Достоевский о человеке

О человеке

В сборнике «Золотые цитаты», вышедшем в издательстве Сретенского монастыря, предпринята попытка собрать самые яркие и наиболее значимые мысли Федора Михайловича Достоевского, вложенные им в уста своих героев или же высказанные им самим в многочисленных статьях и заметках. Это мысли, касающиеся главных тем, волновавших писателя всю его творческую жизнь: вера и Бог, человек и его жизнь, творчество, современность, нравственность, любовь и, конечно же, Россия.

Федор Михайлович Достоевский

Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь разгадывать ее всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком.

(Письма. XXVIII/I. С. 63)

***

Человек не из одного какого-нибудь побуждения состоит, человек — целый мир, было бы только основное побуждение в нем благородно.

(Дневник писателя. XXV. С. 170)

***

…Мне кажется, мы такие разные люди на вид… по многим обстоятельствам, что у нас, пожалуй, и не может быть много точек общих, но, знаете, я в эту последнюю идею сам не верю, потому очень часто только так кажется, что нет точек общих, а они очень есть… это от лености людской происходит, что люди так промеж собой на глаз сортируются и ничего не могут найти…

(Идиот. VIII. С. 24)

***

Никто не может быть чем-нибудь или достигнуть чего-нибудь, не быв сначала самим собою.

(Записная тетрадь. XX. С. 176)

***

…Причины действий человеческих обыкновенно бесчисленно сложнее и разнообразнее, чем мы их всегда потом объясняем, и редко определенно очерчиваются.

(Идиот. VIII. С. 402)

***

Какая разница между демоном и человеком? Мефистофель у Гёте говорит на вопрос Фауста: «Кто он такой» — «Я часть той части целого, которая хочет зла, а творит добро». Увы! Человек мог бы сказать о себе совершенно обратное: «Я часть той части целого, которая вечно хочет, жаждет, алчет добра, а в результате его деяний — одно лишь злое».

(Записная тетрадь. XXIV. С. 287–288)

Достоевский Ф. М. Золотые цитаты : Сборник / сост. Д. А. Кузнецов; ассист. сост. М. А. Курчина. — М. : Изд-во Сретенского монастыря, 2017. — 128 с.

***

Вот в том-то и ужас, что у нас можно сделать самый пакостный и мерзкий поступок, не будучи вовсе иногда мерзавцем! Это и не у нас одних, а на всем свете так, всегда и с начала веков, во времена переходные, во времена потрясений в жизни людей, сомнений и отрицаний, скептицизма и шатости в основных общественных убеждениях. Но у нас это более чем где-нибудь возможно, и именно в наше время, и эта черта есть самая болезненная и грустная черта нашего теперешнего времени. В возможности считать себя, и даже иногда почти в самом деле быть, немерзавцем, делая явную и бесспорную мерзость, — вот в чем наша современная беда!

(Дневник писателя. XXI. С. 131)

***

Всем хочется казаться благородными. Делать подлость с благородством.

(Записная тетрадь. XXIV. С. 98)

***

…В наш век негодяй, опровергающий благородного, — всегда сильнее, ибо имеет вид достоинства, почерпаемого в здравом смысле, а благородный, походя на идеалиста, имеет вид шута.

(Дневник писателя. XXV. С. 54)

***

…Есть три рода подлецов на свете: подлецы наивные, то есть убежденные, что их подлость есть величайшее благородство, подлецы, стыдящиеся собственной подлости при непременном намерении все-таки ее докончить, и, наконец, просто подлецы, чистокровные подлецы.

(Подросток. XIII. С. 49)

***

Есть в воспоминаниях всякого человека такие вещи, которые он открывает не всем, а разве только друзьям. Есть и такие, которые он и друзьям не откроет, а разве только себе самому, да и то под секретом. Hо есть, наконец, и такие, которые даже и себе человек открывать боится, и таких вещей у всякого порядочного человека довольно-таки накопится.

(Записки из подполья. V. С. 122)

***

Свойства палача в зародыше находятся почти в каждом современном человеке.

(Записки из мертвого дома. IV. С. 155)

***

Во всяком человеке, конечно, таится зверь, — зверь гневливости, зверь сладострастной распаляемости от криков истязуемой жертвы, зверь без удержу, спущенного с цепи, зверь нажитых в разврате болезней, подагр, больных печенок и проч.

(Братья Карамазовы. XIV. С. 220)

***

В самом деле, выражаются иногда про «зверскую» жестокость человека, но это страшно несправедливо и обидно для зверей: зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически, так художественно жесток.

(Братья Карамазовы. XIV. С. 217)

***

С невозможным человеком и отношения принимают иногда характер невозможный, и фразы вылетают подчас невозможные.

(Дневник писателя. XXIII. С. 17)

***

Ограниченному «обыкновенному» человеку нет, например, ничего легче, как вообразить себя человеком необыкновенным и оригинальным и усладиться тем без всяких колебаний.

(Идиот. VIII. С. 384)

***

Есть дружбы странные: оба друга один другого почти съесть хотят, всю жизнь так живут, а между тем расстаться не могут. Расстаться даже никак нельзя: раскапризившийся и разорвавший связь друг первый же заболеет и, пожалуй, умрет, если это случится.

(Бесы. X. С. 12)

***

Есть такие характеры, которые очень любят считать себя обиженными и угнетенными, жаловаться на это вслух или утешать себя втихомолку, поклоняясь своему непризнанному величию.

(Неточка Незванова. II. С. 157)

***

Человек есть существо ко всему привыкающее, и, я думаю, это самое лучшее его определение.

(Записки из мертвого дома. IV. С. 10)

***

У честных — врагов бывает всегда больше, чем у бесчестных.

(Записная тетрадь. XXIV. С. 230)

***

Узнал я, что не только жить подлецом невозможно, но и умирать подлецом невозможно… Нет, господа, умирать надо честно!..

(Братья Карамазовы. XIV. С. 445)

***

Нет ничего в мире труднее прямодушия, и нет ничего легче лести. Если в прямодушии только одна сотая доля нотки фальшивая, то происходит тотчас диссонанс, а за ним — скандал.

(Преступление и наказание. VI. С. 366)

***

Всякий поступает по совести, а порядочный человек по совести и рассчитывает.

(Письма. XXVIII. С. 228)

***

…Всегда должна быть мерка порядочности, которую мы должны уважать, даже если и не хотим быть порядочными.

(Записная тетрадь. XXIV. С. 85)

***

…Кто так легко склонен терять уважение к другим, тот прежде всего не уважает себя.

(Дневник писателя. XXV. С. 16)

***

…Если захотите рассмотреть человека и узнать его душу, то вникайте не в то, как он молчит, или как он говорит, или как он плачет, или даже как он волнуется благороднейшими идеями, а высмотрите лучше его, когда он смеется. Хорошо смеется человек — значит хороший человек. Смехом иной человек себя совсем выдает, и вы вдруг узнаете всю его подноготную. Даже бесспорно умный смех бывает иногда отвратителен. Смех требует прежде всего искренности, а где в людях искренность? Смех требует беззлобия, а люди всего чаще смеются злобно. Искренний и беззлобный смех — это веселость, а где в людях в наш век веселость, и умеют ли люди веселиться? <…> Веселость человека — это самая выдающая человека черта, с ногами и руками. Иной характер долго не раскусите, а рассмеется человек как-нибудь очень искренно, и весь характер его вдруг окажется как на ладони. Только с самым высшим и с самым счастливым развитием человек умеет веселиться сообщительно, то есть неотразимо и добродушно.

(Подросток. XIII. С. 285)

***

Трус тот, кто боится и бежит; а кто боится и не бежит, тот еще не трус.

(Идиот. VIII. С. 293)

***

Без святого и драгоценного, унесенного в жизнь из воспоминаний детства, не может и жить человек. Иной, по-видимому, о том и не думает, а все-таки эти воспоминания бессознательно да сохраняет. Воспоминания эти могут быть даже тяжелые, горькие, но ведь и прожитое страдание может обратиться впоследствии в святыню для души.

(Дневник писателя. XXV. С. 172–173)

***

Я вам скажу, что такое розга. Розга в семействе есть продукт лени родительской, неизбежный результат этой лени. Все, что можно бы сделать трудом и любовью, неустанной работой над детьми и с детьми, все, чего можно бы было достигнуть рассудком, разъяснением, внушением, терпением, воспитанием и примером, — всего того слабые, ленивые, но нетерпеливые отцы полагают всего чаще достигнуть розгой: «Не разъясню, а прикажу, не внушу, а заставлю». Каков же результат выходит? Ребенок хитрый, скрытный непременно покорится и обманет вас, и розга ваша не исправит, а только развратит его. Ребенка слабого, трусливого и сердцем нежного — вы забьете. Наконец, ребенка доброго, простодушного, с сердцем прямым и открытым — вы сначала измучаете, а потом ожесточите и потеряете его сердце.

