dm_nikolich

Многие интересуются и задают вопросы, как дела у Терентия Мурачева и его семьи.
Я не выкладывал новостей с 2016 года. За прошедшее время, разумеется, многое изменилось. Одна из значимых перемен — та, что Мурачевы сменили место жительства: покинули Калужскую область и перебрались в Саратовскую. Что же касается текущей ситуации, то с болью приходится сказать: дела хуже, чем когда бы то ни было. Семья срочно нуждается в помощи, и если её не получит, то скорее всего не выживет.
Однако о всём по порядку.
Итак, в 2015 году Мурачевы, проживавшие в Жиздринском районе Калужской области, попали в тупик. Они по предложению властей втянулись в проект по разведению скота, получили грант с обязательством умножать поголовье, но при этом остались без земли: участки, на которые рассчитывали, оказались скуплены крупным агрохолдингом. Долго пытались чего-то добиться, хлопотали, писали, ездили – всё бестолку. С лета 2015 года (у Мурачевых тогда как раз родился восьмой ребенок) ситуация приняла характер дурного застоя, и семья медленно, но верно дрейфовала к полному разорению. В 2016 году, после конфликта с местными, Терентий писал письмо с просьбой к властям вмешаться в ситуацию. Но улучшений никаких не происходило.
У автора этих строк с 2015 года тоже несколько изменились обстоятельства, в Калужскую область больше не ездил, и общение с Терентием ограничивалось только телефонными звонками. Душа болела за него, но чем-то реальным помочь возможности не было. Помню, в одном из разговоров Терентий признался, что дела уже настолько беспросветны, что он начал жалеть о приезде в Россию. Во всяком случае, стало ясно, что там, в Жиздринском районе, ничего уже изменить к лучшему нельзя, и что оттуда точно придётся уехать. Перебирали разные умозрительные проекты, думали, что же ещё можно предпринять, куда податься. Кстати, в разное время от добрых людей, узнавших о ситуации Мурачевых, поступали различные предложения помочь, в том числе приглашения переехать к ним в тот или иной регион России. Однако все эти предложения были далеки от реальных возможностей, прежде всего потому, что стоимость подобного переезда для обедневшей семьи была совершенно неподъемной. В отдельных случаях, когда предложения поступали из не столь отдалённых краёв (например, из других районов той же Калужской области или соседних областей), при проверке на месте обязательно выявлялось какое-то препятствие: либо отсутствие реальных прав на землю, либо невозможность обустроить жильё, либо откровенная афера со стороны приглашающей стороны. А время шло, и работало оно против Терентия: чтобы латать дыры в бюджете, кормить семью, учиться-лечиться и т.д., приходилось продавать скот, влезать в новые долги. А перспектив никаких так и не виделось.
…Немного отвлекусь. Наряду с печальным развитием общей ситуации, однако, необходимо сообщить и о некоторых радостных событиях. Вышли замуж старшие дочери. Надо сказать, раньше вообще-то частенько посещали опасения на сей счет: казалось бы — где девицам, которым положено выходить лишь за «своих», найти здесь женихов? Но тут оказался тот редкий случай, когда проявилось польза от развития интернета и соцсетей. Умница Катерина, всегда вызывавшая у меня особое уважение, верная и мудрая помощница родителей, нашла свою половинку — угадайте, где? – в Комсомольске-на-Амуре. Её супруг Сергей, достойный парень, ради обретенного счастья не отказался переехать через все часовые пояса, и молодая семья поселилась рядом, на соседней деревенской улице. В прошлом году Терентий стал дедом: у Катерина родилась дочурка.
Вторая Терентьевна — красавица Олимпиада — на которую заглядывались многие, увы, теперь уже не с родителями: её судьба унесла обратно в Южную Америку. Сейчас она живёт с мужем в Боливии, в большой тамошней общине часовенных, и тоже готовится скоро стать мамой. Но благодаря тому же злочестивому научно-техническому прогрессу, возможность частного общения с родными сохраняется.
А старший сын Дионисий, представьте себе, нашёл спутницу жизни из местных, хорошую девушку. Зовут её Татьяна. В общем, слава Богу за всё.
…Однако, вернёмся к печальной действительности. Итак, периодически Терентию кто-то откуда-то звонил и предлагал те или иные варианты спасения, в основном авантюрные. Но вот однажды, где-то в конце 2017 года, поступил очередной такой звонок, и звонивший озвучил предложение, которое показалось перспективным. Некий предприниматель В. из Саратовской области предложил Мурачевым стать его компаньонами и работать на паритетных условиях на его земле. При этом он не только нарисовал интересные перспективы развития, но и обещал авансом (в счет будущих совместных доходов) обеспечить Мурачевых жильём, профинансировать их переезд и перевозку скота и техники. Познакомившись с В. поближе, Терентий решил, что этому человеку можно доверять. Первую половину 2018 года мужики – Терентий с Дионисием – ездили несколько раз в Саратовскую землю, смотрели землю под пашню и пастбища, дома в поселке. Всё выглядело очень неплохо. В общем, предложение В. было слишком заманчиво. Конечно, страшно было в очередной раз трогаться с насиженного места, и потенциальные риски – если что-то пойдёт не так — были велики и прекрасно осознавались. Но обстановка была уже такова, что у семьи практически не оставалось выбора. Будучи христианами, полагающимися на Божий промысел, Мурачевы решили принять предложение В. и стали готовиться к переезду.
И вот осенью 2018 года село Огорь (точнее – дер.Гололобовка в составе сельского поселения), где Мурачевы провели шесть лет в борьбе за существование, было ими покинуто. При этом большая патриархальная семья разделилась: уехали Терентий с Ксенией и младшими детьми и Дионисий с Татьяной. Сергей же с Катериной, только-только обустроившиеся в доме, который два года ремонтировали, и имея на руках малыша, решили остаться в Огори. Насколько мне известно, сейчас у маленькой семьи ситуация более-менее приемлемая, Сергей работает, Катерина ведёт дом, в общем не жалуются.
…Во всём, что касается переезда и обустройства, предприниматель В. слово своё сдержал. За что, конечно, можно быть ему благодарными. Он не только обеспечил переезд и покупку двух домов, но и решил вопрос с задолженностью Мурачевых по гранту, полученного ранее от калужского областного правительства.
2019 год Мурачевы встретили на новом месте: Саратовская область, Аткарский район, поселок Сазоново. Дома, в которые вселились – кирпичные, с газовым отоплением — правда, всё уже не новое и барахлит, требуя периодических ремонтов. Но для людей, которые шесть лет ютились толпой в деревянной, продуваемой со всех сторон развалюхе, подобные проблемы не являются самыми значимыми.
Весной приступили к работам. Совместный проект с В. предполагал, что Мурачевы работают на его земле на правах компаньонов, всю прибыль делят 50 на 50. Размах был большой: речь шла о площади более 1000 гектаров. Итак, к лету засеяли: подсолнечника 400 га, кукурузы 105 га, сои 400 га. Надеялись, что наконец-то дела пошли в гору. Но тут произошли два события, перечеркнувшие все эти надежды.
Во-первых, как мы помним, в июне во многие регионы России пришла дикая жара. Там, в Саратовской области эта жара вызвала сильную засуху: как раз после посева Мурачевых несколько недель с неба не упало ни капли дождя. В результате большую часть урожая можно было считать погибшей уже к июлю-месяцу. А во-вторых, у предпринимателя В., (бизнес которого весьма большой, и в составе которого Мурачевы были лишь одним из не самых крупных проектов) вдруг что-то резко изменилось к худшему. И он заявил, что вынужден проект прекратить, а все земли выставить на продажу. Для староверов это было, само собой, как гром с молнией среди ясного неба. Но что они могли поделать?
В результате к осени Мурачевы вновь остались у разбитого корыта, — разбитого куда сильнее, чем в Калужской области. Ситуация вернулась по спирали, оказавшись на низшем витке. Выкупить у В. обработанные земли, конечно, староверы были не в состоянии. Тех крох урожая, которые уцелели после засухи — всех плодов трудов этого года – едва хватило на то, чтобы рассчитаться за переезд и жильё. «Саратовский проект» поманил Мурачевых как мираж в пустыни и испарился.
Семья осталась практически без средств. Терентий с Денисом попытались хотя бы подзаработать, нанимаясь на уборку чужих урожаев со своим комбайном. Не прошло: комбайнов в регионе полно, конкуренция бешеная, огромная масса КФХ в этом году кинулась этим зарабатывать, едят и ночуют с техникой на полях, предложение превышает спрос.
И всё же, не привыкшие опускать руки староверы не оставили попыток как-то вырваться из отчаянного положения. Думая наперёд, они нашли владельцев, которые согласились сдать им в аренду землю, также около 1000 га (договор заключили, притом с правом выкупа через несколько лет). Следующей весной там можно было бы снова начать новый годовой цикл. Однако для того, чтобы рассчитывать на урожай в будущем году, необходимо провести обработку земли уже сейчас, осенью. А для этого требуются значительные средства – на обновление техники, на ГСМ и проч. А как раз средств-то, то есть денег, у семьи теперь нет. Причём денег уже почти нет и просто на повседневные нужды. И не только денег. За последние пару месяцев, которые прошли после краха, Мурачевы вновь начали продавать-проедать скот. Продали овец, продали бычков. Еще остались коровы, которые дают молоко для детей. На те деньги, которые выручены за овец и бычков, для коров купили сено, а также немного ГСМ для техники. Но всё это имеет свойство быстро заканчиваться. Если не произойдёт какой-то чудесной перемены, то, чтобы элементарно выживать, в ближайшие месяцы будут проданы и коровы, и техника… Но и эти деньги «сгорят» очень быстро, и что тогда? А ведь нужно платить за коммуналку, одеваться-обуваться, «подкармливать» школу где дети учатся, покупать лекарства… Кстати, последний пункт становится всё более актуальным: переживаемые потрясения, естественно, дают о себе знать; Терентий с женой уже немолоды, у Ксении (нынче — матери уже восьми детей) ещё в 2012 году уже были проблемы со здоровьем. Сейчас у неё что-то с коленным суставом, трудно ходить. Надо ехать в город на обследование – это еще дополнительные расходы. Несмотря на молодость, неважное здоровье и у Дениса, он всегда очень остро реагирует на стрессы. Ещё тогда, под Жиздрой, он несколько раз сильно надрывался на работах, ездил лечился. И вот сейчас у него недавно какой-то приступ был, что-то с почками или с поджелудочной, скорую вызывали, кололи обезболивающее. Врачи сказали, это от переживаний. Да ещё и дочь, Лена, попала в больницу с аппендицитом, больница далеко, а ездить надо…Терентий всё рассказывал мне это по телефону третьего дня. Скажу, что никогда ещё я не видел (точнее, не слышал) его в таком удрученном состоянии. «На меня вся эта тяжесть движется» – так он выразился, говоря о безысходности ситуации и болезнях родных. Видимо, и у него самого силы сдают…Конечно, он помнит, как по-христиански надлежит терпеть скорби и нужды, но я вижу, что его изводит тревога за семью, за детей, гнетёт чувство ответственности… Думаю, он теперь винит себя за то, что вырвал всех из привычной среды, надеясь на лучшее, а в результате обрёк на лишения, и теперь они так бедствуют, теряют здоровье…А он ничего не может поделать.
…Мурачевы пытались в очередной раз просить помощи у сильных мира сего. Еще раньше Т.Мурачев где-то познакомился А.А.Тереньевым, советником Администрации Президента, который часто принимает участие в различных публичным мероприятиях, связанных со старообрядчеством. Тот дал свои контакты, сказал – «если что обращаться». Мурачев позвонил ему, написал письмо, изложил всю ситуацию. Просил помочь – не подачей милостыни, но содействием в получении кредита в банке. Чиновник обещал помочь. Однако в результате получилось всё так же, как и в Калуге: из центра спустили вопрос в область, а оттуда – в район. Местные чиновники приезжали, посочувствовали, но сказали, что помочь ничем не могут. Посоветовали обратиться просьбой о кредите в банк (как будто без них не догадались бы). Винить их в чём-то тоже сложно: действительно, вряд ли они настолько всемогущи, чтобы приказать коммерческому банку выдать кому-то кредит в 12-15 млн. (именно о такой сумме речь, если начинать обрабатывать 1000 га, а меньше нет смысла). Хотя есть подозрения, что в других случаях такое всё же бывает…В общем, остались Мурачевы со своей проблемой один на один. В банки они обратились; там — в нескольких разных банках примерно одно и то же – их попросили предоставить отчетность по своей хозяйственной деятельности в Саратовской области. Естественно, такой информации не нашлось: этот первый год проживания в Саратовской области Мурачевы никакой отчетности не вели, всё шло через В., а Мурачевы были с ним «на честном слове»… В результате в банках получили отказ.
Обращался Терентий и в разрекламированный «Русской верой» благотворительный «Фонд поддержки и содействия старообрядчеству». Связывался с М.О.Шаховым. Всё это также оказалось бесполезным: денег в фонде нет.
…Итого на сегодняшний день, положение Мурачевых — отчаянное, перспективы самые мрачные. Ведь даже если бы они смогли начать работать на арендованной земле, получать прибыль при хорошем развитии событий они смогли бы только на второй год, не раньше. А как это время прожить, на что? …Восемь лет уже, как они вернулись на родину предков. Они приняли это решение после заманчивых обещаний, которыми накормили их чиновники, продвигающие гос.программу по переселению соотечественников. И вот до сих пор у них нет возможности нормально жить и развиваться, нет своей земли, которая так необходима для их исконного крестьянского дела… Сейчас они, живя в чуждом окружении, в непривычной обстановке, как в западне, застряли в своих новоприобретенных кирпичных домах с ломающимся отоплением (у Терентия половина дома не отапливается, сейчас в холодное время опять ютятся с детьми на остающейся площади). И ничего другого нет, никуда не деться.

