Кармические причины детской смертности

Nick 30.11.2013

Сейчас человечество обеспокоено новым бичом глобального характера – детской смертностью. Её проблема чрезвычайно актуальна и значима в наше непростое переходное время. Но существует основная совокупность кармических причин, приводящих к её возникновению. Рассмотрим их более подробно на конкретных примерах.

Кармические причины детской смертности:

1) отработка кармических задолженностей, идущих из прошлых жизней

2) проверка души на стойкость и крепость с целью наработки высоких положительных качеств

3) совмещение кармических задолженностей ребенка и его родителей (но никогда только родителей без рассмотрения души ребенка, так как космические законы существования действуют строго индивидуальным образом, как впрочем, и карма за их неисполнение).

Поэтому когда говорится, что ребенок расплачивается за грехи родителей, то это не означает, что душа данного ребенка безгрешна, так как расплачиваться за чужие поступки душа никогда не будет (то есть такого понятия как расплата за чужие грехи нет). Но совместная отработка кармы действительно случается. Например, родители страдают за совершение абортов в этой или прошлой жизни, так как у них на этот раз родился ребенок с синдромом Дауна (в качестве наказания за злодеяния в прошлом), а само дитя страдает за свои плохие поступки и отрицательные действия, осуществленные в прошлой инкарнации.

4) отработка собственной кармы через отработку кармы большого объема населения или целой Земли. Это обычно задача душ-миссионеров или душ, уже подошедших к моменту перехода в вышестоящие Иерархические миры, которые приходят на Землю с целью повлиять массово на сознание большого числа людей через свои страдания. То есть они дорабатывают необходимые качества души (души, готовящиеся к переходу в вышестоящие миры) или отрабатывают карму (души из вышестоящих по уровню миров, отправленные в нижестоящие миры с целью отработки кармы).

На этом закончим рассмотрение кармических причин и дадим краткое заключение по изложенному материалу.

Ребенку дается короткая жизнь, обычно до пяти лет, то есть до момента установления полноценной энергетической связи организма ребенка напрямую через информационное (импульсное) кольцо и энергетический луч седьмой чакры, связывающий высшие энергоцентры человека с его инкарнационной ячейкой – определенным устройством тонкого плана, в котором хранится душа индивида после смерти физического тела (то есть эта конструкция – своего рода индивидуальный хранитель души, в котором она находится в период между воплощениями на земном плане). До пяти лет данная связь также присутствует, но она менее сознательно активная (в связи с отсутствием сильного процесса мыслеобразования), так как индивид в данный период времени в большей мере участвует в энергетическом взаимодействии со своими родителями на уровне чувств и эмоций, то есть на уровне внутреннего подсознательного чувствования энергий окружающего мира.

Однако такой показатель как детская смертность не является однородным, а имеет еще и внутреннее деление на определенные периоды: до года, после года, до пяти лет и так далее. Данное деление, присутствующее на земном плане, выбрано не случайно, а по существу, так как в каждый период своей жизни ребенок участвует в работе со строго определенным типом энергий и нарабатывает соответствующие качества души через сложные психические и эмоциональные процессы, происходящие с ним в этот период.

