19 мая режиссер Никита Михалков посетил Пензу. Первоначально предполагалось, что визит будет частным. Однако за то время, что Михалков был в городе, он успел встретиться с губернатором Иваном Белозерцевым, открыть мемориальный горельеф актеру немого кино Ивану Мозжухину, осмотреть киноконцертный зал. Гость не стал общаться с прессой, зато на протяжении двух с лишним часов беседовал со студентами и преподавателями Пензенского госуниверситета — о том, почему считает происходящее в «Ельцин-центре» диверсией, о травле со стороны либеральных СМИ, контактах с СВР, фильме «Левиафан» и многом другом. Публикуем выдержки из этой беседы.

«Я считаю это диверсией»

— Современная образовательная политика — это благо или зло для России?

— Я буду категоричен: к сожалению, зло и огромное (аплодисменты в зале). Вы знаете, что Джобс, который придумал айфон, запретил своим детям сидеть в интернете — они читали книжки и писали от руки, потому что он понимал, что это за сила. Он понимал, что появление возможности получить информацию в течение секунд дает право ничего не запоминать. Прогуглил и забыл. У тебя нет потребности хотеть узнать, запомнить и воспользоваться этим. Если человек, имеющий три айфона, айпад, 15 кредитных карт, где-нибудь в монгольской степи, где я снимал картину «Урга», отстал от автобуса с туристами и остался один, он — ничто. Ему некуда позвонить, потому что ничего не работает, и кредитную карту ни в какой банкомат не сунешь. И тогда полуграмотный монгольский пастух для него становится богом.

Когда человек надеется только на то, что он прогуглит и получит ответ, — никто же ведь не знает, кто ему его даст. Представьте себе такую гипотетическую ситуацию, что ответ будет давать дьявол. И у человека нет альтернативы этому ответу…

«Ельцин-центр» в Екатеринбурге. Детям бесплатно показывают мультипликационный фильм про историю страны, где вообще нет Александра III. Потому что о нем ничего плохого сказать нельзя. Зато есть вся мерзость: история России — это гадость, вранье, кровь, рабство, обман, истребление человеческого достоинства. И все это, сделанное в дорогостоящей анимации, идет в течение 10 минут и попадает в неокрепшее сознание ребенка. И последний кадр — постепенно исчезающие руководители страны, и остается один Борис Николаевич Ельцин — вот с чего начинается история России. Я считаю, это диверсией. Потому что через 10 лет такого воспитания вырастут люди, которые вообще не будут существовать в понимании того, что они — часть огромного великого целого. Для них история начинается с 1991 года. Это преступление. Я говорил об этом президенту четыре дня назад.

Фото: Дмитрий Макаров

Не надо ничего ломать, там (в «Ельцин-центре» —»СП») потрясающее оборудование, сенсорный экран. Но замените эту программу. Так же водите бесплатно детей, но расскажите им про страну, в которой они живут. Как же можно вот так, щелчком предать поколения? Это беспамятство для меня являет собой очень продуманную политику создания внутри страны базы для того, чтобы в любую секунду принять у себя «голубые береты» или «зеленые» из любой другой страны.

Мы пропустили Украину — это вина наша. А там 23 года каждую минуту шла работа, и выросли люди, которые никогда не повернутся к России. Никогда. Только через кровь, унижение, ужас. Сегодня это люди, которые убеждены, что Бандера — герой. Их нельзя винить — они так воспитаны.

А те дети, которые воспитаны в «Ельцин-центре» (в том виде, в каком он сейчас есть), через 15 лет будут спокойно говорить: мы хотим отделиться. Потом начнут жечь покрышки. Появятся бейсбольные биты, снайперы постреляют, введут войска, последует обращение к НАТО: помогите, истребляют гражданское население. К этому идет. Мы не понимаем этого? Все всё понимают.

— Что президент вам ответил, когда вы с ними общались четыре дня назад?

— Он сказал: наверное, надо разобраться, что это такое. Вообще в его устах это звучит серьезно.

«Эту картину погубили до выхода»

— Я смотрела все ваши фильмы. Больше всего меня поразил «Сибирский цирюльник». Мы там увидели настоящий патриотизм русского офицерства, солдат. Что бы вы предложили: как создать такую вузовскую базу в России, чтобы наши ребята становились патриотами, а наши девушки получали бы образование, в том числе и эстетическое, как это было раньше, в царские времена?

— Когда вышел «Сибирский цирюльник» (1998 год — «СП»), в России было 36 кинотеатров, остальное — мебельные центры, развлекательные центры. Мы напечатали 30 копий картины на страну, и она собрала в прокате больше двух миллионов долларов, что было абсолютным рекордом и для этого количества копий, и для этого количества кинотеатров. Фильм был нужен людям. На него водили ребят из кадетских корпусов, потом они писали сочинение по Кодексу чести русского офицера. Четыре года «Сибирский цирюльник» шел на экранах. В кинотеатре «Аврора» в Питере истерлась копия, мы ее сняли, а люди попросили вернуть. Фильм показывали раз в неделю по воскресеньям, и были полные залы.

Что сделала с картиной либеральная пресса? «Квасной патриотизм» и так далее. Чего только не было. Но тогда они опоздали. Зато подготовились к картине «Утомленные солнцем-2».

Я видел книгу, прекрасно изданную в Швеции, по заказу: «Ошибки фильма «Сибирский цирюльник». К примеру, у меня в картине американский флаг появляется на две с половиной секунды. Сделали стоп-кадр, пересчитали звезды и констатировали: на флаге, показанном в фильме, на две звезды больше, чем должно быть. Сколько пуговиц у мундира, на какую сторону они застегнуты, могли ли каторжники бежать тем самым маршрутом по Москве, по которому их вел, — вот до такого доходило. А в конце книги анонс: сейчас Михалков готовится к постановке военно-патриотического фильма «Утомленные солнцем-2».

Эту картину погубили до выхода, месяцев за восемь ее начали мочить. Я не верил в это вообще: как можно по двухминутному трейлеру сказать, что картина ужасна. Это не документальное кино, это притча о том, где Бог на войне; о том, что когда война с врагом идет на своей территории, то воюет все — губная помада, мышка, паучок. Не надо искать там правду жизни, она о другом.

А дальше меня потрясло следующее. Картина была на Каннском кинофестивале. После показа люди 20 минут аплодировали, и они бы продолжили, если бы я не ушел. На другой день во французской прессе, в «Фигаро» вышла статья: «Полный провал сталиниста Михалкова». Ну что ж такое. Хорошо, вам может не нравиться картина, но это же…
Я обратился в одну службу — это бывшая служба внешней разведки. Говорю, ребята, проанализируйте прессу, я оплачу все ваши расходы, командировки — мне просто интересно.
А, между прочим, до этого, я показывал картину, еще не до конца готовую, Кевину Костнеру — чтобы он мне сказал, что будет понятно американскому зрителю, что непонятно. Он посмотрел ее, расплакался, после этого прислал мне три страницы, мелко исписанные, в которых были такие вещи! Во-первых, пишет он, не нужно, чтобы американский сержант в фильме не знал, кто такой Моцарт; было бы хорошо, если Джейн, которая проститутка, была, например, англичанкой, а не американкой и так далее. Его что, кто-то за язык тянул? Нет, это внутренний цензор, который существует в этом прекрасном свободном мире.

Фото: Дмитрий Макаров

Так вот, проходит три месяца, я звоню руководителю службы, спрашиваю: готово? Он говорит: готово. Могу забрать? Говорит: нет, мы должны сначала это показать президенту. Получается так, что через какое-то время я оказываюсь на приеме у президента и случайно вижу на столе этот документ, весь подчеркнутый. Прошло еще две недели, я взял этот отчет. Это такая гигантская машина работала! Когда российские кинокритики, когда мы не получили приз, писали: «Ура, мы сделали это». Не надо наивно полагать, что это (травля «Утомленных солнцем-2») — эдакая случайность. Это не случайность, я могу сказать это сегодня абсолютно точно. Они пропустили «Сибирский цирюльник», профукали. Когда они поняли, что этот фильм делает со зрителями, они подготовились и истребили следующий.

Вы спрашиваете о воспитании девочек, о воспитании патриотизма. Механически патриотизм не воспитать. Вы посмотрите, какой энтузиазм возник в стране, когда появился «Бессмертный полк». И вы почитайте с какой ненавистью, ястребиной ненавистью, это стали уничтожать, потому что вдруг забрезжило национальным объединением. Для тех, о ком я говорю, это страшно.

То, о чем вы спрашиваете — это не разговор в военкомате и не показ фильма «Сибирский цирюльник». Это ежеминутная работа родителей, учителей, воспитателей. А для этого мы должны договориться, по каким законам мы живем. Ведь что такое идеология? Это всего-навсего договоренность людей, по каким нравственным законам они живут. Почему Бзежинский сказал: коммунизм разрушен, осталось разрушить православие. Потому что это единственное, чем можно удержать страну.

Я считаю, что единственно правильное — это то, что называется просвещенным консерватизмом. Этот мощный корень, который поддерживает ствол всего дерева, — это и есть воспитание, о котором мы говорим. Но когда мы видим 30 учебников по истории, когда выходит учебник «Российский язык», когда спрашивают, зачем было сдавать Ленинград, ведь посмотрите на Париж — немцы пришли, потом ушли, город остался, люди живут. И те дети, которые ходят в «Ельцин-центр» через пять лет скажут: а действительно, зачем? Идет вымывание того, на чем держалась нация.

Сегодняшнее поколение на Украине — оно проиграно. Сегодня у нас тоже есть потерянное поколение. Нужно терпеть и выращивать нечто другое, нужно все время что-то делать, в ваших руках — педагогов и студентов — есть то самое оружие, которое вы обязаны использовать. Вы не должны допускать, чтобы люди учились на абсолютно противоположных позициях, построенных в исторических учебниках. Я сейчас не про единообразие говорю, а про ту самую договоренность между людьми: что мы строим, откуда мы родом и как существовала страна, которую мы чувствуем своей родиной…

«Жестокая правда без любви есть ложь»

— Я — украинец, и буду говорить о наболевшем. Я бы очень не хотел, чтобы Россия свалилась в ту пучину бардака и полуфашизма, который имеет место быть на моей родине. К великому сожалению, я наблюдаю как некоторые представители вашего цеха, которых я отношу к пятой колонне, активно воздействуют на умы россиян: театральный режиссер Иосиф Райхельгауз, Андрей Макаревич тот же самый. Я хочу спросить: есть ли надежда на то, что эти бесы наконец-то серьезно и реально будут изгнаны в места, где похолоднее и посвежее?

— Когда разговор идет о соперничестве ислама и православия, я предпочитаю не мечети крушить, а церкви строить (аплодисменты в зале). Вопрос заключается не в том, чтобы репрессировать, не давать говорить, заткнуть Макаревичу рот, а в том, чтобы, когда он говорит что-то такое, не согласное с нашей точкой зрения, люди отвечали бы: нет, я не согласен. Тогда ему некому будет говорить. Я люблю Макаревича, он прекрасный музыкант. Думаю, то, что он делает — это, во многом, попытка удержаться на плаву в другой сфере.

Мы должны не запрещать, а делать свое. Мощно, убедительно. За десять лет русское кино отравило русского зрителя — он перестал ходить на русские фильмы. Ему отвратительно смотреть на себя в блевотине, с осколком бутылки в голове, с ментами. Говорят: ну это же правда. Но знаете, один гениальный старец сказал: жестокая правда без любви есть ложь. Говори правду, самую жестокую, но ты скажи мне, кого ты любишь. Ты для чего говоришь — чтобы я этих людей ненавидел как ты их ненавидишь, или ты хочешь помочь мне и этим людям выйти из того положения, в которое мы попали?
Люди пишут: «Я вообще не смотрю российское кино». А что они смотрят? «Трансформеры», 3D. Везде в этих картинах абсолютно ясная, прозрачная и ничем не прикрытая идеология: единственные люди, которые спасают мир — это американцы. Но мы посмотрели — ух ты, как здорово! — и забыли. Мы не живем по этому принципу, мы ментально другие.

Что такое картины «Легенда № 17» и «Экипаж»? Говорю вам с абсолютно чистой душой, потому что это картины нашей студии «ТриТэ», — по сути, очень неплохие советские картины. Это не шедевры вроде «Летят журавли». Это профессиональные картины, в которых ты сопереживаешь героям, беспокоишься за них и тебе радостно, что эти герои — твои соотечественники. Это советское кино. Но какой же надо было пройти круг отказа, отвращения, для того чтобы вернуться к тому, что люди опять стали ходить на кино, которое можно смотреть с детьми, с женой, не закрывая при этом детям глаза и не затыкая жене уши.

Для меня надежда сегодня заключается в том, что эти картины реально начинают зарабатывать деньги. Зрители хотят смотреть их еще и еще один раз. Это значит, что существует некая парабола протрезвления. Но почему мы должны дойти до дна и только ото дна оттолкнуться. Ну почему только война, катастрофа, ужас объединяют нас для того, чтобы мы, взявшись за руки, посмотрев в глаза друг другу, поняли и сказали: у нас своя жизнь, вы чего к нам лезете, вы кто такие, чтобы нас учить.

— Я два раза смотрела вторую часть «Утомленных солнцем». Первый раз я ее не поняла в силу возраста, второй раз я не поняла другое: почему на нее обрушилась такая волна критики. Сразу вспомнила фильм, который в 2014 году сильно шумел в России, — «Левиафан» Андрея Звягинцева. Когда он не взял «Оскар» за лучший фильм на иностранном языке было очень много вопросов: как же так, он показывает такую правду. У меня от этой правды все внутри — все духовное, что было во мне — как сгнило. Вопрос: какую правду нужно показывать российским кинематографистам, чтобы забирать «Золотые Глобусы» и выставляться на «Оскар». И вообще надо ли ее показывать?

— Сегодня я возвращался к этому вопросу. Жестокая правда без любви — есть ложь. Звягинцев — очень талантливый человек, прекрасный режиссер, профессионал абсолютный. Но вот я смотрю картину «Левиафан». Я полюбил там кого-нибудь? Нет. А мне вообще важно, что там происходит? С определенного момента — нет. А вообще, правда, что надо ломать дом, чтобы поставить церковь, когда рядом с домом 400 километров пустого пространства? Я в это не верю. Артисты хорошо играют? Прекрасно. А что я должен отсюда вынести? Что я мерзота? Что я живу в отвратительной, мерзкой, гнусной стране, полной несправедливости, подлости, грязи, нечистот? И что, мне стало легче жить? Я почувствовал себя победителем, ощутил прилив сил, чтобы что-то изменить? Ты дал мне волю жить своей картиной? Нет, не дал. Ты показал ужасных, несчастных, отвратительных людей, которых ты не любишь и даже не жалеешь. И мне не за что держаться.

Когда эта картина получает «Золотой Глобус»… А что поняли люди, дающие «Золотой Глобус» в этой картине? Что их привлекло к тому, чтобы понять и почувствовать людей, живущих в другой стране — в немаленькой стране с великой культурой? Что? Ничего.
Вы говорите, что делать, чтобы получить «Оскар» или «Золотой глобус»? Знаете, когда работаешь для премий, тебе никогда их не хватит. Начинаешь думать, что им может понравиться. У Герцена, не помню точно цитату, есть такие слова: «Человек, в ком поступки и помыслы не в нем самом, а вне его, он раб при всех храбростях своих». Если импульс, чтобы снять кино или написать книгу — не в тебе самом, а в том, как это может понравиться — ты раб. С определенного момента (по крайней мере, это со мной произошло) мне стало менее интересно, что думают про меня. Мне интереснее, что я думаю про других.

— В 1995 году «Утомленные солнцем» получили «Оскар» как лучший иностранный фильм. Какие эмоции вы испытывали в первые секунды после объявления результатов голосования жюри?
— Я был пьяный очень (смех и аплодисменты в зале). Знаете, я был больше всего потрясен, когда вошел в зал, где проходила церемония, и увидел там толпу старушек, пожилых людей в бриллиантах, бабочках, в кольцах, и какая-то темнокожая тетка с рацией им что-то вдалбливала. Думаю, это что же со звездами как с зэками разговаривают. А это — клакеры, массовка. В церемонии есть паузы, когда меняют декорации (это только по телевизору все идет как по накатанной), и вот я захотел выйти, встаю, и тут же на мое место садится человек в бабочке или дама в бриллиантах, чтобы не было пустого места. Обратно в зал пускают тоже только в паузах. А так как это длинная очень история, я раз шесть выходил выпить (смех в зале). Я уже третий раз был номинирован.

И вот, я брал вискаря, выпивал по 100 грамм, между прочим. Дочь Надя, с которой мы были вместе, смотрела на меня и говорила: «Ну пойдем обратно, ну что ты так, корову что ли проигрываем». Короче, она каждый раз за мною выходила, а я все пьянее и пьянее возвращался. Не так, чтобы совсем пьяный, но, когда я вернулся в последний раз, мне уже было абсолютно все равно, кто там и что получит. Поэтому, когда объявили нас, у меня было реальное изумление.

Я не очень помню, что там дальше было. Помню только, как поднял Надю на плечо и подумал: какая же она тяжелая стала.

Сергей МИРОШНИЧЕНКО: “ПРАВДА БЕЗ ЛЮБВИ – ЛОЖЬ…”

– Конечно, во многом на меня повлияли те, кто учил меня будущей профессии. После школы я около пяти лет работал у бывшего фронтового оператора Константина Петровича Дупленского, снимавшего в свое время вместе с Микошей и Карменом. Это его кадры – где наши солдаты в освобожденной Вене танцуют вальс с австрийскими девушками. У него много сильных кадров. Он снимал освобождение Севастополя, Одессы, жизнь боевых частей на фронте… И я счастлив, что мог с ним работать.Потом, поступив в 1978 году во ВГИК, я учился у прекрасных педагогов, среди которых оказался и Николай Николаевич Третьяков. Он преподавал русское изобразительное искусство и был глубоко верующим человеком. Именно благодаря его влиянию я пришел в Церковь. Еще в те годы стал ездить в Отрадное к отцу Валериану.

Надо сказать, тогда это было еще небезопасно. В институте знали, что я православный и на экзаменах по “партийным” дисциплинам встречали, мягко говоря, неласково. Но когда я снимал свою дипломную работу, произошел курьезный случай. Мы с оператором приехали на остров Залит снимать фильм о жизни рыбаков, но были встречены очень холодно. Несколько дней ходили, просили разрешения на съемки, добивались какой-то помощи от властей, пока партийный начальник не сказал мне: “Сергей, знаешь, я ничего не могу тебе посоветовать, что тебе тут снимать. Ты сходи к батюшке нашему, отцу Николаю, пусть он тебе посоветует!” И я пошел.

Так состоялось мое знакомство с отцом Николаем Гурьяновым, одним из выдающихся священников того времени… Никогда не забуду той встречи. Что самое удивительное, отец Николай действительно помог мне своими советами сделать хорошую работу о местных рыбаках. А еще он много говорил о Тарковском и рассказал мне о фильме “Сталкер” за шесть месяцев до его премьеры во ВГИКЕ…

Церковь Шевчука и Церковь Михалкова

– Федор Бондарчук, Алексей Петренко, Ирина Купченко… Все они участвовали в вашем цикле “Земное и небесное”. По какому принципу Вы подбирали ведущих?

– Дело в том, что мой фильм – не просто история Православия в нашей стране, это еще и субъективный взгляд на Церковь разных людей. Нам хотелось, чтобы зритель мог сам решить, чье понимание веры ему ближе. Кому-то больше понравится Никита Михалков, кому-то Золотухин… У каждого свое место в Церкви.

Вот мой друг Юра Шевчкук – это действительно человек особой, но при этом потрясающе пронзительной веры. Она в нем как лезвие какое-то внутри: обнаженная и настоящая. Ну так ведь он же поэт!

А у Купченко вера другая – женская. Русские женщины верят как-то… терпеливо, что ли? Они так устали, им столько приходится выносить от нас, мужиков, мы столько всего наворотили в этой жизни… Во многом именно поэтому ей досталась в нашем фильме серия о Войне.

Конечно, глубина и сила веры у всех разная. Но я не хочу вникать, кто из них верит больше, а кто меньше. Об этом вообще сложно судить, потому что в разные периоды жизни человек совершенно по-разному сосредоточивается на своем отношении к Богу. Ведь, когда я иду с друзьями вечером в бар, вряд ли я пребываю в состоянии глубокой молитвы, хотя и верить не перестаю…

А вообще, знаете, можно долго рассуждать, кто больше верит, а кто меньше, но есть же еще и конкретные дела. Вот Федя Бондарчук просто взял и совершил благородный поступок – вообще отказался от денег за съемки. Причем, тогда он был совсем не такой состоятельный человек, каким стал сейчас.

– А зачем Вы, в принципе, обратились к истории Церкви?

– Мне хотелось поговорить на эту тему максимально доступным современному светскому человеку языком. И я очень рад, что Сергей Кравец, руководитель Центра “Православная энциклопедия”, с которым мы работали над фильмом, полностью меня поддержал.

Задача действительно оказалась непростой, ведь нужно было найти правильный тон. Мы попытались – выстроили сложный сценарий, где картины реальной жизни переплетались с изложением каких-то сухих исторических данных. При этом нужно было не скатиться в дешевый пафос, и тут уже особая роль отводилась ведущим.

Они должны были не отдаляться от зрителя, вещая о чем-то свысока, а, наоборот, быть как бы “заодно” с ним, узнавать по ходу фильма что-то новое для себя, общаться с живыми людьми, носителями знания и веры.

К примеру, когда актер Алексей Петренко приходит в Киево-Печерскую лавру, он не просто рассказывает о ней, а беседует с монахом. Об истории, ну и, конечно, о вере. К тому же документальные кадры перемежаются игровыми. Мне кажется, так зрителю легче понять ведущего, установить с ним некую связь.

– В Вашем фильме принял участие сам Патриарх…

– Я бы даже рискнул сказать, что Святейший стал одним из героев нашей картины. Он в ней почти незаметен, потому что говорит только финальное слово, появляясь в конце каждой серии. И лишь в последнем фильме цикла он выступает как бы его со-ведущим.

Вообще, встреча с Патриархом произвела на меня огромное впечатление. Лично для себя я понял и останусь при этом мнении уже до конца: России невероятно повезло, что в период разрухи и ненависти людей друг к другу Церковь возглавил именно этот человек. В нем поразительно сочетается приверженность традиции с современным образом мысли. При этом он удивительно образован и интеллигентен.

Думаю, только такая фигура может сплотить нас сегодня.

Последние дети империи

– Ваш фильм “Рожденные в СССР” – рассказ о людях одного поколения, начиная с их детства. В течение многих лет Вы следили за жизнью двадцати человек. Вам хоть раз приходилось вмешиваться в их судьбы, или Вы сохраняли “чистоту эксперимента”?

– В принципе, сохраняли. Хотя однажды все-таки пришлось вмешаться. Когда мы начинали этот цикл, одним из его героев стал семилетний мальчик из детского дома в Иркутске. Потом его усыновили люди из США. И все поначалу смотрелось так благостно, так замечательно, и лишь потом выяснилось, что приемная мать у него жестокая, злая женщина. Очень много тогда сделала продюсер фильма Джемо Джапп. Она очень добрый человек, очень любит детей… Не смогла пройти мимо. Приемных родителей лишили родительских прав, и мальчик перешел жить в другую семью. Сегодня этому парню двадцать один год. Он программист, живет во Флориде. Поставил перед собой цель: разбогатеть, чтобы дать денег тому приюту, в котором он воспитывался. Уже добился определенных успехов

А вообще мы, конечно, влияем на своих героев, хотя и косвенно. Вот представьте, что вашу жизнь периодически снимают. Я бы сам на такое не отважился, но ребята, которые согласились, приняли такое решение добровольно, и они знали, на что шли.

– А как возникла идея подобного фильма?

– Она появилась в Англии еще в 60-е годы. Тогда телевизионная группа “Гранада” и режиссер Майкл Аптетт начали снимать одних и тех же людей каждые семь лет. Сегодня героям этого фильма уже по сорок девять, а начиналось все, когда они были детьми.

Тот проект был абсолютно социальным: изначально брались богатые и бедные дети, на что и делался упор, но впоследствии англичанам захотелось развить свою идею, и в 1989 году они запустили проекты “Рожденные в Америке” и “Рожденные в СССР”. Меня пригласили снять советскую часть нового цикла.

По правде сказать, я сперва сомневался. Проект был очень сложный, очень социальный и очень многофигурный. Но скоро идея фильма меня затянула. Ведь есть такая фраза: “Дайте мне ребенка в семь лет, и я скажу, каким он будет человеком”. Чтобы понять ее правоту, я отснял три фильма, дождавшись пока героям исполнится двадцать один год…

Паузы между сериями играли важную роль. Я работал с Никитой Сергеевичем Михалковым над “Анной от шести до восемнадцати”, и видел, что иногда за год человек меняется очень мало. А вот семь лет – это уже выразительный скачок.

Вот октябрята со звездочками, закат советской эпохи, и даже в семилетних детях ощущается общее напряжение, страх того, что все может рухнуть. Потом пауза, и вдруг – совсем другой мир: те же люди, но они совсем не похожи на себя в детстве. Переходный возраст, повальное увлечение рэпом, они кричат, шумят, у них танцульки какие-то, они свободные тинейджеры, отрицают все, ищут Бога и не находят. Стараются понять, что такое Любовь, не просто между мальчиком и девочкой, а в более широком смысле, и в религиозном тоже. Потом еще скачек, снова те же люди, но им уже двадцать один, они уже должны определяться с собственной жизнью, решать, как ее пройти, и здесь главная тема – выбор пути.

Думаю, двадцать восемь лет – это должна быть серия о семье, но, скорее всего, ее снимать буду уже не я.

Но я очень рад, что мне довелось делать эту работу, потому что она многому научила меня самого. Я стал больше любить людей и разные народы, увидел, насколько красив мир в многоцветии своих культур. И еще я понял, что нельзя ставить диагноз человеку, исходя из его сиюминутного состояния. Я снимаю людей, но говорить какими они станут в будущем – не могу.

– Кто-то из ваших героев пострадал от того, что родился в СССР?

– Нет. Ни одной жертвы Советского Союза. Дело в том, что мои герои застали его лишь в детстве. Все плохое прошло мимо них, единственное, с чем они успели соприкоснуться – система советского воспитания, которая, как это ни парадоксально, во многом копировала христианские принципы. То есть наших героев успели научить тому, что нельзя красть и убивать, нужно любить папу и маму, быть верным своей стране, но не успели накачать всевозможной идеологией.

Естественно, они чуть-чуть советские, так ведь все мы такие!

Но в то же время они уже по-другому мыслят, они смотрят вперед, они открыты и живут в другом обществе. И это люди с разных концов страны, из разных социальных сред. Хотя, конечно, я старался не брать каких-то особенных вундеркиндов. Я показывал “среднестатистических” людей.

Вообще, я очень рад, что все у этих людей относительно хорошо, что все они живы и здоровы, ведь мне предрекали, что 20 процентов я должен уже потерять. Такова, по крайней мере, статистика смертности на территории бывшего СССР.

– Они ощущают, что чего-то лишились?

– Скорее всего, среды, в которой привыкли жить. Вот , например, человек из Грузии, живущий ныне во Франции, когда вспоминает родину, говорит о бескорыстной дружбе, которой нет среди его новых друзей. Но, на самом деле, они пока об этом не думают. Им еще предстоит оценить это.

Чего боится Солженицын

– Вы сняли еще один цикл документальных работ, который сами условно называете “Великие зеки XX века”. Кто из его героев произвел на Вас наиболее сильное впечатление?

– Сразу оговорюсь, что это лишь условное название. Вот Юзу Алешковскому оно не нравится. Он говорит: “Великих зеков не бывает, зеки все униженные”. Но это же и интересно в моих героях: как они сумели превозмочь обстоятельства и подняться вопреки всему…

Не знаю, кто из них произвел на меня большее впечатление. Встречи с этими людьми – это разные периоды моей жизни, и каждая из них давала определенный урок.

Вот Леонид Леонидович Оболенский, герой моей работы “Таинство брака”. Встретившись с ним, я понял, что есть эгоизм художника и есть самоотдача просветителя. Леонид Леонидович как раз такой человек: подавивший в себе художника, сделавший себя просветителем. Он отдал самого себя настолько, насколько мог. Его друг Эйзенштейн тоже старался давать что-то людям, но он так и остался художником-эгоистом… А ведь то, что у нас не хватает просветителей – это как раз и есть проблема отсутствия христианского начала.

Когда я встретился с Астафьевым, произошло другое открытие: я понял, что такое народная боль. Настоящая боль, резкая, ожесточенная, не всеми принимаемая. Я увидел ее и впервые задумался: что же мы делаем со своим народом? Зачем мы превращаем его в этого урода?!

А вот Георгий Степанович Жженов стал для меня настоящим примером героя, человека способного на глубочайший самоанализ. Он сам хотел понять, в чем беда русского человека, и в чем его сила. Ведь у нас принято русским людям про них как бы со стороны рассказывать. Пусть, мол, знают, какие они на самом деле. Да и с другими нациями, на самом деле, то же самое. А тут вдруг – попытка понять самого себя. Георгий Степанович в этом плане идеальный герой. Он из Питера. Питерский человек, прошедший в двадцатом веке все самые страшные испытания, но оставшийся личностью, способной изнутри осознать все, что произошло со страной.

– А Солженицын? Сегодня его работы начинают активно экранизировать. Неужели это так просто сделать?

– Тут все неоднозначно. Ряд произведений Солженицына очень кинематографичен. “Один день Ивана Денисовича”, к примеру, может стать мощнейшей, серьезнейшей, глубокой картиной. Если, конечно, его сумеют снять жестко и грамотно. Ведь по сути своей, это не рассказ, а белый стих, и потому он требует особого подхода. То же и “Раковый корпус”.

А вот такие вещи как “Красное колесо” или “Архипелаг ГУЛАГ” – другое дело. Их снять очень сложно. Конечно, многое зависит от режиссера. Поставил же Сергей Бондарчук “Войну и мир”. Можно по-разному относиться к этому фильму, но картина однозначно состоялась.

Хорошо, что кинематограф обратился к Солженицыну. И правильно, что началось это именно сегодня. Общество наше пришло в себя после потрясений 90-х годов, мы дозрели до этих книг.

По своим личным ощущениям хочу сказать, что Солженицын – это человек, который действительно переживает из-за неправильного душевного развития общества, из-за того, что современный путь ведет в новый тоталитарный тупик. А этого он боится больше всего.

И еще он глубоко верующий человек, я это чувствовал в каждом его слове. Он волнуется и, видимо, как большой художник чувствует какие-то апокалиптические нотки, которых становится то больше, то меньше, но никто не знает – когда именно они начнут складываться в мелодию. И потому Солженицын так хочет довести до конца свое ”Красное колесо”, потому что пытается сказать: февральская революция произошла из-за эгоизма элиты, всех этих Гучковых, Милюковых, Родзянко и Керенских. И ведь это может повториться сегодня …

Вот кажется, что теперь ситуация не такая как в 90-х, что взрыва уже не будет. Но вспомните “застой” и как резко все оборвалось после него. Знаете, у меня дочь сняла фильм о шахтерах, называется “Угольная пыль”. Там один молодой шахтер говорит, что их именно такой пылью и считают. “А что она такое? Это взвесь, и малейшая искорка дает взрыв”.

Может быть, у Солженицына просто слух лучше и он ощущает эту угрозу, которую мы не замечаем?

Говорить о людях, помнить о Боге…

– Что вы можете сказать о современной документалистике?

– Увы, сегодня преобладает жанр, который я бы назвал “желтые фильмы о покойниках”. Ну, и различная расчлененка, конечно. Дело даже не в их жестокости. Отец Дмитрий Дудко как-то сказал: “Жестокая правда без любви – есть ложь”.

Современный документалист стремительно отдаляется от своего героя. Он смотрит на него откуда-то свысока и совершенно ни о чем не переживает. Просто фиксирует.

Конечно, так проще работать. Зашел, снял какого-нибудь алкоголика, бича или бомжа – и готово. Любуйтесь: как человек пал, как он низок. Снова все та же жесткая правда. И никакой любви, никакого сострадания. Зато снимать легко.

– Но сегодня в кинематограф приходят верующие люди. Может, им удастся изменить ситуацию?

– Главное, это темы, которые они выберут. Православным режиссерам нужно идти к людям, разговаривать с ними по-христиански, затем рассказывать о них с позиций веры, а не делиться своим пониманием христианства, потому что такие рассказы обычно довольно скучны. Это надо быть Солженицыным, чтобы интересно излагать свои мысли на подобные темы. А если ты просто недавно крестился и хочешь всем рассказать о Православии – то только людей будешь мучить, да болтать о Боге всуе.

Количество куполов и колокольного звона в картине вряд ли что-то изменит. Вот Шукшин сделал “Калину красную”… Ведь это очень серьезное произведение. Помните, он плачет на погосте? Там еще церковь разрушенная…

Так и нужно снимать.

Одиннадцать строчек о любви

Давайте поговорим о любви.
Справедливость без любви делает человека жестоким
Ответственность без любви делает человека бесцеремонным
Правда без любви делает человека критиканом
Ум без любви делает человека хитрым
Приветливость без любви делает человека лицемерным
Компетентность без любви делает человека неуступчивым
Власть без любви делает человека тираном
Честь без любви делает человека высокомерным
Обязательность без любви делает человека раздражительным
Богатство без любви делает человека жадным
Вера без любви делает человека фанатиком
Что это все значит?

Давайте поговорим о любви. Что для вас любовь — радость, или боль? Может ли человек жить без любви? Попробуйте написать о любви несколько строчек. Сложнее всего с определениями. Чаще всего вспоминают слова апостола Павла: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится». (1Кор.13:1—8) Но, привести примеры вот такой любви не так просто.

О любви я знаю очень мало. Гораздо больше знаю о том, как больно и тяжело жить без любви. Два года я работаю корреспондентом сайта «Милосердие.ru», и мне не раз приходилось отвечать на телефонные звонки. Чаще всего обращаются за помощью. Никакими словами этих людей не утешить. Спасает то, что человеку иногда бывает достаточно того, чтобы его кто-то выслушал. Звонят старики: «Прожил жизнь и оказался никому не нужен. Мама, отец и брат умерли, родственников нет, кроме дочери, но ей на меня наплевать. Живем в одной квартире, но у нее своя жизнь и посуда своя и еду себе она отдельно готовит».

Без любви все — ничто
Справедливость без любви делает человека жестоким
Ответственность без любви делает человека бесцеремонным.
Правда без любви делает человека критиканом
Ум без любви делает человека хитрым
Приветливость без любви делает человека лицемерным
Компетентность без любви делает человека неуступчивым
Власть без любви делает человека тираном
Честь без любви делает человека высокомерным
Обязательность без любви делает человека раздражительным
Богатство без любви делает человека жадным
Вера без любви делает человека фанатиком

Одиннадцать строчек о любви, распечатанных на принтере, я впервые увидела в больнице святителя Алексия, на посту сестер милосердия. Многие из тех, кто видит эти слова впервые, на минуту задумываются и говорят, «это — про меня». Почему именно сестры милосердия любят эти слова? Наверное, потому, что сохранять любовь в сердце для них — профессиональная необходимость. Сохранять любовь, общаясь с людьми порой сложнее, чем держать равновесие, идя по канату.

Еще один телефонный разговор повторяется в нашем храме почти каждый день с различными вариациями.

—У нас бомж (алкаш, наркоман, бездомный) лежит в подъезде, приезжайте, заберите.
— Он болен?
— Нет, просто спит.
— А сам он чего хочет, вы спрашивали?
— Стану я с бомжами разговаривать! Говорю, приезжайте, заберите!

Справедливость без любви делает человека жестоким
Ответственность без любви делает человека бесцеремонным
Правда без любви делает человека критиканом
Обязательность без любви делает человека раздражительным
Власть без любви делает человека тираном
Честь без любви делает человека высокомерным
Богатство без любви делает человека жадным

Любовь очень сложно описать, она естественна, как дыхание, но ее отсутствие ощущается мгновенно и остро, как отсутствие кислорода. Особенно чувствуется отсутствие любви по отношению к слабым, больным, зависимым от нас людям. Когда мать равнодушна к ребенку, дети не заботятся о стариках-родителях, когда врачу или медсестре безразлична судьба пациента, учитель ненавидит учеников, сиделка не подойдет лишний раз к больному, муж с женой годами не разговаривают друг с другом — это ужасно. Оправдания находятся всегда — попробуйте поработать за такую зарплату, попробуйте научить чему-нибудь нынешних школьников, попробуйте жить с этими людьми в одной квартире. Мы упражняемся в искусстве нелюбви каждый день и каждый день от нелюбви страдаем. Термин «синдром выгорания» появился в 1974 году и сначала применялся только по отношению к педагогам, медикам и соцработникам. Психологи определяют «выгорание» как «выработанный личностью механизм психологической защиты в форме полного или частичного исключения эмоций в ответ на избранные психотравмирующие воздействия». Проще говоря, «выгоревший» человек действует стереотипно, как автомат, не включая сердце и душу. Таких людей приходилось видеть каждому из нас, в том числе и в зеркале. Время от времени все мы, общаемся с коллегами по работе, детьми и своими близкими «на автомате», реагируем механически, забывая о том, как больно чувствовать такое отношение. Сейчас синдрому психического выгорания подвержены те, которые по долгу службы часто и много общается с людьми, то есть большинство из нас. Проблема в том, что мы не можем относиться с любовью ко всем людям, с которыми нам приходится общаться каждый день. Они сами виноваты. Мы сами виноваты. Круг замыкается.

И больше всего страдают самые близкие, ведь дома можно не сдерживаться, не носить маску. Самое большее, что мы можем сделать — это «держать лицо». Соблазн приоткрыть клапан и сказать «всю правду», высказать то, что на самом деле думаешь о людях, очень велик. Отсюда наша любовь к сплетням и пересудам. А людей, которые привыкли все держать в себе, нелюбовь начинает «разъедать» изнутри, превращаясь с течением времени в неврозы и хронические болезни. Женщины больше подвержены выгоранию, потому что они эмоциональней, а мужчины «держат все в себе» и потому живут меньше, а дети, поначалу болезненно реагирующие на такое отношение, очень быстро понимают, что их переживания и чувства никому не интересны и вливаются в ряды «сгоревших лампочек». Чтобы снять напряжение и, почувствовать, что ощущает другой, психологи рекомендуют такой способ: в порядке эксперимента выскажите вслух, все что думаете о другом человеке. Только все местоимения «он» замените на «я». Ну, например: «Прихожу я из школы, рюкзак швыряю и иду в грязной обуви через весь коридор. И с немытыми руками — прямо в кухню. Так бы и треснул себя по затылку!»
Дверца в Царствие Небесное
Человек, которому по работе приходится много общаться с неблагополучными, несчастными и непутевыми людьми, рассказал мне, о своем разговоре со священником: «Батюшка, я не справляюсь. Количество посетителей уже переходит в качество моего к ним отношения». А священник ответил: «А ты думай о том, что, что каждый человек открывает для тебя дверцу в Царствие Небесное».

Нерешенных проблем в нашей жизни, и в нашей общей стране, к сожалению, не становится меньше. Не отсюда ли желание людей «отгородиться»? Особенно видно это в последнее время в Интернете, на сайтах, где пишут о людях, нуждающихся в помощи. Комментарии к подобным статьям зачастую превращаются в «товарищеские суды» времен социализма: «Он (она, они) сами виноваты. Зачем таким помогать? Вот я, например, с подобной ситуацией справился сам, без посторонней помощи». Человеку кажется, что если он выскажет вслух свое осуждение, то будет гарантирован от подобных проблем. «Зачем она рожала столько детей, если не может прокормить?» «Если бы я заболел, не просил бы помощи. Все равно, болезнь тяжелая, жить осталось недолго». «Детей надо нормально воспитывать, тогда не останешься один на старости лет». «Работать надо было, была бы нормальная пенсия». Как-то на сайте в разделе «кому нужна ваша помощь» подряд были опубликованы две статьи. Обе — о семьях, попавшей в трудную ситуацию. Герои первой статьи — семья с детьми, потерявшая жилье, родители не хотели даже временно отдавать детей в приют, поэтому прожили некоторое время в машине — все семью вместе никуда не брали. С наступлением холодов потребовалась срочная помощь. Читатели сайта не остались равнодушными, статья получила рекордное количество… комментариев. Читатели осуждали безответственных родителей, которые создали такую ситуацию: «Хоть бы детей пожалели, сдали бы в детдом временно». Не меньшее возмущение вызвала другая статья, в которой собирали средства, чтобы достроить дом многодетной семьи, живущей в сельской местности. Глава семьи, неожиданно овдовев, вынужден был отдать двоих из пяти детей в православный детдом. Вскоре он женился во второй раз, у детей появилась новая мама и семья объединилась. Детский дом был очень хороший, все выходные и каникулы дети проводили дома, новую маму полюбили всей душой, но… Читатели сайта были непреклонны: «Это так запросто можно было сдать парочку детей в детдом, чтобы не мешались под ногами и мамку новую не мешали искать?!!».

Принцип молока или две истории о любви
Чтобы вместить чужую боль нужно большое сердце. А как быть, если оно — маленькое?
— У меня нет семьи, детей, сколько душевных сил я экономлю!
— И где они? Где эти душевные силы, которые ты экономишь?

Кто-то из русских философов сказал, что в нашем климате любовь воспринимается, прежде всего как тепло. И очень горько бывает, подводя жизненные итоги обнаружить, что тебя никто не любит. Сестры милосердия и соцработники знают, что человеку, который за всю жизнь сам справлялся с трудностями, мучительно тяжело на старости лет попросить помощи, и еще мучительнее эту помощь принять. Как будто сердце со всех сторон защищено от любви. А если одиночество старость, болезнь и без помощи не выжить? Оказывается, принимать любовь может тот, кто умеет отдавать. Вероятно, в любви действует «закон молока», который хорошо знают женщины, кормившие грудью — чем больше отдашь, тем больше прибудет. И начинать любить не поздно никогда. Говоря о любви, многие вспоминают своих терпеливых и мудрых бабушек. «Моя бабушка — ровесница 20 века, она родилась в 1900 году, девятерых детей родила, пятерых воспитала, четверых похоронила, — рассказывала одна женщина. — Работала бабушка на хлебозаводе, мыла полы в школе, ходила за 20 километров. Бабушка никогда в жизни ни на кого не повысила голос. Ни тени раздражения мы никогда не видели у нее на лице, никогда никакого ропота. А жизнь у нее была тяжелая. Мужа она потеряла в сорок втором. У нее осталось 15 писем, фронтовых треугольников, ленточкой завязанных, в них она находила утешение. После войны года через два сгорел деревянный дом. Мы не смогли вынести ее чемоданчик. Бабушка после этого пожара стала как тень. Сгорело все, что у нее было дорогого. Может быть, она и плакала, тайком, мы этого не знаем. Каждого человека она принимала с любовью. Гостя умела принять — всякий гость от Бога. От бабушки тоже остались письма, целая коробка. С такой любовью они написаны, что мы до сих пор перечитываем: «Здравствуйте, мои родненькие…
Верушка, ты моя доченька, внученька ты моя Женечка, как вы мои хорошие живете, Бог с Вами пусть остается всегда».

Порой, человек ощутивший любовь другого, вспоминает об этом всю жизнь. О такой любви говорится в рассказе Пола Вилларда. Рассказ этот был опубликован в интернете, а на русский язык его перевела Евгения Горац:
«Я был совсем маленьким, когда у нас в доме появился телефон — один из первых телефонов в нашем городе. Я был еще слишком мал ростом чтобы дотянуться до блестящей трубки, висевшей на стене, и всегда зачарованно смотрел как мои родители разговаривали по телефону. Позже я догадался, что внутри этой удивительной трубки сидит человечек, которого зовут: Оператор, Будьте Добры. И не было на свете такой вещи, которой бы человечек не знал. Он знал все — от телефонных номеров соседей до расписания поездов. Мой первый опыт общения с этим джином в бутылке произошел, когда я был один дома и ударил палец молотком. Плакать не имело смысла, потому что дома никого не было, чтобы меня пожалеть. Но боль была сильной. И тогда я приставил стул к телефонной трубке, висящей стене.
— Оператор, Будьте Добры.

— Слушаю.
—Знаете, я ударил палец… молотком…

И тогда я заплакал, потому что у меня появился слушатель.

Оператор рассказал мальчику, как приложить к пальцу лед и…

После этого я звонил Оператору, Будьте Добры по любому случаю. Я просил помочь сделать уроки и узнавал у нее, чем кормить хомячка. Однажды, наша канарейка умерла. Я сразу позвонил Оператору, Будьте Добры и сообщил ей эту печальную новость. Она пыталась успокоить меня, но я был неутешен и спросил:
— Почему так должно быть, что красивая птичка, которая приносила столько радости нашей семье своим пением — должна была умереть и превратиться в маленький комок, покрытый перьями, лежащий на дне клетки?
— Пол, — сказала она тихо, — Всегда помни: есть другие миры, где можно петь.

И я как-то сразу успокоился. На следующий день я позвонил как ни в чем не бывало и спросил как пишется слово «fix».Когда мне исполнилось девять, мы переехали в другой город. Я скучал по Оператору, Будьте Добры, и часто вспоминал о ней, но этот голос принадлежал старому громоздкому телефонному аппарату в моем прежнем доме и никак не ассоциировался с новеньким блестящим телефоном на столике в холле.
Подростком, я тоже не забывал о ней: память о защищенности, которую давали мне эти диалоги, помогали в моменты недоумения и растерянности. Но, только став взрослым, я смог оценить, сколько терпения и такта она проявляла, беседуя с малышом. Через несколько лет после окончания колледжа, я был проездом в своем родном городе. У меня было всего полчаса до пересадки на самолет.
Не думая, я подошел к телефону-автомату и набрал номер:
Удивительно, ее голос, такой знакомый, ответил. И тогда я спросил:
— Не подскажете ли, как пишется слово «fix»?

Сначала — длинная пауза. Затем последовал ответ, спокойный и мягкий, как всегда:
— Думаю, что твой палец уже зажил к этому времени.

Я засмеялся:
— О, это действительно вы! Интересно, догадывались ли вы, как много значили для меня наши разговоры!
— А мне интересно,— она сказала,— знал ли ты, как много твои звонки значили для меня. У меня никогда не было детей, и твои звонки были для меня такой радостью.

И тогда я рассказал ей, как часто вспоминал о ней все эти годы, и спросил можно ли нам будет повидаться, когда я приеду в город опять.
— Конечно, — ответила она, — Просто позвони и позови Салли».

Алиса Орлова

Правда без любви

Трудно, почти невозможно встретить в жизни такого человека, который бы не хотел, чтобы с ним поступали по правде, по справедливости. Быть может, только святые радовались, когда их оскорбляли, унижали и клеветали на них, памятуя девятую заповедь блаженств: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас» (Мф. 5: 11–12). Но когда речь шла об отстаивании чести других, о стоянии в истине, чистоте веры, сердца святых возгорались пламенем ревности о правде Божией, а уста бесстрашно ее исповедовали.

Чувство справедливости живет в сердце даже самого порочного человека. Искаженное, эгоистичное, болезненно обостренное, оно не умирает, даже когда сожжена совесть и похоронен стыд. Истина – одно из имен Божиих, сущностное свойство Творца, которое по родству образа присуще и человеку. Но как и любовь, благость, всеведение и всемогущество, оно не может быть автономным у Бога. А у падшего создания может. В этом трагедия грехопадения ангелов и людей – когда Божии дары, брошенные в терния страстей, начинают свою автономную жизнь. Тогда мы получаем любовь без правды и правду без любви, веру без ведения и знания без веры, силу без жалости и милость без рассуждения. Ранее я уже поделился своими мыслями об одном из таких явлений нашей земной жизни – любви без правды. Сегодня решился поговорить о правде без любви.

Начать этот непростой разговор придется с исповеди. Мой приход к Богу и в Церковь в середине 1990-х был решительным и для многих неожиданным. Причем отважился на этот шаг я не один, а со своей родной сестрой. Перед нами открылся светлый, неведомый, необъятный и благодатный мир Православия. Покаявшись, омывшись, просветившись, мы вошли в этот мир, как малые дети, – всему веря. И окружение у нас оказалось достойное, святое, как мы думали: люди, посвятившие себя беззаветному служению ближним. В голодные годы кормили и одевали бедных, помогали заключенным, детдомам и многодетным семьям.

Как-то на праздник преподобного Сергия Радонежского в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре моя сестра сподобилась взять благословение у известного и очень уважаемого церковного иерарха. Счастливая, она поспешила поделиться этой радостью с опекавшей нас, младенцев во Христе, матушкой – очень хорошей, жертвенной до полного самозабвения, ревностной, кристально честной и чистой. В ответ сестра услышала: «Ужас! Это же главный кэгэбист!» Через десять лет сестра под моим чутким руководством препарировала книгу митрополита Иоанна (Снычева) о митрополите Мануиле (Лемешевском), профессионально и безжалостно отмечая и комментируя места, якобы свидетельствующие о сотрудничестве последнего с органами. В это время у нас как раз гостили духовные чада митрополита Иоанна. И мы не преминули поделиться с ними своими «открытиями». Растерянные, они только могли возразить что-то типа: у нас своих грехов хватает. Нас это, конечно, не удовлетворило, и мы решили про себя, что рано еще этим младенцам давать твердую пищу. Но внутри какая-то заноза осталась от их беспомощного: «Что нам о других судить!»

Злорадство, язвительность, осуждение “отступников” скрепляли нашу общину. Любовь была – но только к своим

Злорадство, язвительность, осуждение «отступников» в сочетании с осознанием своей полной правоты скрепляли нашу общину крепкими узами единомышленников. И, казалось, любовь была – но только к своим, верным и преданным. Больше всех доставалось князьям Церкви – «экуменическому епископату». Думалось, что все они уже именно те, о которых пророчествовал преподобный Серафим Саровский. Жить в этой атмосфере было душно, но тепло, иногда даже жарко. И хотя посещали порой сомнения в правильности выбранного пути, все они тут же отметались как прилоги лукавого. А доходящее до физического ощущение связанности и скованности воспринималось как непременное условие следования узким путем. Но глубоко внутри, запертое под семью замками, укутанное непроницаемой завесой страха, таилось чувство глубокой несчастности и беспомощности.

Изменилось всё в один день от одной фразы афонского старца схимонаха Гавриила

Изменилось всё в один день от одной фразы афонского старца схимонаха Гавриила: «Духовник неправ!» Слово было сказано со властью. После этого неправда «правдолюбцев» стала выявляться стремительно и неотвратимо. Корпоративная любовь сменилась на жгучую ненависть – теперь изгоями стали мы. Было горько, досадно, обидно – но над всем этим парило чувство обретенной свободы и полноты бытия. Так должна чувствовать себя бабочка, вырвавшаяся из кокона; выздоровевший больной, полной грудью вдыхающий свежесть небес. Но радость омрачалась печалью о том, что близкие, ставшие родными люди закапсулировались во мраке своей человеческой правды – правды без любви, готовы задохнуться в угаре автономной справедливости – справедливости вне истины. Вот поэтому и трудно мне писать о том, что незаживающей раной саднит в сердце.

Следствием автономности добродетелей становится автономное мышление, которое отличает «борцов» за чистоту веры и нравственности. Не буду здесь приводить примеры – их более чем достаточно на ряде вроде бы православных и тем более раскольнических порталов.

Я поведаю только невинную историю из младенчества одного моего знакомого, рассказанную его матерью. Когда Илюше было три годика и он начал ходить в детский сад, его привел в восторг шикарный бант на голове девочки из его группы. Дома, тыча пальцем в свою стриженую голову, он требовательно заявил маме: «Завязи!» Мама стала объяснять: «Илюша, ты же мальчик, а банты носят только девочки». Сын: «За-вя-зи!!» Мама старается: «Ну как я тебе завяжу? У тебя и волос на голове нет!» Илюша, сверля упрямым пальцем затылок: «Заа-вяя-зиии!!!» Учитывая неразвитость младенческого мышления, этот пример не более чем курьез. Но когда подобным образом мыслят взрослые дяди и тети – это уже диагноз.

Правда без любви отличает раскольников, одержимых идеей своей исключительной правоты

Если любовь без правды, про которую я писал в предыдущей статье, бывает присуща еретикам, пытающимся примирить плоть и дух, то правда без любви отличает раскольников, одержимых идеей своей исключительной правоты. Но ни любовь в первом случае, ни правда во втором не достигают единственной цели, ради которой они существуют, – Истины, которая есть Христос. «Ересь, – учит святитель Игнатий (Брянчанинов), – грех ума. Сущность этого греха – богохульство. Будучи собственно грехом ума, ересь не только омрачает ум, но и сообщает особенное ожесточение сердцу, убивает его вечною смертию. Этим грехом человек всего ближе уподобляется падшим духам, которых главный грех – противление Богу и хула на Бога»1. О раскольниках святитель Игнатий пишет: «Расколом называется нарушение полного единения со Святою Церковию, с точным сохранением, однако, истинного учения о догматах и таинствах. Нарушение единения в догматах и таинствах – уже ересь»2. Если ересь, по учению святителя Игнатия, грех ума, то раскол – грех воли. Ересь, как правило, сопровождается расколом, а раскол в конечном итоге нередко приводит к ереси. И то и другое не смывается даже мученической кровью. И хотя раскольники люто ненавидят еретиков, они становятся с ними одного духа, потому что сердца их так же сильно ожесточаются.

Случай из жизни святителя Василия Великого – яркий пример ответственного отношения к пастве и мудрого – к еретикам

Хочу напомнить известный случай из жизни святителя Василия Великого, который являет яркий пример ответственного отношения к пастве и мудрого – к еретикам. Новомученик Иоанн Попов, ссылаясь на свидетельство святителя Григория Богослова, рассказывает о том, «как мужество святителя Василия спасло Кесарийскую Церковь от вторжения арианства». В 371 году поддерживающий арианскую ересь император Валент предпринял новую поездку в Малую Азию с целью дать торжество арианству. «Василий Великий отказался принять в общение арианских епископов, которые во главе с Евиппием предшествовали императору (Bas. М., Ер. 68, 128, 244, 251). Вслед за епископами явился Модест, вельможа, известный своею жестокостью. Он потребовал от имени императора, чтобы святитель Василий исключил из символа слово Όμοουσιος (Единосущный. – еп. П.), угрожая ему в противном случае изгнанием, конфискацией имущества, пыткой. Василий Великий с достоинством ответил, что не боится угроз, и отверг требования Модеста. Наконец 6 января 375 года, в праздник Богоявления, сам император вошел в базилику, в которой святитель Василий совершал богослужение. Император был поражен стройностью пения молящихся и благоговением епископа, который, казалось, даже не заметил прибытия царя. Когда Валент подал свое приношение, то никто из диаконов не решался принять его без разрешения епископа, – земной владыка, привыкший к раболепству придворных епископов, был так смущен, что пошатнулся и упал бы, если бы его не поддержал кто-то из клириков. Тогда Василий Великий подал знак принять приношение императора. Твердостью, тактом, личным обаянием и благоразумною уступчивостью Василий Великий восторжествовал над своими противниками. Валент разорвал уже подписанный указ об изгнании святителя Василия и, удаляясь из Кесарии, оставил ему богатые пожертвования на дела благотворительности (Greg. Naz., Orat. XLIII, 44–55)»3.

Подражая примитивному мышлению псевдоревнителей, нам следовало бы сделать вывод, что святитель Василий Великий, приняв просфору от императора-еретика, проявляет преступный сервилизм4 (недавно я споткнулся об это брошенное в мой адрес, ворованное слово), малодушие, предает Христа и кланяется диаволу. Как бы возопили «православные ревнители», случись эта история в наши дни. Но и во время святителя Василия «борцы» за чистоту веры постоянно упрекали его в «терпимости к еретикам». Интрига против святителя Иоанна Златоуста тоже была построена на обвинении в покровительстве еретикам – Долгим братьям, нитрийским монахам, по недостатку образованности ставшим последователями Оригена. Однако мышление великих учителей и святителей Вселенской Церкви отличалось от мышления их оппонентов масштабностью и всеохватностью, потому что было согрето пастырской заботой и любовью к человеку, пусть даже заблуждающемуся – в первую очередь именно к заблуждающемуся, чтобы спасти его от погибели. Так поступал Христос, так поступают все истинные пастыри. Так должны поступать все православные христиане.

Борьба за автономную справедливость началась сразу, как только грех вошел в мир, – с падения Денницы

Борьба за автономную справедливость началась сразу, как только грех вошел в мир, – с падения Денницы, который увлек за собой часть ангелов, внушив им мысль о несправедливости (неравенстве) установленной Богом небесной иерархии. «Будете как боги», – соблазнил лукавый прародителей в раю лозунгом о равенстве, к которому добавились потом еще два в известной триаде: свобода, равенство, братство! Коварство диавола заключается в том, что он облекает ложь в правду. Человек, по замыслу Творца, должен стать богом по благодати. Поэтому, обещая Еве божественное достоинство, лукавый лжет, не произнося лжи, но подразумевая ее. Говорит: будете как боги! А подразумевает: будете равными Богу. Коварно спрашивает: а правда ли Бог сказал? – всевая помысл, что Бог может сказать неправду. Ловко жонглируя этой автономной, оторванной от Истины правдой, смешивая ее с ложью, сатана дарованную человеку свободу в Боге обращает в свободу от Бога; благословенное братство подвизающихся в добродетели подменяет союзом наслаждающихся грехом. Героизация борьбы за социальную справедливость – непременный атрибут всех революций – порождает такие трагические фигуры, как кровавый Робеспьер, гордящийся своей безукоризненной честностью; дочь столичного губернатора Софья Перовская, лишившаяся всего, даже собственной жизни, ради безумной идеи свержения царизма, холеными руками рывшая подкопы для взрывчатки, предназначенной Российскому Самодержцу, или слепой Н.А. Островский, оставивший советской литературе автобиографический образ Павки Корчагина – героя «справедливой» лжи. Ведь у каждого из них была своя «правда», как и у «героя нашего времени» – бывшего епископа Чукотского Диомида. Или «последнего героя» – Дмитрия Цорионова – Энтео. Подняв на знамена очередной лозунг – социальной справедливости и равенства, борьбы с электронными средствами идентификации личности, оскорбления чувств верующих, – «герои» вступают на путь войны. Революционеры-безбожники на вопрос: кто вас благословил на эту войну? – гордо отвечали: товарищи по борьбе. А вот от наших православных борцов внятного ответа не услышишь – в лучшем случае какой-то неведомый старец, хорошо что не «скрытый имам».

Своей страстной борьбой ревнители маргинализируют саму идею сопротивления злу

Но в чем огромная ложь бывших революционеров и нынешних ревнителей? Своей страстной борьбой они маргинализируют саму идею сопротивления злу в его многообразных проявлениях. Влагая в уста борцов пламенные речи о правде и справедливости, сатана ведет их за собой, возглавляя шествие. И когда неравнодушные, но трезвые, здравомыслящие люди начинают возвышать свой голос против тех или иных проявлений несправедливости и кощунства, на них уже вешают ярлыки: коммунист, диомидовец, божевольник и т.д. Вот чем опасна деятельность всех этих «борцов». Эту их энергию направить бы против борьбы с собственными страстями – святыми людьми стали бы. А так – только разделение и соблазн.

Памятник Конвенту в Париже

Ересь и раскол – для Церкви это всегда трагедия, неутихающая боль. Ведь ересиархи и расколоучители уводят за собой в погибель целые сообщества, которые со временем завоевывают страны и континенты. А ведь это наши братья и сестры, и близкие, и дальние. Так же сотворенные по образу и подобию Божию. Как и мы, предназначенные для вечной жизни, но обрекающие себя на нескончаемую муку.

Есть такое выражение: близкий по духу. Посмотрите, как жадно ищут близких себе по духу зилотов наши «православные ревнители» на одном из «ревнительских» сайтов:

«Дмитрий: Благодарю создателей этого сайта, слава Богу, есть еще христиане, близкие по духу.

Владимир: Когда я читаю комментарии и посты на этом сайте – утешаюсь в сердце, радостно, что есть еще настоящие православные. Иногда впадаю в уныние от того, что нет рядом (в Казахстане) таких единомышленников. Всем помощи Божией».

Когда в ограде Церкви оказываются хронические диссиденты, жди беды

Примеры можно приводить бесконечно. А ведь эти Дмитрии и Владимиры, как правило, хорошие, честные, порядочные люди. Именно эти качества многих из них заставили бросить греховную жизнь и всеми силами души уверовать во Христа-Спасителя. Но и диавол не дремлет. Он обращает ревность неофита на борьбу не столько со своими страстями, сколько с чужими. Хорошо, когда это новоначальное диссидентство, как заразная детская болезнь, проходит быстро и без последствий, выработав иммунитет на всю оставшуюся жизнь. Но когда в ограде Церкви оказываются хронические диссиденты, жди беды. Смысл жизни для вечно воюющего диссидента – борьба с внешним злом. И даже когда зло побеждено, диссидент не находит покоя: его стихия – борьба, бесконечный протест. В то время как святые отцы учат нас бороться со злом внутри себя. Чем отличается религиозный фанатик от ревнителя? Ревнитель мучает самого себя, а фанатик – других. Не навыкнув побеждать свои собственные страсти, невозможно помочь в этом другим, так же как, не умея читать, писать, петь, рисовать, нельзя научить этим навыкам других.

Христос обличает любителей замечать чужие грехи, называя их лицемерами: «Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего» (Мф. 7: 5). Бесчувствие к собственной греховности и обостренная чувствительность к греховности окружающих – признак самой опасной духовной болезни – гордыни. Поэтому и Господь говорит, что пьяницы, блудники, прелюбодеи, осознающие свой грех, ближе ко спасению, чем надменные фарисеи, гордящиеся своей праведностью.

Яркий пример обращения от мертвой правды, «правды законной» – к живой истине – призвание Господом гонителя христиан фарисея Савла, ставшего первоверховным апостолом Павлом. «По правде законной был непорочен, – признается святой апостол, – по ревности – гонитель Церкви Божией» (ср.: Флп. 4: 6). Эта «правда законная» – то есть оторванная от жизни, слепая, лишенная духа истины, – помноженная на ревность, становится беспощадным оружием в руках фарисеев, любой ценой желающих удержать свою власть.

Именно стремление властвовать отличает расколоучителей, которые сразу после отпадения от полноты церковной вступают в яростную борьбу за власть в своих автономных религиозных общинах, претендующих на истину в последней инстанции. Бесконечное дробление раскольнических деноминаций – результат борьбы своеволий и самолюбий, когда каждый хочет быть патриархом, предстоятелем, маниакально стремится к абсолютной власти. Все эти ряженые «патриархи» и «митрополиты» представляют собой жалкое зрелище до тех пор, пока определенные политические силы не берутся использовать их в достижении своих целей. Как на («в» не употребляю не назло, а вопреки) несчастной Украине. Обслуживая интересы нечистоплотных политиков, раскольники и сектанты выполняют самую грязную работу, не гнушаясь уже откровенной ложью и гнусной клеветой, оправдывают убийства и насилие.

Нужно только откликнуться, как Савл, – и тогда уйдет духовная слепота

С лжепатриархами и псевдомитрополитами всё ясно – от людей это неисправимо. Но что же делать с Дмитриями и Владимирами, которых до боли жалко? Они еще в ограде Церкви, хотя духом возносятся над церковной иерархией, легко позволяя себе судить священноначалие и страстно ища поддержки в лице себе подобных. Конечно, нужно молиться за них; с любовью, а не агрессивно разговаривать с ними. Но по опыту скажу: этого недостаточно. Нужно, чтобы они сами захотели измениться. Господь скорбями и искушениями будет призывать и призывает их к покаянию. Нужно только откликнуться, как Савл, – и тогда уйдет духовная слепота и взору откроются такие просторы, такой свет и такая любовь, что «ни смерть, ни живот, ни ангели, ни начала, ниже силы, ни настоящая, ни грядущая, ни высота, ни глубина, ни ина тварь кая возможет нас разлучити от любве Божия, яже о Христе Иисусе Господе нашем» (Рим. 8: 38–39).

07:00 pm — НЕНАВИСТЬ ЕСТЬ ОБВИНЕНИЕ ДРУГОГО В ОТСУТСТВИИ ЛЮБВИ

Об одном протестантском тексте, который при перепирании на православный язык стал весьма парткомовским – «правда без любви делает человека критиканом» и т.п. Он неплохой текст, только перепёрт плохо… Привожу оригинал и свой перевод.

Зашёл в храм свв. Космы и Дамиана. На стене висит текст, который шрифтом помельче распечатан на листовочке так, что любой желающий может взять. Листовочка украшена православным крестиком с барочной виньеточкой.

Текст заимствован из протестантского журнала «Вера и жизнь», 1990 г., из статьи Герарда Энгельсбергера, который говорит, что автор ему неизвестен.

«Есть только одна великая держава на земле – Любовь. Обязанность без любви делает человека раздражительным. Ответственность без любви делает человека бесцеремонным. Справедливость без любви делает человека жестоким. Правда без любви делает человека критиканом. Воспитание без любви делает человека двуликим. Ум без любви делает человека хитрым. Приветливость без любви делает человека лицемерным. Компетентность без любви делает человека неуступчивым. Власть без любви делает человека насильником. Честь без любви делает человека высокомерным. Богатство без любви делает человека жадным. Вера без любви делает человека фанатиком».

Без труда обнаруживается первоисточник на английском языке. Обычно анонимный, в ряде случаев приписан Лао Цзы. Ближайшая параллель этой веренице хиазмов – Эшли Монтагю, он же, натурально, Израиль Эренберг (1905-1999, нет, не из Бердичева, из Лондона): «Интеллект без любви опасен, любовь без интеллекта неполна» (тут симметрия афоризма в первозданном виде, и сказано умно и глубоко).Пошлятины про «державу любви» на английском нет.

Для краткости я позволю себе перевести заново, потому что некоторые нюансы довольно важны, а кое-что при русском переводе утратилось, что сделало текст более ханжеским.

Интеллект без любви делает тебя изворотливым,

честность и справедливость без любви делают тебя жёсткоким и упрямым,

дипломатичность и тактбез любви делают тебя лицемером,

успешностьбез любви делает тебя высокомерным,

богатство без любви делает тебя жестким,

бедность без любви делает тебя радикалом,

красота без любви делает тебя капризным,

авторитет и власть без любви делают тебя тираничным,

труд без любви повергает тебя в рабство,

наивность без любви делает тебя беспринципным,

молитва и участие в богослужении без любви делают тебя эготистом,

вера без любви делает тебя фанатичным,

жизненный крест без любви становится тяжёлым бременем,

жизнь без любви теряет смысл.

В принципе, весь текст мне представляется довольно ханжеским. Он не дуракоустойчив, он легко фальсифицируем. Копыто дьявола проглядывает в дополнении, которого нет в оригинале: «Правда без любви делает критиканом». Когда такое висит в храме Московской патриархии, по официальному документу которой посажены в тюрьму три невиновные женщины, церковное руководство которой ходит с постоянно скошенными от вранья дикириями, это уже попахивает парткомовщиной. Что, разве ложь с любовью превращается в правду или хотя бы в святость? И почему обязательно надо противопоставлять правду без любви – правде с любовью? Как отличить правду с любовью от правды без любви? И, главное, разве не подло – присваивать себе право определять, с любовью или без действует другой человек?

Оригинал обращён к себе. Классический жанр «разговора с самим собой». Когда это адресовано другому – всё, сатанизм и гнусность.

Так что вот ещё одно дополнение:

Когда ты упрекаешь другого в отсутствии любви, то ты-то уж точно не любишь.

Английский текст:

Originally published at Форум сайта «Библиотека Якова Кротова». You can comment here or there.

Tags: Без рубрики