Доктор Лиза, дубль 2 — Лидия Мониава, бизнес на боли и смерти. По рецептам из США…

Оригинал взят у marafonec в Доктор Лиза, дубль 2 — Лидия Мониава, бизнес на боли и смерти. По рецептам из США… http://marafonec.livejournal.com/9411271.html
Оригинал взят у gala_gala15 в Доктор Лиза, дубль 2 — Лидия Мониава, бизнес на боли и смерти. По рецептам из США… http://gala-gala15.livejournal.com/497802.html

Лидия Мониава: «…к ней подошли сразу две монахини и уже более жестко выпроводили: «Нельзя с коляской!»
картинка взята http://russky-narod.livejournal.com/171769.html
С исчезновением агента «доктор Лиза» тема «благотворительных организаций» помощи обездоленным и страждущим никуда не делась, как вы понимаете, слишком выгодный бизнес был начат американской выученицей в России, сегодня у нее множество последователей, активно пилящих полученные от добросердечных граждан и бюджетных организаций средства.
В развитие темы поста —
Агент «доктор Лиза»: кто-то подложил бомбу в багаж и не полетел? Авиакатастрофа у Сочи год спустя.
Вот еще одна «доктор Лиза», читайте внимательно, тут, как в капле воды, высветилась вся подноготная такого рода бизнес-проектов и личности-деятельности их организаторов с соучастниками —
Лидии Мониаве подарили квартиру в Москве
16 янв, 2018
Лида Мониава – заместитель директора Детского хосписа «Дом с маяком». Именно за нее наиболее массово проголосовали пользователи соцсетей. Премия – квартира рядом с Москва-Сити. Лиде недавно исполнилось тридцать лет. У нее есть традиция – в свой день рождения объявлять сбор средств на нужды Детского хосписа. В этот раз она установила личный рекорд – собрала около 20 миллионов рублей.
Ее служение умирающим детям началось, когда старшеклассница Лида Мониава пришла в онкоотделение Российской детской клинической больницы в качестве волонтера и увидела, как маленькие пациенты угасают от рака……..
Лида сидит на работе до ночи и по выходным, потому что от нее зависит очень многое. Ее прежние жизненные планы рухнули один за другим. Она, при всей ее неземной красоте, еще не вышла замуж и не обзавелась своими собственными детьми. А что взамен? Совсем «чуть-чуть»: 180 сотрудников, 500 пациентов, 1500 членов их семьи (мам, пап, братьев и сестёр, бабушек и дедушек). Больше 2 000 человек, за которых сегодня она несет огромную ответственность.
Лида снимает квартиру, потому что на свою не заработала. Хоспис – это не бизнес. Каждый месяц она еле-еле наскребает на арендную плату и при этом ежемесячно как-то находит порядка 40 миллионов рублей для того, чтобы Детский хоспис жил и сводил концы с концами.
Нимало не сомневаюсь в высочайших душевных качествах Мониавы, не зря я посвятила ей и её подельникам, пардон, соратникам некоторое количество своих заметок. Она стоит в одном ряду с Дохтурлизой, Т.В. Красновой, К.Соколовой, Федермессер и прочими чулпанхаматами (о, новое прилагательное для благотворителей — «экая ты чулпанхаматая», то есть пронырливая и хитрая!)
Мониава — личность прогрессивная. Она выступает за легализацию педерастии и признание её абсолютной нормой, за постепенное введение умервщления тяжелобольных, за поездки из хосписов в бордели и организацию свиданий пациентов с женщинами облегчённого поведения.
Короче, ей, как никому другому, надо всячески помогать, помогать и ещё раз помогать.
Меня интересуют чисто технические детали:
— кто объявил конкурс?
— кто застройщик дома с означенной квартирой?
— стоимость квартиры и её метраж?
— за чей счёт осуществляется покупка квартиры?
— прописка Мониавы и наличие гражданства других стран?
— как будет оформлен договор купли-продажи квартиры?
http://l-lednik.livejournal.com/259556.html
—
«Благотворители» приводят в порядок отчётность
26 авг, 2017
Мониава забеспокоилась, а Ольга Журавская (БФ «Галчонок») — так она даже объявила о вакансии юриста. Что же это за благотворители, которые питаются государственными субсидиями и участвуют в их тратах? Так любой не прочь бы работать. Интересно, сколько им дали. Возможно, там тоже 68 миллионов.
http://l-lednik.livejournal.com/214799.html


