Что вы знаете о судьбе рылеева

Декабристы

НАТАЛЬЯ МИХАЙЛОВНА РЫЛЕЕВА

Ее звали Наталья Михайловна Тевяшова, и она была дочкой мелкого провинциального помещика — дочь южных степей, чернокосая, черноокая, смуглолицая.
Такие провинциальные барышни не владели ни французским языком, ни обольстительными светскими манерами.
Она познакомилась с подпоручиком Кондратием Рылеевым в то время, когда полк Рылеева стоял на постое возле отцовского поместья, и молодой Рылеев Кондратий взялся, с согласия почтенного отца семейства, обучать барышень Тевяшовых — Наташу и ее сестру — русской словесности. Обучение вскоре закончилось свадьбой, хотя, кажется, папаша Тевяшов не был в бурном восторге (причиной его недовольства было, как и во все времена, неустойчивое материальное положение юного подпоручика).

Рылеев вскоре вышел в отставку, поселился с молодой женой в Петербурге и поступил на службу секретарем в известную Российско-Американскую Торговую компанию, однако семья по-прежнему была достаточно ограничена в средствах.

Наталья Михайловна родила своему мужу двоих детей. Младший сын — Александр — умер в младенчестве, но старшая дочь — Настенька — выжила. К тому моменту, когда развернулись решающие события, Насте Рылеевой было около пяти лет.

Семейное счастье, однако, не заладилось.
Наталья Михайловна любила своего непутевого мужа без памяти, — однако взбалмошный поэт супружеской верностью не отличался.
Сохранилось мемуарное свидетельство современника о многочисленных любовных похождениях Рылеева.
Одно время он спутался с некоей Катериной Малютиной, своей дальней родственницей — женщиной на много лет его старше, вдовой матерью семейства, — Малютина же тянула из него деньги, которые Рылеев урывал от своего и без того скудного бюджета.
Другая история вышла еще более казусная. Рылеев без памяти влюбился в известную светскую красавицу — полячку, и та отвечала ему взаимностью. Любовный роман был в самом разгаре, когда вдруг стало известно, что польская примадонна — известная аферистка — действовала по заданию царского правительства, пытаясь вызнать у своего любовника информацию о существующих тайных противоправительственных организациях — и, кажется, преуспела в своих целях.
Наталья Михайловна тоже не отличалась кротким характером и бурно припоминала своему мужу все его сомнительные похождения. Короче, супруги жили как кошка с собакой.
А тут еще и начались на квартире у Рылеева сборища Северного тайного общества, — Рылеев с головой окунулся в новую деятельность, и Наталья Михайловна почувствовала себя и вовсе лишней. Присутствовать на собраниях ей не разрешалось, какой-либо информации ей не сообщали, — она ревновала мужа к товарищам. И, кроме того, вполне обоснованно чувствовала потенциальную опасность. Несколько раз она уезжала от мужа, забрав с собой ребенка — к родителям в деревню, — но она все-таки любила, любила… — и потому каждый раз возвращалась.

Роковое междуцарствие застало ее в Петербурге.

Свидетели рассказывают, что, когда Рылеев 14 декабря уходил из дома, то Наталья Михайловна, простоволосая, неодетая, схватив на руки дочь, выскочила из своей комнаты и повисла на руках у мужа с диким криком: «Настенька, проси своего отца, чтобы он не уходил, проси за себя и за меня!»
Рылеев вырвался из рук жены и убежал.
После восстания он еще успел прийти домой — арестовали его в тот же вечер, на квартире.
После окончания следствия, в ожидании готовящегося приговора супругам один раз дали свидание, Наталья Михайловна пришла вместе с ребенком.
Кроме того, ранее, еще во время следствия, Николай Павлович распорядился выдать жене Рылеева «материальную помощь» — 2000 рублей — по тем временам достаточно приличные деньги для небогатой дворянской семьи, — и позаботился о том, чтобы о его отеческой опеке узнал Рылеев.
Результаты не замедлили сказаться, — Кондратий Федорович дал на следствии откровенные показания о подготовке восстания 14 декабря.
Еще за несколько месяцев до того, как был объявлен приговор, жены пытались узнать о будущей судьбе своих мужей. Ходили слухи самые разные — от того, что все арестованные будут казнены, до того, что всех помилуют. Княгиня Трубецкая первая подала прошение о том, чтобы отправиться в ссылку в Сибирь вслед за своим мужем — еще не зная точно, впрочем, о том, будет таковая ссылка или нет. Узнав об этом, Наталья Михайловна также подала прошение. На ее попытки узнать что-либо более определенное, император сообщил ей милостиво дословно: «Никто не будет обижен».

Так и получилось, что до последнего момента Наталья Михайловна не знала о вынесенном приговоре, но то ли сердце ей подсказало, то ли слухи ходили по городу — в ту последнюю ночь она ждала возле равелина, возле Петропавловской крепости. Говорят, что она была в толпе смотревших издали на казнь — но так это или нет — точно проверить невозможно.

Осталось — письмо.
Предсмертное письмо, которое написал Рылеев своей жене за несколько часов до казни.
И осталась — вдова с ребенком без средств к существованию.
И хотела бы поехать Наталья Михайловна в Сибирь — да некуда было ей ехать.
Было ей на тот момент — 25 лет.
Родители Натальи Михайловны к тому времени умерли, семья бедствовала, едва ли не голодала. Настеньку надо было отдавать учиться — однако Николай Павлович распорядился не принимать детей осужденных в учебные заведения под их собственной фамилией. И тогда семья пошла на унижение — девочку отдали в Екатерининский институт благородных девиц под чужой фамилией — Кондратьева (так, по имени отца, было принято в то время давать фамилии незаконнорожденным детям).

Наверное, Наталье Михайловне повезло — через несколько лет (в 1833 году) она вышла замуж второй раз, вышла за мелкого чиновника Куковлевского.
Здоровье ее уже было подорвано, и на белом свете она не зажилась — умерла около 40 лет от роду.

Интересно, что вдова Рылеева знала о месте захоронения казненных декабристов — кто-то ей показал могилу, хотя захоронения совершалось в глубокой тайне, и до конца своей жизни показывала могилу другим родственникам казненных и тем, кто желал поклониться их памяти.

