­по­доб­но­го Пи­ме­на Уг­реш­ско­го (Мяс­ни­ко­ва; 1810–1880; па­мять 17/30 ав­гу­ста), ра­нее про­слав­лен­но­го как мест­но­чти­мо­го свя­то­го Мос­ков­ской епар­хии.

Дни па­мя­ти: 17 ав­гу­ста, Со­бор Мос­ков­ских свя­тых.

Преподобный Пимен Угрешский, архимандрит 17 августа (ст.ст.) 30 августа 2014 (нов. ст.) Преподобный Пимен (в миру Петр Дмитриевич Мясников) родился 10 августа 1810 года в городе Вологде. Родители его, Дмитрий Афанасьевич и Авдотья Петровна, были люди благочестивые, честные и достаточные и происходили из торгового сословия. Когда Петру минуло семь лет, его стали учить грамоте. Народных училищ в то время в Вологде не было, и дети людей среднего класса учились грамоте, где придется. Неподалеку от дома Мясниковых жила одна старушка – Крылова, из духовного звания, зырянка из города Никольска. Старушка эта имела небольшой домик и занималась печением сдобных ватрушек; у нее были три дочери немолодых уже лет – старшая, Пелагея Егоровна, была портниха, а обе младшие – башмачницы и неугомонные певуньи. Пелагее Егоровне выпало на долю быть преподавательницей грамоты мальчику Петру. Он и его товарищ по имени Андрюша ежедневно ходили к этой учительнице. Но вероятно, ученая портниха не в равной мере обладала способностью шить и способностью преподавать; прошло два года, что мальчики учились, а все еще читать порядком не умели. Тогда учеников от Пелагеи Егоровны взяли. Андрюшу отдали в медники, а Петрушу поместили к крестному отцу, который и довершил образование своего крестника, доучив его грамоте. Впрочем, и тут успех был не полный: читать крестник выучился хорошо и бойко, но что касается чистописания – эта наука ему вовсе не далась, и он усвоил себе почерк мелкий и малоразборчивый. Когда Петру было уже лет десять-одиннадцать и он мог свободно читать, он принялся за чтение Библии, крупной и четкой печати Елизаветинских времен, бывшей в родительском доме. Чтение божественной книги имело на него большое влияние и оставило в уме отрока неизгладимые следы: он охладел ко всему временному и, помышляя более о небесном. нежели о земном, начал думать, как бы ему поступить в монастырь. Отец его был церковным старостой в своем приходе, и Петр, когда только мог, непременно бывал в церкви. Он часто также ходил в Духов монастырь и, встречаясь там с одним подвижником, познакомился с ним. Он был человеком благочестивым и кроме храма Божьего почти нигде не бывал. Жил он в уединенной келейке, которую для него выстроили у себя на дворе всеми уважаемые в Вологде пожилые девицы Ачябьевы. Этот подвижник, к которому Петр начал ходить, поддерживал в юноше его благочестивое настроение. Достигнув семнадцатилетнего возраста, Петр достал себе книгу «Алфавит Духовный» и, прочитав ее, окончательно утвердился в мысли отказаться от мира. Зная крутой и несговорчивый характер своего отца, не слишком расположенного к монашеству, Петр весьма опа-сался открыться ему, предвидя с его стороны сильное сопро-тивление. К счастью, две из его младших сестер отпросились у отца вступить в Горицкий Троицкий монастырь. Это облегчило и Петру объяснение с отцом, и тот, хотя и не весьма охотно и не вдруг, однако согласился не мешать благочестивому юноше последовать примеру сестер. Юный послушник Петр находился на послушании в келарной, помощником келаря. Не без пользы провел он время своего новоначалия в Новоезерском монастыре и по прошествии многих лет, вспоминая о своем там жительстве, рассказывал многие подробности виденного им и различные обстоятельства тамошнего житья, глубоко врезавшиеся в его память. После кончины архимандрита Феофана, последовавшей 3 декабря 1833 года, Петр прожил еще несколько месяцев в Новоезерском монастыре, а в июне отправился на родину, в Вологду, хлопотать о своем увольнении от общества. Отец Игнатий (Брянчанинов), бывший в то время игуменом Лопотова монастыря, снабдил Петра двумя письмами, из которых одно было адресовано известному Оптинскому старцу и учителю, отцу Леониду (Наголкину), другое – к отцу Иларию младшему, жившему когда-то в Свирском монастыре вместе с Брянчаниновым. Благодаря этим двум письмам, Петр был радушно принят в Оптиной пустыни. Иеромонах Иларий, к