• Главная
  • Новости
  • О сайте
  • О себе
  • Награды
  • Выступления, публикации
  • Результаты
• Методкопилка
  • Уроки русского языка
  • Уроки литературы
  • Подготовка к итоговому сочинению
  • Примеры итоговых сочинений
  • Правила и определения
  • Рабочие программы
  • Творческие работы
  • Классному руководителю
    • Разработки родительских собраний
    • Разработки внеклассных занятий
• Контрольные работы
  • КР по русскому языку (5 класс)
  • КР по русскому языку (6 класс)
  • КР по русскому языку (7 класс)
• Подготовка к ВПР
  • Тестовые задания ВПР
  • ВПР по русскому языку (4 класс)
  • ВПР по русскому языку (5 класс)
  • ВПР по русскому языку (6 класс)
  • ВПР по русскому языку (7 класс)
  • ВПР по русскому языку (8 класс)
  • Коллекция текстов для ВПР
• Подготовка к ОГЭ
  • Алгоритмы выполнения
  • Тестовые задания ОГЭ
  • Тренировочные варианты ОГЭ
  • Онлайн тесты ОГЭ
  • Учебные тесты ОГЭ
  • Каталог заданий ОГЭ
  • Темы для сочинения-рассуждения
  • Аргументы к сочинению (9.3)
  • Коллекция текстов
  • Коллекция текстов для изложения
• Подготовка к ЕГЭ
  • Тестовые задания ЕГЭ
  • Тренировочные варианты ЕГЭ
  • Онлайн тесты ЕГЭ
  • Каталог заданий ЕГЭ
  • Коллекция текстов для ЕГЭ
  • Банк аргументов для сочинений ЕГЭ
  • Примеры сочинений ЕГЭ
• Ученикам
• Родителям

Владимир Соловьев – один из ярчайших представителей так называемого религиозно-философского ренессанса конца XIX – начала XX века. Он вошел в мировую историю религиозной мысли и философии как «отец» русского всеединства и один из основоположников современного экуменизма, оставив после себя немалое количество последователей и почитателей своего творчества.

Необычайно одаренная натура Соловьева и его постоянные, во многом страстные поиски высших истин дали о себе знать уже в ранние годы жизни. Находясь под влиянием идей материализма (из-за которого он в молодости порывает с религией и даже выбрасывает иконы из окна своей комнаты), Соловьев поступает на физико-математический факультет Московского университета. Провалившись на каком-то экзамене, он тут же перешел на историко-филологический факультет и с еще большим рвением приступил к изучению философских наук.

В итоге штудирование мирового философского наследия (особенно трудов Спинозы, Д.С. Милля, Шопенгауэра, Фихте, Шеллинга, Гартмана, Гегеля…) заставило Соловьева полностью отказаться от материалистического мировоззрения и заняться разработкой концепции религиозного, философского и культурного всеединства человечества.

Перечень общих положений философии Вл. Соловьева

Соловьев верил в прогресс общества и считал, что он сдерживается самим человечеством ввиду отсутствия у него некоего «истинного знания» о своем предназначении. Анализируя основные источники человеческого знания – науку, философию и религию, мыслитель пришел к выводу, что они, взятые в отдельности, не в состоянии ответить на стоящие перед обществом вопросы, так как обладают односторонними свойствами. Наука, основанная на эксперименте, изучает лишь материальную природу; религия отражает только «веру народных масс», а философия, по мнению Соловьева, в XIX веке вообще «окончила свое развитие».

Именно поэтому, считал он, необходимо осуществить всесторонний синтез теологии, философии и науки. А так как, по его мнению, основой знания является мистическое, религиозное восприятие, то этим синтезом и образуется «система истинного знания», или так называемая свободная теософия, которая в будущем должна с помощью рационального мышления связать мистическое познание божественных вещей с миром вещей природных.

При этом цели развития человеческого общества, согласно Соловьеву, состоят в том, чтобы с помощью «свободного теософского синтеза» привести людей к образованию всецелой общественной организации в форме свободной теократии, которая, как он считал, и составит «окончательный фазис развития человеческого общества». Под свободной теократией философ подразумевал свободное богообщение человеческого общества, обладающего единой мистикой и Церковью. То есть он видел окончательную цель развития человечества в реальном построении всемирного теократического государства (в котором духовенству принадлежит и политическая власть) с едиными вселенскими религией и Церковью.
Эта общечеловеческая организация, по мнению Соловьева, и должна осуществить заключительный этап всеединства – обожение всего человеческого общества, превращение его в «богочеловечество», которое приведет за собой к Богу и весь остальной мир – «преображенную богоматерию».

Таким образом, уже в начале своего творчества Соловьев выступил в качестве пророка, обладающего истинным знанием, возвещающего людям высшие цели и последние ступени их умственного развития, открывающего перед ними великие и конечные цели существования и пути их достижения. Но, как впоследствии признал он сам и показала история, все они оказались ложными или утопическими.

Учение Вл. Соловьева о познании: гносеология, мистицизм, мистика

И все же истинная трагедия мыслителя состояла вовсе не в том, что он увлекся утопическими концепциями построения всеобщего рая на нашей грешной земле и последующего за этим всеобщего преображения материи. Истинные причины этой трагедии лежали в области его увлечения мистикой, которая, по мнению Соловьева, составляла чуть ли не основу «всеобщего истинного знания».

Предметом истинного знания, как мы знаем, для философа был Бог. Само же познание должно быть получено путем синтеза мистицизма, рационализма и эмпиризма, где мистицизм имеет по своему абсолютному характеру первенствующее значение.

Процесс познания Соловьеву представлялся следующим образом: начальным материалом «истинной философии как цельного знания» должны быть данные человеческого опыта во всех его видах. Во-первых, опыта мистического, затем внутреннего, или психического, и, наконец, внешнего, или физического. Но эти опытные познания в их непосредственной частности, т. е. взятые в отдельности, еще не могли образовать никакой философии и были способны представлять собой лишь частные случайные факты. Для выявления общего из частного необходима была особая форма мыслительной деятельности, которую Соловьев называл «умственным созерцанием или интуицией идей». Она, по его мнению, собственно и составляет «настоящую первичную форму цельного знания».

Однако, следуя логике Соловьева, эти основополагающие идеи не могли существовать в отвлеченной форме и поэтому предполагали бытие идеальных, в значительной мере трансцендентных, созданий («высших духов», «ангелов»), существование которых и было главной причиной того, что люди сами по себе не могли получить знание идеи, а только при воздействии на них этих «высших» существ, которые и дают нам это знание через вдохновение. Вот почему, согласно его гносеологической концепции, деятельным источником (причиной) истинного знания является «вдохновение», т. е. действие «высших» идеальных существ на человеческий дух. И, как известно, для Соловьева этим существом, кроме ангелов, являлась «Божественная Премудрость – София».

Безусловно, эта теория, основанная на философско-языческой гносеологической концепции, противоречила православной духовной традиции и опиралась в том числе и на западную мистику, которая не учитывает в процессе познания главного и общего для всех людей – повреждения человеческой природы, как и природы познания. А также не берет во внимание активного воздействия на человека падших духов, что неминуемо ведет занимающегося различными мистическими практиками к непосредственному контакту с демонами, а в результате – к прелести, демонизму и духовной деградации, что в итоге и произошло с Соловьевым.

Сегодня ни для кого не является секретом тот факт, что юношеские увлечения Соловьева спиритизмом, его свидания с «Божественной Премудростью», внезапные впадения в мистический транс, контакты с «душами умерших» и «высшими» духами оставили столь глубокий и трагичный след в его судьбе, что последствия этой духовной травмы сказывались практически до самого конца его жизни. Причем с годами этот демонизм приобретал для личности Соловьева все более зловещий и разрушающий психику характер. Уже в «Чтениях о богочеловечестве» он сообщает о том, что если мы от всего отстранимся, отречемся и «…погрузимся в ту немую и неподвижную глубину… то в этом родоначальном источнике нашей собственной духовной жизни мы внутренне соприкоснемся и с родоначальным источником жизни всеобщей, существенно познаем Бога, как первоначало, или субстанцию всего, познаем Бога Отца».

А в своем «Оправдании Добра» Соловьев считает себя уже полностью связанным с Богом. Причем эта связь, как следствие, приводит к обязательному стиранию грани между добром и злом, между истиной и ложью.

Да и не истина на самом деле волнует философа в этом слиянии с божеством. На самом деле он ищет ощущения блаженства и находит его в половой любви. Дело в том, что, разделив божество на два существа – «троицу», олицетворявшую активное мужское начало в боге, и женское божество «Софию», Соловьев пришел к выводу, что искомое им «истинное блаженство», «ощущение бога», «связь с богом» дает именно «вечная женственность – София» при соединении и любви с ней. Вот что мыслитель писал по этому поводу:

«Для Бога Его другое (т. е. вселенная) имеет от века образ совершенной женственности, но Он хочет, чтобы этот образ был не только для Него, но чтобы он реализовался и воплотился для каждого индивидуального существа, способного с ним соединиться. К такой же реализации и воплощению стремиться и сама вечная Женственность, которая не есть только бездейственный образ в уме Божием, а живое духовное существо, обладающее всей полнотой сил и действий… В половой любви, истинно понимаемой и истинно осуществляемой, эта божественная сущность получает средства для своего окончательного крайнего воплощения в индивидуальной жизни человека…»
Отец Георгий Флоровский называл это жутким оккультным проектом воссоединения человечества с Богом через разнополую любовь, а философ Розанов на основании этой «небесной» эротики имел повод говорить о том, что у Соловьева был «роман с Богом».

Соловьев и христианство

Перечисленные выше мировоззренческие установки Соловьева не могли не отразиться на его отношении к христианству. В частности он считал, что оно являлось логическим следствием общего религиозного развития человечества, подготовленным «божественными откровениями» в других религиях. «Все народы, – пишет Соловьев в своей работе «Россия и Вселенская Церковь», – или почти все, имели в своих религиях идею божественной жены и божественного мужа, Матери-Девы и Сына Бога, сходящего на землю, чтобы бороться против сил зла, чтобы страдать и чтобы победить… нельзя отрицать того, что эти всемирные идеи воплотились… в двух исторических лицах Девы Марии и Иисуса Христа».
В том числе мыслитель был уверен в том, что догматика христианской Церкви разработана с одной стороны Филоном, а с другой – Плотином, а не отцами Церкви.

В целом же Соловьев полагал, что христианство является лишь преходящим этапом естественного процесса исторического развития религии и потому не является истинной религией, т. к. не отвечает запросам построения будущего миропорядка. «Религия должна быть всеобщей и единой», – утверждал он. Именно поэтому первой и притом совершенно неотложной задачей, предваряющей создание новой единой всемирной религии и всеобщей церкви, Соловьев ставил объединение православия и римо-католичества. Это объединение мыслилось ему очень просто: все чада Православной Церкви, просвещенные ним, должны распознать «заблуждения» православия и «истинность» римо-католичества, предать анафеме свою веру и с горячей любовью и раскаянием притечь под спасительный омофор «ключаря Христова» – папы. В дальнейшем к союзу православных и католиков следует присоединиться протестантам, а за ними и иудеям.

Теме объединения христианства с иудаизмом Соловьев посвятил несколько статей, из которых наиболее значительна «Еврейство и христианский вопрос».

К сожалению, своим экуменическим устремлениям Соловьев оставался верен до конца жизни. Даже в эсхатологический период своей деятельности, отрекшись от всех остальных своих учений и доктрин как ложных, он продолжал верить в неизбежность объединения христиан всех конфессий под властью папы и в иудо-христианский хилиазм.

Эсхатологический период: «Три разговора»

К счастью, тот мистический угар, или «эротический и магический сдвиг», в котором находился Соловьев практически на протяжении всей своей сознательной жизни, не мог длиться бесконечно. Незадолго до смерти Господь даровал Соловьеву пусть не полное, но все же прозрение.

В этот последний, самый короткий период своей жизни он пишет определенно лучшее свое произведение «Три разговора» с «Краткой повестью об антихристе», где недвусмысленно показывает утопичность своих идей о прогрессе общества, который должен привести людей к всеобщему богочеловечеству и обожествлению мира, а на самом деле провоцирует только войны и страдания. Наконец автор понимает, что попытки построения всемирного теократического общества во главе с императором и папой приведут наш мир к воцарению антихриста и к глобальной катастрофе. Более того, Соловьев издевается над своей языческой мистикой, связанной «вечной женственной Премудростью», и, отрекаясь от нее, называет все это «мистическим блудом».

