Константинопольский Патриархат: история и положение в современном мире

Патриарх Константинопольский Варфоломей не раз приезжал с визитом в Россию. Но в 2018 году евхаристическое общение с Константинопольским Патриархатом было разорвано. Что из себя представляет Церковь Нового Рима — Вселенский Патриархат?

Несколько слов об исторической роли Константинопольского Патриархата и его положении в современном православном мире.

Историческая роль Константинопольского Патриархата

Создание христианской общины и епископской кафедры в Константинополе (до 330 г. н.э. — Византий) относится еще к апостольским временам. Оно неразрывно связано с деятельностью святых апостолов Андрея Первозванного и Стахия (последний, по преданию, и стал первым епископом города, Εκκλησία которого непрерывно возрастала в первые три века христианства). Однако расцвет Константинопольской Церкви и приобретение ею всемирно-исторического значения связаны с обращением ко Христу святого равноапостольного императора Константина Великого (305-337 гг.) и созданием им вскоре после проведения Первого Вселенского (Никейского) Собора (325 г.) второй столицы христианизирующейся империи – Нового Рима, позже получившего имя своего державного основателя.

Первый Вселенский Собор

Спустя чуть более 50 лет, на Втором Вселенском Соборе (381 г.) епископ Нового Рима получил второе место в диптихах среди всех епископов христианского мира, уступая с тех пор в первенстве чести только епископу Рима Древнего (правило 3 помянутого Собора). Стоит отметить, что Предстоятелем Константинопольской Церкви в период проведения Собора являлся один из величайших отцов и учителей Церкви – Святитель Григорий Богослов.

Вскоре после окончательного разделения Римской Империи на Западную и Восточную части в Константинополе немеркнущим светом просиял еще один равноангельный отец и учитель Церкви – святой Иоанн Златоуст, занимавший кафедру архиепископа в 397-404 гг. В своих трудах этот вселенский великий учитель и святитель изложил подлинные, непреходящие идеалы жизни христианского общества и сформировал неизменные основы социальной деятельности Православной Церкви.

К сожалению, в первой половине V века Церковь Нового Рима была поругана константинопольским патриархом-еретиком Несторием (428 – 431 гг.), низвергнутым и преданным анафеме на Третьем Вселенском (Эфесском) Соборе (431 г.). Впрочем, уже Четвертый Вселенский (Халкидонский) Собор восстановил и расширил права и преимущества Константинопольской Церкви. Своим 28 правилом указанный Собор сформировал каноническую территорию Константинопольского Патриархата, в состав которой вошли диоцезы Фракия, Азия и Понт (то есть большая часть территории Малой Азии и восточная часть Балканского полуострова). В середине VI века, при святом равноапостольном императоре Юстиниане Великом (527-565 гг.), в Константинополе состоялся Пятый Вселенский Собор (553 г.). В конце VI века, при выдающемся канонисте, святом Иоанне IV Постнике (582-595 гг.), константинопольские предстоятели впервые стали пользоваться титулом «Вселенский (Οικουμενικός) Патриарх» (при этом исторически основанием для такого титулования считался их статус епископов столицы христианской империи-ойкумены).

В VII веке константинопольская кафедра, усилиями лукавого врага нашего спасения, вновь стала источником ереси и церковных смут. Патриарх Сергий I (610-638 гг.) стал основоположником ереси монофелитства, а его еретичествовавшие преемники устроили настоящее гонение на защитников Православия – святого римского папу Мартина и святого Максима Исповедника, которые в конце концов были умучены еретиками. По милости Господа Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа созванный в Константинополе при равноапостольном императоре Константине IV Погонате (668-685 гг.) Шестой Вселенский Собор (680 г-681 гг.) уничтожил монофелитскую ересь, осудил, отлучил от Церкви и предал анафеме патриарха Сергия и всех его последователей (в том числе константинопольских патриархов Пирра и Павла II, а также римского папу Гонория I).

Преподобный Максим Исповедник

Территории Константинопольского Патриархата

В VIII веке константинопольский патриарший престол на протяжении длительного времени занимали сторонники иконоборческой ереси, насильственно насаждавшейся императорами Исаврийской династии. Лишь созванный усилиями святого Константинопольского Патриарха Тарасия (784-806 гг.) Седьмой Вселенский Собор сумел остановить ересь иконоборчества и предать анафеме её основоположников – византийских императоров Льва Исавра (717-741 гг.) и Константина Копронима (741-775 гг.). Стоит также отметить, что в VIII веке в состав канонической территории Константинопольского Патриархата была включена западная часть Балканского полуострова (диоцезы Иллирика).

В IX веке наиболее выдающимся патриархом Константинополя стал «новый Златоуст», святитель Фотий Великий (858-867, 877-886 гг.). Именно при нем Православная Церковь впервые осудила важнейшие заблуждения ереси папизма: изменяющее Символ Веры учение об исхождении Святого Духа не только от Отца, но и от Сына (учение о «filioque»), и учение о единоличном главенстве римского папы в Церкви и о примате (превосходстве) папы над церковными Соборами.

Время патриаршества святителя Фотия – время наиболее активной за всю историю Византии православной церковной миссии, результатом которой стало не только крещение и обращении к Православию народов Болгарии, сербских земель и Великоморавской державы (последняя охватывала территории современных Чехии, Словакии и Венгрии), но и первое (так называемое «Аскольдово») крещение Руси (состоявшееся вскоре после 861 г.) и формирование начатков Русской Церкви. Именно представители Константинопольского Патриархата — святые равноапостольные миссионеры, просветители славян Кирилл и Мефодий – разгромили так называемую «трехъязычную ересь» (сторонник которой утверждали, что существуют некие «сакральные» языки, на которых только и должно молиться Богу).

Наконец, подобно святителю Иоанну Златоусту, святитель Фотий в своих трудах активно проповедовал общественный идеал православного христианского общества (и даже составил для империи пропитанный христианскими ценностями свод законов – Эпанагогу). Неудивительно, что, как и Иоанн Златоуст, святитель Фотий подвергался гонениям. Однако если идеи святителя Иоанна Златоуста, несмотря на прижизненные гонения, после его смерти были все же официально признаны имперской властью, то идеи святителя Фотия, распространявшиеся при его жизни, были отвергнуты вскоре после его кончины (так, принятая незадолго до смерти святителя Эпанагога так и не была введена в силу).

В X веке в состав канонической территории Константинопольского Патриархата была включена малоазийская область Исаврия (924 г.), после чего вся территория Малой Азии (кроме Киликии) вошла в каноническую юрисдикцию Нового Рима. В то же время в 919-927 гг., после учреждения патриаршества в Болгарии, под омофор последнего из-под церковной власти Константинополя отошла почти вся северная часть Балкан (современные территории Болгарии, Сербии, Черногории, Македонии, части территории Румынии, а также Боснии и Герцеговины). Однако важнейшим событием в церковной истории Х столетия, без сомнения, стало второе Крещение Руси, проведенное в 988 святым равноапостольным великим князем Владимиром (978-1015 гг.). Представители Константинопольского Патриархата сыграли при этом немалую роль в становлении Русской Церкви, находившейся вплоть до 1448 года в теснейшей канонической связи с Цареградским патриаршим престолом.

В 1054 году, с отделением Западной (Римской) Церкви от полноты Православия Константинопольский Патриарх становится первым по чести среди всех Предстоятелей Православных Поместных Церквей. Одновременно, с началом в конце XI века эпохи Крестовых походов и временным изгнанием со своих престолов православных патриархов Антиохии и Иерусалима, епископ Нового Рима начинает усваивать себе исключительный церковный статус, стремясь к установлению тех или иных форм канонического превосходства Константинополя над другими автокефальными Церквями и даже к упразднению некоторых из них (в частности, Болгарской). Впрочем, падение в 1204 году под ударами крестоносцев столицы Византии и вынужденное перемещение патриаршей резиденции в Никею (где патриархи пребывали с 1207 по 1261 гг.) побудили Вселенский Патриархат согласиться с восстановлением автокефалии Болгарской Церкви и предоставлением автокефалии Церкви Сербской.