которому Петр также имел письмо от отца Игнатия, был в Оптиной пустыни ризничим, и так как кроме него был еще и другой Иларий, то в отличие от. того этот назывался младшим. По рекомендации игумена Игнатия (Брянчанинова) в 1834 году иеромонах Иларий был назначен настоятелем Николо-Угрешского монастыря Московской епархии, с возведением в сан игумена, и, отбывая на свое новое место служения, взял с собой послушника Петра в качестве своего келейника. При поступлении своем на Угрешу Петр был совершенный юноша, и хотя от роду ему шел уже двадцать четвертый год, он казался на вид несравненно моложе; небольшого роста, крепкого телосложения, но не слишком плотный, с живыми, проницательными глазами, которые все видели, все замечали; с темными широкими бровями и густыми, как шелк, темно-каштановыми волосами; бороды и усов не было еще и признаков. Он приехал из Вологды в подряснике из толстого черного сукна «оптинского» покроя и в кожаном поясе из тюленя, известных под названием «соловецких» поясов. Такое одеяние показалось очень странным Угрешской братии; много над ним трунили; говорили, что в штатном монастыре так не одеваются; называли его кожухом, однако Петр нисколько этим не обижался и, не обращая внимания на то, что говорят другие, и хорошею ли, дурною ли находят его одежду, продолжал носить свой подрясник, пока он ему годился. Недели через две по приезде он подал прошение о своем принятии в братство монастыря. При настоятельских келиях для келейника особой каморки не было, а в передней был отгорожен угол с окном, и здесь прожил Петр первые пять лет своего пребывания на Угреше. 26 марта 1838 года игумен Иларий постриг послушника Петра в мантию и нарек ему имя Пимен в честь великого подвижника монашества, как бы предвещая ему, что и его имя в современном монашестве будет чтимо и останется приснопамятным. После того он целую неделю неисходно пребывал в Успенской церкви, где был пострижен, и в скором времени, уволенный от должности келейника, получил отдельную келию. Все прежние его послушания остались за ним, а вместо келейного он получил послушание церковное. В феврале 1839 года монах Пимен был хиротонисан в сан иеродиакона. Угрешский казначей отец Серафим, очень хороший монах и человек способный, в начале 1839 года был переведен митрополитом Московским Филаретом (Дроздовым) в Московский Знаменский монастырь, а на его место был назначен исправляющим должность иеродиакон Пимен. Несмотря на то, что ему было едва тридцать лет и в монастыре были иеромонахи гораздо старше его летами, но ни на кого из них не пал выбор владыки. Менее чем через год настоятелю монастыря было предписано отправить иеродиакона Пимена к викарию Московскому для посвящения во иеромонаха. 25 апреля 1840 года иеродиакон Пимен был рукоположен в сан иеромонаха. 26 февраля 1844 года – утвержден в должности казначея. Игумен Иларий мало входил в вещественные нужды обители, помышляя более о духовном ее строе. Иеромонаху Пимену приходилось иметь попечение о ее благосостоянии, и на нем лежали все тяготы управления. Мало-помалу он осваивался с ними и незаметным образом подготовлялся к той многосторонней деятельности, какой потребовала от него впоследствии многолюдная и обширная обитель, благодаря ему процветшая и прославившаяся. 16 октября 1853 года стараниями отца Пимена и при поддержке митрополита Московского Филарета Николо-Угрешский монастырь был преобразован из штатного в общежительный, а иеромонах Пимен был возведен в сан игумена и назначен настоятелем обители в виду того, что игумен Иларий подал прошение об увольнении на покой. Иллюстрация из брошюры Житие преп. Пимена Угрешского, Николо-Угрешский монастырь, 2000 г.