«Небо над головой такое привычное, а живём мы всё как на чужбине» – такое изречение Терентий озвучил в последнем разговоре. Если работы начать не смогут, то последний отблеск света в конце затянувшегося тоннеля погаснет. Мурачевы не смогут оплатить аренду и вновь останутся без земли и какой-либо перспективы….Если в ближайшее время какая-то помощь не придёт, Мурачевы дойдут до полного разорения и нищеты. От переживаний они теряют здоровье, и духовные силы уже на исходе. Та земля, которую сейчас арендовали – последняя их надежда. Если средства найдутся – Мурачевы смогут начать работать и, с Божией помощью, через год-два их безземельные мытарства закончатся. А земля-то очень хорошая, причём последние лет пять она лежала в запустении и никем не обрабатывалась.
Милостыни Мурачевы не просят, но, может быть, найдётся кто-то, кто ссудит их деньгами в долг, или как-то поможет с получением кредита в банке? Или, быть может, какой-то благодетель-инвестор смог бы выкупить землю для тружеников-староверов? Вложенные деньги в любом случае бы не пропали. Мурачевы намерены трудиться не покладая рук и никогда не забудут оказанной помощи.
///От себя добавлю, что, конечно же, и на текущие расходы Мурачевы очень нуждаются в деньгах. Люди в очень трудном положении, и если кто-то пожелает сделать доброе дело, вот номер карты Терентия:
4276 5600 2929 9478 (Сбербанк)
Если необходимо что-то дополнительно выяснить — тел.номер автора 916 811 11 26 Дмитрий

Глава 8.3. Старообрядчество в Южном Зауралье

После победы в Москве сторонников церковной реформы Никона, вводившей новый обряд службы в церкви, сторонники прежних традиций – старообрядцы бежали на окраины России, в Поморье, на Дон, в Сибирь, и за ее пределы.

Общины старообрядцев, не принявших реформы, формируются в Южном Зауралье в 60-80 гг. XVII в. Южное Зауралье – «сибирская украина» XVII в. – находилось далеко от городов Сибири на южной границе края, в колонизационном потоке, сюда часто шли и оппозиционные элементы. Кроме того, край в XVII в. заселяли выходцы с Севера России, из Поморья, где складывались важные центры старообрядчества.

В Южном Зауралье они появились уже в конце 60-х годов XVII в. Старообрядцы бежали из окраинных слобод в еще более безлюдные места – пустыни. По преданию, из заимки Кодского монастыря ушел монах, не согласный с новым обрядом, поселился за рекою Исетью и поставил келью на берегу озера, которое затем назвали Келейным. На другом озере, Пустынном, стали жить монахи-старообрядцы из Рафайлова монастыря. Вскоре к ним присоединились крестьяне Исетской слободы; образовалась деревня Пустынная.

В глухие леса Зауралья продолжали бежать старообрядцы: 16 человек переселились на реку Ирюм, 19 – в Мехонскую слободу. По приказу властей раскольников вылавливали, пытали, били. Так, приказчик Мехонского острога Гаврила Буткеев посадил «в колоды» группу старообрядцев, выпустив их только за выкуп.

В конце 70-х – начале 80-х годов XVII в. основным центром раскола в Зауралье стала пустынь на реке Березовке, южном притоке реки Тобол.

В последней трети XVII в. важными центрами старообрядчества края были Мехонская слобода в по р. Исети и Утяцкая слобода по р. Тобол.

В 1682 г. большинство старообрядцев перебралось из Березовки в Утятскую слободу, самую далекую от властей по Тоболу.

Слободчик Федор Иноземцев и старец Авраамий руководили движением раскольников. К ним, объезжая дорогу через Царево Городище, собирались монахи и миряне с женами и детьми из Тюмени, Мехонской слободы.

Тюменский воевода Тимофей Ртищев послал по дорогам к Утятской слободе отряды служилых людей, чтобы никого туда больше не пропускать. Утятские раскольники отказались присягнуть на верность новому царю Федору Алексеевичу.

В октябре 1682 г. был организован поход на Утятскую слободу отрядов тюменских и тобольских служилых людей (около 400 человек). Но еще до их прихода старообрядцы, «запершись в остроге слободы сгорели». Это была форма сопротивления раскольников насилию правительства.

Из Тобольска послали в Южное Зауралье для сыска раскольников сына боярского Федора Фефилова. 15 января он, приехав в деревню Гилеву, велел служилым людям связать крестьянина Ивана Коробейникова, взятого по доносу. В слободах и острогах Фефилов расспрашивал местных жителей, не укрываются ли в окрестных лесах раскольники.

Жестокие расправы не остановили распространения старообрядчества. В Южном Зауралье приверженцы старой веры жили по реке Ирюму в Мехонской, Брылинской волостях. На насилия властей раскольники отвечали самосожжениями.

Только во второй половине XVIII в. положение старообрядцев улучшилось. Тем не менее их движение на долгое время стало противовесом официальной идеологии властей. Под знаменем старообрядчества с идеями возврата к старому укладу жизни проходят в дальнейшем самые крупные народные восстания в России.

С начала XVIII в. на заводах Урала, особенно на Невьянском заводе, формируются сильные старообрядческие общины, которые распространяют староверие в Южном Зауралье по всей р. Исети.

В XVIII в. Исетская провинция (образована в 1737 г.) была крупнейшим центром старообрядчества на востоке России. По данным второй ревизии, в 1740-е гг. официально записались старообрядцами с уплатой двойной подати 1166 чел. в Исетской провинции, 88 чел. в Ялуторовском дистрикте (всего по Сибирской губернии 8760 чел.). К 1765 г. в Исетской провинции насчитывалось 1429 чел., официально записавшихся в двойной оклад. В 1770-е гг. в Исетской провинции имелось 2548 чел. (1091 муж.и 1457 жен.), а в Ялуторовском духовном заказе – 393 чел. (166 муж. и 227 жен.) записных старообрядцев.

Власти Исетской провинции с 1750-х гг. оказывали определенную поддержку старообрядцам, в частности не давали сносить на ее территории отдаленные поселения раскольников, несмотря на постановление об этом Сената. В XVIII в. большое количество старообрядцев было в Утяцкой, Курганской, Иковской, Белозерской, Усть-Суерской, Тебеняцкой, Емуртлинской, Окуневской, Куртамышской, Пещанской слободах, а также в селах Талицком, Крутихинском, Кабанском, Иванищевском, Буткинском Шадринского уезда.

Старообрядцы края имели важное значение в жизни старообрядческих общин Сибири и Урала. В 1782 г. в деревне Пеньках Шадринского уезда состоялся собор беглопоповцев Урала и Зауралья, где было решено «иметь старейшинство и повиноваться ему».

>Партнеры

Ноя. 15, 2015

>Старообрядцам Зауралья сберегли память о предках. Уральское озеро с богатой историей. Община, газета, г. Екатеринбург

Статьи. «Старообрядцам Зауралья сберегли память о предках», январь 2015, Максим Гусев

Впечатляющий пример доброго отношения власти к хранителям дораскольного православия

«Мир праху ушедших поколений», — гласит надпись на памятной плите, установленной на окраине Кургана, куда приехал корреспондент «Общины», чтобы увидеть место, где хоронили местных старообрядцев. Неблизкий путь из Екатеринбурга занял около шести часов, но увиденное оправдало ожидания и трудности — перед нами пример мудрого отношения властей к сохранению памяти о жителях города…

Стучат колеса поездов на стыках железнодорожных рельсов Транссибирской магистрали, проносятся машины по давно нуждающейся в ремонте дороге, изредка проходят люди… Сказать, что старообрядческий сквер в столице Зауралья расположен в самом центре и здесь прогуливаются горожане, конечно, нельзя. Если и проходит кто-то по тропам сквозь него, то, в основном, спешно к своему дому — рядом расположен гаражный комплекс и целый квартал пятиэтажек, часть из которых стоит на месте, где ранее располагалось городское кладбище. Это жилой микрорайон «Темп», считающийся почему-то одним из самых неблагополучных в Кургане. Говорят, когда копали землю под фундаменты, рабочим попадались человеческие кости. А потом, когда дома заселили, дети находили кости даже в песочницах.

Курган встречал трескучим морозом. Поиски улиц Станционная и Пролетарская отняли не меньше часа, а когда «нашлись», то «открывать» взору сквер не спешили. Оказалось, он расположен в месте, совсем не предназначенном для гуляний, по сути, на городской окраине. Несмотря на это, территорию нельзя назвать заброшенной. Вернее, хотя и выглядит этот небольшой сквер не ухоженным, имеется здесь главное – памятная плита, указывающая на духовную ценность этого места. Известно, что распоряжением мэра Кургана от 11 сентября 2000 года топоним «Старообрядческий сквер» был определен раз и навсегда с четкой привязкой к местности: справа от виадука в районе бывшего старообрядческого кладбища.