(Дневник писателя. XXV. С. 190)

***

Ребенку можно все говорить, — все; меня всегда поражала мысль, как плохо знают большие детей, отцы и матери даже своих детей. От детей ничего не надо утаивать под предлогом, что они маленькие и что им рано знать. Какая грустная и несчастная мысль! И как хорошо сами дети подмечают, что отцы считают их слишком маленькими и ничего не понимающими, тогда как они все понимают. Большие не знают, что ребенок даже в самом трудном деле может дать чрезвычайно важный совет. О Боже! когда на вас глядит эта хорошенькая птичка, доверчиво и счастливо, вам ведь стыдно ее обмануть! Я потому их птичками зову, что лучше птички нет ничего на свете. <…> Через детей душа лечится…

(Идиот. VIII. С. 58)

***

…Я объявляю торжественно, что дух жизни веет по-прежнему и живая сила не иссякла в молодом поколении. Энтузиазм современной юности так же чист и светел, как и наших времен. Произошло лишь одно: перемещение целей, замещение одной красоты другою! Все недоумение лишь в том, что прекраснее: Шекспир или сапоги, Рафаэль или петролей? <…> А я объявляю, что Шекспир и Рафаэль — выше освобождения крестьян, выше народности, выше социализма, выше юного поколения, выше химии, выше почти всего человечества, ибо они уже плод, настоящий плод всего человечества и, может быть, высший плод, какой только может быть! Форма красоты уже достигнутая, без достижения которой я, может, и жить-то не соглашусь… О Боже!

(Бесы. X. С. 372–373)

***

Не принимает род людской пророков своих и избивает их, но любят люди мучеников своих и чтут тех, коих замучили.

(Братья Карамазовы. XIV. С. 292)

***

Любопытно, чего люди больше всего боятся? Нового шага, нового собственного слова они больше всего боятся…

(Преступление и наказание. VI. С. 6)

***

…Жизнь — целое искусство, жить — значит сделать художественное произведение из самого себя…

(Петербургская летопись. XVIII. С. 13)

Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком.»Письма (1832)»

***

..Я — дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоило и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных. И, однако же, Бог посылает мне иногда минуты, в которые я совершенно спокоен; в эти минуты я люблю и нахожу, что другими любим, и в такие-то минуты я сложил себе символ веры, в котором все для меня ясно и свято. Этот символ очень прост, вот он: верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но и с ревнивою любовью говорю себе, что и не может быть. Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше бы хотелось оставаться со Христом, нежели с истиной.

(Письма. XXVIII/1. С. 176)

***

…Если исказишь Христову веру, соединив ее с целями мира сего, то разом утратится и весь смысл христианства, ум несомненно должен впасть в безверие, вместо великого Христова идеала созиждется лишь новая Вавилонская башня.

(Вступительное слово, сказанное на литературном утре в пользу студентов С.–Петербургского университета

30 декабря 1879 г. перед чтением главы «Великий инквизитор». XV. С. 198)

***

Если мы не имеем авторитета в вере и во Христе, то во всем заблудимся.

(Дневник 1881. XXVII. С. 85)

***

Без высшей идеи не может существовать ни человек, ни нация. А высшая идея на земле лишь одна и именно — идея о бессмертии души человеческой, ибо все остальные «высшие» идеи жизни, которыми может быть жив человек, лишь из одной нее вытекают.

(Дневник писателя. XXIV. С. 48)

***

…Без веры в свою душу и ее бессмертие бытие человека неестественно, немыслимо и невыносимо.

(Дневник писателя. XXIV. С. 46)

***

Совесть без Бога есть ужас, она может заблудиться до самого безнравственного

Совесть без Бога есть ужас, она может заблудиться до самого безнравственного.

(Дневник 1881. XXVII. С. 56)

***

Дух Святый есть непосредственное понимание красоты, пророческое сознавание гармонии, а стало быть, неуклонное стремление к ней…

(Заметки к «Бесам». XI. С. 154)

***

Ничего нет лучше для исправления, как прежнее с раскаянием вспомнить.

(Идиот. VIII. С. 203)

***

…Бывает материна радость, когда она первую от своего младенца улыбку заприметит, такая же точно бывает и у Бога радость всякий раз, когда он с неба завидит, что грешник пред ним от всего своего сердца на молитву становится.

(Идиот. VIII. С. 183–184)

***

На земле же воистину мы как бы блуждаем, и не было бы драгоценного Христова образа пред нами, то погибли бы мы и заблудились совсем, как род человеческий пред потопом. Многое на земле от нас скрыто, но взамен того даровано нам тайное сокровенное ощущение живой связи нашей с миром иным, с миром горним и высшим, да и корни наших мыслей и чувств не здесь, а в мирах иных.

(Братья Карамазовы. XIV. С. 290)

***

Добрые дела не остаются без награды, и добродетель всегда будет увенчана венцом справедливости Божией, рано ли, поздно ли.

(Бедные люди. I. С. 105)

***

Уничтожьте в человечестве веру в свое бессмертие, в нем тотчас же иссякнет не только любовь, но и всякая живая сила

…Уничтожьте в человечестве веру в свое бессмертие, в нем тотчас же иссякнет не только любовь, но и всякая живая сила, чтобы продолжать мировую жизнь. Мало того: тогда ничего уже не будет безнравственного, всё будет позволено.

(Братья Карамазовы. XIV. С. 64–65)

***

Тайна что? все есть тайна, друг, во всем тайна Божия. В каждом дереве, в каждой былинке эта самая тайна заключена. Птичка ли малая поет, али звезды всем сонмом на небе блещут в ночи — всё одна эта тайна, одинаковая. А всех бо́льшая тайна — в том, что душу человека на том свете ожидает. Вот так-то, друг!

(Подросток. XIII. С. 287)

***

О, благодарю Тебя, Боже, за все, за все, и за гнев Твой, и за милость Твою!.. И за солнце Твое, которое просияло теперь, после грозы, на нас! За всю эту минуту благодарю!

(Униженные и оскорбленные. III. С. 422)

***

Бог уже потому мне необходим, что это единственное существо, которое можно вечно любить…

(Бесы. X. С. 505)

***

Отсутствие Бога нельзя заменить любовью к человечеству, потому что человек тотчас спросит: для чего мне любить человечество?

(Записная тетрадь. XXIV. С. 308)

***

…Сущность религиозного чувства ни под какие рассуждения, ни под какие атеизмы не подходит; тут что-то не то, и вечно будет не то; тут что-то такое, обо что вечно будут скользить атеизмы и вечно будут не про то говорить.

(Идиот. VIII. С. 181)

***

Лишь в человеческом духовном достоинстве равенство, и сие поймут лишь у нас. Были бы братья, будет и братство, а раньше братства никогда не разделятся. Образ Христов храним, и воссияет как драгоценный алмаз всему миру… Бу́ди, бу́ди!

(Братья Карамазовы. XIV. С. 286)

***

Покоя нет. Будущность чревата. Что-то недоделанное в мире.

(Записная тетрадь. XXIV. С. 97 )

Достоевский Федор Михайлович

Люди рассказали, какие секреты они хранят сейчас. 100 секретов людей

На одном форуме был задан вопрос о том, какой самый большой секрет они хранят. Люди охотно поделились своими секретами, тайнами и скелетами в шкафу. Чужая тайна всегда привлекательна и интересна. О чем молчат мужчины и женщины? Какие тайны они скрывают и какие секреты их беспокоят?

«Нам всем есть что скрывать. Что-то, что мы не хотим показывать остальным. И мы притворяемся, что всё хорошо, прячемся за радугой. И может, это к лучшему. Некоторые закоулки души лучше не видеть никому.» Декстер

На одном популярном форуме был задан вопрос о тайнах и секретах, которые они скрывают сейчас. Многие люди отвечали анонимно или с временных профилей, которые специально зарегистрировали для ответа. Было очень интересно почитать.

Один люди отвечали: «Хорошая попытка мама». Другие видели за этим руку спецслужб или полицию. Третьи предпочитали оставить секрет при себе. Но некоторые люди поделились своими тайнами и скелетами.

У многих людей случались неприятности или счастливые моменты, которые легли в основу секрета или тайны. Читая эти секреты поймешь, насколько может быть скучна твоя личная повседневная жизнь. Но это может быть хорошо, когда благоволят звезды и у тебя все предсказуемо и хорошо.

100 секретов и тайн людей

1. Я дружу с одной замечательной девушкой уже давно и тайно ее люблю. Но никогда не скажу ей об этом. Не в этой жизни.

2. Моя семья не знает, что ушел с работы и теперь пробую работать на себя.

3. Я девственница в 27 лет, хотя симпатичная и с фигурой все нормально.

4. Потратил много денег на азартные игры, но моя семья не знает об этом.

5. Я просто уволился и отправился путешествовать. Все мои друзья и близкие думают, что я просто придурок у которого кризис среднего возраста. Но это мое последнее путешествие. У меня опухоль мозга, а я неизлечим.

6. На работе я часто сижу в интернете и половину времени просто не работаю.

7. Последний год я в глубокой депрессии и не знаю, что делать. У меня семья, работа и дети, но я сильно несчастлив. Хотя все думают иначе.

8. У меня в сумке всегда есть шоколадка, я никогда не делюсь и всегда ем сама.

9. В молодости я спала с мужиками за деньги и путешествовала с ними очень много. Но потом нашла себе парня и теперь скрываю об этом.

10. У меня есть татуировка на интимном месте, но ее еще никто не видел.

11. Хочу скоро бросить работу, отношения и уехать в другой город. Уже начал откладывать деньги.