—
Секс-притоны в резервациях смерти: Лидия Мониава внедряет передовой опыт
27 июн, 2017
Когда я написала в 2011 году, что хосписы – это сатанизм, меня мало кто понял. Тема умирания неприятная и тяжкая. Мысли о смерти лучше от себя гнать, так, как это делают в «цивилизованных» странах: больных родственников отправляют умирать в резервации смерти, чтоб они своими хрипами и стонами не мешали смотреть телевизор. Одна из танатофилок и отмывальщиц денег — Лидия Мониава.
Вчера она подбросила для обсуждения одну идею, которая, очевидно, в недалёком будущем должна быть реализована со всей широтой и размахом – это создание в резервациях для умирающих секс-притонов, специальных комнат для онанизма, просмотра порнухи и может быть и для проституток. Нет, пока что новую тему ТОЛЬКО обсуждают, взвешивают все за и против, идёт дискуссия – ну, по технологии Овертона. Но уже есть 503 лайкнувших человека.
«Вот парень, который еле дышит, почти не двигается. Ему 18 лет. Он хочет курить. Но не может сам пойти в магазин, купить себе сигареты, не может даже сам зажечь зажигалку. Во всем этом процессе ему нужна посторонняя помощь. В качестве союзников в таки делах они обычно выбирают, конечно, не родителей, а нас, сотрудников хосписа».
«С медицинской точки зрения мы знаем, что с такими проблемами с легкими еще только курить не хватало… А еще знаем, что желания пациента закон. И оказываемся в ситуации, когда мы должны пойти в магазин, своими руками купить сигареты и зажигалку, усадить человека в кресло, дальше надо что-то сказать родителям, куда и зачем мы собрались…, а потом зажечь сигарету и помогать им покурить. Аналогичная история с алкоголем. И сексом. Всем, что разрешается с 18 лет. И куча вопросов – где заканчивается сформулированное желание пациента и начинается инициатива сопровождающего? Как часто вся эта история допустима, а когда уже хорошо бы притормозить? Имеем ли мы право тормозить, ведь человеку уже есть 18 лет, и он имеет право принимать решения сам?»
«Как-то к нам приехал профессор из английского хосписа. У них там тоже есть программа для молодых людей 18-25 лет. Я была в этом хосписе, видела комнату для пациентов 18+, куда не имеют права заходить родители, где стоит бар с пивом, и где они все тусуются, пьют спиртные напитки, обсуждают на какой ночной концерт они пойдут… И медсестры хосписа им во всем этом помогают, и пиво открывают, и в ночной клуб сопровождают. Я попросила английского профессора скопировать мне на флешку все протоколы их работы. Там была сотня протоколов, в том числе протокол под названием «сексуальные потребности». Нам еще не приходилось с этой темой стакиваться, но меня очень этот официальный протокол английского хосписа впечатлил».
Меня тоже впечатлил этот вдумчивый алгоритм.
«Порнографические материалы. Хоспис имеет небольшое количество журналов и DVD для взрослых, которые хранятся в запертых ящиках в помещениях, отведенных для молодых взрослых. Существуют следующие правила:
— Данные материалы доступны только лицам старше 18 лет.
— Данные материалы молодой взрослый может использовать только в своей палате, и координатор смены должен уведомить об этом всех сотрудников смены.
— Молодой взрослый должен быть в достаточно хорошем состоянии, чтобы его можно было оставить одного. Мониторы должны быть выключены, а пациенту должно быть предоставлено средство электронной связи.
— Если молодой взрослый не может пользоваться проигрывателем DVD, один из сотрудников может включить DVD и нажать кнопку воспроизведения, а затем уйти из комнаты.
— Выразивший согласие сотрудник может расположить журнал так, чтобы молодой взрослый мог его видеть. Сотрудник не должен оставаться с молодым человеком, чтобы переворачивать страницы. Необходимо убедиться в том, что молодой взрослый может это делать сам, прежде чем рассматривать такую возможность.
— Молодому человеку не полагается предлагать подобные материалы, если сам он их не просил или если сотруднику показалось, что это необходимо. Например, если молодой взрослый пытался получить доступ к таким материалам другим, менее безопасным способом.
— Если молодой взрослый попросил предоставить ему такой материал, а сотрудник считает, что этого делать не надо, лучше посоветоваться с другим сотрудником.
Недопустимо отказывать в помощи до тех пор, пока не будут предприняты все возможные попытки найти альтернативное решение.
— При каждом использовании материалов необходимо провести Оценку рисков.
Партнеры. Необходимо предпринимать все усилия для создания благоприятных условий партнеру молодого взрослого. Парам необходимо обеспечить личное пространство и проявлять к ним уважительное отношение».
Мониава лживо вздыхает и ахает: ах, нам тоже приходится решать такие вопросы.
Гадину поддерживают её единомышленники, и только один человек пишет – как же так, ведь это грех, неужели вы будете потворствовать греху??
http://l-lednik.livejournal.com/193672.html#comments
—
на фото — Лидия Мониава, «святая» докторЛиза-2.0
А вот краткий диалог в коментах, для тех, кто не в теме —
melissa_12
Лярвы поганые.
Мониава (подружка Красновой) подписывала письмо в поддержку пусси райот, Сеньчукова тоже ставила там свою подпись.
В блоге Мониавы прочла ее откровения о том, что у нее был период, когда она «экспериментировала со своим гендером».
Эта озабоченная мерзавка, скорее всего, член ЛГБТ.
Симпатизирует она им откровенно.
От них смердит серой.
Чудовищно, что этих подлюг так много.
Проверку бы из прокуратуры устроить этой гадине в хосписе, что они там с больными вытворяют.
Эти сатанистки скорее всего сами навязывают свои больные фантазии умирающим людям.
l_lednik
Так работают в других странах, это один стандарт. С помощью мониав умирающие из хосписов отправляются прямиком в ад
melissa_12
Циники проклятые.
Другие страны пусть сами заботятся о своих немощных гражданах, нам бы тут со своими разобраться.
Мониавы всю гниль из Европы тащат.
Читать полностью
=======================================
Перепост всего текста
Скопируйте весь текст в рамке и введите его в поле HTML-редактора у себя в ЖЖ, войдя туда через кнопку «Новая запись». И не забудьте внести название в заголовок и нажать на кнопку «Отправить в …».
=======================================