Несказанная радость

Ирина Дегтеревская.
Тёплое солнечное утро, словно поёт радостную песенку. Возможно поэтому все, кто оказался в это утро на улице пребывали в прекрасном настроении и улыбались. Вот старушка идёт из магазина с худощавой авоськой и по детски улыбается. Она будто впервые в жизни видит залитый солнечным светом газон и кусты, окутанные весенней нежной листвой. На детской площадке гуляет со своим малышом молодая мамаша. Она тоже улыбается и весело болтает с родителями других ребятишек, не замечая, что её сынок восторженно тянет в рот горсть песка из песочницы. По детской площадке летает стайка ребятишек. Они постоянно перемещаются. Малыши, то бегут по горке вверх, то катятся с неё вниз, или карабкаются по замысловатым лазалкам, после чего забираются по верёвочным лестницам, шумят и смеются. Именно так рядом с ними весенние стайки воробьёв перелетают с куста на дерево, с дерева на другой куст, а через секунду с невероятным щебетом делают свободный круг по небу и неожиданно падают под ноги прохожим, но тут же взлетают. Эта весёлая круговерть может продолжаться и у птиц и у детей без устали целый день. Но иногда случается и так, что кто-то из них останавливается.
Так произошло и теперь. Девчушка, лет четырёх, отряхивая светлые брючки и потирая ушибленную коленку, молча, отошла в сторонку и уселась на лавочку рядом с пожилой дамой, которая уже давно наблюдала за весёлой игрой детей. Эта женщина часто сидела по утрам на старой лавочке под раскидистой яблоней. Возможно, поэтому обитатели детской площадки привыкли к её присутствию, как ко всей местной недвижимости. Малышка несколько секунд посидела спокойно, но скоро позабыв про ушибленную коленку, заинтересовалась чем-то другим – тем, что лежало в траве за лавочкой, и направилась туда.
Тем необычным, что привлекло внимание девочки, была горстка лепестков некогда прекрасной тёмно красной розы. Цветок по какой-то непонятной причине оказался в странном для столь благородного создания месте. Но именно густая трава совершенно дикого происхождения дала возможность великолепному цветку продолжить своё цветение, питая его утренней и вечерней росой. Когда роза отцвела, её чудесный венчик из бархатных лепестков отделился и яркой горкой остался лежать на траве. Зелёный стебель слился с травой и больше не мог привлечь ничьего внимания.
Девочка обошла лавочку и присела около необычной находки. Она некоторое время старалась понять, что это за хорошенькие штучки здесь лежат, но так ничего не поняв, решила рассмотреть предмет более детально. Аккуратно, двумя пальчиками она подняла верхний – самый крупный лепесток и поднесла его к глазам. Яркий солнечный луч осветил лепесток и тот вспыхнул и засиял волшебным светом – светом всех сказок мира! Это зрелище так поразило девочку, что, застыв от восторга и удивления, малышка не могла перевести дыхание. Через некоторое время, как только дар речи вернулся к ней, она тихонечко спросила, как видно, у самой себя: «Что это?» Мимо по дорожке проезжал на велосипеде без педалей мальчик лет шести. Он был очень занят, так как изо всех сил старался набрать максимальную скорость, чтобы переехать находящуюся впереди лужу, не замочив ноги. Девочка окликнула приятеля и тот, затормозив подошвами ботинок, резко остановился и преданно посмотрел на подружку.
— Что это такое? Строго, словно учительница, задала вопрос девочка, указывая на светящийся лепесток.
— Не знаю, озадаченно пробормотал мальчик и неожиданно громко прокричал в сторону взрослых,
— Мама, это что такое у Яны? Повторив несколько раз свой вопрос , он добился того, чтобы мама отняла от уха мобильный телефон, с которым ей так трудно было расставаться, и, едва взглянув в сторону девочки, произнесла нежно, словно спела,
-Это цветочек, Тимошенька. Это цветочек.
— Цветочек, — удивлённо повторила девочка.
— Нет, нет, — уверенно возразил Тимоша, — таких цветов не бывает!
— А где ты это нашла?
— Вон там, за скамейкой, — тихо сообщила Яна и добавила, — там их много.
— Ну-ка, давай поглядим, — солидно заявил Тимофей, явно подражая отцу, и, оставив в сторонке свой транспорт, важно направился к объекту исследования. Придя на место, он уверенно сгрёб в обе ладошки все лепестки и принялся их рассматривать. Взгляд мальчика постепенно смягчился, и он снова стал похож на шестилетнего Тимошеньку.
— Какие красивые, — восхищённо произнёс он, чуть- чуть подумал и, вдруг, глаза его засветились ярче лепестков розы, ярче солнечных зайчиков, шныряющих повсюду. В них сияла невообразимая радость.
— А я знаю, что это такое! Знаю!
Улыбка осветила его лицо счастьем .
— Что, что это? Что ты знаешь? Скажи! – умоляла девчушка, но Тимоша молчал и только улыбался хитро и весело. Через минуту он, как видно, пришёл в себя и заговорщически произнёс.
— Это шарики! Шарики! Ша-ри-ки! – радостно твердил мальчик.
— Какие шарики? – удивлённо переспросила Яна.
— Как какие? Как какие! Которые разбились!
— Разбились? Как это они разбились? — Девочку удивил и поразил ответ и та непонятная радость, что цвела в его глазах.
— А вот как разбились! Воскликнул он и со всей силы подбросил лепестки розы вверх. Они взлетели в голубую синь весеннего неба, словно только и ждали этого чудесного момента. Сияющие на солнце пурпурно красные, округлые лепестки, в самом деле походили круглые огни праздничного салюта. Они парили в воздухе и плавно, словно нехотя, опускались вниз, украшая собой всё вокруг.
— Ой, как здорово! Шарики разбились! – радостно воскликнула девочка. Она подобрала несколько лепестков, бросила их вверх и праздник повторился. На радостные крики Тимоши и Яны собрались другие малыши, игравшие на детской площадке. Им понравились чудесные «шарики», которые так весело «разбивались». Радость охватила всю детвору. Эта несказанная радость подняла ребятишек и понесла их по дорожке через детскую площадку, через двор, вдоль их длиннющего дома всё дальше и дальше. Победные, радостные крики малышей разлетались во все стороны, взвивались к небесам, словно звонкие птичьи голоса.
— Шарики разбились! Шарики разбились! – неслось повсюду, и слышно было везде, даже в самых дальних уголках огромного двора. Вслед за детьми бежали обеспокоенные родители. Им не понятна было странная детская радость.
— Что за шарики такие? Где они их нашли? Почему они разбились и, наконец, что хорошего в том, что они разбились? Отчего все дети, как с ума сошли?
Запыхавшиеся родители соображали всё это на бегу, пытаясь догнать своих чад и решая, как они должны отреагировать на их не объяснимую выходку.
Одна только старенькая женщина никуда не бежала. Она сидела на лавочке и улыбалась солнечному деньку, мирной тишине, которую в её понимании не нарушали детские крики радости. Она понимала, что красивые лепестки цветка вполне могут напомнить и праздничный фейерверк, и, взвившиеся в небо сотни разноцветных надувных шаров и вообще любой праздник. Красота – она всегда рождает праздник в душе. Жаль, что многим взрослым людям она всё реже становится доступна. Став большими, они считают гораздо более важным и полезным сосредоточить всё своё внимание на недостатках, ошибках и опасностях. До красоты и радости просто «руки не доходят». У детей же для радости всегда готова душа. А то, что шарики «разбились», так для малышей в этом нет никакого ущерба. Раз они разбились, значит, их стало больше. Это же здорово!
— Пусть радуются, пока заботы и беспокойства не поглотили все их радости, — подумала старушка и подняла тот — самый первый лепесток розы, который своей красотой поразил Яну. По воле случая он лежал рядом с ней на старой скамейке под раскидистой яблоней. Его сочный красный цвет, нежность и бархатистость напомнили женщине совсем другой цветок. Он был подарен ей в далёком прошлом, когда эта лавочка была совсем новой и сладко пахла деревом, а яблоня молодым хрупким деревцем. Сюда пришла она весенним вечером на своё первое свидание. Это далёкое воспоминание подарило ей, как и детям, несказанную радость. Только её радость отличалась от детской – шумной и подвижной. В то время, когда дети на крыльях своего счастья преодолевали пространство, старушка со своей тихой радостью преодолевала время. И всесильное время покорилось её тихой радости и подарило старой женщине прекрасные минуты счастья. Вот и вся история.