12. Одна моя знакомая снималась в домашнем порно, но она не знает, что я знаю и даже смотрел его.

13. Все время хочу поцеловать свою красивую коллегу на работе, но она уже замужем.

14. Показывала сиськи незнакомым людям, когда была пьяна.

15. Часто думаю о самоубийстве, хотя никогда не пробовал.

16. Я испортила свои пятилетние отношения с самым лучшим парнем на свете. Все думали, что это было связано нашими разногласиями, но это не так. В конце отношений я увлеклась другим парнем, но тому было наплевать. Мы расстались, но это мучает меня каждый день.

17. Я был всю жизнь полный, но начала тайно заниматься спортом. Я хочу всех поразить переменой своего тела на спортивное.

18. Знаю, что моя знакомая спит с одним мужиком, у которого есть семья и дети.

19. Мне нравятся молодые мужчины, хотя мне самой 44 года. Я в разводе, но мои дети не знают, что я предпочитаю молодых парней.

20. Хочу сделать предложение своей девушке и жду подходящего момента.

21. Постоянно смотрю порно и мастурбирую, хотя у меня есть девушка и секс с ней.

22. Мои родители работают в церкви и верят в бога. А я потерял веру в него и боюсь признаться родителям.

23. Ненавижу свою жену. Все что делаю, я совершаю это неправильно в ее глазах. Хочу расстаться, но пока не решился.

24. Я влюблен у девушку, которая влюблена в другого парня, который безнадежно влюблен в другую. Это бесконечный круг грусти, а не любви.

25. Мне изменил парень, но я еще не знаю расставаться или нет. Я изменила ему с другим парнем и чувствую себя отомщенной. Мы продолжаем пока встречаться.

26. В молодости меня изнасиловали, но я никому не рассказывала об этом.

27. Не люблю свою жену уже много лет.

28. Мне 28 лет, а я еще девственник. Я никогда не приглашал девушек на свидания и боюсь это делать. Наверно всю жизнь буду одинок.

29. Я влюблена своего друга, но мы никогда не будем вместе. Я ценю нашу дружбу и забочусь о нем.

30. Я девушка и у меня есть лучшая подружка. У меня был секс с парнем моей подружки, когда они были в ссоре. Но теперь они помирились, а скрываю о нашем сексе.

31. Не хочу семью и детей. Это ограничит мою свободу, чего я не хочу. Хотя у меня есть девушка.

32. Меня часто обижают в школе, но начал ходить на джиу-джитсу.

33. Мне нравятся девушки, хотя я сама девушка. Я тайно встречаюсь с лесбиянкой, хотя у меня есть парень. Я занимаюсь сексом с обеими полами и это мой секрет.

34. Мой парень изменял мне, но я не подаю вида, что знаю. Я уже так затрахалась искать новых парней, во всех смыслах, что просто забила на эту измену.

35. Я всем говорю, что у меня все отлично. Но последние три года я плачу по ночам.

36. Я очень хочу уйти от своего мужа, но пока не решилась, ведь он обеспечивает меня.

37. Мои родители не знают, что я замужем и есть ребенок.

38. Танцевала стриптиз на вечеринке, когда напилась.

39. Люблю свою девушку, но постоянно думаю о том, как встречаться с разными девушками. Хочется знакомиться на улице и опять испытывать все эти эмоции любви и секса.

40. В молодости делала аборт, но никто не знает об этом.

41. До сих пор люблю бывшего, хотя уже замужем за другим.

42. Хочу попробовать анальный секс с девушкой, но боюсь ей это предложить.

43. Я не плачу налоги за все деньги, которые получаю от других компаний. Мне приходится это скрывать от налоговой.

44. Я больна неизлечимой болезнью про которую поет Земфира. Через полгода увольняюсь и уезжаю навсегда в Индию.

45. Слежу за жизнью бывшего парня через социальные сети, хотя мы расстались уже больше 10 лет назад.

46. Ненавижу свою работу и тайно ищу новую, которая кардинально отличается.

47. В юности я был наркоманом, но поборол зависимость. Мне до сих пор сложно сдерживать себя.

48. У меня есть вторая семья на стороне, где есть ребенок. Я не знаю, как из этого всего выпутаться и устал от постоянных обманов.

49. Узнала, что беременна. Мой парень еще не знает об этом. Но скоро узнает.

50. Однажды я спала одновременно с двумя парнями. Я вообще была не очень строгих принципов и отрывалась как могла.

51. Катаюсь на мотоцикле, хотя мои родители не знают. Они очень переживают по поводу моих прошлых падений с байка.

52. Женюсь на парне, которые изменял мне несколько раз. Я слишком слаба, чтобы уйти от него. А моя семья уже подготовила свадьбу.

53. Я сплю со своей соседкой по дому, но она просит никому об этом не говорить. У нее есть парень, а у меня девушка.

54. Однажды украла из магазина одежды футболку. Это было в молодости.

55. У меня есть настоящий пистолет, который достался по наследству от деда, который воевал с немцами. Только наша семья знает об этом.

56. Все думают, что я много работаю и трудоголик. Но в действительности я просто много играю на компьютере.

57. Я решил уйти из жизни в 2043 году, когда мне будет 60 лет. У меня еще достаточно времени, чтобы осуществить пока другие мечты.

58. Работаю педагогом. Занимаюсь сексом со своими студентками, которые легко влюбляются в меня. Думаю, что никогда не женюсь.

59. Целую неделю я прикидывался на работе, что заболеваю. Просто я хотел поехать на фестиваль на целую неделю. У меня получилось.

60. Скрываю от родителей, что у же много лет как курю.

61. Нашел второй профиль в социальной сети своей коллеги. Там она ведает словно двойную жизнь. Я тайно слежу за ней.

62. Я милая девушка, но увлекаюсь БДСМ и всякими извращениями. Но боюсь говорить об этом своему парню.

63. Нахожусь на грани психологического срыва. Бизнес приносит денег все меньше и скоро буду банкротом. А семья думает, что все отлично.

64. Я тайно влюблен в девушку моего друга, но я третий лишний.

65. Когда я занимаюсь сексом с девушкой, то закрываю глаза и представляю вместе ее других девушек.

66. Я сказала, что больше не люблю парня и буду искать кого-то другого. Но на самом деле и больше ни хочу ни с кем встречаться.

67. Я бесплодна, но мои родители ждут от меня внуков.

68. Спал с любовницей своего босса, но храню это в секрете.

69. Всегда завидовала девушкам, у которых есть игрушки из секс-шопа. Недавно купила себе фаллоимитатор.

70. У меня есть девушка, с которой мы пять лет вместе. Но через интернет я познакомился с другой девушкой, которая живет в соседней стране. Она очень красивая и интересная. Я не знаю, что мне делать дальше.

71. Занималась сексом втроем с другой парочкой, которые мне предложили за это деньги. И рыбку съела и денег заработала.

72. Однажды я нашел кошелек, но не отдал его полиции. Я потратил деньги на себя.

73. Меня не устраивает существующая работа и отношения с парнем. Хочу все бросить и начать все с начала. Уже начала готовиться к этому шагу.

74. Я беременная от своего бывшего и планирую сделать аборт.

75. У меня есть воображаемый друг, с которым я веду беседы и регулярно разговариваю.

76. Спала со своим начальником, чтобы получить повышение. Получила.

77. Украл деньги у своих родителей.

78. Мы с женой являемся активными свингерами, хотя внешне нормальная пара. Но на другой стороне жизни мы живем во грехе.

79. Я бухаю серьезно и скрываю это от людей.

80. Одна моя работница половину времени на работе смотрит сериалы. Но я не уволю ее. Она слишком хорошо работает и нужна компании.

81. Хочу попробовать секс, когда девушка будет со страпоном.

82. У меня очень мало денег и я на мели, хотя мои друзья не знают об этом.

83. Я бывший алкоголик и борюсь с этим. Мне очень сложно не пить, когда вокруг столько соблазнов.

84. Знаю, что один из моих родителей изменяют другому. Не знаю, что мне делать.

85. Однажды напилась и переспала с клиентом компании. Мы является любовниками многие годы, хотя оба имеем семью.

86. Слежу за телефоном и социальными сетями своего парня регулярно.

87. Скрываю свой возраст от парня, ведь он младше меня. Это мой секрет, который может легко раскрыться.

88. Уехала в столицу в молодости. Работаю в эскорте уже давно, но родители об этом не знают. Хочу соскочить со всего этого, но пока не получается.

89. Подкладывал гвозди под колеса своего соседа, которого ненавидел.

90. Моя девушка располнела за последние годы. Она не хочет приводить себя в порядок, а я думаю бросить ее. Я сам увлекаюсь спортом и хожу в тренажерный зал.

91. Раньше думал, что хочу быть программистом. Но теперь понял, что хочу быть рэпером и мечтаю посвятить этому жизнь. Об этом никто не знает.

92. Я нудистка до мозга костей. Несколько раз в год летаю отдыхать на море и посещаю нудистские пляжи.

93. Все думают, что я хорошая и наивная девушка. Но я умираю от желания завести себе парня и заниматься с ним сексом.

94. Играю в покер, чтобы получить дополнительный доход, но скрываю это.

95. Посылала свои обнаженные фото парням, с которыми в тот момент встречалась. Теперь у всех моих бывших есть хорошие коллекции моих голых фоток.

