О термине «соборность» в Символе веры и истории

• Что такое соборность?
• Послушание, но не подчинение
• «Голос единицы тоньше писка?»
• Новые формы соборности

Соборы — это институт церковного управления, освященный двухтысячелетней историей христианства. Но часто говорят о «соборности» как о непреложном законе церковного устройства. Что это такое, кто придумал этот термин и что он должен значить для нас сегодня?
Объясняют протоиерей Александр Задорнов, проректор Московской духовной академии, специалист в области канонического права; протоиерей Георгий Ореханов, доктор богословия, доцент кафедры истории РПЦ ПСТГУ; Александр Кырлежев, научный сотрудник Синодальной библейско-богословской комиссии Русской Православной Церкви.

Что такое соборность?

— Соборной была названа Церковь в Никео-Цареградском символе веры (IV век). Однако само понятие «соборность» мы встречаем лишь в XIX веке. Значит ли, что учение о соборности — новое? Как связаны между собой понятия соборность и соборная церковь?

Протоиерей Александр Задорнов:

— Русскому слову «соборность» в греческом тексте Символа веры соответствует «кафоличность», «вселенскость». Оба свойства (при спорности точности перевода) обозначают то, что Церковь как Богочеловеческий организм — всегда «больше суммы всех своих частей», то есть отдельных Поместных Православных церквей и их канонических подразделений. Точно так же как в Евхаристической чаше на Божественной литургии в одном конкретном приходе присутствует Сам Христос, а не какая-то Его часть, присутствие Церкви в этом мире не зависит от географических и количественных показателей: немногие апостолы в Сионской горнице и православные христиане в огромных переполненных храмах сегодня — члены одной и той же Церкви.

В XIX веке русские славянофилы использовали это слово для построения своей собственной, прежде всего социальной, теории, имеющей мало общего с изначально церковным смыслом этого слова, и потому, конечно, «соборность» в размышлениях Аксаковых о крестьянской общине далека от православной экклезиологии. Единственный, кто пытался совместить собственно социальный и церковный аспекты, это, конечно, Хомяков.

Александр Кыплежев:

— Славянские переводчики Символа веры словом «соборная» передали греческое katholikē — «кафолическая». Именно так, посредством транслитерации, передается это слово на других европейских языках (отсюда и «католическая церковь»). Поэтому догматическое определение Церкви «соборная» напрямую не связано с церковными соборами.

Впервые выражение «кафолическая церковь» встречается у святого Игнатия Богоносца (†107) в его Послании к Смирнянам (VIII, 2): «Где будет епископ, там должен быть и народ, так же как где Иисус Христос, там и кафолическая Церковь». Русский богослов протоиерей Николай Афанасьев подробно проанализировал это выражение и пришел к следующему выводу: термин «кафолическая церковь» выражает полноту и единство Церкви Божией, «кафолическая церковь» — там, где Христос, а Христос пребывает в Евхаристическом собрании, на котором предстоятельствует епископ, ибо, по словам святого Игнатия, «только та Евхаристия должна почитаться истинною, которая совершается епископом или тем, кому он сам предоставит это». Поэтому, как пишет отец Н. Афанасьев, «каждая местная церковь, возглавляемая епископом, есть кафолическая Церковь».

Таким образом, определение «кафолическая» указывает на качество полноты и единства, присущее каждой местной церкви. При этом протоиерей Н. Афанасьев полемизировал с западным пониманием этого термина, в котором подчеркивалась универсальность Церкви как прежде всего ее пространственная (географическая) вселенскость, и вопреки такому пониманию делал акцент на «внутреннем универсализме», что соответствовало его евхаристической экклезиологии.

С такой точки зрения соответствующий славянский термин, отсылающий нас к словам «сбор», «собрание», не чужд богословскому смыслу, в центре которого — Евхаристическое собрание как «наиболее полное выявление Церкви Божией».

В русском богословии XX века у ведущих авторов, таких как прот. Георгий Флоровский, Владимир Лосский, прот. Иоанн Мейендорф, прот. Александр Шмеман, активно используется и разрабатывается понятие «соборность», но именно как синоним «кафоличности». В то же время наш известный патролог архиепископ Василий (Кривошеин) предлагал избегать «недоразумений, с которыми часто приходится встречаться в современных дискуссиях о Церкви (особенно когда русский термин “соборность” используется — и совершенно неверно — в качестве синонима для “кафоличности”)», указывая на то, что «такие абстрактные понятия чужды православному преданию».

В этом возражении два аспекта. Абстрактные богословские понятия действительно чужды древнему преданию, однако позднейшее богословие ими всегда оперирует. Ведь помимо кафоличности существуют и другие свойства Церкви, подлежащие богословской интерпретации, например святость и апостоличность. Всякое развитое теоретическое мышление, в том числе богословское, использует обобщающие абстрактные понятия, призванные выражать именно некоторые качества, а не просто эмпирическую реальность.

Но главным в возражении владыки Василия, как представляется, было другое: он говорил о нежелательности смешения богословия и разного рода философских и социологических истолкований термина «соборность», характерных для традиции русской религиозной мысли, начиная с А. С. Хомякова.

Когда термином «соборность» обозначается некий образ идеального соотношения частного и всеобщего, индивидуального и коллективного, который затем применяется и к церковной общине, и к обществу как таковому, возникает универсальный философский принцип. Русские мыслители, продолжавшие хомяковскую традицию: В. Соловьев, Трубецкой, Франк выдвигали идеи «соборного сознания», «соборного духа», «всеединства» и даже соборности как «солидарности» (Левицкий). Подобного рода теоретизирование на тему соборности, часто применительно прежде всего к обществоведческим проблемам, продолжается и сегодня. В данном случае мы выходим за пределы экклезиологии и оказываемся в пространстве различных вольных интерпретаций, утрачивающих богословскую строгость.

Поэтому, на мой взгляд, всегда нужно различать богословское истолкование третьего свойства Церкви — соборности как кафоличности — и различные «учения о соборности» философского или публицистического толка. Приведу пример именно богословской интерпретации (в которых, кстати, присутствует основная богословская интуиция Хомякова):

Владимир Лосский: «Мы познаем Пресвятую Троицу через Церковь, а Церковь — через откровение Пресвятой Троицы. В свете троичного догмата соборность предстает перед нами как таинственное тождество единства и множественности, — единства, которое выражается в многоразличии, и многоразличия, которое продолжает оставаться единством. Как в Боге нет одной природы вне трех Лиц, так и в Церкви нет абстрактной всеобщности, но есть совершенное согласие соборного многоразличия. Как в Боге каждое Лицо — Отец, Сын и Дух Святой — не есть часть Троицы, но всецело Бог, в силу Своей неизреченной тождественности с единой природой, так и Церковь не есть некая федерация частей; она соборна в каждой из своих частей, потому что каждая часть отождествляется с целым, выражает целое, означает то, что означает целое, и вне целого не существует. Вот отчего соборность выражается различным образом в истории Церкви».

Послушание, но не подчинение

— Как идея соборности сочетается с иерархическим принципом устроения Церкви, как земной, так и небесной, у которой есть глава — Христос?

Александр Кырлежев:

— «Церковь соборна и Церковь иерархична», — писал протоиерей Александр Шмеман, акцентируя проблематику вопроса о соборности сегодня в Церкви (она не изменилась со времени написания статьи в1962 году) и полемизируя с двумя крайними тенденциями: «клерикализма» и «демократизма», борьба которых затмевает саму идеи соборности в Церкви.

С «клерикальной» точки зрения соборность видится находящейся как бы внутри иерархического принципа, как ограниченная иерархией. Собор трактуется здесь прежде всего как собор самих иерархов, из которого в идеале исключены миряне. Со стороны «мира» наблюдается противоположное течение, основанное на убеждении, что иерархия должна полностью подчиниться «соборному началу» и стать исполнительницей решений тех соборов, непременными, если не ведущими участниками которых будут миряне.