Относительно нравственных качеств отца Пимена можно сказать, что для себя он не был ни корыстолюбив, ни стяжателен, ни вещелюбив. Имея в руках десятки и сотни тысяч, он не сберег собственно для себя ни одного рубля, и все, что было у него денег, велел записать монастырскими. Но, не будучи стяжателен для себя лично, нельзя сказать, чтобы он был вовсе чужд стяжательности для обители. Напротив того, он постоянно помышлял о том и прилагал все свое старание, чтобы увеличить и упрочить вещественное благосостояние Угреши и радовался, когда делалось что-нибудь для обители, и скорбел, если желаемое им не осуществлялось или было замедляемо. Но и при всей своей преданности интересам монастырским и при всегдашнем и неусыпном о нем попечении, он прежде всего памятовал свое монашеское звание и потому с великой осторожностью делал каждый шаг, опасаясь подать повод к невыгодному отзыву о монашестве, и с великой осмотрительностью принимал предлагаемое благотворителями. Будучи в отношении к братии весьма взыскателен, он. когда требовалось утешить кого-нибудь, наградить, помочь. не стеснялся и давал полною мерою. Старшим из братии. когда отпускал их побывать в Москве, давал по пяти, по десяти рублей и более, а когда по прошествии многих лет жительства в монастыре кто-нибудь из иеромонахов отпрашивался на богомолье в Киев или на родину, и это было далеко, он давал значительное, достаточное с избытком для путешествия количество денег, сообразуясь с потребностями каждого, и были случаи, что он давал и по несколько сот рублей. Он умел требовать, умел взыскивать и, наказывая строго, любил и утешить человека достойного из братии, и умел щедро и. не стесняясь, наградить и поощрить. Он всегда носил в кармане множество серебряных монет, и когда при встрече с ним просил у него прохожий, нищий, погорелый, рабочий или странник, он не отказывал никогда и, опустив руку в кар-ман и смотря по тому, кто был просящий, давал ему столько, сколько почитал нужным и достаточным. Он не отказывал послушникам, живущим в монастыре и хорошо себя ведущим, платил за них подати или оброк, хотя бы это составляло и несколько десятков рублей. «Он трудится для монастыря и братии, – говорил отец Пимен, – почему же монастырю и не помочь ему?» В постные дни и во время положенных постов отец Пимен, согласно с уставом, умеренно употреблял надлежащую пищу и в продолжение великой четыредесятницы, хотя и строго воздерживался от рыбы, но не удручал себя чрезмерным воздержанием, а говаривал: «Дай Бог соблюсти в точности и то, что нам положено по уставу, не мудрствовать, а в простоте исполнять». Отец Пимен был всегда усерден к церковному богослужению и, глубоко проникнутый духом монашества, строго придерживался устава церковного и не дозволял никаких отступлений ни в самой службе, ни в часах богослужения, которые, однажды установленные, никогда не были изменяемы. Сам он, пока дозволяло ему здоровье, всегда приходил к утрене, начинавшейся в три часа по будням, а в воскресные и в праздничные дни часом или получасом ранее; сам назначал, кому из иеромонахов или иеродиаконов читать Шестопсалмие, выбирал из Пролога чтение по шестой песне и оставался до конца, но на раннюю обедню молиться не оставался, а приходил к поздней. Весьма часто в будни он сам читал кафизмы или канон, не очень громко, но так внятно и явственно, что во всей церкви слышалось каждое его слово. Чтение его отличалось простотой и плавностью: он не понижал и не возвышал голоса, читал мерно и неспешно. Он не одобрял тех, которые при чтении, как он выражался, виляют голосом. «Читай просто и внятно, а голосом не виляй; слово божественное имеет свою собственную силу и не требует, чтобы мы старались своим голосом придавать ему выражение; я почитаю это даже за самомнение, будто я могу своим чтением произвести более впечатления, чем смысл того, что Церковь положила читать; слово Божие более подействует, чем наш голос». Он был глубоко и искренно благочестив, не суемудрствуя и не сомневаясь в учениях святой Церкви или святых отец. Ему часто случалось говорить мирянам в ответ на какое-нибудь сомнение или на извинение, что они не исполняют в строгости устава Церкви: «Нам тут сомневаться не в чем, этому учит святая Церковь, и извинять себя не можем своими мудрствованиями; почитайте-ка, что об этом говорят святые отцы, вот и увидите, а они Богу угодили, да и поумнее были многих ваших теперешних ученых умников, которые только мудрствуют и сами заблуждаются, и других вводят в соблазн и в грех. От своих дел никто из нас не оправдится, а если чувствуешь, что делаешь отступления, так не оправдывай себя, а смиряйся, сознавай, что ты согрешил и живешь худо, не так, как