Настенька же, благополучно отучившись под чужой фамилией, рано выскочила замуж — за некоего дворянина Пущина, дальнего родственника декабриста и лицеиста Ивана Пущина.
Счастье и ей не слишком улыбалось, — однако она оказалась женщиной решительной и практичной.
Родила своему мужу девять детей и руководила своим небогатым хозяйством с твердостью и живым житейским умом. Так и разыскал ее вернувшийся из Сибири по амнистии Иван Иванович Пущин, разыскал и обрадовался тому, что она все эти годы хранила память о своих родителях.
В годы александровского либерализма Анастасия Кондратьевна принимала участие в издании первого собрания сочинений своего отца.
А умерла в глубокой старости, почти дожив до октябрьской революции, — тихо и мирно в своем поместье.

Покаяние Рылеева

Кондратий Рылеев В общественном сознании декабристы заняли место святых. Слово «декабрист» подразумевает благородство, беззаветное служение… Чему? В глухие времена советского (пусть уже и позднейшего, «вегетарианского») строя мечта о свободе питалась образами позапрошлого века, и декабристы играли в ней одну из первых ролей. Теперь, зная цену и свободе, полученной в 1917 году, и свободе, полученной в 1991-м, мы, казалось бы, можем трезво взглянуть и на тех, кто стоял у истоков так называемого «освободительного движения», но, увы, и сейчас «декабрист» звучит — романтически, чуть ли не с придыханием.

За последние годы вышел целый ряд книг, обличающих декабристское движение. Но их не читают, и не задумываются над тем, а как же сами декабристы смотрели — после 14 декабря? Один из главных, Рылеев, пережил, за гранью ареста, глубочайшее покаяние, и в эту, номинально «декабристскую, дату стоит, верно, вспомнить прежде всего о нем.

Единственный сын

Кондратий Федорович Рылеев родился 18 сентября (все даты — по старому стилю) 1795 года в семье полковника Федора Рылеева, имевшего царскую награду за службу, но человека небогатого и неспособного к содержанию семейства. Более того, Федор Андреевич был человеком деспотического нрава, бил и жену, и маленького сына, так что Коня (как звали в детстве Кондратия) терпел от отца много горя. Наконец, в 1800 году родные его матери, Анастасии Матвеевны, подарили ей имение Батово недалеко от столицы. Ныне село Батово относится к Гатчинскому району Ленинградской области. Дом не сохранился, сохранилась только липовая аллея, ведшая к нему. Анастасия Матвеевна порвала с мужем и поселилась в Батово с Коней и Аней — побочной дочерью Федора Андреевича, навязанной им жене. Последняя, впрочем, любила девочку, как родную дочь. Жили они так бедно, что не могли сменить потертую мебель, оставшуюся от прежних хозяев.

Кадет становится поэтом

Однако недолго Коня наслаждался свободой от жестокого отца и красотами природы, воспетыми в ХХ веке Владимиром Набоковым (Рождествено от Батово в двух шагах). В январе 1801 года он был определен в Первый кадетский корпус в Санкт-Петербурге. Корпус находился в бывшем дворце Меньшикова на Васильевском острове, прямо напротив Сенатской площади…Стоит познакомиться с жизнеописанием Рылеева, написанным известным советским литератором Виктором Афанасьевым, автором жизнеописаний и Василия Жуковского, и Михаила Лермонтова. Его книга, вышедшая в серии ЖЗЛ в1982 году, хоть и отдает, естественно, дань идеологическому надзору, написана живо и интересно. В ней рассказано и о первом поэтическом произведении Кондратия Рылеева — это была шуточная поэма «Кулакиада», написанная на смерть кадетского повара Кулакова. Кадеты подсунули поэму рассеянному эконому вместо одного из ежедневных докладов директору, тот подал листки… и мрачного, замкнутого директора рассмешил до слез. В тот же вечер Кондратий (ему было тогда 16 лет) ходил к эконому каяться. Примечательны строки поэмы: «Я не пиит, я только воин,/ В устах моих нескладен стих». Товарищи, однако, очень ценили стихи Рылеева. Но более всего они уважали его за благородный и самоотверженный характер. В корпусе были приняты очень суровые телесные наказания. Попадало и Рылееву, переносившему боль стоически. Не раз он брал на себя вину товарищей. Незадолго до выпуска его не только строго наказали, но даже хотели исключить (слишком проступок был велик), как вдруг случайно обнаружилось, что виноват не Рылеев. В феврале 1814 года Кондратий был выпущен артиллерийским офицером и успел принять участие в войне с Наполеоном. В 1815 году Рылеев был в Париже, где одна гадалка предсказала ему, что он умрет не своей смертью и с ужасом отказалась сообщить подробности.

Литератор и декабрист

По возвращении в Россию Рылеев недолгое время продолжал служить в армии.В 1818 году он вышел в отставку; в 1820 году, по взаимной страстной любви, женился на Наталье Михайловне Тевяшевой. После женитьбы Рылеев переехал в Петербург, сблизился с литературными кружками столицы, примкнул к Вольному обществу любителей российской словесности и к масонской ложе «Пламенеющая звезда». В это же время Рылеев много пишет и печатается в столичных изданиях. Одно из этих стихотворений поразило современников неслыханной дерзостью: оно было озаглавлено «К временщику» и метило в Аракчеева. В 1821 году Рылеев был избран от дворянства заседателем уголовной палаты и приобрел известность как неподкупный поборник справедливости. В 1824 году он перешел на службу Российско-американской компании правителем канцелярии. В доме Рылеева бывали литературные собрания, на которых возникла мысль об издании ежегодного альманаха; и в 1823 году Кондратий Рылеев и Александр Бестужев выпустили первый номер «Полярной Звезды».

Пушкин писал Рылееву из Михайловского в январе 1825 года: «Благодарю тебя за ты и за письмо. … Жду «Полярной звезды» с нетерпеньем, знаешь для чего? для «Войнаровского»». В поэме Рылеева «Войнаровский» речь шла о племяннике Мазепы, которого поэт романтически идеализировал. Пушкин, хоть и был не согласен с Рылеевым (и оспорил его в «Полтаве»), но, в отличие от «Дум», чтением которых тяготился, поэму его ставил очень высоко.

