Сила языка



Что приходит на ум, когда говорят о «силе»? Первые ассоциации — власть человека над человеком, сила, как подавление свободной воли через «команды» и «повиновения». Сила появляется в этом контексте как слабость человеческого общества и как контраст свободы выбора.

Но на самом деле, проблема власти является более сложной. И особенно в случае «силы языка». Она состоит из различных этапов. «Сила языка» не означает, что только лишь язык на службе у власти, язык также может подорвать власть. Прежде всего, он предлагает себя в качестве речи, власти особого вида. Отношения между языком и властью амбивалентно.

О чём изначально говорилось, это «власть языка» как «язык власти». Это означает, в общем смысле, что всякая власть должна служить, в конечном счете, языку, передаваться через него и проявляется в нем, командовать, так сказать, где другие могут только слушать и слушаться. В узком смысле, «сила языка» рассматривается как инструмент осуществления власти. Мастерство самого языка становится средством власти: в качестве политической риторики и демагогии, как идеология и заблуждения, как обольщения словами. Эта сила языка просматривается в политических контекстах, речах и, следовательно, в образе мышления. Диктаторские и тоталитарные системы пытаются навязать свои правила в повседневной жизни, язык рекламы и уловки телемаркетинга подавляют истинные желания и потребности человека, а так же порой угрожающая риторика на рабочем месте или в семье имеют негативное влияние.

Эта интерпретация «силы языка» уже показывает две вещи. С одной стороны, существует необходимость различать осуществление властных полномочий между языком и речью, между возможностями языка и то, как это на самом деле используется в произносимых словах. С другой стороны, она также дает представление о том, что мощь, передаваемая с помощью языка, уже несет в себе зерно компенсирующей силы.

Любой человек может получить власть с помощью речи и постичь, таким образом, силу языка.

Строго говоря, «власть языка», это не братство языка с командой и послушанием, в данном случае речь идет о использовании языка на иной лад, а не в своих корыстных целях. Подлинная, внутренняя сила языка скорее подрывает власть.

Сила языка, без сомнения, в том, что его можно использовать, чтобы убедить риторически, что, несомненно. Но так же, и в том, что каждый, использующий эту силу, уже имеет ядро сомнения в себе. Любая попытка убедить других и с помощью или через язык, всегда попытка заставить себя поверить. И независимо от того, как риторически искусен оратор, в конечном счете, его слова неизбежно, как речь всегда будут подвержены обсуждению и дискуссии.

Язык никогда не будет в полной власти говорящего. В конечном итоге, «власть языка», не в говорящем, а в самом языке. Он принадлежит самому себе. И эта власть принадлежит всем, у кого есть язык. Тот, кто владеет языком, имеет часть своей власти!

Язык является не только инструментом в руках власти, но и создаёт противовес, который не может быть ограничен и остановлен. Власть может быть основана на многих факторах, в том числе на оружии или деньгах. Это устанавливает власть человека над человеком. И это показывает повсеместно социальный контекст неравенства и власти.

Для силы речи, это отношения просто не применяется. Так же, как и знания в целом, язык наделён безграничной властью, которая делится и умножается. Кто делится знаниями, ничего не теряет из своей доли или собственности. Любой человек может получить знания, не лишая никого. Кроме того, любой человек может быть сильнее в этом плане, не ущемляя ничьи интересы.

Те, кто говорит на одном языке, могут не только общаться друг с другом, но умеют создать чувство принадлежности и общности. Это тождество формирования силы языка является вторичным эффектом, с помощью которого отдельные лица общаются в малых или больших социальных группах или с помощью которых можно содействовать социальной сплоченности обществ или государственных или наднациональных группировок, эти умения постигаются гораздо раньше. Процесс взросления индивида, воспитание его личности и личности речи является фактором, который индивид не приобретает в определенный момент. Приобретение языка является именно процессом, в котором, человек формируется не только как личность, но как независимый субъект. С помощью языка, он находит себя, своё место в социуме. Он приобретает умения и коммуникативные навыки, одним словом он учится, не только интерпретировать мир, но и жить в этом мире.

Первый язык, который усваивается человеком, имеет важное значение для «естественного языка» человека. Все, что позже буде подумано и решено, поможет сознанию разобрать и интерпретировать. Но, в конечном счете, он должен всегда возвращаться к этому уровню естественного языка.

Таким образом, двойная функция первого языка очевидна. Он формирует интеллект, его возможности. И в то же время он социализирует личность.

Задача современного общества сохранить и передать будущему поколению всю полноту и богатство языка, привить любовь не только к языку, а также к себе и к окружающим, как к «сосудам» ценнейшего дара, собранного веками предками.

Имам Навави говорил о языке: «Тот, кто хочет говорить, должен подумать, прежде чем что-либо сказать. Если он увидит пользу в сказанном, то пусть говорит. В противном случае человеку лучше хранить молчание» (Заргани, «Мухаммад»; Малик, 4, стр. 517).

В современном мире процветают политики, ведущие ток-шоу, артисты и сплетники, и кажется, что они никогда не прекращают говорить. Однако Ислам напоминает нам, что язык подобен заряженному ружью, которое всегда нужно ставить на предохранитель. Мусульманские ученые во все времена предупреждали людей об опасностях злословия, так как каждый из нас способен сказать лишнее.

Наши слова столь же важны, как и наша вера. Пророк Мухаммад (салляллаху алейхи ва саллям) напоминал: «Тот, кто верит в Аллаха и в Судный День, должен говорить что-либо хорошее или молчать» (Бухари; Муслим).

С развитием технологий оружие может нанести гораздо больше вреда, чем когда-либо ранее. Разрушительное действие языка ничем от него не отличается: с помощью средств массовой информации и интернета слово способно нанести ущерб целым группам людей путем обмана, пропаганды и подстрекательства.

Однако сила языка, в отличие оружия массового поражения, способна и созидать. Пророк Мухаммад (салляллаху алейхи ва саллям) говорил: «Величайшая борьба – это сказать слова правды перед правителем-тираном, глядя ему в глаза» (Насаи).

Это утверждение не должно вводить в заблуждение и заставлять думать, что запрет на совершение неправильных действий может привести к миру. Один из способов сделать неправильное правильным — через воздействие словом. Посланник Аллаха (салляллаху алейхи ва саллям) говорил, что убеждение становится необходимостью, когда нельзя исправить содеянное другим образом: «Если человек делает что-то неправильно, то он должен исправить это своей рукой. Если этого сделать он не в состоянии, то нужно повлиять языком. Если же и словом не получилось изменить, то нужно постараться исправить в сердце, и это самый слабый уровень веры» (Муслим).

Детальный анализ хадиса позволяет сделать несколько выводов. Во-первых, восприятие неправильного может быть исправлено на основании знаний, а не подозрений или ложных обвинений. Если бы люди попытались исправлять все, что невежи считают неправильным, то мир бы давно уже погрузился в хаос.

Во-вторых, повеление «исправить в сердце» означает неприятие неправильных вещей или поступков сердцем. Человек может ненавидеть лишь то, что знает. Поэтому мудрость Пророка (салляллаху алейхи ва саллям) обращена к людям и повелевает знать обо всем, что творится вокруг них. Народы, которые живут в несправедливости и угнетении, но не знают о том, что происходит, так же виновны, как и те, кто знает об этом, но не ненавидит грех.

В-третьих, упомянутая в хадисе последовательность заслуживает особого внимания. Первым шагом является получение знания о том, что является неправильным. Ислам отвергает идею морального релятивизма. Истинное и ложное было определено нашим Творцом, а не людьми. Вторым шагом является знание о том, что происходит вокруг вас. Если вы не знаете, что случилось, то даже не испытаете негативных или позитивных чувств.

Так или иначе, ненависть к дурному – не самоцель. Она стоит в хадисе на последнем месте. Это средство достижения цели, точно так же, как знание является средством к действию, а не целью. Осознание и ненависть к «неправильному» проявятся на языке, когда человек в состоянии сделать это. В свою очередь, слово станет действием, когда представится возможность.

У языка так много силы, потому что он обладает способностью подталкивать людей к совершению поступков, будь то говорящий или слушатели. Именно из-за этой бесконечной силы не стоит использовать оружие языка неосознанно и применять его с осторожностью.

Живая сила языка

Пророк Давид с мученицами. Византийская миниатюра

СУДЬБЫ СОВРЕМЕННОЙ НАУКИ

Многим участникам, приезжающим на Рождественские чтения со всей страны, не говорю уже о питерцах, имя Нины Павловны Саблиной хорошо известно. Она – настоящий подвижник, служитель церковно-славянского языка, автор прекрасного учебника «Буквица славянская», преподаватель с почти 50 летним стажем, серьезный ученый-языковед.

По своей прежней работе (20 лет я была научным сотрудником в музее А.Блока) мне очень много приходилось общаться с учеными, участвовать в различных конференциях, симпозиумах и семинарах. Однако в последнее время при взгляде на то, что происходит в научном сообществе, все чаще стали вспоминаться слова Достоевского: «Без сомнения занятие наукой требует великодушия, даже самоотвержения. Но многие ли из ученых устоят перед язвой мира? Ложная честь, самолюбие, сластолюбие захватят и их. Справьтесь, например, с такою страстью как зависть: она груба и пошла, но она проникнет и в самую благородную душу ученого. Захочется и ему участвовать во всеобщей пышности, в блеске. Что значит перед торжеством богатства торжество какого-нибудь научного открытия…Много ли останется истинных тружеников, как вы думаете? Напротив, захочется славы, вот и явится в науке шарлатанство, погоня за эффектом, за какой-нибудь утонченностью. Простые, ясные, великодушные и здоровые идеи будут не в моде; понадобиться что-нибудь гораздо поскоромнее…»

Нина Павловна Саблина — одна из тех, кто не поддался и не поддается духу мира сего, потому каждая встреча с ней радость: не смотря на возраст она жизнерадостна, легкокрыла, улыбчива, добросердечна. У нее юная, живая душа – и потому так радостно общаться с ней. Думаю, что есть и таинственная причина ее силы душевной и духовной: много лет она изучает Псалтырь – духоносную книгу, дающую человеку особую, Божию силу.

БОГОДУХНОВЕННАЯ КНИГА –ПСАЛТЫРЬ

Одна из самых потрясающих статей Нины Павловны о Псалтыри посвящена царской теме в псалмах пророка Давида.

«Царем в Священном Писании именуется и человек как сотворенный по образу и подобию Божию, то есть царскому. В православной гимнографии царем именуется и всякий человек, царствующий над своими грехами. Путь преподобных, уходящих из мира на борьбу со своими страстями, называется царским. Так, в Житиях и Акафисте святым братьям Кириллу и Мефодию, просветителей славянских, избравших путь монашества, чтобы безстрастия достичь, говорится, что они ушли из царских палат, от земной славы, царским путем, чтобы поработать в преподобии единому Царю-Богу.

В Псалтири, в псалме «О возлюбленнем», составленном по случаю брака Сына Царева, Который есть Бог и Царь, пророчествуется и о прекрасной Царице, сияющей добродетелями Невесте: Предста Царица одесную Тебе в ризах позлащенных одеяна преиспещрена (Стих 10). Царица — это и Церковь Христова, и Пресвятая Богородица — Невеста Неневестная, и каждая уневещивающаяся Христу душа христианская. Сравните тропарь мученице, глас 4: Агница Твоя, Иисусе, имя рек, зовет велиим гласом: Тебе, Женише мой, люблю….

В Псалтири яркими красками играет антиномия числа, противопоставленность Божественного единства и раздробленного грехом земного человеческого множества. С одной стороны — Бог, Царь, Господь, Судия как высший правитель; с другой — бози, царие, господие, судии как властители земные, а также — беси, идоли, властвующие человеческими душами. Переложению псалма 81-го, который начинается так: Бог ста посреде богов, да боги разсудит, Г. Р. Державин дал разъясняющее название «Властителям и судиям». С одной стороны — Бог Вышний, с другой — бози земнии, начальники и идолы: Яко вси бози язык бесове (Пс. 95:5). С одной стороны, Царь Небесный, с другой — царие богоборцы, возглавляющие людские мятежи: Предсташа царие земстии, и князи собрашася вкупе на Господа и на Христа Его (Пс. 2:2). С одной стороны — Судитель праведный: Яко Бог Судия есть (Пс. 74:8). С другой — судьи, неправедные, деяния которых Господь разрушает как сосуды скудельничьи: И ныне, царие, разумейте, накажитеся (т. е. вразумитесь) вси судящии земли (Пс. 2:10).

Итак, мнози бози, бесове, идоли, царие, князие, но — Един Бог, Един Господь, Един Царь, Един Судия.

Этот художественный прием антиномии числа встречается и в творчестве поэтов, составляющих славу нашего православного отечества. Так, у А. С. Пушкина в стихотворении «Поэту»:

Поэт! Не дорожи любовию народной…

Ты царь: живи один. Дорогою свободной

Иди…

Сравним послание «К Н. Я. Плюсковой»:

На лире скромной, благородной

Земных богов я не хвалил…

Я не рожден царей забавить

Стыдливой лирою моей».

Я специально привела довольно большой отрывок из статьи Нины Павловны, чтобы вы почувствовали: насколько ее сознание, ее мировоззрение укоренено в православии. И этому всем нам нужно учиться.

Читая Псалтырь, исследовательница находит параллели с прочитанным и в православном богослужении, и в светской поэзии, и в реалиях политической, общественной жизни. Нина Павловна – не кабинетный, отвлеченный ученый. И недаром, казалось бы, такая специальная тема, как изучение Псалтыри и в целом церковно-славянского языка получила великую популярность у слушателей «Православного радио Санкт-Петербурга» — на протяжении нескольких лет Н.П.Саблина ведет передачи по этой теме, и слушатели каждый год просят их повторять. В прошлом году за это служение «радиоприхожанам» Н.П.Саблина удостоилась премии С.А.Нилуса.

ЖИЗНЬ И СУДЬБА ЛИЧНОСТИ И ПОКОЛЕНИЯ

Слушатели «Православного радио», многочисленные ученики Нины Павловны – а преподает она на различных курсах в Петербургской Консерватории, в подмосковной гимназии в Плесково – попросили расспросить своего любимого преподавателя о ее личной судьбе, о том, как к ней пришло настоящее увлечение наукой.

Когда я задала этот вопрос Нине Павловне в радиоэфире, она поначалу очень смутилась, сказала, что «она человек маленький», но потом все-таки начала рассказывать, — и рассказ ее оказался не просто историей одного человека, а рассказом о судьбе русских людей в трагическом ХХ столетии.

«Для меня всегда был образцом отец, я считала его самым лучшим и самым честным человеком в мире. Он был японистом-разведчиком, знал много языков, вообще очень любил язык. Он служил в тех частях советской армии, которая освобождала Сахалин. И вскоре после войны был репрессирован. Так наша семья из рязанской области попала в Южно-Сахалинск. Отец в 1953 году был реабилитирован, и главная его радость состояла в том, что теперь его дети смогут получить высшее образование. Нас в семье было четверо, и все действительно получили высшее образование.

В Южно-Сахалинске у меня были прекрасные учителя, — так в 4 классе у нас был открыт языковедческий кружок, который я с удовольствием посещала, тогда уже у меня появилось ощущение, что язык – это живой организм. И изучать его очень интересно.

Потом я поступила в Московский областной педагогический институт, и там у меня были прекрасные учителя, — стоит назвать хотя бы известного академика В.В. Виноградова. Теперь я понимаю, что все мои старые преподаватели были глубоко верующими людьми. Конечно, они не говорили о своей вере, но то как они вели себя со студентами и преподавателями, как относились к своему делу, — было настоящим исповеданием веры. Так же и мои родители не говорили о вере, церквей у нас на тысячи километров не было, но то, как они жили, и как умерли – было настоящим христианством. Всех нас крестила бабушка, она учила нас молиться. Но, как известно, дети очень чуткие, и мы знали, что говорить вслух о своей вере нельзя, как-то явно проявлять ее нельзя.

И такое сокровенное существование нашей веры продолжалось еще очень долго — до средины 80-х годов. Мы переписывали друг у друга молитвы от руки, за размножение (на печатной машинке) только одной молитвы «Отче наш», люди иногда попадали в лагеря и тюрьмы.

Конечно, ни о каком церковно-славянском языке в институте тогда не было и речи, был курс истории языка, и в него, как составная часть, входил старо-славянский язык (слово «церковный», конечно же, было недопустимо). А я тогда увлеклась диалектами. Каждый год мы отправлялись в экспедиции. Мне удалось объехать весь север. Теперь я понимаю, что меня водили русские святые. И Богу благодарна за эти поездки, потому что тогда мы увидели, что такое – русский народ. Видели мы природную красоту, разрушенные храмы, слушали удивительную русскую речь, поражались силе русского характера, сохранившегося не смотря на все исторические катаклизмы.

У нас было великое горение тогда — каждый год мы отправлялись в экспедиции и готовы были много километров шагать по бездорожью, по дремучим лесам (иногда даже медведи нам встречались!). Это было знакомство с исконной Русью, — и это не могло не наложить отпечаток на нашу судьбу: все мы полюбили нашу Родину, увидели ее красоту, многообразие речи. Мы почувствовали тогда, что русский язык — облагодотатствованный язык. «Простая чадь» — так о славянах говорится в житии свв.Кирилла и Мефодия. «Простая» — значит ясная, прямая, не лукавая, не искривленная, не искаженная. И у этой «простой чади» был и язык такой — готовый сосуд для благодати Божией.

Потом, когда я поступила в аспирантуру я выбрала тему «Русские говоры Камчатки». Так я стала и одна, и со студентами ездить на Камчатку, и полюбила этот удивительный край. Мы познакомились с «детьми природы» — коряками, камчадалами и другими исконными племенами этого края, и видели следы ласковой руки русского Царского правительства. Оно никогда не принуждало народы к крещению, так коряки не приняли крещения, они так и остались язычниками, а камчадалы приняли крещение, приняли русскую культуру, при этом сохранив детскость души. Это прекрасно описано Лесковым в повести «На краю света».

Тогда я получила ощущение живой плоти русского языка и никогда не поддавалась, ставшим вскоре модными, увлечениями структуралистскими теориями, когда язык стали разбивать на сегменты и препарировать, как мертвую ткань. К сожалению, эти западные теории докатились даже до общеобразовательных школ, где у детей с раннего детства стали отбивать органическое чувство языка, заменяя его насильственным зазубриванием различных схем.

После аспирантуры я вернулась в свой родной город Южно-Сахалинск и 30 лет преподавала там в Педагогическом институте. Тогда вместе со студентами мы пережили удивительное явление: мы вместе разбирали тексты хрестоматии, в которой содержались отрывки из Евангелия, и ощутили на себе удивительное воздействие священного текста. У нас в столовой был единственный тихий отсек, где можно было собраться на факультативные занятия, потому что весь институт был очень переполнен. Но этот отсек был очень холодный — руки застывали от холода. И вот, когда мы читали Евангелие, мы не чувствовали холода, и устанавливалась удивительная тишина: — мы почти ничего не понимали в этих текстах, но знали, что с нами что-то происходит.

В это же время в нашем институте преподавал теперешний архимандрит Виктор (Мамонтов). Тогда он был преподавателем литературы, и мы нашли друг друга. Он стал мне рассказывать о Пюхтицком монастыре, куда в то время часто ездил. А потом мы и вместе стали ездить в московские храмы. Когда же он принял монашество и священство, то стал моим первым духовником. Но первое причащение я, после долгого перерыва, приняла у дорогого и любимого всей Россией батюшки – протоиерея Александра Шаргунова.

Наш Южно-Сахалинский пединститут состоял из преподавателей московских и питерских, а так же и из местных, которые были партийно-хозяйственными кадрами института, и жить нам не давали. Всегда гоняли, бесконечно пытались уволить. Мы были на грани того, что нас не изберут по конкурсу. Когда грянул 1968 год – события в Чехословакии, введение советских войск и подавление восстания, — у нас в институте, как и по всей стране, стали громить лучшие педагогические кадры. КГБ занималось этим вопросом очень серьезно. Нас с В.О.Мамонтовым оставили в институте, но гоняли с кафедры на кафедру и урезали часы. Но мы радовались жизни, потому что очень любили студентов, и уже умели возможность ездить в храмы и молиться.

Потом наступил момент, когда надо мной в институте устроили настоящее судилище. Виктор Мамонтов в это время уже стал батюшкой и уехал из города, а со мной решили разобраться. Меня вызвали на общее собрание института. А до этого в квартире произвели обыск, муж мой как чувствовал, он сказал мне накануне: «Убери иконы». И я все убрала, оставила только одно большое глиняное распятие. И это распятие послужило криминалом. Но, на самом деле, Господь ослепил проверявших, и иконы они не нашли. На собрании мне заявили, что «вера в Бога не совместима с преподаванием в институте». Секретарь парторганизации спросила меня: «Кого вы обманывали – Бога или комсомол?» Надо сказать – к славе Божией – что теперь и эта женщина, и другие тогдашние «гонители» все стали верующими людьми, ходят в церковь, а я не поминаю зла…

Все это происходило в 1985 году. В это время, я, кстати, уже написала докторскую диссертацию, я ею занималась 11 лет. Защитить мне ее тогда не дали, но я теперь вижу, что и хорошо, что я ее не защитила — она была посвящена влиянию западно-европейских языков на русский научный стиль. И в ней я слишком перехваливала Европу. Господь этого лукавства не допустил.

После институтского собрания меня лишили специальности, профессии и диплома. Один год мне пришлось работать вахтером в местном архиве. Но через год произошло чудо – все обвинения были с меня сняты, я была восстановлена в ВУЗе. Это произошло на Пасху в 1986 году. Но преподавать в этом институте мне уже не очень-то хотелось. У нас открылся приход св. бл. Ксении. Это было такое счастье, когда ты не за 11 тысяч километров летишь в церковь, а идешь по своему городу к храму, и он – твой. Это такая радость, больше которой уже ничего не нужно было. Я уволилась из института, мы организовали воскресную школу, и я стала преподавать в ней церковно-славянский язык. А как раз в это время приехал на Сахалин митрополит Питирим (Нечаев) с архимандритом Иннокентием (Просвирниным), и он мне тогда сказал очень важные слова: «Когда молишься Иисусовой молитвой, говори «Помилуй нас, грешных», — и показал на весь народ, собравшийся в тот день на городском стадионе (там тогда проходило богослужение, чтобы вместить всех желавших исповедоваться и причаститься). С этой молитвы все и началось, отец Иннокентий так же благословил меня работать над новым учебником по церковно-славянскому языку.

В 1992 году я перебралась в Питер. Здесь у нас тогда началась очень бурная православная жизнь: возрождались новые приходы, братства, различные курсы. Митрополит Иоанн (Снычев) благословил нас на занятие духовным просвещением. И это благословение такое теплое, живое. И до сих пор в нас живо ощущение, что мы движемся в своей работе под его благословением. В это время я написала работу «Православное мировоззрение, как основа научных знаний». До сих пор она для меня программная.

ИЗУЧЕНИЕ ЦЕРКОВНО-СЛАВЯНСКОГО ЯЗЫКА СПАСИТЕЛЬНО ДЛЯ ДУШИ

Мы начали проводить конференции по церковно-славянскому языку и организовали всероссийское «Общество ревнителей церковно-славянского языка» при отделе катехизации Московской Патриархии. Это общество объединяет тех ученых, которые преподают в светских ВУЗах. Так Господь все поставил на свои места: нас когда-то считали псевдоучеными и религиозными фанатиками, а теперь когда проводятся серьезные международные конференции то основной группой, которая задает тон на этих конференциях, — выступают те ученые страны, что входят в наше «Общество ревнителей».

В начале 90-х годов и был написан учебник «Буквица славянская», в котором я постаралась сообразовать наш благодатный язык с современностью. Постаралась основываться на том опыте, который имеет современный человек – прежде всего, на русской классической литературе, которая сохраняет церковную основу.

И вместе с тем, показать людям, что церковно-славянский язык, именно сам язык противостоит духу обмирщения, который агрессивно насаждается повсеместно. Хотя всякому преподавателю церковно-славянского нужно опасаться, чтобы начать препарировать язык, к нему нужно относиться, как к живому. Помнить, что церковный язык – это язык высокого слога. Отказавшись от него, мы понизили планку русской культуры, потому-то в язык и ринулись муть и мат.

И сейчас мы добиваемся, чтобы вводить в школу церковно-славянский язык, и есть уже учителя, которые это уже делают. Мы пишем методические пособия для учителей, ориентированные именно на современного человека.

Надеемся, что в скором времени сбудется наше пожелание – создать в Петербурге Университет, подобный Свято-Тихоновскому Университету. Сейчас уже создана материальная база для этого начинания, созданы программы, уже формируется преподавательский состав, утвержден состав факультетов. Подготовительная работа идет уже второй год, и мы очень надеемся, что на будущий год мы уже сможем принять студентов и на экономический, и на исторический, и на филологический, и на музыкальный факультеты.

Так наша христианская прослойка в обществе будет увеличиваться и так разрастется, что начнется истинное духовное возрождение России, в которое мы свято верим».