Если понимать соборность в богословском смысле — то есть как «кафоличность» Символа веры, — тогда иерархия неотделима от соборности. «Совершенный Собор — Всесвятая Троица — есть иерархия, а не безликое равенство взаимозаменяемых “членов”… — пишет отец Александр Шмеман. — Троица есть совершенный Собор потому, что Она есть совершенная иерархия. И Церковь — поскольку она есть возвещение истинной жизни, то есть жизни троичной и соборной, — иерархична вследствие того, что она соборна, ибо иерархия является существенным признаком соборности… Ибо иерархия есть прежде всего полное взаимное признание личностей в их уникальных личных свойствах, с их уникальным местом и назначением относительно других лиц, их объективным и уникальным призванием в соборной жизни. Принцип иерархии предполагает идею послушания, но не подчинения, ибо послушание основано на личном отношении, а подчинение безлично по самой своей сути. Сын во всем послушен Отцу, но не подчинен Ему… Он не подчинен Ему, ибо подчинение предполагает несовершенное знание и отношение и вследствие этого необходимость принуждения. Итак, иерархия — это не отношения “власти” и “подчинения”, но совершенное послушание всех всем во Христе, послушание, являющееся признанием и знанием личных даров и харизм каждого всеми. Все, что истинно соборно, — истинно лично и потому истинно иерархично… Облечение кого-то иерархическими функциями не означает возвышения его над другими, его противопоставления как власти тем, кто обязан ему подчинением. Оно означает признание Церковью его личного призвания внутри Ecclesia, его поставления от Бога, который знает сердце человека и потому является источником всякого призвания и дара».

«Голос единицы тоньше писка?»

— Соборность проявляется только во время соборов — как особых событий в жизни Церкви?

Протоиерей Георгий Ореханов:
— Соборность — это сущностное свойство Церкви, принцип ее существования. Соборная природа Церкви не всегда может быть выражена конкретным собором, хотя собор, в первую очередь собор архиереев, это важнейшая форма выражения соборного мнения Церкви. Конечно, были соборы, впоследствии получившие название «разбойничьих», то есть лжесоборов, например, собор в Константинополе, получивший название Дубовый или собор под Дубом (403), от названия местечка, где он проходил (там рос огромный дуб), где был осужден святитель Иоанн Златоуст. Важнейший атрибут соборности Церкви — это рецепция, когда Церковь во всей полноте принимает или не принимает решения этих соборов, как она не приняла осуждение Иоанна Златоуста, а всего через 13 лет канонизировала его.

Если соборы не проводятся, есть другие средства выражения соборности, например, в синодальную эпоху все-таки существовал Святейший синод («синод» и есть в переводе с греч. «собор»), который, при всем его несовершенстве при отсутствии патриарха, был легитимным органом Церкви. В синодальную эпоху были очень авторитетные иерархи, голос которых народ церковный воспринимал как голос Церкви, например святитель Филарет (Дроздов).

В качестве контрпримера можно привести Первый Ватиканский собор, принявший догмат о непогрешимости папы. Этот догмат — попытка предельно формализовать процесс принятия решений, «запротоколировать» голос истины. Католики утверждают, что в каких бы ситуациях Церковь ни оказывалась, всегда есть орган, который абсолютно непогрешим.

Такой догмат для Православной Церкви чужд. Потому что соборность всегда осуществляется мистическим образом. Ведь были эпохи, когда и патриархи восточные, и соборы проповедовали ересь, например, во время монофелитских споров, и тогда соборность Церкви осуществилась голосом простого монаха, Максима Исповедника. Казалось бы, в чем соборность, если он был один против всех? В данном случае соборность подтвердилась в рецепции, признании Церковью правоты Максима Исповедника и осуждении монофелитства как ереси на VI Вселенском соборе. Численно, быть может, сторонников православного учения было немного, но мистически выразил церковную позицию именно преподобный Максим. А суд, на котором произошло осуждение Максима Исповедника, народом церковным принят не был. Но в Православной Церкви, в отличие от Католической, не существует универсального «механизма» для «обеспечения» соборности.

— Чем же соборность отличается от демократии?

Протоиерей Александр Задорнов:

— Соборность не исчерпывается верностью формальным процедурам, даже самим феноменом соборов. Любые формальные требования можно выполнить, отрешившись от самого духа соборности. Так называемые «разбойничьи соборы» были проведены с тщательным соблюдением всех процедур: созваны легитимной гражданской и церковной властью, проведены при участии епископата как носителя законодательной власти в Церкви, но впоследствии правомерность их определений была подвергнута сомнению, и, как итог, решения эти были отвергнуты Церковью.

Именно поэтому соборность отличается от демократии. Разница в том, что соборность заключается в конечном торжестве Истины, а не мнения, определяемого простым большинством голосов. На этом убеждении, в частности, основаны слова святителя Филарета Московского о том, что как раз в силу своей соборности Церковь никогда не может ни отпасть от веры, ни погрешить в истине веры или впасть в заблуждение.

Понятие соборности не исчерпывается и понятием рецепции — принятия Церковью постановлений тех или иных церковных соборов. Если бы все дело было только в рецепции, то было бы непонятно, как относиться к деяниям собора, чьи постановления не смогли осуществиться в церковной жизни после их принятия. Характерный пример — Священный собор Православной Российской Церкви 1917-1918 годов, воспринимаемый сегодня в качестве «идеального образца» всякого собора. Из двадцати четырех его определений — от порядка избрания Святейшего Патриарха до порядка сборов в общецерковную казну — лишь немногие прошли рецепцию в смысле действительной применимости в исторических условиях существования Русской Церкви в XX веке. Подвергает ли сомнению этот факт необходимость и важность самого собора? Вряд ли. Сейчас ведется большая работа по научному изучению и публикации документов как отделов самого собора, так и предшествующих ему органов (предсоборных присутствия и совещания). Мы видим, насколько большой была оппозиция, например, восстановлению патриаршества на этом этапе, когда в числе его противников были не какие-нибудь будущие обновленцы, но такие серьезные историки и канонисты, как Евгений Голубинский и Николай Суворов.

При отсутствии практики созыва архиерейских или поместных соборов в истории Русской Церкви на протяжении целых двух столетий — не утратила же наша Церковь это качество? Более того, именно «синодальный период», вызывающий отчего-то чуть ли не презрение у многих поверхностных историков, дал Церкви — всей, не одной только Русской, — целый сонм святых. Святость же есть единственный критерий при оценке конкретного периода церковной истории. Невозможно представить отсутствие святых в ту или иную историческую эпоху — а значит, нет причин относиться к любой из этих эпох с модным сегодня нигилизмом.

— Какова может быть роль общины в осуществлении соборности, притом что епископов сегодня в Русской церкви не избирают? Как возможно преодолеть эту отчужденность приходов от епископов?

Протоиерей Георгий Ореханов:

— Хотя у нас епископов не избирают, но та церковная реформа, которая сейчас осуществляется — создание митрополичих округов, деление епархий на более мелкие, — как раз направлена на выработку механизма повышения роли приходов в общецерковной жизни. На самом деле такой механизм очень древний, потому что в ранней Церкви каждая церковная община, в нашем понимании — приход, была, по сути, «епархией». Ведь вначале не было никаких приходских священников, и каждая местная община, как правило, возглавлялась епископом, который был одновременно и священнослужитель, и пастырь, и учитель Церкви. «Участие» в соборности общины было непосредственным: был предстоятель, который на соборе выражал мнение своей общины. То же самое в идеале должно быть и сегодня. Сегодня Церковь стремится к тому, чтобы каждый архиерей представлял на архиерейском соборе свою небольшую по размеру епархию, где он не на словах, а на деле, является представителем своих прихожан, знает их настроения и нужды и может авторитетно свидетельствовать о них на соборе.

Но совершенно преодолеть отчужденность между клиром и мирянами, епископом и прихожанами невозможно только с помощью какого-то механизма, автоматически, нельзя придумать какую-то идеальную административную схему, которая бы эти проблемы решала. При любой административной схеме будут люди, которые, если они не хотят контакта с народом, будут его избегать. И, наоборот, при самых жестких схемах будут святые подвижники, которые будут к этому стремиться. Все зависит от епископа и от народа. Достаточно вспомнить прекрасный пример покойного сербского патриарха Павла. Поэтому здесь важно сочетание двух факторов: с одной стороны — те реформы, которые сейчас идут, и с другой стороны — выбор Церковью архиереев, жалеющих и заботящихся о людях.

Новые формы соборности

Прот. Александр Задорнов: «Одна из форм реализации соборности в Русской Церкви сегодня — Межсоборное присутствие как способ обсуждения церковных определений перед их принятием церковной законодательной властью. Обсуждение начинается с работы по составлению документов, затем следует общецерковное обсуждение, потом полученные отзывы обрабатываются редакционной комиссией и президиумом, после чего происходит детальное обсуждение на пленуме присутствия. Более тщательного механизма соборного осмысления проблем, стоящих перед Церковью, ранее не существовало.