В начале 1823 года Рылеев вступил в революционное Северное общество, образовавшееся из «Союза общественного благоденствия». Он был принят сразу в разряд «убежденных» и уже через год был избран директором общества. Дух и направление Северного общества, собрания которого происходили на квартире Рылеева, всецело были созданы им. В противоположность Южному обществу, руководимому Пестелем, Северное отличалось демократизмом. Стоит заметить, что Рылеев боролся против кровавых мер, вошедших в план действий декабристов. Перед 14 декабря Рылеев сложил свои полномочия; «диктатором» был избран князь Трубецкой, но Рылеев все-таки был на Сенатской площади. На следующую ночь он был арестован и заключен в каземат № 17 Алексеевского равелина Петропавловской крепости.

После ареста

После допроса у императора, который оценил благородный характер Рылеева, он получил дозволение переписываться с женой и однажды (в начале лета 1826 года) виделся с ней и дочерью. Написанное Рылеевым в крепости говорит само за себя. После возвращения из ссылки Иван Пущин разыскал дочь Рылеева, сохранившую бумаги отца и матери. В 1872 году эти материалы были изданы отдельной книгой «Сочинения и переписка Кондратия Федоровича Рылеева».

21 декабря Наталья Михайловна писала мужу: «Друг мой! не знаю, какими чувствами, словами изъяснить непостижимое милосердие нашего Монарха. Третьего дня обрадовал меня Бог, и вслед за тем 2000 рублей и позволение посылать тебе белье… Наставь меня, друг мой, как благодарить Отца нашего Отечества… Настенька про тебя спрашивает, и мы всю надежду возлагаем на Бога и на Императора». На обороте этого письма рукой Рылеева набросано:

«Святым даром Спасителя мира я примирился с Творцом моим. Чем же возблагодарю я Его за это благодеяние, как не отречением от моих заблуждений и политических правил? Так, Государь, отрекаюсь от них чистосердечно и торжественно; но чтобы запечатлеть искренность сего отречения и совершенно успокоить совесть мою, дерзаю просить Тебя, Государь! будь милостив к товарищам моего преступления. Я виновнее их всех; я, с самого вступления в Думу Северного общества, упрекал их в недеятельности; я преступной ревностью своею был для них самым гибельным примером; словом, я погубил их; через меня пролилась невинная кровь. Они, по дружбе своей ко мне и по благородству, не скажут сего, но собственная совесть меня в том уверяет. Прошу Тебя, Государь, прости их: Ты приобретешь в них достойных верноподданных и истинных сынов Отечества. Твое великодушие и милосердие обяжет их вечною благодарностью. Казни меня одного: я благословляю десницу, меня карающую, и Твое милосердие и перед самой казнью не престану молить Всевышнего, да отречение мое и казнь навсегда отвратят юных сограждан моих от преступных предприятий противу власти верховной». Неизвестно (а для нас не так уж и важно), было ли переписано и передано императору Николаю I это письмо.

Казнь

Рылеев был одним из тех трех несчастных, которых вешали дважды (вместе с Сергеем Муравьевым и Каховским). Веревки порвались во время казни, вероятно, из-за тяжести кандалов. В связи с этим Рылееву приписывают разные восклицания (проклятия в адрес судьбы или в адрес палачей — естественно, это делает в своей книге и Виктор Афанасьев). Но сохранился рассказ человека, присутствовавшего при казни по службе: «У Рылеева колпак упал, и видна была окровавленная бровь и кровь за правым ухом, вероятно от ушиба. Он сидел скорчившись, потому что провалился внутрь эшафота. Я к нему подошел, он сказал: «Какое несчастие!». Генерал-губернатор, видя с гласису (пологая земляная насыпь впереди наружного рва крепости — А.М.), что трое упали, прислал адъютанта, чтобы взяли другие веревки и повесили их, что и было немедленно исполнено». По рассказу свидетелей казни, генералу предлагали известить о случившемся императора (не помилует ли теперь?), но Государь находился в Царском Селе, и генерал поступил как проще. Известно, что перед казнью священник Петр Мысловский сердечно прощался с осужденными. Когда он подошел к Рылееву, тот приложил его руку к своей груди и сказал: «Слышишь, отец, оно не бьется сильнее прежнего».

Последнее письмо

Вскоре после свершившегося в кругу родных и друзей декабристов стали распространяться копии письма, написанного Рылеевым жене прямо перед казнью. Сейчас оно будет приведено, но необходимо пояснить, что решение об участи пятерых декабристов, находившихся под следствием «вне категорий», было принято окончательно лишь в предыдущий перед казнью день. Вот это письмо.

«Бог и Государь решили участь мою: я должен умереть и умереть смертию позорною. Да будет Его святая воля! Мой милый друг, предайся и ты воле Всемогущего, и он утешит тебя. За душу мою молись Богу. Он услышит твои молитвы. Не ропщи ни на него, ни на Государя: ето будет и безрассудно и грешно. Нам ли постигнуть неисповедимые суды Непостижимого? Я ни разу не взроптал во все время моего заключения, и за то Дух Святый дивно утешал меня.
Подивись, мой друг, и в сию самую минуту, когда я занят только тобою и нашею малюткою, я нахожусь в таком утешительном спокойствии, что не могу выразить тебе. О, милый друг, как спасительно быть христианином. Благодарю моего Создателя, что Он меня просветил и что я умираю во Христе. Это дивное спокойствие порукою, что Творец не оставит ни тебя, ни нашей малютки. Ради Бога не предавайся отчаянью: ищи утешения в религии. Я просил нашего священника посещать тебя. Слушай советов его и поручи ему молиться о душе моей…
Ты не оставайся здесь долго, а старайся кончить скорее дела свои и отправиться к почтеннейшей матушке, проси ее, чтобы она простила меня; равно всех своих родных проси о том же. Екатерине Ивановне и детям кланяйся и скажи, чтобы они не роптали на меня за М.П. (Михаил Петрович Малютин — привлекался к следствию, но осужден не был. А.М.) не я его вовлек в общую беду: он сам это засвидетельствует. Я хотел было просить свидание с тобою, но раздумал, чтобы не расстроить тебя. Молю за тебя и за Настеньку, и за бедную сестру Бога и буду всю ночь молиться. С рассветом будет у меня священник, мой друг и благодетель, и опять причастит.
Настиньку благословляю мысленно Нерукотворным образом Спасителя и поручаю тебе более всего заботиться о воспитании ее. Я желал бы, чтобы она была воспитана при тебе. Старайся перелить в нее свои христианские чувства — и она будет щастлива, несмотря ни на какие превратности в жизни, и когда будет иметь мужа, то ощастливит и его, как ты, мой милый, мой добрый и неоцененный друг, ощастливила меня в продолжение восьми лет. Могу ль, мой друг, благодарить тебя словами: они не могут выразить чувств моих. Бог тебя наградит за все. Почтеннейшей Прасковье Васильевне моя душевная искренняя, предсмертная благодарность.
Прощай! Велят одеваться. Да будет Его святая воля.