Кто такая Лидия Мониава

С Лидой мы познакомились шесть лет назад.
Умер Алексей Дидуров, поэт. Умер скоропостижно, в один день, неожиданно для всех.
Похоронили.
Возникло желание его издать, издать хорошо. При жизни это как-то у него не получалось.
Собрали все, что он написал. Мы – это мы с его женой Леной, Быков, Инна Кабыш, Володя Вишевский, еще несколько человек, – занялись этой темой. Издательство сразу нашли, это было «Время», вопрос средств тоже решили, так что дело было за малым – составить рукопись и передать. Мы с Леной стали разбираться в его коробках со стихами.
Дидуров был человеком двадцатого века – все, что он написал, нужно было перевести в электронный формат. Его литературное наследие осталось в виде вороха бумаг. Рукописей, обрывков самиздата. Нескольких сборников, вышедших в перестройку малым тиражом. Желтых листочков с печатью Главлита «Разрешено». Тетрадей. Черновиков. И все в разных вариантах, с перечеркиваниями уже неживого автора. А еще недавно – живого.
Подойти к этим текстам было трудно. Эта работа упала на Лиду.
Лида, когда-то помогавшая ему при жизни, как-то сама потихоньку начала ее делать. Сначала ей кто-то ассистировал, но потом она все взвалила на себя. Ей было восемнадцать лет. Она была студенткой журфака, печатала по ночам. Днем училась, вечером работала на очередной работе, ночью сидела с больными детьми. Либо печатала. Или так – днем работала, вечером училась, не знаю. Одну ночь сидела с детьми, другую печатала, опять утром училась, почти всегда была он-лайн и в сети. Только к телефону не подходила, потому что больной ребенок спал, звук был выключен. После смс-сок всегда перезванивала.
Поэзия и религия – две в чем-то похожие сущности. Обе апеллируют к вечности.
И вот она собрала себя, и пропустила через свою душу всю жизнь непростого человека, а это был Дидуров. Экрана у нее не было. Да и у него по жизни экрана тоже не было, он писал и жил наразрыв. Одних поэм было более сорока. Я не представляю, как можно было это оцифровать. Бесконечный файл поэзии, это был опыт переселения души. Маленькая девочка, красавица, тонкими пальчиками, вне сна, вне жизни для себя. Со-творчество, – улыбаясь, говорила она. И взрослела уже как-то, преображалась.
…ибо горе безмерно, а сам я – имею предел… А любовь одинока, а должно вступаться за слабых… И поэтому я проклинаю – чего не хотел! – это мир в рукавицах ежовых на содранных лапах!.. Ибо горе – безмерно, безмерно… Меры нет… И не хватит слов… Ибо горе – бессмертно, бессмертно!.. Всем нам измерена жизнь… Смертна любовь…
Я в то время недооценила этот ее шаг. Я думала, что Быков – последний счастливый выпускник дидуровского лицея, любимец и увалень. Но теперь я понимаю, что тихой отличницей самого последнего выпуска его кабаре была Лида.
Дима тогда написал предисловие. Если ему что-то надо будет предъявлять, то он покажет «ЖД», «Окуджаву», «Пастернака», наверное, ну и это предисловие к дидуровской книге.
Это книга соединила нас. На время. А потом все спокойно потекло своим чередом. Будто мы сделали особое дело, и дальше принадлежали сами себе. Дима опять пошел по литературному небосклону, озаряя все. Лена окунулась в свою жизнь и работу, и я в свою. Лида вернулась к детям.
Но нас всех отныне соединял контекст.
Этот контекст вывел потом Диму несколько лет спустя на другие уровни – на улицу, на трибуну антифашистского митинга, в проект с Ефремовым и на Болотную. Лиду он вывел на это письмо Патриарху.
Лида, как человек литературного контекста, – а она им была, есть и останется навсегда, – попыталась найти слова. Я тоже считаю, что несколько слов, выстроенных в нужном порядке, могут изменить ход Истории. Она и искала этот порядок. Ей показалась, что она его нашла. Что есть для Вас милосердие, – этот вопрос был заключен в контексте. Проступал. Лида имела право его задавать. Она знала, что это такое.
К тем, кто ее травит в Сети, у меня важная информация, если они не атеисты. Лиде на Страшном суде есть что предъявить от себя. Многим там показать совершенно нечего, но речь сейчас не о них.
Милосердие – это не по отношению к кому-то. Это вообще. Ми-ро-воз-зре-ни-е.
Милосердие – это тяжелая работа. Что толку требовать ее от несильных. Нужно закрыть глаза умершему ребенку и отвезти его родителей в морг. Нужно поиграть с тем, кому остался еще год жизни. Нужно дать шанс всем, затаскивая их сюда обратно своими почти детскими руками.
И еще. Милосердие — это там, где сердце есть.
Святая книга дана для всех. Можно настрогать цитат, вырванных из контекста, и сложить из них костер. Но если контекста не нарушать. Если человек несколько лет стоит на границе между жизнью и смертью на линии детства, на переднем рубеже, собой соединяет их и обращен в сторону жизни – это и есть Евангелие.
Вот так они и вошли в Историю – молодая женщина и высший духовный сан, каждый со своим словом. Ибо все, что остается после нас, все наши дела – это нами сказанные слова, из которых складывается контекст.
Лида смотрит на мир из вечной точки, не все так смогут. Мы скрываем от себя рок, так легче. Но взгляд оттуда, где жизнь находится под властью непреодолимой силы, – самый точный. Он правильный, чистый. И он мудрее.
И оттуда, из этой самой точки, не видны мелочные детали. Ни часы на руке, ни наночастицы пыли на отдельных предметах. Пылью у нас покрыто все. Не только книги в святейшей библиотеке. Вся система светско-церковная у нас архаична. Невосприимчива она к новому, боится дьявола.
А вот Лида не боится. Я и тогда, шесть лет назад, понимала, что она далеко не простой человек. Что она очень, очень крута – Лида.
И что настанет день, когда она будет сильнее всех.