следует, не по божественному слову, и прибегай к милосердию Божьему, а не говори: экая важность, что я это делаю или этого не делаю. Очень велика важность; ты не хотел знать, что об этом говорили святые отцы, прославленные угодники Божий, которые были не нам чета, ты делал заведомо отступления от устава Церкви, стало быть, ты отступник и не исполнил закон Христов, стало быть, ты повинен чему? Знаешь ли? Ни много ни мало, только геенне огненной. Так кайся, а не оправдывайся. Сознай свою слабость, проси прощения у Бога, а не смей говорить: экая важность! Сугуб грех имаши. Так-то, сударик, больше Церкви, выше святых не будешь». И в этом духе отец Пимен очень часто говаривал мирским людям, нисколько не стесняясь значительностью лица. «Если мы говорить не будем, кто же скажет? Не спрашивают – не навязывай своих убеждений, не лезь с непрошеными советами; а если спросили тебя, дали тебе повод говорить, желают услышать слово на пользу, тут нечего стесняться и деликатничать; говори дело, как есть, не на лицо зряще. Господь с тебя же взыщет: мог сказать правду, предостеречь брата твоего от греха и погибели и не сделал этого из пустого, глупого мирского угождения. Двум господам слугой не будешь: служи Богу, а не человеку; а рассердится на тебя за правду, что тебе от этого? И он человек такой же, как ты; дурно ему, а не нам, мы сказали слово истины, не человекоугодствовали». 24 августа 1858 года за выдающиеся заслуги по устроению монастыря митрополит Московский Филарет возвел игумена Пимена в сан архимандрита. За это время трудами отца Пимена было выстроено в монастыре пять церквей; Николаевский собор в 1843 году, церковь преподобной Марии Египетской в 1851 году, Успенская в 1852 году и 1860 году – Скорбященская и Петропавловская скитская. Все они были освящены митрополитом Московским Филаретом. К 1866 году относится событие, весьма важное для Угрешского монастыря, принесшее великую честь отцу Пимену и заслужившее ему всегдашнюю, нескончаемую благодарность тысяч людей – это учреждение и открытие монастырского народного училища. В 1869 году архимандрит Пимен был назначен благочинным общежительных монастырей Московской епархии. К нему под начало поступили следующие мужские монастыри: Троицкий Коломенский Ново-Голутвин, Николо-Угрешский, Николо-Пешношский, Старо-Голутвин Коломенский, Бобренев, Белопесоцкий, Николо-Берлюковский, Спасо-Гуслицкий, Давыдовская пустынь, Екатерининская пустынь и женские: Бородинский, Аносин-Борисоглебский, Спасо-Влахернский, Крестовоздвиженский-Лукинский и Одигитриевская-Зосимова пустынь. Над отцом Пименом исполнилось слово Христа Спасителя: «Аще кто Мне служит, почтит его Отец Мой». Во всю свою жизнь отец Пимен непрестанно памятовал свое монашеское звание и с этой точки зрения смотрел на каждый свой шаг, на все свои действия, прежде всего задавая себе вопрос: «Прилично ли сие для монаха или предосудительно?» Он свято хранил иноческие обеты нравственной чистоты и целомудрия, нестяжательности и послушания, любил монашество, глубоко был проникнут его духом и, желая быть сам истинным монахом, старался водворить этот дух не только в Угрешской обители, им управляемой, но и во всех общежительных монастырях, подчиненных его ведению как благочинному. Его ценили, уважали и чтили три святителя, митрополиты Московские, при которых он управлял воссозданной им обителью; при первом из них он только начал возрастать, он складывался, развивался, креп, созревал и, проникнутый благотворным влиянием его несокрушимого духа, оказался достойным делателем его времени, сохранив на себе неизгладимые его следы; второму он предстает уже как муж зрелый, советник разумный и опытный, опора церковный власти. проницательное и бдительное око, блюститель и ревнитель благих иноческих преданий, хранитель строгих правил высокой нравственности, чистоты духовной и нестяжательности вещественной; третий при восхождении своем увидел в нем созревший и от полноты своей долу преклонившийся колос. Праведная кончина архимандрита Пимена последовала 17 августа 1880 года. Почитание архимандрита Пимена началось сразу же после его блаженной кончины, множество паломников приходило к месту его погребения.