Твой истинный друг К. Рылеев»

Признание матери

Сбылось предначертание, о котором Анастасия Матвеевна Рылеева знала уже давно и которое должно было жечь ей душу. Она умерла в 1824 году. Уверяют, что ее рассказ, столь достойный внимания, был записан ее собственной рукой. Опубликован он был в 1895 году в январском номере «Исторического вестника» под названием «Сон матери Рылеева».

Надо сказать, что «Коня» был не первый ребенок неблагополучной четы Рылеевых, но первый выживший. Когда ему было три года, он заболел, не то это был круп, не то дифтерит — доктора решить не могли, но с уверенностью говорили матери, что мальчик не выживет. Мать молилась, как никогда. Забылась в изнеможении и услышала тихий ласковый голос: «Опомнись, не моли Господа о выздоровлении… Он, Всеведущий, знает, зачем нужна теперь смерть ребенка… Из благости, из милосердия Своего хочет Он избавить его и тебя от будущих страданий… Что, если я тебе покажу их… Неужели и тогда будешь ты все-таки молить о выздоровлении!…— Да… да… буду… буду… все… все отдам… приму сама какие угодно страдания, лишь бы он, счастье моей жизни, остался жив!..» — взывала мать, с мольбой обращаясь в ту сторону, откуда слышался голос, тщетно стараясь разглядеть, кому он принадлежит. В некоторых редакциях говорится, что это был ангел, который повел Анастасию Матвеевну по предстоящему жизненному пути ее «Кони». Это были как бы отдельные комнаты. То она видела сына за учебой, то уже взрослого на службе. Но вот уже и предпоследняя комната. В ней сидело много совсем не знакомых матери лиц. Они оживленно совещались, спорили, шумели. Кондратий с видимым возбуждением говорил им о чем-то. Тут Анастасия Матвеевна снова услышала голос, более грозный и даже резкий: «Смотри: одумайся, безумная!.. Когда ты увидишь то, что скрывается за этим занавесом, отделяющим последнюю комнату от других, будет уже поздно!.. Лучше покорись, не проси жизни ребенку, теперь еще такому ангелу, не знающему житейского зла…» Но Анастасия Матвеевна с криком: «Нет, нет, хочу, чтобы жил он»… поспешила к занавесу. Тогда он медленно приподнялся, и она увидела — виселицу! Женщина вскликнула и очнулась. Ее первым движением было наклониться к ребенку, а он… спокойно спал. Ровное, тихое дыхание сменило болезненный свист в горле; щеки порозовели, и вскоре, проснувшись, мальчик протянул к маме руки.

Нет сомнения, что молитвами матери сердцу мятежника было дано покаяние.

Упокой, Господи, душу раба Твоего Кондратия и избавь его от участи тех, чьи недобрые дела «идут вслед за ними».

Анастасия Кондратьевна Рылеева-Пущина, дочь Рылеева, составитель первого собрания сочинений поэта (1872), корреспондент «Полярной звезды» А. И. Герцена. 1870.

Весной 1817 г. в Острогожском уезде разместилась 11-я конно-артиллерийская рота 1-й артиллерийской бригады, в которой служил один из будущих вождей декабристского движения К.Ф. Рылеев. Об этом, помимо воспоминаний А. И. Косовского, свидетельствуют и данные губернской «Воронежской летописи». В ней отмечено: «1817. Расположены в Воронежской губернии полки 1-й драгунской дивизии и 1-бригады 2-й драгунской дивизии, квартировавшие до 1825 г.». (Памятная книжка Воронежской губернии на 1863–1864 г. Воронеж, 1864. С. 71).