Осуществление принципа соборности — не красивые слова, касающиеся только богословов, но то, что зависит от каждого православного христианина. Не случайно один из вопросов, который будет в ближайшее время рассматриваться Комиссией Межсоборного присутствия по вопросам церковного управления и механизмов осуществления соборности в Церкви, — тема действительного членства в приходе. Чтобы приходские инициативы были не следствием усилий одного настоятеля, но принимались самими прихожанами как относящиеся именно к их церковной жизни. Исповедание соборности своей Церкви — это не просто пение Символа веры на литургии, но реальное участие в жизни Церкви, в первую очередь своего прихода».

Александр Кырлежев:

«Прот. Георгий Флоровский говорил: «Заповедь быть кафоличным дана каждому христианину. Церковь кафолична в каждом из своих членов, потому что кафоличность целого не может строиться или составляться иначе как из кафоличности его членов. Никакое множество, каждый член которого изолирован и непроницаем, не может стать братством… Мы должны “отвергнуться себя”, чтобы получить возможность войти в кафоличность Церкви. Прежде чем вступить в Церковь, мы должны обуздать свою самовлюбленность и подчинить ее духу кафоличности. И в полноте церковного общения свершается кафолическое преображение личности. Однако отвержение и отречение от своего собственного “я” отнюдь не означает, что личность должна исчезнуть, раствориться среди “множества”. Кафоличность — это вовсе не корпоративность или коллективизм. Напротив, самоотречение расширяет нашу личность; в самоотречении мы вводим множество внутрь себя; мы объемлем многих своим собственным “я”. В этом и заключается подобие Божественному Единству Святой Троицы».

Подготовили Ирина Лухманова, Дмитрий Ребров

Разъяснение термина

Соборность! — не звучное лишь слово, но понятие возвышенного значения. Правда, это слово — новой формации: в современном богословском греческом языке едва ли можно найти точно соответствующий ему по значению термин; не было его и в языке славянском церковном. Своей внешней формой, как имя существительное оно обязано русским славянофилам, когда они определяли исключительно высокое значение славянского слова «соборный» в 9-ом члене Символа Веры: «Веруем во едину, святую, соборную и апостольскую Церковь.» «Не посмею сказать,» — пишет русский православный мыслитель и преданный сын Церкви А. С. Хомяков, — «глубокое ли познание сущности Церкви, почерпнутое славянскими первоучителями из самих источников истины в школах Востока, или еще высшее вдохновение, ниспосланное Тем, Кто един есть Истина и Жизнь, внушило передать слово «кафолический» словом «соборный;» но утверждаю смело, что одно это слово содержит в себе целое исповедание веры.»

Что обозначает само греческое слово «кафолический?» — Главная часть этого слова,олос, его значение — весь, целый, совершенный. Приставка каф — имеет одним из своих трех значений усиление понятия, с которым оно соединено. Таким образом, в целом здесь обозначается ничем не ограниченная полнота, всеобъемлемость, «плирома.» Термин этот выражает сказанное в Писании: в Церкви «нет эллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос.» И еще: «Отец… и поставил Его выше всего, главою Церкви, Которая есть тело Его, полнота Наполняющего все во всем» (Ефес. 1:22-23). Это слово говорит о том, что Церковь не ограничивается пространственно, земными пределами, не ограничивается и временем, т.е. сменой поколений, отсюда уходящих в загробный мир. В своей соборной полноте, в кафоличности, она обнимает и Церковь званных и Церковь избранных, Церковь на земле и Церковь небесную. Таково православное понимание существа Церкви в ее совершенном виде, как это особенно выразительно представлено в нашем православном богослужении.

Следует иметь в виду, что в греческом языке нет также лингвистической связи между понятиями «кафолический» и «Собор» (вселенский). Церковный собор там именуется синодос, вселенский собор — икуменики синодос. В житейском языке это слово синодос значит: сходка, съезд, собрание.

Что касается русского и славянского слова «собор,» то можно признать родственность его с понятием кафоличности названия «собором» большого храма. Собором называется храм двух или трех-престольный, где таким путем полнее выражается связь с небесной Церковью, где в высоком иконостасе представлены сонмы святых, где непрерывно совершаются еже дневные богослужения в память и прославление небесной Церкви.

Что принадлежит целому, то относится и к его части: свойство Церкви в ее полноте принадлежит и Церкви на земле, благодаря ее связи с небесным Иерусалимом.

В чем же состоит соборность Церкви?

Она состоит в непрерывном молитвенном общении с небесной Церковью. Светлые нити молитвы идут во всех направлениях: мы, земные, молимся друг за друга; мы просим святых молиться о нас; святые слышат нас и возносят к Богу, — как мы верим, — наши молитвы; мы молимся о наших утопших отцах и братьях; мы просим святых поддерживать нас и в этих обращениях к Господу.

Соборность выражается тем, что древние отцы и учители Церкви столь же близки для любого времени, и для наших дней, столь же памятны, дороги, какими они были для своего времени. Церковь напоена Единым Духом, — и потому исчезает разделение по времени между христианскими поколениями: христианин, поучаясь из Писаний апостольских, святоотеческих, подвижнических, из богослужебных книг, не только дышит их чувствами и мыслями, но входит во вневременное духовное общение — верим — с самими творцами этих писаний, исполняя наставление св. Апостола Иоанна Богослова: «Что мы видели и слышали, возвещаем вам, чтобы вы имели общение с нами; а наше общение — с Отцом и Сыном Его Иисусом Христом» (1 Иоан. 1:1-3).

Соборность выражается в том, что в разных уголках мира, где живут члены Церкви

• у них одна общая вера (потому в древней Церкви сама вера обычно называлась «кафолической верой,» кафолической истиной;
• у них — одни и те же таинства и они приобщаются от единого Тела Христова;
• у них единоепреемственное, идущее от Апостолов пастырство;
• у них церковная жизнь строится на общих канонах Церкви.

Соборность, наконец, выражается в том, что всем истинным членам Церкви, Церковь дорога. Членам малой общины церковной она одинакова близка и в своих частях и в целом. «О благостоянии святых Божиих церквей и соединении всех» мы молимся в каждом общественном богослужении. Христианин, ставя целью своей личной церковной жизни спасение души, проявляет заботу о мире и преуспевании своей Поместной церкви, содействуя этому в меру своих возможностей и сил. Конечно, такое церковное сотрудничество тоже является отражением, хотя и более отдаленным, идеи кафоличности Церкви.

В таких приблизительно чертах приняла в свои сердца понимание кафоличности Церкви группа русских славянофилов; такое понимание они вкладывали в термин: «соборность Церкви.» Выражая этой формулой полноту духовного единства Православной Церкви, несмотря на ее географическую и национальную разобщенность, они подчеркивали нравственную сторону православной соборности, лишенной принуждения и юридических понятий. Эту нравственную сторону православия они противопоставляли принципу «права» в укладе Римской церкви, а равно и холодному рационализму, сменяющемуся иногда мистицизмом, в Протестантстве. С понятием соборности славянофилы не соединяли ни речи, ни мысли о каких либо выборных органах из мирян при церковном Управлении.

Соборность в бытовом значении этого слова

Постепенно смысл термина «соборность» стал суживаться. Когда вначале нынешнего столетия зашла речь о необходимости созыва собора Русской Церкви, то, по созвучию слов «собор и соборный,» термин этот стали употреблять в бытовой полемике, как почти тождественный с понятием «собора епископов,» Поместного и Вселенского, а затем вообще в смысле коллегиального управления в Церкви, которое кстати сказать, разным сторонам представлялось по разному: одним — как патриаршествов соединении с периодическими частыми архиерейскими съездами, а другим, наоборот, как коллегиальное Синодальное Управление; третьи видели в самом патриаршестве огромную связующую нравственную силу, устраняющую необходимость коллегиальных форм церковного управления.

Новое применение получил этот термин в работах Всероссийского Церковного Собора 1917-18 года. Тогда предчувствовались и уже ощущались надвигающиеся на русскую Церковь жестокие удары со стороны врагов христианства и врагов религии вообще. Необходимо было искать пути, чтобы сплотить все живые силы Церкви, необходима была подлинная группировка стойкости и верности сил верующего народа, соответствующая понятию соборности Церкви. Необходима была защита Церкви, нужна была моральная поддержка епископу и приходским пастырям, чтобы они не остались в одиночестве. Эта задача могла быть осуществлена тогда путем привлечения к деятельному участию в охране Церкви, в качестве представителей церковного народа, мирян, людей жертвенных, испытанных. В своем большинстве они и оказались людьми готовыми идти на исповедничество, которое их раньше или позже и постигло. Сознание этой необходимости и соответствующий призыв к церковному народу получили свое место в постановлениях собора 1917-18 года. Эта мобилизация сил Церкви в данном случае действительно явилась выражением понятия Соборности Церкви в его глубоко-нравственном значении.