ПИМЕН УГРЕШСКИЙ

Прп. Пимен Угрешский

Пимен (Мясников), Угре́шский (1810 — 1880), архимандрит, преподобный

Память 17 августа и в Соборе Московских святых

В миру Петр Дмитриевич Мясников, родился 10 августа 1810 года в городе Вологде. Родители его, Дмитрий Афанасьевич и Авдотья Петровна, были люди благочестивые, честные и достаточные и происходили из торгового сословия.

Когда Петру минуло семь лет, его стали учить грамоте. Народных училищ в то время в Вологде не было, и дети людей среднего класса учились грамоте, где придется. Неподалеку от дома Мясниковых жила одна старушка — Крылова, из духовного звания, зырянка из города Никольска. Старушка эта имела небольшой домик и занималась печением сдобных ватрушек; у нее были три дочери немолодых уже лет — старшая, Пелагея Егоровна, была портниха, а обе младшие — башмачницы и неугомонные певуньи. Пелагее Егоровне выпало на долю быть преподавательницей грамоты мальчику Петру. Он и его товарищ по имени Андрюша ежедневно ходили к этой учительнице.

Но вероятно, ученая портниха не в равной мере обладала способностью шить и способностью преподавать; прошло два года, что мальчики учились, а все еще читать порядком не умели. Тогда учеников от Пелагеи Егоровны взяли. Андрюшу отдали в медники, а Петрушу поместили к крестному отцу, который и довершил образование своего крестника, доучив его грамоте. Впрочем, и тут успех был не полный: читать крестник выучился хорошо и бойко, но что касается чистописания — эта наука ему вовсе не далась, и он усвоил себе почерк мелкий и малоразборчивый.

Когда Петру было уже лет десять-одиннадцать и он мог свободно читать, он принялся за чтение Библии, крупной и четкой печати Елизаветинских времен, бывшей в родительском доме. Чтение божественной книги имело на него большое влияние и оставило в уме отрока неизгладимые следы: он охладел ко всему временному и, помышляя более о небесном. нежели о земном, начал думать, как бы ему поступить в монастырь. Отец его был церковным старостой в своем приходе, и Петр, когда только мог, непременно бывал в церкви. Он часто также ходил в Духов монастырь и, встречаясь там с одним подвижником, познакомился с ним. Он был человеком благочестивым и кроме храма Божьего почти нигде не бывал. Жил он в уединенной келейке, которую для него выстроили у себя на дворе всеми уважаемые в Вологде пожилые девицы Ачябьевы. Этот подвижник, к которому Петр начал ходить, поддерживал в юноше его благочестивое настроение.

Достигнув семнадцатилетнего возраста, Петр достал себе книгу «Алфавит Духовный» и, прочитав ее, окончательно утвердился в мысли отказаться от мира.

Зная крутой и несговорчивый характер своего отца, не слишком расположенного к монашеству, Петр весьма опасался открыться ему, предвидя с его стороны сильное сопротивление. К счастью, две из его младших сестер отпросились у отца вступить в Горицкий Троицкий монастырь. Это облегчило и Петру объяснение с отцом, и тот, хотя и не весьма охотно и не вдруг, однако согласился не мешать благочестивому юноше последовать примеру сестер.

Юный послушник Петр находился на послушании в келарной, помощником келаря. Не без пользы провел он время своего новоначалия в Новоезерском монастыре и по прошествии многих лет, вспоминая о своем там жительстве, рассказывал многие подробности виденного им и различные обстоятельства тамошнего житья, глубоко врезавшиеся в его память.

После кончины архимандрита Феофана, последовавшей 3 декабря 1833 года, Петр прожил еще несколько месяцев в Новоезерском монастыре, а в июне отправился на родину, в Вологду, хлопотать о своем увольнении от общества.