96. В бизнесе я уже 10 лет. Я пытаюсь хорошо относиться к людям, но стал ужасным циником. У меня совсем нет веры и любви к людям.

97. Я не сказал родителям, что ушел из университета и уже работаю.

98. Я убирала в квартире своего парня и нашла чек на кольцо. Жду, когда он сделает предложение. Я счастлива.

99. Все стараются на работе, находятся в отношениях, заводят семьи, покупают квартиры, но мне все это не интересно. Я хочу всю жизнь путешествовать, влюбляться и писать книги.

100. Собираюсь бросить работу и купить дом мечты на море в ближайшие годы.

А что скрываешь ты?

Подписывайся: E-mail, Facebook, ВК, Телеграм Темы: секреты

3 497

Основным источником информации об окружающем мире для человека, несомненно, является зрительное восприятие. Достаточно сказать, что более 80 процентов ее поступает через глаза. В коре головного мозга зона, воспринимающая и анализирующая сведения об окружающем мире, поступающие через «зеркало души», намного превосходит ассоциативные зоны других органов чувств (обоняния, слуха и др.). Природа этих явлений пока неизвестна, но отмахнуться от них нельзя, не рискуя погубить науку.

Лучи зрения.

Одним из переносчиков информации, как известно, являются фотоны — наиболее распространенные из всех элементарных частиц в мировом пространстве. Они вылетают из атомов с поверхностей предметов, и именно благодаря им человек воспринимает окружающую действительность. Однако если глаз способен фиксировать фотоны, то, вероятно, он может и сам излучать эти материальные частицы. О таинственных лучах зрения известно с незапамятных времен.

Так, у Альбина, одного из учеников древнегреческого философа Платона (427-347 гг. до н. э.), говорится: «Установив на лице светоносные глаза, боги заставили их сдерживать заключенный в них огненный свет, гладкость и плотность которого родила его, по их мнению, с древним светом. Этот внутренний свет, чистейший и прозрачнейший, легко изливается через глаза в целом, но особенно легко — через их середину. Сталкиваясь, как подобное с подобным, со светом извне, он создает зрительные ощущения». Великий древнегреческий философ и ученый Аристотель (384-322 гг. до н. э.) утверждал, что женщина в определенные дни «взглядом своим часто марает зеркало кровяными каплями».

О солнечном сиянии глаз римских императоров Августа и Тиберия писал известный римский историк Светоний (ок. 70 — ок. 140 гг.). Позже версию о лучах зрения поддерживал философ-идеалист, неоплатоник Марсилио Фичино (1433-1499): «А что луч, испущенный из глаз, влечет за собой пар духов…» — мы узнаем из того, «…что гноящиеся и красные глаза испусканием своего луча заставляют страдать подобной болезнью глаза смотрящего поблизости».

Встречаются люди, чей взгляд выдержать почти невозможно. Такой особенностью обладал, например, Григорий Ефимович Распутин, фаворит царя Николая II. Вот что писала об этом Е. Ф. Джанумова, лично знавшая старца: «Ну и глаза у него! Каждый раз, когда вижу его, поражаюсь, как разнообразно их выражение и такая глубина. Долго выдержать его взгляд невозможно. Что-то тяжелое в нем есть, как будто материальное давление вы чувствуете, хотя глаза его часто светятся добротой, всегда с долей лукавства, и в них много мягкости. Но какими жестокими они могут быть иногда и как страшны в гневе».
К слову, многие люди чувствуют, когда на них смотрят. Ощущения эти сложно описать, но оно обычно рождается в области затылка или верхних отделов щек. Ученые из университета Квинз (США) решили экспериментально доказать или опровергнуть бытующее представление о возможности почувствовать чужой взгляд.

Методика эксперимента была проста. В центре комнаты спиной к исследователям садился человек, на которого в определенные моменты должен был смотреть другой. В случае, если испытуемый чувствовал взгляд, он сообщал об этом. В исследовании приняло участие более сотни добровольцев. Результат оказался поразительным: в 95 процентах случаев люди ощущали направленный на них взгляд! В затылочной области возникало мимолетное чувство давления — будто дуновение ветерка.

Убивающие взглядом.

Некоторые люди способны взглядом оказывать и более сильное воздействие на окружающих. Так, А. Дэвид-Нель, путешественница по Тибету, в своей книге «Мистики и маги Тибета» пишет о просто невероятном случае, свидетелем которого была. Ее переводчик Давасандюк, пытавшийся заставить странствующего мага взять деньги, получил удар «взглядом». «Давасандюк счел за должное настаивать и направился к столу с намерением положить деньги подле лампы. Но не тут-то было: не успел он сделать и трех шагов, как зашатался, отлетел назад, будто от сильного толчка, и ударился спиной о стену. При этом он вскрикнул и схватился рукой за живот под ложечкой. Маг поднялся и пошел из комнаты, злорадно посмеиваясь».

В 70-х годах ХХ века доктор технических наук Г. А. Сергеев проводил исследования со знаменитым экстрасенсом Н. С. Кулагиной (1926-1990). В одном из опытов Нинель Сергеевна должна была усилием мысли отклонить лазерный луч. Однако произошло то, чего никто не ожидал. Цилиндр, через который шел луч, заполнился светящейся дымкой, а сам он пропал. Геннадий Александрович, сидевший напротив испытуемой, посмотрел ей в глаза и… ослеп! После этого он долго лечился, пока зрение наконец-то восстановилось.

Но взгляд некоторых людей, как оказалось, может не только ослепить, но и убить. Зловещей славой убийцы пользовался в 80-е годы XIX столетия в Сицилии один из жителей Мессины. Люди, завидев его, заранее сворачивали в переулки. Они опасались стать жертвой. Однако никто не мог ни привлечь этого монстра к ответственности, ни даже предъявить обвинения. Потому что убивал он весьма оригинальным способом. Взглядом… И все же судьба наказала его. Однажды он остановился у витрины магазина и долго рассматривал свое отражение в зеркале… Именно это и стало причиной его скоропостижной смерти. Так, во всяком случае, утверждали очевидцы. Лучи, исходящие из его глаз, отразились от зеркала и нанесли убийце ответный удар.

По имеющимся наблюдениям, взгляд человека, находящегося в состоянии крайнего эмоционального возбуждения, также может оказаться очень опасным. Факт этот известен издавна, поэтому не случайно приговоренным к смертной казни завязывали глаза.

«Дурной глаз»

Как видим, исходящие из глаз лучи способны обладать огромной силой воздействия на другого человека. Поэтому не так уж невероятно предположение, что орган зрения — это своего рода инструмент, с помощью которого можно определенным образом влиять на окружающих. Иначе как можно объяснить широко распространенную на Востоке и на Западе веру в «сглаз».

В истории существования человеческого общества сформировалось определенного рода отношение к тем, кто способен сглазить. Но какие обстоятельства и причины порождают индивида, обладающего «дурным глазом»? На сей счет есть несколько предположений. Основной причиной, как полагают, является наследственность. В том случае, когда кто-то из родственников новорожденного обладал «дурным» глазом, это обязательно должно было передаваться по наследству. Другой причиной может стать сильное проклятие, лежащее на человеке. А возможна и такая ситуация. Если мать отлучит свое чадо от груди, а затем пожалеет его и вновь ее даст, ребенок станет обладателем «дурного» глаза.

Широко распространено поверье, что не все «отмеченные» дьяволом могут причинять несчастия своим взглядом преднамеренно. У отдельных лиц это происходит даже против их воли. Как определить, обладает ли человек «дурным» глазом? Опыт, накопленный людьми за многие века, свидетельствует, что у «отмеченных» дьяволом во внешнем облике или характере имеется нечто странное. Нередко они наделены большими глазами и пристальным немигающим взглядом. Кстати, нищие у многих народов мира считались очень способными к сглазу.

Люди, подверженные этому недугу, были объектами его многочисленных демонстраций студентам-медикам, а также на Пироговском съезде русских врачей в Петербурге в 1904 г. Один из пациентов всемирно известного невропатолога настолько боялся воздействия чужого взгляда, что постоянно надевал темные очки. «В других случаях, — отмечал Владимир Михайлович, — больные испытывают на себе как бы магнетическое влияние чужого взгляда». Это состояние нередко дополняется «психопатическими затруднениями мочеиспускания». Вот как описал свое состояние один из пациентов В. М. Бехтерева: «Чужой взгляд вызывает во мне неприятное ощущение, которое выражается в сильном и неудержимом стягивании век и мышц глазного яблока и конвульсивных подергиваний: глаза как будто мутнеют, ничего не воспринимают, взор блуждает…»

Однако боязнь чужого взгляда — это болезнь, и страдающие ею люди осознают свой недуг.
Между тем «дурного глаза» опасаются абсолютно здоровые лица. Известный исследователь славянского фольклора А. Н. Афанасьев писал: «Недобрыми глазами всегда считались черные и карие глаза». Но наиболее опасными были косые очи. Так как такой человек не может глядеть прямо в глаза собеседнику, считали, что он смотрит на дьявола. Поэтому слово «косой» употребляется в смысле «дьявол». Кстати, смерть тоже величали «косою старухой, держащей косу». Неслучайно у слов «коса», «косой», «косить» корень общий. Существует множество способов предохранения от «дурного глаза». Однако главным профилактическим моментом являлось стремление избежать чьей-либо зависти. Поэтому бдительные люди всегда старались не выделяться из общей массы и не привлекать своим видом внимания окружающих.