В годы нашей русской эмиграции после первой войны термин соборность стал крайне упрощаться и приобрел специальное содержание. Обществу внушают мысль, что рядовые члены Церкви урезаны в своих правах, что пришло время привлечения к епархиальному управлению выборных групп из рядовых членов Церкви и из духовенства; пока такого церковного строя нет, то, якобы, не осуществляется догмат Символа Веры. От времени до времени эти голоса становятся громкими, они появляются и в печати. Правы ли эти голоса?

Церковь в житейском море

Не легок исторический путь церкви. Святые Отцы представляют его в виде корабля, плывущего в житейском море. Жребий его таков, что и при спокойном состоянии моря судну приходится двигаться против течения; что же говорить о моментах бури? Церковь принуждена всегда выдерживать сопротивление греховному миру. Мир обладает силой, властью, органами принуждения и наказания и приманками жизни. А Церковь сама по себе не обладает ничем, кроме нравственного влияния. Где бы она могла черпать нужные силы, если бы Господь не хранил и не миловал ее?

Православная Церковь есть наследие Христово

Сохраняет Господь и малое суденышко Церкви, именуемое Зарубежной, отпрыск некогда внешне величественной Русской Церкви. Возродится Церковь в России — тогда вернется и эта свободная ее часть в ее лоно.

Полностью бережет в Зарубежье наша малая Церковь канонический уклад, завещанный издревле, и ставит одной из сторон своего долга содержать все достояние Православия нерушимым, не растерянным, не искаженным. Оберегать себя в этом смысле на чужбине труднее, чем дома. Однако, она не только достигает этого, но имеет и некоторые отрадные стороны, по сравнению с русским прошлым.

В прежней России правящий архиерей имел в своем ведении тысячу и более приходов: это значило — миллионный состав паствы в епархии. Мог ли он посещать, наставлять лично? Мог ли он быть в такой близости к пастве, в той мере, в какой мы видим наших архипастырей здесь? Наши епископы здесь знают подчиненные им приходы, собственными глазами видят их состав и, можно сказать, носят всех их в своих сердцах, радуясь и печалясь вместе с ними. Тем тяжелее, конечно, они переживают случаи разлада в приходах,и может быть, только Бог видит душевные страдания их за свою паству. Не то же ли нужно сказать и о приходских пастырях? И как часто и те, и другие молчаливо мирятся с крайне неблагоприятными условиями жизненными, о чем многие среди паствы, сами житейски обеспеченные, может быть даже не дают себе труда задуматься… И часто служение Церкви встречает вместо содействия только холодную оценку и критику, — что является уже стороной не отрадной.

Однако, теневые стороны не заглушают того духовного утешения, каким сопровождается само по себе, по самой своей природе, служение Богу и Церкви. Живущие в суете мира люди этого утешения и не предполагают: оттого так мало готовых встать на жизненный путь пастыря, оттого все чувствительнее в наши дни недостаток духовенства, и увеличивается число приходов, не замещенных пастырями.

В посланиях апостольских предначертан и образ пастырских скорбей. Апостол Павел пишет общине христиан, организованной им: «Вы уже пресытились, вы обогатились, вы стали царствовать без нас… Мы безумны Христа ради, вы же мудры во Христе; мы немощны, вы же крепки; вы в славе, мы же в бесчестии… О, если бы вы в самом деле царствовали, чтобы нам с вами царствовать!»… Что же? Приводит ли эта горечь апостола к унынию и колебаниям? — Нисколько! Вот общее душевное состояние апостола: «Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь или теснота? Или гонение, или голод, или нагота? Или опасность или меч?… Все сие преодолеваем силою Возлюбившего нас.»

Соборное единение и сотрудничество

Библейский образ церкви в земном мире — человеческое тело. В теле неисчислимое количество сотрудников как видимых, так и скрытых. Все они имеют свою ценность и свое назначение. «Не скажет нога: я не принадлежу телу, потому что я не рука… Не скажет ухо: я не принадлежу телу, потому что я не глаз…» (Ап. Павел). Так и в Церкви. Для каждого ее члена найдется место для единения с другими людьми в служении ей. Но как тело нуждается еще и во внешних покровах, в одежде и в иных служебных предметах, не входящих в состав тела, — так и в служении Церкви есть две сферы: сфера внутренняя, подлинно церковная, кафолическая, и другая — внешняя, поверхностная, временная, преходящая. И нам должно отличать «сущность» от «несущественного,» хотя бы практически и необходимого. Внешнее бывает частонеобходимым, так как мы живем в мире материальном, в мире относительности. В Церкви сюда относится сторона организационная, — кроме иерархического благодатного строя, — также нужды по содержанию храма и причтов, приходские собрания, денежные сборы и расходы, побочные при церкви организации, школы, издательства и проч. Жизнь зовет нас участвовать в обоих сферах. Однако, не спасительно для человека участвовать во второй, не участвуя в первой.

Какая же наша деятельность представляет полное, подлинное выражение церковной соборности?

Такой именно является общественная молитва в храме. Храм — наш христианский центр жизни. Отправляясь к богослужению, мы говорим: «идем в церковь,» «идем в собор.» Мы подсознательно выражаем этим, что соборность и Церковь проявляют себя в полном виде в храме.

Иерей, стоя перед вратами алтаря или в алтаре, о себе ли молится? Нет, эти моления, благодарения за прошедший день или за отдых ночи, эти прошения о милости Божией — всецело соборные. «Приклони ухо Твое и услыши ны, и помяни, Господи, сущия и молящиеся с нами вся по имени, и спаси их силою Твоею. Мир мирови Твоему даруй, церквам Твоим, священником и всем людям Твоим.» — «Научи нас Боже, правде Твоей…. даждь нам утро и день в радовании…помяни и всю братию нашу, яже на земли,на море, на всяком месте владычествия Твоего, требующих Твоея помощи и Твоего человеколюбия, да спасени душею же и телом всегда со дерзновением славим чудное и благословенное имя Твое»…. — Так одна за другой простираются ввысь эти мольбы к «Сокровищу благ, Источнику приснотекущему, Благодетелю жизни нашея, Святому и Непостижимому.» Эти молитвы, в своем большинстве, могли бы быть произносимы вслух. Но жизнь показала, что народ в храме не в состоянии удерживать настолько сосредоточенность и внимание, насколько это необходимо, чтобы углубляться в содержание молитв — плодов высокого благодатного вдохновения великих отцов Церкви. В особенности это нужно сказать о Божественной литургии в ее главной части — Литургии «верных.» Потому Церковь признала за лучшее влагать нам в мысль и в уста возможно чаще краткую покаянно-просительную молитву: «Господи, помилуй.» В ней выражено соборное сознание, внушаемое Церковью, о первой важности для христианина искреннего покаяния.

Устами чтеца на клиросе, устами певчих — разве не вся церковь предназначена молиться? Говоря об этом, однако нужно пожелать, чтобы чтецы и певцы, а также их слушатели, помнили об общности славословий, прошений и благодарений и взаимно стремились бы их осуществить. Богослужение дает возможность делать активными участниками пения в храме, по крайней мере в некоторых частях служб, всю церковь. Несомненно, в будущей возрожденной страданиями Русской Церкви, эта сторона церковной соборности найдет для себя полное выражение.

Но вот, окончилось богослужение. Мы выходим из храма. После всенощной мы слышали заключительную молитву первого часа: «Христе, Свете истинный, просвещаяй всякого человека, грядущего в мир…» Да, в сущности наш выход и есть переход «из Церкви в мир.» Мы вышли к своим мирским заботам и интересам. Церковь и соборность остались на какое то время позади, в прошлом. Вполне ли? Это зависит от нас. Не вполне, если мы сохранили их «в самих себе,» в своей душе, в своем сознании, если сохраним в своих поступках, — говоря одним словом, если сохраним себя в благочестии. Тогда в миру сохраняются для нас возможности церковного сотрудничества, как отблески все той же подлинной соборности. И нельзя сказать, чтобы ее дорога здесь была узка.

В чем же может состоять и состоит деятельность членов Церкви в духе соборности?

Одна из первых форм ее связана непосредственно с храмом. Сюда относится строительство храма, снабжение его всем необходимым, сооружение икон и священная роспись храма. По нравственному достоинству еще большее значение имеют дела любви и благотворения во имя Христово. Проявление веры и христианской любви очень разнообразны. Таковы, например, христианское личное миссионерство из преданности Христу и Церкви, стояние за правду, защита угнетаемых и оскорбляемых, по чувству сострадания. Христианское служение добрыми лекциями, докладами, печатным словом, работа в церковных школах, научная работа в христианском духе — все это широкое, открытое, свободное в Зарубежье поле для церковного сотрудничества в индивидуальных и групповых формах.

Эти формы деятельности и им подобные выше и достойнее участия в административной стороне Церкви. Мирное и успешное управление домом Божиим покоится не на правовом фундаменте, а на камне веры и нравственного добровольного послушания уставам Церкви всех ее членов — духовенства и мирян. Нельзя себе представить, чтобы такой подход к вопросу о соборности мог показаться трафаретным или скучным.

Вл. С. Соловьев — о соборном свойстве Церкви

Чтобы иному скептическому читателю не представилось односторонним данное понимание слова «соборная» в 9-м члене Символа веры; чтобы было ясно, что такое понимание не принадлежит лишь одной группе лиц или направлению, выраженному А. С. Хомяковым, — приведем рассуждения на эту тему Владимира Соловьева. Мы принимаем его здесь не как богословский авторитет, но как свободного мыслителя, не связанного традиционными богословскими рамками. В ряде своих воззрений он далеко вышел за пределы евангельских истин. Однако, он был искренним христианином, и у него была добрая, но тщетная надежда заинтересовать оригинальностью выводов охладевшую к вопросам веры русскую интеллигенцию. Но его усердные последователи, когда стали вводить и развивать известные философские домыслы в богословии сделали его родником еретического творчества. В своем труде «Оправдание добра» Соловьев, останавливаясь на свойствах Церкви, указанных в Символе веры, пишет в согласии с общецерковным пониманием:

«Кафоличность состоит в том, что все церковные формы и действия связывают отдельных людей и отдельные народы с целым богочеловечеством, как в его индивидуальном средоточии — Христе, так и в Его собирательных кругах — в мире бесплотных сил, отошедших и в Боге живущих святых, а так же и на земле борющихся верных. Поскольку в Церкви все сообразуется с абсолютным целым, все кафолично, — в ней падают все исключительности племенных и личных характеров и общественных положений, падают все отделения или разобщения и остаются все различия, — ибо благочестие требует принимать единство в Боге не как пустое безразличие и скудное однообразие, а как безусловную полноту всякой жизни. Нет отделения, но сохраняется различие между невидимой и видимой Церковью, ибо первая есть скрытая действующая сила второй, а вторя — становящаяся видимость первой, — они едины между собой по существу, и различны по состоянию; нет отделения, но сохраняется различие в Церкви видимой между многими племенами и народами, в единодушии которых единый Дух раздельными языками свидетельствует об единой истине и различными дарами и призваниями сообщает единое добро; нет, наконец, отделения, но сохраняется различие между церковью учащих и поучаемых, между духовенством и народом, между умом и телом Церкви, подобно тому, как различие мужа и жены есть не препятствие, а основание для их совершенного соединения.»

Соборность, что это такое в осознании принципов единства

В жизни общества есть такое понятие, как соборность. Предлагаю вам особую точку зрения на это понятие. Сразу определюсь, что понятие собор чисто русское определение и лучше всего может осознаваться именно русскими людьми. В дальнейшем я обосную свою точку зрения.

Соборность, что это – особое мнение

Дам определение.

СОБОР – одно из главных понятий древней Руси, а не аналог какой-либо религиозной мысли Христианства. И на Руси оно означало только одно, единение некоторого коллектива общества в высшем на каких-либо общих интересах и принципах жизни.

В современном мире принято считать, что соборность – это понятие русской религиозной философии, которое означает духовное единение общества в церковной жизни. Но еще раз замечу, что это понятие на Руси существовало задолго до крещения Руси, как и сейчас часто используется в мирской жизни и означает только одно – единение людей в любви и братстве.

И для такого единения подходит не только религиозная идея, но и идея общих интересов, например. Попробуем произнести для большего понимания.

• Духовная, научная, культурная, национальная соборность.

Дело в том, что собор – это не собрание людей по принципу – друзья, товарищи, коллектив, город, деревня, а единение на принципе высшего (идеи, интереса, цели), которые объединяют какой-либо коллектив в общину, на Руси называют собором. Ниже мы более подробно разберем такую интерпретацию понятия соборность.

Русская соборность и церковь

Уверен, что такая интерпретация слова соборность существует и существовала только в России, потому что только русские люди способны объединить противоположности в зависимости от конкретного момента времени и вызова обстоятельств.

• Русская соборность – это собрание людей независимых друг от друга, но объединенных общей идеей или интересом.

Например, православная церковь, которую зачастую так и называют, объединяет в себе разных людей, но все они единены идеей высшего на основе соборности, но не иерархии.

И чтобы легче было понять понятие собора, разберу его на религиозной основе, помня, что все другие понятия единения создаются по этой же схеме, когда становится возможным объединить духовное и материальное, высшее и низшее, большое и малое.

Если присмотреться, то это понятие прекрасно усматривается на любом церковном празднике. Независимо от того, кто на празднике, в соборе он един со всеми, кто находится рядом не по принципу расстояния, а по принципу убеждений и веры.

Далее приведу пример объединения на других принципах.

Можно ли назвать воинское подразделение или любое собрание соборностью? Разумеется, нет. Причина проста, объединение в воинском подразделении принудительно, основано на приказе, уставе, необходимости. Духовная соборность строится на вере, общих интересах, знании независимо от установок и канонов, свободе убеждений, любви и братстве.

Каноны церкви людьми осознаются по-разному, но общая вера принятия идеи высшего объединяет до понятия братства. Не зря верующие говорят друг другу – брат или сестра. Особенно такое обращение бытует в старообрядческих общинах и монастырях.

Соборность, как понятие утверждает не просто единение, а некое родство, которое находится уже в психической сфере, то есть в душе и духе. Именно по такому принципу строятся все православные монастыри, в которых объединение выстраивается по принципу равенства, но не иерархии.

Само понятие собора возникло в России, как альтернатива Католической церкви, основанной по принципу иерархии, поэтому и утверждаю православие, как соборность единения, но не церковь. Зачастую так в России и называют церкви.

Возникает вопрос, можно ли назвать крестьянскую общину собором, ведь в мирской жизни чаще всего люди объединяются по принципам жизненной деятельности. Можно, если эта община объединена общим интересом земледелия, но в этом случае такую общину лучше назвать земледельческой общиной. Люди в такой общине объединены идеей общей деятельности, то есть духом земледелия.

Еще пример. Колхозы Советских времен что из себя представляют в режиме общественного образования? Колхозы – это община, собрание для выполнения сельскохозяйственных работ, вот если взять крестьянство в целом, то оно является собором, ибо объединение людей на основе идеи жизнедеятельности.

Привел примеры для более полного понимания самого принципа объединения, а не выводы на основе уже существующих утверждений.

Духовное родство

И вновь дам определение, уже на основе выше изложенного.

• Соборность – это единение людей в душе и духе на основе высшего принципа сферы деятельности.

Не зря говорят о душе России – Соборная душа, что означает только одно, что через эту соборную душу России объединены все русские люди где бы они не находились. Но и собора нет без духа истины. Вот здесь то дух истины и появляется, как идея высшего, что есть принцип единения людей, в перспективе всего общества в братство духовного единства.

Отмечу, что в статье я много уделяю внимания русской соборности и не только религиозной, но и мирской, как в частности, так и в общих понятиях для всего общества, не касаясь научных определений и выводов философии уже существующих определений.

Соборность так же не является собранием. Собрание – это временное объединение людей для решения каких-либо задач, собор – это состояние единения в высшем, как и высшего в каждом человеке.

Можно определить еще одну расшифровку единения.

1. Соборное единение
2. Иерархическое единение

По этим двум определениям прекрасно усматривается различие единения, в принципе.

Небольшая ремарка. Православная церковь – это собор, как символ веры, Католическая церковь – это иерархия, поэтому в православии нет рабов божьих, есть сыны божьи, а католическая паства – это рабы божьи. Другое дело, что православие несколько отклонилось от своего духовного предназначения, но это не истина и необходимость, может быть.

1. Соборность подразумевает равноправие, братство на основе любви и веры к высшему, как к себе и к себе, как к высшему.
2. Иерархия подразумевает высшее и низшее и беспрекословное соподчинение согласно иерархии развития.

Небольшая сноска.

Мы часто говорим о православии, как о соборной церкви, то есть не иерархической, а апостольской, объединенной в церковь на основе высшего, как вершине достижения и так есть, но к этому нам еще предстоит вернуться.

Итоги

Соборность бывает религиозная, национальная, научная, культурная, народная, общинная и так далее.

• Соборность русского народа – это объединение на каком-либо субъективном принципе жизни, как основе родства и общинного единения.

«Я русский» — провозглашает себя русский человек где-нибудь в Америке или Африке. Этими словами он утверждает свое единство с народом в соборе национального менталитета, показывая этим свое родство с русским народом. Вот это качество и следует называть соборностью.

И отмечу одну особенность, что понятие собор, чисто русское понятие и бессмысленно искать это понятие в каких-либо других языках мира, религиях, учениях, философиях, как и православие ничего общего не имеет с какой-либо конфессией, учением или религией. Православие — это право (правду) славить, а право и есть высшее, которое определяет нашу жизнь. Как это понять, я и описал выше.

До скорой встречи, друзья.

Доклад председателя Отдела внешних церковных связей митрополита Смоленского и Калининградского (ныне — Святейшего Патриарха Московского и всея Руси) Кирилла.
Демократия — многомерное понятие, имеющее политическое, социальное, экономическое и аксиологическое измерения. На мировоззренческом уровне можно было бы назвать демократию организующим принципом социально-политического бытия человека, совмещающим принцип общественного единства и личной свободы. Сегодня приходится констатировать, что для многих граждан России это понятие остается чем-то внешним, привнесенным извне, хотя и не совсем чуждым. Это происходит по одной простой причине: концепция демократии не является обобщением позитивного опыта собственного социально-политического развития России. Демократия является принципом, выработанным на Западе, в странах евро-атлантического региона.
По этой причине любой демократ в России вынужден априори обращаться с понятием демократии как с шаблоном, сравнивая российскую общественно-политическую жизнь с западным эталоном. В результате он запрограммирован на две разновидности выводов: находить сходства, либо расхождения российской действительности и демократической модели. Но это лишь есть знакомый всем принцип прокрустова ложа. Во-первых, этот метод ведет к интеллектуальной ограниченности и идеологической зашеренности. Во-вторых, происходит отрицание самобытности национальной жизни, поскольку ее многие положительные черты оказываются невостребованными. От этого рождается чувство, что западная модель демократии не в состоянии вместить всего положительного национального опыта и правильно учесть отрицательный.
Поэтому перед всяким патриотом России встает задача выявить самобытный принцип организации ее общественно-политического бытия. Одновременно этот принцип должен отвечать тем же интеллектуальным и социальным масштабам что и понятие демократии для Запада. Только после этого продуктивно сравнивать западный опыт общественной жизни и российский, который был бы уже оформлен в виде серьезной концепции, а не представлял бы из себя «сырой материал».
О самобытном русском принципе организации общественного бытия впервые осознано заговорили русские религиозные мыслители в конце первой половины XIX века. Это было время религиозного и философского пробуждения России, с которого началась ценная традиция осмысления российского опыта общественного развития на интеллектуальном уровне, не уступавшем уровню западной мысли. Выдающиеся философы России: И. В. Киреевский, А. С. Хомяков, В. С. Соловьев, отец Сергий Булгаков, отец Павел Флоренский, Н. А. Бердяев, С. Л. Франк и другие определяли самобытный русский принцип общественной жизни как соборность. В XX веке «соборность» без перевода стала фигурировать во всех западных энциклопедиях и политологических работах. Его малоразработанность в настоящее время и недостаточное внимание можно объяснить лишь долгим господством в нашей стране коммунистической идеологии, затмившей предшествующий общественный и интеллектуальный опыт России.
В работах русских мыслителей соборность исследуется как многомерное понятие, тождественное по охвату жизненно важных категорий западному понятию демократии. Соборность не равночестена парламентаризму, потому что последний является только технологией принятия решений в условиях демократии. Она не сводится к коллективизму, потому что коллективизм описывает только поверхностные проявления межличностных отношений. Соборность не является специфически религиозным явлением, но охватывает и социальную, и политическую жизнь. Одним словом, понятие «соборность» включает всю совокупность принципов социального устройства, механизмов принятия решений и духовных основ общества.
Многие русские философы приходили к выводу, что соборность является матрицей организации общественного бытия в России. Именно ее критерии межличностных отношений стали мерилом общественного развития, даже если они не ассоциировались в сознании некоторых представителей страны с самим понятием соборности. Русские славянофилы, первые указавшие на соборность, указали и ее источник. Согласно В. И. Киреевскому и А. К. Хомякову соборность, способная пронизывать все уровни общественного бытия, рождается и исходит из лона Христианской Церкви. Алексей Степанович Хомяков говорил о ней, как о явлении по своей природе, принадлежащем Православной Церкви. Для него «соборность есть свободное единство членов Церкви в совместном постижении истины и в совместном спасении, опирающееся на общую любовь их ко Христу и к правде Божией». Соборность, таким образом, гармонизирует принцип общественного единства и личной свободы через любовь к Богу и ближнему.
Внутри Церкви соборность представляется некой идеальной моделью отношений между Богом и человеком, человеком и человеком, человеком и Церковью. В русской традиции эта модель становится ориентиром для строительства и общественной жизни. Даже, если русский человек отходит от веры в Бога, он все равно предъявляет к общественной жизни те же требования, которые характерны для церковного идеала. Об этом явлении в русском сознании ярко написал Н. А. Бердяев в работе «Истоки и смысл русского коммунизма».
Церковный идеал, охватывающий вертикальные отношения человека с Богом и горизонтальные отношения человека с другими людьми, является одним из тех новшеств, которые принесло в мир христианство. Надо сказать, что еще в античной мысли поднималась серьезная проблема совместимости единства общества и индивидуальной дифференциации. Эта проблема возникает во все времена, потому что стремление отдельного человека к счастью нередко входит в противоречие с общественным благом, если индивид предпочитает действовать безнравственно, то есть, причиняя зло или совершая обман в отношении других членов общества. Варианты решения этого сложного вопроса античной мыслью простираются от утопичных проектов создания тоталитарного общества до анархических проектов презрения всякого общественного порядка. Поразительно, что все эти интеллектуальные химеры не остались принадлежностью античного прошлого, но еще совсем недавно наводили ужас на человечество, и видимо, будут угрожать ему и в будущем.
Однако главная интуиция языческих мыслителей, пытавшихся примирить общественное и индивидуальное начало, состояла в прозрении того, что гармонии между индивидуальной мотивацией и социальными требованиями невозможно добиться политическими средствами, например, ликвидацией частной собственности, как в платоновском государстве. Ее можно достичь только через обращение к религиозной идеи благого Бога, которая в состоянии представить общественную жизнь как важную и интегральную часть внутренней жизни личности, а также соединить справедливость и счастье. Все же до появления христианства эта интуиция остается лишь интеллектуальным построением, малоспособным влить живительные токи в общественный организм.
Христианство приносит в мир совершенно иное видение устройства человеческого общества, фундаментом которого становится личная вера и общение с Богом. Но новая община — это не просто объединение верующих людей, это Союз (Завет) Бога и людей, другими словами богочеловеческое объединение. Христианское учение уделяет немалое внимание начертанию образа этого нового объединения в исторической и эсхатологической перспективе. В книгах Нового Завета богочеловеческое объединение, которое существует в вечности, называется Царствием Небесным (Мф.) или Царствием Божием (Мк.). В богословской мысли оно получает и другие названия, как например, в известной работе блаженного Августина, епископа Гиппонийского «О граде Божием». Царство Небесное, Град Божий понимается как некая таинственная реальность, в которой нет власти греха и сатаны. В нее может войти всякий, кто уверует в Господа Иисуса Христа и кто сможет исполнить две главные заповеди: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим… и …возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22, 37-39). В эсхатологической перспективе именно это Царство прейдет на смену всем существующим человеческим сообществам.
В историческом плане Царство Небесное также присутствует на земле, поскольку набор его граждан осуществляется в процессе истории человечества. Он производится через жизнь внутри Церкви, основанной для этой цели Самим Господом Иисусом Христом: «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам» (Мф. 28, 19-20).
В условиях падшего мира Церковь призвана по мере сил осуществлять заповеданный Иисусом Христом идеал отношений Бога и человека, человека с другими людьми. Для осуществления своей миссии в мире Церкви вручены Богом различные духовные дары, которые являются свидетельством ее живой связи с Царством Небесным и наполняют жизнь уверовавших людей благодатными энергиями. Однако об одном даре для Церкви, Господь Иисус Христос молился особо на Тайной вечери — даре, который будет являться одним из мощных факторов воздействия Церкви на мир — о даре единства Церкви: «Не о них (апостолах) же только молю, но и о верующих в Меня по слову их, да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, — да уверует мир, что Ты послал Меня» (Ин. 17, 20-21). Таким образом, христианство утверждает, что подлинное единство людей при сохранении их индивидуальности возможно только на основе веры в Бога. Лишь она является источником и питателем тесных межличностных связей между людьми.
Из Деяний Святых Апостолов мы узнаем, что единство веры первых христиан перерастало в единство того, что мы сейчас назвали бы социальной жизнью. У них было общее имущество, общее питание, совместная молитва (Деян. 4, 32-37). Все эти признаки первохристианской общины можно наблюдать и сегодня в организации православных монастырей, братств, сестричеств.
В то же время постепенно развивалась трехчинная иерархия внутри Церкви: архиерейство, священство, диаконство. Каждой степени преподавалась особая благодать для совершения четко очерченных обязанностей. Подобная сложная организация церковной жизни, сочетавшая общинность и иерархичность, требовала устройства особых механизмов для решения возникающих проблем. Церковь, как сообщество, основанное на новых принципах (любви, свободы и единства), породило и новую форму принятия решения, которой не знал языческий мир. В 51 году нашей эры в Иерусалиме прошел первый Собор апостолов (Деян. 15). Он был вызван необходимостью разрешить вопрос об условиях принятия в Церковь обращенных язычников. Одни христиане считали, что новообращенные должны соблюдать Моисеев закон, в частности, обряд обрезания. Другие считали, что жизнь согласно вере в Иисуса Христа является достаточным условием вхождения уверовавших неиудеев в церковную общину. Апостольский Собор пришел к единому мнению, что Богу неугодно обременять неиудеев обрядовыми требованиями Ветхозаветного Закона. Благодаря этому решению христианство распространилось на огромные территории.
Удивительно, что две противостоящие в начале заседания Апостольского Собора друг другу партии объединяются и в конце принимают единодушное решение. Слово «собор», по-гречески «синод», по-латински «консилиум» означает путь, по которому вместе приходят к одной цели. Этот путь заключается в поиске каждым участником Собора согласия с волей Божией. Истинность согласия с волей Божией проявляется в том, что все остальные участники приходят к такому же решению. Выражением конечного результата этого пути стала вербальная формула Апостольского Собора, — «Изволися Духу Святому и нам», — которая использовалась всеми последующими Соборами. Церковный Собор стал новой процедурой выявления единства, соборности как свойства онтологически присущего Церкви.
Но то, что делает соборность реальной, лежало не столько в новых механизмах принятия решений, а в той силе, которая превозмогала человеческие разногласия и разделения. В этой связи важное значение имеет православное учение о Богочеловеческой природе Церкви. В жизни Церкви действуют не только человеческие существа, но и Сам Бог. Он способен исправить греховные стороны человека, направить его на путь мира и согласия, а также любви к ближнему. Но Бог действует в Церкви не механически, а в зависимости от свободного желания и призывания человеком действия Божия в молитве и церковных Таинствах. Таким образом, «эффективность» выявления соборности напрямую зависит от веры людей, составляющих Церковь.
После первого Апостольского Собора соборное управление было принято всеми христианскими общинами на местном, региональном и вселенском уровнях. Укрепилась традиция собрания епископов и других священнослужителей для решения важных вопросов вероучения, религиозно-нравственной жизни, церковной дисциплины и церковной деятельности. Их решения были обязательны для тех церковных общин, представителей которых они собирали. В истории Церкви известны Поместные Соборы, нормы которых были приняты всем остальным христианским миром: Анкирский 314-315 годов, Неокесарийский 315 года, Карфагенский 318 года, Гангрский 340 года, Антиохийский 341 года, Лаодикийский 364 года, Сардикийский 347 года, Константинопольские 394, 864, 879 годов.
Для решения вопросов, затрагивающих весь христианский мир, в первую очередь вероучительных, стали созываться Вселенские Соборы. Первый Вселенский Собор был созван святым Константином Великим в 325 году. Православная Церковь насчитывает семь Вселенских Соборов, проходивших в период с IV века по VIII век. На Вселенских Соборах главным образом было рассмотрено учение Церкви о Господе Иисусе Христе и связанные с ним другие верования Церкви: почитание Пресвятой Богородицы, иконопочитание, а также правила церковного управления и дисциплины.
Соборы не были никогда внешним, самодовлеющим авторитетом. Их почитание в Православной Церкви связано с тем, что они подлинно выявляли согласие, которое существовало во всей Церкви относительно тех или иных предметов. Это было свидетельством действия Святого Духа в организме Церкви. А. С. Хомяков по этому поводу замечает: «Бывали соборы еретические, каковы например те, на которых составлен был полуарианский символ. Почему же отвергнуты эти соборы, не представляющие никаких наружных отличий от соборов вселенских? Потому единственно, что их решения не были признаны за голос Церкви всем церковным народом». При этом Хомяков повторяет аргументацию, выдвинутую в послании восточных патриархов к папе Пию IX: «Непоколебимая твердость, незыблемая истина христианского догмата не зависит от сословия иерархов; она хранится всею полнотою, всею совокупностью народа, составляющего Церковь, который и есть тело Христово».
С принятием христианства в X веке Русская земля начала труды по строительству национальной церковной общины. Произошел полный пересмотр уклада национальной жизни, и соборный дух не замедлил проявиться в принятии и активном использовании на Руси соборной формы управления церковной жизнью. По примеру древних христианских Церквей на Руси созывались Поместные Соборы. Владимиро-Суздальский Собор 1274 года, на котором были устранены неисправности в богослужении и религиозной жизни, открывает вереницу церковных Соборов, проходивших на протяжении XIV-XV веков и решавших различные вопросы церковной жизни. Также известны Московские Соборы 1488-1490 годов и 1504 года, выносившие решения вероучительного характера, в частности, по поводу ереси жидовствующих. На Соборах 1547-1549 годов были канонизированы многие русские святые. В 1551 году прошел знаменитый Стоглавый Собор, посвященный исправлению церковной и религиозной жизни Руси. В XVII веке проходит ряд Соборов, посвященных решению вопросов богослужебной практики: принятие инославных в православие, церковного пения, исправления богослужебных книг. С упразднением патриаршества и введением синодального управления при Петре Первом в России начался период, когда Церковные Соборы не созывались.
Вновь созыв Поместного Собора стал возможен только в начале XX века. Собор 1917-18 годов восстановил патриаршество, вынес решения о многих вопросах церковной жизни и деятельности. Однако при советской власти соборная форма управления Церковью сталкивается со множеством препятствий. Она возрождается только после Великой Отечественной войны и в основном используется для избрания нового патриарха. В новейшей истории Русской Православной Церкви уже несколько раз собирались Архиерейские Соборы в 1989, 1990, 1991, 1992, 1994, 1997 и 2000 годах. На последнем Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 года были приняты важные церковные документы: Основы социальной концепции Русской Православной Церкви, Устав, а также было канонизировано свыше тысячи новомученников и исповедников российских. Это есть подлинное свидетельство возрождения соборного духа Русской Церкви.
На почве церковного соборного мышления в России возникла практика созыва Земских Соборов. В допетровской Руси социальная и политическая сферы мыслились как другие способы проявления все той же церковной общины. Для Руси было естественно, что соборный способ разрешения церковных проблем был перенесен на социальные и политические дела. Россия знает примеры Земских Соборов, которые сыграли важную роль в жизни государства и общества. Первый Земский Собор был созван Иоанном IV Грозным в 1549 году для утверждения Судебника, нового свода законов Русского Царства. Законодательную роль также сыграл Земский Собор 1649 года, на котором было принято Соборное Уложение, позже вошедшее в свод законов Российской империи. Русская история знает Земские Соборы, на которых избирались новые царские династии. В 1598 году именно Земский Собор избрал Бориса Годунова русским царем. В 1613 году, после Смутного времени, когда пришлось собирать воедино русское государство, Земский Собор избрал царем Михаила Романова, первого представителя династии, правившей Россией до 1917 года. Известно, что Земские Соборы принимали важные внешнеполитические решения. В 1653 году Собор утвердил историческое решение о воссоединении Украины с Россией, а в 1686 году — о «вечном мире» с Польшей.
Земские Соборы представляли из себя собрание представителей всей земли, как в географическом, так и сословном смысле, в рамках которого вырабатывалось единодушное решение по той или иной проблеме. Единодушие достигалось не механически. Соборяне проделывали к нему порой долгий и нелегкий путь обсуждения и согласования, что соответствует и этимологии слова «собор». Однако земские решения не были непреложной истинной, как в случае вероучительных решений Церковных Соборов. Земские Соборы использовали церковный метод принятия решения, максимально стремясь согласовывать свою волю с Промыслом Божием. Это в какой-то степени удавалось, поскольку все тогдашние земские деяния совершались с общественной и личной молитвой, проходили в общем контексте церковной жизни. В любом случае решения Земских Соборов пользовались высоким авторитетом в народе.
В послепетровской России произошла бюрократизация церковной и государственной жизни. С одной стороны для управления Церковью создается коллегиальный орган — Святейший Синод. Слово «синод» переводится с греческого языка как «собор». Таким образом, соборная практика как бы осуществлялась на постоянной основе. С другой стороны его деятельность резко ограничивалась как представительством, так и задачами, которые носили административно-дисциплинарный характер.
Вместе с тем Церковь продолжала жить как соборный организм в епархиях, на приходах, в монастырях. Она также продолжала питать некоторые формы организации народной жизни. В сельском хозяйстве это была земледельческая община, в промышленности — трудовая артель. В томе X части I «Свода законов Российской империи» дается следующее определение артели: «артелью трудовою признается товарищество, образовавшееся для производства определенных работ или промыслов, а также для отправления служб и должностей, личным трудом участников, за общий их счет и с круговою их порукою». Представители славянофильства рассматривали трудовую артель как аналог земледельческой общины в промышленной жизни страны. Русские философы А. С. Хомяков, К. С. Аксаков, Ю. Ф. Самарин высоко ценили склонность русских людей к общинному строю, основанному на долге взаимной помощи. Они считали, что в нем есть залог того, что Россия пойдет дальше Западной Европы в осуществлении социальной справедливости, в частности, в гармонизации труда и капитала.
Подводя итог, можно сказать следующее. Полнота осуществления принципа соборности возможна лишь в Царствии Небесном. И так, как невозможно построить человеческими усилиями Царство Небесное на земле, так же невозможно осуществить на земле вожделенный идеал соборности — гармонию максимального единства общества и максимальной свободы личности, поскольку она обусловлена необходимостью беспрепятственного Божественного воздействия на душу человека. Это значит, что нет и не может быть раз и навсегда выверенной технологии построения соборности. Все институты и механизмы управления, порожденные стремлением к соборности, на протяжении всей русской истории проходили проверку на прочность нравственным состоянием общества. Другими словами приближение к идеалу соборности преимущественно зависит от духовного состояния, как отдельного человека, так и общества вцелом. Как только в обществе побеждает эгоизм, стремление к самообогащению, зависть, вражда или другие пороки, то сразу же рушится авторитет Соборов, братские отношения между людьми, общественный порядок.
Но мы не говорили бы ни слова о соборности, если бы не могли вкусить этого состояния уже здесь на земле, познать что это такое из нашего собственного опыта. Самый чистый и полный опыт соборности можно получить лишь, участвуя в жизни Церкви, где братские отношения между людьми строятся на причастности к любви Божией. Церковь, как путеводная звезда, указывает нам, что есть соборность, какой она должна быть. Недаром наши предки стремились настраивать общественную жизнь по принципам устроения Церкви.
Безусловно, есть и другие, нерелигиозные опыты переживания единства, когда множество людей чувствует сопричастность друг другу. Всякое общество имеет такие опыты, иначе оно не смогло бы существовать как единство отдельных личностей. Люди испытывают чувство любви к Родине, например, переживая национальные трагедии и радости. Чувство единения сторонников одной партии проявляется во время выступления ее лидера. Сочувствие жертвам катастрофы сплачивает миллионы телезрителей. Но перечисленные примеры дают ощущение лишь временного единения, которое проходит. К сожалению, современные светские государства стремятся только к поиску такого временного единства. Для большинства людей в современном обществе вопросы спасения и духовного совершенствования не имеют приоритетного значения. Следовательно, большинству недоступно переживание высшей формы соборности. В своей полноте соборность не может осуществляться в условиях светского государства и при наличии значительного неправославного меньшинства.
В таком случае, чем могут быть полезны нам рассуждения о соборности сегодня? В чем их актуальность для России? Прежде всего думы о соборности помогают нам привести в движение фундаментальные связи, объединяющие наше общество. Обращение к ним способно помочь нам выстроить прочное будущее нашей страны. Сегодня нашим вкладом в стремление к соборности может быть размышление и действие в соответствии с теми духовными ценностями, которые объединяют наше общество, несмотря на то, что государство является светским, а в обществе присутствуют иные религии и конфессии. Наши общие ценности — это крепкая семья, любовь к Родине, нравственность, честный труд. В России существует единство по поводу данных ценностей между всеми традиционными религиями: православием, исламом, иудаизмом и буддизмом.
Уже сегодня Русская Православная Церковь делает практические шаги для того, чтобы основные вопросы национальной жизни решались на основе традиционных российских ценностей. Регулярно с участием Церкви проводятся Всемирные Русские Народные Соборы, на которых представители Церкви, власти, различных социальных слоев общества определяют совместное видение общественных проблем современной России и жизни русских людей в других странах мира. К соборному размышлению Русская Церковь приглашает и представителей различных народов России и традиционных религий.
Может быть, следующим этапом на пути к соборности станет Земский Собор, который мог бы решать фундаментальные вопросы национальной жизни. Но все эти шаги будут эффективными при условии, что они связаны с духовными основами жизни русского народа и других народов, проживающих в России. Без воздействия Церкви, других традиционных религий на сердца и умы участников Соборов и нашего общества в целом, мы не сможем построить единое общество свободных личностей, которое стало бы российским эквивалентом западной демократии.
Кирилл, Святейший Патриарх Московский и всея Руси
3 декабря 2003 года
Опубликовано ]]>на сайте]]> Смоленской и Калининградской епархии
Русской Православной Церкви

Русская Православная Церковь

(или Экклесиология, от греч. ekklêsia «народное собрание, Церковь» и logos «слово, учение»), учение о Церкви как раздел догматического богословия и как элемент богословия того или иного св. отца. В христианской экклезиологии сочетаются мистический и канонический аспекты: первый смотрит на Церковь как на мистическое Тело Христово (ср. 1 Кор. 12. 27), для которого Христос — глава; второй говорит о единстве Церкви вокруг епископа и единстве епископов между собой при непрерывности преемства от св. Апостолов, положенных Христом в основание Церкви: Ты еси Петр (т. е. скала), и на сем камени созижду Церковь Мою (Мф. 16. 18).

В различных исторических обстоятельствах те или иные христианские авторы акцентировали то один, то другой аспекты экклезиологии. Учение о Церкви, как одно из важнейших, нашло отражение в Никео-Цареградском символе веры в таком виде: Во едину, святую, соборную (кафолическую) и апостольскую Церковь. В этих эпитетах отражены основные экклезиологические параметры: единая — т. к. под единым Главой-Христом, в единстве верных и единственная верная хранительница веры, святая — по святости Христа и проявляющая себя в освящении и спасении людей, соборная (кафолическая, т.е. всецелая) — как объединяющая все поместные Церкви в союзе любви и веры под единым Главою-Христом, апостольская — как распространившаяся по лицу земли от проповеди св. Апостолов и сохраняющая непрерывное преемство от них.

С точки зрения православной экклезиологии любое отклонение как от веры Церкви (ересь), так и от богоучрежденной структуры Церкви (раскол) неминуемо ведет к разрыву с Церковью. Этот разрыв констатируется Церковью в анафематствовании (см. также анафема), т.е. заявлении о невозможности для Церкви нести далее ответственность за того или иного еретика или раскольника, коснеющего в своем отклонении.