Отвоевание Константинополя у крестоносцев (1261 г.), по сути, не улучшило, а скорее ухудшило реальное положение Константинопольской Церкви. Император Михаил VIII Палеолог (1259-1282 гг.) взял курс на унию с Римом, с помощью антиканонических мер передал бразды власти во Вселенском Патриархате униатам и учинил жестокие, невиданные со времен кровавых иконоборческих репрессий преследования сторонников Православия. В частности, с санкции патриарха-униата Иоанна XI Векка (1275 – 1282 гг.) произошел не имеющий аналогов в истории разгром византийским христианским (!) войском монастырей Святой Горы Афон (в ходе которого немалое количество монахов-афонитов, отказавшись принять унию, просияло в подвиге мученичества). После смерти преданного анафеме Михаила Палеолога на Влахернском Соборе 1285 года Константинопольской Церковью были единодушно осуждены и уния, и догмат о «filioque» (принятый за 11 лет до этого Западной Церковью на соборе в Лионе).

В середине XIV века, на «паламитских соборах», проходивших в Константинополе, были официально подтверждены православные догматы о различии между сущностью и энергией Божества, представляющие собой вершины подлинно христианского Богопознания. Именно Константинопольскому Патриархату весь православный мир обязан укоренением в нашей Церкви этих спасительных столпов православного вероучения. Впрочем, вскоре после триумфального утверждения паламизма над паствой Вселенского Патриархата вновь нависла опасность унии с еретиками. Увлекшись присоединением чужой паствы (в конце XIV века, была вновь ликвидирована автокефалия Болгарской Церкви), иерархи Константинопольской Церкви в то же время подвергли великой духовной опасности паству собственную. Слабеющее императорское правительство гибнущей под ударами османов Византийской империи в первой половине XV века вновь пыталось навязать Православной Церкви подчинение римскому папе. На Ферраро-Флорентийском соборе (1438 — 1445 гг.) все приглашенные на его заседания клирики и миряне Константинопольского Патриархата (кроме непоколебимого борца с ересью святого Марка Эфесского) подписали акт об унии с Римом. Русская Православная Церковь в этих условиях, во исполнение 15 Правила Святого Двукратного Собора, прервала каноническую связь с Константинопольским патриаршим престолом и стала автокефальной Поместной Церковью, самостоятельно избирающей своего Предстоятеля.

Святой Марк Эфесский

В 1453 году, после падения Константинополя и прекращения существования Византийской Империи (которой папский Рим так и не оказал обещанной против османов помощи), Константинопольская Церковь, которую возглавил святой Патриарх Геннадий Схоларий (1453-1456, 1458, 1462, 1463-1464 гг.) сбросила узы навязанной еретиками унии. Более того, вскоре после этого Константинопольский Патриарх стал гражданским главой («миллет-баши») всех православных христиан, проживавших на территории Османской империи. По выражению современников описываемых событий, «Патриарх воссел как кесарь на престоле василевсов» (то есть византийских императоров). С начала XVI века другие восточные патриархи (Александрии, Антиохи и Иерусалима), в соответствии с османскими законами, на долгие четыре столетия попадают в подчиненное положение к лицам, занимающим Константинопольский патриарший престол. Пользуясь такого рода положением, многие из последних допускали трагические для Церкви злоупотребления своей властью. Так, патриарх Кирилл I Лукарис (1620-1623, 1623-1633, 1633-1634, 1634-1635, 1635-1638 гг.) в рамках полемики с папским Римом пытался навязать Православной Церкви протестантское учение, а патриарх Кирилл V (1748-1751, 1752-1757) своим решением изменил практику приема римо-католиков в Православие, отойдя от требований, установленных для этой практики Собором 1484 года. Кроме того, в середине XVIII века по инициативе Константинопольского Патриархата османами были ликвидированы Печская (Сербская) Патриархия и окормлявшая македонскую паству Орхидская автокефальная архиепископия (созданная еще во времена святого Юстиниана Великого).

Впрочем, вовсе не стоит думать, что жизнь Предстоятелей Константинопольской Церкви – этнархов всех восточных христиан – была при османском господстве «воистину царской». Для многих из них она была воистину исповеднической, а то и мученической. Назначаемые и смещаемые по произволу султана и его прихлебателей, патриархи не только своей должностью, но и своей жизнью отвечали за покорность угнетаемого, притесняемого, обираемого, унижаемого и уничтожаемого православного населения Османской империи. Так, после начала Греческого восстания 1821 г. по приказу султанского правительства фанатиками, принадлежащими к нехристианским авраамическим религиям, в день Пасхи был подвергнут поруганию и зверски убит 76-летний старец Патриарх Григорий V (1797 – 1798, 1806 -1808, 1818 – 1821), ставший не просто священномучеником, но и мучеником за народ (εθνομάρτυς).

Заявление Священного Синода в связи с посягательством Константинопольского Патриархата на каноническую территорию Русской Церкви

Константинопольский Патриархат и Русская Православная Церковь

Притесняемая османскими султанами (носившими также титул «халифа всех мусульман»), Константинопольская Церковь искала поддержки прежде всего у «Третьего Рима», то есть у Российского государства и у Русской Церкви (именно желанием снискать такую поддержку было вызвано согласие Константинопольского Патриарха Иеремии II на установление в 1589 году патриаршества на Руси). Впрочем, вскоре после упомянутой выше мученической кончины священномученика Григория (Ангелопулоса) константинопольские иерархи сделали попытку опереться и на православные народы Балканского полуострова. Именно в то время Окружным Соборным Посланием Восточных патриархов 1848 года православный народ (представители которого в османский период были интегрированы в высшие органы церковного управления всех восточных Патриархатов) был торжественно провозглашен хранителем истины в Церкви. Тогда же получила автокефалию Церковь освобожденной от османского ига Греции (Элладская Церковь). Однако уже во второй половине XIX века константинопольские иерархи отказали в признании восстановления автокефалии Болгарской Церкви (смирившись с таковой лишь в середине XX века). Аналогичные проблемы с признанием со стороны Константинополя испытывали также и православные Патриархаты Грузии и Румынии. Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что восстановление в конце второго десятилетия минувшего века единой автокефальной Сербской Православной Церкви не встретило со стороны Константинополя никаких возражений.

Новая, первая в ХХ веке, драматическая страница в истории Константинопольской Церкви была связана с пребыванием на Её Патриаршем Престоле Мелетия IV (Метаксакиса), занимавшего кафедру Вселенского Патриарха в 1921-1923 гг. В 1922 году он упразднил автономию Греческой Архиепископии в США, чем спровоцировал разделение как в американском, так и в греческом Православии, а в 1923 году, созвав «Всеправославный Конгресс» (из представителей всего пяти Православных Поместных Церквей), он провел через этот не предусмотренный каноническим строем Православной Церкви орган решение об изменении богослужебного стиля, чем спровоцировал церковную смуту, породившую впоследствии т.н. «старостильный» раскол. Наконец, в том же году им были приняты под омофор Константинополя раскольничьи антицерковные группировки в Эстонии. Но самой фатальной ошибкой Мелетия IV была поддержка лозунгов «воинствующего эллинизма», что после победы Турции в Греко-турецкой войне 1919-1922 гг. и заключения Лозаннского мирного договора 1923 года стало одним из дополнительных для аргументов обоснования изгнания с территории Малой Азии почти двухмиллионной грекоязычной паствы Константинопольского Патриархата.

