Первая русская террористка, или что толкнуло благородную девицу Веру Засулич на кровавый путь, и почему её оправдали присяжные

pimg.mycdn.me
Суд над Засулич вошёл в историю из-за невиданного в те времена прецедента: покушение на убийство полномочного представителя власти было оправдано, преступница выпущена на свободу. И это при том, что к каторге приговаривались даже за мирную демонстрацию недовольства режимом! Явно девушка родилась под счастливой звездой, которая, впрочем, не принесла ей в дальнейшем ни личного счастья, ни удовлетворения событиями, происходящими в стране перед кончиной Веры Ивановны.

Где родилась и в каких условиях формировался бунтарский характер Веры Засулич

Вера Ивановна Засулич – участница народнического движения, социал-демократ, меньшевичка./Фото: retina.news.mail.ru
Будущая народоволка появилась на свет в 1849 году в семье обедневшего польского дворянина Ивана Засулича, имевшего небольшое поместье в деревне Михайловка Смоленской губернии. Через три года отставной офицер умер, и мать Веры, оказавшись в бедственном положении с тремя малолетними детьми на руках, отдала девочку на воспитание более обеспеченным родственникам. Как позже вспоминала сама Вера Ивановна, уже с юности она мечтала о свершении подвигов, борьбе и героических делах. Она зачитывалась стихами Лермонтова и Некрасова, а поэма «Исповедь Наливайки» К. Ф. Рылеева стала её любимым произведением.
В 15-летнем возрасте домашнее обучение девушки закончилась, и с благоволения родни она уехала в Москву продолжать учёбу в частном пансионе. Закончив его в 1867 году с дипломом учителя, Вера за неимением подходящей работы устроилась писцом к серпуховскому мировому судье. Спустя год, оставив прежнее занятие, она перебралась в Петербург и стала работать в мастерской, занимающейся брошюровочно-переплётной деятельностью.
В столице, наполненной прогрессивной молодёжью, девушка быстро нашла близких по духу людей, под чьим влиянием начала посещать революционные кружки, а затем хранить и распространять запрещённую литературу. В 1869 году Вера была арестована, и до 1871 года находилась сначала в заключении в Петербурге, а потом в ссылках в Новгородской и Костромской губерниях, Твери.

Выстрел века, или по какому поводу Засулич решила казнить петербургского градоначальника Фёдора Трепова

Архип Петрович Емельянов (псевдоним Алексей Степанович Боголюбов), около 1880 г./Фото: cdn.turkaramamotoru.com
Поводом к покушению на градоначальника послужил случай, произошедший в петербургском доме предварительного заключения 13 июля 1877 года. В этот день арестант А. С. Боголюбов, задержанный за участие в молодёжной демонстрации в 1876 году, по приказу генерал-лейтенанта Трепова был порот розгами за то, что не снял перед ним шапку при вторичной встрече в тюремном дворе. Дело замять не удалось, так как: во-первых, запрет на телесные наказания узаконили ещё в апреле 1863 года; во-вторых, после позорной экзекуции, проходившей на глазах заключённых и длившейся до потери сознания наказуемого, студент от нестерпимой боли повредился рассудком.

Покушение Веры Засулич на генерал-лейтенанта Трепова. /Фото: media.ru
Инцидент получил широкую огласку в прессе и вызвал громкий общественный резонанс. Однако, несмотря ни на что, Трепову удалось избежать официального наказания, и тогда Вера решила восстановить справедливость. 5 февраля 1878 г., зайдя к градоначальнику в кабинет, она при посетителях в упор выстрелила в него из револьвера. Генералу повезло – несмотря на тяжёлые ранения, он остался жив. Веру же сразу арестовали, и после непродолжительного расследования она предстала перед судом присяжных.

Почему адвокаты боролись за право защищать Засулич, и почему присяжные оправдали террористку

Генерал-лейтенант Фёдор Фёдорович Трепов. /Фото: rusorel.info
Процесс над Засулич освещался не только отечественными газетами, но и популярными изданиями многих европейских стран. Стать её адвокатом на суде означало получить славу и узнаваемость при любом исходе дела. По этой причине недостатка в защитниках Вера не испытывала, но отказывалась от их услуг, так как желала самостоятельно отстаивать свои интересы.
Мнение девушки поменялось после ознакомления с обвинительным актом, когда она поняла, что без помощи профессионального юриста рискует попасть на каторгу минимум на 15 лет. Выбор Засулич пал на Петра Акимовича Александрова – бывшего прокурора судебной палаты, а ныне присяжного поверенного, отличавшегося блестящим ораторским искусством и тщательным изучением материалов дела.
Власти, обеспокоенные живой реакцией общественности, постарались исключить из дела политический контекст, дабы не будоражить ещё сильней и так взволнованную публику. Поэтому обвинительная сторона упоминала лишь факты преступления, полностью умолчав о личных мотивах, которые сподвигли выстрелить Засулич в Трепова. Искренняя исповедь девушки, поведавшей истинные обстоятельства совершенного ей поступка, пламенная аргументированная речь адвоката, а также проникновенное напутствие председателя суда А.Ф. Кони рассматривать дело не формально, а с точки зрения совести – всё это произвело впечатление на присяжных, которые в итоге 31 марта 1878 года единогласно вынесли оправдательный вердикт.

Как сложилась в дальнейшем судьба первой русской революционерки-террористки

Политические дела и во времена Засулич не судили судом присяжных. Власти намеренно решили сделать вид, что ничего политического здесь нет./Фото: s.mediasole.ru
Несмотря на благополучный исход, дело на этом не завершилось: уже на другой день приговор был опротестован, и полиция получила приказ задержать освобождённую террористку. Правда, второй раз взять под стражу Засулич не удалось – друзья вовремя укрыли Веру на конспиративной квартире, а немного погодя помогли ей выехать за границу.
Последующие годы Вера Ивановна провела более спокойно, хотя интерес к совершенствованию социального общества не покидал её всю жизнь. Так в эмиграции она познакомилась с учением Карла Маркса и Фридриха Энгельса и, проникнувшись коммунистическими идеалами, признала бесперспективность политической борьбы террористическими методами.
До 1899 года Засулич удалось лишь раз нелегально побывать в России. Весь этот период она провела сначала в Швейцарии, чуть позже во Франции и Англии. Вера Ивановна переписывалась с К. Марксом, посещала в Лондоне Энгельса, хорошо знала Г. В. Плеханова. Из-под её пера вышло несколько известных в своё время литературных работ, среди которых «Элементы идеализма в социализме», «Вольтер», «Руссо», «Очерк истории международного общества рабочих».
Возвратившись в Россию, Засулич продолжала писать актуальные политические статьи и поддерживать активистов, ратовавших за отмену царизма и установления в стране либерального строя. После Февральской революции она поддержала Временное правительство и, вступив в марте 1917 года в партию меньшевиков, призывала продолжить войну «до победного конца».
Умерла Вера Засулич в 1919 году от воспаления лёгких, так и не приняв Октябрьскую социалистическую революцию, которую она называла контрпереворотом, поставившем точку на демократическом развитии страны и являющимся, по её размышлению, зеркальным отражением свергнутого режима.
А самым успешным русским террористом было уготовано стать другому персонажу.

Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:

Вера Засулич и 12 упрямых мужчин

«Родина» решила напомнить о хрестоматийном — процессе по «делу Веры Засулич».

Выстрел

24 января 1878 года молодая женщина, пришедшая на прием к петербургскому градоначальнику Федору Трепову, выстрелила в него из револьвера «бульдог». Пуля попала чиновнику в левый бок, ранение окажется не смертельным…

На допросе выяснилось, что женщину, назвавшуюся при записи на прием Козловой, зовут Верой Засулич. 28-летняя дочь провинциальных дворян рано лишилась отца, получила в Москве диплом учительницы, с юности участвовала в народнических кружках. В кабинете Трепова она оказалась после нашумевшей истории: столичный градоначальник посетил Дом предварительного заключения на Шпалерной, где студент-революционер Боголюбов якобы отказался снять перед ним шапку. Трепов приказал высечь ослушника розгами.

Народовольцы тут же бросили жребий на спичках, кто из них убьет злодея-градоначальника.

Стрелять выпало Вере.

Одни уверяли, что она любовница избитого Боголюбова, другие считали ее опытной киллершей, нанятой «Народной волей»… На самом деле Засулич, некрасивая и робкая, была равнодушна к мужчинам — ее сердце принадлежало освобождению угнетенного народа. Революционер, а позже монархист Лев Тихомиров вспоминал: «Она была по внешности чистокровная нигилистка, грязная, нечесаная, ходила вечно оборванкой, в истерзанных башмаках, а то и вовсе босиком. Но душа у нее была золотая, чистая и светлая, на редкость искренняя».

Адвокат

Невиданная дерзость покушения напугала сановников, решивших как можно скорее провести показательный процесс над террористкой. Причем не политический, а уголовный — в надежде на максимальный (15, а то и 20 лет каторги) срок: присяжные не жаловали убийц, в том числе и несостоявшихся. И это было первой ошибкой власти: хрупкая девушка еще до начала процесса вызвала в обществе больше сочувствия, нежели раненый ею градоначальник. Второй ошибкой стал выбор судьи — 34-летнего Анатолия Кони, одного из отцов судебной реформы и убежденного либерала. Министр юстиции Пален открыто заявил ему, что Засулич должна быть осуждена: «Обвинитель, защитник, присяжные — вздор, все зависит от вас».

Не на того напал…

Кони твердо решил провести суд по новым, прогрессивным законам.

Чувствуя общее настроение, двое юристов поочередно отказались от роли обвинителя. В результате она досталась товарищу столичного прокурора Кесселю по прозвищу Кисель, человеку бесцветному и начисто лишенному ораторских талантов. Зато адвокат был ярок донельзя — 42-летний Петр Александров уже успел прославиться участием в самых громких делах. И еще до первого заседания он одержал принципиальную победу над защитой в выборе присяжных. И адвокат, и обвинитель могли отвести по шесть человек из предложенных 29, но Кессель почему-то уступил свою квоту защитнику. И Александров отвел сразу 11 человек — прежде всего купцов и крупных чиновников, традиционных сторонников власти.

Из оставшихся по жребию были выбраны 12 присяжных, представлявших интеллигенцию и среднее чиновничество — «средний класс», настроенный оппозиционно. Это была третья (и главная) ошибка власти.

Присяжные

Назовем имена двенадцати главных героев процесса Засулич:

надворный советник А. И. Лохов,

надворный советник А. И. Сергеев,

надворный советник К. С. Алексеев,

купец второй гильдии В. А. Якимов,

свободный художник С. Ф. Верховцев,

помощник смотрителя Александро-Невского духовного училища М. Г. Мысловский,

надворный советник П. С. Купинский,

титулярный советник Н. В. Дадонов,

коллежский секретарь Д. П. Петров,

студент А. И. Хализеев,

коллежский регистратор А. А. Джамусов,

дворянин Р. Е. Шульц-Торма.

Об этих людях известно немного. 48-летний Анатолий Ильич Лохов был столоначальником в Министерстве финансов и единственный из присяжных владел собственным домом в центре столицы — неудивительно, что именно его выбрали старостой. 35-летний Сергей Федорович Верховцев управлял отцовской ювелирной мастерской, делавшей церковную утварь. К. Алексеев и А. Джамусов дослужились до статских советников и канули в безвестность после революции. Роман Егорович фон Шульц-Торма принадлежал к прибалтийскому дворянству, умер в независимой Эстонии…

Обеспечив удобный состав присяжных, Александров занялся главной «актрисой» будущего спектакля. Перед открытием суда он пришел к Засулич в тюрьму с картонкой в руках и сказал: «Извините, Вера Ивановна, это я вам мантильку принес». Увидев ее недоуменный взгляд, пояснил: поношенный плащ прибавит симпатий публики. И продолжил: «Наш народ полон предрассудков. Например, принято считать, что кто ногти грызет, тот злой человек, а у вас есть эта привычка. Пожалуйста, воздержитесь на суде, не грызите ногтей». Вера считала эти предосторожности лишними: она была уверена, что ее повесят после «комедии суда». Поэтому плащ на суд не надела. Увидев это, Александров с укором спросил: «Вера Ивановна, а где же мантилья?» «Мне стало так жалко его, — вспоминала она, — что, желая его утешить, я воскликнула: «Зато ногтей грызть не буду!»

Но куда больше защита уповала на некачественно проведенное — спешка! — следствие. Не были допрошены ни родные Засулич (а ведь две ее сестры тоже были революционерками), ни знакомые — даже Маша, с которой они разыграли на спичках Трепова. За рамками следствия остался и вопрос о «бульдоге»: кто купил Вере дорогой (21 рубль) револьвер. В отличие от «дамского» браунинга, это серьезное оружие, оно показывает твердое намерение подсудимой убить градоначальника. Обвинение собиралось упирать на это…

Защите предстояло сделать почти невозможное: доказать, что такого намерения не было. А если и было, то жертва виновна в нем не меньше, а то и больше, чем террористка. И все это на глазах у избранного общества.

На небывалый процесс публика буквально ломилась. Было роздано три сотни приглашений. Важностью момента прониклись и присяжные, спросившие Кони накануне первого заседания: не следует ли надеть фраки и белые галстуки? Кони попросил этого не делать.

Опытнейший судья был уверен: Засулич осудят, разве что срок будет небольшим.

Судебное заседание

Заседание открылось 31 марта 1878 года в 11 часов в Петербургском окружном суде на Литейном (здание сожгли в дни Февральской революции). Зал тесно заполнили сенаторы, включая престарелого канцлера Горчакова, губернаторы, судейские чины, светские дамы, писатели. Среди них был Достоевский, сказавший соседу: «Надо бы сказать: иди, ты свободна, но не делай этого в другой раз… А теперь ее, чего доброго, возведут в героини». На Литейном и Шпалерной толпилась молодежь, напряженно ждавшая решения суда…

Судьи заняли места, ввели подсудимую. На вопрос, признает ли она себя виновной, Засулич ответила: «Признаю, что стреляла в генерала Трепова, причем могла ли последовать от этого рана или смерть — для меня было безразлично». Допросили свидетелей, в том числе и о деле Боголюбова, что стало еще одной победой защиты. Подсудимая рассказала свою биографию, подчеркивая «жалостливые» факты — несомненно, по указке адвоката. Далее выступил обвинитель, ожидаемо сказавший о недопустимости самосуда, но так скучно и казенно, что на его выступление никто не обратил внимания.

А затем слово взял адвокат Петр Александров. И перевернул плавное течение процесса.

Он ожидаемо сделал упор не на защите Засулич — как ни крути, она совершила преступление, — а на обличении Трепова. В красках описал истязания Боголюбова, плавно перейдя к подзащитной: она испытала те же унижения и не могла не заступиться за незнакомого студента. Ссылкой на то, что она «натура экзальтированная, нервная, болезненная», адвокат закрыл тему тщательной подготовки убийства, выбора оружия, участия в заговоре сообщников. От всего этого остался один пассаж: «Вдохновенная мысль поэта может не задумываться над выбором слов и рифм для ее воплощения».

И это был приговор халтурно проведенному следствию. О чем не грех помнить и сегодня: суд присяжных — не панацея от неправосудных приговоров…

А еще Александров как бы между делом указал, что Засулич выстрелила градоначальнику не в голову или сердце, а в бок, а потом бросила револьвер — это говорило об отсутствии твердого намерения убить. И завершил речь эффектным финалом: «В первый раз является здесь женщина, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести, — женщина, которая со своим преступлением связала борьбу за идею… Немного страданий может прибавить ваш приговор для этой надломленной, разбитой жизни. Да, она может выйти отсюда осужденной, но она не выйдет опозоренною».

Все ждали выступления Кони — и он, к удивлению многих, подыграл защите!

В своей речи, обращенной к присяжным, он обратил внимание на «внутреннюю сторону деяния Засулич», на то, что «ее желание отомстить еще не указывает на желание убить». И призвал «судить по убеждению вашему, ничем не стесненному, кроме голоса вашей совести». Фактически Кони просил присяжных о снисхождении, что для судьи довольно необычно: «Если вы признаете подсудимую виновною, то вы можете признать ее заслуживающею снисхождения по обстоятельствам дела».

Но даже после этого и сам судья, и большинство присутствующих были убеждены, что Засулич ждет суровый приговор.

Приговор

Присяжные удалились в совещательную комнату, чтобы вынести вердикт по трем вопросам:

1] виновна ли Засулич в покушении на Трепова?

2] хотела ли она при этом лишить его жизни?

3] сделала ли она для этого все, что от нее зависело?

Обстановка тем временем накалялась: в толпе, заполнившей улицу, слышались угрозы, в ход могло пойти оружие. Позже в прессе появилось анонимное письмо якобы одного из присяжных: «Мы при всем негодовании к ее злодеянию вынуждены были оправдать ее… Если бы мы обвинили Засулич, то весьма вероятно, что некоторые из нас были бы перебиты у самого порога суда». Это была очевидная фальшивка: итоги голосования присяжных держались в строгой тайне, никто из радикалов им не угрожал. Скорее речь могла идти о давлении со стороны власти, имевшей немало способов воздействия на чиновников. Но присяжные проявили удивительное упрямство.

Посовещавшись десять минут, они вышли в зал и решительно ответили «невиновна» на все три вопроса.

Едва прозвучал вердикт, в зале началось столпотворение. Все кричали, аплодировали, плакали, обнимались. Генералы и графы, вскочив со своих мест, били в ладоши и восклицали: «Браво!». Александрова окружила толпа, дамы целовали ему руки, называя новым Цицероном. Старый Деспот-Зенович, товарищ министра внутренних дел, доверительно шепнул Кони: «Сегодня счастливейший день моей жизни!»…

По правилам Засулич нужно было освободить тут же в зале, но председатель велел тайно вывести ее через черный ход, чтобы избежать столкновений. Однако жандармы то ли в пику ему, то ли по нерасторопности вытолкнули террористку в самую гущу толпы и усадили в экипаж, чтобы отвезти домой. Ликующие студенты окружили карету, полиция стала их расталкивать. В суматохе студент Сидорацкий выпалил в жандарма из револьвера, промахнулся, ранил курсистку и тут же застрелился сам…

А оправданная террористка скрылась у знакомых, уверенная, что дома ее ждет засада. Действительно, на другой день приговор был опротестован. Но Вера с помощью товарищей уже выехала в Швецию.

Реакция

Власти требовалось отомстить хоть кому-то за понесенное унижение. Князь Мещерский, редактор монархического «Гражданина», писал: «Оправдание Засулич происходило как будто в каком-то ужасном кошмарном сне, никто не мог понять, как могло состояться в зале суда самодержавной империи такое страшное глумление над государственными высшими слугами и столь наглое торжество крамолы». Первым поплатился Кони, которого вынудили подать в отставку с должности председателя окружного суда, а позже оставить судебную деятельность. Следом лишились должностей министр Пален и градоначальник Трепов. Адвоката Александрова ретивые жандармы предлагали уволить и даже посадить в тюрьму, но адвокатура после судебной реформы была независима, и Петр Акимович продолжал защищать противников власти до своей ранней смерти в 1893 году.

А вот присяжным не сделали ничего плохого — чиновники исправно продвигались по службе, у купца не отняли лавку, у ювелира мастерскую. Правда, через месяц после суда из ведения суда присяжных изъяли дела о покушениях на представителей власти. При том что таких дел становилось все больше: оправдание Засулич впервые показало всему миру, что террористический акт может быть оправдан и даже объявлен геройством. В августе 1878 года народник Кравчинский (Степняк) среди бела дня заколол в центре Петербурга шефа жандармов Мезенцева. В следующем году — и тоже на виду у всех — народоволец Александр Соловьев выпалил целую обойму в Александра II, долго гоняясь за ним по Дворцовой площади.

Охота «Народной воли» на императора завершилась разгромом революционного движения. Однако «праздник непослушания», последовавший за выстрелом Засулич, остался в истории напоминанием о роковой слабости власти — «колосса на глиняных ногах».

P.S. Вера Ивановна Засулич быстро разочаровалась в терроре и перешла на позиции марксизма. Однако не приняла и революцию, устроенную большевиками. Отказавшись от льгот новой власти, 69-летняя революционерка умерла в 1919 году в голодном Петрограде. Ее похоронили на Волковом кладбище, через восемь лет рядом похоронят А. Ф. Кони — история любит грустные шутки. ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ ПОТЕРПЕВШЕГО

Слава и забвение Федора Трепова

Столичному градоначальнику Трепову установили беспримерно высокое жалованье — 18 033 рубля 70 копеек в год. В это время даже военный министр генерал-адъютант Дмитрий Алексеевич Милютин получал меньше — 15 000 тысяч рублей.

Именно Трепов провел реформу столичной полиции и заметно обновил ее офицерский корпус за счет привлечения на службу энергичных войсковых офицеров, большинство которых он знал лично по предыдущей службе. На содержание полиции стали выделять 910 439 рублей в год, из которых лишь 150 тысяч ассигновывало Государственное казначейство, а остальные деньги давал город. Именно при генерале Трепове 7 ноября 1869 года в Петербурге произведена однодневная перепись населения и столичных домов. Проложена линия водопроводов из центра города на Васильевский остров, Петербургскую и Выборгскую стороны. Открыты Александровский сад возле Адмиралтейства, бульвар на Малой Конюшенной, гостиница «Европейская». Установлены памятники А. С. Пушкину в сквере на Пушкинской улице и Екатерине II в сквере на Невском проспекте.

После того, как в пятницу 31 марта 1878 года суд присяжных оправдал террористку Веру Засулич, оскорбленный градоначальник подал в отставку. Она была принята государем Александром II. Федор Федорович Трепов навсегда покинул Петербург, для которого он сделал так много, и поселился в Киеве. «Трепов… был ранен пулею в левую сторону груди, и пуля по временам опускалась все вниз, по направлению к мочевому пузырю, через что Трепов, в особенности в последние годы, чувствовал сильнейшие боли»1.

Был известен таинственно возникшим значительным состоянием, доходившим до 3 миллионов рублей. Девятерых своих детей еще при жизни обеспечил ежегодным доходом от 13 до 15 тысяч рублей. Это состояние породило фантастические сплетни о высоком происхождении Трепова. По недоступным для проверки слухам, ходившим в XIX веке, он был внебрачным сыном великого князя Николая Павловича, будущего Николая I, от одной из фрейлин. По другой версии — внебрачным сыном германского императора Вильгельма I.

1. Новицкий В. Д. Из воспоминаний жандарма // За кулисами политики. 1848-1814. М.: Фонд Сергея Дубова, 2001. С. 362;

ИЗ ИСТОРИИ ВОПРОСА

Женщин не брали в присяжные

Суд присяжных был учрежден в России 20 ноября 1864 года в рамках судебной реформы. Первый процесс с участием присяжных состоялся в Московском Кремле в августе 1866 года, однако во всей империи новые суды заработали только к началу ХХ века. Присяжных, как в Англии, было 12; их выбирали по жребию из мужчин всех сословий, имевших российское подданство и возраст от 25 до 70 лет. Было и еще два важных условия: не меньше двух лет жить в уезде, где проводился суд, и владеть имуществом на определенную — весьма скромную — сумму.

Если в столицах больше половины присяжных составляли дворяне и чиновники, то в провинции большинство составляли крестьяне, часто неграмотные. Власти надеялись, что представители «темного» народа будут твердо защищать в суде старые порядки. Но уже в 1867 году в Петербурге присяжные оправдали мелкого чиновника Протопопова, давшего «в помрачении ума» пощечину самодуру-начальнику.

ЭКСПЕРТИЗА

«Общий вывод, безусловно, на пользу присяжных…»

Об итогах за 30 лет

Введение суда присяжных в стране, только что освобожденной от крепостного права, было весьма смелым шагом. Крепостные отношения во всяком случае по существу своему не могли быть школою для чувства законности ни для крестьян, ни для собственников. А между тем и те, и другие, особливо первые, вчерашние бесправные люди, призывались в большом количестве, чтобы творить суд по внутреннему убеждению совести… Но составители Судебных уставов с доверием отнеслись к духовным силам и к здравому смыслу своего народа. Они решились к только что данным людям сельского сословия гражданским правам присоединить и высокую обязанность быть судьею. Это доверие нашло себе отклик в великодушном сердце законодателя, и смелый шаг был сделан.

С тех пор прошло тридцать лет, и суд присяжных столь глубоко вошел в русскую жизнь, что, несмотря на единичные и временные случаи, вызывавшие против него нарекания, едва ли может серьезно и беспристрастно быть возбуждаем вопрос о его отмене.

О количестве присяжных

И западноевропейская, и наша жизнь не раз выдвигали вопрос о числе присяжных, нужном для решения уголовного дела. Являлось предположение сократить их до девяти и даже до семи, но старое, привычное и традиционное число двенадцать осталось до сих пор непоколебимым. Быть может, и в нашем совещании возникнет такой вопрос… С числом присяжных связано и исчисление их голосов для признания решения состоявшимся в том или другом смысле. Для признания виновности в Англии требуется единогласие, в Германии — 2/3 голосов, у нас абсолютное большинство, против которого в пользу 2/3 раздавались иногда замечания в печати.

Об оправдательном уклоне

Обвинение присяжных в малой репрессии неосновательно. Оно не только не подтверждается цифровыми данными, но в действительности оказывается, что суд присяжных, при сравнении с судом коренным, более репрессивен и устойчив. Оценивая взаимную силу репрессии в суде присяжном и бесприсяжном, надо иметь в виду, что присяжные судят наиболее тяжкие преступления, где зачастую не только для доказательства виновности, но даже для установления состава преступления нужны особые и не всегда успешные усилия со стороны следственной власти, и вовсе не рассматривают дел о формальных преступлениях, где и событие, и виновность никакого вопроса возбуждать не могут.

Оправдательные приговоры присяжных, в которых всегда почти можно отыскать житейскую правду, расходящуюся с правдою формальною, стремящуюся втиснуть жизнь в узкие и устарелые рамки вменения по Уложению о наказаниях, объясняются нередко неумением лиц, ведущих дело и его разрабатывающих на суде, и присутствием в составе присяжных ненадежного элемента, в лице мелких чиновников или значительного числа мелочных торгашей. Устранение этих элементов там, где оно так или иначе произошло, всегда влекло за собою уменьшение поспешных оправданий. По удостоверению бывшего прокурора Виленской судебной палаты, деятельность присяжных в северо-западном крае ныне вполне удовлетворительна, и он не мог бы указать ни одного явно неправильного оправдания приговором присяжных.

О служении совести

В общем, однако, общий вывод безусловно на пользу присяжных. Суд жизненный, имеющий облагораживающее влияние на народную нравственность, служащий проводником народного правосознания, должен не отойти в область преданий, а укрепиться в нашей жизни. Русский присяжный заседатель, особливо из крестьян, относящийся к своему делу, как к делу служения совести, кладущий, по замечанию В.А. Аристова, призывную повестку, сулящую ему тяжелый труд и материальные лишения, за образа, честно и стойко вынес и выносит тот опыт, которому подверг его законодатель.

Речи А.Ф. Кони были опубликованы в «Журнале министерства юстиции», 1895, т. N 4, февраль.

Почему присяжные оправдали террористку Веру Засулич

Игорь Дмитриев

Министр юстиции Российской империи граф Константин Пален обвинил председательствующего в суде по делу Засулич Анатолия Кони в нарушении законодательства и настойчиво убеждал его уйти в отставку. Прославленный юрист не пошел на уступки, за что был переведен в гражданский департамент судебной палаты. Но и граф Пален не избежал неудовольствия императора и был уволен со своего поста «за небрежное ведение дела Засулич».

Превращение бунтарки в террористку

Вера Засулич родилась в 1849 году в Смоленской губернии в обедневшей дворянской семье. В 1864 году она была принята в Родионовский институт благородных девиц в Казани. Спустя три года с отличием выдержала экзамен на звание домашней учительницы и переехала в Петербург. С работой по специальности не сложилось, и она отправилась в подмосковный Серпухов, где устроилась письмоводителем у мирового судьи. Проработав год в этой должности, Вера вернулась в столицу. Здесь она получила место переплетчицы, а в свободное время занималась самообразованием. В Петербурге Вера впервые познакомилась с революционными идеями, начав посещать кружки радикального политического толка.

В 1968 году судьба свела Засулич с Сергеем Нечаевым, который пусть не сразу, но вовлек молодую революционерку в деятельность своей организации «Народная расправа». 30 апреля 1869 года Вера Засулич попала в руки правосудия. Поводом для ее ареста стало письмо из-за границы, полученное для передачи другому лицу. Так Засулич стала одним из фигурантов знаменитого «Нечаевского дела», всколыхнувшего тогда все российское общество.

Почти год Засулич провела в «Литовском замке» и Петропавловской крепости. В марте 1871 года ее сослали в Крестцы Новгородской губернии, а затем в Тверь, где она вновь была арестована за распространение нелегальной литературы. На этот раз ее выслали в небольшой город Солигалич Костромской губернии, а в 1875 году Засулич оказалась в Харькове.

Несмотря на постоянный надзор со стороны полиции, Засулич вошла в революционный кружок приверженцев идей М. Бакунина «Южные бунтари». Объединив усилия «бунтарей-бакунистов», она попыталась поднять крестьянское восстание в деревне Цебулевка. Восстание потерпело неудачу, Засулич бежала в Петербург, где было проще спрятаться от преследования полицией.

В столице Вера оказалась на подпольном положении, вошла в общество «Земля и воля» и начала работать в нелегальной «Вольной русской типографии». Далее произошло событие, которое, по мнению историков, запустило кровавую машину политического террора в России и послужило поводом для одного из самых громких процессов царской России 70-х годов XIX века.

Что сподвигнуло Засулич совершить покушение на градоначальника

Летом 1877 года газета «Голос» опубликовала сообщение о наказании розгами народника Боголюбова, который был осужден к каторжным работам за участие в демонстрации молодежи 6 декабря 1876 года на площади Казанского собора в Петербурге. Порка была проведена по приказу градоначальника Петербурга Трепова, при появлении которого Боголюбов отказался снять шапку. Телесные наказания на тот момент были запрещены законом, позорная экзекуция вызвала бунт среди заключенных и получила широкую огласку в прессе.

Трепов понимал, что инцидент с Боголюбовым, вызвавший волну народного гнева, может иметь серьезные последствия, и в тот же день дважды письменно обратился к известному юристу и общественному деятелю Анатолию Федоровичу Кони с просьбой о встрече. Понимая, что градоначальник поступил незаконно, приказав высечь Боголюбова, Кони откровенно высказал ему свое возмущение его действиями в отношении не только Боголюбова, но и всех других заключенных.

Не осталась в стороне и Вера Засулич. Впечатленная издевательством над заключенным, она решилась на отчаянный шаг. 24 января 1878 года Засулич совершила покушение на градоначальника. Она пришла к Трепову на прием, выхватила из-под плаща револьвер и три раза выстрелила ему в грудь. В результате покушения Трепов получил тяжелые ранения, а Засулич опять оказалась в роли арестантки.

Следствие достаточно быстро установило личность террористки. Имя Засулич значилось в картотеке департамента полиции и проходило еще по «Нечаевскому делу». Не составило особого труда разыскать мать подозреваемой, которая опознала в ней свою дочь Веру Ивановну Засулич.

В конце января 1878 года весь столичный бомонд обсуждал покушение на губернатора Трепова. В высшем обществе гуляли самые невероятные слухи. Сплетники утверждали, что Засулич – любовница Боголюбова, а покушение на Трепова было ее местью градоначальнику (в действительности Засулич не была знакома с Боголюбовым).

Любопытное совпадение: в день покушения на Трепова в должность председателя Петербургского окружного суда вступил А.Ф. Кони. Возможно, именно это решило дальнейшую судьбу Веры Засулич.

Следствие и подготовка к процессу

В градоначальника Вера Засулич стреляла в присутствии нескольких полицейских чиновников и сама не отрицала своей вины. Но очень многое зависило от юридической квалификации ее действий. По словам А.Ф. Кони, «всякий намек на политический характер из дела устранялся с настойчивостью, просто странною со стороны министерства, которое еще недавно раздувало политические дела по ничтожнейшим поводам». Из следствия было тщательно вытравлено все имевшее какой-либо политический оттенок. Прокурор Санкт-Петербургской судебной палаты Александр Алексеевич Лопухин утверждал, что министр юстиции уверен в суде присяжных и смело передает ему дело, хотя мог бы изъять его путем особого высочайшего повеления. Следствие по делу Засулич окончили уже к концу февраля 1978 года.

«Мнения, – писал Анатолий Федорович, – горячо дебатируемые, разделялись: одни рукоплескали, другие сочувствовали, но никто не видел в Засулич «мерзавку», и, рассуждая разно о ее преступлении, никто не швырял грязью в преступницу и не обдавал ее злобной пеной всевозможных измышлений об ее отношениях к Боголюбову».

А.Ф. Кони через Лопухина получил от министра юстиции распоряжение назначить дело к рассмотрению на 31 марта с участием присяжных заседателей. Уголовное дело поступило в суд, был определен состав суда, началась подготовка к слушанию.

С первыми трудностями пришлось столкнуться при назначении обвинителя, подбором которого занимался прокурор палаты Лопухин. В.И. Жуковский, бывший костромской губернский прокурор, которого А.Ф. Кони оценил очень высоко, отказался, ссылаясь на то, что преступление Засулич имеет политический оттенок. Талантливый юрист и поэт С.А. Андреевский также ответил отказом на предложение выступить обвинителем. В итоге обвинителем согласился стать товарищ прокурора Петербургского окружного суда К.И. Кессель.

Защитниками Веры Засулич стремились стать сразу несколько адвокатов, но вначале она собиралась защищать себя сама. Однако при получении обвинительного акта подсудимая сделала официальное заявление, что избирает своим представителем присяжного поверенного и бывшего прокурора судебной палаты Петра Акимовича Александрова. Александров говорил своим коллегам: «Передайте мне защиту Веры Засулич, я сделаю все возможное и невозможное для ее оправдания, я почти уверен в успехе».

После открытия судебного заседания Александров решил использовать свое право на отвод присяжных.

Перед слушанием дела министр юстиции граф Константин Пален еще раз побеседовал с А.Ф. Кони. Министр начал понимать, что поступил легкомысленно, передав дело Засулич на рассмотрение суда присяжных. Он пытался убедить А.Ф. Кони, что преступление – дело личной мести и присяжные обвинят Засулич: «Теперь все зависит от вас, от вашего умения и красноречия». «Граф, – отвечал Кони, – умение председателя состоит в беспристрастном соблюдении закона, а красноречивым он быть не должен, ибо существенные признаки резюме – беспристрастие и спокойствие. Мои обязанности так ясно определены в уставах, что теперь уже можно сказать, что я буду делать в заседании. Нет, граф! Я вас прошу не ждать от меня ничего, кроме точного исполнения моих обязанностей…»

Судебное разбирательство

31 марта 1878 года в 11 часов утра открылось заседание Петербургского окружного суда по делу В.И. Засулич под председательством А.Ф. Кони при участии судей В.А. Сербиновича и О.Г. Дена. Деяние Засулич было квалифицировано по статьям 9 и 1454 Уложения о наказаниях, что предусматривало лишение всех прав состояния и ссылку в каторжные работы на срок от 15 до 20 лет. Заседание было открытым, зал до отказа заполнился публикой.

В состав присяжных заседателей вошли девять чиновников, один дворянин, один купец, один свободный художник. Старшиной присяжных выбрали надворного советника А.И. Лохова.

Секретарь суда доложил, что 26 марта от Трепова поступило заявление, что он по состоянию здоровья не может явиться в суд. Было оглашено медицинское свидетельство, подписанное профессором Н.В. Склифосовским и другими врачами.

Началось судебное следствие. Засулич вела себя скромно, говорила с наивной искренностью. На вопрос признает ли она себя виновной, ответила: «Я признаю, что стреляла в генерала Трепова, причем, могла ли последовать от этого рана или смерть, для меня было безразлично».

После допроса свидетелей свое заключение сделали эксперты-медики. Затем начались прения сторон.

Первым выступил К.И. Кессель. Он обвинил подсудимую в заранее обдуманном намерении лишить жизни градоначальника Трепова. В подтверждение своих слов Кессель добавил, что подсудимая искала и нашла именно такой револьвер, из которого можно было убить человека. Вторую часть обвинительной речи Кессель посвятил поступку градоначальника Трепова 13 июля, подчеркнув, что суд не должен ни порицать, ни оправдывать действия градоначальника.

По общему признанию, на фоне бесцветной речи обвинителя речь защитника Александрова явилась крупным событием общественной жизни. Защитник подробно проследил связь между поркой Боголюбова 13 июля и выстрелами в Терепова 24 января. Сведения, полученные Засулич о сечении Боголюбова, говорил он, были подробны, обстоятельны, достоверны. Встал роковой вопрос: кто вступится за поруганную честь беспомощного каторжанина? Кто смоет тот позор, который навсегда будет напоминать о себе несчастному? Засулич терзал и другой вопрос: где же гарантия против повторения подобного случая?

Обращаясь к присяжным заседателям, Александров сказал: «В первый раз является здесь женщина, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести, – женщина, которая со своим преступлением связала борьбу за идею во имя того, кто был ей только собратом по несчастью всей ее жизни. Если этот мотив проступка окажется менее тяжелым на весах божественной правды, если для блага общего, для торжества закона, для общественной безопасности нужно признать кару законною, тогда да свершится ваше карающее правосудие! Не задумывайтесь! Немного страданий может прибавить ваш приговор для этой надломленной, разбитой жизни. Без упрека, без горькой жалобы, без обиды примет она от вас решение ваше и утешится тем, что, может быть, ее страдания, ее жертва предотвратят возможность повторения случая, вызвавшего ее поступок. Как бы мрачно ни смотреть на этот поступок, в самых мотивах его нельзя не видеть честного и благородного порыва». «Да, – сказал Александров, завершая свою речь, – она может выйти отсюда осужденной, но она не выйдет опозоренною, и остается только пожелать, чтобы не повторились причины, производящие подобные преступления».

Речь Александрова была опубликована во многих российских газетах и переведена на иностранные языки.

Засулич отказалась от последнего слова. Прения были объявлены оконченными. С согласия сторон А.Ф. Кони поставил перед присяжными три вопроса: «Первый вопрос поставлен так: виновна ли Засулич в том, что, решившись отомстить градоначальнику Трепову за наказание Боголюбова и приобретя с этой целью револьвер, нанесла 24 января с обдуманным заранее намерением генерал-адъютанту Трепову рану в полости таза пулею большого калибра; второй вопрос о том, что если Засулич совершила это деяние, то имела ли она заранее обдуманное намерение лишить жизни градоначальника Трепова; и третий вопрос о том, что если Засулич имела целью лишить жизни градоначальника Трепова, то сделала ли она все, что от нее зависело, для достижения этой цели, причем смерть не последовала от обстоятельств, от Засулич не зависевших».

А. Ф. Кони напутствовал присяжных и, по сути, подсказал им оправдательный вердикт. Он отчетливо представлял себе все те невзгоды, которые могли быть связаны с оправданием Засулич, но остался верен своим принципам и выразил их в вопросах, на которые должны были дать ответы присяжные.

Свое резюме Кони завершил так: «Указания, которые я вам делал теперь, есть не что иное, как советы, могущие облегчить вам разбор дела. Они для вас нисколько не обязательны. Вы можете их забыть, вы можете их принять во внимание. Вы произнесете решительное и окончательное слово по этому делу. Вы произнесете это слово по убеждению вашему, основанному на всем, что вы видели и слышали, и ничем не стесняемому, кроме голоса вашей совести. Если вы признаете подсудимую виновною по первому или по всем трем вопросам, то вы можете признать ее заслуживающею снисхождения по обстоятельствам дела. Эти обстоятельства вы можете понимать в широком смысле. Эти обстоятельства всегда имеют значение, так как вы судите не отвлеченный предмет, а живого человека, настоящее которого всегда прямо или косвенно слагается под влиянием его прошлого. Обсуждая основания для снисхождения, вы припомните раскрытую перед вами жизнь Засулич».

Оглашая опросный лист, старшина успел только сказать «Не виновата», что вызвало бурные аплодисменты в зале. Кони объявил Засулич, что она оправдана, и что приказ об ее освобождении будет подписан немедленно. Вера свободно покинула дом предварительного заключения и попала прямо в объятия восхищенной толпы. За рубежом также с большим интересом отнеслись к известию об оправдании Засулич. Подробно осветили процесс газеты Франции, Германии, Англии и США. Пресса отмечала особую роль адвоката П.А. Александрова и председательствующего А.Ф. Кони. Однако российское правительство подобных восторгов не разделяло.

Министр юстиции Пален обвинил Кони в нарушении законодательства и настойчиво убеждал его уйти в отставку. Прославленный юрист остался верен себе и не пошел на уступки, за что был переведен в гражданский департамент судебной палаты. В 1900 под давлением он оставил судебную деятельность. Граф Пален вскоре был уволен со своего поста «за небрежное ведение дела Засулич».

Жизнь после процесса

На следующий день после освобождения Засулич приговор был опротестован, полиция издала циркуляр о поимке Веры Засулич. Она была вынуждена спешно скрыться на конспиративной квартире и вскоре, чтобы избежать повторного ареста, была переправлена к своим друзьям в Швецию.

В 1879 она тайно вернулась в Россию и примкнула к группе активистов, сочувствовавших взглядам Г.В. Плеханова. В 1880 году Засулич вновь была вынуждена покинуть Россию, что спасло ее от очередного ареста. Она уехала в Париж, где действовал так называемый политический Красный Крест – созданный в 1882 П.Л. Лавровым зарубежный союз помощи политическим заключенным и ссыльным, ставивший целью сбор средств для них. Находясь в Европе, сблизилась с марксистами и в особенности с приехавшим в Женеву Плехановым. Там в 1883 году приняла участие в создании первой марксистской организации русских эмигрантов – группы «Освобождение труда». Засулич переводила труды К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык. Кроме того, Засулич сама много писала. В свое время были известны такие ее работы, как «Руссо», «Вольтер», «Очерк истории международного общества рабочих», «Элементы идеализма в социализме». Значительная их часть издана в двух томах.

Засулич став первой российской женщиной, свершившей терроритический акт, впоследствии отказалась от прежних взглядов, пропагандировала идеи марксизма, отрицала террор.

Засулич и Сенцов,или Невыученные уроки истории

Покушение Веры Засулич на петербургского градоначальника Федора Трепова. Рисунок Le Monde illustré, 1878 год

Historia magistra vitae?

Еще древние римляне говорили, что история – наставница жизни (historia magistra vitae). Ах, если бы… Далеко не всегда и не все извлекают из нее уроки в должной мере, и порой старая история повторяется снова и снова. Конечно, чаще всего она воспроизводится не в точности как было, а с новыми нюансами, часто даже в сильно измененном виде. Тем не менее в целом ситуация дурной бесконечности, когда из истории не делают выводов, вновь и вновь наступая на старые грабли, является нередкой на нашей, русской почве. Неприятные исторические параллели порой слишком заметны и даже бросаются в глаза.

Так, например, набравшая сегодня уже мощные обороты кампания в защиту так называемого украинского режиссера Олега Сенцова, осужденного в 2015 году за терроризм в Крыму и приговоренного к 20 годам заключения, некоторыми своими чертами очень напоминает знаменитое дело революционной террористки Веры Засулич. 140 лет назад, в 1878 году, Засулич стреляла и тяжело ранила петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова за то, что он приказал в тюрьме высечь политического осужденного Боголюбова. Очень неожиданно для власти террористка была оправдана судом присяжных, что вызвало бурное одобрение подавляющей части тогдашнего русского образованного общества. Власть тогда была непопулярна, и в Засулич видели… героиню. В том числе и многие люди из самой власти. Интересно, что присяжные, оправдавшие революционерку, были в основном чиновниками. Защита, как оказалось, предусмотрительно отвела из состава присяжных всех лиц купеческого звания. В зале суда даже высокопоставленные сановники тоже скорее сочувствовали Засулич.

После озвученного вердикта: «Невиновна» – аудитория взорвалась криками восторга. Вот как этот момент описывает в своих воспоминаниях А.Ф. Кони, председательствовавший на суде и тоже сочувствовавший Засулич:

«Крики несдержанной радости, истерические рыдания, отчаянные аплодисменты, топот ног, возгласы: “Браво! Ура! Молодцы! Вера! Верочка! Верочка!” – все слилось в один треск, и стон, и вопль. Многие крестились; в верхнем, более демократическом, отделении для публики обнимались; даже в местах за судьями усерднейшим образом хлопали…

Один особенно усердствовал над самым моим ухом. Я оглянулся. Помощник генерал-фельдцейхмейстера граф А.А. Баранцов, раскрасневшийся седой толстяк, с азартом бил в ладони. Встретив мой взгляд, он остановился, сконфуженно улыбнулся, но едва я отвернулся, снова принялся хлопать…»

Аплодирующим «прогрессивному» решению видели даже государственного канцлера князя А.М. Горчакова, знаменитого друга А.С. Пушкина!

Другой князь – В.П. Мещерский, издатель консервативной газеты «Гражданин», – писал по поводу оправдания Засулич:

Оправдание Засулич демонстрировало: политические теракты заслуживают одобрения

«Оправдание Засулич происходило как будто в каком-то ужасном кошмарном сне, никто не мог понять, как могло состояться в зале суда самодержавной империи такое страшное глумление над государственными высшими слугами и столь наглое торжество крамолы».

Уже на следующий день власти снова попытались арестовать Засулич, но та уже скрылась на конспиративной квартире, а позже сбежала в эмиграцию в Швейцарию. Там она стала одной из ведущих деятельниц революционного движения, вступила вместе с Плехановым в группу «Черный передел», потом перешла на позиции марксизма, редактировала «Искру» вместе с Лениным, затем разругалась с ним и стала одним из лидеров меньшевиков – как видим, целыми десятилетиями ковала и приближала революцию. И являла собой «образцовый пример» для русской молодежи.

Лев Толстой: «Засуличевское дело – не шутка. Это похоже на предвозв революции»

И правда, общепризнано, что случай с Засулич явился катализатором или спусковой причиной, ускорившей радикализацию общества и – в конечном итоге – приход революции. Он раз и навсегда внушил тогдашнему прогрессивному обществу, что такого рода преступные действия заслуживают… одобрения, что так и нужно поступать. Когда сразу после оправдательного приговора была устроена антиправительственная демонстрация, в результате столкновений с полицией были даже жертвы – погиб студент Сидорацкий. На торжественной панихиде в его честь во Владимирском соборе 31 марта другой студент, Николай Лопатин, воскликнул: «Последуем же примеру Засулич и будем сами расправляться с притеснителями!» А, например, юный гардемарин и будущий народоволец И.П. Ювачев (между прочим, отец поэта Даниила Хармса) тоже восклицал: «Дайте, дайте мне фотографию Веры Ивановны, и я повешу ее вместо иконы!»

Проницательный Лев Толстой сразу после известий о скандальном оправдании революционной террористки записал в своих «Дневниках»:

«Засуличевское дело – не шутка. Это бессмыслица, дурь, нашедшая на людей недаром. Это первые члены из ряда, еще нам непонятного; но это дело важное. <…> Это похоже на предвозв революции».

Является ли Сенцов террористом?

Олег Сенцов

Вы спросите: но причем тут Олег Сенцов? Что общего между его сегодняшним делом и выстрелом Засулич, прозвучавшим 140 лет назад и давшим, кстати, отмашку для ожесточенной террористической кампании? Уже через четыре месяца, в августе 1878 года, другой террорист, Степняк-Кравчинский (между прочим, один из прототипов знаменитого литературного персонажа Овода), убивает в Петербурге шефа жандармов Н.В. Мезенцева – закалывает его кинжалом средь бела дня на Итальянской улице. А серия покушений на Императора Александра II кульминирует в одну из самых трагических страниц русской истории – убийство 1 марта 1881 года Царя-освободителя. Между выстрелом Засулич и убийством Александра II прошло чуть более трех лет…

Дело в том, что приемы и аргументы, которыми сегодня активно защищают Сенцова представители нашей либеральной общественности, по манипулятивности схожи с аргументами 140-летней давности в защиту Засулич. Не полностью, конечно, но во многом.

Хотя, если брать различия, никто 140 лет назад не отрицал очевидного: Засулич и правда стреляла в Трепова. Она сделала это при множестве свидетелей, у него на приеме, и отпираться было бессмысленно. В случае же с Сенцовым часто говорят в его защиту, что он скорее всего этого не делал и что российское следствие и суд отомстили ему за то, что он был активистом Майдана и выступал против присоединения Крыма к России (сам Сенцов русский и родом из Симферополя). При этом игнорируются признания и показания сообщников Сенцова (он следствием и судом признан руководителем целой террористической группы), выложенные даже в открытом доступе в Интернете.

На это возражают, что признавшихся избивали и за послабления вынудили оговорить Сенцова, хотя внешний вид и манера речи говорящих на записи не дают для этого никаких оснований. Но как быть тогда с недавним признанием украинского военного в Киеве, который прилюдно сказал, что он привозил Сенцову в Крым взрывчатку? Журналисты установили имя этого военного – это некий Иван Сирко (ранее Сергей Сериков), воевавший в АТО. И что, это сенсационное признание его тоже заставили сделать в застенках ФСБ?

Заступающиеся за Сенцова делают это по партийному признаку, они не изучали подробно всех обстоятельств

Заступающиеся за Сенцова на самом деле не изучали обстоятельств дела хоть сколько-нибудь подробно и делают это скорее по партийному признаку. Он против путинского режима? Я тоже! «Значит, хорошие сапоги, надо брать». Если бы наших горе-гуманистов действительно и по уму заботила судьба Сенцова, они должны были бы доказывать другое. Что и правда, может быть, это слишком много – давать 20 лет за взрывы, в которых никто не был убит или ранен. Но нет: это уже не борьба с «кровавым режимом», это уже не по их части.

«Этот фильм и есть настоящий теракт»

Кстати, про Сенцова постоянно говорят, что он украинский режиссер. Рискну предположить, что никто из говорящих это, в том числе и выступившие «в защиту коллеги» Педро Альмодовар, Анджей Вайда, Вим Вендерс, Александр Сокуров, Никита Михалков и иные гранды кино, не знакомы с его творчеством. Дело в том, что Сенцов снял всего один и очень посредственный фильм – «Гамер» (2011), про подростка, увлеченного компьютерными играми. Фильм, не лишенный своей атмосферы (мне кажется, это очень слабое подражание «Курьеру» К. Шахназарова), но по уровню мастерства напоминающий скорее курсовую работу студента ВГИКа, призванную подтвердить, что он овладел азами ремесла. Желающие могут сами ознакомиться с фильмом на Ютьюбе: http://www.youtube.com/watch?v=Do8I5OC3m8I. Что характерно, из отзывов под роликом со стороны зрителей, посмотревших фильм, ни одного положительного. Буквально ни одного. Единодушное мнение: это «такая скукота, что молоко скисает»; и даже более того: «этот фильм и есть настоящий теракт».

А больше Сенцов ничего не снял. До своего режиссерства он долгое время был владельцем компьютерного клуба в Симферополе, потом решил заняться малобюджетным кино. Поэтому говорить, что он, как режиссер и человек с тонкой душевной организацией художника, «не мог пойти на такое», – ну очень большая натяжка. Почти безразмерная.

Сходство манипуляций

Засулич оправдали во многом благодаря ее защитнику на суде Александрову. Он блестяще справился с задачей, использовав с большим мастерством набор манипулятивных приемов, окончательно затуманивших головы публике и присяжным. И некоторые эти приемы имеют заметное сходство с теми, что сегодня используют в кампании за Сенцова.

Во-первых, как в случае с Засулич, так и в случае с Сенцовым адвокаты уводят внимание с самого совершённого деяния (теракт) на двигавшие революционером мотивы. Дескать, как Засулич не могла не отомстить за оскорбленное человеческое достоинство, так и Сенцов, как благородный художник с обнаженными нервами, не мог не выразить протест против «несправедливого захвата Крыма».

Вот что говорит в защиту Сенцова, например, режиссер Александр Сокуров:

Сенцов – «режиссер с обостренной социальной чувствительностью. И его фильмы (какие фильмы?! – Ю.П.) являются тому подтверждением. Поэтому его неизбежно должна была заинтересовать сложная и противоречивая общественная ситуация. Является ли его виной то, что он оказался вовлечен в радикальные события, в которые человек его возраста и его статуса не мог не быть вовлеченным? А может быть, и не имел права быть в стороне».

Что же, получается, «режиссерам с обостренной социальной ответственностью» можно совершать теракты?

То есть, по Сокурову, получается, что «режиссерам с обостренной социальной ответственностью» можно совершать теракты? Такое впечатление (впрочем, возможно, ошибочное), что Сокуров сам не понимает, что говорит. Но ровно так же защитник Александров на процессе Засулич напирал на то, что та, как «натура экзальтированная, нервная, болезненная, впечатлительная», не могла остаться равнодушной к страданиям другого. Как тогда изящно сказал Александров,

«политический арестант был ее собственное сердце, и всякое грубое прикосновение к этому сердцу болезненно отзывалось на ее возбужденной натуре».

Во-вторых, в случае с Засулич защитник виртуозно внушил присяжным, что у нее, оказывается, не было умысла убить Трепова, и поэтому выстрел, вопреки очевидности, даже нельзя считать покушением на убийство! Посредством софистических аргументов и передергиваний Александров доказывал, что «ею не было предпринято ничего, чтобы выстрел имел последствием смерть». Поэтому, дескать,

«для ее цели было бы одинаково безразлично и то, если бы выстрел, очевидно направленный в известное лицо, и совсем не произвел никакого вредного действия, если бы последовала осечка или промах. Не жизнь, не физические страдания генерал-адъютанта Трепова нужны были для Засулич, а появление ее самой на скамье подсудимых и вместе с ней появление вопроса о случае с Боголюбовым».

Но так же и в случае с Сенцовым его защитники доказывают и предполагают, что у него не было умысла кого-то убить или ранить, что действия носили лишь символический характер. Однако мы не знаем, каковы на самом деле были намерения Сенцова и насколько случайно вышло, что не было жертв. Имеется лишь факт, что его группа совершила два взрыва и еще два планировала, и да, при двух случившихся взрывах физически никто не пострадал.

В-третьих, совпадение еще в том, что, конечно, Сенцова и его защитников объединяет просто сходство их политических взглядов. Поэтому в их глазах совершенное Сенцовым не совсем преступление или вообще не преступление. Но так же и защитник Александров на процессе по делу Засулич прозрачно намекал, что ее выстрел – это вовсе не преступление, а деяние сродни «подвигу» декабристов:

«Физиономия государственных преступлений нередко весьма изменчива. То, что вчера считалось государственным преступлением, сегодня или завтра становится высокочтимым подвигом гражданской доблести. Государственное преступление нередко – только разновременно высказанное учение преждевременно провозглашенного преобразования, проповедь того, что еще недостаточно созрело и для чего еще не наступило время. <…> Мы, в настоящее славное царствование, тогда еще с восторгом юности, приветствовали старцев, возвращенных монаршим милосердием из снегов Сибири, этих государственных преступников, явившихся энергическими деятелями по различным отраслям великих преобразований, тех преобразований, несвоевременная мечта о которых стоила им годов каторги».

Абсолютно так же нынешние защитники Сенцова несколько лет назад по тем же основаниям заступались за Надежду Савченко. Правда, теперь, когда Савченко сидит уже в украинской тюрьме, ее судьба прежних бурных защитников совершенно не интересует. И правда, где снега былых времен? Так же их совершенно не интересует судьба тысяч политзаключенных на Украине, сидящих по тюрьмам за свои пророссийские взгляды.

Если либералы действительно хотят быть поборниками торжества закона, то они не должны забывать простую основополагающую вещь: за любым преступлением должно следовать наказание, и на его совершение нет прав ни у кого, не только у «тварей дрожащих», но даже и у «режиссеров с обостренной социальной ответственностью». Вопрос должен прежде всего состоять в том, насколько весомы улики следствия, на основании которых был осужден Сенцов. Пусть сначала изучат это, а потом за него заступаются. Уже со знанием дела, и если совесть им позволит.

Выстрел века. 140 лет покушению Веры Засулич

5 февраля 1878 года (по новому стилю) Вера Засулич, пришедшая под видом подательницы прошения в приемную петербургского градоначальника Федора Трепова, выстрелила в него, благодаря чему и вошла в историю. По мнению, особенно популярному в последнее время, покушение и судебный процесс Засулич, где присяжные оправдали террористку, стали тем поворотным пунктом, которые сделали революционный терроризм легитимным в глазах русского общества. А значит, согласно предложенной логике, именно отчаянный шаг террористки-одиночки открыл ту воронку, в которую засосало Россию в 1917 году.

Когда Засулич входила в приемную Трепова, у нее уже был опыт участия в конспиративной деятельности и столкновений с силовыми органами государства. Это и определило ее решимость

Почему эта логика так популярна именно сегодня, объяснить нетрудно. Именно потому, что в наши дни слова «жандармы» и «процессы над революционерами» употребляются почти без иронии по поводу деятельности Центра «Э» или отчетов ФСБ о раскрытии очередной конспиративной группы, обстоятельства дела Веры Засулич и судебного процесса, приведшего к ее оправданию, заслуживают особого разбора. Узнаваемость деталей, в которых была разыграна эта драма, помогает понять мотивы поступков каждого из ее героев.

Девушка с модными взглядами

В 1878 году существование в России своей полуподпольной среды революционеров и объединений молодежи, стремящейся переустроить общество по модным социалистическим принципам, ни для кого не было секретом. Эта среда уже переживала эволюционные скачки и рождала яркие явления, заставлявшие говорить о себе Россию и мир. Уже был написан роман Достоевского «Бесы», созданный на основе дела Нечаева. Уже затих порыв «хождения в народ» прогрессивно настроенной, но наивной молодежи, кончившийся разочарованием и массовыми судебными процессами. Государство — его чиновники, полиция и спецслужбы — искало способы справиться с этим явлением. Решение казалось очевидным: выявлять, преследовать и карать, но применение таких приемов редко оказывается выверенным и направленным лишь на тех, кто действительно представляет опасность. Когда Вера Засулич входила в приемную Трепова, у нее уже был опыт участия в конспиративной деятельности и столкновений с силовыми органами государства. Это и определило ее решимость.

В.И. Засулич — член редакции газеты Фото: ТАСС

Путь Засулич в среду молодежи, увлекающейся социалистическими идеями, был не особенно оригинальным: начитанная девушка из обедневшей дворянской семьи, воспитывавшаяся теткой, а позже обучавшаяся в пансионе и получившая диплом учителя, — нигде не укорененный, но стремящийся овладеть новыми знаниями человек. Именно такие люди попадали в среду первых русских социалистов. Сама Засулич в поздних воспоминаниях описывала разговоры и настроения той среды, куда она попала в конце 1860-х годов, с мягким юмором:

«Один рыжий юноша, напр., с жаром ораторствует перед группой человек из 10:

— Тогда все будут свободны, — ни над кем никакой не будет власти. Всякий будет брать, сколько ему нужно, и трудиться бескорыстно.

— А если кто не захочет, как с ним быть? — задаст вопрос один юный скептик.

На нервном лице оратора выражается искреннейшее огорчение. Он задумывается на минуту.

— Мы упросим его, — говорит он, наконец, — мы ему скажем: друг мой, трудись, это так необходимо, мы будем умолять его, и он начнет трудиться».

Сейчас это может показаться издевательством — обычно такими же или чуть более грубыми словами принято описывать неприспособленность к миру и никчемность современных хипстеров. С одной лишь разницей, что для Засулич такая наивность неизмеримо ценнее, чем признание и принятие существующих порядков.

Именно власть сделала из Засулич революционерку, закрепив этот статус заключением и высылкой

Засулич могла бы стать второстепенным персонажем «Бесов»: в 1869 году она столкнулась с Нечаевым и попала под его обаяние (впрочем, ответив отказом на признание в любви — такие признания Нечаев дежурно делал для привлечения в «организацию» ценных женских кадров). Как позже откровенно объясняла Засулич, происхождение Нечаева из семьи мастерового играло серьезную роль в его репутации:

«В то время слова “сын народа”, “вышедший из народа” внушали совсем иначе, чем теперь; в таком человеке, в силу одного его происхождения, готовы были допустить всевозможные свойства и качества, уже заранее относились к нему с некоторым почтением…. В сколько-нибудь значительном количестве крестьяне и мещане по происхождению стали появляться в среднеучебных заведениях только после реформы. В 1869 году еще очень немногие окончили образование, и от них готовы были ожидать и нового слова, и всяких подвигов».

Школа одиночки

Засулич не имела отношения к созданной Нечаевым группе «Народная расправа», тем не менее в какой-то момент революционер попросил ее взять на хранение конспиративные письма. Несколько раз она передавала послания указанным адресатам. Это сыграло в ее судьбе роковую роль. После раскрытия нечаевской организации Засулич была арестована — в это время ей было 20 лет. Из-за подозрений Третьего отделения, занимавшегося политическим сыском, Засулич два года провела в заключении: как многих других политических заключенных, ее держали в одиночной камере. Этого опыта и связанных с ним мучений она не забудет. Следствия по ее делу почти не велось. После ареста (причину которого она сначала не могла понять) о ней забыли почти на год — Засулич провела его в одиночном заключении без посещения родных. В итоге же дело просто прекратили. Она вынуждена была провести два года за решеткой просто потому, что представлялась подозрительной. Затем ее отпустили — только для того, чтобы через две недели задержать вновь и выслать в Новгородскую губернию — без копейки денег и перспектив хоть каких-то занятий. По большому счету, именно власть сделала из Засулич революционерку, закрепив этот статус заключением и высылкой.

Политические дела и во времена Засулич не судили судом присяжных. Власти намеренно решили сделать вид, что ничего политического здесь нет

В 1876 году, пока Засулич находилась под надзором полиции (тем не менее принимая участие в конспиративной деятельности), в Петербурге у Казанского собора состоялась демонстрация, организованная группой «Земля и воля», считающаяся первой незаконной политической демонстрацией в России. В акции приняли участие несколько сот человек — студентов и распропагандированных рабочих. Полиция быстро начала разгонять собравшихся, однако те оказали сопротивление (в том числе с использованием кастетов). После задержанных на месте судили довольно жестко: пять человек были приговорены к каторге на срок от 10 до 15 лет. Приговоренным к 15 годам оказался студент Боголюбов. Защита пыталась указать на суде, что все обвинение строится лишь на показаниях полицейских, однако довод был проигнорирован. Именно Боголюбов станет участником инцидента, который толкнет Засулич на выстрел.

Градоначальник на объекте

Возможно, острая реакция на этот инцидент в России XXI века у многих вызовет лишь некоторое недоумение. В 1877 году петербургский градоначальник Трепов инспектировал Дом предварительного заключения и увидел во дворе группу гуляющих заключенных, в числе которых был Боголюбов. По распорядку подследственные, проходящие по одному делу, должны были гулять в разных секторах двора. Несоблюдение инструкций вызвало раздражение градоначальника. Боголюбов, который формально был уже осужден, сказал, что правила на него не распространяются, на что Трепов грубо потребовал от него не вмешиваться в разговор. Боголюбов подошел к градоначальнику снова, однако на этот раз забыл снять с головы шапку — Трепов ударом сбил шапку и приказал отправить Боголюбова в карцер, а после — высечь розгами. Единичный случай откровенного самоуправства вскоре стал известен в столице и во многих городах России и в тех условиях вызвал шок — как нечто совершенно недопустимое.

Письмо В. Засулич К. Марксу Фото: РИА Новости

Унижение Боголюбова заставило Засулич действовать. Позже на суде она объяснила, почему решилась на это:

«Я по собственному опыту знаю, до какого страшного нервного напряжения доводит долгое одиночное заключение, а большинство из содержавшихся в то время в ДПЗ (доме предварительного заключения. — Прим. ред.) политических арестантов просидело там по 3 и 3,5 года. Уже многие из них с ума посходили и самоубийством покончили. Я могла живо вообразить, какое адское впечатление должна была произвести экзекуция на всех политических арестантов… и какую жестокость надо иметь, чтобы заставить их все это вынести по поводу неснятой при вторичной встрече шапки».

Собственный опыт фактически наказания без вины двумя годами одиночной камеры дал ей основания для решений.

Преступление и наказание

Засулич сделала только один выстрел и немедленно бросила пистолет. Она не стала проверять, был ли выстрел смертельным. Сейчас сложно сказать, было ли это сознательным решением. На суде она объясняла, что не ставила целью убить Трепова. Ей важно было, чтобы он получил любое наказание за свои приказы. После мгновенного шока Засулич повалили на пол и сильно избили, однако дальше никто не знал, что с нею делать — ни у кого не было опыта обращения с женщиной-террористкой. В описании Засулич это выглядит как комедийный эпизод:

«— Придется вас обыскать, — обратился ко мне господин каким-то нерешительным тоном, несмотря на полицейский мундир, — какой-то он был неподходящий к этому месту и времени: руки дрожат, голос тихий и ничего враждебного.

— Для этого надо позвать женщину, — возразила я.

— Да где же тут женщина?

— Неужели не найдете? И сейчас же придумала:

— При всех частях есть казенная акушерка, — вот за ней и пошлите, — посоветовала я.

— Пока то ее найдут, а ведь при вас может быть оружие? Сохрани господи, что-нибудь случится…

— Ничего больше не случится; уж лучше вы свяжите меня, если так боитесь.

— Да я не за себя боюсь, — в меня не станете палить. А верно, что расстроили вы меня. Болен я был, недавно с постели встал. Чем же связать-то?

Я внутренно даже усмехнулась: вот я же его учить должна!

— Если нет веревки, можно и полотенцем связать.

Тут же в комнате он отпер ящик в столе и вынул чистое полотенце, но вязать не торопился.

— За что вы его? — спросил он как-то робко.

— За Боголюбова.

—Ага! — в тоне слышалось, что именно этого он и ожидал».

Это «ага» действительно передает эмоции времени. Решение высечь Боголюбова возмутило далеко не только революционеров. Да и сам Трепов, несмотря на успешное управление городом, был фигурой крайне непопулярной. Его не любили не только за грубость, но в связи с сильным подозрением в незаконных обогащениях.

Генерал Федор Федорович Трепов Фото: Wikipedia

Как объяснял в своих воспоминаниях судья Анатолий Кони, которому поручили вести суд над Засулич:

«Главный недостаток его энергичной деятельности в качестве градоначальника — отсутствие нравственной подкладки в действиях — выступал перед общими взорами с яркостью, затемнявшей несомненные достоинства этой деятельности, и имя Трепова не вызывало в эти дни ничего, кроме жестокого безучастия и совершенно бессердечного любопытства».

Как известно, Засулич была оправдана судом присяжных. Об этом вспоминают при каждом удобном случае, если хотят подчеркнуть, что суд присяжных — средство опасное. Или что присяжной коллегии нельзя поручать дела террористов. Забывается обычно то, что политические дела и во времена Засулич не судили судом присяжных. Власти намеренно решили сделать вид, что ничего политического здесь нет. Что судят неуравновешенную девицу, из-за личной мести стрелявшую в представителя власти. Однако убедить в этой версии никого не удалось. Считается, что ведущую роль здесь сыграла позиция Кони, который отказался подыгрывать обвинению и учитывать все «непростые» обстоятельства. Он не стал препятствовать вызову в суд свидетелей защиты, которые рассказывали присяжным именно об инциденте с Боголюбовым. Сам Кони рассказывал, как на вопрос, заданный ему генералом Киреевым «Что же, однако, делать, чтобы Засуличи не повторялись?» он ответил: «Не сечь!»

Засулич стреляла не в абстрактного чиновника, а в человека, допустившего произвол в отношении бесправных многолетних заключенных одиночной камеры

В своих воспоминаниях Кони говорил, что рассчитывал на то, что присяжные признают Засулич нуждающейся в снисхождении. В этом случае, признав ее вину за покушение на жизнь, суд смог бы обратить внимание на то, что девушка сделала эта не по личной злобе, а реагируя на безнаказанную несправедливость. Тем самым, как казалось Кони, мог бы начаться какой-то диалог между обществом и властью. Всем был бы дан повод подумать о смысле полученного урока.

Но урок оказался другим. Присяжные назвали Засулич невиновной. Диалог был заменен на торжественное утверждение.

Принято говорить, что своим приговором суд оправдал терроризм. А значит, спровоцировал новые теракты. В доказательство этого приводят серию покушений на жандармов и высших чиновников, произошедших вскоре после окончания судебного дела. Однако можно вспомнить и о том, что сама Засулич после освобождения никогда не бралась за оружие, не имела отношения к террористическим организациям и не поддерживала «Народную волю». Оправдана оказалась девушка, решившаяся на отчаянный поступок, не возводившая свой выстрел в принцип. Она стреляла не в абстрактного чиновника, а в человека, допустившего произвол в отношении бесправных многолетних заключенных одиночной камеры: «Ничто не мешало Трепову или кому-либо другому столь же сильному опять и опять производить такие же расправы, ведь так легко забыть при вторичной встрече снять шапку, так легко найти подобный же ничтожный предлог».

Впрочем, эти дилеммы, заданные делом Засулич, сейчас, похоже, видятся преданием, относящимся к несовершенным этическим системам прошлого. Мы ведь знаем, что у терроризма нет оправдания, представителей власти нельзя трогать руками, а печень протестующих при столкновениях с полицией может быть размазана по асфальту. Твердые ответы дают уверенность.