Что излучают глаза?

Но какова же природа энергетического импульса, продуцируемого глазами? Пока точного ответа на данный вопрос нет. Советский ученый, пионер исследований в области биологической радиосвязи в нашей стране Б. Б. Кажинский (1890-1962) в 1923 году выдвинул гипотезу о том, что глаз не только видит, но и одновременно излучает в пространство электромагнитные волны определенной частоты. Эти волны способны на расстоянии воздействовать на человека. Они могут влиять на поведение, побуждать к определенным мыслям и действиям. Палочки сетчатки глаз считались источниками излучений, а колбочки — приемниками колебаний. Так как своеобразные антенны — палочки — имели очень малые размеры, предполагалось, что верхняя граница волн простирается далеко в сторону инфракрасных лучей спектра.

Подобного же мнения, что глаз излучает электромагнитные волны, придерживался и английский физик Ч. Росс. В 1925 году он изготовил прибор, основной частью которого была тонкая некрученая нить шелка с горизонтально подвешенной на ее нижнем конце тончайшей металлической спиралью. К шелковой нити, над спиралью, крепилась легчайшая магнитная стрелка. Назначением ее являлась фиксация положения спирали в свободно подвешенном состоянии.

Эксперименты показали: если пристально смотреть вовнутрь спирали так, чтобы направление взора совпадало с геометрической осью витков спирали, и после этого начать медленно поворачивать голову до тех пор, пока «луч зрения» станет под некоторым углом к оси спирали, то можно заметить, как спираль начнет поворачиваться на тот же угол. В отдельных попытках угол такого «вынужденного» поворота спирали достигал 60 градусов.

Этот эксперимент убедительно подтвердил гипотезу, что глаз не только воспринимает световую энергию, но и сам является генератором излучения в пространство электромагнитных волн.
В последние годы отдельные исследователи считают, что глаз испускает вовне электромагнитные волны. Так, английский ученый Бэнсон Херберт предполагает, что они могут быть биогравитационными.

Галлюцинация на фото!

По сей день зрительные галлюцинации психиатры считают «мнимым восприятием», «обманом чувств». Иначе говоря, считается, что больной видит то, чего на самом деле не существует. Происхождение галлюцинаций объясняется различными противоречивыми теориями. Между тем еще в XIX веке исследователи обнаружили любопытный факт — зрительные галлюцинации подчиняются физическим законам преломления света. Так, в 1885 году Бине и Фере заметили удвоение галлюцинаторных образов в пространстве у больных при надавливании на глаза и при приставлении к ним призмы.

Позже, в 1903 году, Штерринг нашел следующее. Если больная смотрела в бинокль, то видение представлялось ей более близким или, наоборот, отдаленным. Все зависело от того, приставляла ли она к глазу окуляр или объектив. Несмотря на то, что описанные феномены были неоднократно зафиксированы, научного объяснения им никто так и не дал.

Первому запечатлеть на фотопластину зрительные галлюцинации удалось в 1880 году малоизвестному парижскому художнику Пьеру Буше. Кроме живописи его увлекала только еще входящая в моду фотография. Однажды, будучи на вечеринке, он напился, как говорят, «до чертиков». Всю ночь за Пьером гонялась парочка страшных рогатых существ с вилами в руках. Утром он стал проявлять отснятые накануне материалы и… на первой же пластинке обнаружил отвратительные рожи ночных «гостей».

Горе-фотограф показал снимок своему приятелю — естествоиспытателю Эмилю Шарро. Знакомый очень заинтересовался необычным явлением и даже написал по этому поводу научную статью, которую направил во Французскую академию наук. Однако маститые ученые отказались ее публиковать — они не допускали даже мысли, что алкогольный бред может быть сфотографирован. Факт, имевший место с Пьером, так бы и канул в Лету, если бы о нем не узнал популяризатор науки и известный астроном Камилл Фламмарион (1842-1925). В одной из своих статей он и обнародовал случай, происшедший с французским художником.

Позже, в 1883 году, известный русский психиатр В. Х. Кандинский (1849-1889) продолжил исследования в области фотографирования зрительных галлюцинаций. Вердикт его таков: «психические картины», которые нередко называют зрительными галлюцинациями, зачастую вызваны реальностью — некими физическими излучениями, природу которых современная наука пока не в состоянии постичь. Затем в 1967 году предположение о возможности фотографирования зрительных галлюцинаций с сетчатки глаза высказали американский психиатр Д. Айзенбардд и в 1967 году — московский физик В. Скурлатов. Однако это были лишь теоретические измышления. Экспериментальное подтверждение отсутствовало.

Невероятное открытие.

И вот наконец в 1974 году 32-летний врач-психиатр из Перми Г. П. Крохалев взялся экспериментально подтвердить выдвинутую им гипотезу. А она была таковой: «При зрительных галлюцинациях происходит обратная передача зрительной информации от центра зрительного анализатора к периферии с электромагнитным излучением от сетчатки глаз в пространство зрительных галлюцинаторных образов в виде голографических изображений, которые можно объективно регистрировать с помощью фотографирования!»

Для того чтобы запечатлеть галлюцинации на пленку, Геннадий Павлович вынул из полумаски для подводного плавания стекло, присоединил вместо него «гармошку» от старой фотокамеры, и в ее узкий конец вставил объектив фотоаппарата. Это делалось для обеспечения полной темноты между глазами больного и фиксирующей аппаратурой. Вся конструкция надевалась на лицо пациента и, когда у него появлялись зрительные галлюцинации, проводилось фотографирование. Кроме того, галлюцинации фиксировались и без всяких приборов на плоские негативные пластинки и пленки, помещенные в светопроницаемые пакеты. Исследователь держал их на небольшом расстоянии от глаз пациентов в течение 10-15 секунд.

С 1974 по 1996 год Г. Крохалев провел фотографирование зрительных галлюцинаций у 290 психически больных (в основном страдающих алкогольными психозами). Ему удалось запечатлеть на пленку изображения галлюцинаций у 117 человек, что составляет около 40,3% повторяемости опытов.
Так пермский врач на практике блестяще подтвердил свою гипотезу.

С целью повышения объективности и достоверности экспериментов во время фотографирования излучения из глаз испытуемые вслух описывали образы, которые видели. Рассказы их вносились в протокол и в последующем сверялись с изображением на пленке. Сопоставление поражало воображение. На снимках было ясно видно то, о чем в период съемки говорили испытуемые: «дорога», «танки и солдаты», «рыба», «змея», «голова животного» и многое другое. Когда галлюцинаций у больных не было, на контрольных кадрах изображения отсутствовали.

В январе 1977 года комитет по делам открытий и изобретений принял от Г. П. Крохалева заявку на открытие за № 32-ОТ-9465 «Формирование глазом голографических изображений в пространстве зрительных галлюцинаций». В июле того же года упомянутое выше учреждение приняло второй вариант заявки на открытие за № 32-ОТ-9363 «Формирование мозгом в пространстве зрительных галлюцинаций». Спустя некоторое время автор получил лаконичный ответ: «Ваша заявка… не может быть принята к рассмотрению ввиду отсутствия в ней убедительных доказательств достоверности заявляемого Вами положения». Отношение к новатору в СССР оказалось таким же, как в досадно печальном прошлом с еретиками-кибернетиками. Именно поэтому приоритет как бы растворился, не стал зарегистрированным отечественным открытием.

>Записки из мёртвого дома (Достоевский)/Часть 1/Глава 1

Часть первая

I. Мёртвый дом

Острог наш стоял на краю крепости, у самого крепостного вала. Случалось, посмотришь сквозь щели забора на свет божий: не увидишь ли хоть чего-нибудь? — и только и увидишь, что краешек неба да высокий земляной вал, поросший бурьяном, а взад и вперед по валу, день и ночь, расхаживают часовые; и тут же подумаешь, что пройдут целые годы, а ты точно так же подойдешь смотреть сквозь щели забора и увидишь тот же вал, таких же часовых и тот же маленький краешек неба, не того неба, которое над острогом, а другого, далекого, вольного неба. Представьте себе большой двор, шагов в двести длины и шагов в полтораста ширины, весь обнесенный кругом, в виде неправильного шестиугольника, высоким тыном, то есть забором из высоких столбов (паль), врытых стойком глубоко в землю, крепко прислоненных друг к другу ребрами, скрепленных поперечными планками и сверху заостренных: вот наружная ограда острога. В одной из сторон ограды вделаны крепкие ворота, всегда запертые, всегда день и ночь охраняемые часовыми; их отпирали по требованию, для выпуска на работу. За этими воротами был светлый, вольный мир, жили люди, как и все. Но по сю сторону ограды о том мире представляли себе, как о какой-то несбыточной сказке. Тут был свой особый мир, ни на что не похожий, тут были свои особые законы, свои костюмы, свои нравы и обычаи, и заживо мертвый дом, жизнь — как нигде, и люди особенные. Вот этот-то особенный уголок я и принимаюсь описывать.