Отец Игнатий (Брянчанинов), бывший в то время игуменом Лопотова монастыря, снабдил Петра двумя письмами, из которых одно было адресовано известному Оптинскому старцу и учителю, отцу Леониду (Наголкину), другое — к отцу Иларию младшему, жившему когда-то в Свирском монастыре вместе с Брянчаниновым.

Благодаря этим двум письмам, Петр был радушно принят в Оптиной пустыни.

Иеромонах Иларий, к которому Петр также имел письмо от отца Игнатия, был в Оптиной пустыни ризничим, и так как кроме него был еще и другой Иларий, то в отличие от того этот назывался младшим.

По рекомендации игумена Игнатия (Брянчанинова) в 1834 году иеромонах Иларий был назначен настоятелем Николо-Угрешского монастыря Московской епархии, с возведением в сан игумена, и, отбывая на свое новое место служения, взял с собой послушника Петра в качестве своего келейника.

При поступлении своем на Угрешу Петр был совершенный юноша, и хотя от роду ему шел уже двадцать четвертый год, он казался на вид несравненно моложе; небольшого роста, крепкого телосложения, но не слишком плотный, с живыми, проницательными глазами, которые все видели, все замечали; с темными широкими бровями и густыми, как шелк, темно-каштановыми волосами; бороды и усов не было еще и признаков.

Он приехал из Вологды в подряснике из толстого черного сукна «оптинского» покроя и в кожаном поясе из тюленя, известных под названием «соловецких» поясов. Такое одеяние показалось очень странным Угрешской братии; много над ним трунили; говорили, что в штатном монастыре так не одеваются; называли его кожухом, однако Петр нисколько этим не обижался и, не обращая внимания на то, что говорят другие, и хорошею ли, дурною ли находят его одежду, продолжал носить свой подрясник, пока он ему годился.

Недели через две по приезде он подал прошение о своем принятии в братство монастыря.

При настоятельских келиях для келейника особой каморки не было, а в передней был отгорожен угол с окном, и здесь прожил Петр первые пять лет своего пребывания на Угреше.

26 марта 1838 года игумен Иларий постриг послушника Петра в мантию и нарек ему имя Пимен в честь великого подвижника монашества, как бы предвещая ему, что и его имя в современном монашестве будет чтимо и останется приснопамятным. После того он целую неделю неисходно пребывал в Успенской церкви, где был пострижен, и в скором времени, уволенный от должности келейника, получил отдельную келию.

Все прежние его послушания остались за ним, а вместо келейного он получил послушание церковное.

В феврале 1839 года монах Пимен был хиротонисан в сан иеродиакона.

Угрешский казначей отец Серафим, очень хороший монах и человек способный, в начале 1839 года был переведен митрополитом Московским Филаретом (Дроздовым) в Московский Знаменский монастырь, а на его место был назначен исправляющим должность иеродиакон Пимен. Несмотря на то, что ему было едва тридцать лет и в монастыре были иеромонахи гораздо старше его летами, но ни на кого из них не пал выбор владыки. Менее чем через год настоятелю монастыря было предписано отправить иеродиакона Пимена к викарию Московскому для посвящения во иеромонаха. 25 апреля 1840 года иеродиакон Пимен был рукоположен в сан иеромонаха. 26 февраля 1844 года — утвержден в должности казначея.

Игумен Иларий мало входил в вещественные нужды обители, помышляя более о духовном ее строе. Иеромонаху Пимену приходилось иметь попечение о ее благосостоянии, и на нем лежали все тяготы управления. Мало-помалу он осваивался с ними и незаметным образом подготовлялся к той многосторонней деятельности, какой потребовала от него впоследствии многолюдная и обширная обитель, благодаря ему процветшая и прославившаяся.

16 октября 1853 года стараниями отца Пимена и при поддержке митрополита Московского Филарета Николо-Угрешский монастырь был преобразован из штатного в общежительный, а иеромонах Пимен был возведен в сан игумена и назначен настоятелем обители в виду того, что игумен Иларий подал прошение об увольнении на покой.