Лида Мониава: Видеть без обезболивающих

Наташа, прости, когда вы начинаете уходить, один за другим, я думаю про гетто.

Реанимация, где порой убивают трубками, одиночеством и грубостью – Треблинка.

Детская онкология кажется столь же невозможной, точно Освенцим или Терезин…

Лидаия Мониава

Окончила журфак МГУ, сотрудничала в газете «Вечерняя Москва».

Начала работу в благотворительном фонде «Подари жизнь» в 2007 году. Сначала Лида исполняла обязанности координатора одного из онкологических отделений Российской детской клинической больницы (РДКБ), работала с волонтерами, была помощником директора фонда Галины Чаликовой.

Также же в фонде она писала тексты о больных детях для того, чтобы собирать деньги на их лечение, посылая эти истории благотворителям и публикуя их в газетах. После того, как ее начальница заболела раком и легла в больницу, Лида перешла работать в фонд «Вера».

Закрытые двери

— С чем было связано ваше самое сильное первое впечатление деятельности в фондах? Расскажите о вашем первом дне работы.

— Самое пронзительное впечатление связано с реанимацией, потому что мне в голову не приходило, что у нас в больницах остались до сих пор советские традиции, поэтому, когда ребенка забирают в реанимацию, маму в реанимацию не пускают. Таковы правила в больницах, причем во всех: и в детских, и во взрослых. Когда детей, с которыми я ходила дружить, клали в реанимацию, это был ужас, потому что дверь перед мамой закрывалась.

Перед реанимацией стояла одна лавочка, на которой сидели родители, разглядывая трещины в двери, не выходя оттуда сутками. Два раза в день к ним выходил врач, очень сухо им сообщал какую-то информацию. На слезные просьбы мамы пустить ее к ребенку всегда отвечали отказом.

И я поняла, что дети страдают не только из-за болезни, данности, которую изменить невозможно, но и какой-то тупости человеческой. В условиях запрета на вход в реанимацию медперсоналу проще работать, так как им не нужно особенно следить за ребенком, сразу его подмывать, как только это необходимо, а можно делать это попозже. А если рядом будет мама, то она будет задавать вопросы, ей будет все не нравиться — и для врачей это будет тяжелее.

…Похоже на гетто новой формации. Мальчики, девочки, взрослые, маленькие. Верим, надеемся.

Есть фильм Анжея Вайды о докторе Януше Корчаке и двухстах его воспитанниках из еврейского детского дома. Заканчивается так – 200 детей под еврейским флагом по трое идут на депортацию. Их запаивают в глухом грузовом вагоне. Поезд трогается. Поля, леса, туманы. Дымка как у Норштейна.

Поезд уходит, вагон с детьми отцепляется. 200 воспитанников дома сирот в замедленной съемке выпрыгивают из поезда и улетают куда-то в белую даль. Русоволосая девочка, с которой я смотрела фильм, спросила – почему вагон отцепился?

Это все насколько ужасно… Например, я дружила с девочкой, которая полгода провела в реанимации. И полгода длилась эта катастрофа. Это меня поражает так же, как когда детям не дают обезболивание.

…Говорим про все на свете – Гиляровский, Москва, Шадринск, Ломоносов, история, царская семья, новомученники, стихи, французский язык. Говорим — это одно название. Я говорю с мамой, ты внимательно слушаешь, киваешь и все поджимаешь губы. Рассказываю про Селигер, походы.

— Наташ, ты ходила когда-нибудь в поход?

Поджатые губы. Значит, нет.

— Даже на один день?

Поджатые губы и кивок. Значит, да.

Главная волнующая тема – Санечка. Санечка сестра, она маленькая, родилась в июле прошлого года, с большим трудом. Ты носишься с ней, не выпускаешь из рук, только о Санечке все мысли. Когда Санечке год и несколько месяцев, попадаешь в больницу.

Выходите с мамой за красивыми тетрадками к 1 сентября, не можешь идти, падаешь, отсиживаетесь в ближайшем кафе. Тебе плохо, но сбиваешь градусник и улыбаешься. Все в порядке, мамочка, уже не болит. Не болит, но не встаешь. Больница — одна, вторая. Районная, городская. Маму не пускают. Ты идешь одна одинешенька по темному коридору до своей палаты куда-то в сумрачную даль. Шатаясь, по стенке. Теряешь сознание и падаешь. Мама бежит к тебе, несмотря на все запреты. Нет диагноза, врачи не знают, от чего лечить. Возвращаетесь домой.

«Такое ощущение, Наташа, что ты где-то получила дюжую долю радиации», — говорит врач. Где?

Спустя несколько недель, тебе, тринадцатилетней цветущей любимой и любящей Наташе, ставят диагноз – РАК. Лейкоз.

То, что дети болеют, то, что они умирают, это ужасно, но шоком для меня это не является. Шок – это когда ребенку больно и он не получает помощи. Я работала с одним мальчиком, который кричал от боли, так как у него болел живот, а обезболивающее ему не выписывали.

Первого дня работы в фонде я не помню вообще, потому что это очень незаметный переход. Сначала ты делаешь очень много как волонтер, потом приходит первый день работы уже сотрудником. Я не помню его, даже не помню точно, в каком месяце и в каком году это было.

— С чего началась ваша волонтерская деятельность?

— Я работала в газете «Вечерняя Москва» и училась на факультете журналистики. В Российскую детскую клиническую больницу я пришла как волонтер. Пришла туда в день праздника, когда дети с волонтерами бегали по больнице и все вокруг фотографировали. Это называлось «Фотомарафон», и нужно было очень много волонтеров с фотоаппаратами. Мы тогда ходили с мальчиком Бесланом по больнице, он все вокруг снимал, и это дело показалось мне очень интересным.

Я подумала, что детям должно быть там очень грустно, так как они лечатся год или два. Все это время они далеко от семьи, друзей и одноклассников, общаться им не с кем. Я решила, что неплохо бы было приходить туда, общаться, стала переписываться с девочкой из отделения трансплантации костного мозга. Девочка попросила меня прийти к ней, я стала приходить регулярно.

В это время я продолжала работать в газете. Мне приходилось уходить с работы пораньше или приходить попозже, потому что я все время ездила в больницу РДКБ. Потом мне стало совсем неловко по отношению к работодателю получать зарплату у него, а находиться в другом месте, и тогда я решила перейти в фонд.

Кстати, тот первый мальчик потом смог вылечиться. У него уже даже семья есть, дети.

…Страшный это путь. От первых больничных дней до морга. Но и там не обрыв — можно съездить в гости домой, можно полюбить твою курносую сестренку Санечку. Но понять и утешиться нельзя.

Помнишь, как я пришла к тебе в первый раз с какой-то вышивкой. А ты лежала носом к стенке и не разговаривала. Мама сказала, что депрессия.

–Наташа, Наташа, привет, я Лида, я тебе друг, вышивку принесла, такую красивую-красивую, куда положить, можно здесь в ногах, на кровати?

–Я не умею вышивать.

В больнице вышивки, рисование, гравюры – магическое и гораздо больше чем во внешнем мире значащее действие. Ангелинка рисовала лодки, Ксюша вышивает церковь Покрова на Нерли. Двухлетний Саша Жилкин все время просит нарисовать ему собаку. Над моим письменным столом среди детских фотографий и карточек отца Александра Меня и Георгия Чистякова висит летящий кораблик Даши Любицкой, нарисованный за несколько дней до смерти.

Живую собаку нельзя, нельзя на лодку или корабль, нельзя к Покрова на Нерли, нет сил подняться с постели. Можно вышить, нарисовать, поверить. Поверить в мечту и надежду. Уверовать.

Кладу свою вышивку тебе в ноги и бреду вон.

– Мам, а кто это? — Волонтеры. –А чего они ко мне приходили? – Не знаю, просто пообщаться, может. – Значит, они еще раз ко мне придут? – Придут, наверное, Наташ. – Мама, как мне стыдно, я даже не поговорила с ними, неужели все равно придут? –Придут, придут.

Буду завтра вечером. Прихожу – на столе торты, печенье, шоколад. Ставят чай. Смущаюсь такому приему, мне ведь даже маску с лица снимать не положено (микробы визитеров так и норовят броситься на детей без иммунитета), какой тут чай.

Уже за дверью:

– Мам, а что они ничего не едят? Я бы все это за секунду съела…

Без обезболивания

— Что прежде всего вы стараетесь сделать в работе с детьми?

— Для начала я работаю с врачами и с волонтерами, которые находятся в больницах, чтобы они передавали пациентов. Как только пациент признается не подлежащим лечению, чем раньше его передадут в фонд «Вера», тем раньше у нас получится ему помочь. Появляется время познакомиться с семьей и понять, какие у них проблемы. Когда же знакомство с больным происходит в последний момент, мы сами не можем сообразить, чем помочь ребенку, и хуже удается что-то сделать.

Я обычно общаюсь с врачом и узнаю, что, по его мнению, нужно ребенку. Например, он может сказать, что ему обязательно лучше лечь в какое-то учреждение, потому что дома его будет сложно обезболить, или, наоборот, врач говорит, что ребенок может прожить еще год, два, три, и лучше, чтобы это время он провел дома. Иногда врачи сами звонят и просят устроить в хоспис.

Потом я общаюсь с волонтерами из больницы и с мамой. Я спрашиваю, что нужно родителям. Обычно им нужны деньги, потому что мамы 2-3 года не могут работать: ребенок лечился, мама все это время была с ним в больнице, папа, хорошо, если есть, а часто он уходит. Если есть, то того, что он зарабатывает, не хватает. Больничный маме не оплачивают после того, как ее из больницы выписывают домой. Поэтому, чаще всего, им не хватает на памперсы и на питание.

Часто у детей есть какие-то желания, которые хочется исполнить, потому что ребенку очень плохо, и хочется его хотя бы как-то порадовать. Желания у детей тоже часто материальные, они хотят ай-пады, крутые фотоаппараты. Для родителей безумно важно все это сделать, а денег нет.

…Писем приходило все больше. Наташа не отвечала, не могла. Химия, химия, инфекции. Предстоит еще много блоков, штук пять. Каждый блок дается очень тяжело. Потом должна быть пересадка костного мозга. Такой вариант лейкоза, что без трансплантации не лечится. Значит, нужны баснословные суммы денег, выбор клиники, невероятно сложное лечение. Предстоит очень много. А ты все время спишь. Днем, ночью. Просишь маму не мешать тебе спать, ведь во сне ты видишь, как сидишь на солнечной зеленой поляне, а вокруг бегает твоя Санечка. Все отделение везут на экскурсию в Кремль, тебя тоже отпускают врачи. Кремль для детей, что впервые оказались в Москве, — мечта. Для тебя нет. Тебе все равно. Едешь без энтузиазма.

Также часто бывают проблемы с медицинской помощью, потому что после того, как они выписаны из больницы, за них отвечает их районный педиатр, который не всегда имеет опыт работы с онкологически больными детьми.

Чаще всего педиатры боятся таких детей, стараются к ним не приходить, обезболивающие им не назначать. Потому что в голове есть устой, что наркотики детям назначать нельзя, это опасно, они станут наркоманами. Медицинской помощи дети часто не получают, когда находятся дома, поэтому родители нуждаются во враче, с которым они могли бы советоваться, который бы назначил им обезболивание. Тогда мы связываемся с хосписом.

Бывает, что ребенку нужно общение, волонтеры, праздники. Это можно сделать, когда ребенок находится в хосписе, тогда мы ему каждый день что-то придумываем, приносим лошадей, обезьян, хаммеры и лимузины. Когда же ребенок находится дома или в регионе, отсюда сложно ему устроить праздник.

Нередко у родителей бывают юридические проблемы. Например, нет жилья, маму увольняют с работы или не могут оформить инвалидность заочно.

Недавно мы помогали взрослой девочке с лимфомой кожи, у который был устаревший паспорт. Но из-за своего заболевания она стеснялась выйти на улицу. Мы нашли социального работника, который договорился с паспортным столом о том, что девочка не должна приходить туда лично.

— Почему нельзя назначать обезболивающие?

— По поводу наркотиков существует очень много предрассудков еще с советских времен, когда считалось, что все сами должны терпеть боль и не нужно ничего обезболивать. То есть в терпении боли видели особый героизм, а наркотики – это для наркоманов.

Сейчас эти представления немного меняются, обезболивание начинают назначать в больницах. Но все равно, чтобы получить разрешение на обезболивание ребенка в Москве, нужно от двух до трех недель, потому что очень много контролирующих структур.

Мама должна прийти в поликлинику, написать там заявление, поликлиника должна это заявление рассмотреть, потом направить заключение во взрослую поликлинику, взрослая – в некую онкологическую инстанцию. Оттуда присылают ответ, что можно. Все это длится очень долго, потому что все очень боятся дать наркотики детям, а из-за этого ребенок по 2-3 недели терпит боль, потому что вся эта система ужасно долго работает.

На пункциях воешь нечеловечески, врачи пугаются, назначают наркоз. Наркоз не положен, он сажает печень, но иначе ты не выдержишь.

Лезут волосы, но не сильно, ко второму блоку, в отличие от других детей, ты еще с остатком волос. Хвостик на макушке. Бледное красивое лицо.

Нужно собирать деньги на трансплантацию, берется помогать «Российский Фонд Помощи». Я уезжаю в Рим с общиной, провожу там две недели. «Вечный город, Вечная память – не случайно», — так потом напишет в письме твоя мама. В магазине подарков на piazza di Santa Maria in Trastevere выбираю тебе всякие необыкновенные штучки. Главное – красивая записная книжка, авторская работа, из пергаментных листов, засушенных цветов на обложке. И маленький деревянный карандашик в коре. Эта тетрадка должна была стать дневником, где можно было бы описывать каждый свой день, мысли, чувства, как наша любимая Анна Франк. Потом покажешь Санечке, когда та вырастет. Санечка — единственный аргумент, чтобы уговорить тебя что-то делать…

Считается, если онкологически больной ребенок находится дома, помощь он может получить либо от районной поликлиники, либо от районной больницы. В районной больнице практически никогда не бывает морфина, пластырей Дюрогезик, морфиновых таблеток МСТ.

Все, что там есть, это промедол, который используется при операциях, и другие, не очень эффективные средства. В России очень мало зарегистрировано наркотических форм.

Например, у нас нет фентаниловых чупа-чупсов, чтобы ребенку не кололи все время в вену, или сиропа морфинового.

Даже то, что есть, очень мало используется в больницах, так как для больницы это большая проблема, чтобы были наркотики. Для этого им нужно, чтобы была отдельная комната с зарешеченными окнами, с сейфом, и очень много других предписаний, чтобы больнице дали лицензию на хранение наркотиков. У них очень редко появляются такие пациенты, так что они стараются с этим не связываться – оборудовать такой кабинет стоит очень дорого. Потому, когда этот редкий пациент появляется, приходится тяжело.

…Я возвращаюсь из Рима, ты в реанимации. Что происходит не понимал никто, даже врачи. Поставили трубки, аппарат искусственной вентиляции легких, не пускают маму. Началась кома, сначала легкая, потом все тяжелее и тяжелее.

В реанимации холодно, мама принесла тебе обогреватель. Ты не реагируешь ни на что, кроме ее появлений. Пытаемся срочно вызвать в Москву Санечку с бабушкой, даже нашли гостиницу возле больницы. Мы верили, ты почувствуешь рядом сестренку и очнешься. Ты ведь и спала все последнее время потому, что во сне видела Санечку. Но Сашу не отпустил папа, твой отчим.

Начались беспомощность и тупое ожидание. Что будет. Хотели записать Санечкин голос и принести тебе в реанимацию, но в реанимацию не пускают. Говорят, это лишит тебя спокойствия, начнешь вытаскивать трубки, пытаться дышать сама. Считали, что одной тебе будет спокойнее.

Немыслимые и бесчеловечные законы российских больниц, где отказывают родственникам в праве быть рядом, бодрствовать вместе с близкими и любимыми. Слышали твой крик, когда на каталке увозили за стеклянную дверь, отрывая от мамы. Но не поверили, разъединили и, может быть, разорвали.

Вот такие радости

— Что острее всего в памяти? Кого больше всего помните?

— Таких очень много. Всегда есть ребенок, который для меня на данный момент самый главный, которого я очень сильно люблю. Но это очень по-разному. Сейчас, например, есть дети, с которыми я работаю как сотрудник фонда, я должна их всем обеспечить: чтобы у них все было, поддерживать связь с родителями, чтобы не пропустить момент, когда что-то нужно. Нередко я особенных чувств, какой-то особенной любви или дружбы, к ним не испытываю.

Но бывают дети, к которым я прихожу не как сотрудник фонда, чтобы им помочь, а как волонтер, чтобы с ними подружить и пообщаться. Среди них есть дети, к которым я привязана, считаю их близкими друзьями, очень их люблю и за них переживаю. За эти пять лет это десятки детей.

Сейчас я дружу с девочкой Дашей. Она лечится в РДКБ уже второй раз. Первый раз мы с ней почти не общались, пока она лечилась. Я в фонде еще организовываю поездки в зарубежные реабилитационные лагеря. Мы возим детей в Ирландию и Германию, потому что в России пока таких лагерей нет. Этим летом, в августе, мы поехали с 20 детьми 7-14 лет. Среди них и была Даша.

Мы жили с ней в одном домике и целую неделю отдыхали в этом лагере, катались на лошадях и стреляли из лука, а потом Даша вернулась из лагеря и заболела. У нее случился рецидив ее онкологического заболевания. Она снова легла в больницу, и там я стала навещать ее как своего друга, потому что мы подружились. Сейчас я продолжаю к ней приходить.

— В работе вы постоянно имеете дело с тяжелыми жизненными ситуациями. В чем вы черпаете радость и надежду?

— В покупках всего необходимого, в удовлетворении всех потребностей мне нравится, когда мы вовремя узнаем, что у ребенка есть какая-то проблема и получается ее вовремя решить.

Например, ребенок выписывается из больницы, и мы еще до того, как он начал чувствовать боль, озаботились проблемой обезболивания для него, добились от поликлиники разрешения – и вот, у него есть лекарство и ничего больше не болит.

Или когда ребенку получается вовремя привезти кислородный концентратор, когда ему сложно дышать. Вот это меня очень радует.

…Мы загадываем – нужно дожить до Нового года, дальше все будет хорошо, после такого ты уж точно вынесешь все блоки и пересадку. Так что надо что-то делать, надо собирать деньги на дальнейшее лечение в Германии, высылать выписки в разные клиники. Стали возникать какие-то загадочные люди, которые приезжали к больнице на джипах, обещали помощь. Многие звонили, писали. Стало спокойнее, мы поняли — все необходимое будет. Сейчас главное выкарабкиваться из комы. Санечку так и не отпустили, но из Шадринска в Москву выехала твоя бабушка. На поезде, дорогой в полтора дня. Люди в Интернете писали чуть ли не каждый час.

2006-12-15 20:12:23 Пт Наташка, держись! Ты нужна здесь всем нам! Молимся о тебе всей семьёй!

2006-12-17 18:12:33 Вс Наташик, держись!!! Я молюсь за тебя.

2006-12-17 20:12:00 Вс Натулька!!! Не бросай меня, ладно? Ты мне ОЧЧЕНЬ нужна!!!!!

2006-12-18 10:12:16 Пн Наташа, аууууууууууу, посмотри, у нас тут уже и солнышко выглядывает!!!

2006-12-18 10:12:47 Пн Наташенька миленькая девочка…. ну ты чего там…. возвращайся скорее….моя хорошая посмотри сколько людей тебя любят и просят что бы ты вернулась, маленькое солнышко…..скоро новый год, малышечка ты наша….ты очень всем нужна. Господи да что же это такое творится, Святая Матрена помоги умоляю тебя, пусть наша Наташенька вернется, пусть поправится….. Спаси и сохрани тебя малышечка…буду молиться за тебя моё солнышко…..

Но важнее всего для меня найти время вне работы, чтобы прийти к детям и просто с ними пообщаться, вместе порисовать, поиграть, поболтать. С детьми мне очень интересно. Часто я сама не могу придумать игру, а ребенок сам все придумывает, все предлагает и меня развлекает. Я детям очень за это благодарна.