Как входите в ограду — видите внутри ее несколько зданий. По обеим сторонам широкого внутреннего двора тянутся два длинных одноэтажных сруба. Это казармы. Здесь живут арестанты, размещенные по разрядам. Потом, в глубине ограды, еще такой же сруб: это кухня, разделенная на две артели; далее еще строение, где под одной крышей помещаются погреба, амбары, сараи. Средина двора пустая и составляет ровную, довольно большую площадку. Здесь строятся арестанты, происходит поверка и перекличка утром, в полдень и вечером, иногда же и еще по нескольку раз в день, — судя по мнительности караульных и их уменью скоро считать. Кругом, между строениями и забором, остается, еще довольно большое пространство. Здесь, по задам строений, иные из заключенных, понелюдимее и помрачнее характером, любят ходить в нерабочее время, закрытые от всех глаз, и думать свою думушку. Встречаясь с ними во время этих прогулок, я любил всматриваться в их угрюмые, клейменые лица и угадывать, о чем они думают. Был один ссыльный, у которого любимым занятием в свободное время, было считать пали. Их было тысячи полторы, и у него они были все на счету и на примете. Каждая паля означала у него день; каждый день он отсчитывал по одной пале и таким образом по оставшемуся числу несосчитанных паль мог наглядно видеть, сколько дней еще остается ему пробыть в остроге до срока работы. Он был искренно рад, когда доканчивал какую-нибудь сторону шестиугольника. Много лет приходилось еще ему дожидаться; но в остроге было время научиться терпению. Я видел раз, как прощался с товарищами один арестант, пробывший в каторге двадцать лет и наконец выходивший на волю. Были люди, помнившие, как он вошел в острог первый раз, молодой, беззаботный, не думавший ни о своем преступлении, ни о своем наказании. Он выходил седым стариком, с лицом угрюмым и грустным. Молча обошел он все наши шесть казарм. Входя в каждую казарму, он молился на образа и потом низко, в пояс, откланивался товарищам, прося не поминать его лихом. Помню я тоже, как однажды одного арестанта, прежде зажиточного сибирского мужика, раз под вечер позвали к воротам. Полгода перед этим получил он известие, что бывшая его жена вышла замуж, и крепко запечалился. Теперь она сама подъехала к острогу, вызвала его и подала ему подаяние. Они поговорили минуты две, оба всплакнули и простились навеки. Я видел его лицо, когда он возвращался в казарму… Да, в этом месте можно было научиться терпению.

Когда смеркалось, нас всех вводили в казармы, где и запирали на всю ночь. Мне всегда было тяжело возвращаться со двора в нашу казарму. Это была длинная, низкая и душная комната, тускло освещенная сальными свечами, с тяжелым, удушающим запахом. Не понимаю теперь, как я выжил в ней десять лет. На нарах у меня было три доски: это было все мое место. На этих же нарах размещалось в одной нашей комнате человек тридцать народу. Зимой запирали рано; часа четыре надо было ждать, пока все засыпали. А до того — шум, гам, хохот, ругательства, звук цепей, чад и копоть, бритые головы, клейменые лица, лоскутные платья, все — обруганное, ошельмованное… да, живуч человек! Человек есть существо ко всему привыкающее, и, я думаю, это самое лучшее его определение.

Помещалось нас в остроге всего человек двести пятьдесят — цифра почти постоянная. Одни приходили, другие кончали сроки и уходили, третьи умирали. И какого народу тут не было! Я думаю, каждая губерния, каждая полоса России имела тут своих представителей. Были и инородцы, было несколько ссыльных даже из кавказских горцев. Все это разделялось по степени преступлений, а следовательно, по числу лет, определенных за преступление. Надо полагать, что не было такого преступления, которое бы не имело здесь своего представителя. Главное основание всего острожного населения составляли ссыльнокаторжные разряда гражданского (сильнокаторжные, как наивно произносили сами арестанты). Это были преступники, совершенно лишенные всяких прав состояния, отрезанные ломти от общества, с проклейменным лицом для вечного свидетельства об их отвержении. Они присылались в работу на сроки от восьми до двенадцати лет и потом рассылались куда-нибудь по сибирским волостям в поселенцы. Были преступники и военного разряда, не лишенные прав состояния, как вообще в русских военных арестантских ротах. Присылались они на короткие сроки; по окончании же их поворачивались туда же, откуда пришли, в солдаты, в сибирские линейные батальоны. Многие из них почти тотчас же возвращались обратно в острог за вторичные важные преступления, но уже не на короткие сроки, а на двадцать лет. Этот разряд назывался «всегдашним». Но «всегдашние» все еще не совершенно лишались всех прав состояния. Наконец, был еще один особый разряд самых страшных преступников, преимущественно военных, довольно многочисленный. Назывался он «особым отделением». Со всей Руси присылались сюда преступники. Они сами считали себя вечными и срока работ своих не знали. По закону им должно было удвоять и утроять рабочие уроки. Содержались они при остроге впредь до открытия в Сибири самых тяжких каторжных работ. «Вам на срок, а нам вдоль по каторге», — говорили они другим заключенным. Я слышал, что разряд этот уничтожен. Кроме того, уничтожен при нашей крепости и гражданский порядок, а заведена одна общая военно-арестантская рота. Разумеется, с этим вместе переменилось и начальство. Я описываю, стало быть, старину, дела давно минувшие и прошедшие…

Давно уж это было; все это снится мне теперь, как во сне. Помню, как я вошел в острог. Это было вечером, в декабре месяце. Уже смеркалось; народ возвращался с работы; готовились к поверке. Усатый унтер-офицер отворил мне наконец двери в этот странный дом, в котором я должен был пробыть столько лет, вынести столько таких ощущений, о которых, не испытав их на самом деле, я бы не мог иметь даже приблизительного понятия. Например, я бы никогда не мог представить себе: что страшного и мучительного в том, что я во все десять лет моей каторги ни разу, ни одной минуты не буду один? На работе всегда под конвоем, дома с двумястами товарищей и ни разу, ни разу — один! Впрочем, к этому ли еще мне надо было привыкать!

Были здесь убийцы невзначай и убийцы по ремеслу, разбойники и атаманы разбойников. Были просто мазурики и бродяги-промышленники по находным деньгам или по столевской части. Были и такие, про которых трудно решить: за что бы, кажется, они могли прийти сюда? А между тем у всякого была своя повесть, смутная и тяжелая, как угар от вчерашнего хмеля. Вообще о былом своем они говорили мало, не любили рассказывать и, видимо, старались не думать о прошедшем. Я знал из них даже убийц до того веселых, до того никогда не задумывающихся, что можно было биться об заклад, что никогда совесть не сказала им никакого упрека. Но были и мрачные дни, почти всегда молчаливые. Вообще жизнь свою редко кто рассказывал, да и любопытство было не в моде, как-то не в обычае, не принято. Так разве, изредка, разговорится кто-нибудь от безделья, а другой хладнокровно и мрачно слушает. Никто здесь никого не мог удивить. «Мы — народ грамотный! » — говорили они часто, с каким-то странным самодовольствием. Помню, как однажды один разбойник, хмельной (в каторге иногда можно было напиться), начал рассказывать, как он зарезал пятилетнего мальчика, как он обманул его сначала игрушкой, завел куда-то в пустой сарай да там и зарезал. Вся казарма, доселе смеявшаяся его шуткам, закричала как один человек, и разбойник принужден был замолчать; не от негодования закричала казарма, а так, потому что не надо было про это говорить, потому что говорить про это не принято. Замечу, кстати, что этот народ был действительно грамотный и даже не в переносном, а в буквальном смысле. Наверно, более половины из них умело читать и писать. В каком другом месте, где русский народ собирается в больших местах, отделите вы от него кучу в двести пятьдесят человек, из которых половина была бы грамотных? Слышал я потом, кто-то стал выводить из подобных же данных, что грамотность губит народ. Это ошибка: тут совсем другие причины; хотя и нельзя не согласиться, что грамотность развивает в народе самонадеянность. Но ведь это вовсе не недостаток. Различались все разряды по платью: у одних половина куртки была темно-бурая, а другая серая, равно и на панталонах — одна нога серая, а другая темно-бурая. Один раз, на работе, девчонка-калашница, подошедшая к арестантам, долго всматривалась в меня и потом вдруг захохотала. «Фу, как не славно! — закричала она, — и серого сукна недостало, и черного сукна недостало! » Были и такие, у которых вся куртка была одного серого сукна, но только рукава были темно-бурые. Голова тоже брилась по-разному: у одних половина головы была выбрита вдоль черепа, у других поперек.

С первого взгляда можно было заметить некоторую резкую общность во всем этом странном семействе; даже самые резкие, самые оригинальные личности, царившие над другими невольно, и те старались попасть в общий тон всего острога. Вообще же скажу, что весь этот народ, — за некоторыми немногими исключениями неистощимо-веселых людей, пользовавшихся за это всеобщим презрением, — был народ угрюмый, завистливый, страшно тщеславный, хвастливый, обидчивый и в высшей степени формалист. Способность ничему не удивляться была величайшею добродетелью. Все были помешаны на том: как наружно держать себя. Но нередко самый заносчивый вид с быстротою молнии сменялся на самый малодушный. Было несколько истинно сильных людей; те были просты и не кривлялись. Но странное дело: из этих настоящих сильных людей было несколько тщеславных до последней крайности, почти до болезни. Вообще тщеславие, наружность были на первом плане. Большинство было развращено и страшно исподлилось. Сплетни и пересуды были беспрерывные: это был ад, тьма кромешная. Но против внутренних уставов и принятых обычаев острога никто не смел восставать; все подчинялись. Бывали характеры резко выдающиеся, трудно, с усилием подчинявшиеся, но все-таки подчинявшиеся. Приходили в острог такие, которые уж слишком зарвались, слишком выскочили из мерки на воле, так что уж и преступления свои делали под конец как будто не сами собой, как будто сами не зная зачем, как будто в бреду, в чаду; часто из тщеславия, возбужденного в высочайшей степени. Но у нас их тотчас осаживали, несмотря на то что иные, до прибытия в острог, бывали ужасом целых селений и городов. Оглядываясь кругом, новичок скоро замечал, что он не туда попал, что здесь дивить уже некого, и приметно смирялся и попадал в общий тон. Этот общий тон составлялся снаружи из какого-то особенного собственного достоинства, которым был проникнут чуть не каждый обитатель острога. Точно в самом деле звание каторжного, решеного, составляло какой-нибудь чин, да еще и почетный. Ни признаков стыда и раскаяния! Впрочем, было и какое-то наружное смирение, так сказать официальное, какое-то спокойное резонерство: «Мы погибший народ, — говорили они, — не умел на воле жить, теперь ломай зеленую улицу, поверяй ряды». — «Не слушался отца и матери, послушайся теперь барабанной шкуры». — «Не хотел шить золотом, теперь бей камни молотом». Все это говорилось часто, и в виде нравоучения и в виде обыкновенных поговорок и присловий, но никогда серьезно. Все это были только слова. Вряд ли хоть один из них сознавался внутренно в своей беззаконности. Попробуй кто не из каторжных упрекнуть арестанта его преступлением, выбранить его (хотя, впрочем, не в русском духе попрекать преступника) — ругательствам не будет конца. А какие были они все мастера ругаться! Ругались они утонченно, художественно. Ругательство возведено было у них в науку; старались взять не столько обидным словом, сколько обидным смыслом, духом, идеей — а это утонченнее, ядовитее. Беспрерывные ссоры еще более развивали между ними эту науку. Весь этот народ работал из-под палки, — следственно, он был праздный, следственно, развращался: если и не был прежде развращен, то в каторге развращался. Все они собрались сюда не своей волей; все они были друг другу чужие.

«Черт трое лаптей сносил, прежде чем нас собрал в одну кучу! » — говорили они про себя сами; а потому сплетни, интриги, бабьи наговоры, зависть, свара, злость были всегда на первом плане в этой кромешной жизни. Никакая баба не в состоянии была быть такой бабой, как некоторые из этих душегубцев. Повторяю, были и между ними люди сильные, характеры, привыкшие всю жизнь свою ломить и повелевать, закаленные, бесстрашные. Этих как-то невольно уважали; они же, с своей стороны, хотя часто и очень ревнивы были к своей славе, но вообще старались не быть другим в тягость, в пустые ругательства не вступали, вели себя с необыкновенным достоинством, были рассудительны и почти всегда послушны начальству, — не из принципа послушания, не из состояния обязанностей, а так, как будто по какому-то контракту, сознав взаимные выгоды. Впрочем, с ними и поступали осторожно. Я помню, как одного из таких арестантов, человека бесстрашного и решительного, известного начальству своими зверскими наклонностями, за какое-то преступление позвали раз к наказанию. День был летний, пора нерабочая. Штаб-офицер, ближайший и непосредственный начальник острога, приехал сам в кордегардию, которая была у самых наших ворот, присутствовать при наказании. Этот майор был какое-то фатальное существо для арестантов; он довел их до того, что они его трепетали. Был он до безумия строг, «бросался на людей», как говорили каторжные. Всего более страшились они в нем его проницательного, рысьего взгляда, от которого нельзя было ничего утаить. Он видел как-то не глядя. Входя в острог, он уже знал, что делается на другом конце его. Арестанты звали его восьмиглазым. Его система была ложная. Он только озлоблял уже озлобленных людей своими бешеными, злыми поступками, и если б не было над ним коменданта, человека благородного и рассудительного, умерявшего иногда его дикие выходки, то он бы наделал больших бед своим управлением. Не понимаю, как он мог кончить благополучно; он вышел в отставку жив и здоров, хотя, впрочем, и был отдан под суд.

Арестант побледнел, когда его кликнули. Обыкновенно он молча и решительно ложился под розги, молча терпел наказание и вставал после наказания как встрепанный, хладнокровно и философски смотря на приключившуюся неудачу. С ним, впрочем, поступали всегда осторожно. Но на этот раз он считал себя почему-то правым. Он побледнел и, тихонько от конвоя, успел сунуть в рукав острый английский сапожный нож. Ножи и всякие острые инструменты страшно запрещались в острога. Обыски были частые, неожиданные и нешуточные, наказания жестокие; но так как трудно отыскать у вора, когда тот решится что-нибудь особенно спрятать, и так как ножи и инструменты были всегдашнею необходимостью в остроге, то, несмотря на обыски, они не переводились. А если и отбирались, то немедленно заводились новые. Вся каторга бросилась к забору и с замиранием сердца смотрела сквозь щели паль. Все знали, что Петров в этот раз не захочет лечь под розги и что майору пришел конец. Но в самую решительную минуту наш майор сел на дрожки и уехал, поручив исполнение экзекуции другому офицеру. «Сам бог спас! » — говорили потом арестанты. Что касается до Петрова, он преспокойно вытерпел наказание. Его гнев прошел с отъездом майора. Арестант послушен и покорен до известной степени; но есть крайность, которую не надо переходить. Кстати: ничего не может быть любопытнее этих странных вспышек нетерпения и строптивости. Часто человек терпит несколько лет, смиряется, выносит жесточайшие наказания и вдруг прорывается на какой-нибудь малости, на каком-нибудь пустяке, почти за ничто. На иной взгляд, можно даже назвать его сумасшедшим; да так и делают.

Я сказал уже, что в продолжение нескольких лет я не видал между этими людьми ни малейшего признака раскаяния, ни малейшей тягостной думы о своем преступлении и что большая часть из них внутренно считает себя совершенно правыми. Это факт. Конечно, тщеславие, дурные примеры, молодечество, ложный стыд во многом тому причиною. С другой стороны, кто может сказать, что выследил глубину этих погибших сердец и прочел в них сокровенное от всего света? Но ведь можно же было, во столько лет, хоть что-нибудь заметить, поймать, уловить в этих сердцах хоть какую-нибудь черту, которая бы свидетельствовала о внутренней тоске, о страдании. Но этого не было, положительно не было. Да, преступление, кажется, не может быть осмысленно с данных, готовых точек зрения, и философия его несколько потруднее, чем полагают. Конечно, остроги и система насильных работ не исправляют преступника; они только его наказывают и обеспечивают общество от дальнейших покушений злодея на его спокойствие. В преступнике же острог и самая усиленная каторжная работа развивают только ненависть, жажду запрещенных наслаждений и страшное легкомыслие. Но я твердо уверен, что и знаменитая келейная система достигает только ложной, обманчивой, наружной цели. Она высасывает жизненный сок из человека, энервирует его душу, ослабляет ее, пугает ее и потом нравственно иссохшую мумию, полусумасшедшего представляет как образец исправления и раскаяния. Конечно, преступник, восставший на общество, ненавидит его и почти всегда считает себя правым, а его виноватым. К тому же он уже потерпел от него наказание, а чрез это почти считает себя очищенным, сквитавшимся. Можно судить, наконец, с таких точек зрения, что чуть ли не придется оправдать самого преступника. Но, несмотря на всевозможные точки зрения, всякий согласится, что есть такие преступления, которые всегда и везде, по всевозможным законам, с начала мира считаются бесспорными преступлениями и будут считаться такими до тех пор, покамест человек останется человеком. Только в остроге я слышал рассказы о самых страшных, о самых неестественных поступках, о самых чудовищных убийствах, рассказанные с самым неудержимым, с самым детски веселым смехом. Особенно не выходит у меня из памяти один отцеубийца. Он был из дворян, служил и был у своего шестидесятилетнего отца чем-то вроде блудного сына. Поведения он был совершенно беспутного, ввязался в долги. Отец ограничивал его, уговаривал; но у отца был дом, был хутор, подозревались деньги, и — сын убил его, жаждая наследства. Преступление было разыскано только через месяц. Сам убийца подал заявление в полицию, что отец его исчез неизвестно куда. Весь этот месяц он провел самым развратным образом. Наконец, в его отсутствие, полицию нашла тело. На дворе, во всю длину его, шла канавка для стока нечистот, прикрытая досками. Тело лежало в этой канавке. Оно было одето и убрано, седая голова была отрезана прочь, приставлена к туловищу, а под голову убийца подложил подушку. Он не сознался; был лишен дворянства, чина и сослан в работу на двадцать лет. Все время, как я жил с ним, он был в превосходнейшем, в веселейшем расположении духа. Это был взбалмошный, легкомысленный, нерассудительный в высшей степени человек, хотя совсем не глупец. Я никогда не замечал в нем какой-нибудь особенной жестокости. Арестанты презирали его не за преступление, о котором не было и помину, а за дурь, за то, что не умел вести себя. В разговорах он иногда вспоминал о своем отце. Раз, говоря со мной о здоровом сложении, наследственном в их семействе, он прибавил: «Вот родитель мой, так тот до самой кончины своей не жаловался ни на какую болезнь». Такая зверская бесчувственность, разумеется, невозможна. Это феномен; тут какой-нибудь недостаток сложения, какое-нибудь телесное и нравственное уродство, еще не известное науке, а не просто преступление. Разумеется, я не верил этому преступлению. Но люди из его города, которые должны были знать все подробности его истории, рассказывали мне все его дело. Факты были до того ясны, что невозможно было не верить.

Арестанты слышали, как он кричал однажды ночью во сне: «Держи его, держи! Голову-то ему руби, голову, голову!.. »

Арестанты почти все говорили ночью и бредили. Ругательства, воровские слова, ножи, топоры чаще всего приходили им в бреду на язык. «Мы народ битый, — говорили они, — у нас нутро отбитое, оттого и кричим по ночам».

Казенная каторжная крепостная работа была не занятием, а обязанностью: арестант отработывал свой урок или отбывал законные часы работы и шел в острог. На работу смотрели с ненавистью. Без своего особого, собственного занятия, которому бы он предан был всем умом, всем расчетом своим, человек в остроге не мог бы жить. Да и каким способом весь этот народ, развитой, сильно поживший и желавший жить, насильно сведенный сюда в одну кучу, насильно оторванный от общества и от нормальной жизни, мог бы ужиться здесь нормально и правильно, своей волей и охотой? От одной праздности здесь развились бы в нем такие преступные свойства, о которых он прежде не имел и понятия. Без труда и без законной, нормальной собственности человек не может жить, развращается, обращается в зверя. И потому каждый в остроге, вследствие естественной потребности и какого-то чувства самосохранения, имел свое мастерство и занятие. Длинный летний день почти весь наполнялся казенной работой; в короткую ночь едва было время выспаться. Но зимой арестант, по положению, как только смеркалось, уже должен быть заперт в остроге. Что же делать в длинные, скучные часы зимнего вечера? И потому почти каждая казарма, несмотря на запрет, обращалась в огромную мастерскую. Собственно труд, занятие не запрещались; но строго запрещалось иметь при себе, в остроге, инструменты, а без этого невозможна была работа. Но работали тихонько, и, кажется, начальство в иных случаях смотрело на это не очень пристально. Многие из арестантов приходили в острог ничего не зная, но учились у других и потом выходили на волю хорошими мастеровыми. Тут были и сапожники, и башмачники, и портные, и столяры, и слесаря, и резчики, и золотильщики. Был один еврей, Исай Бумштейн, ювелир, он же и ростовщик. Все они трудились и добывали копейку. Заказы работ добывались из города. Деньги есть чеканенная свобода, а потому для человека, лишенного совершенно свободы, они дороже вдесятеро. Если они только брякают у него в кармане, он уже вполовину утешен, хотя бы и не мог их тратить. Но деньги всегда и везде можно тратить, тем более что запрещенный плод вдвое слаще. А в каторге можно было даже иметь и вино. Трубки были строжайше запрещены, но все их курили. Деньги и табак спасали от цинготной и других болезней. Работа же спасала от преступлений: без работы арестанты поели бы друг друга, как пауки в склянке. Несмотря на то, и работа и деньги запрещались. Нередко по ночам делались внезапные обыски, отбиралось все запрещенное, и — как ни прятались деньги, а все-таки иногда попадались сыщикам. Вот отчасти почему они и не береглись, а вскорости пропивались; вот почему заводилось в остроге и вино. После каждого обыска виноватый, кроме того, что лишался всего своего состояния, бывал обыкновенно больно наказан. Но, после каждого обыска, тотчас же пополнялись недостатки, немедленно заводились новые вещи, и все шло по-старому. И начальство знало об этом, и арестанты не роптали на наказания, хотя такая жизнь похожа была на жизнь поселившихся на горе Везувии.

Кто не имел мастерства, промышлял другим образом. Были способы довольно оригинальные. Иные промышляли, например, одним перекупством, а продавались иногда такие вещи, что и в голову не могло бы прийти кому-нибудь за стенами острога не только покупать и продавать их, но даже считать вещами. Но каторга была очень бедна и чрезвычайно промышленна. Последняя тряпка была в цене и шла в какое-нибудь дело. По бедности же и деньги в остроге имели совершенно другую цену, чем на воле. За большой и сложный труд платилось грошами. Некоторые с успехом промышляли ростовщичеством. Арестант, замотавшийся и разорившийся, нес последние свои вещи ростовщику и получал от него несколько медных денег за ужасные проценты. Если он не выкупал эти вещи в срок, то они безотлагательно и безжалостно продавались; ростовщичество до того процветало, что принимались под залог даже казенные смотровые вещи, как-то: казенное белье, сапожный товар и проч., — вещи, необходимые всякому арестанту во всякий момент. Но при таких закладах случался и другой оборот дела, не совсем, впрочем, неожиданный: заложивший и получивший деньги немедленно, без дальних разговоров, шел к старшему унтер-офицеру, ближайшему начальнику острога, доносил о закладе смотровых вещей, и они тотчас же отбирались у ростовщика обратно, даже без доклада высшему начальству. Любопытно, что при этом иногда даже не было и ссоры: ростовщик молча и угрюмо возвращал что следовало и даже как будто сам ожидал, что так будет. Может быть, он не мог не сознаться в себе, что на месте закладчика и он бы так сделал. И потому если ругался иногда потом, то без всякой злобы, а так только, для очистки совести.

Вообще все воровали друг у друга ужасно. Почти у каждого был свой сундук с замком, для хранения казенных вещей. Это позволялось; но сундуки не спасали. Я думаю, можно представить, какие были там искусные воры. У меня один арестант, искренно преданный мне человек (говорю это без всякой натяжки), украл Библию, единственную книгу, которую позволялось иметь на каторге; он в тот же день мне сам сознался в этом, не от раскаяния, но жалея меня, потому что я ее долго искал. Были целовальники, торговавшие вином и быстро обогащавшиеся. Об этой продаже я скажу когда-нибудь особенно; она довольно замечательна. В остроге было много пришедших за контрабанду, и потому нечего удивляться, каким образом, при таких осмотрах и конвоях, в острог приносилось вино. Кстати: контрабанда, по характеру своему, какое-то особенное преступление. Можно ли, например, представить себе, что деньги, выгода, у иного контрабандиста играют второстепенную роль, стоят на втором плане? А между тем бывает именно так. Контрабандист работает по страсти, по призванию. Это отчасти поэт. Он рискует всем, идет на страшную опасность, хитрит, изобретает, выпутывается; иногда даже действует по какому-то вдохновению. Это страсть столь же сильная, как и картежная игра. Я знал в остроге одного арестанта, наружностью размера колоссального, но до того кроткого, тихого, смиренного, что нельзя было представить себе, каким образом он очутился в остроге. Он был до того незлобив и уживчив, что все время своего пребывания в остроге ни с кем не поссорился. Но он был с западной границы, пришел за контрабанду и, разумеется, не мог утерпеть и пустился проносить вино. Сколько раз его за это наказывали, и как он боялся розог! Да и самый пронос вина доставлял ему самые ничтожные доходы. От вина обогащался только один антрепренер. Чудак любил искусство для искусства. Он был плаксив как баба и сколько раз, бывало, после наказания, клялся и зарекался не носить контрабанды. С мужеством он преодолевал себя иногда по целому месяцу, но наконец все-таки не выдерживал… Благодаря этим-то личностям вино не оскудевало в остроге.

Наконец, был еще один доход, хотя не обогащавший арестантов, но постоянный и благодетельный. Это подаяние. Высший класс нашего общества не имеет понятия, как заботятся о «несчастных» купцы, мещане и весь народ наш. Подаяние бывает почти беспрерывное и почти всегда хлебом, сайками и калачами, гораздо реже деньгами. Без этих подаяний, во многих местах, арестантам, особенно подсудимым, которые содержатся гораздо строже решоных, было бы слишком трудно. Подаяние религиозно делится арестантами поровну. Если недостанет на всех, то калачи разрезаются поровну, иногда даже на шесть частей, и каждый заключенный непременно получает себе свой кусок. Помню, как я в первый раз получил денежное подаяние. Это было скоро по прибытии моем в острог. Я возвращался с утренней работы один, с конвойным. Навстречу мне прошли мать и дочь, девочка лет десяти, хорошенькая, как ангельчик. Я уже видел их раз. Мать была солдатка, вдова. Ее муж, молодой солдат, был под судом и умер в госпитале, в арестантской палате, в то время, когда и я там лежал больной. Жена и дочь приходили к нему прощаться; обе ужасно плакали. Увидя меня, девочка закраснелась, пошептала что-то матери; та тотчас же остановилась, отыскала в узелке четверть копейки и дала ее девочке. Та бросилась бежать за мной… «На, „несчастный“, возьми Христа ради копеечку!» — кричала она, забегая вперед меня и суя мне в руки монетку. Я взял ее копеечку, и девочка возвратилась к матери совершенно довольная. Эту копеечку я долго берег у себя.