Почему это случилось со мной, Боже?

Я окинул взглядом стены детского хосписа. Со всех сторон на меня смотрели лица, исполненные боли и надежды, израненные и борющиеся за жизнь. Кто-то из них ещё находится рядом с нами, умножая нашу радость, другие уже покинули нас, побуждая нас ожидать встречи с ними в объятиях Божиих…

Почему умирают дети? Почему так рано? Почему так больно? Почему несказанную радость от их невинного бытия сменила такая невыносимая боль? И если для некоего неведомого нашего блага, то почему это благо так горько?

Почему?

Молодая пара. Только недавно познакомились. Единственная мечта их — жить в любви. Как можно сильнее любить друг друга! Как можно полнее! Как можно глубже! Вот она — настоящая жизнь! В этом не только сладость и красота, в этом есть и сила. Такая любовь не может быть эгоистичным чувством, она не ограничивается лишь собой, она не самодостаточна. Любовь рождает, умножается, даёт жизнь.

В этом круговороте любви они женятся, и вот они уже ждут ребёнка. Он — средоточие и смысл их совместной жизни. Все их мечты теперь о нём, на нём сосредоточиваются все надежды. Первый раз в их любовь входит кто-то третий. Его ещё не видно, но одним своим присутствием он умножает и укрепляет их любовь. Изменения, происходящие в женском теле, подтверждают появление новой жизни, которая не только родилась от любви, но и сама рождает любовь. Крохотный невидимый малыш, которого они понимают без слов, даёт новую жизнь родителям. Они открывают для себя, что любят друг друга не только сильнее, но и как-то по-другому. Их любовь обрела некий новый, более высокий уровень.

Молодая женщина ощущает себя матерью ещё до рождения ребёнка. Она только ждёт мгновения, когда сможет наконец-то обнять своё дитя. Наступает день родов. Естественная боль сменяется радостью появления новой жизни, очарованием нового присутствия в доме, изумлением перед неповторимыми чертами новой личности. Вместе с ним приходят радость, бессонные ночи, волнения, беспокойства, заботы, объятия, поцелуи, игрушки, мечты. Малыш начинает улыбаться, говорить, ходить, делать первые шалости, может быть, даже начинает ходить в школу.

Изо дня в день растёт наша привязанность к ребёнку. Страхи и опасения сменяют друг друга. Мы узнаём, что чей-то чужой ребёнок тяжело заболел. Улыбка исчезает с нашего лица. Но ненадолго. Глубокие внутренние страхи определяют наш душевный мир и отражают наши настроения. Нет, это невозможно! Такое не может случиться с нами. Существует какая-то причина, по которой болезнь постучалась в чужой дом. Вероятность того, что она может посетить и наше дитя, ничтожно мала, её почти не существует. Собирая крохи, крупицы веры, мы мысленно ограждаем себя крестным знамением. Если Бог существует, Он призрит на нас, Он защитит нас, особенно теперь, когда хоть и душевно, но мы успели призвать Его. К тому же, Бог есть Любовь. Он сжалится над нами, над нашим бедным малышом. Ведь наше дитя ещё так невинно. Во время игры ребёнку становится плохо, или однажды утром у него поднимается высокая температура, и мы не можем её сбить на протяжении нескольких дней, или же по непонятной причине он всё время болеет. Мы боимся за него, сдаём анализы, однако нас не покидает уверенность: результаты исследований покажут, что наш ребёнок идёт на поправку, или, в самом худшем случае, он заболел какой-то такой детской болезнью, от которой мир страдал в прошлом, а в наши дни она успешно лечится.