О приезде в Острогожск русских воинов, побывавших в заграничных походах, профессор А. В. Никитенко вспоминал в своих мемуарах как о событии ярком и радостном. «Тем временем…в нашем городе произошло событие, которое, внеся в него новый элемент, и для меня было источником новых свежих впечатлений… В один прекрасный день весной 1818 г. его сонные улицы оживились, запестрели знамёнами и мундирами, огласились конским топотом и звуками военной музыки». В те времена Острогожск и Острогожский уезд были в Воронежской губернии одним из примечательных мест после Воронежа. Острогожск принадлежал к старинным русским городам, был основан в 1652 г. для отражения татарских набегов. Большинство острогожских «служилых людей» были выходцами из украинских земель. Всё это наложило печать своеобразия на жителей Острогожского уезда, сохранявших многое от своих украинских предков в языке, обычаях и нравах, но в то же время испытавших на себе большое воздействие окружавшего их исконно русского населения.
Среди острогожских жителей, известных «не одной родовитостью, но и полезной деятельностью», выделялись дворянские фамилии: Станкевичей, Фирсовых, Лисаневичей, Астафьевых, Томилиных, Сафоновых; купцов В. А. Должикова, Д. Ф. Панова и др. У многих из них под влиянием «духа времени» в той или иной мере проявлялось настроение в стремлении к свободе и протесте против гнёта всемогущего бюрократизма.
Наиболее близки Рылееву были братья Бедряги. Генерал-майор Г. В. Бедряга, помещик слободы Белогорье, имел трёх сыновей: Михаила, Николая и Сергея. Все они были на военной службе. С М. Г. Бедрягой (1779–1833), героем Отечественной войны, соратником знаменитого Д. Давыдова они были знакомы ещё с 1817 г. Знавшие М. Г. Бедрягу единодушно отзывались о нём как о «высокой храбрости и дарований офицере». В бородинском сражении М. Г. Бедряга получил тяжёлое ранение, заставившее его подолгу жить и лечиться у себя в имении, в Белогорье, где он и сблизился с Рылеевым. Поэт посвятил ему ряд своих произведений («Пустыня (К М. Г. Бедряге)» и др.), делился с ним своими творческими планами, регулярно пересылал М. Бедряге свои сочинения. С Николаем Бедрягой (1786–1856) Рылеев был знаком с 1819 г., когда тот в чине полковника вышел в отставку и поселился сначала в Белогорье, а потом в своём имении на хуторе Острые Могилы Острогожского уезда. В июле 1821 г. Рылеев написал стихотворение на рождение у Н. Г. Бедряги сына Якова («Да будешь, малютка, как папа, бесстрашен…»).
К. Рылеев был хорошо знаком с В. Т. Лисаневичем, бывшим в конце 1810-х – начале 1820-х гг. острогожским предводителем дворянства. В. Т. Лисаневич и другие его братья, Сергей и Василий принадлежали к «умственной аристократии» Острогожского уезда. Неподалёку от Подгорного жили Н. Ф. Матвеев, В. А. Труфанов, Н. А. Сафонов, Куколевские и другие местные помещики, с которыми Рылеев был довольно близок. В конце декабря 1820 г. поэт писал жене: «…с нового года я буду издавать журнал в Петербурге под названием «Невский Зритель». Скажи об этом Николаю Фёдоровичу (Матвееву), а также В. А. Труфанову». (Рылеев. ПСС, 1934. С. 546). Н. Ф. Матвеев, полковник в отставке, как и Бедряги, принадлежал к заслуженным ветеранам войны 1812 г., в своё время он возглавлял Острогожское земское ополчение («Воронежское дворянство в Отечественную войну», С. 274). Матвеев часто бывал в Петербурге и, как близкое, доверенное лицо, часто использовался Рылеевым для пересылки писем.
Поэт с большим участием отнёсся к А. В. Никитенко и сыграл решающую роль в его освобождении из крепостной неволи. Впервые будущий историк литературы, литературный критик, профессор Петербургского университета, академик А. В. Никитенко увидел поэта К. Ф. Рылеева осенью 1818 г. в книжной лавке Острогожска. «Я взглянул на него, – вспоминал он много лет спустя эту встречу, – и пленился тихим сиянием его тёмных и в то же время ясных глаз с кротким задумчивым выражением всего лица. Он потребовал «Дух законов» Монтескье, заплатил деньги и велел принести себе книги на дом. «Я с моим эскадроном не в городе квартирую, – заметил он купцу, – стоим довольно далеко. Я приехал сюда на короткое время, всего на несколько часов: прошу вас, не замедлите присылкою книг. …Пусть ваш посланный спросит поручика Рылеева. Тогда имя это ничего не сказало мне, но изящный образ молодого офицера живо запечатлелся в моей памяти». (Никитенко А. В. Записки и дневники. Т. 1. М., 2005. С. 115). Эта встреча имела своё продолжение в Петербурге в мае 1824 г. А. В. Никитенко приехал с давно вынашиваемой мечтой освободиться от крепостной зависимости. В. И. Астафьев, один из друзей поэта и родственник Тевяшовых, снабдил его рекомендательным письмом именно к Рылееву. Рассказывая об этой встрече с поэтом-декабристом, А. В. Никитенко набросал великолепный портрет, один из лучших в мемуарной литературе о Рылееве: «Среднего роста, хорошо сложенный, с умным, серьёзным лицом, он с первого взгляда вселял в вас как бы предчувствие того обаяния, которому вы неизбежно должны были подчиниться при более близком знакомстве. Стоило улыбке озарить его лицо, а вам самим поглубже заглянуть в его удивительные глаза, чтобы всем сердцем, безвозвратно отдаться ему. В минуту сильного волнения или поэтического возбуждения глаза эти горели и точно искрились: столько было в них сосредоточенной силы и огня». (Никитенко А. В. Записки и дневники. Т. 1. М., 2005. С. 167–168). «Кампания» по освобождению Никитенко была упорной и длительной. Рылеев подключил к ней своих друзей-декабристов Е. П. Оболенского, А. М. Муравьёва и др. В конце концов, 11 октября 1824 г. Никитенко получил отпускную. А. В. Никитенко потом никогда не забывал К. Ф. Рылеева и постоянно посещал его до самого дня восстания на Сенатской площади. «Я не знавал другого человека, который обладал бы такой притягательной силой, как Рылеев». Эти слова А. В. Никитенко могли бы повторить большинство людей, знавших поэта.
В Подгорном Рылеев познакомился с семейством местного помещика М. А. Тевяшова. Тевяшовы принадлежали к старинному дворянскому роду. Их предок был выходцем из Золотой орды. При Дмитрии Донском он принял православие и получил в крещении имя Азария. Свою фамилию Тевяшовы унаследовали от внука Азария Вавилы Гавриловича, по прозванию Тевяш. Дом Тевяшовых привлекал Рылеева не только гостеприимством хозяев, но и двумя их молоденькими дочерьми. В письме к матери из Острогожского уезда от 17 сентября 1817 г. он просит позволения выйти в отставку и жениться на «милой Наталье». Переписка длилась долго. А. М. Рылееву смущали бедность, молодость сына, поспешность его отставки. «Пользы служба не принесла мне никакой, – писал он матери, – и с моим характером я вовсе для неё не способен…». 26 декабря 1818 г. вышел приказ об отставке, по которому «прапорщик Рылеев увольнялся от службы подпоручиком по домашним обстоятельствам». (Рылеев, ПСС, 1934. С. 452).
Д. А. Кропотов, младший современник Рылеева, близкий к его семье, в 1869 г. так вспоминал об увлечении поэта Н. М. Тевяшовой и его сватовстве. «Познакомившись в доме Тевяшова, Рылеев не мог не обратить внимания на его дочь, девицу Наталью Михайловну. Необыкновенная красота девушки и превосходные свойства её души произвели на молодого артиллериста сильное впечатление…». (Кропотов Д. А. Несколько сведений о Рылееве. С. 76). Наталья Михайловна Тевяшова родилась в 1800 г. Образование её, как и старшей сестры Анастасии, было весьма скромным, домашним. По свидетельству Косовского, Рылеев много занимался с сёстрами, «в два года усиленных занятий обе дочери оказали большие успехи» и «могли хвалиться своим образованием противу многих девиц, соседей своих, гораздо богаче их состоянием, в особенности… Наталья Михайловна…».
22 января 1819 г. Кондратий Рылеев и Наталья Тевяшова поженились. После свадьбы Рылеевы жили в Подгорном до августа 1819 г., отъезд в Петербург был отложен из-за свадьбы сестры Н. М. Рылеевой – Анастасии, которая летом вышла замуж за губернского секретаря А. Д. Коренева, помещика из соседней слободы Сагуны. Рылеев посвятил своему новому родственнику стихотворение «К другу моему».
Будущее готовило молодожёнам немало испытаний, но до конца дней своих Рылеев не раскаивался в выборе жены. А в своём последнем, предсмертном письме жене, Рылеев, говоря об их единственной дочери Настеньке, писал: «Прошу тебя более заботиться о воспитании её. Я желал бы, чтобы она была воспитана при тебе… и она будет счастлива, несмотря ни на какие превратности в жизни, и когда будет иметь мужа, то осчастливит его, как, ты, мой милый, мой добрый и неоценённый друг, счастливила меня в продолжении восьми лет».
3 июля 1826 г. в предсмертном письме к жене Рылеев писал: «Ты не оставайся здесь (в Петербурге) долго, а старайся кончить дела и отправляйся к почтеннейшей матушке» (Рылеев. ПСС, 1934. С. 519). 3 января 1827 г. Н. М. Рылеева получила из Петропавловской крепости вещи своего мужа. А уже 2 февраля в Подгорное были отправлены дворовые люди с поклажей. 3 марта отправилась туда и Н. М. Рылеева с дочерью. В Подгорное Н. М. Рылеева привезла уцелевшую часть архива мужа, немало книг и журналов из его библиотеки. У вдовы поэта также хранились «острогожские» рукописи Рылеева, затем у дочери (в настоящее время находятся в Пушкинском Доме).
С 1829 по 1832 гг. вдова поэта жила в Петербурге ради образования дочери. В 1833 г. она вновь, и на этот раз надолго, уезжает в Подгорное. В октябре 1833 г. Н. М. Рылеева вышла замуж за острогожского помещика, поручика в отставке Г. И. Куколевского, переселившись в его имение Судьевку, верстах в 12 от Подгорного. Умерла Н. М. Рылеева-Куколевская 31 августа 1853 г. Дочь Рылеева, (в замужестве Пущина) Анастасия Кондратьевна (23.05.1820, с. Подгорное Острогожского уезда Воронежской губернии – 26.05.1890, с. Кошелевка Тульской губ.) окончила Патриотический институт в Петербурге. 31 августа 1842 г. вышла замуж за Ивана Александровича Пущина. У А. К. и И. А. Пущиных были дети (внуки Рылеева), три дочери – Анна, Наталья (в замужестве Денисьева), Софья (в замужестве Органова) и сын – Николай Иванович Пущин. Анастасия Кондратьевна выступила издательницей отцовских произведений: «Сочинения и переписка К. Рылеева» (СПб., 1872, 1874).
Имя Кондратия Фёдоровича Рылеева известно каждому жителю Острогожского и Подгоренского районов. В 1950-е годы именем Рылеева названа одна из улиц г. Острогожска. К юбилейным дням поэта проходят литературные конкурсы, готовятся книжные выставки и др. мероприятия.

Литература

***

несториана/nestoriana

Андрей Чернов. НАСТЕНЬКА РЫЛЕЕВА

Анастасия Кондратьевна Пущина (Рылеева). Конец 1880-х.
Фото из архива рода Черновых

Анастасия Кондратьевна Пущина (Рылеева). Конец 1880-х.
Фото из архива рода Черновых.

На оборотной стороне штамп фотоателье: J. Müller in Dubno

Дубно – городок на Западе Украины. Фото, сделано, видимо, во время поездки по рылеевским местам Украины.

.
Анастасия Кондратьевна Рылеева (1820 – 26 мая 1890), в замужестве Пущина. Дочь поэта, корреспондент Герцена, собеседница Льва Толстого, составительница первого собрания сочинений отца (Лейпциг, 1872).

У нас в роду сохранились две ее поздние выгоревшие фотографии. Та, которая в овале, видимо, они долго висела на стенке в семье наших близких родственников Екатерина Ивановны Дроган и Александры Николаевны Ворониной.

Черновы были в родстве с Рылеевыми, да к тому же и соседями по имениям (от черновского Заречья до рылеевского Батова вниз по Оредежи верст двенадцать). Рылеев принял своего кузена, подпоручика Константина Чернова в Северное Общество и был секундантом на роковой дуэли Чернова с Новосильцевым.

…Почему «Настенька»? Потому что только так называл ее мой отец.

А вот заметка из старого советского журнала «Работница» (1974), в котором была опубликована ее фотография 1870-х годов:

В отделе бытовой иллюстрации Государственного исторического музея хранится фотография старой женщины. Инвентарная карточка свидетельствует, что это Анастасия Кондратьевна Пущина, а снимок попал в музей из частного собрания.
Кого напоминает суховатое лицо, острый взгляд, легкая усмешка?

…В утро казни 13 июля 1826 года Кондратий Федорович Рылеев отправил жене из Петропавловской крепости последнее письмо. Он просил ее более всего заботиться о воспитании дочери, сберечь для Настеньки, которой в ту пору минуло три года, отцовскую библиотеку.

После гибели отца была нужда, печать отверженности, непреходящая душевная боль. Девятнадцати лет Анастасия Кондратьевна вышла замуж за небогатого тульского помещика, отставного поручика Ивана Александровича Пущина, родственника томившегося «во глубине сибирских руд» Ивана Ивановича Пущина.

Вернувшись после тридцатилетней каторги домой, декабрист Пущин навестил дочь своего казненного друга. А. К. Рылеева-Пущина передала Ивану Ивановичу произведения отца и его переписку для герценовской «Полярной Звезды». А много позже, в 1872 году, Анастасия Кондратьевна ценой героических усилий добилась переиздания сочинений отца в России. Женщина, одаренная от природы недюжинным умом и редкой энергией, мать девятерых детей, она находила время для собирания и бережного хранения отцовского архива, для переписки с издателями и редакторами, для нелегкой борьбы за то, чтобы снова зазвучал в народе рылеевский стих:

Любовью к истине святой
В тебе, я знаю, сердце бьется,
И верю, тотчас отзовется
На неподкупный голос мой.