Общая характеристика религиозно-философской деятельности Вл. Соловьева

Как видим, религиозно-философская деятельность Соловьева делится на два периода, совершенно противоположных друг другу по содержанию, неравнозначных по объему выполненной работы и длительности.

Первый, основной период его творчества длился около 25 лет (1874–1898), в течение которого была создана основная часть религиозно-философских произведений. В этом периоде Соловьев выступил в качестве «пророка», пытавшегося навязать человечеству ложные и утопические идеи создания новой всемирной религии, основанной на пантеистическо-языческом иудо-христианском синкретизме и единой вселенской церкви (с папой во главе), а также построения единого всемирного теократического «богочеловеческого» общества. А начиная с 1881–1882 годов его деятельность и философское творчество отличаются активной прокатолической и антиправославной направленностью, что в итоге привело его к принятию католичества в 1896 году.

Своими многочисленными трудами, развивавшими взгляды и учение, Соловьев пытался убедить людей в том, что христианство в современной форме не отвечает запросам исторического «прогресса» общества в его движении к всеобщему богочеловечеству и Благу, а потому оно устарело и требует коренной переработки путем объединения с языческо-пантеистической философией и мистикой.

Второй, эсхатологический период деятельности философа длился менее двух лет (конец 1898-го – середина 1900 года). В начале этого периода Господь даровал Соловьеву прозрение от той глубокой прелести, в которой он находился большую часть своей жизни. Именно в это время Соловьев вплотную подошел к возвращению в православие, а возможно, и вернулся в него на последней исповеди.

Иеродиакон Иоанн (Курмояров)

Примечание:

В основе данного материала лежит работа И. Г. Федорова «Владимир Соловьев и Православие» (М.: Трифонов Печенегский монастырь; Новая книга; Ковчег, 2000).

Философия Владимира Соловьева.

Владимир Сергеевич Соловьев (1853 — 1900) – крупнейший русский философ, поэт, публицист и критик. Родился он в Москве в семье знаменитого историка Сергея Михайловича Соловьева, написавшего историю России в 29 томах. Семейное воспитание развило у Владимира сильное религиозное чувство, но в 13 лет он пережил религиозный кризис. Выбросив в сад иконы он стал страстным последователем материалиста Бюхнера сторонником идей социализма и коммунизма. Соловьев изучал естественные науки, историю и философию в Московском университете, после его окончания в течение года учился в Московской духовной академии. Преодолев духовный кризис и изучив сочинения Гартмана, Шопенгауэра, Шеллинга и Гегеля, Соловьев создает собственную философскую систему.

Будучи аскетом Соловьев имел вид изможденный. Густые локоны, спускавшиеся до плеч, делали его похожим на икону. Его часто принимали за духовное лицо, а дети, хватая за полы шубы, восклицали “Боженька, боженька!”. Изнуренный вид Соловьева говорил о его крайне беспорядочном образе жизни. Он не был женат и не имел постоянного жилья. Заработанные деньги он раздавал, не задумываясь, всем, кто у него просил. Если не было денег, он раздавал свои вещи. У него были близкие друзья и знакомые из всех слоев народа. Глубина мысли, широта интересов, огромная эрудиция и особенно остроумие влекли к нему людей из всех классов.

Время возникновения философии Соловьева совпадает со временем утверждения капиталистических отношений в России. Его философия всеединства явилась одним из направлений русской общественной мысли, отражавших изменения, связанные с отменой крепостного права и преобразования в социальном, экономическом и культурном развитии. Становление религиозного мировоззрения В. Соловьева в его социальном аспекте было обусловлено поисками путей преодоления того глубокого кризиса, начало которого переживала в 60 – 70-е годы XIX века официальная церковь России, еще не адаптировавшаяся к бурному прогрессу научного знания, к росту воздействия на общественную мысль “светской” философии. Этот кризис был вызван и тем, что православие, проводя политику “охранения основ”, являлось одним из главных носителей феодальной идеологии, резко противоречащий утверждению новых социально-экономических отношений, свойственных капиталистической формации. Кризис церкви, вызвавший потребность в обновлении ее социально-политического и идеологического курса, как раз и оказался одной из главных предпосылок формирования религиозно-философского мировоззрения Соловьева. Соловьева не устраивало то, что в традиционном богословии человек и мир предстают одномерными, обращенными лишь к богу, а другое измерение собственно земная жизнь человека с ее социально-экономическими, политическими и культурными противоречиями оставалась вне интересов православных ортодоксов, считавших любые попытки приспособить богословие к меняющемуся миру разрушительными для православия. Свою жизненную задачу Соловьева видел в том, чтобы реформировать христианство, выявить его подлинную, гуманистическую сущность, облечь в современную форму, сделать всеобщим достоянием.

Соловьев заложил основы русской религиозной философии. Он попытался создать целостную мировоззренческую систему, которая связала бы воедино запросы религиозной и социальной жизни человека. Основой такого мировоззрения, по замыслам Соловьева, должно стать христианство, причем, он ратовал за объединение всех христианских конфессий: православия, каталицизма и протестантизма. Ясно осознавая наличие определенных отличий в западной и русской традициях, он впервые попытался осмыслить место русской философской мысли в системе культуры.

Философские позиции Соловьева четко обозначились уже в его магистерской диссертации “Кризис западной философии. Против позитивизма” (1874). Западная философия находится в тупике. Неверие в бога опустошает душу человека. Опираясь на данные положительных наук, западная философия в форме рационализма утверждает те же самые истины, которые в форме веры и духовного содержания прокламируются теологическими учениями Востока. Полагая, что русская философия – связующее звено между Западной и Восточной культурой, Соловьев выступил за осуществление “универсального синтеза науки, философии и религии”. Это означало создание “свободной теософии, или цельного знания”, не просто отвергающей всю прежнюю философию, что было характерно для позитивистов, но возводящего ее в новое “высшее состояние”. Предметом целостного знания являются “истинно-сущее”, т.е. Абсолют или Бог. Подробно свою систему Соловьев изложил в докторской диссертации “Критика отвлеченных начал” (1880). Под отвлеченными началами он понимает все философские односторонности, которые возникали в истории философии, боролись одна с другой, сменяли одна другую и все еще до сих пор не дошли до цельного синтеза.

Центральная идея философии Соловьева – идея всеединства. При разработке этой идеи Соловьев отталкивается от славянофильской идеи соборности, но придает этой идеи онтологическую окраску, всеохватывающее, космическое значение. Онтологической основой всеединства выступает божественная Троица в ее связи со всеми божественными творениями и главное с человеком. Основной принцип всеединства: “Все едино в Боге”. Всеединство – это, прежде всего, единство творца и творения. Бог у Соловьева лишен антропоморфных черт. Философ характеризует Бога как “космический разум”, “существо сверх личное”, “особую организующую силу, действующую в мире”. На основе идеи всеединства Соловьев разрабатывает онтологию, гносеологию и социальную философию.

Принимая за основу бытия сущее, которое может быть всем и во всем, оставалось в то же время абсолютной единичностью, безусловным началом бытия. Сущее – это субстанция бытия, высший Абсолют или Бог. Но для правильного понимания Бога мало еще признавать абсолютное существо. Необходимо признать его внутреннюю противоречивость. Поэтому Соловьев, следуя неоплатонической традиции, вводит в свою систему понятие “идей” и “мировой души”. “Божественный ум” распадается на множество элементарных сущностей или вечных и неизменимых причин, которые лежат в основании всякого предмета или явления. Эти элементарные сущности он называет атомами, которые своими движениями и колебаниями образуют реальный мир. Сами атомы Соловьев трактует как особые эманации Божества, “живые элементарные существа” или идеи. Каждая идея обладает определенной силой, что превращает ее в деятельное существо.

Для обоснования непрерывной изменчивости бытия, Соловьев, наряду с идеями, вводит такое активное начало как мировая душа, которая выступает субъектом всех изменений в мире. Основным признаком ее является особая энергия, которая одухотворяет все существующее. Однако мировая душа действует не самостоятельно. Деятельность ее нуждается в божественном импульсе. Этот импульс проявляется в том, что Бог дает мировой душе идею всеединства как определяющую форму всей ее деятельности.

Любая вещь познается в ее отношении к целому. Это целое следует понимать не как неопределенную множественность вещей, а как всеединство. Невозможно разделить природу на части, фон всеединства должен быть обязательно. Отсюда вывод: Бог нужен для объяснения природы, как и природа для объяснения Бога. Если мы рассматриваем часть целостности, то мы должны представлять эту целостность. Наиболее полно это единство проявляется в человеке. Именно в человеке Бог имеет возможность объединиться с природой, а природа через человека приобщаться к Богу. Отсюда следует, что центральной категорией любого онтологического рассмотрения должно быть понятие Бога-человека. Значит, любое рассуждение о бытии не может быть внерелигиозным. Целостность ни наука, ни философия охватить не в состоянии. Онтология как часть философии может быть только религиозной.

Таким образом, основой и сущностью мира является мировая душа, которая, с одной стороны, заключает в себе божественное всеединство в качестве своей вечной потенции, а, с другой, — несет начало природное, материальное, в силу чего она не есть всеединство, а только “становящееся всеединство”, т.е. конкретное, единичное. Божественная и вечная идея всеединства в системе Соловьева получила название Софии–мудрости. София – ключевое понятие философской системы Соловьева. Поэтому его учение носит также название софилогия. Понятие Софии заимствовано Соловьевым из неоплатонизма. Но он придает этому понятию своеобразную интерпретацию. Понятие Софии вводится Соловьевым для того, чтобы заявить, что мир – это не только творение Бога, безусловно, ему инородное. Основой и существом мира является “душа мира” – София, которую следует рассматривать как связывающее звено между творцом и творением, придающее общность Богу, миру и человечеству.

Механизм сближения Бога, мира и человека раскрываются в философском учении Соловьева через концепцию богочеловечества. Реальным и совершенным воплощением богочеловечества, по Соловьеву, выступает Иисус Христос, являющийся, согласно христианскому догмату, и полным Богом, и полным человеком. Его образ служит не только идеалом, к которому должен стремиться каждый индивид, но и высшей целью развития всего исторического процесса. На этой цели базируется социология Соловьева. Целью и смыслом всего исторического процесса является одухотворение человечества, соединение человека с Богом, воплощение богочеловечества.

Первоначальным актом мирового развития, по Соловьеву, явилось свободное отпадение Софии как души мира от Абсолюта. Обретя собственное существование, мировая душа развивается в направлении нового собирания множественности во всеединство. Однако, “сама по себе она есть только определенное стремление к всеединству, неопределенная пассивная возможность (потенция) всеединства”. Идею всеединства как определяющую форму, мировая душа получает от божества. С завершением космического процесса и появлением человека мировая душа раскрывается в новом своем значении – как “идеальное человечество” или София. В человеке мировая душа впервые внутренне соединяется с божественным Логосом в сознании как чистой форме всеединства. Поскольку в человеке мировая душа, или София, впервые сознает себя, стихийное движение к единству, характерное для космической эволюции, сменяется сознательным стремлением к реализации всемирного процесса единения. В этом случае человечество становится Богочеловечеством и реализует единство добра, истины и красоты.

В сущем и причастных к нему вещях заключены в единстве благо, истина и красота. Отсюда следует “формула” Соловьева: “Абсолютное осуществляет благо через истину в красоте”. Три абсолютные ценности – благо, истина и красота – всегда образуют единство, смыслом которого является любовь. Любовь – эта та сила, которая подрывает корни всякого эгоизма, всякой отдельности. Благотворна уже физиологическая любовь, соединяющая разнополые существа. Но истинная любовь – это воссоединение в Боге, это платоническая любовь по преимуществу, это истинная духовность, что, собственно, и обеспечит спасение, воссоединение человека и вместе с тем приобщение его к вечности, то есть преодоление им смерти. Для Соловьева гарантом спасения человечества является любовь, единение добра, истины и красоты.