Проходят дни. Безоблачное небо нашей радости один за другим пронзают молнии медицинских приговоров. Это рак. Название диагноза напоминает нам название морского деликатеса. Но теперь у нас возникает впечатление, что этот рак одной клешнёй сжимает наш разум, а другой раздирает нам сердце. Это чудовище снедает и мучит всё наше существо.

Мы не хотим об этом думать, мы не можем это осознать. Совсем недавно мы обнимали друг друга и радовались, что Господь послал нам Своего маленького Ангела. Сегодня наши объятия, словно некий сосуд, наполняются слезами, и мы боимся, как бы Господь преждевременно не отнял у нас Ангела, которого мы теперь считаем своим.

Шквал медицинских исследований сменяется мучительным нашествием безответных «почему?» Почему такая боль, Боже мой? Чем виновато это невинное созданьице? Почему это случилось с моим ребёнком, который мне кажется самым лучшим в мире, а не с чьим-то чужим и далёким от меня? Почему он должен болеть, страдать безмолвно и безропотно, даже не подозревая, что ему придётся вытерпеть? Почему над ним нависла угроза так рано оставить свои игрушки, своих братьев и сестёр, нас, его родителей, этот мир? Почему всё это случилось с нами? Никакая логика не может нам помочь, никакое объяснение не может нас утешить, никакое слово — поддержать, никакой бог — прикоснуться к нам.

Мы вырываемся из этого круга и ищем прибежища в ожидании какого-нибудь чуда. А вдруг? Христос же воскресил дочь Иаира и сына вдовы из Наина. Он исцелил дочь хананеянки и слугу сотника. Бог особенно любит детей и всё время побуждает нас учиться у них невинности. Его любовь неисчерпаема. Сколько чудес происходит где-то далеко от нас, сколько их было в прошлом! Почему одно из них не может случиться в наши дни, с нашим ребёнком? Что Богу стоит? Разве Он не может сотворить одно маленькое чудо?

Но наше стремление таким образом утешиться лишь увеличивает искушение. Чудо потому и есть чудо, что случается крайне редко. И если это чудо случится с нами, разве это будет несправедливостью? Почему некоторые живут в постоянном благодатном присутствии Божием, а другие лишены этого? Почему одни прославляют Господа, а другие — и их большинство — невероятно смиряются и умоляют Его? И опять же, если Он может творить чудеса, то почему не исцеляет всех или, более того, вообще не упразднит болезни, чтобы мы могли прожить те немногие годы, что нам отпущены, радостно и мирно? Быть может, Бог существует для того, чтобы мы страдали, или Его вообще нет, и мы просто мучимся и страдаем?

Кто-то говорит нам, что Бог нас любит и потому попускает нам такие испытания. А этих, что нас утешают, которые на нашу боль отвечают советами и словами, почему их Бог не любит, а только нас? Почему их дети беззаботно играют и смеются, а наш, исхудавший и бледный, живёт среди лекарств и капельниц? Почему их дети шутят и шалят, а наш живёт тщетными надеждами и верой в нашу ложь, что якобы скоро всё будет хорошо и он опять пойдёт в школу? Почему они строят планы относительно своих детей, а мы боимся даже думать о будущем своего ребёнка?

И если предположить, что Бог решит, чтобы не болели дети, то как Он сможет терпеть, чтобы страдали и мучились взрослые? Как бы это могло соотноситься с Его любовью и Божеством?

Почему жизнь настолько трагична? Почему боишься любить? Почему не решаешься отдать себя другому? Почему не решаешься привязаться к кому-либо? Ведь чем сильнее любовь, тем больнее разлука. Чем глубже чувства, тем больше боль. Воистину — почему?

В какое-то мгновение эти «почему» достигают предела переносимости. Кто-то советует нам не задавать вопросов: нельзя у Бога спрашивать «почему». Может быть, именно за этот грех и страдает наше дитя.

И всё-таки эти «почему», когда они продиктованы смиренной и тихой болью, не только составляют образ нашего истинного «я», но и выражают самые глубинные бытийные сомнения этого мира.

Благословение боли

Благословенные «почему»! Их освятил Сам Христос, умирая на Кресте: Боже Мой! Боже Мой, для чего Ты Меня оставил? (Мф. 27, 46) Боже Мой, почему Ты так сотворил со Мной? Что Я Тебе сделал? Разве Я не Сын Твой? Это тот же вопрос, что задаём и мы, но и он остался без ответа. На него не было отвечено видимым образом. Дальнейшие события явили ответ.

Множество подобных горьких вопросов изрекли уста многострадального Иова и начертала трость пророка Давида: священная история запечатлела трагическую смерть их детей. И одновременно эти два человека являют нам пример удивительной веры, стойкости и терпения.