Сочинения Рылеева благодаря усилиям его дочери были изданы дважды: в 1872 и 1874 годах. Книги эти мгновенно раскупили, на них появился ряд откликов в прессе. Примерно в это же время с дочерью декабриста познакомился в Туле Лев Николаевич Толстой. Он искал этой встречи, работая над романом о декабристах. В письме к жене великий писатель сообщал, что из беседы с А. К. Рылеевой-Пущиной он узнал «много интересного».

Анастасия Кондратьевна умерла в 1890 году. Журнал «Исторический вестник» поместил лаконичный некролог, отметив ее особые заслуги в хранении отцовского архива, создании биографии Рылеева, а также издании его сочинений. За этими будто бы и неброскими делами стояла твердая вера в отцовские идеалы. Доказательством высоких чувств дочери декабриста служит также и одно из ее писем к другу и единомышленнику отца Ивану Ивановичу Пущину: «Я была сильно тронута благородством души Вашей и теми чувствами, которые Вы до сих пор сохранили к покойному отцу моему. Примите мою искреннюю благодарность за оные и будьте уверены, что я вполне ценю их. Как отрадно мне будет увидеть Вас лично и услышать от Вас об отце моем, которого я почти не знаю. Мы встретим Вас как самого близкого, родного».
.
А здесь более подробно:
Нина Рабкина
ОТЧИЗНЫ ВНЕМЛЕМ ПРИЗЫВАЕНЬЕ

О ЧЕРНОВЫХ И РЫЛЕЕВЫХ

Декабристы знали от Рылеева, что Константин Чернов – двоюродный брат Кондратия Федоровича. Но связать две родовых ветки не получилось ни у моего отца Юрия Ивановича Чернова, ни у моего пятиюродного брата Евгения Павловича Лемана (потомка Екатерины Пахомовны Черновой и полковника Лемана).

Лишь недавно генеалоги прояснили ситуацию.

У Доменико Трезини был сын Матвей, дочери Екатерина и Элеонора. У Матвея и его жены были дети Иосиф, Екатерина, Андрей и Анна. Как писала жена Трезини Мария Платен, её дочери вышли замуж: Екатерина за Карпа Швензона, а Элеонора за Христофора Эссена, капитана Астраханского пехотного полка, в будущем генерала. Анна Матвеевна Трезини вышла замуж за Григория Ефимовича Радыгина, у которых в свою очередь родились две дочери первая Анна и вторая Аграфена, в замужестве ставшая Черновой. В то же время у Христофора фон Эссена был родной брат, Матвей. У Матвея была дочь Анастасия, ставшая матерью Рылеева. То есть Рылеев и Чернов не кровные родственники, но двоюродный дед одного был женат на двоюродной прабабке второго. Родство достаточно близкое по меркам первой трети XIX века.

Соседи по имениям и братья по Тайному обществу. Константин Чернов был единственным членом Северного Общества в Семеновском полку. И погиб за три месяца до восстания.

Сон матери декабриста Рылеева

10 минут×20
с пользой Время прочтения:
10 минут
Время подготовки:
3 часа 20 минут
i.Концентрация:
2000% 9 лет назад

В январском издании «Исторического Вестника» за 1895 г. была опубликована статья под заглавием: «Сон Рылеевой».

Автор публикации г-жа Софья Николаевна Савина пересказывает повествование матери декабриста Кондратия Рылеева о том, как она заранее предвидела печальную судьбу своего сына, увидев вещий, знаменательный сон.

Справка:

Кондратий Фёдорович Рылеев — русский поэт, общественный деятель, декабрист, главный руководителей Санкт-Петербургского декабрьского восстания 1825 года, ставившего своей целью попытку государственного переворота.

Восстание было совершено группой дворян-единомышленников и поддерживалось военными частями. Целью восстания была либерализация российского общественно-политического строя и недопущение вступления на трон Николая I.

Кондратий Рылеев был казнён 13 июля 1826 года в наружных вспомогательных укреплениях Петропавловской крепости Санкт-Петербурга путём повешения.

Его последними словами на эшафоте, обращёнными к священнику, были: «Батюшка, помолитесь за наши грешные души, не забудьте моей жены и благословите дочь».

Изначально К. Ф. Рылеев, П. И. Пестель, С. И. Муравьев-Апостол, П. Г. Каховский и М. П. Бестужев были приговорены к смертной казни четвертованием, но впоследствии четвертование было заменено на смертную казнь через повешение.

Так как на протяжении нескольких десятилетий в России казни не проводились, Рылеев стал одним из трёх декабристов, под кем во время приведения приговора в исполнение оборвалась верёвка. Он провалился внутрь эшафота и о палки разбил себе голову. Спустя некоторое время, окровавленный Рылеев был повешен повторно.

В донесении генерала-губернатора Голенищева-Кутузова было сказано: «Экзекуция кончилась с должною тишиною и порядком как со стороны бывших в строю войск, так и со стороны зрителей, которых было немного. По неопытности наших палачей и неумению устраивать виселицы при первом разе трое и именно: Рылеев, Каховский и Муравьев (Каховский здесь ошибочно назван вместо Бестужева-Рюмина) сорвались, но вскоре опять были повешены и получили заслуженную смерть».

По некоторым источникам именно Рылеев сказал перед своей повторной казнью: «Проклятая Земля, где не умеют ни составить заговора, ни судить, ни вешать!»

Повествование матери:

Данное повествование было рассказано в тесном кругу друзей, свидетелем которого стала Софья Николаевна Савина, в последствии и опубликовавшая его в журнале «Исторический Вестникъ» с разрешения матери Кондратия Рылеева.

«Клянусь вамъ… клянусь памятью покойнаго сына, что это не бредъ моего воображения, а истина, истина…», — докончила она после минутнаго молчания.

На лицахъ слушающихъ видно крайнее изумление. Все они знаютъ Рылееву, какъ самую правдивую женщину. Да и не может эта, оплакивающая покойнаго сына, мать сказать, особенно въ минуту такой душевной скорби, какое-либо лживое слово.