В результате всего этого после ухода Мелетия с кафедры едва ли не единственной опорой Вселенского патриаршего престола на его канонической территории стала почти стотысячная православная греческая община Константинополя (Стамбула). Однако антигреческие погромы 1950-х годов привели к том, что православная паства Вселенского Патриархата на территории Турции в результате массовой эмиграции к настоящему времени, за немногочисленными исключениями свелась к нескольким тысячам греков, живущих в константинопольском квартале Фанар, а также на Принцевых островах в Мраморном море и на островах Имврос и Тенедос в турецкой Эгеиде. В этих условиях Патриарх Афинагор I (1949-1972 гг.) обратился за помощью и поддержкой к странам Запада, на землях которых, преимущественно в США, уже тогда проживало подавляющее большинство почти семимиллионной (в ту пору) паствы Константинопольской Церкви. В число мер, предпринятых для обретения этой поддержки, вошло и снятие анафем, наложенных на отделившихся от Православия в 1054 году представителей Западной Церкви Патриархом Михаилом I Кирулярием (1033-1058 гг.). Указанные меры (не означавшие, однако, отмены соборных решений об осуждении еретических заблуждений западных христиан), впрочем, не смогли облегчить положение Вселенского Патриархата, новый удар по которому нанесло принятое турецкими властями в 1971 году решение о закрытии Богословской Академии на острове Халки. Вскоре после реализации Турцией указанного решения Патриарх Афинагор I скончался.

Предстоятель Константинопольской Церкви — Патриарх Варфоломей

Нынешний Предстоятель Константинольской Церкви – Святейший Архиепископ Константинополя – Нового Рима и Вселенский Патриарх Варфоломей I родился в 1940 году на острове Имврос, был хиротонисан во епископа в 1973 году и взошел на Патриарший престол 2 ноября 1991 года. Каноническая территория Константинопольского Патриархата в период его управления Церковью по сути не изменилась и по-прежнему включает в себя территорию практически всей Малой Азии, Восточной Фракии, Крита (где под омофором Константинополя существует полуавтономная Критская Церковь), Додеканезских островов, Святой Горы Афон (также пользующейся определенной церковной самостоятельностью), а также Финляндии (немногочисленная Православная Церковь этой страны пользуется канонической автономией). Кроме того, Константинопольская Церковь претендует также на определенные канонические права в области управления так называемыми «новыми территориями» — епархиями Северной Греции, присоединенными к основной территории страны после Балканских войн 1912-1913 гг. и переданных Константинополем в 1928 г. в управление Элладской Церкви. Такого рода претензии (равно как и вообще не имеющие канонических оснований притязания Константинопольской Церкви на каноническое подчинение ей всей православной диаспоры), разумеется, не находят чаемого некоторыми константинопольскими иерархами позитивного отклика у других Православных Поместных Церквей. Однако они могут быть поняты исходя из того, что подавляющее большинство паствы Вселенского Патриархата – это именно паства диаспоры (которая, впрочем, все равно составляет меньшинство среди православной диаспоры в целом). Последним также в определенной мере объясняется и широта экуменической деятельности патриарха Варфоломея I, стремящегося объективировать новые, нетривиальные направления межхристианского и – шире – межрелигиозного диалога в стремительно глобализующемся современном мире.

Патриарх Константинопольский Варфоломей

Справку подготовил Балытников Вадим Владимирович

Некоторые исторические (в том числе агиографические и иконографические данные) свидетельствуют о почитании этого императора в Византии наравне с тезоименитым ему Константином Великим.

Интересно, что именно этот патриарх-еретик своими «каноническими ответами» (о недопустимости пития христианами кумыса и т.д.) фактически сорвал все усилия Русской Церкви по проведению христианской миссии среди кочевых народов Золотой Орды.

Вследствие чего почти все православные епископские кафедры в Турции стали титулярными, а участие мирян в осуществлении церковного управления на уровне Константинопольского Патриархата прекратилось.

Аналогичным образом за пределами Константинопольского Патриархата не находят поддержки и попытки распространения его церковной юрисдикции на ряд государств (Китай, Украина, Эстония), входящих в настоящее время в состав канонической территории Московского Патриархата.

Справка: В сентябре 2018 года Вселенский Патриарх Варфоломей выступил перед Синаксом с заявлением о вмешательстве Русской Церкви в дела Киевской Митрополии. В ответ на это Священный Синод Русской Православной Церкви во внеочередном заседании постановил: «1. Приостановить молитвенное поминовение патриарха Константинопольского Варфоломея за богослужением. 2. Приостановить сослужение с иерархами Константинопольского патриархата. 3. Приостановить участие Русской Православной Церкви во всех Епископских собраниях, богословских диалогах, многосторонних комиссиях и других структурах, в которых председательствуют или сопредседательствуют представители Константинопольского патриархата. 4. Принять заявление Священного Синода в связи с антиканоническими действиями Константинопольского патриархата в Украине». Русская Православная Церковь разорвала евхаристическое общение с Константинопольским Патриархатом.

Публикации

Русская церковная власть обрела фактическую самостоятельность еще в XV веке. Однако русское патриаршество было утверждено только в 1593 году. Повышение правового статуса главы русской церкви стало залогом для обострения соперничества между светской и духовной властями.

О том, как русскому правительству удалось добиться от константинопольского патриарха предоставления собору местных епископов права поставления московских патриархов, а также об экономико-политических контекстах этого события рассказывает в десятом эпизоде своего расследования кандидат исторических наук, депутат Госдумы первого созыва Александр Минжуренко.

В 1448 году на Соборе русских епископов в Москве, без согласования с Константинопольским патриархом, был избран митрополитом не грек, а соотечественник — Иона. После этого русская церковная власть стала самостоятельной и только номинально считалась зависимой от патриарха. И в Константинополе мирились с этим. А почему? Да потому, что у патриархии был в этом свой интерес, и совсем не из духовной сферы.

Русский митрополит получал большие вотчинные доходы с земель и значительные доходы церковные. От поставления епископов ему шли пошлины и дары как от поставленного, так и от его епархии. Во время своих поездок митрополит также получал много даров, а духовенство, кроме того, везде платило ему «подъезд» на содержание со свитой и обеспечивало подводами.

Важную статью доходов митрополита составляли судные пошлины с духовенства и мирян за церковный суд. В своей собственной епархии митрополиты, как и все архиереи, получали со всех церквей дань, петровские и рождественские сборы, «подъезд», пошлины ставленые, сбор на десятильников и других служилых и домовых людей.

При таких средствах кафедра русского митрополита по богатству занимала первое место в Константинопольском патриархате. Патриархи и императоры смотрели на нее как на весьма важный источник своих доходов, и усердно старались сохранить ее, пусть номинальную, зависимость от Византии.

Предыдущие митрополиты-греки пересылали из России в Грецию и Византию большие суммы, и потому константинопольский патриарх сохранял надежду на то, что и в дальнейшем ему удастся вернуться к тому, чтобы в Москву им назначались митрополиты-греки. Этот пост был весьма привлекательным по своему богатству, значимости, авторитету и объему прав.

Двор митрополичий был устроен как двор удельного князя. Митрополит имел право содержать своих бояр, отроков, слуг, стольников, конюших и другие чины; у митрополита был и свой полк с воеводой. Для управления митрополичьей областью у него имелись особые духовные и светские органы митрополичьей власти.

Постоянными помощниками митрополита по управлению были его соборяне, составлявшие постоянный совет, его «клирос». В Киеве всеми делами заведовал наместник митрополита из духовных лиц. Разные духовные — судные и административные — дела поручались иногда протопопам и архимандритам. Для суда над церковными людьми по гражданским делам и для сборов с духовенства назначались из мирских людей митрополичьи десятильники, в ведении которых были округа из нескольких приходов, а для управления вотчинными волостями — волостели.