Этот вопрос мы обращаем к Богу, задаём сами себе и тем людям, которые, как мы чувствуем, нас особенно любят. Мы задаём этот вопрос главным образом для того, чтобы выразить то, что происходит внутри нас, и в то же время надеясь, что кто-то нас пожалеет. Кто же может дать нам ответ?

Святой Василий Великий, обращаясь к одному скорбящему отцу, сказал ему, что боль делает человека настолько чутким, что он становится подобен глазу, не переносящему и малейшей пылинки. Даже самое нежное движение усиливает боль страдающего человека. Слова, которые приводятся как логические аргументы, становятся нестерпимыми. Только слёзы, само недоумение, молчание, внутренняя молитва смогли бы успокоить боль, просветить тьму и породить крошечную надежду.

Боль не только пробуждает нас самих, но и рождает любовь в тех людях, которые нас окружают. Они стараются поставить себя на наше место. Чувствуя себя защищёнными, они пытаются разделить с нами наши чувства, не столь приятные для них. И им это удаётся. Боль порождает терпение и одновременно с этим — исполненную любви связь с нашими ближними. Боль порождает истину. В нашем сердце произрастает сострадание к другим людям. В этом и кроется ответ. Так в наше сердце приходит утешение. Его сладость и мир ощущаются больше, чем тяжесть пережитой боли.

Как свидетельствует наука, от одних и тех же родителей может появиться на свет множество совершенно различных детей. Мы очень сильно отличаемся друг от друга внешне, а внутренний мир каждого человека уникален. В силу этого если кто-то посторонний попытается ответить на наш сокровенный вопрос, он нарушит наше священное право: мы должны найти свой собственный ответ, уготованный для нас Богом. Чужая мудрость разрушит истину и свободу Бога внутри нас.

Большая ошибка кроется в том, что мы ожидаем ответа извне, от кого-то другого. Кто из мудрецов, просвещённых людей, философов, священников может быть уверен в правильности приводимых аргументов и знает ответ на наш столь личный вопрос? Ответ можно найти только внутри себя. Не в каких-то аналогичных случаях, не в тяжеловесных книгах, не в рецептах утешения мудрецов. Ответ не находится где-то извне, его не знает кто-то другой. Он рождается внутри нас. И наш собственный ответ — это дар от Бога.

В конечном итоге на все эти «почему» нет тех ответов, которых мы ожидаем по нашей человеческой немощи и скудости. Если следовать обычной логике, найти решение невозможно. Поэтому и Христос крайне мало сказал нам о смерти. Он просто Сам принял её и перенёс страданий и боли больше, чем кто-либо другой. И когда Он воскрес, уста Его были исполнены больше живым дыханием, чем словами. Он ничего не сказал о жизни или о смерти — только пророчествовал о мученичестве Петра. На боль невозможно ответить аргументами. Ведь и смерть, и несправедливость не имеют логического объяснения. Эти вопросы разрешаются дуновением и дыханием, которые исходят только от Бога. Они разрешаются Духом Святым и преодолеваются смиренным принятием воли Божией, которая всегда истинна и одновременно так непостижима.

Испытание порождает бурю вопросов, на которые нет ответа. И мы, уцепившись за эти «почему», «может быть» и «если бы», сохраняем надежду, выживаем в этом мире, ожидая чего-то более прочного и постоянного. Но его нет в предложенном нами человеческом решении, оно кроется в неожиданном и сверхъестественном Божественном утешении. Каждая наша попытка заменить его чем-то человеческим оборачивается несправедливостью по отношению к нам самим. Ограничивая себя рамками рационалистического подхода, мы лишь усугубляем свою личную трагедию. В диалоге с болью, несправедливостью и смертью мы вынуждены выйти за пределы человеческих измерений. В этом кроется не только выход из испытания, но и благодеяние.

Единственная возможность

В конце концов, если вопрос мы можем задать сами, то ответ на него должны ждать. Или Бога нет, или Он попустил это испытание, чтобы даровать нам уникальную возможность. Если бы не было Распятия, не было бы и Воскресения. И Христос был бы тогда просто хорошим учителем, а не Богом. Бог даёт нам уникальную возможность приподняться над своими слабостями, выйти за пределы человеческих измерений. Нам остаётся только увидеть эту возможность и достойно использовать. В этом случае духовная польза происходящего будет гораздо больше, чем сила и боль испытания.

Смерть, боль, несправедливость являются таин?ством, которое можно нарушить неосторожным словом. В этих обстоятельствах истина не может быть выражена как мнение или аргумент, но проявляется в смиренном принятии боли. Этот путь на границе между жизнью и смертью, между ропотом и славословием, между чудом и несправедливостью, с его неожиданными поворотами и скрытыми терниями, являет нам истину жизни. Тому, кто устоит в искушении, истина откроется в таком виде, в котором он никогда её себе не представлял. Боль в том, кто может её вместить, рождает первозданную чуткость и раскрывает такую действительность, которую иначе невозможно увидеть. И дело не в том, что произойдут какие-то события или откровения, — они и так существуют. Дело в том, что откроются глаза и ты сможешь их увидеть. К сожалению, существует бесспорная истина: только теряя что-то очень желанное, мы познаём и постигаем нечто большее.

Я уверен: ни боль, ни несправедливость не могут упразднить любви Божией. Бог существует. И Он есть Любовь и Жизнь. Совершенная Любовь и вся Полнота Жизни. И самая величайшая тайна Его бытия — в Его сосуществовании с болью, несправедливостью и смертью. Может быть, самый большой вызов для каждого из нас — это сосуществовать с нашей собственной личной болью, с надеждой принять в крепкие объятия эти глубинные «почему», внутренне смиренно ожидая Бога среди тех «несправедливостей», которые, как нам кажется, Он нам посылает.

Несколько дней назад ко мне подошла одна молодая девушка. Казалось, что лампада её жизни едва теплится. Среди невыносимой боли я различил надежду. В её заплаканных глазах я увидел радость, силу и мудрость.

— Я хочу жить, — сказала мне она. — Но я пришла не для того, чтобы Вы мне это подтвердили. Я пришла, чтобы Вы мне помогли подготовиться к уходу из этого мира.

— Я священник жизни, а не смерти, — ответил я ей, — поэтому и я хочу, чтобы ты жила. Но позволь мне спросить у тебя кое-что. Во время тяжкого испытания, ниспосланного тебе, ты никогда не спрашивала: «Почему это случилось со мной, Боже?»

— Я Вас не понимаю, отче. Я спрашиваю: «Почему это случилось не со мной, Боже?» И ожидаю не смерти своей, а просвещения.

О смерти детей

Источник журнал «Фома»

Конечно, на такие вопросы ТАК – через журнал – не ответишь… любой священник подтвердит: надо видеть глаза человека, слышать его голос, надо брать его рук в свои, и, — даже если нет на это сил – утешать, как заповедано Христом… (Помните слова о. Алексия Мечёва: «Утешайте, утешайте народ Божий !…» — а разве, по совести говоря, кто-то из нас нуждается в чем-то другом?…)

Так что всё, сказанное ниже, — не утешение. Это – размышление. Горькое – ведь мне, как и всякому батюшке в наше время в нашем месте, не раз приходилось хоронить детей (в маленьком, на немногим более 80 000 жителей, Минусинске – в год около полутора тысяч похорон, и стариков-то мало умирает, всё больше – зрелых и молодых…и, увы, немало детей), — стоишь на кладбище, ёжишься от пронизывающего ветра, выглядываешь: и где она, похоронная процессия, где катафалк? – ан нету катафалка: подъезжает скромная «шестерка», и под мышкой несут маленький ящичек, вроде того, что используют для помидорной рассады… И вот – отпевание, и полные упования слова из Чина отпевания младенцев не особо радуют и обнадёживают, и дым из кадила, как бы ни был хорош ладан, — горек и невыносим…

Горькие мои мысли и тревожные. Тревожные – ведь и у меня трое детей. Старшая – совсем взрослая, младшие – еще младшеклассники… Честно говорю: потеряй я одного из них – не знаю, как я смог бы это перенести. Ни за что не ручаюсь, правда.

Дети, дети, куда вас дети…

Младенец, коему – нет и года…Венчик бумажный – слишком тяжел для маленького лобика, и к чему всунуто в прозрачные пальчики «рукописание» — молитва о прощении грехов?… и как ответить на немой вопрос родителей –»за что?!» — молодые папа и мама, хорошие, добрые христиане, несколько лет просящие у Бога для них, бездетных (по чьей тоже вине?!) – ребенка; и – вот…

Девочка, около трех лет, — цирроз печени (ну откуда бы?!..) Мама спохватилась, — крестил я ее на дому, как раз на Рождество Христово…(Помню, были со мной и сотрудники социальной службы, привезли подарки рождественские, — но девочка, раздувшаяся от водянки, не в силах даже стонать, не то что плакать, почти и не глянула на яркие китайские игрушки, на шоколадки и мандарины…) А через два дня – уже ее хоронили.

Парень 17 лет: саркома…Сгорел быстро, родные не успели понять, что к чему…

Девушка, единственная, любимая дочь у матери, — уехала учиться в большой город… Убили ее там . Мама – замкнулась в себе, закаменела в своем неизбывном горе. Мама ходит в храм, исповедуется, причащается даже. – но из обыденной жизни выпала совершенно. Устроив на могиле дочери мавзолей, все дни проводит там, забросила работу, повседневные дела, вся – в служении умершей дочери… Кормит белок на ее могиле, белки – сытые, разжиревшие…

Мальчик-дошкольник сгорел в доме, по неосторожности матери… Она была на похоронах, но не смогла выйти из машины. И я – не смог подойти близко, такие чёрные волны горя рвались оттуда; благословил издали…