Софья Николаевна Савина, болee другихъ принимавшая къ сердцу историю всехъ декабристовъ, говорить, обращаясь къ Рылеевой:

«Позвольте мне записать замечательный сон ваш. Пусть разсказъ этотъ сохранится въ семье нашей, какъ память о васъ и о немъ…».

Рылеева молча, целуете ее, и, несколько успокоясь отъ своего волнения, подходитъ къ окну, смотря на темносинее, усеянное звездами, ночное небо, и ей невольно думается, сколько въ безчисленныхъ Mиpaxъ этихъ кроется чудеснаго и таинственнаго…

Записанный Савиной, со словъ Рылеевой, разсказъ о ея сыне сообщенъ редакции «Историческаго Вестника».

«Коне было всего три года, когда он, дорогой, любимый мой мальчик опасно, безнадежно занемог. Вероятно, то был круп или дифтерит, – доктора не объяснили мне; они, созванные на консилиум, только качали головой, сознавая всю невозможность выздоровления ребенка.

«Он не проживет и до утра», – сказали они няне, плакавшей о Коничке. Мне, видя мое полное отчаяние, они не решались говорить об этом, но разве я не замечала сама всей опасности положения бедняжки. Он, задыхаясь, метался по постельке, сжимая тоненькие исхудавшие бледные ручки, уже не узнавая меня, своей матери.

«Радость, счастье, сокровище мое, неужели ты уйдешь от меня?! Уйдешь!.. Нет, это невозможно, немыслимо!.. Разве могу я пережить тебя! – шептала я, обливая слезами эти дорогие мне ручки. – Разве нет спасения!.. Есть оно, есть… Спасение – одно милосердие Божие…

И в страшном отчаянии своем упала я пред Спасителем… и жарко, горячо молилась о выздоровлении моего крошки. Молилась так, как никогда потом не могла пламенно сосредоточиться на молитве. Тогда я всю душу свою вложила в слова незаученного обращения к Господу.

Не знаю, сколько времени длился молитвенный экстаз мой…. Помню только, что всем существом моим овладела какая-то непонятная, светлая радость, какое-то тихое чувство покоя… Меня точно что-то убаюкивало, навевая сон. Веки мои отяжелели. Я едва поднялась с колен и, сев у кровати больного, облокотившись на нее, тотчас же забылась легким сном.

До сих пор не могу отдать себе отчета, был ли то сон или я действительно услыхала…. О, как ясно услышала я чей-то незнакомый, но такой сладкозвучный голос, говорящий мне:

«Опомнись, не моли Господа о выздоровлении… Он, Всеведущий, знает, зачем нужна теперь смерть ребенка… Из благости, из милосердия Своего хочет Он избавить его и тебя от будущих страданий… Что если я тебе покажу их?.. Неужели и тогда будешь ты все-таки молить о выздоровлении!..»

«Да… да… буду… буду… все… все… отдам… приму сама какие угодно страдания, лишь бы он, счастие моей жизни, остался жив!..» – говорила я, с мольбой обращаясь в ту сторону, откуда слышался голос, тщетно стараясь разглядеть, кому он может принадлежать.

–Ну, тогда следуй за мной….

И я, повинуясь чудному голосу, шла, сама не зная куда. Пред собой видела я только длинный ряд комнат. Первая из них по всей обстановке своей была та же самая, где теперь лежал мой умирающий ребенок.

Но он уже не умирал…. Неслышно было более свиста или как бы предсмертного хрипа, выходившего из горлышка. Нет, он тихо, сладко спал, с легким румянцем на щеках, улыбаясь во сне…. Крошка мой был совсем здоров! Я хотела подойти к кроватке его, но голос звал уж меня в другую комнату.

Там – он был уже крепким, сильным, резвым мальчиком; он начинал уже учиться, кругом на столе лежали книжки, тетради.

Далее, постепенно, видела я его юношей, затем взрослым… и на службе….

Но вот уж предпоследняя комната. В ней сидело много совсем мне незнакомых лиц. Они оживленно совещались, спорили, шумели. Сын мой с видимым возбуждением говорил им о чем-то. Но тут я снова услышала голос, и в звуках его были, как бы более грозные, резкие ноты:

— Смотри, одумайся, безумная!.. Когда ты увидишь то, что скрывается за этим занавесом, отделяющим последнюю комнату от других, ты уже не сможешь ничего изменить!.. Лучше покорись, не проси жизни своему ребенку, подобно ангелу, не знающему житейского зла….

Но я с криком: «Нет, нет, хочу, чтоб жил он!» – задыхаясь, спешила к занавесу. Тогда занавес медленно приподнялся – и я увидела виселицу с окровавленным телом моего сына!..

Я громко вскрикнула и очнулась. Первым движением моим было наклониться к ребенку,… но к моему глубокому удивлению… он спокойно, сладко спал, ровное, тихое дыхание сменило болезненный свист в горле; его щечки порозовели, и вскоре, просыпаясь, он протянул ко мне ручки, зовя маму. Я стояла как очарованная и ничего не могла понять и сообразить… Что это такое?.. Все тот же ли сон или это — радостная действительность, подобная той, которую я видела во сне там, в первой комнате!..

Все еще не доверяя глазам своим, я кликнула няню и вместе с нею убедилась в чуде исцеления приговоренного к смерти младенца.

На радостях няня передала мне письменное заключение докторов о невозможности его выздоровления. И надо было видеть изумление одного из этих эскулапов, приехавшего на другой день осведомиться о часе кончины мальчика, когда няня вместо трупа показала ему спокойно сидящего на постельке Коню, здорового и веселого.

— Да ведь это ж чудо, чудо!.. – твердил он.

Время шло, а сон мой исполнялся с буквальною точностью во всех, даже самых мелких подробностях… и юность его и, наконец, те тайные сборища.

Более не могу продолжать!..

Вы понимаете… эта смерть… виселица… О, Боже!..»

Справка:

Несмотря на всю солидность издательства, опубликовавшего данную историю, мать декабрста Анастасия Матвеевна Эссен умерла 2-го июня 1824-го года в возрасте 66-ти лет, — за два года до казни своего сына Кондратия Рылеева через повешение и, посему, никак не могла говорить о «покойном» своём сыне.