В итоге, при таком высоком правовом статусе и степени самостоятельности русской церкви ее союз с восточной церковью выражался, пожалуй, только в одних вспомоществованиях страждущему востоку. За ними почти каждый год приезжало в Россию по нескольку духовных лиц от восточных иерархов, а также из афонских, палестинских, египетских, сербских и других монастырей. Все эти дары с русской земли могущественные православные патриархи не стеснялись называть «милостыней».

После захвата Константинополя турками в 1453 году даже номинальная зависимость русского митрополита от патриарха уже выглядела неуместной, так как Россия стала могущественной державой, а патриарх оказался подданным турецкого султана.

К этому присоединилось еще подозрение относительно сохранения «истинного» православия в греческой церкви, доходившее до того, что около 1480 года в архиерейскую присягу в Московском государстве было официально внесено «обещание» или обязательство не принимать от греков никого ни на митрополию, ни на епископии.

Таким образом, расширение прав русской православной церкви и возвышение статуса ее главы до самого высшего уровня в церковной иерархии — патриарха — было обусловлено целым рядом событий и факторов. К ним, в первую очередь, можно отнести рост могущества Московской державы, попытки Константинополя установить унию с папой римским и католической церковью, что было воспринято на Руси как «изменническое отступление» от чистоты ортодоксального православия, и захват турками Византии и Константинополя.

В 1586 году прибыл в Москву за милостыней антиохийский патриарх Иоаким; это был первый случай приезда в Москву одного из православных патриархов. Воспользовавшись его приездом, царь Федор на совете бояр и духовенства предложил идею: нельзя ли при посредстве приезжего святителя устроить на Москве собственный патриаршеский престол.

Мысль эта была всеми одобрена, и с этим обратились к приехавшему в гости патриарху. Иоаким тоже одобрил эту инициативу, но заметил, что для ее реализации нужно согласие всех восточных патриархов. Уезжая из Москвы, он обещал поспособствовать претворению в жизнь этой идеи и внести соответствующее предложение собору восточной церкви.

Летом 1588 года в Москву прибыл сам константинопольский патриарх Иеремия, и русское правительство также поспешило воспользоваться его приездом для более решительной постановки вопроса ο русском патриаршестве.

Быть патриархом в Москве сначала предложили было самому Иеремии. Но при этом взяли в расчет и крайнее неудобство иметь патриархом грека, к которому относились недоверчиво. К тому же он не знал ни русского языка, ни русских обычаев. С другой стороны, ни царю, ни Годунову, правившему всеми делами, не хотелось отстранять от себя наличного первосвятителя Русской церкви, митрополита Иова, к которому они оба чувствовали полное доверие.

Поэтому патриарху предложили жить не в Москве, где по-прежнему оставляли Иова, а во Владимире, ο котором весьма кстати вспомнили теперь как ο городе, возникшем раньше Москвы. Иеремия не согласился на это, говоря: что это за патриаршество, если жить не при государе? Тогда уже прямо предложили ему поставить патриархом Иова.

Торжество поставления совершилось 26 января 1589 года. При отъезде из Москвы Иеремия оставил здесь уложенную грамоту об учреждении им патриаршества и обещал по возвращении на восток провести это дело через собор восточных иерархов.

Собор состоялся в Константинополе в 1590 году. Но поскольку на нем не было патриарха александрийского Мелетия Пигаса, который не одобрял действий патриарха Иеремии в Москве как совершенных без полномочия других патриархов, то собор ο патриаршестве, по желанию московского правительства, был созван в Константинополе снова в 1593 году с участием и Мелетия.

Русское патриаршество было утверждено с назначением для нового патриарха пятого места, после иерусалимского. Право поставления московских патриархов было полностью предоставлено собору местных епископов.

Учреждение патриаршества не произвело принципиальных перемен в правах русского первосвятителя. Общий иерархический строй Русской церкви остался таким же, каким был при митрополитах. Вся разница по сравнению с прежними временами сводилась в этом отношении лишь к тому, что глава РПЦ сравнялся с другими православными патриархами по своей самостоятельности и к атрибутам его иерархической чести.

Прежние богослужебные преимущества первосвятителя — белый клобук и саккос — перешли ко всем митрополитам нового патриархата; патриарх стал отличаться от них крестом на митре и на клобуке, бархатной цветной мантией с образами на скрижалях, саккосом с нашивной епитрахилью, преднесением пред ним креста и в церковных ходах свечи. Во время служения он облачался среди церкви, тогда как прочие сослужившие с ним архиереи — в алтаре. Один только патриарх садился на горнее место. Наконец, один только он причащался сам, прочие же архиереи принимали причащение из его рук.

Β своей административной обстановке патриарх окружил себя большей сравнительно с прежним временем пышностью и величием. Если ранее все дела по церковному управлению митрополиты поручали вести разным доверенным лицам, то теперь место этих лиц заняли целые учреждения — приказы наподобие царских, состоявшие каждый из боярина, дьяков и подьячих.

Таких приказов было три: 1) судный; 2) казенный, ведавший всякими церковными сборами патриарха; 3) дворцовый, заведовавший вотчинами и домовым хозяйством патриаршего дома.

Учреждение патриаршества на Руси привело к росту авторитета церкви, а повышение правового статуса ее главы создавало предпосылки для нового витка соперничества между светской и духовной властями. В зависимости от личностных характеристик патриарха и царя дело могло доходить и до «двоевластия».

Продолжение читайте на сайте РАПСИ 26 февраля

В чем заблуждается Патриарх Варфоломей

Резиденция Вселенского Патриарха в Стамбуле

«Журнал Московской Патриархии» продолжает разговор о кризисе межправославных отношений и неканоничности решений и действий Константинопольского Патриарха Варфоломея. В апрельском номере за 2019 год мы познакомили читателя с исторической фабулой происходящих ныне событий. В данной статье доктор церковной истории, кандидат исторических наук священник Александр Мазырин объясняет, в чем, на его взгляд, состоят богословские заблуждения современного главы Фанара и почему каноны не дают никаких исключительных прав Константинопольским Патриархам.

Стойте и держите предания…

(2 Фес. 2, 15)

Последние месяцы православный мир переживает кризис, подобного которому, вероятно, не было со времен Великого раскола тысячелетней давности. Сходство событий налицо. Так же как и тогда, первенствующая кафедра (в то время — Римская, ныне — Константинопольская) выступила с неприемлемыми для православного сознания притязаниями на исключительность своего положения и властное главенство над другими Поместными Церквами. Тогда это привело к отпадению от Православия Римских пап, ныне на этот путь встала Константинопольская Патриархия.

Первый без равных?

Украинский церковный вопрос, оказавшийся в эпицентре произошедшего столкновения, имеет далеко не местное значение. Он обнажил проблему особого масштаба и выявил такие искажения экклезиологии со стороны Фанара, которые трудно квалифицировать иначе как ересь.

Константинопольский Патриарх прямо ­объявил себя главой всех православных Патриархов и Предстоятелей, причем уже не в порядке частного мнения, а более чем официально — в Томосе о «даровании автокефалии» так называемой Святейшей Церкви Украины. Утверждая по давнему примеру Римских пап, что вся Православная Церковь возглавляется им, какое место Константинопольский Патриарх оставляет Христу, Которого с апостольских времен Церковь исповедовала как своего Главу (Еф. 1, 22)?

Провозглашая себя главою всей Православной Церкви, Патриарх Варфоломей мнит, что может творить бывшее не бывшим (отменить осуществленную 300 с лишним лет назад передачу Киевской митрополии Московскому Патриархату) и, напротив, — несуществующее существующим (безблагодатную лжеиерархию украинских раскольников росчерком пера сделать благодатной).