24 августа 1858 года за выдающиеся заслуги по устроению монастыря митрополит Московский Филарет возвел игумена Пимена в сан архимандрита. За это время трудами отца Пимена было выстроено в монастыре пять церквей; Николаевский собор в 1843 году, церковь преподобной Марии Египетской в 1851 году, Успенская в 1852 году и 1860 году — Скорбященская и Петропавловская скитская. Все они были освящены митрополитом Московским Филаретом.

К 1866 году относится событие, весьма важное для Угрешского монастыря, принесшее великую честь отцу Пимену и заслужившее ему всегдашнюю, нескончаемую благодарность тысяч людей — это учреждение и открытие монастырского народного училища.

В 1869 году архимандрит Пимен был назначен благочинным общежительных монастырей Московской епархии. К нему под начало поступили следующие мужские монастыри: Троицкий Коломенский Ново-Голутвин, Николо-Угрешский, Николо-Пешношский, Старо-Голутвин Коломенский, Бобренев, Белопесоцкий, Николо-Берлюковский, Спасо-Гуслицкий, Давыдовская пустынь, Екатерининская пустынь и женские: Бородинский, Аносин-Борисоглебский, Спасо-Влахернский, Крестовоздвиженский-Лукинский и Одигитриевская-Зосимова пустынь.

Скончался 17 августа 1880 года. Почитание архимандрита Пимена началось сразу же после его блаженной кончины, множество паломников приходило к месту его погребения. Часовня над могилой отца Пимена никогда не бывала безлюдной, многие приносили ему свои молитвы, воздыхания, скорби и радости.

Возобновление почитания архимандрита Пимена произошло вместе с открытием обители в 1990 году. После прославления его как местночтимого святого Московской епархии определением Архиерейского Собора Русской Православной Церкви от 6 октября 2004 года был причислен к лику общецерковных святых с памятью 17 августа.

Прп. Пимен Угрешский

Молитвословия

Тропарь, глас 2

Мона́шеское житие́ от ю́ности возлюби́в/ и во оби́тель Угре́шскую всели́вся,/ мона́хов мно́жества собра́л еси́/ и всем тре́бующим благотвори́л еси́,/ и́хже сердца́ согрева́я и тяготы́ нося́,/ па́стырь до́брый яви́лся еси́,/ Пи́мене преподо́бне,// моли́ Христа́ Бо́га спасти́ся душа́м на́шим.

Кондак, глас 4

Оби́тель Угре́шскую возлюби́в, преподо́бне Пи́мене,/ и па́стырь и строи́тель тоя́ бы́л еси́,/ во все́м во́ли Бо́жией повину́яся,/ мона́хом чинонача́льник и о́браз смире́ния яви́лся еси́.// Моли́ Христа́ Бо́га спасти́ ду́ши на́ша.

Ин кондак, глас 1

Тобо́ю, преподо́бне о́тче Пи́мене,/ оби́тель Угре́шская благоволе́нием Бо́жиим процве́тшая,/ па́мять твою́ ны́не пра́зднует/ и лику́юще зове́т:/ сла́ва Да́вшему тебе́ кре́пость, сла́ва Венча́вшему тя́,// сла́ва Де́йствующему тобо́ю все́м исцеле́ния.

Оценки жизни и деятельности

Прп. Пимен Угре́шский. Икона (до 2007 г.), Московская иконописная школа

Он не был ни корыстолюбив, ни стяжателен, ни вещелюбив. Имея в руках сотни тысяч, он не сберег собственно для себя ни одного рубля, и все, что было у него денег, велел записать монастырскими. Он постоянно прилагал все свое старание, чтобы упрочить вещественное благосостояние Угрешского монастыря. При этом он памятовал свое монашеское звание и потому с великой осторожностью делал каждый шаг, опасаясь подать повод к невыгодному отзыву о монашестве, и с великой осмотрительностью принимал предлагаемое благотворителями.

Он умел требовать и, наказывая строго, любил и утешить человека достойного из братии и умел щедро наградить и поощрить. Он всегда носил в кармане множество серебряных монет, и когда при встрече с ним просил у него прохожий, нищий, рабочий или странник, он не отказывал никогда и давал столько, сколько почитал нужным и достаточным.