Дети, невинно страдающие и умирающие – сорбент мира. Они собирают в себя его грех, его грязь. Если бы не их страдания, мир бы, наверное, погиб в страшных мучениях… Невинные жертвы – как невинной жертвой стал и Сам Христос , великий Ребенок, мудро и по-детски никому не солгавший, мудро и по-детски любящий и учивший любви, мудро и по-детски дарующий чудо исцеления больным и убогим, мудро и по-детски звавший всех вспомнить детство –Царство Небесное, мудро и по-детски просивший Папу пронести муку мимо, но если уж никак – то пускай, мудро и по-детски простивший глупое зло Своим мучителям : «Не ведают, что творят…»

Нет горя на земле горше, чем горе матери, потерявшей ребенка . «Плачет Рахиль о чадах своих и не хочет утешиться, ибо их нет».

Как быть, если это произошло? Как быть – священнику, к которому мать пришла и с этим горем, и со страшными, отчаянными вопросами, на которые нет ответа ( а какого труда ей подчас стоит совершить такой приход в храм!…)?

Самое последнее дело – что-то ДОКАЗЫВАТЬ страдающей матери. Логически объяснять и надеяться, что раненое сердце её будет внимать логике… Думается, что священнику, назидающему : «Радуйся! Хорошо, что умер – а то бы вырос и стал безбожником или наркоманом!…», лучше бы подумать, не в осуждение ли себе носит он крест… «Нет, не хорошо, что умер!» – закричит сердце матери – и будет право. Потому что – поверх всех резонов мира сего – живое чувство материнства в ее сердце вложил Сам Бог. Всякая мать ( не говорю о крайних случаях, о патологиях, когда мать равнодушна к судьбе ребенка, — пусть кто-то скажет, что ныне в обществе таким случаям несть числа, но все же они – страшное исключение…) – желает счастья, радости, здоровья своему чаду, а главное – ЖИЗНИ.

И вот тут – вспомнить бы о Христе, о котором только что мы поминали: что Он, мудро и по-детски пойдя на смерть – воскрес.

Не смог умереть.

И нам – не даст, если будем с Ним…

Желает мама чаду, осознанно или подспудно — той самой вечной жизни, которую и нам даровал, воскреснув, Христос, которую мы, худые чада Церкви, должны бы, по Символу веры, «чаять», но память о которой подчас едва теплится в ожиревшем нашем сердце, полном чаяний совсем о другом, о сиюминутном….

Поэтому – что сказать матери, потерявшей ребенка? Да, сказать правду: он сейчас – на ступень ближе к вечной жизни, чем вы сами. Вряд ли надо говорить, что «ему сейчас хорошо» — как может мама согласиться, что чаду хорошо – без неё? – но что есть реальность, в которой живем мы все, и взрослые, и дети. Разлука тяжела – но она не вечна. Если вы любите свое дитя – то все равно будете с ним, ведь любовь притягивает, как магнит – железо, по выражению одного из персонажей небезызвестного фильма «Матрица», «любовь – не эмоция, любовь – это связь между объектами»….

«Быть вместе с ним», надев петлю на шею? – даже не думайте. Вот в этом случае точно с ним не будете. И боль свою – не утешите, только усугубите.

Но если вы хотите быть вместе с ребенком – а он – у Бога, — то Бога вам не миновать. Употребите жизнь не только на то, чтобы горевать об утрате – но и на то, чтобы измениться самой, войти в эту вечную жизнь и тоже быть с Богом. Только возле Него вы встретитесь с утраченным чадом.

Смерть – это не смерть. Это еще одни роды. Ребенку, пока он девять месяцев плавает в утробе мамы, тоже кажется, что ЭТО – весь его мир, что никакого другого нет… И вдруг – приходит страшное испытание: начинают его рвать-тянуть-лишать привычной среды обитания… «Ну все, конец!» — думает ребенок, ан глядь – а выходит он в новый мир.

Новый? Насколько наш мир – иной по отношению к чреву беременной женщины?…иной – но тот же самый. Вот так и «тот свет» — тот же самый, хотя и иной…

Мама воскликнет : «А чем ДОКАЖЕТЕ?!»

Вот тут я, правда, не знаю, что сказать… Чем же я докажу. Правда, не знаю. Могу только одно сказать: «Ну так а что ж делать-то нам с вами, родные вы мои?! ну что?! Ну давайте потерпим, поверим Богу на слово!… доживем – а там видно будет!»