Сегодня территория эта – часть городской, а в конце XIX века это была глухая окраина, где размещалось Троицкое кладбище. На нем хоронили курганцев всех вероисповеданий, при этом северо-западная часть погоста была передана для захоронений старообрядцам.

Это кладбище отмечено на планах города за 1900, 1903, 1906 годы и, по свидетельствам краеведов, от «суеты мира» оно было огорожено основательным забором. Но шло время, город разрастался и однажды кладбище сравняли с землей – в какие годы это произошло и кто из власть предержащих взял на себя ответственность за распоряжение об уничтожении некрополя, неизвестно. Факт в том, что, спустя десятилетия, память о кладбище не стерлась из людской памяти – в местном краеведческом музее и в немногочисленных статьях в сборниках и в сети интернет о нем скупо рассказывается, однако увековечить почему-то решили именно «старообрядческую» его часть.

Сразу заметим: Курган за более чем трехсотлетнюю свою историю приютил немало староверов, в подавляющем большинстве своем – беспоповцев-поморцев. Имущество у местных староверов было солидным. В одном лишь их молитвенном доме, по данным Ивана Камшилова, который с 2009 по 2014 годы трудился депутатом курганской городской думы, опубликованным в его интернет-дневнике, во время изъятия находилось: «Икон деревянных – 70, медных – 20, крестов – 3, хоругвей металлических – 2, подсвечников медных и никелированных разных размеров – 9, аналоев – 3, купелей железных (большая и маленькая) – 2, ковер большой – 1, богослужебных книг – 50″…

В середине ХХ века община распалась на три – «Защиту», «Крестителей» и «Бракоборов», каждая из которых делала акцент на отдельных аспектах духовности, после чего началось медленное увядание Старой Веры в Зауралье. А что сейчас? Опираясь на данные все того же Ивана Камшилова, в октябре 1993 года был зарегистрирован старообрядческий поморский приход Российского Совета Древлеправославной церкви, верующие Кургана при регистрации намеревались оказывать милосердную помощь больным, одиноким престарелым гражданам, организовывать посещение больниц, мест заключения, распространять духовную литературу и книги по истории древлеправославной веры. Приход действует на территории города и всей Курганской области. Занимаются ли они тем, чем планировали, сказать сложно, но то, что в городе у них есть свое здание, известно. Впрочем, это совсем другая история – и заниматься ей не нам, чадам Старообрядческой Церкви, а другим людям. Если у них желание есть…

Зима. Глубокие сугробы. Кустарник, потрескивающий от мороза. Но снег здесь вовсе не ярко-белый – пыль от машин, грязь от железной дороги не делают эту часть города привлекательной. Легко представить, как зеленеющие по весне листья деревьев и кустов в считанные дни сереют от пыли и в таком «наряде» проводят время до осени. И все же местные жители прогуливаются здесь, в единственном «оазисе» в шаговой доступности от их домов, и наверняка обращают внимание и на памятную плиту, и на могильные холмы, которые, по слухам, все же проглядываются в земле. Застроив все вокруг, курганские чиновники признали право старообрядцев на сохранение своей истории – и, наверное, достойны стать общероссийским примером бережливого отношения к памяти. Честь им и хвала.

«Уральское озеро с богатой историей», октябрь 2014, Максим Гусев

В первый раз озеро не пожелало пускать нас слишком близко к своим главным богатствам – островам, зато потом не отпускало до ночи. Полсотни километров от Екатеринбурга, двадцать – от Невьянска. Исторические места! Озеро Аятское – знаковая точка на карте, о которой, впрочем, исследователи практически не пишут статей, краеведы обходят его стороной, оставляя этот уголок заядлым рыбакам и любителям тех мест, куда непросто добраться.

«Там старообрядец-отшельник жил», — сухо бросил как-то один знакомый, а на уточняющие вопросы лишь руками развел: дескать, более ничего не знаю. Пришлось рыться во всех доступных источниках, а коллега подтвердил, основываясь на исторической справке из областного архива, что на одном из островов Аятского озера жил некий старовер. Ни имени его, ни причин, побудивших уйти в уединение, ни других подробностей узнать не удалось – скорее всего, их попросту нет. Вряд ли чиновники стремились как-то зафиксировать все места обитания «раскольников», тем более что им и без того более чем с лихвой хватало заводов, городов и приписных к ним деревень. И потому практически неизвестным остался факт того, что среди немалого по уральским масштабам водоема, да еще в местах, исторически-связанных со старообрядчеством, жил инок.

И все же кое-какие отголоски прошлого негласно подтверждают это – речь о названии островов: Молебный, Сухой, Казенный, Средний, Сосновый, Красный, Березовый, Святой.

В одной из сухих заметок-описаний Невьянского района встретилось оптимистичное и таинственное: в XVIII — XIX веках на возвышенностях озера, ставших впоследствии островами, существовали старообрядческие скиты. Интригует?

Честно говоря, острова озера давно манили меня, особенно первый и последний. Очень уж любопытными и неспроста названными так казались они! И вот решился… Правда, поначалу толком не рассчитал расстояния, понадеявшись, что «все равно доплыву». Подобралась и компания пожелавших «покорить» озеро, являющееся, по оценкам местных рыбаков, одной из жемчужин Среднего Урала.

Лодка надута, рюкзак упакован. Денек подходящий – безоблачный и теплый. Время – ближе к вечеру, жара спала. Карта озера подготовлена. На месте старта – охотничье-рыболовной базы близ села Шайдуриха – казалось, что ближайший остров вот он, рядом, буквально рукой подать. Отталкиваемся ногой от пристани, гребок, другой, третий и вот уж мимо нас проносятся моторные лодки, пара катеров курсирует по глади воды туда и сюда, развозя состоятельных туристов по берегам и островам, где и клев хороший, и места для отдыха подходящие.

Плывем. Размеренно гребем час, второй, качаясь на волнах от быстроходных судов, осматривая окрестности. Восхитительно и утомительно. Когда силы были на исходе, решаем пристать к болотистому берегу, отдохнуть на «твердой» земле.

Изучаю карту: озеро «питается» десятком речушек; остров Святой – самый дальний от нас, до него километров десять, тогда как все озеро с севера на юг – около дюжины километров. Все это, конечно, весьма примерно, «на глаз». Но, чтобы взять курс на Святой, нужно выйти из залива, хотя мы, проплыв километра два, изрядно устали, а до выхода на «открытую воду» еще не меньше километра.

Пока вытаскивал лодку на мшистый, весь в кустарнике берег, раздался хлопок – продырявили! Все ясно: сегодня не то, что до Святого, но и до любого, самого ближнего острова, доплыть не удастся. С этой мыслью, взвалив лодку и снасти, болотистым берегом долго брели обратно, утопая по щиколотку в болотине, изредка отмахиваясь от комаров.

Ко второму приезду подготовился лучше, обзавелся мощными веслами. Впрочем, главным образом, готовиться надо было морально, понимать, что плыть – далеко и долго, что любоваться красотами времени нет.

Что же, на этот раз плывем вдвоем. Спутник мой – друг и просто хороший человек, не раз поддерживал меня в подобных изысканиях, сам активно интересуется краеведением, историей родных мест и знает об Урале немало.

Поехали! И снова погода благоволит. На этот раз людей на озере куда меньше – заканчивается рабочая пятница. Гребем активно, через полчаса достигая места, которое стало роковым во время предыдущей поездки, неделю назад. Но вот и оно позади. Сегодня цель у нас куда более скромная и оттого реалистичная: доплыть до острова Молебный. Ох, неспроста он так называется!

Когда остров был уже как на ладони, казалось, все – сейчас доплывем. Но еще минут сорок пришлось активно работать веслами, а потом какое-то время искать фарватер среди огромных скользких камней, чтобы причалить к берегу. И все же удалось!

Небольшой – метров тридцать в длину и двадцать в ширину – остров в наши дни похож на… свалку. Попасть сюда стремятся все, у кого есть плавсредства – ощутить уединение, обойти сушу сквозь кусты и дебри, посидеть на нагретых солнцем камнях. Присели и мы. Сложно сказать, о чем думал мой спутник, а я в мыслях своих «ушел» на пару веков назад и как-то явственно увидел собирающихся здесь староверов, подплывающих на лодчонках с соседних островов – вполне возможно, что свое уединение они нарушали только здесь, собираясь на совместные богослужения.

Данных о том, сколько человек проживало на озерных островах Аятского, у нас нет. Но, если учесть, что соседние острова не в пример больше Молебного – в частности, остров Сухой, что расположился в километре напротив, раз в десять превосходит тот, на котором высадились мы сейчас, — то можно предположить о десятке, а то и о нескольких десятках отшельников. Одно можно сказать наверняка: первоначальная информация о том, что проживал в ските на Аятском лишь один инок-старовер, скорее всего, неверна – верующих было намного больше.

Осматривая остров, нахожу, что для совместных богослужений он вполне пригоден. Окруженный по берегам камнями, в центре он имеет ровную площадку, хотя и заросшую сейчас кустарником. Есть тут место и для ночлега, если таковой был необходим. Перед отплытием пьем чай и любуемся закатом, а мимо тем временем проносятся моторные лодки рыбаков, нарушая благословенную тишину.

Пора и нам. Следующий остров на пути – Сухой. Пожалуй, он единственный, до которого мы успеем сегодня доплыть… Вновь ловко маневрируем между прибрежными камнями и выходим на открытую воду. И хотя кажется, что километр – это недалеко, в стоячей воде да еще с особенными местными ветрами, дующими с краев к центру, время уходит много. На полпути нас нагоняет катер.

— Помощь нужна?

— Не-е, мы к Сухому плывем, благодарствуем!

— Солнце садится, через час темно будет, я бы не рискнул.

Остановились. Переглянулись. Минут пять обсуждаем: неужели не суждено продвинуться дальше? А солнце все ниже. До боли в глазах гляжу в бинокль, направленный на остров. И пока я рисовал в мыслях развалины скитов или хоть что-то, за что мог бы зацепиться взгляд, солнце село. От воды, еще недавно теплой, вдруг потянуло прохладой. И потому, вздохнув, нам ничего не оставалось, как повернуть вспять.

Обратно плыли часа два. Гребли гигантскими взмахами, медленно удаляясь и от недостигнутого Сухого, и от «покоренного» Молебного, но ночную мглу встретили на озере. Нас пару раз обгоняли на моторках, потом наступила темнота. Правда, глаза к ней привыкли и мы, ориентируясь на маяк у пристани, к полуночи все же доплыли до берега – последний километр казалось, что озеро нас не отпускает, но мы пересилили себя и в начале первого с радостью вышли на твердый берег.

Но рассказ об Аятском не завершен. Так и не обследованными остались еще несколько островов, которые весьма интересны не только путешественнику, но и краеведу. Значит, точку ставить рано. Мы сюда еще вернемся.

Дубченский старообрядческий беспоповский скит, история и современное состояние. Часть II

Часть первая »

Центры старообрядцев-бесповцев часовенного согласия

Захваченные отрядом НКВД в 1951 г. черноризицы и послушницы женских скитов Дубчеса. /p>

Уральских часовенных можно разделить на два направления. Первая ветвь исторически тяготеет к Екатеринбургскому региону, вторая – к тюменскому.

Наиболее авторитетный центр пермских (в основной массе заводских) часовенных – храм и женский скит в деревне Захарове в 10 километрах от города Лысьва. Наставником храма долгое время являлся Тюрин, старостой – Кожевников. В этой деревне была часовня, посвященная Святой Троице, куда собирались около 1500 старообрядцев для общей молитвы. служба на Троицу длилась около 15 часов с небольшим перерывом для трапезы, который осуществлялся после повечерницы (в Православной Церкви – повечерие). В храме совершается полный круг богослужения (что для храмов часовенных – сугубая редкость). Некоторое время сюда специально ездили пермские часовенные.

Скит возглавлялся игуменией Калисфеной, под ее началом жили еще пятеро стариц преклонного возраста, которые в настоящее время уже почили.

Крупные и крепкие общины были в Пермской области также в поселке Кын Лысьвенского района и в городе Добрянка, где отсутствовал храм, однако был наставник и действовала детская певческая школа.

Несколько общин в Чайковском районе состояли из часовенных преклонных лет. какое-то время они находились на грани естественного вымирания, а в настоящее время не существуют вовсе. Всего в Пермской области в 90 гг. насчитывалось около 2000 активных часовенных.

Центр часовенных Екатеринбургского региона (также в основном заводских) – Невьянск, где по сей день находится часовня часовенных (как ее называют горожане) на городском кладбище. в начале 90 гг. настоятелем являлся Николай Гордеевич Никифоров, головщиком – Исаак Мамонтович Баранов, человек с детства посвятивший себя пению, впоследствии головщик правого клироса, умер на 93 году жизни, искал сокрытое истинное священство, перед кончиной перешел в Белокриницкую иерархию. Современное состояние общины таково: службы совершаются только по воскресным дням, богослужение возглавляет женщина – Анна Никифоровна, приход состоит из 10-12 человек преклонного возраста.

Кафедральной часовней считалась часовня в поселке Лая Свердловской области. В 90 гг. ее возглавлял бывший фронтовик Максим Иродионович Витюнин. После его смерти руководство общиной взял на себя его сын – Григорий Максимович. У этой общины была часовня без внешних опознавательных признаков: куполов и крестов. Но данная группа характеризовалась многочисленностью в силу того, что находилась вблизи города Нижнего Тагила, в котором не было места для общей молитвы. В настоящее время эта община не действует.

Влиятельна также группа в Нижнем Тагиле. В этом городе не было соборной часовни, и службы совершались в домашних собраниях.

Все общины часовенных не зависели друг от друга, не было даже намеков на объединение их вокруг одного центра, однако при необходимости все оказывали друг другу помощь и старались посещать часовни, в которых служились храмовые службы.

История возникновения скитов на реке Дубчес

В 1937-1940 гг. старообрядцы-беспоповцы Курганской области Шадринского уезда, занимающиеся земледелием, бежали от коллективизации и колхозов в Томскую тайгу, в Чулымский край, где продолжили заниматься земледелием, и основали селения на обских притоках – Парбиг и Парабель. Продвижение коллективизации заставило их бросить освоенные распаханные земли и продолжить эмиграцию на Обь – Енисейский Екатерининский канал, на левые притоки Енисея.

Впоследствии новые веяния дошли и туда, и они вновь тайно продвигаются вглубь Енисея. Старообрядцы эмигрируют на левобережье Нижнего Енисея, на реку Дубчес. Река Дубчес – это левый приток Енисея, по которой осуществляется связь скитов с внешним миром. Как и все притоки левого берега Енисея, Дубчес – неторопливая, тихая река, с бесконечным количеством песчаных кос, длинных закоряженных плесов и мелких перекатов. В верховьях, правда, есть и каменистые места с небольшими порогами, там, где вода промывает себе путь через ледниковые морены. Один из основных притоков так и называется – Каменный Дубчес. Здесь находятся редкие поселения старообрядцев – самой большой религиозной группы в бассейне Енисея. Гонения, которые были со стороны официальных властей, как в дореволюционные, так и в советские времена, заставили старообрядцев скрываться в самые удаленные уголки. Таким местом стал прежде всего водораздел Дубчеса и Елогуя (более северного левобережного притока Енисея). В этих местах и скрываются Дубченские монастыри и скиты, а также и маленькие семейные поселения – «заимки». Все существующие здесь поселения связаны между собой родственными и религиозными нитями. Единственная деревня на Дубчесе имеет статус столицы староверов – Сандакчес. Она находится в среднем течении реки. Отсюда каждую весну по большой воде на самодельных деревянных лодках – илимках – в отдаленные верховья «круг благодетелей» завозит продукты для подвизающихся отцов. Все остальное время года жители скитов и заимок рассчитывают на свое подсобное хозяйство и природу, которая щедро дает свои дары с гигантских водораздельных болот и парковых сосновых лесов, где растут клюква, брусника, грибы. В данной местности и укрылись те, кому удалось избежать разгрома. Таким образом, поселения старообрядческих иноков получили наименование, производное от гидронима Дубчес.

Основатели скитов на реке Дубчес

Говоря об истории возникновения Дубчесских скитов, надо рассказать об их основателях. Насколько известно из источников, прежде всего из берестяной книги «Стихосложения», автором которой является Афанасий Герасимович Мурачев, основателем их был о. Симеон (в миру – Сафон Яковлевич Лаптев) – настоятель часовенных скитов в Колыванской тайге, затем – на Нижнем Енисее. Уроженец деревни Жидки Учанской волости Ишимского уезда Тобольской губернии. Родился в семье зажиточного крестьянина Я.С. Лаптева в 1895 году. Будучи некрепкого здоровья, много времени посвящал книгам, моленьям и духовным беседам. Еще до революции был призван негодным к службе в армии. В 1919 году, по его собственным словам на следствии в 1951 году, ушел в скит о. Саввы в Колыванской тайге. Там был «накрыт» с именем Симеон. Вскоре он выдвинулся как грамотный книжник; о. Савва брал его с собой для бесед с крестьянами в качестве толкователя священных книг. Перед смертью о. Савва завещал скит о. Симеону (править хозяйственные дела) и о. Мине (принимать на исповедь). Однако управление лежало в значительной степени на плечах о. Симеона; он же организовал и переезд скитов в Восточную Сибирь. Вскоре после переезда о. Мина умер, оставив о. Симеона единственным главой скитов».

Эмиграционные потоки старообрядцев
и история разорения их обителей

Эмиграция старообрядцев в Китай началась во время гражданской войны 1917-1918 гг. Именно тогда они отходят вместе с Белой армией в Китай, где основывают русские поселения, занимаются земледелием и торговлей, некоторые принимают участие в постройке китайской железной дороги. В 1945 году туда приходит Советская Армия. И тогда же происходит резкое разделение старообрядческого общества на социальные группы, и состоятельные, преследуемые большевиками, семьи уезжают за границу – в Бразилию и Аргентину. Там они продолжают заниматься земледелием, живя закрытыми общинами, сохраняя обычаи, традиции и устав, русский язык и свою самобытную культуру.

Малообеспеченные старообрядцы вынуждены были остаться в Китае и были захвачены большевиками, а затем сосланы в Сибирь, на Енисей, на реки Бирюсу и Чуну, притоки Ангары. Там они занимались сплавом леса, рыболовством и охотой, как и мигрировавшие за границу старообрядцы. Несмотря на тяжелейшие условия, они хранили свою культуру. Однако их традиции были грубо нарушены: у них забирали в принудительном порядке детей в интернаты для обучения, где они, потеряв связь с семьей, разумеется, воспитывались в атеистическом духе.

На левых притоках Енисея объединяются ссыльные и мигрировавшие старообрядцы, обживая тайгу и осваивая земли. Однако в 1951 году скиты были обнаружены, разгромлены, а их обитатели – арестованы. О. Симеона и еще 32 человека обвинили в антисоветской агитации и создании «нелегального антисоветского формирования» (имелись в виду скиты); в 1952 году суд вынес им обвинение по ст. 58, ч. 2 и 58 УК РСФСР. О. Симеон получил 25 лет исправительно-трудового лагеря и 5 лет поражения в правах. Он не дожил до освобождения и скончался в Озерлаге, отказавшись, по свидетельству староверов, принимать лагерную пищу. Дата его кончины точно не известна: следственное дело называет 20 августа 1954 года, Урало-Сибирский патерик – 1953 год.

В 1951 году Дубчесские скиты были обнаружены с воздуха и затем разгромлены карательным отрядом. Пустынники и поддерживавшие их крестьяне были арестованы, а все постройки, иконы, книги сожжены. Следствие вело Красноярское УМГБ, к суду было привлечено 33 человека. Все обвиняемые были приговорены по статьям 58-10, ч. 2 и 58-11 УК РСФСР к разным (от 10 до 25 лет) срокам лишения свободы. Данная история описана А. Солженицыным в «Архипелаге ГУЛАГ». Двое скончались в советских концлагерях: о. Симеон и мать Маргарита. Остальные были после смерти Сталина амнистированы (12 ноября 1954 года). Ниже представлены их фотографии и краткие описания – по сведениям сайта http://frontiers.nsc.ru/index.html – информационные ресурсы – освоение Сибири, в отделе «Рукописи и документы» – фотодокументы суда над пустынножителями Дубчеса.

Подследственные: игумен о. Симеон – слева и о. Антоний.

Игумен о. Симеон (Сафон Яковлевич Лаптев – слева) и о. Антоний (Афанасий Михайлович Людиновсков). Оба из уральских крестьян, оба – интересные старообрядческие писатели, авторы ряда произведений разных жанров, включая многие тексты обширного Урало-Сибирского патерика. Сведения о них и некоторые их сочинения см.: Духовная литература староверов Востока России в XVIII-XX вв. Новосибирск, 2000. Там же: о постепенной миграции главного скита часовенных – скита о. Максима (XVIII век, Урал) на восток. О разгроме этого скита в 1951 года и гибели в Озерлаге о. Симеона см. также: Покровский Н.Н. За страницей «Архипелага ГУЛАГ»// Новый мир. 1991. №9. С. 77-90 (А. Солженицын изложил лагерные рассказы об этом разгроме и судебном процессе: Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ//Малое собрание сочинений. Т. 7. М., 1991. С. 248). Надпись следователя КГБ на обороте фотографии: «Руководители антисоветского группирования сектантов-старообрядцев».

Арестованные обитательницы Дубчесских скитов.

Слева – направо: матушка Валентина (Вера Григорьевна Тюрина), игуменья матушка Тавифа (Татьяна Михайловна Людиновскова), матушка Флена (Татьяна Кондратьевна Шабаршина). О жизни и христианских подвигах каждой из них рассказано во втором томе Урало-Сибирского патерика. Интересно, что они сами участвовали в создании этого обширного собрания скитских житийных биографий (Собр. ИИ СО РАН. № 11/90г. Л. 94 об – 97, 36 об. – 50, 103, 107). «Повесть о матери Тавифе» опубликована: Духовная литература… с. 108-115. Надпись следователя КГБ на обороте фотографии: «Старшие монастырей антисоветского группирования, руководимого Лаптевым Сафоном Яковлевичем (о. Симеоном)»

Матушка Маргарита позднее скончалась в заключении, рассказ о ее гибели приведен в Урало-Сибирском патерике (см.: Духовная литература… с. 120-122)

Предание о разорении скитов

Существует живописное предание о том, как происходил разгром скитов. Солдаты Красной Армии в зимнее время были заброшены в близлежащие заимки с помощью вертолетов и стали пытать жителей заимок, чтобы те открыли местонахождение скитов. После долгих физических и психологических истязаний им удалось выяснить расположение скитов. Придя туда, они какое-то время жили в кельях иноков, согнав их в храм. Днем они подвергали их изощренным пыткам. Например: отцов раздевали и, нагишом запрягая в сани, ездили на них наперегонки, стегая кнутами из ветвей. Пока не наступило половодье, солдаты находились в скитах, резали рабочий скот, волов, на которых иноки пахали поля для засева пшеницы. Черноризцев морили голодом для того, чтобы их стало меньше. И действительно многие тогда скончались от истощения. После того как прошел лед, солдаты приказали отцам срубить плоты и стали их сплавлять по реке Дубчес. Уходя, солдаты подожгли все деревянные строения, оставив после себя разоренное пепелище. Заимки, которые находились на берегу Дубчеса, опустели, их жители покинули насиженные места и ушли вглубь тайги. Но и новые заимки были разорены и сожжены. В одной из них, по рассказам отцов, солдаты нашли самодельное спиртное. Они выпили его и после того, как они уснули и плывший плот приблизился к берегу, часть черноризцев успели бежать.

И именно они впоследствии стали возрождать иночество. В их числе был Афанасий Герасимович Мурачев, который позже описал эти события в берестяной книге. Остальные, те, кто не смог убежать, были вывезены в красноярские тюрьмы.

Письменные свидетельства о разорении скитов

Один из важнейших источников, из которого можно узнать о разорении скитов, как уже указывалось, является берестяная книга «Стихосложения» талантливого старообрядческого автора, непосредственного очевидца событий – Афанасия Герасимовича Мурачева. Написано это сочинение в 1991 году, имеет размер 17,8×13,8 см; рукопись изготовлена на бересте; текст написан черными чернилами, заголовки и инициалы – красными; обложка – из бересты, 20 страниц. Опубликована книга на сайте http://frontiers.nsc.ru/index.html – информационные ресурсы – освоение Сибири, в отделе «Рукописи и документы» – фотодокументы суда над пустынножителями Дубчеса. Данное сочинение необычайно интересно не только по содержанию, но и точки зрения стилистики и стихотворного строения.

Вообще существует три стихосложения разных авторов об одном и том же событии. Первое – черноризца Виталия, второе – брата Макария, впоследствии – черноризца Максима, который в 90 гг. нес послушание летописца монастыря, в настоящее время он уже почил. И третье – Афанасия Герасимовича Мурачева, известного наставника и духовного руководителя, который и в настоящее время несет этот труд.

Афанасий Герасимович Мурачев (справа) и Н.Н. Покровский (2000 г.). /p>

Нижнеенисейский наставник А. Мурачев – автор многих ярких произведений, ученик о. Симеона. Был арестован на Дубчесе в 1951 году, но совершил смелый побег и позднее описал произошедшие события в «Истории о Дубчесском ските», изданной новосибирскими археографами (см.: Духовная литература… с. 272 – 290).

Ниже приводятся эти уникальные произведения (в авторской орфографии).

Стихосложение черноризца Виталия,

с. 5-6

Множество грехов моих воспрещает,
болезнь же сердечная поочряет.
Писать о разорении обителеи, и о страдании пустынножителей.
И аз со скорбию в души и болезнею сердечной,
прошу тебя, Творец превечной.
Подаждь ми разум показать,
и немного слов о сих сказать.
Аз малейший в человецех, и скуден разумом весьма,
но аще Вышний изволит, то и глупому подаст ума.
О сколь печально и прискорбно, слышать повесть об отцах,
страшна буря прогремела, в етом годе всех концах.
Грозны власти прибежали, словно ястреб на птенцов,
они кельи окружили, и пытали тут отцов.
Овых лестными словами, что свободой одарят,
овых палками ремнями, да всю правду говорят.
Старших крепко добивались, и где живут отцы еще,
что палки треская ломались, о братское плече.
Но сколько братцы не держались, но укрепиться не могли,
напоследок рассказали, и к отцам их привели.
Что же прочее осталось, только стоит воздохнуть,
вещей сбору объявили, только несколько минут.
Отцов из кельи изгоняют, как видно навсегда,
и от огня не остается, стройки ихнего труда.
На тогульчес их приводят, да и тут немного жить.
Только много им печали, много требе им тужить.
Иконы книги обобрали, даже четки негде взять,
что же будет им в дальнейшем, можно так предполагать.
Под конвоем их держали несть им мочно убежать,
разве вышнего судьбами, тех моментов ожидать.
Всех отцов они собрали, стариц также на плоты,
сколь их полна грудь печали, только знаешь творче ты.

Повезли их всех водами, на безбожные края,
знать то неции останут вне прекрасного рая.
Зане прелесть их велика, многи козни у врага,
а естество скоропреложно, с ним он борется века.
Больше нам ни что же вестно, где кто будет проживать,
только вышнего судьбами, вести будем ожидать.
Об отцех окончаваю, повесть краткую писать,
и едва в мале удержався, ох увы мне восклицать.
Переполнены печали душа и сердыце и грудь,
к тебе владычице взываю ты помощьница мне будь.
Как нам быть, и что нам думать, и где нам жить весьма не знам,
ли скитаться без покрова по речушкам и лесам.
Нам сироткам не осталось, не покрова не дверей,
да еще скажу плачевнее не отцов ни матерей.
Во юдоле сей плачевной, как в дальнейшем будем жить,
придите вси сиротки, купно сядем потужить.
Унылая пустыня воздыхает, не видя жителей своих,
и с болезнею восклицает, знать не видеть больше их.
Они не будут своим гласом, мене пресладко оглашать,
Да и оставшийся потомок, знать не будет утешать.
Своих рук они трудами, меня не будут расчищать,
И своих ног они хожденьем, меня не будут освящать.
И грибов моих не сыщут, ягод так же некогда.
И орехи будут пища, птицам и гадом на всегда.
И заростут мои тропинки, зане не кто тут не пройдет,
Разве беглый с котомкой мимоходом пробредет.
Но не бысть сие случайно, но токмо волею творца,
Разрушение обители и изгнание отца.
Но слава Богу о всех, строителю нашего спасения,
Творящему полезная о всех, ради мудрого си спасения.

Повесть о разорении многотрудных северных скитов,
составлена братом Макарием,

с. 7-8

Пустынюшка родная, остаешься ты пустая,
любимых чад тебе больше не видать,
и сладкоглаголивых устен их не слыхать.
Все распуганы рассеяны и по всей земли развеяны.
Стопы ног их по тебе не пройдут, и все дорожки кустами заростут.
Род благи пребывал, и аки светом многотрудную пустюню освящал.
Все дорожки поновлялись,
нивы и луга от пустыннолюбных ластовиц не забывались.
Нивы скудные хлебами, заростают все бесплодными мохами.
А ваши деточки остались, и несть приюта на земли.
Птички гнездышки свивают, а ваши чада без покрова пребывают,
и предклонить главу куда не знавют.
Куст трехнется и сердце сколыхнется,
безбожный звук по чувствам прозвучит.
А бедным сиротам от всюду страх и трепет належит.
И безбожный род стремится, до основания овец христовых истребить.
А мы остались сиротами, и несть кому нас от безбожных свободить.
Но мы надеждой упования, не боимся гордого врага,
взираем на прежние страдания, какова была беда.
Ножами и рожнами, бичами и железными ногтями,
плоть страдальцев дробили, но веры и любви от них ни кто не истребили.
Птички песни воспевают, и сладким гласом воздух оглашают.
А наши отцы и матери точию словами
сию далекую пустыню вспоминают.
Где молитву богу возсылали. И от сердец злые мысли отреавали.
Знать то нам их не видать, и сладкоглаголивых устен их не слыхать,
но точию на будущем свидания ожидать.
Род от роду расставался, сын со отцем на веки распрощался,
мертвых кости во гробе лежали, и никто о них не вопрошал,
а угодивших богу мир весь вечно вспоминал.
Наши предки дни толики проживали,
точию умом о сем времени мечтали, а их ни внуки то глазами озирают,

И приход прескверного всечестно ожидают.
Где молитву возсылали, и кадило возжигали, тут остались кучи пеплу,
изжоныя земли, на воспоминание оставшим, где трудились ихние отцы.
Мир утеху, плоть угождения называет,
а пустынной сладости отнюдь незнает,
она беспечальна и вольна, аки птичка крылата возлететь на небеса.
Скоро скоро мир весь изменится, и вся мирская прелесть обличится,
небеса свиются, звезды мраком облекутся,
шумом страшным возшумит, и вся земля огнем возгорит.
Кои сладость возлюбил, и своей плоти угодили,
аки хврастие зажгутся, и в вечную муку отведуся.
Тогда явится всем пустынная сладость, которой мир не чаял ни когда,
кий страх и трепет не явится, и обимет на всегда,
что вся стихия в мгновении ока изменится,
и дело каждого явится.
О сладчайшии Иисусе призри на свое создание,
услыши плачь и сердечное стенание, яко выше нашея меры пострадали, от безбожных рук изгнание.

Сочинение грешного Афанасия о разорении и изгнании отцов,

с. 8-10.

Сяду один на едине, плач воздвигну в тишине.
Тишина от плача прозвучит, да и опять на веки замолчит.
Зане не будет гласа ни поющих, во святой обители живущих.
И к тому не услышится пения и моления, от сего святого поколения.
Где Богу жертва приносилась, там все в пепел обратилось.
Стало образом плача и стенания, зрящим на вечное вспоминание.
Власть яра и безбожна, умолить ее невозможно.
Нет в них милости пощады, разве укоризны и досады.
Все жгут и нарушают, а пустынников берут не отпущают.
Вся их злоба на святыню, да искоренить в конец пустыню.
Иконы книги сожигают, а с самих кресты и мантии срывают.
Пытки с палкой представляли, да чтоб мы друг друга выявляли.

Немочные братия убоялись, и предатели оказались.
Отца Симеона выдали начальству, увы злому и безстудному нахальству.
Был отец сего края, добре духовную паству назирая.
Всем был отец любезный, в нашея дни житель небесный.
Воспитатель братства духовного, свободитель ига греховного.
Кроце наказуя согрешающих, любезно утешая изнемогающих.
Всегда был весел и доволен, основатель сей пустыни самоизволен.
Выну братство поучал творению Божию,
да чтоб могли противостать безбожию.
Уста исполнь духовного вещания, кроме благословного замолчания.
О временах последних добре рассуждал, речь писанием подтверждал.
И кто был недоволен таковаго отца? Разве окаянен и страстен до конца.
И теперь уже нам не видеть отца, ниже его святаго лица.
И не увидеть следышка ног его, и не услышать гласа его.
И теперь уже не придет и не побеседует, за стол не сядет и не пообедает.
И теперь затих сей небесный глас, или потчитесь найти подобного из вас.
И хоть найдете но печаль не утолит, но о том мое сердце скучает и болит.
Да и отец Антоний трудник Христов, в путных шествиях умреть был готов.
Все реки и дороги обошли его ноги.
Редкая ель и кедра сучеватая, не имела его под собой ночеватая.
А пища в путе самораслена, птицам и зверькам однояственна.
Как корабль на море влается, так и он в дальную пустынь напускается.
По истине-творец спасаемых детель, о пустынных душах был богу свидетель.
О каждой душе сердечно болел, а наипаче когда попали в безбожных предел.
И теперь погасли сии два ока пустынных, среди прочих отцов неповинных.
Отселе скратилось зрение духовное,
и не удобь стало зримо стремление греховное
Отселе объяло нас сугубое сиротство,

Изгнано бысть от нас духовное сродство.
Все молились и вместе питались, и внезапу худшия от лучших остались.
И на сколь наша жизнь не постоянная,
и почто забывается душа моя окаянная.
Един поемлется а другии оставляется, и почто мое сердче не умиляется.
И теперь на этом свете их больше не видать,
и если буду грешен, то и в будущем, стану это же страдать.
Они страждут и богу угождают, а меня плотьские страсти услаждают.
Но наступит скоро время, каждый возмет свое бремя.
И аще бремя будет студно, то и стать с ним будет трудно.
И аще увещан соперник умолчит, тот и благ вечных улучит.

Продолжение следует…

Круг благодетелей – это круг людей, у которых в Дубченских скитах живут дети, или те, которые просят молитв отцов, что посвящают молитве о своих помощниках весь рождественский пост.

Берестяная книга написана старообрядческим наставником часовенного согласия А.Г. Мурачевым в октябре 1991 года на 18 листах тонко выделанной бересты. Она представляет собой сборник неизвестных ранее науке сочинений крестьянских старообрядческих писателей, в том числе и самого Афанасия Герасимовича Мурачева. Большинство сюжетов связано с историей енисейских скитов. В основном в нем помещены духовные стихи, посвященные теме разгрома енисейских скитов карательным отрядом в 1951 году, суду над скитскими жителями и последовавшей уже в лагере в 1953 году смерти главы Дубчесских скитов – о. Симеона. Завершает книгу несколько небольших сочинений А.Г. Мурачева (также в стихах), объединенных учительной тематикой.

О. Симеону принадлежит ряд сочинений: «На союзы» (на допросе в 1951 году он назвал его «О кооперации» и датировал примерно 1918 годом). Даты создания остальных трудов указываются также по этим источникам и по сведениям, взятым из сборника его сочинений (Собр. ИИ СО РАН. № 2/94 г.). Ему принадлежит авторство следующих сочинений: «Краткая памятная запись нынешних событий и о судьбе Древняго Рима» (1925/1926 или 1929/1930 гг.), «Доказательство от Святого Писания против австрийских» (или же «На австрийских» – 1927 г.), «О пришествии святых пророков и о последнем антихристе» (3 марта 1928 года), «О воскресении Иисуса Христа из мертвых, прение под видом двух человек, вернаго с неверным» (1934 г.), «Познание от твари Творца и Управителя вселенной» (расширенный вариант – 1950-1951 гг.), «Познание от твари Творца и Управителя вселенной» (краткий вариант – 1934-1935 гг.), «Воинствующая Церковь Христова на земле» (1935-1936 гг.), «Действующая Церковь Христова на Севере» (1949 г.). Кроме этого, о. Симеон был инициатором создания и одним из авторов «Повести чудесных событий» – трехтомного Урало-Сибирского патерика староверов-часовенных.

Эта книга была исследована двумя авторами: Покровский Н.Н. Рукопись сибирских старообрядцев на бересте// Живая старина. 1995. № 1. С. 28-39; Титова Л.В. Духовные стихи в берестяной книге Афанасия Герасимова// Живая старина. 1995. № 1. С. 40-41; Духовная литература… С. 306-322, 701-703.

Тогульчес – приток Дубчеса, река, по которой по большой воде доставляются на лодках продукты отцам.

Брат Макарий, впоследствии черноризец Максим, летописец Дубческих скитов.

Один из признаков святости у старообрядцев-беспоповцев часовенных.

Автор после восстановления разоренной обители не вернулся обратно, выбрав путь супружества.

Дубчесские скиты — духовный центр старообрядцев-беспоповцев часовенного согласия. После прихода Советской власти многие часовенные бежали сначала в Китай, а оттуда в Южную и Северную Америку. Те, кто остался в стране, уходили от новых властей все дальше и в конце 1930-х, спасаясь от гонений и коллективизации, оказались в глухой тайге Туруханского края. Это дикая и заболоченная местность; от места впадения реки Дубчес в Енисей до Красноярска — полтысячи километров. Выше по течению Дубчеса скрылись от мира небольшие скиты, монастыри и заимки староверов-часовенных. Добраться туда можно только по реке и только в половодье.

В 1951 году обнаруженные советскими властями скиты были разгромлены. Все постройки сожгли, а жителей силой вывезли на Большую землю. «В этот год у нас в скиту иконы стали извещать, стали почикивать, пощелкивать. У старцев на сердце стало волнение, говорят, что-то иконы извещают», — так описывал последние дни перед приходом карательной экспедиции Афанасий Герасимов, который был захвачен вместе с остальными жителями скитов, но сумел бежать. Пленников везли по разлившейся реке на плотах; когда конвоиры уснули, он спрыгнул в воду. Известно, что кроме Герасимова побег удался еще нескольким староверам.

Один из сопровождавших их солдат, Виктор Макаров, позже вспоминал этот сплав: «Таежные мужчины с нашей помощью построили плоты, а когда Дубчес в половодье вышел из берегов, мы стали готовиться к отплытию. В дорогу нам напекли лепешек, еще чего-то, все без соли. Все собрались на плотах. А перед самой отправкой кто-то из сотрудников МГБ поджег монастырь. <…> В половодье на реке было много воды, плыли льдины. Всего на плотах было примерно 130 человек, плыли мы по течению вместе со льдинами, плыли днем и ночью. Погода стояла холодная, дождливая, иногда гремел гром и сверкала молния. Так плыли несколько суток, все промокли до костей. Да еще, как на грех, наш плот задел за корягу, рассыпался, люди очутились в воде, мы стали их спасать, а вода была ледяная. С большим трудом плоты причалили к берегу, разожгли костры, немного согрелись. Во время стоянки два или три человека попросились оправиться в лес и не вернулись, ушли опять в тайгу».

Из тех, кого довезли до Красноярска, 33 человека были осуждены по делу о «тайном антисоветском формировании сектантов-старообрядцев» и получили от 10 до 25 лет. Отец Симеон, основавший монастыри на Дубчесе, погиб в лагере. В 1957-м Ангарский собор часовенных специальным постановлением разрешил заключенным-старообрядцам принимать пищу от «кадровых» — как староверы называли тех, кто состоял на службе у властей.

Но еще в 1954 году, после смерти Сталина, все осужденные часовенные были амнистированы и постепенно вернулись на Дубчес, где они заново отстроили заимки и монастыри.

«В Дубченскую тайгу вернулся почитаемый в среде старообрядцев о. Антоний. После его возвращения в скиты об их местонахождении не знал никто, ибо оно держалось в строжайшей тайне. С целью безопасности контакт с мирскими был односторонний так же, как и общение с духовными чадами. Для душеспасительных бесед и исповеди о. Антоний в сопровождении иноков тайно приходил на заимку. Для того, чтобы не натаптывались тропинки, постоянно менялись маршруты», — писал диакон Александр Колногоров, побывавший в этих скитах уже в начале XXI века.

Отец Антоний умер в начале 1970-х, его место занял отец Михаил, руководивший скитами до недавнего времени. После распада Советского Союза связи таежных часовенных с единоверцами за рубежом возобновляются; потомки эмигрантов начинают регулярно навещать скиты и пополнять ряды монастырских жителей. «Чрезвычайно резко увеличивается число братии в мужском скиту и число сестер — приблизительно втрое, — пишет Колногоров. — В это время перестраивается весь комплекс мужской обители, заново строится часовня, келарская-трапезная, возводятся новые келии. Но особенно многочисленными становятся четыре женские обители, расположенные в этой же местности на расстоянии от пяти до 15 километров от мужского скита».

По его словам, основу монастырской братии сейчас составляют выходцы из старообрядческих поселений. К середине двухтысячных, когда диакон Колногоров описывал современное состояние скитов, там жили «более 3 000 человек, с учетом мужских и женских обителей», тогда как в 1990-е в «мужском монастыре было 60-70 человек и в четырех женских — около 300».

По свидетельству Колногорова, контакты дубчесских часовенных с американскими староверами налаживаются после того, как «в мужском скиту поселяется первый насельник преклонного возраста из Соединенных Штатов, который восторгается благочестием и строгостью скитского устава».

«В настоящее время среди насельников и насельниц уже слышится английский язык, на котором им пока запрещено молиться», — замечает автор.

Но не все попадают в таежные монастыри по собственной воле. Не исключено, что диакон Колногоров в начале 2000-х встречался там с Елизаветой (ее фамилию редакция не приводит по просьбе героини) — гражданкой США, которую родные-староверы еще подростком обманом отправили в Дубчесские скиты. Бежать оттуда девушке удалось лишь спустя полтора десятилетия. Егор Сковорода записал ее рассказ.

Староверы в Орегоне. «Завтра поедешь в монастырь»

Меня звать Елизавета, родилась я в Орегоне, в США. Мамины родители, они чисто русские, они с России. В Сталина года они сбежали оттудова, в Китае жили, там в горах скрывались сколько-то времени, у меня первые дядьки там родились. Потом они услышали, что в Южной Америке свободней, там не гоняют за религию. Они уехали в Южную Америку, у меня тетка там родилась. А потом они услышали, что в США еще лучше, они туда перебрались, и там у меня мама и еще два брата у нее родились. Все они были староверы.

С 16 лет мама ушла из дома и сошлась с американцем, это мой отец. У нее сестры-братья — они все староверы, а мама просто ушла с религии. Отец от нас ушел, когда мне было пять лет. Они были алкоголики, наркотик принимали, сколько-то времени я жила у тетки, потом у дядьки, потом у дедушки. Какое-то время мама в тюрьме была. Я с теткой больше общалась, с ёными ребятишками, у них было 11 детей, и я с ними очень близка была, я летом там у них часто гостила. Моя самая лучшая подруга тоже старовер была.

Они меня все учили по-староверчески. Учили, как молиться. Когда мне было 13 лет, они отправили троих своих детей туда, в Сибирь, в монастыри. А мне говорили, чтобы в гости к ним туда уехать. Я как-то во внимание это не брала, потому что я не хотела туда. Думала, что я за христианина хочу замуж выйти. Для этого мне надо было креститься. Еще когда я на оглашении перед крещением была, тетка мне паспорт сделала — втайне, мне она ничего не сказала. Она уже планировала меня в Россию отправить, в монастыри, но мне не говорила.

Вот я крестилась и потом, недолго после крещения… только две недели прошло, 10 мая 2000 года, тетка мне сказала, что ты завтра поедешь в монастырь. Я глаза выпучила на нее: «Ты что? Я по-русски-то не умею разговаривать, а ты хочешь меня в Россию отправить!». У нее были уже чемоданы собраны, билеты куплены, и они меня сговорили ехать на две недели в гости, просто Россию посмотреть. Они мне не сказали, что билеты-то в одну сторону. Они меня обманули и отправили туда. Мы добрались до монастыря, и вот я прожила там 15 лет.

Иллюстрация: Аня Леонова / Медиазона

Туруханский край. «Останешься тут на всю жизнь»

В Енисей втекает речка Дубчес, в Туруханском районе. Где мы точно жили, нету на карте. Вот Енисей все знают, Дубчес втекает в Енисей. Там, где мы жили, там Тына речка и Тогульчес недалеко были. Где-то 48 часов едешь по Дубчесу и доезжаешь до деревни Сандакчес. От Сандекчеса мы жили — 300 километров. Туда не доедешь ни на чем, только пешком.

По Дубчесу заимок много маленьких, там три дома, там два, там пять, шесть, десять. А в Сандакчесе, в тех местах это самая большая деревня, там поди 200 семей и домов где-то. Там все-все староверы.

Летели мы до Москвы. Один русский, Андрей Мурачев, он шесть месяцев гостил у маминой сродной сестры, когда он домой поехал, меня с ним отправили. Он по-английски не умеет говорить, а я по-русски не говорила. Очень трудно было. Он меня к себе домой увез. Я гостила у него пять дней в Черемшанке, а потом с Черемшанки мы поехали в Красноярск, и там встретились с другими американцами. Я не знала, что мы будем с кем-то встречаться, но это все договорёно было. Мы на вертолете полетели в Сандакчес, а потом плыли на моторной лодке два дня и потом пешком шли где-то сорок километров дотудова, где я жила.

Там густой лес, там большинство елки, кедры, пихты, березы, сосны. Сосен не шибко много, больше берез, кедров и елок. Маленькие дорожки там просто по земле, по корням, по болотам.

Там семь монастырей, в каждом монастыре церковь своя. Там не семьями, мужики и женщины отдельно живут. Мужской и женский монастырь. Где я жила, было 150 человек, в другом двести, в другом сто. Ну где-то 700-800 человек может. Некоторые три километра друг от друга, некоторые пятнадцать, некоторые тридцать. Самое далекое я думаю, где-то 60 километров .

Александр Колногоров пишет:
«Возможность приехать из мира есть только весной и осенью. Реки должны подняться от весенней воды и или осенних дождей, чтобы стать полноводными, и только тогда появляется возможность как можно дальше подняться в верховье реки Тугульчеса. В другое время года приходилось преодолевать около 80-100 километров пешком, а в зимнее – по тем же замерзшим рекам путь преодолевается с помощью снегоходов. Но в 90-е годы в обители принципиально отказались от всякого рода технических вещей и инструментов за исключением необходимого. Например, лодочные моторы признаются».

Нас встретили хорошо, они там как бы… они добрые люди, но у них понятия разные, от мира очень разные. У них такое понятие было, что мы должны жить противоположно мира. Чтобы не погибнуть, у них такая вера строгая, религия такая строгая-строгая, они считают, что чем больше пострадаешь, тем больше получишь на том свете. Они считали, что если оттуда выйдешь, то ты погибнешь. Что ты должен там жить и там помереть.

Мне было 15 лет. Мы когда туда приехали, мы все остались, там еще одна девка со мной осталась. Американцы мне сказали, что через две недели обратно поедут. Но они раньше поехали и нам не сказали, просто уехали. А мне куда? Никак было не уехать. Мне только 15 лет было, я не знала, как самой ехать.

Дорога оттудова была… там идешь сорок километров, потом на лодке едешь — а с кем ты поедешь на лодке? Надо, чтобы кто-то тебя вез. Потом, как я подольше прожила… Меня никто не брал. В ту зиму, я прожила уже четыре месяца, потом американцы приехали как гости в монастырь. Они мне даже родные были. Но они меня ни за что не взяли домой, и все. Я плакала, просила, просила. А у меня денег не было, ничего не было, они не хотели за меня платить.

И я застряла там. Потом, через четыре года, у меня паспорт сожгли. Сказали, останешься тут на всю жизнь.

Жизнь в монастыре. «Плуг появился, но мы его сами тянули»

Меня там не били, просто заставляли так жить строго, как они живут. Все время у нас посты были, каждый понедельник-среду-пятницу, потом посты перед Пасхой, перед Рождеством. Мяса мы вообще не ели. Еда два раза в день только обед и ужин — и все, больше не разрешали нам есть. Готовили в кухне, приходишь туда и ешь, что сготовили. Все из общих чашек ели. Великим постом еще строже было, первую неделю вареное ничего нельзя было, только так, маленько, морковка да свекла, и один раз в день.

Александр Колногоров пишет:
«Природные условия в тайге крайне суровы: летом солнце едва заходит за горизонт, зимой чуть брезжит рассвет, как снова наступают сумерки. В светлое время года ночной отдых ограничивается в связи с многочисленными сезонными работами. Зимой мужские скиты, помимо уже названного, занимаются заготовкой дров, вывозом леса для строительства и продуктов из амбаров, которые пополняются весной благодетелями.
Женские скиты летом заготавливают для всех ягоды и грибы, в обязанности также входит пошив верхней одежды, косовороток, кафтанов и монашеских одежд.
Ежедневные послушания распределяются следующим образом: все, кто не может работать на физически тяжелых работах, остаются в обители и исполняют такие работы, как переборка ореха, работы в келарской, а также чтение Псалтири. Все остальные делятся на бригады, которых было в 90-х годах четыре, и идут на послушания после благословения игумена».

Мне было еще труднее, потому что я по-русски не умела говорить, там по-английски сильно никто не говорил. Думаю, что через год я более-менее разговаривала, начала читать, писать. Но училась все года.

Все там руками делали. У нас коней не было, мы тяпкой все пашни перекапывали. Мы так далеко жили, у нас магазинов там не было, мы все выращивали сами. Работа была очень трудная все время: готовить, пилить, колоть, возить. На нартах возили все сами, у нас первые года коней не было, мы перекапывали пашню вручную. Потом у нас плуг появился, но мы его сами тянули. А потом, последние года, когда у нас конь уже был, то конь пашню перепахивал. Но мы нарты сами тянули, возили дрова. У нас земля там очень плохая была, как глина, то мы ходили на речку, находили мягкую землю, ее копали в мешки, привозили домой. Потом еще сжигали землю, все перемешивали. Дома у нас были из бревен строенные, топором рубили углы. Мы жили там с четверых до десяти человек в одном доме.

А еще там комаров столько много! Ужас! Это просто невыносимо. Мы в этих сетках ходили все лето, нельзя было без них выходить. Столько много этих мошек ишо. Надо было всегда длинные рукава носить, штаны, двое носков, все плотное, потому что комары прокусывали, мошки пролазили, и мы в сетках всегда-всегда были.

Я еще непривыкшая к такой жизни была. Первое лето, которое я жила, было очень жаркое, а ночью был минус, и у нас картошка вся застыла, мы костры сжигали вокруг пашни, закрывали все тряпками, капусту закрывали, ночью мало спали. Там только три месяца без снега, надо было все успеть за лето сделать. Мы очень мало спали. А днем снова работали, ночью все закрывали, у нас картошки почти не было в той зиме.

Там молились много, и вот староверы туда приезжали и просили молиться и платили за это. А потом просто милостыню привозили, как бы с родни — ну, там, например, девчонка живет, ее родители и тетки-дядьки приезжают в гости. Там не пускают некрещеных. Но которые родные все староверы, они приезжают туда, привозят денег, молока привозят.

Весной ездили на лодках в город, привозили муку да сахар, крупы. Мы-то не ездили, мужчины только ездили. Они ездили в Красноярск, плыли на лодках. Где мы жили, это Тугульчес был, они по Тугульчесу, потом в Дубчес, потом в Енисей, и по Енисею они до Красноярска. Долго, они на несколько месяцев ездили.

Я за 15 лет ни разу оттуда не выезжала, меня не пускали. А потом я сбежала.

Иллюстрация: Аня Леонова / Медиазона

11 лет при смерти. «Скоро помрешь и царство небесное получишь»

Через четыре года я привыкла маленько, я прижилась, можно сказать, ко всему этому. Они мне еще сговорили, что… на будущее у тебя хорошая жизнь будет. Они каждый день это все повторяли, говорили, говорили, говорили, что это нельзя, это нехорошо, погибнешь. Надо вот так вот, на том свете царство небесное получишь. Они мне постоянно-постоянно-постоянно это все говорили. И я как бы все еще в Бога верю, но это очень жестоко так, как они жили.

Мне было обидно, прискорбно, что у меня паспорт сожгли, но я как бы думала… Я в то время еще астмой заболела, и они мне все говорили, что скоро помрешь и царство небесное получишь. Потом все эти года, вот 11 лет я болела, и никак не могла помереть. Все жила, и еще лучше живу сейчас. А они мне говорили, что скоро помрешь.

Чем дальше, тем я больше болела, последние два года сильно болела. Последнюю весну, в 2015 году, я даже не могла сама свои волосы расчесывать. У меня до того силы не было. Я просто отчаивалась, я не знала просто… Я не помираю, я не живу, не могу жить, это я в полной депрессии была. Потому что это годами. Я болела столько лет. И они мне не разрешали лечиться. Сначала маленько разрешали, а потом говорили, что тебе это Бог послал, это твой крест. Ты просто должна терпеть и ты не должна лечиться.

Александр Колногоров пишет:
«Примечателен способ лечения головных болей и легких простудных заболеваний. Попутно надо сказать, что экологическая чистота и обилие кислорода сводят до минимума случаи таких болезней. Если брат все же страдает одной из этих напастей, он не ходит на трапезу, а пребывает в келье и совершает чтение Псалтири о благодетелях. Если он явился есть, значит, уже в состоянии работать. Носить в келью еду разрешалось только к лежачим и тяжелобольным насельникам — один раз в день».

И потом, знаешь, я просто обозлилась. Я жить не могу, я ничего для себя не могу сделать, я не помираю. Я обозлилась, начала придумывать, как я могу оттудова сбежать? Начала тайком лечиться, я ночью ходила на речку с одной девкой, мы ванны сделали такие деревянные, потом воду нагревали в бочке, пихты туда ложили, как я читала про это. Что помогает для астмы.

Потому я стала есть, потому что… мы как там, у нас коров не было, молока не было, но ближайшие деревенские нам привозили и мы ели. Но шесть лет я не могла ни молочное есть, потом я не могла масло есть, ни кислое, ни горькое, я только ела кашу, варенье. Хлеб, сдобное, ничего не могла есть. Я очень похудела. Я только маленько поем, а потом через несколько часов снова хочу есть, но они мне не разрешали, только два раза в день и все. Я им говорила, что я болею, я не могу пищу есть, которую они ставят на стол, они все с маслом сварят, очень много проблем было.

Меня все время укоряли, все время проверяли. Потом я просто стала так, что я приду, с кухни что-нибудь возьму, с подвала, а потом дома ем. Летом там ягоды собирала. А потом стала маленько лечиться, маленько есть, и стала себя лучше чувствовать.

Побег. «Мы с монастыря, и у нас денег нету»

Я начала думать, что мне просто надо лечиться. Они мне говорили, что надежды никакой нету, я должна помереть, и все. Они мне говорили: «Ты помрешь». Потом я стала маленько лечиться, мне стало лучше ставать, и я стала придумывать, как я могу оттудова сбежать? Я просто хотела в больницу ехать, проверить, что со мной.

Александр Колногоров пишет:
«Все послушания в скитах можно разделить на сезонные, монастырские и внемонастырские, а также послушания женских и мужских скитов.
На время заготовки рыбы или ореха братия покидает обитель на длительное время и живет в палатках – пологах. Летом мужчины выполняют грубую тяжелую работу, к которой относится строительство келий, новых часовен и трапезных, в том числе в женских скитах. К летним послушаниям иноков относится заготовка рыбы, которая происходит в период после Петрова поста, как для женских, так и для мужских скитов. Осенние заботы — заготовка кедрового ореха, урожай которого бывает обильным раз в четыре года. И его промысел приобретает промышленные объемы. Кедровый орех, как отмечалось выше, основной источник питания, так как из него делается ореховое молоко, сметана, масло. Выжатый орех размалывается и прессуется с сахаром, и получается что-то похожее на халву».