Принимая в «сущем сане» раскольников-полусамосвятов1 и даруя им «автокефалию», Пат­риарх Варфоломей одновременно игнорирует каноническую Украинскую Православную Церковь, при том что по числу паствы и приходов она превосходит не только всех местных автокефалистов вместе взятых, но и сам Константинопольский Патриархат. Причем делается это в явном противоречии с позицией остальных Поместных Церквей и с категорическим отказом передавать вопрос на общеправославное решение.

Патриарх Варфоломей и его апологеты открыто провозглашают и проводят в жизнь учение о том, что среди Предстоятелей Православных Церквей он не первый среди равных, а первый без равных (primus sine paribus)2. При этом заявляется, что источником его первенства является не Церковь, а он сам, подобно Богу Отцу в Пресвятой Троице3. Что это, если не экклезиологическая4 ересь? Ересь, усугубля­емая еще и искажением православного учения о Боге-Троице, поскольку исторически обусловленные изменчивые взаимоотношения Поместных Церквей в этом лжеучении соотносятся с вневременными внутритроичными ­отношениями, привнося в них элемент субординатизма (соподчиненности)5, что является уже шагом к арианству6.

В обоснование якобы исключительных прав Константинопольских Патриархов дается ссылка на 9-е и 17-е правила IV Вселенского Собора. В них говорится, что, если кто «будет обижен от своего митрополита», может судиться пред Константинопольским престолом. Однако, по разъяснению наиболее авторитетных канонистов (греческих, надо заметить), ни о какой всемирной юрисдикции этого престола здесь речи нет, и принимать апелляции от «обиженных» клириков Константинопольские Патриархи могут только в пределах своей канонической территории, которая, в соответствии с 28-м правилом того же Собора, ограничена Понтийской, Асийской и Фракийской областями (это в основном территория современной Турции).

Так, Иоанн Зонара (XII век) прямо писал, что «не над всеми без исключения митрополитами Константинопольский Патриарх поставляется судиею, а только над подчиненными ему». Далее он разъяснял, что митрополиты Сирии подлежат суду Патриарха Антиохийского, Палестины — Иерусалимского, Египта — Александрийского7. Преподобный Никодим Святогорец (XVIII–XIX века) в своем толковании на «Пидалион» (греческую «Кормчую») совершенно недвусмысленно писал, что «Константинопольский Предстоятель есть первый, единственный судья над подчиненными ему митрополитами — но не над теми, которые подчиняются остальным Патриархам»8. Таким образом, никаких исключительных прав каноны Константинопольским Патриархам не дают.

Следует заметить, что в том же 17-м правиле IV Вселенского Собора, на которое так любят ссылаться фанариоты, говорится и о предельных сроках для возбуждения епископских споров о границах канонических территорий — 30 лет. Если Константинопольские Патриархи имели какие-то претензии к Московским по поводу Киевской митрополии, заявлять о них надо было 300 лет назад. И уж совсем абсурдно звучат заявления о том, что Фанар может «отобрать» автокефалию у Московского Патриархата, соборно утвержденную еще в XVI веке.

Предпосылки и предыстория переживаемого кризиса

Хотя еще год назад едва ли кто-то мог представить себе столь стремительное ухудшение дел в мировом Православии, разразившийся кризис не случаен и отнюдь не сводится к позиции Патриарха Варфоломея. Можно сказать, что он вызревал на протяжении десятилетий и даже столетий. Отчасти его предпосылки имеют этнофилетический (предпочтение национальных интересов общецерковным. — Ред.) характер, отчасти — геополитический. Есть в деле и своя коррупционная составляющая.

Наиболее глубинный, почти что извечный фактор, подрывающий церковное единство, это присущий некоторым греческим деятелям культурно-религиозный шовинизм, возвышенно именуемый ими эллинизмом. Конечно, никто не может отрицать величие византийской христианской культуры или игнорировать тот факт, что и книги Священного Писания Нового Завета, и бо́льшая часть святоотеческих трудов, и постановления Вселенских Соборов, и литургические памятники, и многие другие важнейшие произведения церковной словесности появились на свет на греческом языке. С момента своего возникновения Церковь Христова тесно соприкасалась с миром эллинистической культуры и многое из него почерпнула.

Однако, несмотря на все это, Церковь с апостольских времен непреложно исповедовала, что во Христе нет ни эллина, ни иудея, ни скифа (Кол. 3, 11). Ни один народ, какой бы след он ни оставил в церковной истории, не может претендовать на какую-либо религиозную исключительность и требовать на этом основании главенства над другими христианскими народами и их подчинения. Тем не менее такие претензии со стороны греческих духовных вождей (не всех, конечно) звучали и звучат.

Громкость звучания эллинских притязаний на церковное господство определялась прежде всего политической обстановкой. Понятно, что после завоевания Константинополя турками, когда Россия стала единственным православным царством, к заступничеству которого греки были вынуждены постоянно прибегать, Фанару во взаимоотношениях с Русской Церковью волей-неволей приходилось умерять свои амбиции. ­Хотя другие православные народы на территории Османской империи в то же самое время сполна испытали на себе гнет не только турок, но и фанариотов.

В 1917 году православная монархия в России была свергнута, после чего Русская Церковь из покровительствуемой государством превратилась в жестоко гонимую. Практически ­одновременно с этим Турция потерпела тяжелое поражение в Первой мировой войне, а греки оказались на стороне победителей, надеясь, что вскоре им удастся воплотить в жизнь «Великую идею» о возрождении былого величия своей державы со столицей в Константинополе. В официальных изданиях Константинопольской и Александрийской Патриархий публиковались пафосные ­статьи о том, что «греческая нация будет ­счастлива и горда лицезреть», как Константинополь «станет, наконец, центром Православия, а епископ его, возвышающийся над нациями и племенами, станет видимым главой и общим связу­ющим звеном всех православных федеративных Церквей»9.

Особые надежды в плане окончательной победы над турками греки тогда связывали с Великобританией, для укрепления союза с которой Фанар пытался максимально сблизиться с Англиканской Церковью, выражая при этом готовность идти на всяческие уступки. По воспоминаниям англиканского епископа, ведшего переговоры с фанариотами в 1920 году, они без стеснения говорили ему в кулуарах: «Если Англия сможет заполучить для нас Святую Софию, мы с удовольствием признаем любые рукоположения и согласимся практически с любым учением»10.

Однако в критический момент Англия не помогла. Безумный поход греческой армии вглубь Малой Азии (с попыткой взять далеко не прибрежную Анкару) обернулся в 1922 году страшной катастрофой. После нее встал вопрос о том, останется ли вообще Константинопольская Патриархия в своем историческом месте пребывания. Для Фанара началось время, с одной стороны, борьбы за выживание, а с другой — безудержной экспансии по всему миру в попытках компенсировать потери церковного достояния на своей канонической территории приобретениями в других местах и за счет других Поместных Церквей, в первую очередь — за счет теснимой большевиками Русской Церкви.

В такой ситуации вполне объяснимым было начавшееся заигрывание Фанара с вышедшими в 1922 году на российскую сцену раскольниками-обновленцами. Православный народ в России в массе своей с отвращением отнесся к новоявленным раскольникам, видя в них пособников богоборцев. Но для Фанара обновленцы были интересны тем, что, с одной стороны, они были готовы поддержать его властные претензии в православном мире (чего не приходилось ждать от Святейшего Патриарха Тихона, против которого повели борьбу раскольники), а с другой — через них было удобно обращаться за содействием к большевикам, коль скоро последние не только удержали в своих руках власть в России, но даже получили определенное вли­яние на победивших в Турции кемалистов. Декларируемый обновленцами церковный модернизм также был интересен Фанару в свете затеваемых им реформ, призванных сблизить Православную Церковь с инославными (реформы календаря и т. д.).

Едва лишь возникло самочинное обновленческое «Высшее церковное управление», как главного большевистского куратора раскола Л. Д. Троцкого проинформировали, что мос­ковский представитель Константинопольской Патриархии архимандрит Иаков (Димопуло) поспешил сообщить обновленцам, что «“его господин, святейший вселенский патриарх” (Мелетий Метаксакис. — Авт.), мог бы прибыть на собор в Москву, признать Высшее церковное управление, участвовать в суде над Патриархом Тихоном, словом, сделать все, что нужно Высшему церковному управлению, вплоть до низложения Тихона “по всем каноническим правилам”. Он дал понять, что в общем итоге это стоит: возвращения к моменту прибытия в Москву “его святейшества” дома Константинопольского Пат­риархата и 10 000 турецких лир»11.

Надо полагать, что лично Патриарха Мелетия в этом деле привлекали не деньги и не cтавшее муниципальным здание бывшего подворья Константинопольской Патриархии, которое ранее она использовала как доходный дом, а именно возможность продемонстрировать всему миру подсудность ему Московского Патриарха, с тем чтобы раз и навсегда утвердить свой властный примат.

Однако другие представители Фанара в традиционной для них манере не забывали и о материальной стороне дела. Так, преемник Мелетия (Метаксакиса) Патриарх Григорий VII подписал в 1924 году Томос об автокефалии Польской Церкви (разумеется, без какого-либо согласия на то Церкви Русской), за что, как документально установлено, польское правительство заплатило Фанару 12 тыс. фунтов стерлингов в долларовом эквиваленте. Премьер-министр Польши В. Грабский интересовался, «можно ли получить благословения дешевле», но ему объяснили, что «в аналогичных ситуациях в прошлом Фанар требовал значительно бо́льшие суммы»12. Причем 12 тыс. фунтов были уплачены лишь за копию томоса, переданную польскому послу. Сам же документ еще предстояло торжественно доставить в Варшаву, что произошло в следующем году и дополнительно обошлось польской казне в немалую сумму, потраченную на прием и подарки высокопоставленной греческой делегации.

В 1940-е годы, в результате Второй мировой войны, политический расклад вновь претерпел существенные изменения. Советское руководство отказалось от проводимого им ранее курса на уничтожение Русской Православной Церкви и даже стало в чем-то содействовать укреплению ее внешнего положения. Игнорировать ее, как в 1920–1930-е годы, Константинопольская Пат­риархия уже не могла.

В то же время Фанар полностью переориентировался на Соединенные Штаты, которые смогли продвинуть на Константинопольскую кафедру американского архиепископа Афинагора (Спиру). Тот прямо заявил генконсулу США в Стамбуле, что «краеугольным камнем» своей деятельности как Патриарха «он видит продвижение американских идеалов». Американский дипломат был даже шокирован такой откровенностью и написал в свой Госдепартамент: «Я был бы склонен рекомендовать делать все от нас зависящее для придания большей утонченности выражениям Патриархом своих вполне объяснимых проамериканских настроений, а наши будущие отношения с ним выстраивать столь деликатно, чтобы избежать слишком тесного ассоциирования его с нами»13. Словесной «утонченности» после этого у Фанара, быть может, стало больше, но ассоциированность с американским правительством никуда не исчезла.

В последние годы, как видно, показалось Пат­риарху Варфоломею и его окружению, геополитическая обстановка стала наиболее благоприятной для реализации давних устремлений Фанара утвердить свою гегемонию в мировом Православии. Сначала была предпринята попытка достичь этой цели «по-хорошему», через Критский собор, смысл проведения которого заключался, разумеется, не в подписании нескольких заявленных деклараций, а в утверждении новой модели управления Православной Церковью с не имеющим себе равных Вселенским Патриархом во главе.

После того как по милости Божией эта затея сорвалась, Фанар перешел к борьбе за свое полновластие уже «по-плохому», используя курс Запада на изоляцию России и стремление украинского руководства разорвать последние остающиеся связи Киева с Москвой. При этом совершенно очевидно, что и сам Фанар используется враждебными Православной Церкви силами для разрушения ее изнутри.

Как реагировать на враждебные действия Константинополя?

Русская Православная Церковь не борется за первенство, власть, территорию или что-то подобное. Прозвучавшая в XVI веке идея «Мос­ква — Третий Рим» не является идеологией Русской Православной Церкви, которая остается аполитичной. Как писал еще в 1923 году святой Патриарх Тихон, «всякие попытки, с чьей бы стороны они ни исходили, ввергнуть Церковь в политическую борьбу должны быть отвергнуты и осуждены»14.

Нужны, конечно, организационные решения, ограждающие Церковь от опасности папизма. Понятно, что та модель межправославного вза­имодействия, которая строится на особых полномочиях Константинопольского Патриарха и на которую согласилась было Русская Православная Церковь в 2016 году в преддверии Критского собора, утратила свою актуальность. Оказанное ему величайшее доверие Константинопольский Патриарх употребил во зло — для утверждения своей экклезиологической ереси. Соглашаться после этого с его исключительными правами — значит потворствовать этой ереси.

Необходимо отстаивать чистоту хранимого Православной Церковью канонического предания и отвергать все попытки его папистского извращения, будь то с Запада или с Востока. Требуется детально и всесторонне выявлять и догматическую, и каноническую, и морально-этическую несостоятельность притязаний и действий Константинопольской Патриархии. Тем более что сам Патриарх Варфоломей отталкивает от себя даже тех, кто ранее был ему вполне лоялен (например, русскую Западноевропейскую архиепископию).

Если Русская Православная Церковь будет твердо стоять в Христовой истине, все искренние православные люди, включая и греков, убедятся в вопиющей неправоте Патриарха Варфоломея и его окружения. Тогда спровоцированный им церковный кризис будет преодолен.

Итак, в ответ на последние деяния Фанара, в частности, на «снятие анафемы с Филарета», Русская православная церковь признала т.н. Константинопольский патриархат находящимся вне Церкви. На заседании Священного синода РПЦ 15 октября, было принято следующеезаявление: «Принятие в общение раскольников и анафематствованного в другой Поместной Церкви лица со всеми рукоположенными ими «епископами» и «клириками», посягательство на чужие канонические уделы, попытка отречься от собственных исторических решений и обязательств, — все это выводит Константинопольский Патриархат за пределы канонического поля и, к великой нашей скорби, делает невозможным для нас продолжение евхаристического общения с его иерархами, духовенством и мирянами».
«Посягательство на чужие канонические уделы, попытка отречься от собственных исторических решений и обязательств» – это, как мы помним, вторжение Варфоломея на каноническую территорию Московского патриархата на Украине, абсурдно «обоснованное» «отменой» актов почти 350-летней давности.
«Отныне и впредь до отказа Константинопольского Патриархата от принятых им антиканонических решений для всех священнослужителей Русской Православной Церкви невозможно сослужение с клириками Константинопольской Церкви, а для мирян — участие в таинствах, совершаемых в ее храмах», — указывается в документе.
Дабы в полной мере осознать, что это означает, давайте вспомним решения предыдущего заседания синода РПЦ (месячной давности), созванного в ответ на назначение Варфоломеем в Киев своих легатов. Тогда мы небезосновательно посчитали это началом войны против Русской церкви. И, как видим, оказались правы. А статью назвали «Московский патриархат в войну не вступил, но сделал предупредительный выстрел».
Тогда, 14 сентября, синод РПЦ постановил:
– приостановить молитвенное поминовение Патриарха Константинопольского Варфоломея за богослужением (то есть тогда уже священноначалие констатировало, что открытым провозглашением ереси или откровенным попранием канонов, установленных апостольскими мужами и Вселенскими соборами, данный патриарх поставил себя вне Церкви).
– приостановить сослужение с иерархами Константинопольского Патриархата (что указывало и на них как соучастников еретических деяний Варфоломея, совместная служба с каковыми запрещена теми же канонами);
Там же прозвучало предупреждение: «В случае продолжения антиканонической деятельности Константинопольского Патриархата на территории Украинской Православной Церкви мы будем вынуждены полностью разорвать евхаристическое общение с Константинопольским Патриархатом». Это и был «последний предупредительный выстрел»: если ваши экзархи не свернут свою деятельность, мы вынуждены будем признать, что весь Экуменический патриархат находится вне православного единства.
Что и произошло.
Если в Экуменическом патриархате не находится ни одного епископа, поднявшего голос против ереси восточного папизма, против принятия в церковное общение признанных всем православием раскольников (что, вообще-то случилось ещё в 1990-х, когда в сущем сане приняли под омофор Экуменического патриархата эстонских и украинско-американских «ряженых»), против совместных месс Варфоломея с римскими папами, то, по слову священномученика Игнатия Богоносца, «где нет епископа, там нет церкви».
15 октября синод РПЦ напомнил: «Вступление в общение с уклонившимися в раскол, а тем паче отлученными от Церкви равносильно уклонению в раскол и сурово осуждается канонами Святой Церкви: «Если… кто из епископов, пресвитеров, диаконов или кто-либо из клира окажется сообщающимся с отлученными от общения, да будет и сам вне общения церковного как производящий замешательство в церковном чине» (Антиохийского Собора правило 2; Апостольские правила 10, 11).
Каковы последствия констатации синодом РПЦ того факта, что Экуменический патриархат поставил себя «вне общения церковного»?
Безусловно, группировки Порошенко, Денисенко и Архондониса (уж не знаю, называть ли его теперь – пребывающего вне Церкви – «патриархом Варфоломеем») посчитают это голом в свои ворота. Подконтрольные им СМИ и спикеры сегодня же приступят к нагнетанию ещё более злобной атмосферы вокруг канонической церкви на Украине, к ещё более интенсивному накачиванию образа врага в «оккупационном патриархате», который, дескать, «готов уже весь мир проклясть» за поддержку независимости «нашей национальной церкви».
Однако и православные на Украине давно готовы к тому, чего не миновать. И настроены отстаивать истину, может, даже решительнее, чем их собратья и единоверцы в Москве. Недаром то, что было решено на синоде РПЦ только сейчас, блаженнейший митрополит Киевский Онуфрий объявил ещё до предыдущего сентябрьского синода. А именно: вообще никак не общаться с иерархами «Экуменического патриархата» (теперь и его берём в кавычки) – ни молитвенно, ни вне службы.
Что же касается мирового православия, стоящего пред давно уже наметившейся трещиной «Великого откола» восточных папистов от Церкви, то в начале октября патриарх Московский Кирилл разослал предстоятелям всех поместных церквей письма с предложением начать обсуждение вопроса о «возможных негативных последствиях действий Константинопольского Патриархата для единства вселенского православия». 14 сентября с таким же обращением к поместным церквам выступил синод РПЦ.
Эти предложения уже поддержали папа и патриарх Александрийский и всея Африки Феодор II (занимающий 2-е место в диптихе предстоятелей поместных церквей),синод Антиохийской церкви (основанной апостолами Петром и Павлом за триста лет до основания Константинопольского патриархата) и затем повторно патриарх Антиохийский и всего Востока Иоанн X (третий по чести среди пятнадцати предстоятелей поместных церквей), митрополит Варшавский и всей Польши Савва,патриарх Сербский Ириней, митрополит всей Америки и Канады Тихон, Митрополит Чешских земель и Словакии Ростислав. Остальные 7 поместных церквей ещё не высказали своего окончательного мнения (если не считать таковыми открытые заявления против Варфоломея многих синодалов и авторитетных богословов), но и никоим образом не поддержали вторжение Экуменического патриархата на Украину.
С сегодняшнего дня градус напряжения ещё выше. Уже стоит вопрос не об антиканонических действиях «Экуменического патриархата», а о его собственной каноничности. Готовы ли к этому сейчас даже те шесть поместных церквей, что открыто поддерживают Русскую церковь в вопросе об Украине?
Похоже, в этой войне, начатой Фанаром, нам предстоит долгое «стояние на Угре». Однако православным ли испытывать нехватку терпения? Время на стороне России. Всё больше и больше стран постепенно избавляются от вязкого гнёта «общечеловеческих ценностей» и обращают взоры к возрождающемуся оплоту ценностей христианских. Не в последнюю очередь это касается стран, где действуют поместные православные церкви…
Именно к ним обращены последние строки заявления синода Русской церкви: «…вспоминаем предсказание Господа нашего Иисуса Христа о временах прельщения и особых страданий христиан: И, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь (Мф. 24:12). В условиях столь глубокого подрыва основ межправославных отношений и полного пренебрежения тысячелетними нормами церковно-канонического права Священный Синод Русской Православной Церкви считает своим долгом выступить на защиту фундаментальных устоев Православия, на защиту Священного Предания Церкви, подменяемого новыми и чуждыми учениями о вселенской власти первого из Предстоятелей(выделено мною. – Д.С.). Призываем Предстоятелей и Священные Синоды Поместных Православных Церквей к надлежащей оценке вышеупомянутых антиканонических деяний Константинопольского Патриархата и совместному поиску путей выхода из тяжелейшего кризиса, раздирающего тело Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви».

/ Мнение автора может не совпадать с позицией редакции /

Вселенский Патриарх Кирилл

Велика вероятность, что сегодняшний, 73-й, день рождения Предстоятеля Русской Православной Церкви Святейшего Патриарха Кирилла будет отпразднован как день рождения Патриарха Московского и всея Руси… в последний раз. Вся логика новейшей церковной истории ведёт к тому, что уже очень скоро Русский Первоиерарх станет Вселенским. Вопреки собственной воле и воле своих предшественников, давно достойных этого титула «первого среди равных» иерархов Церкви Христовой, однако вот уже более половины тысячелетия подлинно по-христиански смиренно умалявших себя перед четырьмя древними восточными Патриархами.

Церковь Третьего Рима

Начиная с середины XV столетия, когда Русская Церковь обрела автокефалию, она неоднократно могла стать первой в диптихе Православных Поместных Церквей. Не ради земной славы и величия, но по факту своего положения: как Церкви единственного независимого православного государства — Московского царства, молодой христианской Империи, ставшей наследницей павшего в 1453 году Царства ромеев (Византии). Более того, единственной из Поместных Церквей, чётко и недвусмысленно выступившей против предательства Православия, совершённого греческими иерархами, подписавшими Флорентийскую унию в 1439 году и тем самым на несколько десятилетий оказавшимися под властью римских пап.

В дальнейшем у Русской Церкви были и другие исторические возможности получить статус Вселенской. Так было, например, в 1588 году, когда Константинопольский Патриарх Иеремия II прибыл из захваченного турками Константинополя в Новый Царьград — Третий Рим — и фактически предложил русскому царю Феодору Иоанновичу сделать Москву градом Вселенских Патриархов. Но Государь сильно отличался нравом от своего грозного отца, был смиренным и кротким, а потому не решился на столь судьбоносный для Православия поступок.

Константинопольский Патриарх Иеремия II. Фото: pravoslavie.ru

Тогда, в конце XVI века, царь Феодор Иоаннович ограничился тем, что Патриарх Иеремия II поставил на Московский Престол первого русского Патриарха — Святителя Иова. Хотя в Православном мире многие прекрасно понимали, что есть Третий Рим. Осознавая и то, что в этом нет ни доли гордыни и властолюбия, напротив, это лишь констатация прискорбного факта падения всех православных держав и пленения всех Поместных Церквей. Как очень точно определил замечательный русский историк приснопамятный Николай Николаевич Лисовой (1946-2019) в одном из своих последних интервью Телеканалу «Царьград»:

Когда старец Филофей сказал, что «Москва — Третий Рим, а четвёртому не бывать», это было не горделивым лозунгом, мол, «мы — самые лучшие и самые высшие». Смысл этого был иным: «Ребята, мы — последний окоп, отступать некуда, если нас не станет, то и Православия не станет». И это понимание постепенно восторжествовало во всём Православном мире. Вплоть до того, что те же Восточные Патриархи, которые после этого поехали в Москву — кто за милостыней, кто за политической поддержкой — сами признали нас Третьим Римом, а Русскую Церковь — последним оплотом Православия на Земле.

Это же прекрасно понимали и «наши западные партнёры» той эпохи: внешняя экспансия, наиболее ярко проявившаяся в смутные времена начала XVII века, постепенно усиливалась. Проявлялась она и во внутренних формах, таких, например, как ересь жидовствующих конца XV — начала XVI столетий. Это была наиболее известная попытка ослабить Русское Православие изнутри — путём внесения в него элементов иудаизма и протестантизма. А вместе с ослаблением веры пытались нанести удар и по стремительно усиливавшемуся Государству Российскому.

Греческий суд над Русской Церковью

В середине XVII века лучше других Вселенское значение Московского Патриархата осознавал Патриарх Московский и всея Руси Никон, чей проект возведения в Подмосковье Нового Иерусалима был связан с идеей возвышения Русской Церкви как первой среди равных Поместных Церквей. К сожалению, грекофильские настроения этого русского первоиерарха привели к ошибочной церковной реформе, ключевую роль в которой сыграли персонажи греческого происхождения, мягко говоря, не отличавшиеся верностью Православию.

«Большой московский собор» 1666-1667 годов. Фото: pravoslavie.ru

В итоге на так называемом «Большом московском соборе» 1666-1667 годов русская церковная старина была предана анафеме, сам Патриарх Никон лишён сана, а в России начался трагический церковный раскол. Как в одном из своих выступлений отмечал сегодняшний Предстоятель Русской Церкви Святейший Патриарх Кирилл:

Церковный раскол нанёс жесточайший удар по национальному самосознанию. Ломка традиционных церковно-бытовых устоев и духовно-нравственных ценностей разделила некогда единый народ не только в церковном отношении, но и в социальном. Народному телу, которое тогда вполне совпадало с телом церковным, была нанесена рана, губительные последствия которой живут в столетиях. Разделение российского общества, вызванное церковным расколом, стало предвестием дальнейших разломов, приведших к революционной катастрофе.

Но всё это отнюдь не укрепило восточные Патриархаты. Они продолжали находиться под турецким владычеством, выживали же исключительно благодаря щедрым пожертвованиям от униженной ими Русской Церкви и Государства Российского. Вплоть до революционных потрясений 1917 года и Константинопольский Патриархат, и Александрийский, и Антиохийский, и Иерусалимский в значительной степени финансово зависели от Российской империи. Продолжая считать себе «первыми по чести», а Константинопольский Патриархат уже взращивал внутри себя восточно-папистскую ересь, полностью проявившуюся уже в наши дни.

Смута новейшего времени: возрождение через испытания

Стоит напомнить, что в 1920-30-е годы, когда Русскую Церковь раздирали советские воинствующие безбожники и выпестованные ими леволиберальные обновленцы, Константинопольский Патриархат вступил в общение с большевиками и обновленцами и сделал всё возможное, чтобы ослабить Патриархат Московский. Но промыслительным образом в годы столь страшного испытания, как Великая Отечественная война, Русская Православная Церковь возродилась. В сентябре 1943 года впервые за 18 лет был вновь избран Святейший Патриарх Московский и всея Руси, а уже к концу 1946 года абсолютное большинство обновленцев покаялись и воссоединились с Русской Церковью.

И именно в это самое время в семье Михаила Гундяева, главного механика ленинградского Машиностроительного завода имени Калинина, тайно готовившегося к принятию священного сана, родился младший сын Владимир, будущий Святейший Патриарх Кирилл. То время было крайне непростым для всего послевоенного мироустройства. Формально Холодная война ещё не началась, однако де-факто мир, не успевший спокойно вздохнуть после самой страшной исторической трагедии, унёсшей порядка 70 миллионов человеческих жизней, вновь оказался на грани глобального конфликта. Конфликта, в котором вчерашние союзники были готовы использовать друг против друга все средства, включая религиозные.

Как и сегодня, 73 года назад «наши западные партнёры» уже шли по либеральному секулярному, а если называть вещи своими именами — безбожному пути. Хотя при этом прекрасно понимали, что советский кровавый опыт 1920-30-х годов только укрепил Русскую Церковь, явившую миру целый сонм новомучеников и исповедников. А потому, видя эту крепость, подлинную твердыню православного христианства, Запад уже начал активно работать как с Ватиканом, в значительной степени дискредитировавшим себя сотрудничеством с нацистами, так и с Поместными Православными Церквами.

Формально отношения с Константинопольским Патриархатом в то время уже были восстановлены. Более того, с 1946 по 1948 год Фанар возглавлял Патриарх Максим V, на фоне предшественников и преемников лояльно относившийся к Русской Церкви. И именно это категорически не нравилось всё тому же Западу, который сначала надавил на Патриарха Максима, чтобы он не допустил проведения в Москве в 1948 году Всеправославного Собора, а затем его и вовсе свергли с Патриаршего престола. Из США личным спецбортом президента Трумэна был прислан будущий Константинопольский патриарх Афинагор (Спиру), убеждённый либеральный обновленец, учитель сегодняшнего главы Фанара патриарха Варфоломея (Архондониса).

Будущий патриарх Афинагор и президент США Гарри Трумэн. Фото: Keystone Pictures USA/Globallookpress

Главному церковному событию 1948 года уже посвящено немало публикаций, в том числе и на страницах нашего издания. Стоит напомнить, что тогда Московский Патриархат вполне мог обрести Вселенский статус. Советское руководство этому не препятствовало, напротив, эта идея была ему вполне близка в сугубо прагматических целях политического укрепления на Балканах и Ближнем Востоке. Так, в самом начале 1947 года председатель Совета по делам Русской Православной Церкви Георгий Карпов представил в ЦК отчёт об итогах работы за 1946 год, в котором были такие строки (цитируем с сохранением орфографии оригинала):

Русская православная церковь, получившая самостоятельность (автокефальность) в 1448 году, занимает среди всех автокефальных православных церквей мира лишь пятое место (в порядке очередности получения прав автокефалии). Между тем, её удельный вес в православном мире и возросший в последнее время авторитет дают основания к тому, чтобы она заняла первое место, хотя и не без некоторой борьбы.

Однако эти планы были сорваны греческими иерархами. Всеправославный Собор созван не был (его проигнорировали Восточные Патриархи). В итоге в Москве в 1948 году состоялось только Совещание Предстоятелей и представителей автокефальных Православных Церквей. Совещание, принявшее ряд важных резолюций с резкой критикой Ватикана, экуменизма, Англиканской церкви и подтверждением необходимости следовать православной Александрийской календарной Пасхалии.

Увы, с тех пор тот же Константинопольский Патриархат только утвердился в своих либерально-обновленческих позициях, а также уверенности, что обладает не только первенством чести, но и правом власти над другими Поместными Церквами. Что и привело сначала сам Фанар, а вслед за ним Элладскую и Александрийскую Церкви к отпадению в раскол, символически связанный с украинской псевдоправославной националистической сектой ПЦУ (также известной как СЦУ).