Наверное, больше и ничего, уж простите… Страшная она штука, жизнь. Рискованная. Но надо её жить, эту жизнь, надо идти вперед, — ради тех, которых мы любим…

Ещё раз оговорюсь: всё это можно сказать тому родителю, кто расположен СЛЫШАТЬ (а такое устроение человека – уже половина его исцеления от душевной раны). Но – одно предупреждение: ежели ты, иерее, будешь это все говорить ИЗДАЛЕКА, с высоты своего сана, без искреннего сострадания к человеку, — толку не будет. Видишь ли, исцеляет только любовь Христова. А она подается не иначе, как через нашу любовь, как вода к растению поступает не просто так, а по системе капилляров, нарушь которую – и самый щедрый полив пропадет туне, растение погибнет… Бери этого человека на себя, говори, или молчи, или плачь вместе с ним, или просто молись о нем, — как тебе твоя пастырская любовь подскажет… А нет этой любви – кайся. Кричи: «Христе, ну нету любви у меня, сделай что-нибудь! Не оставь нас, грешных! Верую, Господи, помоги моему неверию!» Вера, видишь ли, через которую Господь творит чудеса, — это не просто «нечто и туманна даль», не мифический флогистон, витающий в пространствах, не умозрение, — это орган, мускул внутри человека. А его надо как-то тренировать, прилагать усилия к его шевелению… И, призывая страдающего родителя : «Веруй!» — надо учиться веровать самому, работать атрофированным мускулом. Иначе – ежели не можешь сам плавать, как же утопающего спасёшь?..

Глава XXIII. ПРИЧИНЫ СМЕРТИ В ДЕТСКОМ ВОЗРАСТЕ

Когда человек уходит после смерти, он забирает с собой ум, тело желаний и жизненное тело; в последнем хранятся картины прошедшей жизни. В течение трех с половиной дней после смерти эти картины запечатлеваются в теле желаний, чтобы сформировать основу жизни человека в чистилище и на Первом небе, где зло искупается, а добро ассимилируется. Опыт самой жизни забывается, как мы забываем умение писать, но сохраняем способность. Сущность всех опытов, накопленных в течение прошлых земных жизней и существований в чистилище и на различных небесах, сохраняется человеком и образует тот запас, которым он располагает при новом рождении. Страдания, которые он перенес, взывают к нему голосом совести, добро, которое он совершил, придает его характеру все больше альтруистических черт.

Если три с половиной дня, следующие непосредственно после смерти, были проведены человеком в условиях мира и покоя, он способен намного глубже сосредоточиться на картинах своей прошедшей жизни, и ее отпечаток на теле желаний будет глубже, чем в том случае, когда его будут тревожить либо истерические рыдания близких, либо другие события. Тогда он будет гораздо острее чувствовать хорошее или плохое в чистилище и на Первом небе, и в следующих жизнях это острое чувство будет безошибочно направлять его. Но он не может сосредоточиться, если рыдания близких будут отвлекать его внимание, или если он погибает в результате несчастного случая — на переполненной улице, в железнодорожной аварии, при пожаре в театре или других несчастных обстоятельствах, которые будут, разумеется, мешать ему правильно сосредоточиться; не может он сосредоточиться и на поле сражения, будучи там убитым. И чтобы не случилось потери жизненного опыта по причине столь неблагоприятных обстоятельств ухода, закон Причины и Следствия обеспечивает компенсацию.

Мы обычно считаем, что рождение человека завершается с его физическим рождением. Однако как в течение периода беременности плотное тело защищено от внешних воздействий защитной оболочкой матки матери до тех пор, пока оно не достигнет достаточной зрелости, чтобы встретиться с окружающими условиями, так и жизненное тело, тело желаний и ум продолжают вынашиваться после физического рождения и реально рождаются в гораздо более поздние периоды, потому что они не прошли столь долгой эволюции, как плотное тело. Им требуется более длительное время для достижения зрелости, необходимой для индивидуального существования. Жизненное тело рождается на седьмом году, и его появление отмечается периодом усиленного роста. Тело желаний рождается во время полового созревания, то есть в четырнадцать лет, а ум рождается в двадцать один год, когда человек становится совершеннолетним.

То, что не начало жить, не может и умереть. Поэтому, когда ребенок умирает до появления тела желаний, он приходит в невидимый мир на Первое небо. Он не может подняться на Второе или Третье небо, поскольку ум и тело желаний не родились и, стало быть, им не суждено в этот раз умереть, так что он просто ожидает на Первом небе новой возможности воплощения. Если в предыдущей жизни человек умер при вышеупомянутых неблагоприятных обстоятельствах (или в результате аварии, или на войне, или же горестные излияния родственников воспрепятствовали ему извлечь пользу из глубоко запечатленных злых и добрых деяний), тогда в следующей жизни он умирает ребенком, чтобы в этот раз понять следствия страстей и желаний прошлой жизни, которые он должен был усвоить в чистилище в прошлый раз, но не сделал этого из-за посторонних помех. Так он выправляет развитие сознания и рождается вновь, чтобы продолжить эволюцию.

В прошлом человек был чрезвычайно воинственным и по своему невежеству был не слишком внимателен к умирающим родственникам, стараясь из всех сил удержать их на земле; последних, впрочем, было, вероятно, немного, в сравнении с числом погибших на поле сражения. Исходя из этого, детская смертность сейчас должна быть аномально большой. Но со временем человечество станет лучше понимать и осознавать, что «быть сторожем брату своему» больше всего нужно при его уходе из этой жизни, сохраняя спокойствие и молитвенное состояние. И тогда детская смертность сократится во много раз.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >