История Русской Православной Церкви

Предисловие

Часть 1. 1900–1917 Вопрос Высшего Церковного Управления Записка митрополита Антония Особое Совещание при комитете министров Предложения епархиальных архиереев Жизнеописание митрополита Антония (Вадковского) Предсоборное Присутствие Обзор политических партий Деятельность духовенства в политических партиях и Думе Царская Семья Отречение Императора Николая II и правовое положение Церкв Синод и Временное правительство Предсоборный Совет Часть 2. 1917–1922 гг Начало работы Собора Собор в период Октябрьского переворота Избрание Патриарха Определения и постановления Собора Ситуация в стране. Первые декреты Декрет о свободе совести Первые послания Патриарха Тихона

Предисловие

История Русской Православной Церкви XX века является одной из наиболее актуальных и перспективных тем в церковно-исторической науке. Ставшая доступной для объективного научного исследования лишь на рубеже 1980–1990-х годов, данная тема уже обусловила за последние годы появление нескольких сборников исторических документов и церковно-исторических работ, дающих представление о многих значительных событиях и этапах истории Русской Православной Церкви XX века.

В связи с тем, что основные исторические источники по данной теме, особенно те из них, которые находятся в государственных архивохранилищах, пребывают в настоящее время лишь на первоначальном этапе своего научного изучения, ни одна из опубликованных в предшествующее десятилетие работ не может считаться исчерпывающим исследованием по истории Русской Православной Церкви XX века. Вместе с тем, новейший период русской церковной истории уникален: трагизм времени и судеб, невиданный в предшествующие эпохи расцвет подвижничества и исповедничества. Все это делает изучение истории Русской Православной Церкви XX века одним из важнейших средств духовно-нравственного воспитания современных православных христиан.

Для православного читателя данная книга может быть полезна еще и потому, что содержащаяся в ней картина русской церковной жизни периода 1900–1927 гг. позволяет лучше представить великое значение подвига новомучеников XX века, канонизация которых является одним из важнейших духовных начинаний, призванных преобразить церковную жизнь современной России.

Книга представляет собой первую часть литературно отредактированного варианта магнитофонной записи лекций по истории Русской Православной Церкви XX века, прочитанных автором в Санкт-Петербургской Духовной Семинарии в 1995–1996 учебном году.

Это обстоятельство обусловливает то, что, несмотря на многочисленность извлечений из исторических документов, приводимых в тексте, книга не содержит научно-справочного аппарата, который бы позволил читателям в полной мере представить ее источниковедческую базу. В то же время перечень приводимых здесь церковно-исторических документов мог бы быть существенно дополнен историческими источниками, введенными в научный оборот и использованными автором при чтении лекций в последующие годы.

Хронологические рамки данной книги (1900–1927 гг.) выбраны неслучайно. На рубеже XIX-XX веков обострились все противоречия русской жизни: социальные, политические, духовные. Поместный Собор 1917–1918 гг. восстановил каноничное Высшее Церковное Управление в Русской Православной Церкви. Совпавшее с периодом проведения Поместного Собора начало многолетних гонений на Церковь богоборческого коммунистического государства обусловило не имеющую прецедентов эпоху русской истории. Однако все первое десятилетие своего существования в условиях непрекращавшихся гонений Русская Православная Церковь сохраняла каноническое единство всего православного епископата и последовательно пыталась не допустить вмешательства государства во внутрицерковную жизнь. Лишь в 1927 г., в результате изменений, внесенных митрополитом Сергием в политику отношений с коммунистическим государством, стало неизбежным формальное отделение от митр. Сергия как части епископата Русской Православной Церкви, находившегося в эмиграции, так и многих авторитетных церковных иерархов, осуществлявших свое служение в Советской России.

Протоиерей Георгий Митрофанов

Протоиерей Георгий Митрофанов заявил в интервью порталу «Православие и мир», что наша Церковь превратилась в лжецерковь, основанную на оккультизме, что наши священники проводят кощунственные мероприятия, а миряне во время богослужений занимаются восточной оккультной практикой.

На фото: протоиерей Георгий Митрофанов

Модернисты не скрывают того, что их гоняют за ереси

Интервью протоиерея Георгия Митрофанова «Правмиру» настолько чудовищно, что поневоле приходит на ум мнение некоторых людей, что есть такие граждане, которые, являясь священниками и монахами, специально вредят Церкви, чтобы ее разрушить. Самое страшное обвинение, которое этот священник бросил в лицо Церкви через «Правмир» – это обвинение в том, что она уже отпала от вселенской Церкви и стала лжецерковью. «Меня волнует лишь то, что в Церкви мы потеряли Христа», – сказал протоиерей Георгий Митрофанов.

Из Катехизиса святителя Филарета Московского известно, что главой вселенской православной Церкви является Христос. Если какая-то поместная Церковь теряет Христа, то она автоматически отпадает от вселенской Церкви и становится лжецерковью.

Поместная Церковь может отпасть от вселенской, если она исказит учение Христа. А РПЦ это учение не исказила. Модернисты, распространяющие ереси, находятся на периферии церковной жизни, а не во главе Церкви. Просто они очень громко орут, поэтому их и слышно. Причем, сами модернисты иногда говорят о том, что священноначалие дает им по мозгам после их еретических выступлений.

Вот что недавно сказали тот же протоиерей Георгий Митрофанов и главный редактор «Правмира» Анна Данилова во время беседы в «Открытой библиотеке»:

Г. Митрофанов: Аня не даст, так сказать, соврать: уж я-то как раз один из тех священников, которые готовы на самые острые вопросы отвечать прямо, даже подчас создавая проблемы сайту «Православие и мир».

А. Данилова: И самому себе.

Г. Митрофанов: И самому себе.

Кроме того, существуют многочисленные доказательства того, что таинства нашей Церкви являются действительными и действенными, как и доказательства того, что бесы борются с людьми, работающими и служащими в Церкви. Я лично про себя могла бы рассказать по этим двум пунктам множество историй. А я знаю такие истории и про других людей. Все эти факты служат доказательством того, что РПЦ не отпала от Христа. Иначе с нами не боролись бы бесы и от наших таинств не было бы никакого результата.

Страшное обвинение Церкви в оккультизме

Протоиерей Георгий Митрофанов бросает и еще одно чудовищное обвинение в адрес РПЦ: в том, что в ее основе лежит оккультизм (магизм, по его терминологии): «Христос нам очень мешает в церковной жизни, особенно в основанной на ритуализме, магизме и многочисленных идеологемах».

Это наглая ложь. Церковь, согласно «Символу веры», свята. Оккультизм и наша Церковь несовместимы. Церковь воюет с оккультизмом, а оккультизм воюет с нею. Если бы в РПЦ был магизм, то она бы стала лжецерковью. Где протоиерей Митрофанов видел в нашей Церкви астрологию, нумерологию, гадания, экстрасенсорику и колдовство? Или он кощунственно называет молебны и таинства, данные нам Христом для исцеления души и тела, магизмом? Поскольку протоиерей Георгий Митрофанов, боясь быть обвиненным в явной лжи и явной клевете, умалчивает об этом, эти вопросы повисают в воздухе.

Кроме того, если бы наша Церковь была бы основана на идеологемах и ритуализме (по терминологии Митрофанова), она бы тоже стала лжецерковью. Я вообще не знаю, что этот человек подразумевает под ритуализмом. Может быть, он так кощунственно обзывает наши молебны, во время которых люди исцеляются от неизлечимых болезней, или обычай освящать куличи на Пасху, после вкушения которых люди освящаются?

Протоиерей обнаружил массовые кощунства

На этом фоне обвинение протоиереем Георгием Митрофановым священников в организации кощунственных мероприятий выглядит лишь легкой детской шалостью: «И поэтому заведомо кощунственные и бессмысленные мероприятия, например, иордани с купанием в проруби, приобретают такую популярность». По Катехизису святителя Филарета Московского, кощунство – это когда священные предметы обращаются в шутку или поругание. Это очень страшный грех. Я лично не вижу ни шутки, ни поругания в крещенских купаниях. То есть это очередная клевета со стороны протоиерея Георгия Митрофанова.

Обвинение мирян в собеседованиях с бесами

По мнению интервьюируемого «Правмиром», миряне во время богослужений не молятся, а занимаются медитацией: «Мы живем во времена, когда для многих православных христиан богослужение стало в лучшем случае формой психологической медитации, в худшем – формальной обязанностью».

Медитация – это оккультная техника, при помощи которой обольщенные адепты восточных религий выходят на связь с демонами. Мне до чтения этого гнусного интервью еще ни разу не приходилось слышать о людях, тем более православных, которые бы занимались во время богослужений медитацией.

А то, что протоиерей Георгий Митрофанов прибавляет к существительному «медитация» прилагательное «психологическая», дела не меняет. Посредством этого прилагательного интервьюируемый только затемняет свою речь, как то любят делать церковные модернисты – чтобы никто не смог однозначно сделать вывод, что они являются борцами с Церковью. У модернистов полно текстов, где они делают намеки или намеренно вставляют противоречия с той же целью – не дать читателю сделать однозначный вывод о том, что они являются борцами с православием. Как сказал архимандрит Рафаил (Карелин), модернизм, «выступая против православия, старается говорить от имени православия».

Нападение протоиерея на крестные ходы

Вконец распоясавшийся интервьюируемый набрасывается и на крестные ходы: «А то, что у нас регулярно случаются массовые крестные ходы – так это не что иное, как создание у самих себя иллюзии религиозности. Когда человек прошел крестным ходом много километров, ему уже не до богословских рассуждений и нравственных терзаний, не до чтения русской христианской литературы. Ему бы выпить, закусить и отдохнуть во славу Божию».

Можно подумать, у нас люди целыми приходами каждый день после работы ходят крестными ходами по своим городам, так что им уже ни книжки православной на ночь почитать, ни молитвенное вечернее правило исполнить.

Святые относились к крестным ходам совсем не так, как относится к ним протоиерей Георгий Митрофанов. Преподобная Манефа Гомельская, обладавшая даром прозорливости, говорила, что крестный ход имеет великую благодатную силу.

Ненависть к Церкви

В борьбе с православием протоиерей Георгий Митрофанов не гнушается даже приемами советских атеистов. А именно: он, также как и богоборцы из атеистических пропагандистских изданий 20-х годов ХХ века, поносит Церковь. Перенести сюда все поношения из его интервью нереально, так как их очень много.

Вот, например, один пассаж: «Возрождая церковную жизнь в стране, мы почти не ориентировались на образованные слои общества, на людей мыслящих, молодых. Нас очень устраивало, что большинство прихожан были не прихожанами, а захожанами, которых с Церковью связывает совершение треб. Нас устраивало, что верующие и Литургию-то воспринимают как одну из треб, причем не самую главную, а менее значимую, чем освящение квартиры, совершение панихиды, молебна. Это был не ориентированный на подлинное преображение человека богослужебно-производственный процесс».

Что же это за бред такой? Как же это Церковь не ориентировалась на образованные слои общества, если православные издательства и Издательский совет РПЦ выпустили столько интересных книг, что прочитать их все нереально? И если в российских городах появились большие православные книжные магазины? Кроме того, в нашей стране были открыты православные институты и университеты – причем, изучать там богословские предметы могут не только мужчины, но и женщины.

Кого устраивало то, что кто-то там воспринимает литургию как одну из треб, если священники постоянно просят людей ходить в храм на службы, и если для донесения этой мысли до людей по распоряжению патриарха Кирилла во всей стране были введены обязательные собеседования перед крещением?

Обзывательство священников

Берет протоиерей Георгий Митрофанов на вооружение и другой излюбленный прием советской атеистической пропаганды – дискредитацию священников. Вот что он говорит: «В открывавшихся приходах часто служили священники малообразованные, которые сами плохо понимали, что делают. Главное, они были неспособны начать мировоззренческий разговор». Но это еще цветочки.

Вот и ягодки: «В 90-е годы, когда встала необходимость заполнить открывающиеся храмы, нас буквально захлестнула волна дремучих священников. Мало того, что они не имели никакого богословского образования, даже культурный уровень их был низок. Увы, это и сейчас случается».

Я лично дремучих священников не встречала.

Но протоиерей Георгий Митрофанов не только встречал в огромных количествах дремучих священников, он еще и насмотрелся на испорченных будущих священников: «Я часто думаю, глядя на студентов (а преподаю я в Духовной академии уже тридцать лет), почему они такие испорченные, почему их ничто не интересует?! Поразмышляв, понял недавно, что они вовсе не испорчены, а просто не развиты».

Как говорится, журнал «Безбожник у станка» отдыхает, авторы «Антерилигиозника» нервно курят в сторонке.

Наезд на святых

Но протоиерею Георгию Митрофанову и этого мало. Он замахивается уже и на отцов, на чей авторитет никто из истинных чад православной Церкви никогда не посягал: «К тому же Православная Церковь, ориентируясь на монашескую традицию, ставила человека перед выбором: хочешь быть честным христианином, соблюдающим заповеди, тогда в миру тебе делать нечего. Беги из погрязшего во грехе мира в монастырь спасаться. Коль скоро остаешься в миру, не обессудь, поступай по обстоятельствам. Это убеждение в той или иной форме существовало много веков в нашей стране. Иначе говоря, христианами могут быть только те, кто уходит из мира, а мир не может быть христианским».

Это очень лукавый текст. Я даже не знаю, каким образом распутать этот запутанный клубок из лжи и правды. Проще написать, как обстоит дело на самом деле. Христос сказал Своим ученикам, что мир является чем-то чуждым Его последователям: «Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир» (Евангелие от Иоанна, 15 глава). А апостол Иоанн Богослов написал в своем Первом послании: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей» (2 глава).

Преподобные настолько не любили мир, что уходили в пустыни и монастыри. Мученики настолько презирали мир, что когда случайно выяснялось, что они христиане, они без колебаний отворачивались от земной жизни и через страдания переходили в Царство Небесное. Все это зафиксировано в христианских книгах и в текстах православных богослужений.

Никогда Церковь никого не заставляла идти в монахи. Но людям говорили истину: тот, кто будет привязан душой к земному, будет сильно страдать от житейских бурь и подвергаться опасности быть потопленным в пучине греха. Тому, кто хочет избежать всего этого, предлагали или уйти в монахи (если у человека было на то призвание), или внутренне отрешиться от житейских передряг и развлечений, но при этом стараться соблюдать все заповеди.

Игумения Арсения (Себрякова) писала: «Все действия Промысла Божия и попущений Его наказательных служат только тогда в пользу человеку, когда он стремится к достижению неземных целей. При лишении всех благ земных, при нанесении и принятии удара всем чувствам своим, при перенесении бесчестия и прочего, там, где сокрушилась бы душа самая сильная, но поставившая целию своих исканий какое-нибудь земное благо, там душа боголюбивая получает крепость, мудрость, свободу, и если чего лишается в этих прилучающихся скорбях, то лишается единственно той связи со страстями, в которых была заключена и с которыми не могла сама по себе разорвать связь».

То есть Церковь говорила в этом вопросе истину, она учила жить так, чтобы люди не терпели во время жизненного пути никакого вреда, а протоиерей Георгий Митрофанов говорит нам, что Церковь несла какой-то бред. Между тем, священномученик Киприан Карфагенский говорил: «Кому Церковь – не мать, тому Бог – не отец».

Алла Тучкова, журналист

Как стало известно «НИ», патриарх Кирилл запретил общаться с прессой преподавателю Санкт-Петербургской духовной академии протоиерею Георгию Митрофанову, призывавшему Церковь ратовать за освобождение участниц Pussy Riot. Сам протоиерей от комментариев отказывается, в пресс-службе патриарха утверждают, что официального запрета не было, а священнослужители признают, что со многими высказываниями Георгия Митрофанова в церковной среде не согласны.

Запрет патриарха Кирилла на общение с прессой в отношении профессора Петербургской православной духовной академии настоятеля храма апостолов Петра и Павла протоиерея Георгия Митрофанова длится с ноября. В беседе с «НИ» протоиерей Митрофанов существование запрета признал, однако от дальнейших комментариев отказался. В пресс-службе патриарха Кирилла «НИ» сообщили, что официального запрета протоиерею Митрофанову не было, и предположили, что «такая рекомендация последовала от патриарха в частной беседе». Существование запрета «НИ» подтвердил профессор Московской духовной академии протодиакон Андрей Кураев, отказавшийся от дальнейших комментариев со ссылкой на «неэтичность».

От редакции. Напомним, что в ночном эфире «Вести +» (00:55 8 июля 2009 г.) была дана отповедь нынешним хулителям России в лице … представителей Русской Православной Церкви. Ведущий процитировал последние публичные заявления, с которыми выступили игумен Петр (Мещеринов), настоятель подворья Данилова монастыря, сотрудник Патриаршего центра духовного развития детей и молодежи при Даниловом монастыре, цензор Московского Данилова монастыря, и преподаватель питерской Духовной академии и член Синодальной комиссии по канонизации прот. Георгий Митрофанов: http://expertmus.livejournal.com/34282.html

Казалось бы, что после публичной порки, которой были подвергнуты (см. видео: http://www.youtube.com/user/expertmus#p/a/f/0/5938Ts1BmEw) прот. Георгий Митрофанов и иг. Петр (Мещеринов) за их апологию коллаборационизма, всем очернителям прошлого нашей многострадальной Родины было вынесено грозное предупреждение. Однако на поверку оказалось, что у «власовцев» нашлись высокие покровителя среди нынешнего священноначалия, о чем с удовольствие поведал о. Георгий Митрофанов, комментируя в эфире питерской программы «Уроки истории» интервью, которое 15 июня 2009 г. дал новый председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата архиеп. Иларион (Алфеев) журналу «Эксперт».

Что характерно, ведущий программы «Уроки истории» прот. Александр Степанов подчеркнул «тот факт, что именно такой высокопоставленный церковный иерарх, каким сейчас является архиеп. Иларион, говорит на эти темы, это чрезвычайно важно, потому что этим задается некоторый духовный, нравственный камертон». Какой же «камертон» задает в Церкви новый глава ОВЦС? Чтобы ответить на данный вопрос, нужно напомнить некоторые эпизоды его церковной карьеры.

Так, прот. Г. Митрофанов торжествующе сообщил радиослушателям, что архиеп. Иларион является кавалером государственной награды Литвы — медали «За мужество и самопожертвование» в память 13 января, которую он получил в 1992 г. за то, что в свое время поддержал движение «Саюдис». По его словам, «для него высоконравственная позиция отца Илариона тогда является свидетельством того, какую позицию должна была бы последовательно и четко проводить Русская Православная Церковь», чтобы «наши отношения с нашими ближайшими соседями, в том числе и с другими прибалтийскими государствами, были бы иными». Однако аудиторию это задело за живое, и в комментариях прозвучало, что «оценка роли «Саюдиса» и участия монаха в политических акциях откровенно настораживает. Все, кто мало-мальски связан с русскоязычной Литвой, знают, что «Саюдис» — отнюдь не просто антикоммунистическая партия. Движима она была оголтелым антирусским националистическим духом, а ее интерпретация исторической роли Литвы сродни современному украинскому мифотворчеству»: http://expertmus.livejournal.com/42906.html

Между тем, мягкая «опала» о. Георгия Митрофанова может быть связана отнюдь не с его поддержкой участниц Pussy Riot, а с критикой … культа Петра и Февронии, активно насаждаемого Светланой Медведевой! На конференции «Таинство Брака — Таинство Единения», состоявшейся 2 января 2008 г. в церковном доме при Федоровском соборе Санкт-Петербурга, прот. Георгий Митрофанов выступил со скандальным докладом «Правда и мифы о семейной жизни в дореволюционной России», который вызвал бурю возмущения среди прихожан РПЦ. Особенно резко о. Георгий Митрофанов ответил на вопрос аудитории о святых Петре и Февронии как примере идеальной супружеской пары в русской агиографии: «Нам неизвестно доподлинно, существовали ли эти люди вообще»?! Любопытно, что некоторые православные сайты, поначалу разместившие текст доклада о. Георгия Митрофанова (http://aquaviva.ru/news/date/2008-01-09/id/383/; http://www.pravkniga.ru/404.html), поспешили его снести, как только стала разрастаться волна народного недовольства…

Как известно, 26 декабря 2012 г. Синод РПЦ под председательством патриарха Кирилла на своём заседании в Патриаршей и Синодальной резиденции в Даниловом монастыре Москвы пошел навстречу настойчивым просьбам «второй половины» второй половины тандема Светланы Медведевой, часто сетовавшей, что основной день памяти этих муромских святых 8 июля приходится на Петров пост, когда венчание не может совершаться: http://rublev-museum.livejournal.com/382594.html

На епархиальных собраниях патриарх несколько раз говорил, что некоторые священнослужители не умеют грамотно общаться с журналистами, рассказал «НИ» настоятель храма святого Василия Великого в деревне Зайцево Московской области протоиерей Владимир Вигилянский. По его словам, «если не умеешь правильно защищать интересы Церкви, лучше отказаться от интервью», так как «иначе тебя неправильно поймут, и ты запутаешь читателей или зрителей, давая какие-то комментарии по наивности, недомыслию или незнанию, которые могут ввести в соблазн верующих людей».

Протоиерей Вигилянский настаивает, что «никаких общих запретов на интервью у церкви нет, имеются лишь частные случаи». По его словам, известны случаи, когда священнослужители вели блоги, в которых «слишком откровенно и некорректно рассказывали о внутрицерковных делах», после чего «им рекомендовали закрыть блоги», и они «исполняли послушание и переставали выступать со своими заявлениями». Г-н Вигилянский также заявил, что с высказываниями Георгия Митрофанова «не всегда согласен» и что «он действительно иногда слишком откровенно рассказывает о тех событиях, которые происходят внутри Церкви», тогда как «есть какие-то внутренние проблемы, которые не следует выносить на суд широкой общественности».

Владимир Захаров,

«НОВЫЕ ИЗВЕСТИЯ», 22 января 2013 г.

Tags: Русская Православная Церковь, расследование

Как-то на радио София выступал протоиерей Иоанн Свиридов, и речь шла о христианском отношении к половой жизни и т.д.
Я позвонил в прямой эфир и спросил, почему, по мнению ведущего, один из московских священников, протоиерей Дмитрий Смирнов проповедует такое дикое лжеучение, более всего напоминающее кришнаитское, а не христианское. (Напомню, что именно кришнаиты признают секс только с целью зачатия, также и Дм.Смирнов. Христианство же никогда так вопрос не ставило.
Отсюда и неодобрение Смирновым любой контрацепции, опять же вопреки официальному учению нашей церкви, выраженному в Основах её соц. концепции, где осуждаются аборты (которые суть убийство), а контрацепция дозволяется, хоть и с оговорками.)
И на моё предположение, что у указаного деятеля, наверное, у самого какие-то проблемы (что и является подлинной причиной проповедания указанного лжеучения), Свиридов подтвердил, что да, у Смирнова были серьёзные проблемы в семейной жизни.
Я бы не стал «переходить на личности», обсуждая концепции и мнения, если бы данный вопрос не затргивал большое колличество людей, причём принося им вред (разумею тех простодушных людей — «духовных детей» — на кого повляла проповедь скотоводческого подхода к размножению.)
К этому случаю хорошо подходят слова из нижеследующей статьи про людей, которые «хотят максимально отравить своим мирянам жизнь в браке подобного рода просто унижающими человека обсуждениями и рассуждениями», по причине того, что у них самих с этой сферой не всё в порядке.
it
Выступление на круглом столе «Семья в современной Церкви»

«Я начну с замечательного афоризма о.Дмитрия Смирнова, которое символизирует собой очень распространенное в нашей Церкви отношение к браку. Как-то на вопрос о решении демографической проблемы, о.Дмитрий сказал — «А у меня на приходе проблема эта уже решена — у нас многодетность как в Бангладеше». Меня это удивило. Получается, что для православного священника благоденствие в семье символизирует мусульманская страна, где в основном и дети и взрослые живут так, как мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь жил в нашей стране. Почему именно многодетную семью нам предлагают в качестве идеала православной, христианской семьи — я понять не могу.

На самом деле многодетная семья — это семья архаичного, малоцивилизованного общества. Опыт самых разных стран — и христианских и нехристианских — показывает, что как только уровень цивилизованности населения поднимается на достаточную высоту, рождаемость резко падает. Здесь равны европейские страны и та же Япония, например. Многодетная семья — это семья, которую мы получили из дохристианского прошлого. То, что в христианской истории многодетная семья существовала на протяжении веков — это просто свидетельство того, что христианская цивилизация на определенных этапах не достигла ещё такого уровня, когда у супругов возникает потребность иметь меньше детей.

Апостол Павел в своем послании (см. 1Тим 2-15) говорил о чадородии, но чадородие тождественно понятию «материнства», а не «многодетности» и надо именно в этом контексте это слово употреблять, чтобы не было недоразумений.

В современной науке этот вопрос рассматривается и обсуждается со следующих позиций. Во-первых, в архаичных обществах — я сейчас не говорю о тех обществах, которые настолько архаичны, что мужчины и женщины не связывают сексуальные отношения с зачатием детей, а в тех обществах, где рождение детей связывается с половыми отношениями, там существуют вполне определенные мотивы для чадородия — высокая смертность: надо, чтобы хоть кто-то из детей выжил. Вот это характерный стимул в многодетных семьях в таких условиях.

Очень важное объяснение многодетности в малоцивилизованных обществах связано, во-вторых, с тем, что люди в этих обществах не обладают той необходимой степенью личной ответственности за будущее своих детей, они не озабочены, чтобы дать своим детям должное воспитание, образование, создать для них такие культурные, материальные и социальные условия жизни, которые позволили бы им в дальнейшем реализовать себя должным образом. Недостаток ответственности и недостаток развития личностного начала, как в родителе, так и в ребенке, порождает подобную многодетность.

Третий, очевидно, имеющий место мотив. Для людей архаичных обществ половые отношения представляются одним из самых главных и сильных переживаний; при этом отсутствуют средства, которые не допускают зачатие. Если бы они у них были — они бы, вероятно, были бы не столь многодетны. Таким образом, многодетная семья — это семья, которой характерна не столько для христианского, а для всех обществ; и это семья, которая со временем, по мере социального, культурного развития, начинает уменьшаться во всех странах.

Впрочем, защита многодетной семьи часто аргументируется именно ее архаичностью. «Все, что было раньше, было лучше»: в XIX в. было лучше, чем в XX в., в XVI в. лучше, чем в XIX в. и т.д. и т.п. Точка зрения характерная, кстати сказать, не столько для христианской, сколько для китайской культуры — чем древнее, тем подлиннее.

С другой стороны, культ многодетности в нашей церковной жизни обусловлен значительными католическими влияниями в нашем богословии, до сих пор непреодоленными.
Католическое богословие многие века базировалось на взгляде на брак блаж.Августина, трактат которого о любви Бердяев остроумно назвал «трактатом о животноводстве».
Действительно, для бывшего манихея блаж. Августина брак с его неизбежными «низменными плотскими отношениями», мог быть оправдан только одним — появлением детей. Поэтому целью брака в католическом богословии считается исключительно рождение детей. Развитию этого взгляда послужили очень многие почтенные монашествующие и целибаты, не знавшие брака, которым свойственно заимствованное ещё у блаж. Августина негативное отношение к плотским отношениям как безусловно низменным, оправдать которые может только одно — чадородие. Вот почему позиция римо-католической Церкви в отношении, например, абортов и противозачаточных средств, гораздо ближе нашим ревнителям чадородия, чем наши же «Основы социальной концепции РПЦ».
Я уже не раз слышал упреки о том, что «Основы социальной концепции» «недостаточно православны». Что же, римо-католическое богословие более православно? Я проиллюстрирую это некоторыми примерами.
Для римо-католиков, которые в основной своей массе считают чадородие смыслом семьи, аборт совершенно невозможен ни при каких обстоятельствах. «Основы социальной концепции», в случае, если жизни матери грозит опасность при рождении ребёнка, допускают — не рекомендуют, а допускают — возможность для матери выбора между абортом и риском родов, чреватым ее собственной смертью. Позиция католиков, восходящая к их представлению о смысле брака, представляется в своем роде очень последовательрой Если смысл брака — в чадородии, то всё должно быть принесено в жертву именно этому, и мать должна быть готова к тому, чтобы умереть, рождая ребёнка. Но за рамками этого рассуждения остаётся другой вопрос: а, собственно, почему жизнь матери должна приноситься в жертву жизни ещё нерожденного ребёнка? Тем более если у этой матери есть уже другие дети и есть ещё муж, который ведь не всегда будет рад смерти жены… Наши, православные «Основы социальной концепции», поступают более мудро. Они уравновешивают право на жизнь матери и право на жизнь ребёнка, и предоставляют матери право выбора в крайней, опасной для жизни матери, ситуации.

То же самое касается противозачаточных средств. «Основы социальной концепции» очень четко дают указания, что неабортивные противозачаточные средства могут быть допускаемы, а абортивные не допускаемы ни в коем случае. Многие наши священники, сталкивающиеся с подобного рода терминологией, говорят, что «всё это от лукавого, любое противозачаточное средство — это грех, зачем «Основы социальной концепции» погружаются в эту гинекологию?»
На самом деле это очень важный момент.
Потому что, допуская по сравнению с бОльшим грехом использование неабортивных противозачаточных средств как возможный мЕньший грех, «Основы социальной концепции» проявляют очень последовательный и православный подход к браку. Они тем самым указывают на то, что целью брака является не рождение детей, а отношения между супругами, которые при определенных обстоятельствах могут не иметь детей вообще или иметь ограниченное количество детей. При этом плотские отношения между ними могут существовать.

Здесь возникает ещё один вопрос: а что же такое плотские отношения? Если целью брака не является рождение детей, то является ли рождение детей целью плотских отношений? Нет, их целью является общение между супругами. (Правда, я убежден, что плотских отношений, в таком виде, как сейчас, в раю не было — уж слишком они безобразны в той форме, в которой они существуют сейчас. (осмелюсь оставить данное утверждение на совести отца Георгия, в том смысле. что каждый из нас, делая какие-то утверждения, исходит из собственного опыта. Очевидно, что его личный опыт не самый светлый. Но он во всяком случае светлее и яснее чудовищных проблем в этой сфере, которые имеет протоиерей Дмитрий Смирнов, чем и объясняется калечащее людей, совершенно неправославное его лже-учение о половой жизни — прим. tapirr) Половые отношения в раю имели какой-то другой характер, какой — об этом могут размышлять лишь монахи, которые вообще к этой проблематике относятся очень неравнодушно.)
Я вспоминаю эпизод, когда мой уже ныне покойный духовник — о.Василий Ермаков, который отличался достаточным традиционализмом, беседовал с одним человеком. Я слышу, о. Василий говорит: «Ладно, брак честен, ложе нескверно». Кающийся упорно начинает ему что-то говорить. «Брак честен, ложе нескверно.» — повторяет о. Василий и хочет уйти. Тот опять: «Батюшка…». А между тем о.Василий повторяя слова апостола Павла стремился остановить тот жуткий стриптиз, который почему-то очень хотел предложить ему этот самый кающийся — «нет, батюшка, скверно моё ложе и вот послушайте как оно скверно». Действительно, перед нами очень серьёзная проблема, потому что, если мы отдаём себе отчет в том, что целью плотских отношений не является только лишь чадородие, рождение детей, то мы должны вообще эту тему вынести за рамки исповедального разговора. Хотя на исповеди можно говорить обо всём, но не всё имеет отношение к исповеди.

Мне довелось ещё много лет назад делать доклад на Рождественских чтениях по поводу программ полового воспитания. В этом докладе я достаточно резко говорил о том, насколько предлагаемые программы неприемлемы. Но вопрос всё равно остается очень важным.
Безусловно, Церкви нужно задуматься, каким образом воспитывать наших прихожан, и прежде всего, конечно, детей вот в этой самой сфере, на которую было наложено долгое время табу. Лицемерный пуританизм советского общества приводил к тому, что представление о брачной жизни, о плотских отношениях люди черпали из самых сомнительных источников. То же самое происходит и сейчас.
Поэтому когда мы справедливо критикуем те программы полового воспитания, которые предлагаются сейчас в школах, мы не только должны их критиковать, мы должны предлагать какую-то альтернативу. Но уже само словосочетание «Православный курс полового воспитания» звучит как «деревянное железо» — как же такое может быть. Не может православный человек быть воспитан в плане половой жизни.
А как же без этого строить воспитание, подготовку людей к браку?
Но я тем не менее дерзаю называть вещи своими именами — это действительно актуально. В данном случае мы, и это очень хороший аргумент против наших ревнителей «советского пуританизма» в Православной Церкви, можем сказать, что они ведут себя как католики, а не как православные.

Я часто вспоминаю мой опыт общения на очень серьёзной конференции в Петербурге, посвященной вопросам биоэтики, с католическими священниками. Они непримиримо говорили о браке, что брак — это прежде всего рождение детей, что любой аборт — это грех, что женщина должна умирать в родах, что противозачаточные средства недопустимы, что нужно выяснять, в какие дни можно женщине забеременеть, а когда плотские отношения недопустимы. И вот почтенный священнослужитель-целибат подробно рассказывал о методиках, какими должна пользоваться женщина, чтобы она могла выяснить, в какие дни у неё не может быть зачатия, и в эти дни не вступать в плотские отношения, чтобы не согрешить, ибо супружеские отношения оправданы только тогда, когда она может зачать… Я чувствовал за всеми этими разговорами психоаналитически обнаруживаемый момент, что люди, в глубине души не познавшие брака, хотели максимально отравить своим мирянам жизнь в браке подобного рода просто унижающими человека обсуждениями и рассуждениями.

Ещё один существенный момент. Мы, конечно, не готовим к венчанию наших брачующихся. Более того, с одной стороны, мы венчаем всех подряд, а с другой стороны — тех, кого мы знаем, мы стараемся обвенчать обязательно с православными. Вспоминаю, как во время чтения мною лекции по христианскому кинематографу, я разбирал эпизод, когда ап. Петр благословил главных героев — язычника и христианку на брак. Здесь я не мог не пошутить обращаясь к своим слушателям: какой всё-таки малоцерковный человек ап. Петр! Вместо того, чтобы потребовать от главного героя принять крещение, научиться «вычитывать молитвенное правило», «выстаивать богослужение» и т.д. и т.д., он благословляет их на брак только лишь на том основании, что жених готов признать за своей будущей женой право оставаться христианкой. В этом скрывается глубокая вера ранней Церкви в силу христианства. Мы же идем по другому пути.

В то же время я не согласен с умалением законного гражданского брака. Мы встречаемся сейчас с какой опасностью — люди, которые не берут на себя никаких обязательств, но хотят поиграть в брак, венчаются без свидетельства о браке. И в редких случаях, при нашей безответственности — это одна из основных частей нашей ментальности постсоветского времени — когда от тебя ничего не зависит и значит, ты ни за что не отвечаешь — люди стремятся венчаться без гражданского брака — именно, чтобы не связывать себя никакими обязательствами с другим человеком. Я считаю, что в таких ситуациях всё должно решаться индивидуально. Ведь есть, например, наш пресловутый жилищный вопрос, когда люди хотят жить вместе, но не могут регистрировать брак по какой-то причине. Конечно, здесь можно пойти на уступки, когда ты людей знаешь. Но когда ты людей не знаешь, мне кажется, что наряду с прохождением ими какого-то курса предбрачной катехизации, безусловно, должно быть поставлено условие наличия у них свидетельства о браке.

Теперь что касается расторжения брака. «Основы социальной концепции» пошли гораздо дальше поместного собора 1917-1918 гг., и предложили уже две дюжины причин для расторжения брака. Не со всем бы я, наверное, здесь согласился, слишком это широкий подход; но если мы говорим о существе дела, то мы действительно сталкиваемся с очень серьёзной проблемой. В разных епархиях, при отсутствии церковного суда, у нас существуют совершенно разные подходы к расторжению брака, при том, что расторжения вообще быть не должно.
В некоторых епархиях достаточно одному супругу придти в епархиальное управление, предъявить паспорт, ксерокопию свидетельства о разводе и прошение о расторжении церковного брака — и он получает факсимиле архиерея, благословляющее расторжение брака. Это вызов церковному пониманию брака. На самом деле правильнее было бы сделать так, как это, впрочем, и делается в иных епархиях, не принимать никакого прошения о расторжении церковного брака. Если человек, который был в венчанном браке, расторгнул свой гражданский брак и потом, уже уйдя от супруга, решается на то, чтобы вступить во второй венчанный брак, — то вот тогда он должен прийти в епархию, представив свидетельство о расторжении предыдущего гражданского брака с указанием причин его расторжения; и если архиерей сочтет это возможным, тогда пишется прошение благословить его второй брак. Не расторгнуть первый, а благословить второй. До революции расторжение брака происходило на уровне Синода, т.е. происходило подробное расследование, и только Синод давал санкцию на расторжение брака. Это была очень затрудненная процедура.

Когда мы говорим о расторжении церковного брака, мы должны констатировать, что сейчас у нас эта практика очень упрощена и мы игнорируем то, что на самом деле общественное мнение было бы очень важным моментом для сохранения наших браков. Но для того, чтобы было общественное мнение, нужна община, некая общинная жизнь. И действительно, я бы этот момент подчеркнул, не будет у нас полноценных венчаний, если они будут у нас оставаться индивидуальной требой. На приходе венчание должно происходить в присутствии общины. Человек должен ощущать себя ответственным перед теми людьми, которые знают его. Даже если он вступает в брак, например, с инославным. Такие браки ведь благословлено венчать (если речь идет о римо-католиках и традиционных протестантах). Но этого, конечно, у нас нет, и поэтому в качестве предварительной меры превращения венчания из индивидуальной требы над неизвестно кем совершаемым, нужно искать путь катехизации и одновременное введение людей, собирающихся венчаться, в ту общину, в которой они собираются венчаться.

Мы сейчас перечислили очень много проблем. Важно, что мы хотя бы проговариваем эти проблемы, мы не делаем вида, что они не существуют. Но наш разговор может упереться в одно — ни один священник, и даже ни один настоятель не может решить многие из этих проблем на своём уровне. Есть проблемы, которые должны решать на епархиальном уровне и даже общецерковном. Они до сих пор на этом уровне не решены, и я не думаю, что будут решаться. Я сужу об этом по нашей боязни вызвать гнев ревнителей старомосковского благочестия, гнев ревнителей многодетных браков, часто самих не имеющих детей — это действительно проблема, которая мешает нашей Церкви решать очень многие серьёзные вопросы.

Также см. по теме:
ПРОТОИЕРЕЙ ЛЕВ ШИХЛЯРОВ

ХРИСТИАНСТВО И ПРОБЛЕМЫ ПОЛОВЫХ ОТНОШЕНИЙ

МОНИТОРИНГ СМИ: «Почитания новомучеников в России не сложилось. А мы гордимся тем, чего надо стыдиться». Прот. Георгий Митрофанов — о жертвах репрессий и потребительском отношении к святым

Вот уже около 30 лет в нашей Церкви происходит процесс прославления новомучеников и исповедников XX века. И мне как священнику и церковному историку, 20 лет проработавшему в Синодальной комиссии по канонизации святых просто необходимо попытаться оценить результаты этой деятельности и попытаться ответить на вопрос — во что вылился процесс открытия и прославления новомучеников для наших современных православных христиан?

Протоиерей Георгий Митрофанов

Трудно подвести какой-то лаконичный итог, но для меня очевидно следующее: новомученики и исповедники Русской Православной Церкви заняли очень скромное место в пантеоне — я подчеркиваю это полуязыческое слово — тех угодников Божиих, которых почитает наш церковный народ. Среди практикующих христиан России почитание новомучеников не распространилось широко.

Да, есть определенные протокольные дни поминовения, есть места проведения поминальных богослужений, как, например, Бутово и Левашово, но все это носит очень, я бы сказал, маргинальный характер, в отличие от почитания таких святых, как, например, блаженная Матрона. Даже, казалось бы, наиболее известный член Собора новомучеников и исповедников — царь-страстотерпец Николай II — почитается неизмеримо меньше разного рода чудотворцев или юродивых, даже подчас, формально неканонизованных.

Учитывая, что Церковь – это, конечно, же живой организм, нельзя не задуматься о причинах и более того, о смысле происходящего в Ней, ибо все, что происходит в Церкви, благословляется или попускается Богом для нашего вразумления и назидания.

На первоначальном этапе канонизации святых многие важные проблемы, возникающие в процессе её осуществления, мы даже не могли себе представить. И это совершенно естественно после десятилетий исторического забвения, усугубленного историческим мифотворчеством, которые насаждались в культурно-политической и церковной жизни нашей страны. Немногочисленные церковные люди, дерзавшие в советское время сохранять хоть какую-то историческую память, жили в потаенной, не подкрепленной подлинными церковно-историческими знаниями парадигме мифа о новомучениках и исповедниках российских.

В нашем сознании многочисленные жертвы коммунистических репрессий, обрушившихся на Русскую Церковь, представлялись мучениками веры.

А я напомню, что мученик — это христианин, которого принуждают отречься от Христа, угрожая лишить его жизни, и который предпочитает погибнуть, сохранив верность Христу.

Мы не отдавали себе отчет в том, что наше духовенство и активные миряне, погибшие во время репрессий, рассматривались большевистскими властями в качестве непримиримых врагов не столько с идеологической, сколько с социально-политической точки зрения. По отношению к стране большевики проводили политику, напоминавшую геноцид многих и прежде всего русского народа. И все же это была не политика геноцида — уничтожения по признаку национальной, этнической, расовой принадлежности. Правильнее определить политику коммунистического государства по отношению к России как политику стратоцида – уничтожения по признаку принадлежности к определенным социальным группам.

И с этой точки зрения представители духовенства и активные миряне оказывались обреченными на уничтожение подобно дворянам, представителям купечества, казачества, и даже в значительной степени крестьянства, как классово чуждые элементы. Русская Церковь подвергалась гонениям прежде всего как определенный социальный институт. Поэтому большевики были уверены, что если конфисковать церковную собственность, земли, здания, разрушить организационную структуру, Церковь перестанет существовать, остающиеся не закрытыми храмы опустеют, а сохраняющие верность Церкви клирики и активные миряне окажутся незначительной группой населения, которую не составит труда физически ликвидировать уже на первоначальном этапе построения нового общества.

Антирелигиозная пропаганда имела место, но в контексте того, что предполагалось большевистской идеологией в целом — формирования у широких масс нового тотально насаждаемого квазирелигиозного мировоззрения. И здесь уже было неважно, кого обращать в марксизм — монархиста, либерала, социалиста, православного, мусульманина или агностика — все они должны были исповедовать новую коммунистическую религию.

Почему при таком масштабе репрессий новомучеников так мало

Что из этого следует? Гонения на Церковь в России XX века были очень не похожи на гонения предшествующих веков. Подавляющее большинство жертв коммунистических репрессий из числа представителей духовенства и активных мирян, которые сейчас составляют Собор новомучеников и исповедников, — это люди, перед которыми, как правило, не стоял конкретно сформулированный их палачами, включая сюда их формальных следователей и судей, выбор между отречением от Христа и спасением своей жизни.

В основные четыре периода усиления гонений: 1918-20, 1922-23, 1929-32 и 1937-42 годы — репрессии разнились по своей форме: когда-то были более кровавыми, как например, в 1937-42 годы, когда-то менее кровавыми, но обширными, как например, в 1929-32 годы. В период гражданской войны, как правило, происходили аресты или просто задержания людей прежде всего из объявленных классово враждебными социальных групп, они часто завершались стихийной расправой или расстрелом даже без какой-либо формальной судебной процедуры — человек даже не успевал понять, что происходит.

Например, первый убиенный новомученик протоиерей Иоанн Кочуров, житие которого я писал, был убит в Царском Селе под Петроградом 31 октября 1917 года совершенно стихийно, почти случайно. Красногвардейцы и революционные солдаты захватили нескольких священников в их квартирах за то, что накануне они служили молебен о прекращении междоусобной брани, повели к зданию местного совета, умеренно поиздевались, выразили общественное порицание и отпустили. А отца Иоанна толпа до местного совета не довела, по дороге его стали избивать и колоть штыками, а потом застрелили и бросили мертвого на улице.

А вот с 30-х годов стала доминировать не столь распространенная даже в 1920-е годы практика многодневного или даже многонедельного следствия с применением физического воздействия. Арестованных принуждали к тому, чтобы они давали показания как на контрреволюционеров (в дальнейшем этот термин заменит определение «враг народа») на себя и на других людей. И вопрос, чтобы спасти свою жизнь, отрекшись от веры, как правило, не стоял и тогда. Да, над верой могли еще поглумиться, но суть состояла в другом — человека либо должны были уничтожить по признаку социального положения как “церковника”, либо ему предоставлялся, впрочем, не всегда реальный, шанс спасти свою жизнь или по крайней мере прекратить свои истязания, дав показания на самого себя или совершенно непричастных ни к какой контрреволюционной деятельности людей.

Значит, изначально был необходим какой-то другой подход. Значит, рассматривать каждого погибшего во время репрессий как мученика было уже невозможно. Изучая архивы, мы обнаружили, что нередко те, кто погибал во время репрессий, не только давали признательные показания, из-за которых потом страдали другие люди, но и были секретными сотрудникам ЧК, НКВД, причем таковых было очень даже немало, а признательные показания давали больше 90 % подследственных.

И здесь возникает нравственная коллизия: является ли грехом желание человека прекратить свои мучения, признав себя каким-нибудь японским, польским, английским шпионом, членом несуществующей монархо-фашистской группировки, обличителем колхозного строя или Сталинской Конституции? И мы пришли к выводу, что в случаях, когда при наличии безупречной с церковной точки зрения жизни, при том, что, признав свою несуществующую вину, чтобы только прекратить свои мучения человек никого не оговаривал, вопрос о канонизации мог быть принят к рассмотрению. Но если, признавая свою несуществующую вину, человек называл имена других людей, которые могли пострадать, это становилось препятствием к канонизации. Вот почему 1500 новомучеников на фоне не только многотысячных, но даже миллионных жертв политических репрессий кажутся совсем небольшой цифрой. И это вполне естественно.

Можно ли назвать любых жертв репрессий — мучениками

Кто же они после этого? Чем отличаются от всех тех, кто подлежал репрессиям по признакам прежде всего социально-политическим? Значит, они жертвы политических репрессий? Как в таком случае оценивать их кончину и страдания?

Термин “новомученики” в данном случае мало что может прояснить. Можно ли назвать мученическим подвигом гибель жертвы политических репрессий, которая во многом уже была предопределена, и человек не мог даже отречением от Христа спасти свою жизнь? Несчастный священник, подобно несчастным бывшим помещикам, купцам, профессорам, чиновникам, генералам был обречен просто по разнарядке получить смертный приговор или многолетний срок заключения. И ничего уже не могло изменить его судьбу, разве что какое-то активное сотрудничество со следствием, но здесь мы погружаемся в совершенно другую сферу, и о святости говорить уже просто не приходится.

Этот обреченный священник оказывается скорее страдальцем, чем героем.

Вообще изучая вот уже тридцать лет историю гонений на Церковь в России ХХ века, я слово “герой” на дух не переношу.

Это чисто языческое представление о человеке. И чем чаще я вспоминаю свидетельства крестной смерти Христа, тем больше начинаю понимать, насколько не применим ко Христу этот титул героя, который нередко применяют ко многим святым, в том числе к мученикам, тем самым подчеркивая какой-то их сверхчеловеческий статус. Но люди не призваны быть героями, хотя мера терпения у каждого человека, конечно, своя.

В комиссии по канонизации годами велась дискуссия, особенно когда мы изучали репрессии 1937 года, можно ли физическими истязаниями добиться от человека любых показаний.. Одни говорили, есть пусть и очень немногие люди, которые могут превозмочь все истязания, а их оппоненты не соглашались, подчеркивая, что можно любого человека довести до такого состояния, что он даст любые показания, лишь бы хватило времени и умения его палачам, а у страдальца к его несчастью, был крепкий организм. Я склонен согласиться со второй точкой зрения: человек не сверхчеловек. Да, может случиться “чудо” — он умрет, но это единственное чудо, которое помогает человеку в такой ситуации.

Чувство разочарования и сомнения

Когда наши современники, воспитанные на житиях древних святых, читают жизнеописания новомучеников, они испытают чувство разочарования и сомнения. Ни чудес, ни обличений из уст мучеников, обращенных к их палачам, ни каких-то сверхъественных исцелений мы не встречаем, и кажется: какие же они после этого мученики, если никакими чудотворениями не сопровождалась их гибель? Либо неведомые чудеса этих святых остались сокрытыми от нас, и некоторые в этом находили успокоение, либо святость как таковая — это вымысел. Это смущало и смущает очень многих.

А наша русская православная ментальность очень боится сомнений. Хотя я считаю, что это очень плохо: только вера, прошедшая через горнило сомнений, может быть по настоящему твердой. А вера, не прошедшая их, скорее, отдает доверчивостью, которая с легкостью заменяется доверчивостью к чему-либо другому, что и случилось в нашей истории в 1917 году: от созидания святой Руси на земле вместо Руси святых на небесах к созиданию коммунистического рая на земле с квазисвятыми героями коммунистического строительства — и то и другое оказалось химерой.

Новомученики были обыкновенными люди, не стремящимися стать мучениками, боящимися этого. Достаточно вспомнить эпизод, когда в 1937 году один многодетный священник, прощаясь с членами своей семьи, благословил старшего сына, чтобы он на следующий день заявил, что отрекается от отца и подал заявление в комсомол — чтобы в семье был хоть один человек, который возьмет на себя бремя поддержки матери, братьев и сестер.

Как отнестись к такому шагу новомученика? Благословить сына на предательство не только отца, но и по сути дела Христа. Вы скажете, что на этот вопрос может ответить только Христос. И мне почему-то кажется, что в такой ситуации Христос простил бы сына-комсомольца и понял бы священника-отца. Трагизм положения нашего духовенства усугублялся тем, что они имели семьи.

Многие годы мы — члены комиссии по канонизации — видели целью своей работы составление достоверных жизнеописаний новомучеников, которые бы открыли нашему церковному народу их подвиг. Только выяснилось, что, читая их, человек ничем не вдохновляется, не назидается и думает только об одном: как хорошо, что ничего подобного со мной не случилось. Это вызывает и вопросы, и сомнения и лишний раз заставляет задуматься о правоте той точки зрения, что вопрос о канонизации какого-либо усопшего христианина надо возбуждать только тогда, когда есть какое-то его почитание в церковном народе. А осознанного и ответственного и, главное, широкого почитания новомучеников в русской церковной жизни не было и нет.

Надев рясы и кресты, многие ностальгируют по советскому прошлому

Кто такие святые в принципе? Это такая часть христиан — немощных грешных людей, каковыми являются и все христиане, которые в силу разных обстоятельств, каких-то своих личных добродетелей и помощи Божией в какой-то момент или продолжительный период жизни ведут себя таким образом, что их жизнь может послужить примером для жизни других христиан. И почитание начинается тогда, когда среди христиан существуют представления, что этот человек воплотил христианский идеал наиболее полно.

Правда, у нас популярны те умершие христиане, которые прежде всего были наделены каким-то сверхъестественным способностями, чудесами, которые были способны прозревать будущее, исцелять и так далее. Да, такие случаи имеют место в истории, но они крайне редки, и подобные чудотворения были дополнением к духовному нравственному совершенству человека, а не наоборот, когда нравственное совершенство могло и не присутствовать, лишь бы были потрясающие воображение чудеса, что мы имеем в случае с блаженной Матроной. Ведь дать ей четкие этические характеристики совершенно невозможно, она как будто по сторону добра и зла, только чудотворит…

Кроме того, чем дальше, тем больше я начал сталкиваться с тем, что у некоторых православных христиан, пришедших в Церковь из советского прошлого, но нравственно его от себя не отвергнувших, вызывала критику в чем-то непримиримая позиция к власти у части новомучеников, например, у митрополитов Кирилла (Смирнова), Агафангела (Преображенского), архиепископа Серафима (Самойловича), епископов Виктора (Островидова) и Серафима (Звездинского), еще так и не канонизованного Иосифа (Петровых). Они были готовы идти на переговоры с властью, но не могли принять любые ее условия, в частности, для них было неприемлемым назначать епископов только при согласовании с ГПУ и НКВД. И это их разделило с митрополитом Сергием (Страгородским).

Сейчас уже иногда приходится слышать и такого рода критику: “Можно ли таких антигосударственных служителей считать святыми? Правильно поступал митрополит Сергий, который искал компромиссы, считал, что Церковь должна быть со своим народом, а значит, со своей родиной, а значит, со своим государством и тем, кто его возглавляет”. И в этом проявляются усиливающаяся тенденция огосударствления и сервилизма нашей современной Церкви и конформизма наших граждан по отношению к государству, который, к сожалению, всегда был свойственен нашему народу. Многие из нас, даже надев на себя рясы, кресты и панагии, ностальгируют по советскому прошлому и главной трагедией ХХ века считают не крушение Российской империи в 1917 году, а развал СССР в 1991 году.

А феномен “православного сталинизма”! Любой мало-мальски знающий историю человек понимает, что наиболее страшные репрессии происходили именно тогда, когда партийное руководство возглавил Сталин. И тем не менее именно с ним в том числе некоторые православные, связывают очень распространенный миф о том, что наше государство довольно быстро опомнилось от богоборческого ленинско-троцкистского морока и вернулось к традиционному православному мировоззрению. И с этой точки зрения представляется нежелательным, чтобы мученики, которые погибали при Сталине, напоминали, что “великий тайный православный христианин”, спасший Церковь от уничтожения, на самом деле являлся ее главным палачом на протяжении десятилетий.

Государственный конформизм, насаждающийся сейчас в обществе, все больше и больше проникает и в Церковь и способствует затуханию и без того не очень горящего почитания наших новомучеников.

Но чудо святости Церкви заключается в том, что часто прославляются те, кого при жизни официальная церковная власть преследовала.

И чудо собора канонизации для меня в том, что тех или иных святых канонизуют епископы, которые бы при жизни их гнали. Но Церковь ведут не епископы, Церковь ведет Христос.

Христианин не должен быть потребителем

Нужно ли от новомучеников ждать чудес? Мы уже упомянули, что у нас очень популярны те святые, к кому можно обратиться с просьбой, которую невозможно удовлетворить в системе здравоохранения, социального обеспечения, правоохранительных органов или судебной системе. Надо, чтобы они помогли нам в жизни, может быть, несовершенной, но привычной, еще лучше устроиться и спокойнее жить. Но это не просто не христианский поход, это примитивно языческий подход, связанный с традиционным магизмом, когда человек серьезно не задумывается о своем духовном нравственном развитии, он весь погружен в проблемы выживания в этом мире и привлекает сверхъестественные силы, чтобы они помогли ему легче выживать или в каком-то конкретном вопросе. “А я тебя за это тоже отблагодарю, поставлю свечку, сделаю пожертвование”.

Что можно просить у новомучеников, жертв этого антихристианского гонения? Ведь их и всю страну пытались лишить не только веры во Христа, а каких бы то ни было нравственных ценностей. Чтобы в стране не было честных, духовно независимых, мыслящих людей. А это ли не является антихристианским делом? Ибо нравственность, творчество, ум, свобода — все это дары Божьи людям. И вот именно этих основополагающих даров, которые помогают людям, даже может быть подчас не знающим Христа, жить достойно, по-христиански, нас пытались лишить на протяжении десятилетий. А мы и сами часто были рады лишаться.

И с этой точки зрения я ставлю еще один вопрос: а почему среди наших новомучеников доминируют представители духовенства? Среди жертв политических репрессий кого только не было. А почему батюшки доминируют над матушками? Хотя есть статистика, что священники давали признательные показания чаще, чем монахини, а эта тема вообще не звучит. А главное — почему бы не прославить как мучеников тех православных мирян, которые достойно себя вели до следствия, на нем и после, вообще в жизни? И тогда получается, что кандидатами к канонизации оказывается широкий круг людей? Каковы же тогда критерии этой канонизации?

Офицер, не пошедший на службу к большевикам и расстрелянный за это — разве он не достоин поминовения, уважения и прославления? Отказавшийся давать показания на своих же коллег и после этого расстрелянный ученый — разве он не достоин? А крестьянка, арестованная, а потом забитая до смерти за то, что она детям раскулаченных носила по ночам еду — не достойна почитания? Как видите здесь мы и религиозной темы вроде как не видим, а видим лишь тему достоинства человека, его нравственного выбора. И хотя я ставлю острые вопросы, может быть, кажущиеся свидетельством свободного либерального подхода к этой теме, в комиссии я всегда действовал по принципу “лучше недоканонизовать, чем переканонизовать”, но проблема то есть.

Это наше потребительское отношение к святым делает для нас неудобным обращение к новомученикам.

Просить их избавить от несчастья и страданий довольно странно. Они сразу же ставят перед нами ситуацию, в которой испытание на духовные качества человек проходит, когда оказывается в условиях гонений, страданий. Поэтому пока мы не усвоим очевидную истину, что христианин в обращении и ко Христу, и к святым должен быть не потребителем их, а соработником, просить у них научения делать свою духовную жизнь лучше, иметь силы делать выбор между добром и злом, вести трудную и достойную жизнь и тем самым менять окружающий мир, мы не поймем отношение к новомученикам.

Мы ухитряемся гордиться тем, чего надо стыдиться

На забвение наших новомучеников не только в обществе, но и в нашей Церкви обрекает то, что наше общество исполнено историческим беспамятством. А оно сейчас восполняется историческим мифотворчеством: наша страна начинает представляться многим из нас даже в период своих величайших нравственных падений и богоотступничества имманентно православной, всегда остававшейся ближе к Богу, чем какая-то другая. “Народ-богоносец”, который если и гонит Бога, то гонит от неравнодушия, в отличие от всего так называемого цивилизованного мира. А русский человек живет по принципу: годится, так Богу молиться, а не годится — горшки покрывать. Либо истово верит в Бога, либо истово преследует Бога.

История, впрочем, показала, что истово преследуют прежде всего Христа, а веруют в каких-то подчас других богов, и их огромное множество. И в этом пантеоне может найтись место и для Перуна, и для “тайного православного христианина” Сталина, и для «святого старца» Распутина, и для «христолюбивого» маршала Жукова, и для Ивана Грозного — но только не для новомучеников.

Есть еще одна проблема, которую выявил Собор новомучеников: мы ухитряемся гордиться тем, чего надо стыдиться. “Мы, посмотрите какие духовные, в какой еще стране есть столько новомучеников?! Нигде. Значит, у нас больше всего достойнейших христиан”. Кажется, вывод должен быть другим: мы самая бездуховная страна, раз такая трагедия стала возможна. И мучеников-то было гораздо меньше, чем мучителей, а мучители вышли из той же самой Русской православной Церкви. И я всегда в данном случае вспоминаю короткую фразу митрополита Кирилла (Смирнова), который призывал патриарха Тихона не идти на компромиссы с властью. И в ответ на слова патриарха Тихона о том, что он идёт на компромиссы, потому что не может не думать о томящихся в тюрьмах архиереях. Митрополит Кирилл сказал: «Не думайте о нас, архиереях, мы только и годны на то, чтобы сидеть в тюрьмах».

Пришедшие в Россию гонения — результат в том числе того, что наша церковная иерархия не смогла воспитать своих мирян достойными христианами и за это поплатилась.

Как происходит канонизация? Сначала служится панихида, потом зачитывается акт о прославлении умершего христианина, выносится его икона и перед ней совершается молебен. То есть мы констатируем, что этот подвижник больше не нуждается в наших молитвах о прощении его грехов, а наоборот — к нему можно обращаться, чтобы он был ходатаем перед Богом. Но, к сожалению, мы переживаем и кризис агиографического жанра, и жанра нашей иконографии…

Но я не думаю, что надо искать новые пути почитания. Однако ничего не изменится, пока мы не продумаем и не разрешим те проблемы, которые я упомянул. Да, я поставил больше вопросов, и они остаются вопросами в том числе и для меня самого. Но сейчас я очень отчетливо понимаю: когда вопросы возникают — это хорошо, это значит, что есть живая жизнь.

А урок новомучеников может быть один: свидетельство о Христе должно происходить не в каких-то экстремальных ситуациях, а в каждом дне, часе жизни.

И когда ты в своих повседневных делах будешь делать выбор в пользу Христа, может быть, тебе и не придется оказаться на месте мученика и делать этот выбор ценой собственной жизни. И чтобы быть свидетелем Христа, нужно будет не погибать, а жить.

Христианином надо быть в своей повседневной жизни, а проблема выбора стоит всегда, просто в разных формах. И вопрос заключается в одном — насколько делающийся тобой выбор оказывается христиански мотивированным.

Протоиерей Георгий Митрофанов,
«ПРАВМИР», 7 февраля 2020 г.