В постные дни и во время положенных постов отец Пимен, согласно с уставом, умеренно употреблял надлежащую пищу и в продолжение великой четыредесятницы, хотя и строго воздерживался от рыбы, но не удручал себя чрезмерным воздержанием, а говаривал: «Дай Бог соблюсти в точности и то, что нам положено по уставу, не мудрствовать, а в простоте исполнять».

Отец Пимен был всегда усерден к церковному богослужению, строго придерживался устава церковного и не дозволял никаких отступлений ни в самой службе, ни в часах богослужения, которые, однажды установленные, никогда не были изменяемы. Сам он, пока дозволяло ему здоровье, всегда приходил к утрене, начинавшейся в три часа по будням, а в воскресные и в праздничные дни часом или получасом ранее; сам назначал, кому из иеромонахов или иеродиаконов читать Шестопсалмие, выбирал из Пролога чтение по шестой песне и оставался до конца, но на раннюю обедню молиться не оставался, а приходил к поздней. Весьма часто в будни он сам читал кафизмы или канон, не очень громко, но так внятно и явственно, что во всей церкви слышалось каждое его слово. Чтение его отличалось простотой и плавностью: он не понижал и не возвышал голоса, читал мерно и неспешно. Он не одобрял тех, которые при чтении, как он выражался, виляют голосом.

«Читай просто и внятно, а голосом не виляй; слово божественное имеет свою собственную силу и не требует, чтобы мы старались своим голосом придавать ему выражение; я почитаю это даже за самомнение, будто я могу своим чтением произвести более впечатления, чем смысл того, что Церковь положила читать; слово Божие более подействует, чем наш голос».

Он был благочестив, не суемудрствуя и не сомневаясь в учениях святой Церкви или святых отец. Ему часто случалось говорить мирянам в ответ на какое-нибудь сомнение или на извинение, что они не исполняют в строгости устава Церкви:

«Нам тут сомневаться не в чем, этому учит святая Церковь, и извинять себя не можем своими мудрствованиями; почитайте-ка, что об этом говорят святые отцы, вот и увидите, а они Богу угодили, да и поумнее были многих ваших теперешних ученых умников, которые только мудрствуют и сами заблуждаются, и других вводят в соблазн и в грех. От своих дел никто из нас не оправдится, а если чувствуешь, что делаешь отступления, так не оправдывай себя, а смиряйся, сознавай, что ты согрешил и живешь худо, не так, как следует, не по божественному слову, и прибегай к милосердию Божьему, а не говори: экая важность, что я это делаю или этого не делаю. Очень велика важность; ты не хотел знать, что об этом говорили святые отцы, прославленные угодники Божий, которые были не нам чета, ты делал заведомо отступления от устава Церкви, стало быть, ты отступник и не исполнил закон Христов, стало быть, ты повинен чему? Знаешь ли? Ни много ни мало, только геенне огненной. Так кайся, а не оправдывайся. Сознай свою слабость, проси прощения у Бога, а не смей говорить: экая важность! Сугуб грех имаши. Так-то, сударик, больше Церкви, выше святых не будешь».

И в этом духе отец Пимен очень часто говаривал мирским людям, нисколько не стесняясь значительностью лица.

«Если мы говорить не будем, кто же скажет? Не спрашивают — не навязывай своих убеждений, не лезь с непрошеными советами; а если спросили тебя, дали тебе повод говорить, желают услышать слово на пользу, тут нечего стесняться и деликатничать; говори дело, как есть, не на лицо зряще. Господь с тебя же взыщет: мог сказать правду, предостеречь брата твоего от греха и погибели и не сделал этого из пустого, глупого мирского угождения. Двум господам слугой не будешь: служи Богу, а не человеку; а рассердится на тебя за правду, что тебе от этого? И он человек такой же, как ты; дурно ему, а не нам, мы сказали слово истины, не человекоугодствовали».

Использованные материалы

• Савчук Роман, «Преподобный Пимен Угрешский: «обычный» святой», портал Православие.Ru, 30 августа 2013:
• «Служба преподобному Пимену Угрешскому» (сост. игум. Андроником (Трубачёвым), страница Живого журнала пользователя ustavschik (свящ. Максима Плякина), 3 июля 2017: