Самарские старицы

Схимонахиня София (в миру Таисия Ивановна Горяйнова) родилась 21 ноября в 1909 году в селе Никольском Поныровского уезда Курской губернии в благочестивой семье Горяйновых. Известно, что отец будущей подвижницы служил в Царской армии, мать была портнихой-надомницей, домохозяйкой. В семье было четверо детей, Таисья была старшей из детей. Наступили грозные годы, чтобы избежать ссылки, Горяйновы ночью были вынуждены бежать из села, им удалось уехать в Тулу.

Жених Таисии Ивановны был репрессирован и умер по дороге в ссылку на Соловки. Таисия Ивановна решила не выходить замуж, она объехала все действующие в то время монастыри. Где и когда она приняла тайный монашеский постриг с именем София, осталось неизвестно. Перед войной Горяйновы вернулись в родное село. Во время войны и после нее Таисия Ивановна жила в Курске, работала в больнице.

Из воспоминаний племянницы схимонахини Софии, Людмилы Григорьевны Нагорновой: «Вся жизнь Таисии Ивановны была тайной. Даже о том, что она приняла схимнический постриг, я не знала…

Таисия родилась на праздник Михаила Архангела, 21 ноября 1909 года… Горяйновы принадлежали к дворянскому роду, жили в двухэтажном доме в своем поместье, в селе Никольском Поныревского района Курской области – позднее границы районов перекроили, и теперь это Золотухинский район. В доме была прекрасная библиотека, многие книги были на французском языке и латыни – отец Таисии Ивановны Иван Григорьевич свободно владел этими языками. Он был глубоко верующим человеком.

Когда Горяйновых решили раскулачить, один добрый знакомый предупредил их – и родители вместе с двумя старшими дочерьми бежали в Тулу. Остались только дедушка с бабушкой и маленькие Лиза и Вася. Их не тронули, но отняли все! Даже иконы. Оставили только большую икону Спасителя – сорвали с нее драгоценные украшения, – и икону Божией Матери…

В Туле Таисия и Анна поселились у какой-то монахини. Тетя Тая всегда поминала ее, а я вот забыла ее имя… Анне в молодости было видение, что одна из них, сестер, вымолит весь род. Она была немало удивлена: как это – вымолит…

А в 1941 году, когда началась война, вся семья вновь собралась в Никольском. Немцы заняли село. Начались расправы. Пришли и к Горяйновым: «Ваш сын воюет против Германии?» – «Да, он в армии». – «Расстрелять всю семью!» Иван Григорьевич попросил разрешения помолиться перед смертью. И пока они молились, подъехал кто-то из местных жителей, пособничавших немцам. Он и сказал, что Василий – простой солдат и служит подневольно. А Горяйновы сами пострадали от советской власти… Божьим чудом все остались живы.

После войны жили бедно, но всегда привечали странников. Тогда много нищих бродило по миру… Бабушка, Мария Егоровна, была исключительно доброй. Для нищих в доме была выделена отдельная комната. Странников кормили, топили для них баню. И в дорогу с собой давали хлебушка хоть на день-два. Вот в такой семье воспитывалась Таисия Ивановна.

Дедушка всегда очень беспокоился о старшей дочери. И просил других детей: «Таисию не бросайте!» Она жила одиноко, после смерти жениха решила не выходить замуж. Говорят, она очень похожа на одну тетушку по маминой линии, Анну – та пешком до Иерусалима дошла.

Какое-то время Таисия Ивановна жила в Курске, окормлялась у протоиерея Алексия Сабынина. Перед смертью он позвал тетю Таю, и она вместе с тетей Аней поехала к нему. Они долго сидели у него, и он гладил руку Таисии Ивановны, приговаривая то ли Паисия, то ли – Пассия. Может быть, она тогда носила монашеское имя Паисия.

Тетя Тая переехала жить к брату… Устроилась работать в трамвайное управление – чтобы больше было свободного времени. Все монастыри, какие тогда только были в Советском Союзе, она объехала. Возвращалась иной раз со слезами: «Как они бедствуют, как там голодно, как трудно!» Всякую копеечку откладывала – и посылала в монастыри деньги, продукты, вещи. Поедет в Пюхтицкий монастырь, в Эстонии купит шерсти, дома свяжет теплые носки – и опять шлет посылочку монахиням. Вот и в Самаре жила – все, что приносили ей люди, шло в монастыри.

Бывала она в Киево-Печерской Лавре и в Почаеве, в Троице-Сергиевой Лавре и Псково-Печерском монастыре. Была знакома с псковским схиигуменом Саввой. Старец Наум уже в последние годы благословлял ее на операцию, но матушка не согласилась. «Все, что Господь посылает, я приму». И слепоту приняла как дар от Господа.

В Ленинграде мы с тетей Таей зашли в монастырь на Карповке – помолиться у святых мощей праведного Иоанна Кронштадтского, заказать требы. Тетю сразу окружили монахини, они ее хорошо знали…

В 1994 году матушка стала жить в моей семье… В Самаре она ездила то в Петропавловскую, то в Воскресенскую церковь, то еще в какой-то храм. Но из некоторых храмов возвращалась с горькими слезами: «Что же это как сокращают службу! Ведь за это перед Богом отвечать придется!»

К ней сразу потянулись люди. И у нее на всех хватало сердечной теплоты, любви, за всех она молилась, всех утешала и давала советы. Лишь однажды я слышала, как она строго обличила одну женщину. А так – всегда она была приветливой и радушной. Людей она любила.

За год до смерти матушки в ее молитвенном уголке замироточила небольшая икона Великомученицы Варвары. У этой иконы треснуло стекло, но я не меняю его – ведь на нем застыла струйка благоуханного мира. Я слышала, что Великомученица Варвара покровительствует монахам…»

О своей встрече со старицей рассказывает Ольга Ларькина: «…После воскресной службы в Кирилло-Мефодиевском храме (г. Самара), который находился тогда еще в своем первом небольшом здании, я подошла к ней. Она сидела у наружной стены храма, и к ней выстроилась очередь человек в десять. Когда подошел мой черед, я сразу от нее услышала: «Зачем ты их копишь?» А я даже не знала, что родственники накупили много оккультных книг, которые дома даже держать нельзя, и выбрасывать нельзя – могут попасть кому-то в руки, только сжигать. Этим я потом и занялась. Еще она сказала о моем отце, который тогда начинал болеть и хуже ходить, что он очень хочет поехать в деревню, но не может. Сказала с жалостью и сочувствием к нему. А он, действительно, постоянно об этом нам говорил… Ей было многое открыто, ее ласка, теплота мгновенно вселяли в душу надежду. Она была одета и держалась очень просто, но в этой простоте был какой-то неуловимый аристократизм. С ней было так легко. И в то же время я ощутила трепет. В тот момент я совершенно забыла, что она незрячая. Она все видела – и меня, и других, видела то, что происходило в наших душах, гораздо ясней, чем мы сами. От нее исходила любовь, и в сердце возникала ответная любовь к ней. Она была необыкновенной – и в то же время какой-то очень родной. Она была человеком Божиим…»

Из воспоминаний помощника настоятеля Петропавловской церкви города Самары Федора Григорьевича Хуртова: «Матушку я знаю с 1996 года… Я ее видел в Воскресенском храме на улице Черемшанской и обратил на нее внимание, когда еще ничего о ней не знал. Тогда Воскресенский храм на службах был битком набит, там даже зрячему было трудно пройти. Я видел, как она подходила к Причастию. Она была незрячей, и ее подводили… Она была слепая; уткнется в того, кто ее ведет, и так идет.

Мы сначала ездили к блаженной Марии Ивановне Матукасовой в Кинель-Черкассы. Потом Мария Ивановна жила в Самаре, при Воскресенской церкви, и мы туда ходили к ней. Жена заболела, и Мария Ивановна ей очень помогла. А тут опять возникла проблема со здоровьем, но в тот момент Марии Ивановны уже не было в Самаре. И кто-то жене сказал: «Есть такая же бабушка, как Мария Ивановна». Ей показали Таисию Ивановну, моя жена к ней подошла, а матушка ей сказала: «Ты приведи ко мне мужа»… И как-то после воскресной службы мы подошли к ней, и она сразу меня спросила: «Как ваше святое имя?» Со всеми она обращалась ласково-ласково. Мы поговорили, она мне сказала о таких вещах, которые никто другой, кроме меня, не знал, – о болезнях, событиях, которые давно произошли в моей жизни. И, конечно, я ей сразу поверил безоговорочно, всем ее рекомендациям. И я сразу поверил: раз она так говорит, значит, так и будет, так и надо поступать.

Когда мы с ней только познакомились, через неделю иду в храм, вижу – она далеко впереди идет, ее ведет женщина, кричать неудобно, я издали, поклонился им и пошел. А потом женщина, которая ее вела, подошла ко мне и говорит: «Вы Федор Григорьевич?» – «Да». – «Таисия Ивановна мне сказала, что это вы ей поклонились». Меня это поразило. Таисия Ивановна была незрячая. На расстоянии, будучи слепой, она со мной поздоровалась. А другая женщина в тот момент меня не знала.

Я вспоминаю те годы: она ни разу ни об одном человеке не сказала плохо! Это тоже надо суметь. Даже когда, так скажем, она не одобряла какого-то человека, она никогда не говорила, что он такой сякой, не унижала. Она могла только сказать: «Ну, зачем он так делает?» Если вдруг она в этом какую-то границу переходила, тут же себя одергивала: «Кто я такая!» Причем каялась совершенно искренно: «Господи, прости, я не судья»… Для меня матушка была образцом Христианина. Мне кажется, что Бог мне показал, каким должен быть Православный человек. Она была истинной Христианкой. Мы познакомились, и уже потом я постоянно к ней ходил.

Придешь к ней: «Таисия Ивановна, дочка моя заболела». Она говорит: «Накорми ее картошечкой». Накормишь картошечкой – все проходит. Причем было известно, что если к врачам пойти, там будут тяжелые процедуры. А Таисии Ивановне скажешь, сделаешь по ее совету, и на следующий день все проходит. Закашлял, придешь к ней, она обязательно скажет: «Сходи в церковь и закажи молебен иконе Божией Матери», – и назовет, какой конкретно, причем иконам всегда разным. И все проходило. Она посылала меня в конкретные храмы, деньги какие-то у меня появились: «А ты пожертвуй». Матушка всегда говорила про храм Святого Архангела Михаила в Запанском: «Этот храм особый, он всегда будет бедный, но всегда будет духовно помогать всем, шести крылатый Михаил всегда крылами закроет», – и меня туда посылала. Периодически туда надо ездить, хотя, действительно, люди туда почему-то мало ходят, – может быть, потому, что храм расположен на окраине города.

Я иногда расспрашивал Таисию Ивановну о ее жизни, но она почти ничего не рассказывала о себе. Сказала только, что в Самару она приехала из Ленинграда… Рассказывала, что еще в советское время она объездила все существовавшие тогда в Советском Союзе монастыри и была знакома со старцами высокой духовной жизни, которые были репрессированы, прошли лагеря. Матушка с ними тайком много ездила по деревням, где они крестили людей. За это ее в то время могли запросто посадить.

Она сама мне говорила, что ее родной брат, у которого она жила в Ленинграде, занимал очень высокую должность – был начальником штаба Ленинградского военного округа. Про отца говорила, что он у нее был очень верующий. Про мать ни разу не обмолвилась, я все время слышал от нее только: «Папа, папа».

У матушки было две сестры. Однажды она ехала в поезде, и ей в поезде явилась святая Ксения Петербургская и дала ей шоколадочку. А из жития Ксении Петербургской известно, что когда она кому-то пятачок или конфетку давала, у тех несчастье дома случалось. Матушка сказала, что так ее Ксения предупредила: у нее в этот самый момент одна из сестер умерла.

В семье у них всегда кто-то жил из верующих. Очень долго жил какой-то старец. Матушка рассказывала, что от него им досталась книга, очень большая, 16 или 17 килограммов весом, в которой было все описано от Сотворения мира до конца света, разные пророчества. Она говорила, что эта книга осталась в ее квартире. Я загорелся: «Давайте с вами съездим в Петербург, эту книгу заберем». А она ответила: «Нет, эта книга ничья, она к нам пришла сама, и куда потом она денется – это Промысл Божий. Раз так Господь устроил, что я здесь, а она там, значит, так тому быть». Вообще в ее судьбе много закрытого. Если человек ее перебил, она уже на его вопрос не отвечала. Я сам сколько раз – глупый был – перебью ее, потом ей вопрос задаю, а она уходит от него.

Таисия Ивановна рассказывала, что ей было очень трудно из-за того, что брат у нее занимал такое высокое положение. И если бы кто-то узнал в то время, что она верующая, брату бы не работать там. Постоянно ей приходилось от соседей маскироваться. Они к ней даже приставали: «Почему так просто одеваешься? У тебя такие влиятельные родственники». А одета была она всегда очень просто.

Всю жизнь она прожила, можно сказать, на нелегальном положении. Попробуй прожить на виду, и чтобы никто о тебе ничего не знал. И даже когда матушка умерла и сказали ее племяннице, что она была монахиней, та возмутилась: «Какая она монахиня, что вы мне говорите, она тетя Тося!» А когда племянница увидела, сколько народа пришло на отпевание матушки в церковь, была потрясена. Даже ближайшие родственники не знали, что она была монахиней.

Матушка рассказывала, что днем и ночью с сестрами они молились у Свято-Иоанновского женского монастыря на Карповке в Санкт-Петербурге. Она была знакома еще в то время с сестрами монастыря, с матушкой Георгией, которая была первой игуменией Свято-Иоанновского монастыря, когда он вновь открылся, нынешней игуменией Горненского женского монастыря в Иерусалиме. Таисия Ивановна сама говорила, что должна была с одной сестрой ехать в Иерусалим, готовили документы ей на выезд, но смерть брата все изменила. А та сестра уехала и осталась в Горненском монастыре.

В Самару матушка приехала из-за болезни. Она была раньше зрячей. Когда у нее умер брат, которого она очень любила, на его похоронах у нее резко «село» зрение, буквально в один день. Ее племянница Людмила Григорьевна еле увезла ее с кладбища, боясь, что она умрет на могиле брата. Она не могла одну тетю Тосю оставить и привезла к себе в Самару. Людмила Григорьевна давно живет в Самаре, с 60-х годов. И Таисия Ивановна к ней раньше часто приезжала в Самару. Тогда в Самаре были открыты два храма – Покровский и Петропавловский. Первое, что матушка делала, сойдя с поезда, – шла в Петропавловский храм. Я этого не знал, и меня поразило, что, уже будучи слепой, она знала, куда в нашем храме свечки ставить. Говорила мне: «Ты всегда, когда заходишь в храм, ставь свечки туда, туда и туда», – и говорила, где какая икона висит. «А вы откуда знаете?» – «Я здесь часто бывала и даже помогала печь просфоры в вашей просфорне». Это было в 60-е годы.

Матушка была знакома с Владыкой Иоанном (Снычевым), и когда он уехал из Самары на Санкт-Петербургскую кафедру, там с ним общалась. Еще она говорила: «Я знаю нашего Патриарха Алексия II, можно сказать, с младых ногтей. Он бывал в Пюхтицах, и я туда часто ездила, жила там подолгу, мы и за столом одним вместе сидели». Они с ним даже переписывались, до ее последних дней Его Святейшество посылал ей поздравительные открытки. Таисия Ивановна вела большую переписку с Санаксарским монастырем. Всю свою пенсию она отдавала в монастыри. Не просто отдавала, а знала куда, и конкретно кому-то посылала. У нее своих денег практически не было. У Таисии Ивановны варежки были рваные, жена моя ей говорит: «Я вам свяжу варежки», – свяжет, а она их кому-нибудь отдаст. Она была из тех людей, которым дают, а они тут же это отдают…

Она и киевские монастыри все знала. Если сопоставить ее поездки в Киев и свидетельство Людмилы Григорьевны о том, что она с какого-то момента как-то по-другому стала жить, перестала есть мясо, то можно предположить, что она в Киеве была пострижена… А в последние свои годы она даже рыбу не ела.

Лично мне матушка сказала буквально за две недели до своей смерти, что она в постриге – схимонахиня София. То, что она София, еще до ее смерти знали те батюшки, которые ее причащали. Когда она подходила к Чаше, она говорила: «София», – не говорила «схимонахиня София». Еще нескольким людям она тоже сказала, что она – схимонахиня София. Кто и где ее постригал, она мне не сказала.

Человек она была необыкновенный. То, что она была аристократ духа, было понятно в общении с ней. Она была очень деликатной. Об этом трудно рассказывать. Когда с таким человеком общаешься, видишь, что этот человек не от мира сего. Когда у нее возникала какая-нибудь проблема, она говорила: «А мы помолимся». Помолится – и ситуация разрешится. Она говорила: «Я костылем только успею стукнуть, а Господь за это время все может изменить. Все в Его руке». Сила ее веры поражает меня до сих пор. Ни одного слова она не говорила без оглядки на волю Божию. Она рассказывала, как блаженной Марии Ивановне мед передавала: «Иду в храм, и чисто по-человечески рассудила – занесу мед, и зашла до службы в здание у Петропавловской церкви, где в комнатке тогда жила Мария Ивановна. Так мне даже дверь не открыли. Думаю: почему? Правильно, что ж я туда иду до церкви, до молитвы. Надо после службы пойти». Пошла после службы – дверь открыли, баночку с медом взяли». Мирской бы человек как рассудил: не открыли мне дверь, такие сякие. А такие люди, как матушка София, во всем видели Промысл Божий…

В конце 90-х годов еще не было у нас монастыря на улице Черемшанской, была только Воскресенская церковь, никто не говорил о монастыре, а она сказала, что обязательно будет монастырь, и что он в трудное голодное время будет кормить всю округу. Уже сейчас у Воскресенского мужского монастыря открывается много подворий…

Матушка говорила, что верующих людей очень мало. Мы сидим рядом с ней в Воскресенском храме в уголочке, она нам говорит: «Посмотрите, полный храм народу, а верующих людей по пальцам рук можно пересчитать»… Матушка говорила: «Вера – это дар Божий, ее надо заслужить». В Евангелии написано: «Не бойся, малое стадо!» (Лк., 12, 32). Малое стадо! Мы всегда смотрим на других. А матушка учила нас: «Никогда не смотри на других. Когда смотришь, начинаешь сравнивать. Никогда с собой не сравнивай, ты о себе думай». Про себя она часто говорила: «Меня в рай точно не пустят». А про одну женщину сказала, тихую такую: «Такие спасаются». Она всегда подчеркивала, что только в церкви спасение. Даже на бытовом уровне, на уровне работы. Мне она конкретно советовала: «Только в церкви надо работать, только в церкви – спасение».

Всегда говорила, что после 12 часов ночи надо хоть несколько минут помолиться. Не обязательно много – хоть несколько минут. Сама она знала наизусть церковные службы, церковный календарь. Только спросит: «А сегодня такой-то день, такого-то и такого-то святого, я не ошиблась?» Она же не видела, наизусть помнила. Если она в церковь не шла, до 11 часов утра ни с кем не общалась, молилась. И, конечно, молилась ночами.

Для меня ее смерть была совершенной неожиданностью. Я был уверен, что она будет еще долго жить. Она умерла 19 мая 1999 года, в день рождения Царя-Мученика Николая II…

Матушка говорила: «Надо так стараться, чтобы не быть в дороге в субботу и воскресенье, иначе, обязательно, искушения будут в пути. Нужно быть на службе в храме, и после службы ехать». У меня был случай, когда я причастился в воскресенье, меня попросили помочь в храме, а была лето, жара. Я хотел помыться после работы, а она меня встретила и сказала: «После причастия мыться нельзя».

Она говорила нам: «В доме должно быть как можно больше святынь – святой земли, икон, крещенскую воду надо обязательно брать и пить в течение года». Разбавлять крещенскую воду она не рекомендовала, а принимать ее хотя бы по пять капель натощак. Хранить дома целиком Богородичную просфору…

Она мне сказала незадолго до смерти, что село не стоит без праведника, в Самаре есть четыре сильных молитвенника…»

Из рассказа Ульяны Трофимовны Казаковой (с. Царевщина): «Матушка была уже плохонькая, не вставала. И вот когда мы к ней подходили, меня будто кто толкнул, и я подумала: «А интересно, чем она болеет? Не перейдет ли ко мне?» А она и говорит: «Ульяна, не бойся, от меня не заболеешь. Я чистая». Я и тогда, и после сколько приезжала, всякий раз просила у нее прощения. Как только могло такое прийти в голову? …От нее всегда шло тонкое благоухание, неземное, таких духов нигде не найти.

При малейшем горе или радости мы бежали к ней. На работу устраиваться – тоже к ней. И она предостерегала: туда не ходите, на этой работе хуже будет… Матушка молилась, и ее молитвы сразу доходили до Господа. Все напасти развеивались. Я не встречала таких праведных людей…

Уже в последние дни матушка говорила, что скоро умрет. А мы спрашивали: «Матушка, на кого же ты нас оставишь?» И она нас поручила батюшке Василию. Матушка его очень любила. И к нам она его устроила на жительство. Я и подумать не могла, что у нас священник будет жить… Она нас всегда благословляла. И когда мы просили ее не оставлять нас своими молитвами, она ответила: «Вы мои. Я буду за вас молиться, и вы за меня молитесь». Все она расскажет, и утешит, и успокоит. Такую, как она, нам уже не найти…

Спрашивали мы ее о нынешних временах, как спасаться. Она отвечала: «Хорошего мало. Молитесь! Если будут все молиться, храмы будут полны, – тогда и спасетесь».

В последний раз я приехала к матушке уже в Петропавловскую церковь, подошла к гробу, попросила у нее прощения. Приложилась к руке – и от матушки такой аромат пошел, такое благоухание!

Мы ездим к матушке на могилку на Рубежное кладбище – когда родительские и ее дни памяти. Зажигаем лампадку, батюшка служит литию, мы молимся. И на душе так легко становится, так радостно, будто у нее в гостях побывали».

Похоронили матушку Софию 21 мая на Рубежном кладбище (на 6-й линии) при большом стечении народа. В этот день у одной из знавших и любивших матушку замироточили три иконы.

Господи, упокой душу рабы Твоей схимонахини Софии, со святыми упокой, и её молитвами спаси нас!

Блаженная старица Мария МАТУКАСОВА

Самарские старицы
Памяти великой труженицы на ниве Христовой, блаженной старицы, схимонахини Марии, в миру — Марии Ивановны МАТУКАСОВОЙ (1908-2000).
Жители Самары хорошо помнят ее. Кто-то брезгливо сторонился, кто-то недоуменно смотрел вслед, а кто-то поверял ей сокровенные тайны души и просил одного — помолиться.
Прожив долгую жизнь, полную молитв, трудов и лишений, она сумела подняться на необозримую высоту духа и ушла из этого мятежного мира в святые рождественские дни, на рубеже двух тысячелетий.
В этом году исполнилось 15 лет, как её нет с нами на земле, но в мире ином она предстоит за нас чутким духом и скоро приходит на помощь всем скорбящим.
История Православия знает немало имен юродивых: Василий Блаженный, Прокопий Устюжский, Ксения Петербургская и др. Но они жили давно, а матушка Мария — очень близкая современница. Ее хорошо помнят жители Самары, Отрадного, Кинель-Черкасс, Оптиной пустыни. Всей жизнью своей доказала она, что в любые времена человек до последнего дыхания может верой и правдой служить Христу.
Родилась Мария Ивановна в Самаре 14 апреля (по другим источникам 15/28 марта) 1908г.
Училась в железнодорожном техникуме. Работала счетоводом, потом в школе учила детей шить и вязать, а еще поила их святой водичкой, приучала к молитве. В послевоенные годы взяла на себя подвиг юродства. С начала 60-х годов жила в Кинель-Черкассах при Вознесенской церкви, часто бывала в Ташле, в Самаре, а в январе 1998г. по благословению архиепископа Сергия уехала в Оптину пустынь и там приняла схиму с именем Мария.
Умерла от инсульта на 92-м году жизни в Вышневолоцком Казанском женском монастыре Тверской епархии.
Добавим: в 1908 году в Самаре у Ивана и Натальи Матукасовых родилась дочь, девочку назвали Марией. Вскоре семья переехала в г. Актюбинск, здесь Иван устроился работать машинистом, Наталья воспитывала дочь и занималась домашним хозяйством, Мария училась в русско-киргизской школе.
В 1917 году Иван потерял работу, Наталья с Марией были вынуждены вернуться домой. В школе Мария проучилась лишь 5 лет.
Из автобиографии старицы Марии: «…Я была одна у мамы — папа наш … не вернулся. В школе я училась 5 классов, а с 12 лет пошла работать – вязала кулачком… Потом занималась на курсах счетоводов и работала счетоводом. А в школе я тоже работала лет 5 – учила детишек шить и вышивать (и молитве). Я в Бога всё время верила и детям иконки дарила и молитвы читала. В 23 года я почувствовала, что Бог меня призывает молитвой Своей и стала сама молиться сильно и понимать, что мне открывается».
Таковы краткие строки биографии, а что между ними? Несколько десятилетий матушка Мария несла тяжкий подвиг юродства. Человек, решившийся на него, при полном здравии намеренно предстает пред людьми душевно больным и ведет бездомный образ жизни: ночует, где придется, терпит обиды, насмешки, голод, холод, нужду. И только Господь укрепляет его силы и за великую жертву самоотречения подаёт щедрые дары: прозорливость, способность исцелять недуги, вымаливать заблудших из пропасти греха.
Почувствовав призыв к этому подвигу, Мария Ивановна надела на босу ногу галоши, подпоясалась веревкой, взгромоздила на плечи тяжеленные мешки и вышла на улицу. Прохожие пытались ей помочь, поддержать груз, но она не давала: «Я сама буду носить ваши грехи». И носила — то четыре мешка, то пять-шесть, да еще кошелку в руках.
— Однажды мы решили посмотреть, что у нее там, — вспоминал протоиерей Александр ТЕЛЕГИН, настоятель Вознесенского храма в Кинель-Черкассах. — Оказалось, всякий мусор, камни, железки, полынь, крапива. Мешки эти крепкому мужику не поднять, а она шла и даже не прогибалась.
…И вот брела она, шаркая галошами, по направлению к церкви, садилась на нижнюю ступеньку, опускала глаза и, не обращая никакого внимания на окружающих, углубллась в молитву. Жители Самары часто видели ее полулежащей на ступенях Петропавловского храма. Хочешь с ней поговорить? Ложись рядом, смири гордыню, согни негнущиеся колени. Вспоминали, что в молодости она очень любила чистоту. Все раскладывала по местам, аккуратно причесывалась, ходила в чистой обуви и одежде. А потом стала терпеть грязь, ела хлеб рядом с собаками…
Вот представьте картину 90-х годов. Мчится по самарским проспектам поток иномарок, спешат разодетые прохожие, и вдруг появляется странная, убогая старушка в галошах с грязным мешком за плечами. Ну что ж, мало ли сейчас сумасшедших? Кто-то брезгливо сторонился её, кто-то недоуменно смотрел вослед, а кто-то поверял свои тайны и просил помолиться. Постепенно ее узнали, к ней привыкли. Кондукторша в трамвае отмахивалась от её платы: «Так довезем!» Но она упрямо отдавала ей в руку копеечку. Как учил апостол Павел? «Никому ничем не быть должным, кроме любви».

Прозорливость её подтверждалась на каждом шагу, но она редко говорила открыто, а чаще — притчами, прибаутками, а то и песню пропоет. Например, приехали к ней однажды монахини, а она радостно запела им: «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля…» Сразу гостьи не поняли, к чему это, но спустя годы всё стало ясно: матушка Мария духом прозревала, что возрождение Православия уже не за горами.
Самарский старожил Галина Ивановна ИВАНОВА знала ее много лет и вот что поведала об их необычном знакомстве:
— В 1962г. я была в архиерейском доме у митрополита Мануила ЛЕМЕШЕВСКОГО. Он дал мне белое яичко со словами: «Отдай это старцу, которого встретишь. Будет носить одежду, пока не истлеет». Тогда я никаких старцев не знала и очень удивилась. А вскоре возле храма увидела необычную старушку в лохмотьях. У нее за плечами было шесть тяжеленных мешков. Только успела подумать: «Мать у меня на работе, могу взять ее к себе ночевать», как она тут же ответила: «Бери, бери меня к себе». Это была Мария Ивановна. С тех пор она часто у меня останавливалась. Спала на половике, головой на пороге. Постели не признавала, одежду не меняла, носила, пока не истлеет. Вот тогда и вспомнила я про яичко владыки Мануила. Он заранее провидел, что в Самаре появится великая молитвенница за всю Россию.
— Я много раз приезжал к Марии Ивановне в Кинель-Черкассы, — пишет главный редактор православной газеты «Благовест» Антон ЖОГОЛЕВ, — и там в церковной сторожке решались мировые вопросы, разрубались мистические узлы, исцелялись больные, возносилась к Богу молитва старицы. Молилась она за всех истово. Четки в ее натруженных руках двигались быстро, как пулеметная лента. Все мы связаны с Небом: кто — ниточкой, кто — веревочкой, кто — едва заметной паутинкой, а матушка Мария — стальным канатом. Ее молитва шла прямо на Небо, и ей сразу давался ответ.
Так случилось, что под ее молитвенным щитом «Благовест» жил и развивался более пяти лет. Началось это в 1993г., когда мы впервые приехали к ней, сами не ведая, зачем едем, к кому… А когда вышла о ней первая статья, в Кинель-Черкассы со всей страны потянулись больные и страждущие. В жизни Марии Ивановны начался новый этап — общественное служение. Уходили в прошлое тяжелые мешки, подрезанные валенки, непонятные слова. Люди ждали от неё не только юродства, но и совета, молитвы, утешения. Так и у нас, «благовестовцев», появился мудрый наставник.
Меня всегда удивляло поразительное одиночество Марии Ивановны, хотя с утра до вечера она была окружена людьми. Любила всех: «хожалок», больных, несчастных, близких и дальних. Даже про экстрасенсов, то и дело валивших ее с ног, говорила: «Я их целую». Быть может, предвидела их будущее покаяние. Хотя и был возле неё круг близких людей, в свой духовный мир она никого не пускала. Видимо, нам, «душевным», рано узнавать тайны Царствия Божия, приоткрытые ей одной.
Однажды она передала в редакцию покаянное письмо неизвестной женщины по имени Любовь. Та публично каялась в грехе богоотступничества и цареубийства, которому способствовала своей прежней безбожной жизнью. Сила покаяния и искренность этого письма просто потрясали. Мы опубликовали его, впервые затронув важнейшую тему покаяния за грех цареубийства. Письмо это дало толчок к осмыслению, пришли другие отклики. Мария Ивановна предвидела, какая острая битва разгорится вокруг канонизации Царя-Мученика Николая II, и указала нам столбовую дорогу на будущее. Некоторые упрекают нас за симпатии к Григорию РАСПУТИНУ, близкому другу Царской семьи. Лично я убежден в его праведности, но для публикации первых статей в его защиту мне нужно было «решение суда иной инстанции». Поехал к матушке, спросил, можно ли такое публиковать. «Можно. Публикуй. Очень красивый!» — ответила она. А вскоре о Распутине вышли новые правдивые книги, где он предстал именно таким, духовно чистым и «очень красивым».
Многие наши земляки оставили личные воспоминания о чудесной помощи, пришедшей по молитвам матушки Марии. Таких рассказов огромное множество, а сколько еще не записанных, нигде не опубликованных!
— Мне было семь лет, когда врачи поставили диагноз — сахарный диабет, — поведал иерей Евгений ЦЫГАНЮК, настоятель храма в честь Рождества Христова в Отрадном. — Привели меня к матушке Марии, она просто погладила по голове, пошептала молитвы, и вскоре все признаки заболевания исчезли сами собой. С тех пор прошло более 20 лет…
— А меня она спасла от смерти, — вспоминает жительница Самары Ольга ДАВЫДОВА. — Однажды позвонила мне свекровь и сказала, что сильно заболела. Я про себя подумала: «Не любишь ты нашу дочь, вот тебя Бог и наказал!» Моё ли дело — рассуждать, кому и что Господь посылает? Сама тут же получила наказание! Захотелось мне мела, после рождения детей ела его пачками. Нашла кусочек, съела, и сразу стало плохо. Поднялся страшный жар, температура под 40, колотит озноб, чувствую — умираю. Из последних сил взмолилась к матушке Марии и вижу: возле икон появился свет. Не солнечный, не от лампочки, а совсем другой, такого на земле нет. Мысленно говорю, что мне очень плохо, и чувствую прикосновение, будто по всему телу разливается тепло. Через несколько минут свет исчез, а мне стало легче. Утром даже смогла пойти в церковь на литургию, а через два дня совсем всё прошло. Тот мелок оказался ядовитый — от тараканов, у меня было сильное отравление…
В конце 90-х годов Мария Ивановна стала говорить своей характерной скороговоркой: «Подскажите ради Бога, где железная дорога?» Близкие пожимали плечами, а вскоре она села на поезд и уехала в Оптину пустынь — принимать схиму.
Рассказывает насельник Свято-Введенской обители, духовный писатель, иеродиакон Александр (МАТЮХИН) :
— Впервые она приехала к нам в сентябре 1997г., на праздник Рождества Богородицы. Привела её Сама Матерь Божия, чьей послушницей она была много лет. Про Оптину пустынь говорила так: «Здесь хлеба много-много (то есть благодати), а дыр-то сколько!» Вот она и пришла к нам латать эти дыры: «Я по семечку сажаю. А потом хлеб вырастет, и всё серпом срежут». Если раньше ее подвиг юродивой проходил «на юру», среди людей, то после принятия схимы в январе 1998г. она стала нести иное служение — молитвенницы за весь мир, буквально «наставницы монахов и собеседницы ангелов».
Однажды мы привели её к архимандриту Кириллу (ПАВЛОВУ). После встречи с ней он сказал: «Матушка пришла к вам как миротворица». Она действительно пришла, чтобы напомнить нам о евангельской нищете. В то время мы сильно увлеклись строительством, материальным укреплением обители, а она пыталась направить наши взоры на внутреннее делание, на возведение храма своей души. Когда к ней приходили монахи, она спрашивала: «А вы книжечку-то читаете? Почитайте книжечку».
Тем самым хотела сказать: «Вы Евангелие чтите? А если чтите, то надо и жить по-евангельски». Она давала нам в руки «книжечку» и просила почитать вслух несколько главок. Насельники Оптиной относились к ней по-разному: кто-то всей душой её принял, а кто и нет, но у многих было ощущение, что она управляла всей ситуацией в монастыре. Спокойно сидела в своем кресле, видимым образом ни во что не вмешивалась, всячески умаляла себя, однако с её приходом микроклимат у нас заметно улучшился.
Она, несомненно, обладала пророческим даром, но на вопросы отвечала иносказаниями. При мне архимандрит Кирилл спросил её: что нас ждёт впереди? Она ответила: «Вода, песок, глина… Кирпичики лепят, кирпичик к кирпичику подгоняют, печка русская — тепло-тепло… Хлеба, булок много…» Что она имела в виду? Гонения и ссылки? Бог весть. Я был тогда келарем в обители и спросил: «Может, нам консервами запастись?». «Молитвой запасайтесь!» — ответила она. Не раз говорила, что на короткое время Господь даст нам Царя. Верю, что и эти слова её сбудутся. Так что не нужно отчаиваться…
Матушка Мария часто повторяла: «Я самарская!» Это означало её духовную родину, но молилась она за всю Россию. Незадолго до смерти иссохшимися губами прошептала: «Поедем к Любушке». Значит, в старинный русский город Вышний Волочек, где двумя годами раньше нашла последний приют другая великая старица наших дней — блаженная Любушка из-под Санкт-Петербурга.
Значит, так надо, чтобы они, никогда в земной жизни не встречавшиеся и не имевшие, где главу подклонить, навеки упокоились вместе. Теперь они имеют домом всю Россию.
Им достался тяжкий жребий: в век технотронных «чудес» молитвой творить подлинные чудеса Божии; в век «торжества разума» — юродством во Христе оберегать чистоту души; во времена зловерия и неверия — крепко держать в руках щит Православия, отбивая удары врагов нашего спасения. Блаженные матушки, молите Бога о нас!
Заметка подготовлена по материалам из разных источников. Информацию для заметки собирала Ольга Михайлова

Блаженная старица схимонахиня Варвара

Родилась Матушка Варвара (в миру Наталья Федоровна Третьякова) 7 ноября 1907 года в северном Зырянском крае (республика Коми). Назвали ее Натальей. Три старшие сестры — Евдокия, Анна и Надежда были светлыми — в отца, а Наталья уродилась в мать: темненькая, с карими глазами.

Родное село Натальи — Пожегдин — невдалеке от красавицы Вычегды окружали сосновые боры и могучие кедрачи. Край непуганых птиц и зверья изобиловал и рыбой, и плесными дарами. Беззаботно и радостно проходило Натальино детство. Она была любимой дочкой и среди сестер выделялась красотой.

Семья жила зажиточно. Отец Фёдор Михайлович имел озеро, мельницу, кожевню. Мать звали Пелагия Федоровна. Были они людьми благочестивыми, что сказывалось на всём семейном укладе. Звали друг друга только по имени-отчеству.

Богатство не было самоцелью. За усердные труды Господь много давал, а родители не скупились делиться с односельчанами, вносили пожертвования на нужды церкви и монастыря Иверской иконы Божьей Матери. За большим обеденным столом почти всегда кормились «чужие» люди. Особенно обильно угощались односельчане в праздники. Третьяковы были одними из самых уважаемых людей в селе. Хоть и не боярин был Фёдор Михайлович, а народ при встречи снимал шапки и кланялся.

Десятый годок шёл Наталье, когда однажды погожим июньским вечером в ворота постучали. Это были два знакомых монаха из дальнего Печерского монастыря — Дорофей и Никодим.

Вышел к ним Фёдор Михайлович. Был он выше среднего роста, кряжистый, с окладистой рыжей бородой. При кротком нраве обладал недюжинной силой. Когда трелевали лес и лошадь не могла вытянуть бревно, брался за подушку возка и вытаскивал его из «заедливого» места.

— Далеко ли, Божьи люди, путь держите? — спросил он, поздоровавшись с монахами.

— Здесь, благодетель наш, путь и заканчивается.

— Что ж, прошу в дом.

Пелагея Фёдоровна захлопотала около неожиданных гостей, пригласила к столу. Фёдор Михайлович решил порадовать Дорофея с Никодимом хорошим угощением из свежей рыбы:

— Вы, дорогие гости, вечеряйте, а я брошу сетенку на удачу; может, добрая рыбешка попадёт.

На ночь оставил сеть, а ранним утром пошёл её выбирать. Нельма оказалась огромной — длинной больше метра и весом под сорок килограммов. Хвост чуть ли не по земле волочился, когда Федор Михайлович нёс её домой.

Проворная и привычная к разделке рыбы, Пелагея Федоровна успела приготовить роскошный завтрак: ароматную, наваристую уху, светящуюся янтарным жиром, растегаи и рыбу разверную, которую так готовить никто не умел во всем Пожегдине. Напоследок Пелагея Фёдоровна принесла из погреба слегка примороженную и натертую солью струганину, которая не успела потерять речной свежести и таяла во рту.

Дорофей и Никодим вкушали с явным удовольствием, благодаря Господа и хозяев. Однако, пришло время сказать о деле, ради которого они пришли. И Дорофей произнёс:

— Прислала нас хорошо вам известная игуменья Марфа. В монастыре живет прозорливая старица Лукерья. Было ей видение: пришла к ней Богородица и повелела привезти вашу Наталью в монастырь.

Пелагея Фёдоровна, не ожидавшая такого исхода разговора, прижала свою любимицу и заплакала. Потом горячо заговорила.

— Царица Небесная, прости меня грешную! Не могу, мала она ещё, — и десяти годков ещё не стукнуло. Может, какая старшая заменит?

— Простите нас, но этого мы себе позволить не можем, — ответили монахи.

Они не стали задерживаться и вскоре отправились в обратный путь.

Через два года Дорофей и Никодим пришли снова. «Богу угодна Наталья», — сказали они.

Пелагея Фёдоровна смирилась и стала готовить дочь в путь. Примерно неделю жили Божьи посланники у Третьяковых. Как и в прошлый приход, у Дорофея за спиной была тяжелая ноша. С нею он почти никогда не расставался. Когда ложился, подкладывал под голову. Велико было любопытство девочек: что там может быть? Знали, что нельзя трогать чужие вещи, а спросить боялись. Любопытство, в конце концов, взяло верх. Улучив минутку, и, преодолев страх, развязали мешок: в нем лежал камень.

Утром мать и сестры провожали Наталью в монастырь Иверской иконы Божьей Матери. Пелагея Федоровна благословила дочь двумя семейными иконами, передавшимися из поколения в поколение: Иверским образом и образом Неопалимая Купина.

Федор Михайлович сам отвёз дочку в обитель.

Наталья оказалась послушницей примерной. Она благоговейно внимала слову Божьему, возрастала духом, постигала ремёсла. До сих пор сохранились несколько рукодельных вещей, сделанных ею в монастыре.

Жизнь за стенами монастыря развивалась бурно и непредсказуемо. Октябрь семнадцатого года слепо и безжалостно разрушал устоявшуюся жизнь, уничтожал вековые традиции, опустошал Русскую землю. В одно из посещений своего села Наталья застала трагическую картину расскулачивания. «Все отобрала советская власть, — вспоминала матушка впоследствии, — оставила голыми и босыми. При мне уводили отца. Помню, оглянулся в последний раз, и больше мы его не видели».

Долгое время спасалась от жестокого мира под кровом Царицы Небесной. Но в начале тридцатых годов волна лютых репресий докатилась и до северной обители. К этому времени за Веру были уничтожены десятки тысяч людей. Такая же участь ожидала и здешних насельниц.

«В тот страшный день, — вспоминала матушка, — нас собрали в трапезной и велели выходить на улицу по очереди на расстоянии 5- три шагов друг от друга. Все боялись выходить первыми. Вызвались две монахини по-старше. Когда они вышли во двор, их солдаты растерзали. Мы все приготовились к такой же участи… Когда нас вели к оврагу на расстрел, необъяснимым образом появился благообразный старец. Он подошёл ко мне, взял за руку и властно приказал старшему конвоиру: «Не троньте её! Это моя дочь!». Никто не осмелился возразить ему и, более того, так я и пошла за руку со старцем прочь от этого места в полной тишине».

Когда отошли на безопасное расстояние, остановились. От волнения и переживаний Наталья плохо понимала, что происходит. Видела она раньше это ласковое, светлое лицо старца или нет? Кажется он бывал в монастыре. А, может быть, кто-то похожий? Все перепуталось. Старец внушал Наталье, чтобы та шла домой. Потом совсем сказал непонятное: «Придёт срок, приедешь ко мне в Вырицу, там встретимся».

Какая «Вырица», где она? Наталья впервые слышала такое название.

— Теперь ступай и ничего не бойся. Молись Богородице, Она заступится.

В родном селе все неузнаваемо переменилось. Некогда размеренная, хорошо отлаженая жизнь стала непонятной, суетливой. Много мелькало незнакомых людей с озабоченными лицами. В доме было пусто и безрадостно. Старшая сестра Евдокия жила в Сыктывкаре, об отце ничего не было известно. От горя и печали Пелагея Фёдоровна раньше срока постарела, и, казалось, ничему не радовалась. Даже встреча с любимой дочкой прошла совсем не так как раньше. Анна с Надей рассказали, что советская власть организовала леспромхоз для молевого сплава и, что у них на постое живут пожилой Василий Степанович и молодой Михаил Тихомиров.

Вечером пришли постояльцы.

Михаил, как и Василий Степанович, приехал в леспромхоз по набору на заработки. Никаких других целей он не ставил. Но, позже, с первого взгляда опалила неведомым огнём его сердце черноглазая красавица с длинющей косой, ухоженной по-особому — корзиночкой. Вскоре Михаил предложил Наталье выйти за него замуж. Все Натальино существо протестовало, но мать рассудила по- другому, более практично:

— Наташенька, ты же видишь; мир перевернулся и правит им сатана. Где ты теперь можешь найти Божий приют — все поругано. А жить-то надо, надо приспосабливаться. Ты же не приняла постриг. А нам будет легче.

Один за другим у Натальи и Михаила родились двое детей — сын Борис и дочь Галя. Михаил плотничал и столярничал — на житьё хватало. Рачительная и непритязательная Наталья умудрялась даже приберечь на «чёрный день».

У Михаила был старший брат Иван. Иногда он писал о жизни на «большой земле».

Однажды пришло письмо с новым обратным адресом. На неё значился посёлок Вырица Ленинградской области. Иван женился, как он писал, на Дусе и переехал с ней в хороший посёлок. Расхваливал тутошние места, звал к себе: «И жильё здесь можно найти, и работы невпроворот — рядом такой городище! Сворачивайся, брат, и сюда. Сколько можно комаров кормить. Братья должны быть рядом».

Услышав название «Вырица», Наталья сразу вспомнила старца, спасшего ее от неминуемой гибели, и слова его: «Придёт срок — приедешь ко мне в Вырицу, там и встретимся». Значит, все было наяву — не сон, не выдумки, не бред, — раздумывала Наталья. — Как ехать в такую даль с двумя детьми?» Страх был естественным и понятным. Но понимала она и другое: слова старца были не случайными — вера и Божий промысел в ней не остыла. Михаил уговаривал, и Наталья решилась. Чувствовала, что покидает отчий дом уже навсегда.

В Вырице Михаил устроился столяром в дом отдыха «Леспромкассы». От этого предприятия с таким странным названием им выделили комнату и огород. Наталья очень возрадовалась, когда узнала, что в Вырице есть два действующих храма и даже где-то за рекой монастырь. Она побыла в ближайшем храме и полюбила его на всю жизнь. Это была красивая церковь Казанской иконы Божией Матери, воздвигнутая в честь 300-летия дома Романовых.

От прихожан Наталья услышала о чудотворном старце отце Серафиме, жившем на Пильном проспекте. «Не тот ли это старец?» — возникла у неё мысль. Наконец она решилась и направилась к нему. Да, это был он: с благообразным, ласковым лицом и добрыми серыми глазами. Наталья упала на колени и стала благодарить Батюшку:

— Встань, дочь моя. Я тебя ждал. Приходи ко мне.

Наталья приходила к отцу Серафиму и по духовным делам, и по мирским. Вскоре на её долю выпало тяжёлое испытание: Господь в одночасье забрал малюток: и сына, и дочь. «От высокой температуры сгорели на глазах», — вспоминала Матушка.

Понимала, что все делается по воле Божьей, но сердцу не прикажешь — оно разрывалось от горя. Решила, что жить в миру не для нее. «Не зря же меня Царица Небесная призвала к монастырской жизни ещё в детстве, — рассуждала Наталья. — Буду искать монастырь — не все же разорили. Говорят, и здешниз ещё действует. Схожу к батюшке за благословением».

Отец Серафим принял Наталью ласково, но благословения не дал: «Натальюшка, велико твоё горе, терпи. Господь ведёт своих избранников Ему Одному ведомыми путями. Тебе определено жить в миру, помогать людям и молиться за мир. Тебе много будет дано, много и взыщется. Готовься. А невинные души детей твоих приняла Царица Небесная. Я ведь тоже двоих потерял. Не печалься, родишь ты ещё и сына и дочку».

Ободрённая и смирившаяся, возвращалась Наталья домой. Жизнь продолжалась, наполненная и дальше неисчислимыми скорбями и мучениями. Но никакие страдания: голод, теснота, гонения, многочисленные телесные повреждения и немощи, непосильный труд — непоколебали не веру и любовь ко Господу. Предсказания старца сбылись в полной мере. За несколько лет до войны первым родился сын Володя.

Когда немцы оккупировались Вырицу, многие стали готовиться к эвакуации. Михаил выкопал в огороде две ямы. В одной спрятали одежду и посуду, в другой — иконы, ведро соленных грибов, ведро клюквы, крупу и муку.

— Мне было пять лет, но запомнилось все очень хорошо, — рассказывал сын Володя. Немцы к нам пришли неожиданно. Забрали меня, отца, мать и тётю Надю. Дядя Ваня тогда уже воевал. Посадили нас на машину и привезли на станцию. Там погрузили в вагон. Через несколько дней мы с другими эвакуированными оказались в Калининнской области. Вещи погрузили на крестьянские подводы, а людям пришлось шлепать по грязной осенней дороге. Всем руководили немцы. До деревни Чернцово, где нас расселили, шли долго. Взрослые работали на полях и строили около деревни железную дорогу. Отец мой вскоре исчез. Я не знал, где он.

Весной 1944 года налетела наша авиация, разбомбила станцию, досталось и деревне. После бомбежки началось наступление наших войск. Из лесов вернулись партизаны. С ними оказался отец. Всех мужчин вскоре отправили на фронт.

Однажды мама сказала, что у меня летом появится сестра. Откуда она могла взяться, я не понимал. Мама рассказала сон: «Матерь Божья держит на ладошке младенца и говорит: «Вот я тебе даю дочку, смотри, не потеряй её!».

Действительно, летом у меня появилась сестра Галя.

После этого в деревне мы оставались недолго. Мать с тетей Надей решили пробираться в Вырицу.

Дело было рискованное, но Наталья рвалась к своему наставнику. Их духовное общение никогда не прерывалось. Отцу Серафиму было открыто состояние своих чад, где бы они не находились. Наталья постоянно ощущала молитвенную помощь старца. Поэтому в дорогу собиралась без сомнений.

Добрались благополучно. И своевременно. Соседка по дому, Анастасия, лежала без движения, опухшая от голода. Рядом копошились двсе дочки. Едв не было ни крошки. Надеяться на помощь не приходилось: ни родных, ни близких. В Вырицу они приехали перед войной из Невеля после ареста мужа.

В огороде из двух ям уцелела одна — главная: с иконами и продуктами. Во вторую попала бомба. Скудные запасы теперь приходилось рассчитывать ещё на три рта. Первым делом, Наталь пошла на убранное капустное поле. Набрала капустных листьев и испекла пирожков. Обменяла их на хлеб и сало. Делить еду было доверенно единственному мужичку — сыну Володе. Позднее Анастасия вспоминала: «Ну так нарежет, что в руки не взять. Бутерброды из хлеба и сала делал буквально с ноготок».

Какой физический и духовный подвиг пришлось совершить Наталье ради спасения своих детей и чужой семьи, знает один Господь. Он всегда направлял её стопы в нужном направлении. А ходить приходилось с безконечными ношами и за тридцать, и за сорок, и даже за семьдесят километров.

Не оставлял Создатель свою избранницу и новыми испытаниями. Галюшке в ту пору, когда появилась невесть откуда взявшаяся болезнь, было годика три. Перестала пить, есть, побледнела, а потом и синеть стала. Подхватила Наталья дочку и к батюшке: «Предупреждала Царица Небесная беречь, — неужели потеряю!».

Старец все знал и сразу позвал их в келию.

— Отец мой, что с ней?… Умрет ведь, не пьет, не ест.

— Будет и есть, и пить. Дайте ей святой водички и просфорочку.

Надюшка выпила воду и сразу принялась за просфорку. Она оживала на глазах. Немощный телом, батюшка лежал на кровати и добродушно смотрел на нее.

— Посади дочку ко мне, — попросил он Наталью.

Сначала с опаской, а потом все смелей, Галя стала играть дедушкиной бородой.

— Надюшка, что ж ты делаешь? — заволновалась мать.

— Не трогайте ребенка; пусть играет, — улыбнулся батюшка Серафим. — Домой придёшь, девочка будет долго спать. Проснется, чтоб ни попросила — исполни.

Попросила Надюшка молока.

От изнурительного, непосильного труда, постоянного недоедания Наталья стала опухать, да так, что кожа лопалась на руках и лице. Именно в это время из Германии вернулся Михаил с трофеями. Жить стало полегче. Появилось возможность почаще бывать у своего духовного отца.

Весной 1949 года батюшка Серафим стал готовиться к завершению земного пути. Наталья боялась, что он без нее уйдет ко Господу, и она с ним не попрощается.

— А ты не волнуйся, Натальюшка, — успокоил ее батюшка, — час моей кончины не пропустить. Покровительница наша известит тебя. Тогда и беги ко мне.

Так и случилось по молитвам старца: в ночь его кончины, комната где жила Наталья, освятилась ярким светом.

Могила духовного отца для нее стала предметом особого попечения. Она всегда была ухоженной и нарядной.

Облегчение в семейной жизни с возвращением мужа было недолгим. Михаил завел дружбу с губителем России, зелёным змием, и почти все прописал, что зарабатывал. Чтобы свести концы с концами, Наталье приходилось работать в двух-трёх местах. Но и в эти трудные годы Господь не оставлял Свою избранницу скорбями. В больнице она упала с лестницы и сломала пяточную кость на правой ноге, которая, к тому же, неправильно срослась — пришлось снова ломать.

Зимой женщины часто просили Наталью выполоскать белье в реке: берегли руки. А она это делала голыми руками — не мёрзли. Ранней весной, когда река уже вскрылась, пришлось полоскать по колено в воде, так как мостки унесло. Застудила ноги. От переохлаждения воспалились правое ухо. Воспаление было сильным. Пришлось долбить кость. После этой сложной операции врачи забыли тампон и зашили его. Рецидив оказался более тяжелым, а повторная операция более сложной. В результате — ухо перестало слышать.

И это только небольшой перечень телесных страданий, которые пришлось претерпеть Наталье на подвижническом пути к стяжанию Евангельского смирения. Силу ее внутреннего подвига на этом пути нам определить невозможно. Думаю, что совершить его помогли наставления батюшки Серафима, которые он, в свою очередь, унаследовал от своего духовного наставника — святого преподобного Варнавы Гефсиманского: «Скорби — это неизбежные спутницы всякого искреннего и истинного работника на ниве Христовой, поэтому заранее запасайтесь, мужеством духа в покорность Промыслу Божиему».

Живая горячая вера, стремление побудили Наталью расстаться с Михаилом и принять постриг, а затем — и схиму с именем Варвара.

«Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам, — говорил наш Спаситель. Человека безграмотного, но с верой безраздельной, несомненной Господь вознаградил удивительными дарами.

Подвижническая жизнь схимонахиня Варвары не прекращалась ни на минуту. Сама Царица Небесная и Господь руководствовались ее духовной жизнью. Матушка ограничивала себя буквально во всем: в пище, в общении с односельчанами, сне, оставляя все свое свободное от трудов время для молитвы. Отдаляясь от мирской суеты, матушка научилась творить волю Божию и быть послушной Одному Господу. За это послушание Господь и наградил ее многими дарами: так матушка умела прозревать в область будущего, настоящего и прошлого своих посетителей, проникала в мысли собеседника, видела происходящие события на расстоянии, исцеляла больных от неисцелимых недугов, предсказывала и пророчествовала, обладала дарами молитвенного созерцания и духовного утешения.

Слава об удивительных дарах Вырицкой схимонахини распространилась очень быстро и далеко. К ней ехали со всех концов Советского Союза, бывали гости из Болгарии, Греции, Иерусалима. Сотни и сотни, спасённых, исцелениях, прозревших духовно, окрыленных верой уходили от нее. Однако, духовная жизнь ее была сокрыта от поселян: многие до смерти знали ее как Наталью.

Матушка Варвара с большой любовью и теплотой относилась к своим духовным чадам. Она никогда не теряла их из виду, знала о всех их нуждах. Заботливость ее о них была порой даже усилительной. Однако, матушка была нелицеприятная: могла резко обличить при необходимости и пришедшего к ней священника. Если матушка не видела в пришедшем к ней и малой веры или желания расскаяться, то была с такими неразговорчива.

Приведем несколько случаев, произошедших с ее духовными чадами.

У Лидии Андреевны жил очень докучливый кот. Решила она от него избавиться. Именно в этот момент вернулась из школы внучка Машенька, и бабушкина затея сорвалась: кот был спасён. Машенька до недавнего времени была отличницей. В один день в классе появилась новенькая, дочка полковника, и сразу стала лидером. Маша считала, что ей стали занижать оценки и очень по этому поводу переживала.

Лидия Андреевна поехала искать справедливость в Вырицу. Матушка открыла ей и сразу говорит с укоризной:

— Лида, проси прощения у кота!

Лидия Андреевна от неожиданности так и обомлела. Выслушав школьную историю, матушка сказала:

— Будет Машенька отличницей. Начальника переведут.

В скором времени все так и произошло.

Супруги Владимировны получили квартиру в п. Коммунар. С радостью рассказывали какой у них большой и замечательный дом. Матушка, не дослушав, сказала:

— Барак!… И не горит лампада. Ангела к вам посылали, еле нашел — темень. Чтобы с сегодняшнего дня лампадка горела.

— Обязательно будет гореть. Скажи, наша хорошая, когда к тебе можно приехать?

— Я позвоню.

Виктор Петрович и Нина Николаевна недоуменно переглянулись: телефона у матушки отродясь не было. Да и не пользовалась она им никогда в жизни. С тем и уехали.

Через какое-то время ночью их разбудили огоньки. Они мерцали и быстро перемещались по комнате, потом потухли. Поудивлялись, прогадали Владимировны, но объяснения придумать не смогли. То же самое произошло во вторую ночь, в третью. Наконец пришло озарение: «Ведь это матушка звонит». Утром спешно собрались и поехали в Вырицу.

— Почему долго не ехали? Я же звонила.

— Матушка, прости.

— Рубашку не выкинули!? — Говорить приходилось громко, потому что к этому времени и левое ухо, после такой же операции, как и на правом, слышало плохо.

— Которую вам подарили.

Опять Владимировы переглядываются с непониманием. Виктору Петровичу, действительно, подарили на день рождения не одну рубашку, но о какой идёт речь, не возьмут в толк.

— Да ту, что потом собирает.

Все стало понятно. Была, была среди подарков футболка от женщины, которая жила по соседству.

— Нет, матушка, не выкинули.

— Сожгите ее.

Футболка горела неестественно: ее коробило, пламя шипело и трещало. А женщина именно в это время на «ровном месте» сломала ногу.

Матушка крестила всегда и все. Если одевалась, то всю одежду, включая каждый носок, сапог или варежку; если еда, то каждое блюдо, каждый кусочек «хлебушка». Без креста она не делала шага. Крестила неторопливо, вдумчиво, глубоко осознанно, проникновенно, с верой в силу и действенность креста.

Ещё матушка любила угощать и не любила есть одна. Будь то в Вырицу или больнице, кто бы к ней не пришел, даже незнакомый человек, усаживала рядом с собой, угощала всем, что у нее было.

Молодая врач Марина Павлова ушла с дочкой от мужа. Муж просил прощения, уговаривал вернуться, обещал венчаться. Дрогнуло слабое женское сердце, поддалась Марина на уговоры. Но прежде чем переезжать обратно, решила посоветоваться с матушкой Варварой. Схимонахиня на этот раз была строга и категорична: «Не смей!… Чтоб ноги там небыло».

Мужа вскоре нашли мертвого со связанными руками и многочисленными ранами. В квартире было много дорогих вещей, антиквариата — ничего не тронули.

Законы духовной жизни очень строги и действуют неукоснительно. Как показывает следующий пример, переступать их никому не позволено.

Приехала как-то к матушке Валентина из «Мурмана» так матушка называла все, что находится на Кольском полуострове. Обычно Валентина приезжала с матерью. На этот раз мать приехать не смогла, так как находилась возле умирающего мужа. У него был рак с обширными метастазами. Медики уже не пытались помочь.

— Матушка, вся надежда на тебя, — слёзно просила Валентина. На Бога надежда. Буду молиться. Вы тоже молитесь.

Не один день и не одну ночь провела матушка за молитвой; не одну сотню сделала коленопреклоненных поклонов, ни на минуту не выпускала из рук четок, ничего не ела, но чувствовала что молитва не доходит до Господа.

В одну из ночей явилась к ней Богородица, села на «Свой» стул у комода (матушка на этот стул никому не разрешала садиться) и говорит с укоризной: «Не за своё дело, Варварушка, взялась. Отец Небесный этой болезнью наказывает людей много грешивших. Никому не позволено им вымаливать жизнь, ибо болезнь эта даётся во очищение. На этот раз Господь прощает тебя за твоё усердие и Григория недостойного избавит от болезни».

Григорий, действительно, поправился — будто и не было у него онкологических проблем. Земля быстро слухом полнится. Люди узнавали что матушка Варвара может избавить от рака, и шли к ней с этим недугом. Она всегда решительно им отказывала.

Наместник Свято-Воскресенского монастыря с братией почтили память самарской праведницы схимонахини Мануилы.
6 ноября 2015 г., в день празднования иконы «Всех скорбящих Радость», наместник монастыря архимандрит Гермоген с братией и собравшимися почтить память схимонахини Мануилы священнослужителями из разных концов Самарской Епархии совершили соборную Панихиду на могилке Матушки на Южном кладбище г. Самары.
6 ноября Православная Церковь совершает празднование иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». И в нынешних границах России, и в ее исторических пределах, и по всему миру, звучали, звучат и до конца мира сего будут звучать слова песнопений в честь этой святой иконы: «Всех скорбящих Радосте и обидимых Заступнице, и алчущих Питательнице, странных Утешение, обуреваемых Пристанище, больных Посещение, немощных Покров и Заступнице, Жезле старости, Мати Бога Вышнего, Ты еси Пречистая, потщися, молимся, спастися рабом Твоим».
В этот же день 7 лет назад почила о Господе и Самарская праведница схимонахиня Мануила, которая, подобно Божией Матери, также при жизни утешала всех скорбящих, болящих, немощных, покрывала своею любовью и усердно о них молилась.
В 2009 году были обретены нетленные мощи матушки Мануилы на Южном кладбище г. Самары при перезахоронении ее во вновь устроенную часовню. Когда достали гроб и открыли его, тело Блаженной светилось — мощи оказались нетленными!
И сегодня все верующие люди могут посещать Матушку, получая духовное утешение.
По благословению Владыки Сергия собираются материалы о чудесной помощи по молитвам к Матушке для ее прославления.
Наместник Воскресенского мужского монастыря архимандрит Гермоген почитает схимонахиню Мануилу. Каждый год по ее преставлению — в день ее памяти 6 ноября — приезжает с братией на ее могилу совершить Панихиду.
Отец Гермоген лично знал матушку Мануилу, ее жизнь во Христе. По благословению Владыки именно он постригал ее в Великую схиму.
Вот и в этом году 6 ноября наместник отец Гермоген с братией — благочинным монастыря иеромонахом Силуаном и иердиаконом Феофаном — приехали в храм святителя Николая г.Новокуйбышевска. Здесь они соборно с настоятелем храма протоиереем Артемием и священством, приехавшим почтить память Матушки из разных концов Самарской Епархии, совершили литургию, помолившись о упокоении души блаженной памяти схимонахини Мануилы. А позже, также соборно, отслужили Панихиду на ее могилке в присутствии многочисленных богомольцев.
В начале Панихиды на пасмурном небе вдруг разошлись облака, и засияло солнце: словно Матушка всех приветствовала. После Панихиды, тут же, на кладбище, всем присутствующим была предложена поминальная трапеза в походной кухне: каша, блины, пироги, конфеты, чай.
У всех на душе было тепло и радостно. По словам протоиерея Артемия, который очень почитает Матушку и собирает материалы для ее прославления: «…как в Москве Богом дана блаженная Матрона, а в Петербурге- блаженная Ксения, так и нашей Самарской земле дарована блаженная схимонахиня Мануила». По свидетельствам людей, которые обращались за помощью к Матушке Мануиле в различных жизненных обстояниях- очень быстро приходит помощь по ее молитвам.
Упокой, Господи, душу усопшия рабы Твоея, приснопоминаемой схимонахини Мануилы, и сотвори ей Вечную память!
Вечная память, Вечная память, Вечная память!
Душа Ея во благих водворится, и память Ея в род и род!