У нас там были и женские, и мужские монастыри. Когда спали, я сбежала и пешком ушла, там один монастырь на Дубчесе. Мы жили на Тыне и на Тогульчесе, а это было ближе и там у них не так строго было, как у нас. Там я сговорилась с одной, и еще одна нас увезла в самую ближнюю деревню, там было пять домов.

Я погостила в том монастыре где-то две недели чоли, потом мы услышали, что в той ближней деревне, она где-то 15 километров оттудова была, сильно болеет и собирается ехать в город в больницу. Мы туда уехали и попросились с ними. Они староверы и знают, что мы с монастыря и у нас денег нету. Мы не платили, они не просили ничего. Мы уехали до Сандакчеса, а потом оттудова уже с другими уехали до Енисейска.

А еще в Сандакчесе мы подобрали других американцев, они туда ездили к кому-то в гости. Потом с ними до Енисейска, а с Енисейска они взяли такси до Красноярска и мы просто с ними поехали.

Иллюстрация: Аня Леонова / Медиазона

Красноярск. «Мне сказали, что у меня аллергия на мороз»

Это было в августе 2015 года. У меня два номера было, и в Красноярске я позвонила в Америку, позвонила своим родным, кого номера нашла, они мне деньги послали. Тетка, которая меня туда отправила, она уже померла, пять лет назад. Я сродному брату позвонила, дядьке позвонила, маминой сродной сестре, сродной тетке позвонила, и все помаленьку деньги отправили. И я там по больницам ездила, проверялась везде.

В больнице я сразу платила, все мне делали . Это хорошо вот в России, там на все намного легче, тут в Америке не так это легко. Я даже в больнице потом была без документов, без денег. Потом мне даже ингаляторы дали, и я не платила ни за что. Получалось так, что у меня друзья в Красноярске были, и они на свою имя квартиру снимали, а я платила. Без паспорта этого я не могла сделать.

А потом, в октябре… Я же собиралась обратно в монастырь ехать, потому что все мне говорили, если я куда-то уеду, у меня счастья не будет, я погибну. У меня это все в голове было. И еще у меня паспорта не было. У меня паспорта нету, визы нету. Я уехала, когда мне было 15 лет, я ничего не знала.

Я думала, что это невозможно — уехать. У меня самое главное было, чтобы маленько себя облегчить от болезни. Я потом в октябре взяла последний билет от Енисейска до Ворогово, я думаю. Куда-то туда, в какой-то поселок. А потом там в поселке какие-то староверы были, и они должны были меня довести до Сандакчеса, а с Сандакчеса уже другие староверы довезли бы.

Но 6 октября я пошла узнать, какой мне надо ингалятор, потому что у меня оказался аллергический тип астмы, и мне надо было правильный ингалятор взять. И врачи хотели проверить, на что у меня аллергия, они мне всю руку иголкой кололи. Начало уже холодно становиться, это октябрь был, до этого снег выпадал… Ну, мне позже сказали, что у меня астма и аллергия на мороз. Я мороз не переношу.

Я там у врачей сидела и начала тяжелее, тяжелее дышать, у меня приступ начался. Они позвонили в скорую, меня сразу увезли в больницу, я там неделю была. И потом речка уже застыла, и там уже никакие лодки не ходили. Я там застряла до снега.

Фейсбук помогает. «Я надумала ехать обратно в Америку»

Я жила в монастыре без электричества, без техники, без телефонов. В 2000 году, когда я уехала, смартфонов не было. Но когда я выехала в Красноярск, я купила за две тысячи самый дешевый смартфон. Я не умела им пользоваться сильно, а когда я в больнице была, мне нечего было делать, и я начала разучивать, как чего, и я на Facebook зарегистрировалась. Там меня нашли мои братья сродные, я начала с ними переписываться. И меня братья начали домой приглашать. Я с ними не разговаривала и не виделась 15 лет. Мои родные братья — они не староверы, они некрещеные, они никогда веру не знали. Они просто американцы.

Александр Колногоров пишет:
«Конечно, изменение состава братии диктует свои правила. Так, в настоящее время в женских скитах появились электрические швейные машинки. В мужской обители применяют ленточную пилу для обработки строительного леса. Есть и другие до сего дня немыслимые новинки, в том числе и полиграфические. Прошли уже те времена, когда вновь приходящий кропотливо переписывал в воскресные дни три канона с акафистом. Сейчас нужен один человек, который скопирует, и один ксерокс, который это размножит. Богатые эмигранты привезли дизельные генераторы, которые вырабатывают электричество. Братские бригады, отправляясь в походы, на рыбалку или на заготовку ореха, все чаще стали надевать поверх косовороток удобную и практичную спецодежду американского спецназа. И, наверно, нельзя осуждать молодых ребят из США за то, что они слабее телом таежных крепышей, предков которых большевики нещадно гоняли по тайге.
Старообрядцы постепенно осваивают технические новшества, но игумен Михаил — духовный руководитель, который ревностно хранит уклад и тайны, заповеданные ему о. Антонием, является стойким сдерживающим столпом на пути тотальной «индустриализации» иноческих общежитий реки Дубчеса».

Начали меня домой приглашать: приезжай домой, мы тебе денег пошлем, мы тебе билет купим, езжай домой. Я целую неделю была в больнице, и все это время мне говорили доктора: «Тебе нельзя в России жить, тут сильно холодно для тебя. У тебя все равно документов нету российских, ты не можешь тут жить, езжай обратно в Америку». Каждый день мне говорили, несколько раз. До этого я ходила в клуб «Гербалайф» в Красноярске, и каждый день мне говорили: «Почему ты тут живешь? Если ты американка, езжай в Америку».

Я все думала-думала, и надумала ехать обратно в Америку. Потому что врачи мне сказали: сколько ты будешь в Сибири тут жить, столько и будешь болеть, тебе нельзя в таком холодном климате жить. У нас, где я жила, в Туруханском районе, там до шестидесяти мороза было.

Мне братья начали помогать, номера давать. У меня там были друзья в Красноярске, я там три месяца прожила. Они мне начали помогать, мы в полицию пошли и сказали, что я потеряла паспорт. И они мне написали , что я потеряла паспорт. УФМС, или как это называется, — я пошла туда, они мне сказали, что я только в Москве могу паспорт сделать или во Владивостоке, там были американские посольства. А я в Красноярске была.

В ФМС мне сказали, что я там сначала штраф заплачу, потом я где-то просижу, как бы не в тюрьме, но ты там месяц сидишь, потом тебя депортируют. Я говорю: «Нет». Я там уже просидела 15 лет, меня не пускали никуда.

Я начала другие варианты искать, друзья мне помогали. Мы думали на поезде поехать — тоже нельзя, паспорт нужен. Потом думали на автобусе с города до города. Но это было для меня как-то маленько страшно, и у меня денег не сильно много было, а это было бы дороже даже, чем на самолете.

Решили просто по интернету искать что-то, только начали смотреть, нашли объявление: «Еду завтра в Москву на машине, один, ищу пассажира, прошу пять тысяч рублей». И это для меня было идеально. Но это было завтра, я не собиралась, я уже сняла квартиру на месяц. Ну я позвонила сначала, поговорила с ним, мне показалось по разговору, что он хороший человек.

И я как своим друзьям рассказала, они: «О-о-о, ты с ума сошла, ты его не знаешь, как ты поедешь?». Я говорю, что у меня выбора нету, я не хочу где-то сидеть, я не хочу, чтобы меня депортировали, не хочу никакие штрафы платить, я просто поеду. У меня больше никаких вариантов нету.

Иллюстрация: Аня Леонова / Медиазона

Москва-Сиэтл. «Родня староверы, они против, что я вернулась»

Я побежала, все собрала, и мы поехали. Я все еще с этим человеком общаюсь. Он оказался очень хорошим человеком. Мне еще страшно было, потому что я в Москве никого не знала, у меня деньги уже кончались, только на билет были. У него друг был, он в общежитии жил, и он меня к нему привез, его Анатолий было звать. Очень хороший человек, он в Москве живет, и вот там я месяц прожила, потому что ждала билетов. Я в декабре туда приехала, там Новый год и Рождество и были страшно дорогие билеты — до 100 или 150 тысяч. Я прождала до 15 января и за 25 тысяч купила билет до Сиэтла.

Рассказывает Анатолий Васильев, московский знакомый Елизаветы:
«У меня в Красноярске друг, Виталий, который довез ее без паспорта из Красноярска в Москву. Он как раз переезжал и на «Блаблакаре» ее довез. Мне он звонит, что девушка вот в такой ситуации. Он привез Лизу к нам, мы в хостеле жили. Познакомились, она рассказала свою историю, все офигели. Она еще крутой костоправ или кто, по медицине шарит. По кухне просто великолепно! У нас когда в хостеле жила, она всех кормила пирогами, по пять пирогов в день стряпала, мастерица на все руки.
Попутешествовали чуть-чуть с ней, съездили на русский Север, в Мурманск. И помогли выбраться в Америку, обратно домой. Паспорт ей за день в посольстве восстановили. Была сложность и страх в том, что она купила билет, но не знала, выпустят ее или нет. У нее же не было визы. Но в итоге сам таможенник сказал, что если вы американский паспорт получали в посольстве, то виза не нужна, что-то такое. Ее спокойно выпустили и она улетела».

В посольстве мне за три часа где-то паспорт сделали, я принесла справку от милиции, что я его потеряла, и сразу же сделали, я заплатила 150 долларов, что ли. А потом я, ой, я по всей Москве ходила в эту мигрантскую службу, потому что кто-то мне сказал, что надо визу, кто-то сказал, что не надо… Вот это я не люблю про Россию: они только любят куда-то отправлять, иди туда, иди сюда. Никто не хочет никому помогать, они только тебя куда-то нибудь отправляют всегда. Ох, вот это мне не нравится.

Я по всей Москве ездила, и никто мне не помог. И потом мне сказали идти к начальнику, я целые два часа его ждала, и он сказал: «Иди в полицию, скажи, вот я американка, прожила тут 15 лет, все просрочила, депортируйте меня, визы нету». Я пошла в полицию, они меня просмеяли, сказали: иди билет купи да езжай. И я улетела.

После возвращения я со старыми друзьями, которые у меня были, виделась, а с другими староверами — нет. У меня есть родня еще староверы, но они против, что я вернулась.

У меня есть подруга, она живет в Красноярске, а раньше тоже в монастыре жила, но уехала. И она — я помнишь рассказывала, что они приезжают каждую вёсну, даже осенью приезжают за мукой, за сахаром. Они бывают в Красноярске, эти монастырские мужчины. И она кое-что слышит, бывает, и мне рассказывает кое-что про монастыри, что случается у них. Там самый главный, который отец был, он помер. Он там с пятидесятых годов жил, нет, с сороковых, он чуть не 70 лет в монастыре прожил. Он помер в ноябре, что ли. Он там самый главный был.

Все получилось как-то счастливо у меня, хотя мне в этом монастыре говорили, что мне счастья никакого не будет, жизни не будет — у меня все так хорошо все получалось. Вот я даже не думала, никого не знала, денег не было, а просто все как-то делалось, все получалось.

Редакция благодарит Алексея Кириллова (Кемерово) за помощь в подготовке материала.