Недостаточно, считает Соловьев, чтобы совпадение божественного с человеческим произошло только в лице Иисуса Христа, т.е. через посредство “божественного слова”. Необходимо, чтобы соединение состоялось реально-практически и, притом, не в отдельных людях (в “святых”), а в масштабах всего человечества. Первичным условием на пути к богочеловечеству является христианское учение, то есть принятие вероучения христианства. Природный человек, то есть человек не просветленный божественной истиной, противостоит людям как чуждая и враждебная сила. Христос открыл человеку всеобщие моральные ценности, создал условия для его нравственного совершенствования. Приобщаясь к учению Христа, человек идет по пути одухотворения. Этот процесс занимает весь исторический период жизни человечества. Человечество придет к торжеству мира и справедливости, правды и добродеятели, когда его объединяющим началом станет воплощенный в человеке Бог, переместившийся из центра вечности в центр исторического процесса. Таким образом, человек оказывается необходимым Богу для завершения творения мира. Этим положением Соловьев подчеркивает конструктивную мощь человеческого духа, обусловленную генетическим родством с Софией – мировой душой.

Русский народ, по Соловьеву, только благодаря созданному им государству сохранил величие и самобытность России, которую он называл “святой Русью”. Эта “святость” есть особенность национального идеала Соловьева. Но полнота идеала требует, чтобы святая Русь возжелала “святого дела”, а именно: соединения церквей, духовного примирения Востока и Запада в богочеловечном единстве вселенского христианства. Это и есть святое дело, есть то действительное слово, которое Россия должна сказать миру.

В гносеологическом аспекте принцип всеединства реализуется через концепцию целостного знания. Соловьев считает, что для решения проблемы познания и истины недостаточно двух категорий, которые были центральными для западноевропейской философии: чувство и разум. Цельное знание не может быть получено только эмпирическими или рациональными способами. Эмпирическое знание способно раскрыть лишь внешнюю сторону явлений, а рациональное – особенности самого мышления. Однако, истина или сущее не даны человеку ни в опыте, ни в мышлении. Истина постигается через непосредственное созерцание, интуицию. Поэтому третьим понятием гносеологии должно быть понятие веры. Таким образом, истинное знание является результатом эмпирического, рационального и мистического познания в их взаимосвязи. При этом рациональная форма знания не теряет свой смысл, а лишь дополняется привнесением жизненного начала. Однако рациональное мышление, и даже интеллектуальная интуиция не дают знания всего богатства реальности. Для проникновения в сокровенные глубины бытия необходима особая познавательная способность, обеспечивающая прорыв в сферу потустороннего, запредельного, трансцендентного. Эта способность есть состояние одержимости, определяемое возможностями трансцендентного существа. Соловьев называет это состояние экстазом, эросом, вдохновением.

Утверждение Соловьева об истинном знании как синтезе эмпирического, рационального и мистического познания являются основанием для вывода о необходимости единства науки, философии и религии. Подобное единство, которое он называет “свободной теософией”, позволяет рассматривать мир как завершенную систему, обусловленную всеединством или Богом.

Таким образом, философия Соловьева впитала в себя основные тенденции русской религиозной философии XIX века и закономерно оказалась ее завершающим синтезом. В системе Соловьева сложился классический понятийный аппарат, причем он использовал русские православные термины, наполняя их философским содержанием. Ни один из предшественников Соловьева не изложил своих взглядов в систематической форме. Соловьев за 20 лет написал ряд больших философских работ. Собрание его сочинений насчитывает 16 томов, но полностью его произведения у нас не опубликованы. Западу Соловьев доступен лучше, чем нам. Вл. Соловьев единственный русский философ – классик.

>Умер философ Владимір Сергеевич Соловьев

31.07.1900 (13.08). – Умер философ Владимір Сергеевич Соловьев

В. Соловьев: «И Третий Рим лежит во прахе…»

Соловьев Владимір Сергеевич. Портрет работы Н.А. Ярошенко

Владимір Сергеевич Соловьев (16.1.1853–31.07.1900) родился в Москве в семье известного русского историка Сергея Михайловича Соловьева. Мать философа Поликсена Владимiровна происходила из малороссийско-польской семьи, среди предков которой был философ Г.С. Сковорода.

После окончания гимназии в 1869 г. поступил в Московский университет на естественное отделение, через два года перешел на историко-филологическое. Изучал труды А.С. Хомякова, Шеллинга и Гегеля, Канта, Фихте. В двадцать один год написал свою первую крупную работу «Кризис западной философии».

С 1876 г. преподавал в Московском университете, в 1877 г. – в С.-Петербургском, где стал также членом Ученого комитета при Министерстве народного просвещения. В 1880 г. защитил докторскую диссертацию. 28 марта 1881 г. прочитал лекцию, в которой призывал помиловать убийц Императора Александра II, лекция вызвала неодобрение начальства и ему пришлось покинуть университет.

В дальнейшем Соловьев целиком отдается написанию своих произведений. Будучи неженатым, он жил большей частью в имениях своих друзей или за границей. К концу 1890-х годов здоровье его стало ухудшаться. Летом 1900 г. Соловьев приехал в Москву и в день своих именин почувствовал себя очень плохо. Он попросил отвезти его к друзьям в подмосковное имение Узкое (ныне в черте Москвы, Профсоюзная ул., 123а), принадлежавшее тогда князю П.Н. Трубецкому. Врачи определили у него склероз артерий, цирроз почек и уремию, а также полное истощение организма, но помочь уже ничем не смогли. После двухнедельной болезни философ скончался в Узком. Похоронен он был на Новодевичьем кладбище, вблизи могилы своего отца.

Соловьев – талантливейший и крупнейший по размаху поставленных проблем русский философ. Стать также и крупнейшим православным мыслителем ему помешало стремление осовременить христианство, «ввести вечное содержание христианства в новую, соответствующую ему, т.е. разумную безусловную форму», форму «свободно-разумного мышления». При этом философский синтез Соловьева охватывал и западные христианские конфессии, и увлеченность мистикой и оккультными течениями, вплоть до «религиозной эротики». Соловьев также стремился дать религиозные решения социальных проблем, в том числе социализма (в молодости он отдал ему дань, как и материализму).

Соловьев приобрел уже при жизни широкую известность идеями теократии, соединения католической и православной Церквей при светской власти Русского Царя и духовной власти Римского папы, идеей «всеединства» духовного міра, учением о Софии как «душе міра» и связанным с нею эротическим представлением о «Вечной женственности». Именно подобные увлечения выводят его за рамки православной философии на позиции «свободного мыслителя». Богословская критика идей Соловьева, развитых отчасти и его последователями (о.Павел Флоренский, о. Сергий Булгаков и др.), была дана не только многими консервативными православными богословами, но и такими историками русской философии, как прот. В. Зеньковский («История русской философии») и прот. Г. Флоровский («Пути русского богословия»).

Дав прекрасное обоснование неповторимой в других народах русской идеи как Святой Руси: «идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности» («Русская идея»), – Соловьев в то же время недостаточно чувствовал уникальность удерживающего (от мірового зла) призвания русского народа, создателя Третьего Рима, и был склонен к интеллигентскому христианскому космополитизму – благодушной идее единения разорванного человечества. Без учета того, что Господь Бог разделил человечество на разные языки именно для того, чтобы воспрепятствовать распространению единых злых намерений. Отсутствие удерживающего народа в национальных воззрениях Соловьева не предусматривало места и для должной оценки тому народу, от антихристианской активности которого следует удерживать мір.

Впрочем, Соловьев оставил примечательный след в анализе христианско-еврейского конфликта, выдвинув тезис: «Еврейский вопрос – христианский вопрос». Тезис правильный, если трактовать его 1) как причину самого конфликта: неприятие евреями Христа, и 2) как единственный путь разрешения конфликта: обращение евреев ко Христу; 3) сознавая также невозможность этого до самого конца времен, когда будет торжествующее еврейское царство антихриста. В этом смысле еврейский вопрос – христианский еще и потому, что 4) христоборческое еврейство попущено Богом для раскрытия смысла истории и противоборствующих в ней сил, а также 5) для наглядного укрепления христиан от обратного: как поучительная контрастная демонстрация зла, в котором мiр лежит, чтобы мы его сторонились, сопротивлялись ему и сами не становились такими.

Иную трактовку своему тезису давал сам Соловьев. С одной стороны, отвержение евреями Христа верно представлялось философу величайшей трагедией человечества, предопределившей и всю будущую историю несчастного еврейского народа. Однако, с другой стороны, философ возлагал вину за христоборчество евреев не на них, а на самих христиан, странным образом оценивая истину и поведение тех и других в духе некоего «двойного стандарта». По его логике, евреи имеют право быть антихристианами, поскольку христиане несовершенны и часто не дотягивают до своего идеала; однако христиане не имеют право на сопротивление евреям-антихристианам и обязаны возлюбить их, чтобы переубедить любовью.

«Иудеи всегда и везде смотрели на христианство и поступали относительно его согласно предписаниям своей религии, по своей вере и по своему закону. Иудеи всегда относились к нам по-иудейски; мы же, христиане, напротив, доселе не научились относиться к иудейству по-христиански. Они никогда не нарушали относительно нас своего религиозного закона, мы же постоянно нарушали и нарушаем относительно них заповеди христианской религии. Если иудейский закон дурен, то их упорная верность этому дурному закону есть конечно явление печальное. Но если худо быть верным дурному закону, то еще гораздо хуже быть неверным закону хорошему, заповеди безусловно совершенной».

Эту логику можно довести и до такого абсурда: преступник-нацист прав, грабя и убивая свою жертву, ибо всего лишь искренне и верно следует своей преступной нацистской морали; а виновата в этом его жертва, поскольку не доросла до святости и плохо любит преступника, тем самым толкая его на преступление. Иначе говоря, тут у Соловьева получается апология зла и его права на существование под предлогом недостижимости для большинства людей идеала добра. Соловьев почему-то не задумывался о самом истоке зла – о сатане, и о том, что переубедить любовью сатану и всю его земную армию невозможно – это опасная утопия.

Согласно своей позиции Соловьев боролся за отмену государственных ограничений антихристианскому иудаизму. На смертном одре он молился за еврейский народ и читал псалом на иврите. Смерть Соловьева вызвала глубокое горе всего русского еврейства. В синагогах читались молитвы за Соловьева как одного из «праведников народов мiра».

В последний период жизни Соловьев, чутко воспринимая катастрофическое духовное направление мірового развития, написал свое знаменитое произведение «Три разговора» – о пришествии антихриста. Помимо многих верных с точки зрения Православия предположений, в этой работе опять-таки отразились и некоторые философские иллюзии Соловьева о всеединстве церквей (включая католиков и протестантов), и нездоровый пиетет по отношению к иудаизму, что помешало ему показать подлинный исток и структуры царства антихриста как земного нацистского господства «богоизбранного народа», соблазненного на это сатаной.

Однако оставим критику и возьмем у Владиміра Соловьева для данного календаря «Святая Русь» два его знаменитых стихотворения, быть может, не вполне точных в исторических деталях, но вполне уместных на данных страницах – нам для раздумий.

М.В. Назаров

EX ORIENTE LUX

«С Востока свет, с Востока силы!»
И, к вседержительству готов,
Ирана царь под Фермопилы
Нагнал стада своих рабов.

Но не напрасно Прометея
Небесный дар Элладе дан.
Толпы рабов бегут, бледнея,
Пред горстью доблестных граждан.

И кто ж до Инда и до Ганга
Стезею славною прошел?
То македонская фаланга,
То Рима царственный орел.

И силой разума и права —
Всечеловеческих начал —
Воздвиглась Запада держава,
И міру Рим единство дал.

Чего ж еще недоставало?
Зачем весь мір опять в крови?
– Душа вселенной тосковала
О духе веры и любви!

И слово вещее не ложно,
И свет с Востока засиял,
И то, что было невозможно,
Он возвестил и обещал.

И, разливаяся широко,
Исполнен знамений и сил,
Тот свет, исшедший из Востока,
С Востоком Запад примирил.

О, Русь! в предвиденье высоком
Ты мыслью гордой занята;
Каким же хочешь быть Востоком:
Востоком Ксеркса иль Христа?

1890
* Заглавие в переводе с лат.: Свет с Востока.

ПАНМОНГОЛИЗМ

Панмонголизм! Хоть слово дико,
Но мне ласкает слух оно,
Как бы предвестием великой
Судьбины Божией полно.

Когда в растленной Византии
Остыл божественный алтарь
И отреклися от Мессии
Иерей и князь, народ и царь,-

Тогда Он поднял от Востока
Народ безвестный и чужой,
И под орудьем тяжким рока
Во прах склонился Рим второй.

Судьбою павшей Византии
Мы научиться не хотим,
И всё твердят льстецы России:
Ты – третий Рим, ты – третий Рим.

Пусть так! Орудий Божьей кары
Запас еще не истощен.
Готовит новые удары
Рой пробудившихся племен.

От вод малайских до Алтая
Вожди с восточных островов
У стен поникшего Китая
Собрали тьмы своих полков.

Как саранча, неисчислимы
И ненасытны, как она,
Нездешней силою хранимы,
Идут на север племена.

О Русь! забудь былую славу:
Орел двухглавый сокрушен,
И желтым детям на забаву
Даны клочки твоих знамен.

Смирится в трепете и страхе,
Кто мог завет любви забыть…
И Третий Рим лежит во прахе,
А уж четвертому не быть.

Философ Соловьев о Святой Руси

«Обыкновенно народ, желая похвалить свою национальность, в самой этой похвале выражает свой национальный идеал, то, что для него лучше всего, чего он более всего желает. Так француз говорит о прекрасной Франции и о французской славе (la belle France, la gloire du nom français); англичанин с любовью говорит: старая Англия (old England); немец поднимается выше и, придавая этический характер своему национальному идеалу, с гордостью говорит: die deutsche Treue .

Что же в подобных случаях говорит русский народ, чем он хвалит Россию? Называет ли он ее прекрасной или старой, говорит ли о русской славе или о русской честности и верности? Вы знаете, что ничего такого он не говорит, и, желая выразить свои лучшие чувства к родине, говорит только о «святой Руси». Вот идеал: и не либеральный, не политический, не эстетический, даже не формально-эстетический, а идеал нравственно-религиозный». (В.С. Соловьев. «Любовь к народу и русский народный идеал», 1884).

Постоянный адрес страницы: http://rusidea.org/25081304

Западничество

За́падничество — сложившееся в 1830—1850-х годах направление общественной и философской мысли. Западники, представители одного из направлений русской общественной мысли 40—50-х годов XIX века, выступали за отмену крепостного права и признание необходимости развития России по западноевропейскому пути. Большинство западников по происхождению и положению принадлежали к дворянам-помещикам, были среди них разночинцы и выходцы из среды богатого купечества, ставшие впоследствии преимущественно учёными и писателями.

Идеи западничества выражали и пропагандировали публицисты и литераторы — П. Я. Чаадаев, В. С. Печерин, И. А. Гагарин, В. С. Соловьёв (представители так называемого религиозного западничества), И. С. Тургенев и Б. Н. Чичерин (либеральные западники), В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Н. П. Огарёв, позднее Н. Г. Чернышевский, В. П. Боткин, П. В. Анненков (западники-социалисты), М. Н. Катков, Е. Ф. Корш, А. В. Никитенко и др.; профессора истории, права и политической экономии — Т. Н. Грановский, П. Н. Кудрявцев, С. М. Соловьев, К. Д. Кавелин, Б. Н. Чичерин, П. Г. Редкин, И. К. Бабст, И. В. Вернадский и др. Идеи западников в той или иной степени разделяли писатели, поэты, публицисты — Н. А. Мельгунов, Д. В. Григорович, И. А. Гончаров, А. В. Дружинин, А. П. Заблоцкий-Десятовский, В. Н. Майков, В. А. Милютин, Н. А. Некрасов, И. И. Панаев, А. Ф. Писемский, М. Е. Салтыков-Щедрин, но они часто пытались примирить западников и славянофилов, хотя с годами в их взглядах и творчестве прозападническое направление преобладало.

Предшественники западничества

Своего рода предшественниками западнического мировоззрения в допетровской России были такие политические и государственные фигуры XVII века, как московские бояре — воспитатель и фаворит царя Алексея Михайловича Б. И. Морозов, главы Посольского приказа, фактически возглавлявшие русские правительства, — А. С. Матвеев и В. В. Голицын.

В.С. Соловьёв писал, что «сложность состава и постепенность развития европейской культуры, породившие на Западе множество разнообразных и противоборствующих интересов, идей и стремлений, неизбежно отразились и в русском сознании при усвоении ими западной образованности». Если для «начинателей русской культуры», к которым Соловьёв относил Петра I и М. В. Ломоносова, всякие различия закрывались общей противоположностью между «западным» образованием и домашней дикостью, между «наукой» и «невежеством», то уже в царствование Екатерины II среди приверженцев «западного» образования обозначилось резкое разделение двух направлений: мистического и вольномыслящего — «мартинистов» и «вольтерианцев». Лучшие представители обоих направлений, такие как Н. И. Новиков и А. Н. Радищев, сходились, однако, в любви к просвещению и интересу к общественному благу. Хотя он спорил с крайним первым западником Чаадаевым, поскольку был противником католической теологии и защищал православное богословие, но предшественником и единомышленником зрелых западников 40х годов был А. С. Пушкин.

Возникновение западничества

Формированию западничества и славянофильства положило начало обострения идейных споров после напечатания в 1836 «Философического письма» Чаадаева. К 1839 сложились взгляды славянофилов, примерно к 1841 — взгляды западников. Общественно-политические, философские и исторические воззрения западников, имея многочисленные оттенки и особенности у отдельных западников, в целом характеризовались определёнными общими чертами. Западники выступали с критикой крепостного права и составляли проекты его отмены, показывали преимущества наёмного труда. Отмена крепостного права представлялась западникам возможной и желательной только в виде реформы, проводимой правительством совместно с дворянами. Западники критиковали феодальный строй царской России, противопоставляя ему буржуазно-парламентарный, конституционный порядок западно-европейских монархий, прежде всего Англии и Франции. Выступая за модернизацию России по образцу буржуазных стран Западной Европы, западники призывали к быстрому развитию промышленности, торговли и новых транспортных средств, прежде всего железных дорог; выступали за свободное развитие промышленности и торговли. Достижения своих целей они рассчитывали добиться мирным путём, воздействуя общественным мнением на царское правительство, распространяя свои взгляды в обществе через просвещение и науку. Пути революции и идеи социализма многие западники считали неприемлемыми. Сторонники буржуазного прогресса и защитники просвещения и реформ, западники высоко ценили Петра I и его усилия по европеизации России. В Петре I они видели образец смелого монарха-реформатора, открывшего новые пути для исторического развития России как одной из европейских держав.

Спор о судьбе крестьянской общины

В практической плоскости в сфере экономики основное расхождение между западниками и славянофилами заключалось в разных взглядах на судьбу крестьянской общины. Если славянофилы, почвенники и западники-социалисты рассматривали передельную общину как основу самобытного исторического пути России, то западники — не социалисты — видели в общине пережиток прошлого, и полагали, что общину (и общинное землевладение) должно ждать исчезновение, подобно тому, как это произошло с крестьянскими общинами стран Западной Европы. Соответственно славянофилы, как и западники-социалисты и почвенники, считали необходимым всяческую поддержку крестьянской поземельной общины с её общинным владением землей и уравнительными переделами, в то время как западники — не социалисты — ратовали за переход к подворному землевладению (при котором крестьянин распоряжается имеющейся у него землёй единолично).

В. С. Соловьёв о западничестве и западниках

Три фазиса

Как указывал В. С. Соловьёв, к более полному осознанию принципов «западного» развития российских интеллектуалов привели «великие общеевропейские движения» 1789—1815 годов.

Соловьёв выделяет «три главные фазиса», которые «в общем ходе западноевропейского развития последовательно выступали на первый план, хотя и не упраздняли друг друга»:

1. Теократический, представляемый преимущественно римским католичеством
2. Гуманитарный, определившийся теоретически как рационализм и практически как либерализм
3. Натуралистический, выразившийся в позитивном естественно-научном направлении мысли, с одной стороны, и в преобладании социально-экономических интересов — с другой (этим трём фазисам более или менее аналогично отношение между религией, философией и положительной наукой, а также между церковью, государством и обществом).

Последовательность этих фазисов, имеющих, на взгляд Соловьёва, несомненно общечеловеческое значение, повторилась в миниатюре и при развитии русской общественной мысли в XIX веке.

По его словам, первый, католический аспект отразился во взглядах П. Я. Чаадаева, второй, гуманитарный, — у В. Г. Белинского и так называемых людей 1840-х годов, а третий, позитивно-социальный, — у Н. Г. Чернышевского и людей 1860-х годов. Этот процесс развития русской общественной мысли был настолько стремительным, что некоторые его участники уже в зрелом возрасте приходили к смене взглядов.

Западники и славянофилы

Соловьёв указывал, что удовлетворительного решения сформулированных им общечеловеческих вопросов ещё не дано ни на Западе, ни на Востоке и, следовательно, работать над ним должны вместе и солидарно друг с другом все деятельные силы человечества, без различия стран света; а затем уже в результатах работы, в применении общечеловеческих принципов к частным условиям местной среды сами собой сказались бы все положительные особенности племенных и народных характеров. Такая «западническая» точка зрения не только не исключает национальную самобытность, но, напротив, требует, чтобы эта самобытность как можно полнее проявлялась на деле. От обязанности совместного культурного труда с прочими народами противники «западничества», по его словам, отделывались произвольным утверждением о «гниении Запада» и бессодержательными прорицаниями об исключительно великих судьбах России. По мнению Соловьёва, желать своему народу величия и истинного превосходства (для блага всех) свойственно каждому человеку, и в этом отношении не было различия между славянофилами и западниками. Западники настаивали лишь на том, что великие преимущества даром не даются и что когда дело идёт не о внешнем только, но и о внутреннем, духовном и культурном превосходстве, то оно может быть достигнуто только усиленной культурной работой, при которой невозможно обойти общих, основных условий всякой человеческой культуры, уже выработанных западным развитием.

По словам Соловьёва, после того как идеализированные представления и пророчества изначального славянофильства бесследно испарились, уступив место безыдейному и низменному национализму, взаимное отношение двух главных направлений русской мысли значительно упростилось, вернувшись (на другой ступени сознания и при иной обстановке) к тому же общему противоположению, которым характеризовалась эпоха Петра Великого: к борьбе между дикостью и образованием, между обскурантизмом и просвещением.

Критерий	Славянофилы	Западники
Представители	А. С Хомяков, братья Киреевские, братья Аксаковы, Ю.Ф. Самарин	П.Я. Чаадаев, В.П. Боткин, М.М. Бахтин, И.С. Тургенев, К.Д. Кавелин, С.М. Соловьев, Б.Н. Чичерин
Отношение к самодержавию	Монархия+совещательное народное представительство	Ограниченная монархия, парламентский строй, демократическая свобода.
Отношение к крепостному праву	Отрицательное, выступали за отмену крепостного права сверху	Отрицательное, выступали за отмену крепостного права сверху
Отношение к Петру I	Отрицательно. Петр внедрил западные порядки и обычаи, которые сбили Россию с истинного пути	Возвеличивание Петра, который спас Россию, обновил страну и вывел её на международный уровень
По какому пути должна идти Россия	Россия имеет свой особый путь развития, отличный от Запада. Но можно заимствовать фабрики, железные дороги	Россия с опозданием, но идет и должна идти по западному пути развития
Как проводить преобразования	Мирный путь, реформы сверху	Недопустимость революционных потрясений

Оценки

Термины «западничество», «западники» (иногда — «европейцы»), так же как и «славянофильство», «славянофилы», родились в идейной полемике 1840-х гг. Уже современники и сами участники этой полемики указывали на условность и неточность этих терминов.

Русский философ второй половины XIX века В. С. Соловьёв (сам придерживавшийся идей западничества) определял западничество как «направление нашей общественной мысли и литературы, признающее духовную солидарность России и Западной Европы как нераздельных частей одного культурно-исторического целого, имеющего включить в себе все человечество… Вопросы об отношении веры и разума, авторитета и свободы, о связи религии с философией и обеих с положительной наукой, вопросы о границах между личным и собирательным началом, а также о взаимоотношении разнородных собирательных целых между собой, вопросы об отношении народа к человечеству, церкви к государству, государства к экономическому обществу — все эти и другие подобные вопросы одинаково значительны и настоятельны как для Запада, так и для Востока».

Как писал Ю. М. Лотман,

«Европеизм» исходил из представления о том, что «русский путь» — это путь, уже пройденный «более передовой» европейской культурой. Правда, в самом начале он включал в себя характерное дополнение: усвоив европейскую цивилизацию и встав на общий европейский путь, Россия, как неоднократно повторяли представители разных оттенков этого направления, пойдёт по нему быстрее и дальше, чем Запад. От Петра до русских марксистов настойчиво проводилась мысль о необходимости «догнать и перегнать…». Овладев всеми достижениями западной культуры, Россия, как полагали адепты этих концепций, сохранит глубокое отличие от своего «побежденного учителя», преодолеет взрывом тот путь, который Запад совершил постепенно и, с точки зрения русского максимализма, — непоследовательно.

По мнению политолога В. Б. Пастухова в идеологии славянофильства и западничества не было ничего специфически русского. Учёный ссылается на британского историка Арнольда Тойнби, писавшего по этому поводу, что в любом отсталом обществе, которому нужно противостоять более сильному в военном и экономическом отношении противнику, возникает два течения: «иродианство» — ратующее за копирование иностранных общественных институтов, и «зелотизм» — призывающее к изоляции ради сохранения традиционного уклада. По мнению Тойнби, ни то, ни другое течение не могут привести общество к успеху, потому что оба они лишены творческого начала. Также Пастухов отметил, что «Перефразируя Ленина, можно сказать, что существуют «три источника, три составные части» большевизма: «западничество» и «славянофильство», как два основных направления русских интеллектуальных поисков середины XIX века, и православная религиозная традиция, ставшая той «чувственной подкладкой», которая помогла соединить вместе то, что, казалось бы, соединено быть не может никогда».

Примечания

• Анненков П. В. Литературные воспоминания. — М.: ГИХЛ, 1960. — 508 с. — (Серия литературных мемуаров).
• Безюк Д. К. Западничество // Новейший философский словарь / Сост. и науч. ред. А. А. Грицанов. — Мн.: Изд. В. М. Скакун, 1998. — 896 с. — ISBN 985-6235-17-0. Архивная копия от 4 марта 2016 на Wayback Machine
• Герцен А. И. Былое и думы. Часть 4—5 Москва, Петербург и Новогород (1840-1847). — М.: ГИХЛ, 1958. (текст)
• Западники // Большая российская энциклопедия : / гл. ред. Ю. С. Осипов. — М. : Большая российская энциклопедия, 2004—2017.
• Западники / Дмитриев С. С. // Евклид — Ибсен. — М. : Советская энциклопедия, 1972. — (Большая советская энциклопедия : / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 9). текст статьи
• Западники, западничество // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Лосский Н. О. История русской философии / Пер. с англ.. — М.: Советский писатель, 1991. — 480 с. — ISBN 5—265—02255—4.
• Лотман Ю. М. Современность между Востоком и западом // Знамя. — М., 1997. — Вып. 9.
• Пастухов В. Б. «Третье пришествие большевизма» (англ.) // Русская служба Би-би-си. — 2014. — 27 October. Архивировано 6 сентября 2015 года.
• Франк С. Л. Пушкин об отношениях между Россией и Европой // Пушкин в русской философской критике: Конец XIX — первая половина XX в. — М.: Книга, 1990. — С. 452—465.
• Бредихин А.Л., Руденко Д.А. Политико-правовые взгляды западников в России в XIX веке: взаимосвязь политической идеологии и правопонимания (рус.). — М.: ЛитРес: Самиздат, 2016. — 188 с.

Словари и энциклопедии

«Западничество» в культурном мире В. С. Соловьева Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Н.Г.БАРАНЕЦ

Ульяновский государственный университет

«ЗАПАДНИЧЕСТВО» В КУЛЬТУРНОМ МИРЕ B.C. СОЛОВЬЕВА

Квиетизм националистов был так же чужд Соловьеву, как родственна была ему западническая вера в значение культурной работы.

П.И.Новгородцев Идеи права в философии Вл.С.Соловьева

Известно, что B.C. Соловьев в течение жизни трижды достаточно существенно менял своё отношение к западной цивилизации. До начала 80-х гг. с позиций оптимистического славянофильства заявлял о том, что дряхлый Запад, в своем индивидуализме породивший «безбожного человека», доживает последние дни, хотя его культурная роль в истории велика. К концу 80-х гг., в начале 90-х гг. по мере роста напряженности отношений с славянофилами и углубления размышлений над проблемами теократии B.C. Соловьев примыкает к западникам (сотрудничает с «Вестником Европы»). Он даже заявляет, что истинному христианскому идеалу более соответствует прогрессивное развитие Запада последних трех столетий, чем деятельность христианской церкви в средние века. Истинное христианство должно быть человеколюбиво, и поэтому дело прогресса, свободы и гуманизма, осуществляющееся на Западе, делает его истинно христианским. В конце 90-х годов, разочаровавшись в теократическом идеале, признает идеи прогрес-сизма Запада и мессианства России равно пустыми.

Концептуальные причины этой эволюции B.C. Соловьева в отношении к Западу, если не описывались отдельно, то из исследований по его историософии вполне очевидны. Во-первых, изменение отношения к славянофилам, во-вторых, разочарование в идеях христианского утопизма и возможности создания Царствия Божия на земле в сочетании с разочарованием в идеях прогрессизма и либерализма, в-третьих, геополи-

тические события (борьба за независимость на Балканах) и рост «ура-патриотических», националистических настроений среди интеллигенции, вызывавших у B.C. Соловьева отрицательное отношение.

Есть еще один уровень, на котором формируется отношение к какому-либо феномену — бытовой или повседневный. Об этом уровне влияния на B.C. Соловьева мало что написано. B.C. Соловьев был выходцем из университетской, профессорской среды либералов и умеренных западников — законный вопрос: как это отразилось на его миросозерцании?

Университет в России был одним из олицетворений ее европеизации, был частью европейского в русской культуре, а члены университетской корпорации выполняли функцию культурной европеизации.

Российский университет как культурный феномен амбивалентен: с одной стороны, организованный по немецкому образцу классического университета он должен был бы базироваться на приоритетности научного исследования и академических свободах, но с другой стороны, будучи создан «высочайшей» волей, формировался под государственным надзором и выполнял возложенные на него государственные задачи — готовил чиновников для бюрократического аппарата Российской империи. Власть жестко контролировала университетскую жизнь и наносила упреждающие удары, чтобы не допустить распространение «вольнодумства».

Первый министр просвещения, который не только «охранял» университет от возможной крамолы, но и попытался через него манипулировать общественным мнением, был С.С. Уваров, полагавший, «что русские профессора должны читать русскую науку, основанную на русских началах». Принятый по его инициативе авторитарный устав 1835г. тем не менее способствовал подъему национальной науки и интереса к университетскому образованию в русском обществе. Под его наблюдением выросло поколение преподавателей 40-60-х гг., завершавшее образование за границей. Устав 1863 г. вводил некоторые элементы автономии профессорской корпорации, увеличил число преподавателей за счет приват-доцентов, подготавливавшихся

к профессорскому званию в течение полугода — двух лет за границей.

Возможность выезда за рубеж, непосредственное знакомство с западной культурой делали положение молодых профессоров особенно интересным в глазах студенчества, для которого университет был единственным местом определенной интеллектуальной свободы, а профессора приобретали ореол носителей духа «европейской просвещенности».

Поколение преподавателей 40-х — середины 50-х годов вжилось в роль культургероев, носителей западной культуры. «Отношения между профессорами и студентами были самые сердечные: с одной стороны, искренняя любовь и благоговейное уважение, с другой стороны, всегда ласковое внимание и готовность прийти на помощь. У Грановского, у Кавелина, у Редкина в назначенные дни собиралось всегда множество студентов; происходили оживленные разговоры не только о науч -ных предметах, но и о текущих вопросах дня, об явлениях ли-тературы»1. Пришедшие в 50-60-е гг. их молодые коллеги превращали свои кафедры в аналои для популяризации либо западнического идеала (К.Д. Кавелин, Б.Н. Чичерин), либо русофильского идеала (М.П. Погодин, С.П. Шевырев). Для студенчества эта культурно-идеологическая деятельность профессуры казалась более значимой, чем обязательная преподавательская деятельность. «Несимпатичная» для «сознательной» молодежи историко-культурная позиция достаточно компетентного преподавателя, славянофила С.П. Шевырева, в начале его деятельности приводила к тому, что его выступления «зашикивали», а «по-русски» уклонявшийся от своих профессиональных обязанностей, манкировавший занятиями Т.Н. Грановский в силу своего либерализма был всегда поддерживаем.

К концу 60-х — 70-е гг. новизна споров и страсти, кипевшие в университетской жизни, стали меньше привлекать внимание интеллигенции. Великие реформы открыли новые сферы приложения деятельности. Автономность университетской жизни была достигнута в том числе внешней индифферентностью профессуры к политическим проблемам. Умеренный либерализм сочетался с чиновничьей службой, что, по мнению А.Белого, выросшего в профессорской среде, привело к «неис-

кренности позы и нечеткости идеологии» — «поза не соответствовала содержанию: честный вид не вполне соответствовал безукоризненности всех поступков и их плодов; брак позитивизма с либерализмом легко вырождался в оппортунистические шатания»2. Неверно было бы считать эту характеристику А.Белого применимой ко всем представителям университетской корпорации, но противостояние между группами профессоров, карьерные проблемы не красили университетский быт.

Группа умеренно-либеральных профессоров (В.И. Герье, К.Д. Кавелин, В.Ф. Корж, Б.Н. Чичерин), к которой относился С.М. Соловьев, воплощали в глазах университетской молодежи лучших профессоров, в том числе и потому, что боролись за честь университетской корпорации против недобросовестности своих коллег.

Неверно было бы сказать, что в семействе С.М. Соловьева царило увлечение «западничеством», но сам он был своего рода человеком, воплотившим в жизни тип «un homme comme il faut» (порядочного человека), сделавшего сам себя. С.М. Соловьев, будучи сыном священника, не проявил желания идти в духовное сословие, с согласия отца поступил в университет, где учился прилежно и где круг его друзей составляли будущие почвенники (A.A. Григорьев, A.A. Фет). При поддержке попечителя А.Г. Строганова провел за границей два года, хотя как кандидат на кафедру русской истории на заграничную командировку права не имел. Знакомство с Австрией, Бельгией, Германией и Францией, лекции известных ученых Шеллинга, Не-андера, Ранке, Раумера, Шлоссера, Тьера, Гизо способствовали формированию у него западного представления о научном и преподавательском долге профессора.

С.М. Соловьев стал не просто преподавателем, он стал ученым-исследователем, с 1851 по 1879 г. выпустившим 29 томов «Истории России», причем на это время приходятся 6 лет деканства и 6 лет ректорства. С.М.. Соловьеву, как профессору и, следовательно, чиновнику, удалось совместить службу России с научной и преподавательской деятельностью, не утратив своих либеральных суждений. Достиг этого он во многом благодаря самодисциплине, которая придавала почти суровый характер атмосфере жизни дома. С.М. Соловьев, прошедший путь

от студента до ректора, воплощал лучшие черты западного профессора: профессионализм, интеллектуальную самостоятельность и честность, методичность и обязательность, пунктуальность. Но привносил он еще и русское понимание в свое профессорство, относясь к нему как к высокому служебному долгу, что собственно и приводило к воспроизведению в жизнь «западных форм жизни и действий».

С.М. Соловьев отличался от русских западников тем, что из должных европейских черт характера имел уравновешенность, трудолюбие без второй стороны — эпикурейства и эстетизма (с избытком бывших у В.П. Боткина, Г.Н. Грановского, Б.Н. Чичерина).

Несомненно, влияние отца на B.C. Соловьева было значительным. Во всяком случае, некоторые эпизоды интеллектуальной биографии B.C. Соловьева приобретают новый ракурс, если на них взглянуть с этой точки зрения. Известно, что С.М. Соловьев при всей своей строгости очень терпимо относился к интеллектуальным увлечениям сына, уважая его право на собственную позицию. Увлечение материалистами, религиозный нигилизм, выбор естественного факультета, славянофильство отец принимал как неизбежные издержки роста, в чем он был прав. Но отец декан, а затем и ректор — это тот авторитет, из-под тени которого надо вырваться, чтобы стать самостоятельным. Даже приближаясь к сорокалетнему рубежу, B.C. Соловьев не любил, чтобы его сравнивали с отцом; лишь в предисловии «Оправдания добра» он открыто пишет о своих разговорах с отцом и его правоте в понимании конца истории человечества. Это вовсе не означает, что B.C. Соловьев не любил отца и не ценил того, что он сделал для науки. Сокурсникам запомнился случай, как негодовал B.C. Соловьев, когда в его присутствии профессор H.H. Крылов зло издевался над ректором С.М. Соловьевым3.

Желание быть самостоятельным проявилось в выборе темы магистерской диссертации «Кризис западной философии (Против позитивистов)» — его отец не был позитивистом, но идеи О.Конта, Д.Милля, И.Тэна, Ж.Ренана интенцировали его историзм. Кроме того, позитивизм и гегельянство были пред-

метом культа западников из окружения отца. Поэтому критика позитивизма была актом интеллектуального самоопределения.

Успешная защита диссертации в 1874 г. и начало чтения лекций в университете и на высших женских курсах Герье позволили B.C. Соловьеву самоутвердиться. Дело в том, что в отличие от отца, никогда не бывшего блестящим оратором, B.C. Соловьев обладал даром «очаровывать» даже заранее неблагосклонную аудиторию, сочетание риторических способностей и эрудиции делали его неотразимым. На него обращали внимание как давние друзья отца Б.Н. Чичерин, В.Ф. Корж, К.Д. Кавелин, так и недруги М.П. Погодин и М.Н. Катков.

Во время командировки в Британский музей B.C. Соловьев сконцентрировался на научной работе (истории религии, каббалистике, оккультизме) и мало интересовался собственно Англией. Свободное время проводил среди русской научной диаспоры в салоне O.A. Новиковой и некоторых английских священников, сочувственно относившихся к сближению с православием. Феерическое завершение командировки из Лондона с египетским приключением и окружным возвращением через Италию и Францию вполне можно расценивать как еще один акт самоутверждения. Ничего подобного С.М. Соловьев с его чувством долга и трезвым рационализмом сделать не мог. Недаром, оправдываясь перед отцом, сын написал: «знающие люди предрекли мне много странствий», то есть он считал, что его судьба изначально отличается от кабинетной жизни отца и с этим ничего нельзя поделать.

В 1876 г. приступив к чтению лекций в Московском университете, B.C. Соловьев внешне дистанцировался от отца-ректора, прежде всего тем, что вошел в лагерь славянофилов. Казалось бы, речь, произнесенная на заседании Общества любителей российской словесности, — «Три силы» воплощает и творчески преобразует классическое славянофильство, вводя идею мессианизма русского народа. Недаром публицисты-западники столь ожесточенно его критиковали. Но ряд мыслей в этой работе B.C. Соловьев высказал под влиянием историософской концепции отца, в частности славянофилы не признавали столь важную для Соловьева идею о «конце истории».

«Профессорская склока», как ее определил А.Ф. Лосев, не описав ее существа, очень важна для судьбы B.C. Соловьева. В ней высветилась суть отношений отца и сына и различия их жизненных позиций. Давние недоброжелатели С.М. Соловьева, профессор H.A. Любимов и М.Н. Катков, в 1877г. развернули кампанию в «Московских ведомостях»» против либерального университетского устава 1863 года. Члены ученого совета университета написали коллективное письмо о прекращении с H.A. Любимовым всех отношений. Только С.М. Соловьев «как ректор» и его сын «как христианин» продолжали с ним здороваться. Позиция первого коллегам была понятна, второго — вызывала возмущение. Донос H.A. Любимова на коллег, третировавших его, министру просвещения графу Толстому привел к отставке Соловьева-ректора, отвечающего за поведение универ-ситетской корпорации.

Если отец, уважающий религиозные убеждения сына, понимал его, то коллеги совершенно неверно проинтерпретировали его действия. На одном из вечеров В.И. Герье высказал B.C. Соловьеву возмущение его отношением «не только к товарищам по корпорации, но и по отношению к отцу, которого Любимов гнал со службы доносами «4. Именно после этого, по мнению М.М. Ковалевского, «Владимир Сергеевич впервые почувствовал желание разорвать связь с нашей коллегией и преподаванием в ней. Крайне самолюбивый, он не вынес резко изменившихся к нему отношений и профессоров, и студентов -и вышел из состава доцентов Московского университета «5. По мнению самого B.C. Соловьева, в этой ситуации у него было только два выхода — либо подчиниться, либо уехать. Он переехал в Петербургский университет.

Несмотря на внешнюю успешность периода с 1877 по 1881 год — популярность лекций, работа в Ученом комитете Министерства просвещения, сотрудничество с «Московскими ведомостями», защита диссертации, именно в это время назревает мировоззренческий кризис. Преподавательская работа с расписанием лекций, составлением и утверждением программ его мало привлекала. Тем более, что среди студентов он не видел истинного понимания идей своего учения. Хотя «Чтения о Богочеловечестве» имели общественный резонанс, идеи в них

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

высказанные не вызывали большого сочувствия. Служба в Ученом комитете тяготила. Начало оформляться кардинальное расхождение со славянофилами по вопросу католической церкви. Смерть отца и осознание того истинного либерализма, выражающегося в уважении интеллектуальной свободы другого, который у него был как у западника в отличие от славянофилов, стоявших на принципах христианской любви, но не умевших признавать право на свое мнение даже среди своих, подталкивали к пересмотру взглядов. Осознание несоответствия статуса университетского преподавателя с духовной миссией, которую он себе избрал, и пример отца, умевшего стойко проводить свои убеждения в жизнь, реализуя призвание профессора, предопределили отказ B.C. Соловьева от университетской карьеры. По мнению С.М. Лукьянова, у B.C. Соловьева «не было того, что называется «профессорской жилкой». В нем возрастал не сколько профессор, сколько мыслитель, проповедник, поэт-пророк»6. Думается, дело не в «отсутствии профессорской жилки», а в самом строе личности B.C. Соловьева, воспитанного таким образом, что «он органически был неспособен подчи -нять свою волю каким-нибудь пошлым и низким побуждениям. Высокий строй духа был прирожден ему, и оттого в нем не поколебали его никакие житейские испытания и никакие перемены судьбы, и он донес его до могилы»7. Это объясняет решительность критики B.C. Соловьевым славянофилов в конце 80-х — начале 90-х годов, с которыми его связывали не только отношения коллегиальности, но и личная дружба. Кстати, у С.М. Соловьева отмечали эту же черту — резкость формы высказывания своих мыслей без боязни задеть самолюбие своих старых приятелей.

Миросозерцание B.C. Соловьева, сформировавшееся, как очевидно, под значительным влиянием С.М. Соловьева, интен-цировалось его западнической установкой на культурно-преобразовательную работу как основу прогресса, обеспечивающего свободное развитие личности. Именно из нее выросло кардинальное противостояние со славянофилами. Национальное самопревознесение ведет к патриотическому самоуспокоению, для которого, по B.C. Соловьеву, нет никаких оснований. Греховность мира требует его преобразования в просветитель-

ской и культурной работе. Влияние идей отца в споре со славянофилами проявляется и в понимании B.C. Соловьевым значения права. Славянофилы отрицали значение политических прав для русского народа, объявляя его «негосударственным». B.C. Соловьев, как и С.М. Соловьев, признавал важное значение сейчас для России государства как силы, сохраняющей «принудительное равновесие частных своекорыстных сил», но не считал, как славянофилы, что в этом есть идеал отношений народа и государства. Он развивал идею С.М. Соловьева о том, что такое государство должно обеспечить условия для будуще -го развития правового государства как ступени к теократическому обществу, основанному на принципах нравственной солидарности.

По определению В.О. Ключевского, С.М. Соловьев был историк-моралист, который «видел в явлениях людской жизни знаменье правды божией»8. Его слушатели запомнили на всю жизнь нравственные комментарии о том, что «общество» может существовать при условии жертвы, когда члены его сознают обязанность жертвовать частным интересом ради интереса общего. Европейское качество всегда торжествует над азиатским количеством, и заключается оно в «перевесе сил нравственных над материальными». В историософии и этике B.C. Соловьева явно присутствуют реминисценции на историософскую концепцию С.М. Соловьева.

Таким образом, очевидно, что часть идей, обусловленных западничеством отца, перешли к сыну, сформировав его миросозерцание и предопределив интеллектуальную эволюцию.

1 Чичерин Б.Н. Студенческие годы // Московский университет в воспоминаниях современников. М., 1989. С. 376.

2 Белый А. На рубеже двух столетий. М., 1989. С. 144.

3 Кареев Н.И. Анекдоты // Московский университет в воспоминаниях современников. М., 1989. С. 455.

4 Ковалевский М.М. Московский университет в конце 70-х и начале 80-х годов прошлого века // Московский университет в воспоминаниях современников. М., 1989. С. 493.

5 Там же. С. 493.

6 Лукьянов С.И. О Вл.Соловьеве в его молодые годы: материалы к биографии. Кн.1. Пг., 1916. С. 175.

7 Лопатин Л.М. Философские характеристики и речи. М., 1911. С. 627.

8 Ключевский В.О. С.М. Соловьев как преподаватель //Московский университет в воспоминаниях современников. М., 1989. С. 358.

Л.М.МАКСИМОВА, М.В.МАКСИМОВ

Ивановский государственный энергетический университет

СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ И ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ СОЛОВЬЕВЫ (К ВОПРОСУ ОБ ИДЕЙНЫХ ИСТОКАХ ИСТОРИОСОФИИ ВЛ.СОЛОВЬЕВА)

Две яркие, колоритные фигуры отмечают философско-историческую мысль России Х1Х века: классик отечественной исторической науки — Сергей Михайлович Соловьев, впервые вписавший историю России в контекст мирового исторического процесса, и его сын — Владимир Сергеевич Соловьев, создавший, по словам Н.А.Бердяева, грандиозную историософскую систему.

Существует ли помимо кровного родства духовная бли -зость этих выдающихся мыслителей? Биографы Вл.Соловьева и исследователи его наследия дают весьма скупые ответы на этот вопрос, вместе с тем, практически единодушно отмечая, что «тема историософическая была для Вл. Соловьева цен -тральной, вся его философия в известном смысле есть философия истории»1, что ему было свойственно «необычайно острое ощущение истории» и «исключительный дар исторического синтеза»2 Разве что В.Розанов резко противопоставляет Вл.Соловьева его отцу. В статье «Литературный род Соловьевых» он совершенно однозначно заявляет, что «философ Соловьев есть живое и персонифицированное отрицание историка Соловьева»3.

Была ли случайной эта всеобъемлющая историчность философского мышления Вл.Соловьева и в какой степени она была воспринята сыном — философом от отца — историка ? Эти во-

Влади́мир Серге́евич Соловьёв — русский религиозный мыслитель, мистик поэт, публицист, литературный критик; почётный академик Императорской Академии наук по разряду изящной словесности (1900). Стоял у истоков русского «духовного возрождения» начала ХХ века. Оказал влияние на религиозную философию Н.А. Бердяева, С.Н. Булгакова, С.Н. и Е.Н. Трубецких, П.А. Флоренского, С.Л. Франка, а также на творчество поэтов-символистов — А.Белого, А.Блока и др.

Владимир Сергеевич Соловьёв родился в семье известного русского историка Сергея Михайловича Соловьева (1820—1879). Род Владимира Соловьёва ещё в пятом-шестом колене принадлежал к среде великорусского крестьянства, но затем перешёл в духовное сословие. Отец философа, однако, не продолжил линию отцов, обратившись к научной деятельности. Собственным неустанным трудом он шаг за шагом завоевал место в обществе, но, опровергая авторитет Карамзина, постоянно оставался чужим в дворянской среде профессорских кругов. В семье он отличался строгостью и непререкаемым авторитетом.
Со стороны матери, Поликсены Владимировны, Владимир Соловьёв принадлежал к украинско-польской дворянской семье Романовых. Двоюродным прадедом Соловьёва с материнской стороны был известный украинский философ XVIII века Г. С. Сковорода (1722—1794).
Среднее образование Соловьёв получил в московской 5-й гимназии (ныне московская школа № 91), в которую поступил в 1864 году, а высшее образование — в Московском университете, в который поступил в 1869 году и окончил в 1873 году.
Владимир Соловьёв был «бездомный» человек, без семьи, без определенных занятий. Человек он был экспансивный, восторженный, порывистый и жил большей частью в имениях своих друзей или за границей. К концу 1890-х годов здоровье его стало заметно ухудшаться, он стал чувствовать неимоверную физическую слабость. Будучи в Москве летом 1900 года, он 15 июля уже тяжело больным поехал праздновать свои именины в подмосковное имение Узкое (ныне в черте Москвы, Профсоюзная ул., 123а), принадлежавшее тогда Московскому губернскому предводителю дворянства князю Петру Николаевичу Трубецкому, в котором тогда жил со своей семьей друг и ученик Владимира Соловьёва, известный профессор Московского университета Сергей Николаевич Трубецкой, являвшийся единокровным братом владельца имения. В. С. Соловьев после двухнедельной болезни скончался в Узком в кабинете П. Н. Трубецкого 31 июля (13 августа по новому стилю) 1900 года вследствие артериосклероза, болезни почек и общего истощения организма. Похоронен он был на Новодевичьем кладбище, вблизи могилы своего отца.
Основной идеей его религиозной философии была идея Софии — Душа Мира. Речь идёт о мистическом космическом существе, объединяющем Бога с земным миром. София представляет собой вечную женственность в Боге и, одновременно, замысел Бога о мире. Этот образ встречается в Библии, но Соловьёву он был открыт в мистическом видении. Реализация Софии возможна трояким способом: в теософии формируется представление о ней, в теургии она обретается, а в теократии она воплощается.
Теософия — дословно Божественная мудрость. Она представляет собой синтез научных открытий и откровений христианской религии в рамках цельного знания. Вера не противоречит разуму, а дополняет его. Соловьёв признает идею эволюции, но считает её попыткой преодоления грехопадения через прорыв к Богу. Эволюция проходит пять этапов или «царств»: минеральное, растительное, животное, человеческое и божье.
Теургия — дословно боготворчество. Соловьёв решительно выступал против моральной нейтральности науки. Теургия — это очистительная практика, без которой невозможно обретение истины. В её основе лежит культивирование христианской любви как отречение от самоутверждения ради единства с другими.
Теократия — дословно власть Бога, то, что Чаадаев называл совершенным строем. В основе подобного государства должны лежать духовные принципы, и оно должно иметь не национальный, а вселенский характер. По мысли Соловьёва, первым шагом к теократии должно было послужить объединение русской монархии с католической церковью.
В 1880-е годы Владимир Соловьев написал и опубликовал ряд работ, в которых пропагандировал идею воссоединения Западной и Восточной Церквей под главенством Римского Папы, за что подвергся критике славянофилов и консерваторов. Важнейшая из них — Россия и Вселенская Церковь, 1889, Париж
Владимир Соловьёв — один из самых заметных русских поэтов 1880—1890-х годов, автор проникнутой его взглядами философской лирики («Всё, кружась, исчезает во мгле // Неподвижно лишь солнце Любви», «Милый друг, иль ты не видишь, // Что всё видимое нами // Только отблеск, только тени // От незримого очами?», «Панмонголизм! хоть имя дико, // но мне ласкает слух оно…»), поэмы «Три свидания». Считается одним из предтеч русского символизма 1900-х годов, во многом на него ориентировались Александр Блок и Вячеслав Иванов. Интересно, что когда в 1894—1895 Валерий Брюсов выступил со сборниками «Русские символисты», Соловьёв выступил со злыми и меткими пародиями на их стиль. Чувство юмора и сатиры вообще развито в поэзии Соловьёва, проникая даже в «Три свидания»; он автор многочисленных эпиграмм и шуточных пьес. С молодости он занимался сочинением абсурдных стихотворений вместе со своим другом художником Ф. Л. Соллогубом.

СОЛОВЬЕВ ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ

Соловьёв Владимир Сергеевич

Соловьёв Владимир Сергеевич (1853 — 1900), крупнейший русский религиозный философ, поэт, публицист.

Родился 16 января 1853 года в Москве.

Отец, крупнейший русский историк С.М. Соловьев (+ 1879), отличался строгостью нрава, воспитанием детей занимался мало и личного влияния на них почти не имел. От него будущий философ унаследовал любовь к знанию, веру в науку и некое благоговение перед «научностью». Последняя черта характерна для Соловьева-мыслителя. Самые парадоксальные свои идеи он старался излагать «наукообразно», «гладким» и несколько безличным языком, с академической сухостью и схематизмом.

Мать, Поликсена Владимировна, происходя из украинско-польского рода, имела своим предком мыслителя XVIII в. Г.С. Сковороду (+ 1794).

Дед его по отцу был священник. Соловьев рассказывал С. М. Мартыновой, что перед смертью дед ввел его в алтарь и перед престолом благословил на служение церкви.

Детство. Первое явление Софии

«…Лампадки перед иконами; строгое исполнение обрядов; посещение церкви по воскресеньям; чтение Житий Святых; русские стихи и сказки – таковы ранние впечатления его детства.<…> Начитавшись Житий Святых, мальчик воображал себя аскетом в пустыне, ночью сбрасывал с себя одеяло и мерз «во славу Божию»», — так описывает К.В. Мочульский религиозную жизнь в семье С.М. Соловьева.

А.Ф. Лосев в исследовании «Творческий путь Владимира Соловьева» пишет, что «C. М. Соловьев был настроен достаточно либерально, чтобы насильственно внедрять религию в своих детей».

Страстность натуры Соловьева стала проявляться в самом раннем детстве. Всему он предавался с пылким увлечением, во всем доходил до крайности. Была какая-то неистовость в его играх и занятиях.

Его первый мистический опыт связан с первой несчастной любовью. Душа ребенка, взволнованная влюбленностью, раскрылась для видения любви небесной. В 1862 году, во время Божественной литургии, будучи девятилетним мальчиком он в первый раз увидел Софию — Божественную Премудрость, явившуюся ему в образе женщины необычайной красоты.

Вот как он описывает свое первое видение в автобиографической поэме «Три свидания»:

Дуэль, дуэль! Обедня в Вознесенье Душа кипит в потоке страстных мук. Житейское… отложим… попеченье – Тянулся, замирал и замер звук. Алтарь открыт… Но где ж священник, дьякон? И где толпа молящихся людей? Страстей поток, – бесследно вдруг иссяк он, Лазурь кругом, лазурь в душе моей. Пронизана лазурью золотистой, В руке держа цветок нездешних стран, Стояла ты с улыбкою лучистой, Кивнула мне и скрылася в туман.

Корни религиозного опыта всей жизни В. Соловьева — в этом детском видении. Они не православны и не церковны («душа кипит в потоке срастных мук»). Профессор И.М. Андреев называет эти переживания «чистой прелестью».

Учеба в гимназии. Религиозный кризис

Владимир Соловьев в молодые годы

1864 год — поступает в 5-ю московскую гимназию.

В 13 лет он признается Н. И. Карееву , что не верит больше в мощи. В 14 лет перестает ходить в церковь; в течение четырех лет предается самому крайнему отрицанию, самому яростному атеизму. Он писал впоследствии (в 1896 году): «Будучи с детства занят религиозными предметами, я в возрасте от 14 до 18 лет прошел через различные фазы теоретического и практического отрицания».

Величко рассказывает, как однажды «после вечера, проведенного в горячих рассуждениях с единомышленными товарищами, Соловьев сорвал со стены своей комнаты и выкинул в сад образа, бывшие свидетелями стольких жарких детских его молитв».

«Это был типический нигилист 60-х годов», — так характеризует его Л.М. Лопатин .

Студенческие годы. Философские искания. Религиозное обращение

По окончании с золотой медалью гимназии в 1869 Соловьев поступил на физико-математический факультет Московского университета, по отделению естественных наук.

На лекции он ходил редко и связи со студентами не поддерживал. «Соловьев как студент не существовал, – вспоминал впоследствии его сокурсник Н. И. Кареев, – и товарищей по университету у него не было».

В это же время он познакомился со страстным спиритом А. Н. Аксаковым и на некоторое время превратился в «пишущего медиума». Впоследствии он увлекся оккультизмом и теософией.

К 16-ти годам он уже начинает понимать несостоятельность материализма и ищет более цельного мировоззрения. В его философском развитии решающая роль принадлежит Спинозе.

«16-ти лет, – пишет Л. Лопатин, – он познакомился с сочинениями Спинозы и начинает внимательно читать и изучать его, страшно им увлекается, сначала толкует его философские идеи в духе материализма, но потом постепенно приходит к сознанию совершенной несостоятельности подобной попытки… Благодаря Спинозе, Бог, хотя еще в очень абстрактном и натуралистическом образе, впервые возвращается в миросозерцание Соловьева».

Следующий этап – изучение скептического Джона Стюарта Милля: догматы материализма не выдерживают тонкой и насмешливой критики английского эмпириста. Соловьев начинает понимать, что сущность материи не менее непостижима, чем сущность духа, что материализм ничего не объясняет и никакой «действительности» не соответствует. Он вплотную подходит к проблеме человеческого знания – и здесь ждет его Кант.

Молодой философ окончательно освобождается от догматизма и через кантовскую гносеологию приходит к заключению, что знание не противоречит вере и что наука совместима с религией. Изучение Канта было для Соловьева школой философской дисциплины мысли, но теория познания, формально разрешив ему искать Бога, не могла этих исканий удовлетворить. Бог Канта был не живым Богом, а отвлеченным понятием, «постулатом практического разума». И Соловьев стремительно «влюбился» в Шопенгауэра. У него он нашел, по словам Лопатина, «удовлетворение никогда не умолкавшей в нем религиозной потребности, религиозное понимание и религиозное отношение к жизни». Шопенгауэр открыл ему глаза: эта правда – нирвана. На некоторое время Соловьев становится буддистом и со страстью отдается изучению восточных религий.

Затем новые искания. Соловьев изучает системы немецких идеалистов: Фихте, Шеллинга, Гегеля. Гегелем он был отравлен на всю жизнь, сам не замечая этого.

Наконец, Соловьев знакомится с позитивизмом Огюста Конта. В нем видит он завершение всей западной философии. Отказ от познания сущности бытия, ограничение области знания миром явлений, – вот чем, по его мнению, заканчивается многовековое развитие европейской мысли.

Занятия естествознанием и философией приводят Соловьева к пессимистическому выводу: ни опытное знание, ни отвлеченная мысль не способны удовлетворить метафизическим запросам человеческого духа.

Он пришел к сознанию, что «истинная жизнь» открывается в христианстве и стал «пламенно-верующим христианином».

Этот внутренний перелом выразился в том, что в 1872 году, с 3-го курса физико-математического факультета, он перешел в вольнослушающие историко-филологического факультета и в июне 1873 года сдает кандидатский экзамен.

И снова Соловьев-христианин идет по пути, ведущему к прелести. В мае 1872 года он едет в Харьков и в вагоне случайно знакомится с молодой дамой, испытывает вспышку страсти, а затем мистический опыт («теперь только я понял, что есть Бог в человеке» ).

«Несчастный юноша Соловьев! — восклицает проф. И.М. Андреев- Никто не сказал ему, что за поэтической, благоуханной и лучезарной романтической эротикой скрывался темный и смрадный лик сатаны!» И добавляет: «Соловьев, став христианином, не пришел в Православную Церковь».

В начале сентября 1873 года Соловьев переселяется в Сергиев Посад и в течение года слушает лекции в Духовной академии.

Душевная борьба, происходившая в это время в Соловьеве, отражалась и на его физическом состоянии. Он жалуется в письмах на «невралгическое расстройство», избегает общества, ведет «отшельническую жизнь» : мало посещает лекции; работает, запершись у себя в монастырской гостинице. Для «понимания» христианства ему необходимо было изучить историю древних религий, восточных и западных отцов церкви.

В 1874 году Соловьев защитил в Санкт-Петербургском университете диссертацию на степень магистра философии «Кризис западной философии (Против позитивистов)». Работа написана под сильным влиянием славянофильских идей. Соловьев развивает и перерабатывает основные воззрения Ивана Киреевского. Однако, разделяя гносеологические и историко-философские взгляды Киреевского, но оставался чужд его церковных интересов, славяно-русского духа и национального мессианства.

В 1874-1875 годах избранный доцентом Московского университета и одновременно приглашенный Герье преподавать на Высших женских курсах, Соловьев готовился к лекциям, писал философские статьи, знакомился с московскими писателями и учеными, посещал светские салоны.

Путешествие в Лондон и Египет. Вторая и третья встречи с Софией

Портрет философа Владимира Сергеевича Соловьева. худ. И.Н. Крамской

В 1875 году молодой философ приехал в Лондон и в Британском музее погрузился в теософические науки, изучал Каббалу и гностиков. От лондонского периода сохранились его рукописи автоматического письма.

Замкнутый в себе, нелюдимый, истощенный и нервный, Соловьев производил на своих русских приятелей в Лондоне впечатление человека несколько ненормального.

Изучая в Британском музее литературу о Софии Премудрости Божией, он ждал Ее откровения, Ее светлого пришествия. И встреча состоялась. Он увидел в золотой лазури лицо «Вечной подруги», которая повелела ему быть в Египте.

16 октября 1875 года он уехал из Лондона в Каир, предполагая пробыть там четыре или пять месяцев. 25 ноября отправился в Фиваидскую пустыню. Это путешествие окончилось плачевно: верстах в двадцати от Каира он чуть не был убит бедуинами, которые ночью приняли его за черта, должен был ночевать на голой земле и на другой день вернулся назад.

Именно в Фиваидской пустыне происходит третье «свидание» с Софией. Эта «встреча» подробно описана в поэме «Три свидания».

В Каире он прожил четыре месяца; писал матери, что сочиняет «некоторое произведение мистико-теософо-философо-теурго-политического содержания и диалогической формы».

Возвращение в Россию. Построение собственной философской системы

Осенью 1876 года Соловьев возобновил свои лекции по истории древней философии в Московском университете, но курс его продолжался недолго.

В 1877 году его назначили членом Ученого комитета Министерства народного просвещения. Он переехал в Петербург, где прожил с небольшими перерывами четыре года.

Самым значительным духовным событием этого периода жизни Соловьева было его сближение с Ф. М. Достоевским. Они познакомились еще в 1873 году, но настоящая дружба между ними началась только в 1877 году. А.Г. Достоевская, жена писателя, полагала, что Соловьев был прообразом Ивана из романа «Братья Карамазовы».

Влияние Достоевского на Соловьева сказывается на первом же его публичном выступлении в Петербурге в 1877 года– речи «Три силы», прочитанной в апреле в заседании Общества любителей российской словесности.

В 1877 году в «Журнале министерства народного просвещения» появилось незаконченное исследование Соловьева «Философские начала цельного знания». Это – первый набросок философской системы; начертана схема, намечены основные вехи, разработаны вчерне главные отделы: философия истории, логика и метафизика.

«Чтения о Богочеловечестве» (1878)

В 1878 проходили публичные лекции (носившие характер проповеди) Соловьева религии в Соляном городке в Петербурге.

«Старая традиционная форма религии,-по мнению Соловьева,-исходит из веры в Бога, но не проводит этой веры до конца. Современная внерели-гиозная цивилизация исходит из веры в человека, но и она не проводит своей веры до конца; последовательно же проведенные и до конца осуществленные обе эти веры – вера в Бога и вера в человека – сходятся в единой, полной и всецелой истине Богочеловечества».

«Критика отвлеченных начал» (1877-1880)

Начиная с 1878 года Соловьев усиленно работал над своей докторской диссертацией, отдельные главы которой печатались в «Русском вестнике».

Летом 1878 года ездил с Достоевским в Оптину Пустынь. Конец семидесятых годов – время наибольшей духовной близости между Соловьевым и Достоевским.

Защита Соловьевым докторской диссертации «Критика отвлеченных начал» состоялась в Петербургском университете 6 апреля 1880 года.

В предисловии автор определяет свое понимание «отвлеченных начал»: «Это суть частные идеи (особые стороны и элементы всеединой идеи), которые, будучи отвлекаемы от целого и утверждаемы в своей исключительности, теряют свой истинный характер и повергают мир человеческий в то состояние умственного разлада, в котором он доселе находится». Этим «отвлеченным началам» Соловьев противополагал идею «положительного всеединства» в жизни, знании и творчестве.

После получения докторской степени Соловьев читал лекции в Петербургском Университете и на Бестужевских курсах в качестве приват-доцента.

Перелом в жизни: речь о смертной казни

Владимир Соловьев в 80-е годы XIX века.

После убийства Александра II (1 марта 1881 года) Соловьев произнес речь на Высших женских курсах (13 марта), которую закончил решительным осуждением русского революционного движения. «Если человеку, – закончил он речь, – не суждено возвратиться в зверское состояние, то революция, основанная на насилии, лишена будущности».

26 и 28 марта Соловьев прочитал две лекции в зале Кредитного общества. Вторая – на тему: «Критика современного просвещения и кризис мирового процесса» – сыграла решающую роль в его судьбе. В ней Соловьев высказал мысль, что император должен проникнуться христианским началом жалости к безумным злодеям и простить их.

После прочтения лекции петербургский градоначальник хотел сурово его наказать. Министр внутренних дел — М. Т. Лорис-Меликов написал Александру III докладную записку, в которой указывал на нецелесообразность наказания Владимира Соловьева ввиду его всем известной глубокой религиозности и ввиду того, что он сын крупнейшего русского историка, бывшего ректора Московского университета. Александр III счел Владимира Соловьева «чистейшим психопатом», удивляясь, откуда у «милейшего» его отца, С. М. Соловьева, такой сын, которого К. П. Победоносцев именовал «безумным». И дело осталось без серьезных последствий.

В 1880-1881 годах Владимир Соловьев читает ряд публичных лекций, привлекающих огромное количество слушателей.

В ноябре 1881 года он оставил службу в Министерстве народного просвещения.

Соловьев прочел еще несколько лекций в Университете и на Женских курсах в январе 1882 года, и на этом его педагогическая работа кончилась. Он на подозрении у властей, и над ним висит негласный полицейский надзор.

После прекращения профессорской деятельности он интересуется, как пишет в автобиографии, вопросом «о соединении Церквей и о примирении Христианства с иудейством».

В 1885 году Соловьев переписывается с католическим епископом Штросмайером, который «благословляет» его на служение делу «соединения Церквей». «От этого соединения,-пишет Соловьев, — зависят судьбы России, славянства и всего мира». Он считает, что хранительницей Вселенской идеи является именно католическая церковь.

В 1886 году К.П. Победоносцев официально заявил, что всякая деятельность Соловьева вредна для России и Православия.

С сентября 1891 Соловьев — редактор философского отдела в Энциклопедическом Словаре Ф.А.Брокгауза и И.А.Ефрона.

С 1894 года он поселяется в Финляндии. Здесь он начинает писать свою большую работу по этике — «Оправдание добра». Князь Е. Трубецкой охарактеризовал этику Соловьева как этику половой любви.

18 февраля 1896 года он присоединился к католичеству .

В 1900 году в зале петербургской Городской думы читал «Повесть об Антихристе». По свидетельству А. Ф. Кони, в последнем своем выступлении он был уже не прежним вдохновенным лектором-проповедником; читал без подъема, нервным, глухим голосом, и его слова не доходили до слушателей.

8 января 1900 года Владимир Соловьев был избран почетным академиком Академии наук по разряду изящной словесности Отделения русского языка и словесности.

Здоровье его стало заметно ухудшаться, он стал чувствовать неимоверную физическую слабость. Будучи в Москве летом 1900 года он принужден был в июле приехать в подмосковное имение Узкое, принадлежавшее тогда князю Петру Николаевичу Трубецкому, в котором жили также друзья Владимира Соловьева, известные московские профессора Сергей Николаевич и Евгений Николаевич Трубецкие.

Кончина Владимира Соловьева произошла в этом имении Трубецких 31 июля 1900 года вследствие артериосклероза, болезни почек и общего истощения организма. Перед смертью он исповедовался с «истинным христианским смирением» и причащался Святых Таин у православного священника. Похоронен на Новодевичьем кладбище, вблизи могилы его отца.

Соловьев оказал большое влияние на таких философов, как Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, И. А. Ильин, П. А. Флоренский и др.

Воспоминания современников, характеристики

К.В. Мочульский:

«Соловьев был необычайно сложной и богатой натурой; он шел по разным путям со свободой, часто граничившей с своеволием, постоянно менялся, то медленно, то резко и неожиданно. Казалось, что его подлинное лицо никогда и ни для кого не открыто. <…> …Дисгармония идет из глубины, она была в самой натуре Соловьева, во всем его творчестве, терзала его всю жизнь. Он не умел найти настоящего языка для своего мистического опыта, так как до конца жизни не доверял ему.»

Л.М. Лопатин:

«Я никогда не видал другого человека, с такой беззаветностью, можно сказать, с такой благородной наивностью убежденного в непременном и очень близком торжестве абсолютной правды на земле».

С. М. Соловьев, племянник философа:

«Наружность Владимира Сергеевича резко менялась в разные периоды его жизни. Если мы возьмем его молодые портреты, то преобладающей чертой этого прекрасного лица, несколько малорусского, с черными сдвинутыми бровями, покажется нам – строгая чистота, энергия, готовность к борьбе».

Друг философа, А. Г. Петровский, в 1901 году писал о нем:

«Когда я впервые познакомился с ним, 32 года тому назад, он сам едва только вышел из детских лет, но уже и тогда (т. е. в год вступления в университет) он поразил меня, как человек необыкновенный: печать избранника судьбы, высокоодаренного, носившего в себе божественный огонь, была ясно видна на его лице, и я до сих пор живо помню это первое впечатление».

Архиепископ Николай (Зиоров) в своих «Воспоминаниях» пишет:

«На вид Соловьев был весьма сухощавый, высокий, с длинными волосами, падавшими ему на плечи; сутуловатый, угрюмый, задумчивый, молчаливый. Помню, как он в первый раз пришел к нам в аудиторию на лекцию профессора Потапова по истории философии. В шубе, в теплых высоких сапогах, в бобровой шапке, с шарфом на шее, он, никому не кланяясь, прошел к окну и стал у окна. Побарабанил пальцами по стеклу, повернулся и ушел обратно».

М. Д. Муретов:

«Небольшая голова, сколько помнится – круглая. Черные длинные волосы наподобие конского хвоста или лошадиной гривы. Лицо тоже небольшое, округлое, женственно-юношеское, бледное, с синеватым отливом, и большие очень темные глаза с ярко очерченными черными бровями, но без жизни и выражения, какие-то стоячие, не моргающие, устремленные куда-то вдаль. Сухая, тонкая, длинная и бледная шея. Такая же тонкая и длинная спина. Длинные тонкие руки с бледно-мертвенными, вялыми и тоже длинными пальцами, большею частью засунутыми в карманы пальто или поправляющими волосы на голове. Наконец, длинные ноги в узких и потертых черных суконных брюках… Нечто длинное, тонкое, темное, в себе замкнутое и, пожалуй, загадочное…»

Основные труды

• «Чтения о Богочеловечестве» (1877-1878),
• «Критика отвлеченных начал» (1880),
• «История и будущность теократии» (т.1, 1887),
• «Жизненная драма Платона» (1888),
• «Россия и вселенская церковь» (1889),
• «Смысл любви» (1892-1894),
• «Оправдание добра» (1897-1899),
• «Три разговора» (1900).

Литература

• Андреев И.М. Русские писатели XIX века.М.,2009
• Булгаков С. Природа в философии Вл. Соловьева. В кн.: Сборник первый: О Вл. Соловьеве. М., 1911.
• Зеньковский В.В. В. Соловьев. В кн.: Русские мыслители и Европа. Париж, 1955.
• Зернов Н.М. Три русских пророка: Хомяков, Достоевский, Соловьев.-СПб.,2010
• Игумен Вениамин (Новик).Владимир Соловьёв: социальное измерение духовности
• Лосев А.Ф. Творческий путь Владимира Соловьева
• Лосев. А.Ф. Владимир Соловьев и его время— 2-е изд., исправл. — М.: Молодая гвардия, 2009.
• Мочульский К.В. Владимир Соловьев. Жизнь и учение
• Польшин С.А.Основные категории философии Вл. Соловьева
см. также
• Труды о Вл. Соловьеве

Использованные материалы

• Андреев И.М. Русские писатели XIX века.М.,2009
• Лосев А.Ф. Творческий путь Владимира Соловьева
• Мочульский К.В. Владимир Соловьев. Жизнь и учение
• свящ.Около-Кулак Антоний. Владимир Соловьев и католичество

Мочульский К.В. Владимир Соловьев. Жизнь и учение

Андреев И.М. Русские писатели XIX века.М.,2009, с.483

Н.И. Кареев (1850-1931) — русский историк и философ

В.Л. Величко (1860-1904) — русский поэт, публицист и общественный деятель крайне националистического направления, один из ранних представителей черносотенства.

Л. М. Лопатин. Философское мировоззрение В. С. Соловьева

Андреев И.М. Русские писатели XIX века.М.,2009, с.487

Рассказ «На заре туманной юности» —

Андреев И.М. Русские писатели XIX века.М.,2009, с.489-491

Свящ. свящ.Около-Кулак Антоний. Владимир Соловьев и католичество —