Ненужные

— Какова главная проблема, с которой вы сталкиваетесь своей работе?

— Она заключается в том, что у нас нет системы паллиативной помощи детям. В нашей стране дети, которые выписаны из больницы, по сути, никому не нужны. Никто не хочет оказывать им помощь.

Паллиативное отделение у нас одно на всю страну в Солнцево, там всего 9 коек. Детского хосписа нет вообще. В Первом московском хосписе максимально может находиться 1-3 ребенка, не больше.

— Как складываются взаимоотношения с врачами и медицинскими сестрами? Вы чему-то учитесь у них?

— По-разному. Когда я пришла в РДКБ, я не общалась с врачами, не была с ними знакома. Я общалась только с родителями и с детьми.

Я помню, что в первый год казалось, что врачи – это враги, потому что так описывали их поведение… Однажды я играла с одной девочкой, а ее мама потом рассказала мне, что пришел врач и сказал: «У вашей дочери все плохо, берите простыню, заворачивайте и несите на кладбище…» Родители все время передавали чудовищные высказывания врачей и медсестер.

Но постепенно я начала знакомиться с врачами и поняла, что врачи в РДКБ, куда я ходила, совершенно чудесные. Они могут уходить с работы в 16.00, а уходят в час ночи, потому что они очень сильно переживают за своих пациентов, сидят до ночи на работе, пишут истории болезни. Бывает, они за свои деньги покупают лекарства.

Однажды девочка, лежавшая в больнице, очень хотела пойти в театр (поездку организовывал фонд). Ее отпустили врачи, но она долго отказывалась идти. Потом выяснил причину: оказалось, что у нее в больнице с собой только джинсы, а настоящие девочки в театр в джинсах не ходят. Одна из врачей посреди рабочего дня поехала домой и привезла ей свои украшения, чтобы девочка смогла сходить в театр.

Постепенно я стала понимать, что врачи делают гораздо больше, чем мы, волонтеры. Так они не только лечат, но и помогают детям, чем могут. В хосписе мы постоянно общаемся с врачами и поддерживаем друг друга.

…Наташи больше нет… Степень близости к людям мы определяем сами, она вне времени и родства. Наташа – девочка-чудо. Рассказывая о ней, я всегда вспоминаю строчку из любимого Бродского – «Ибо нет одиночества больше, чем память о чуде»…

Накануне твоих похорон я писала маме в письме:

Не до смерти ли, нет,
Мы ее не найдем, не находим.
От рожденья на свет
Ежедневно куда-то уходим,
Словно кто-то вдали
В новостройках прекрасно играет.
Разбегаемся все. Только смерть нас одна собирает.

Значит, нету разлук.
Существует громадная встреча.
Значит, кто-то нас вдруг
В темноте обнимает за плечи…

Иосиф Бродский

Лида Мониава: «Ребенку нужны тишина и пространство — молча быть рядом и слушать»

Директор БФ «Дом с маяком» — о перинатальном паллиативе, о том, как говорить с детьми и родителями в хосписе и почему через Facebook больше не удается собирать миллионные пожертвования

Лида Мониава. Фото: Павел Смертин

В этом году 15 лет, как Лида Мониава помогает больным детям. В 2004 году она пришла волонтером в онкогематологическое отделение РДКБ, в 2014 – заняла должность заместителя директора Детского хосписа «Дом с маяком». Сам хоспис в этом году отметил шестилетие своей деятельности.

«Когда я начинала ходить волонтером в онкологическое отделение РДКБ, понятия паллиативной помощи для детей в принципе не существовало. Сейчас все изменилось: само слово «хоспис» поменяло в обществе свой оттенок и контекст», – говорит Лида.

«Врачи предлагали прервать беременность и не было альтернативы»

— В работе «Дома с маяком» много разных направлений. Какое из них кажется вам самым важным сегодня, волнует больше остальных?

— Сейчас мы активно пытаемся развивать программу перинатальной паллиативной помощи, когда родителям на этапе беременности говорят, что у них родится неизлечимо больной ребенок. Раньше врачи предлагали прервать беременность и не давали никакой альтернативы. Мы хотим добиться того, чтобы у каждой семьи был выбор: не только прервать такую беременность, но и сохранить ребенка, родить его. Чтобы семьи знали — им будет помогать хоспис, они будут получать паллиативную помощь.

Пока что мы сталкиваемся с огромным неприятием этой темы. Каждый раз, когда я публикую интервью с родителями, получаю массу комментариев, что они эгоисты, обрекли ребенка на страдания. Нас обвиняют в том, что хоспис хочет зарабатывать больше денег на таких пациентах. Это совсем не так. Во-первых, расходы хосписа на такую семью часто минимальны, здесь почти нет затрат. А во-вторых, ошибочно считать, что все неизлечимо больные люди страдают. Если человек получает паллиативную помощь, страданий почти не будет, а будет вполне себе качественная жизнь.

Да, существуют разные диагнозы. Например, недавно появилось лекарство от спинально-мышечной атрофии, и вообще перспектива жизни таких детей очень изменилась. Ребенок может прожить и 10, и 30 лет – никто точно заранее не знает. А есть наоборот, очень слабенькие дети, например, с большим неоперабельным менингоцеле, это огромная грыжа. Он может прожить час или два после родов, а может умереть во время них, неизвестно. Но родители хотели бы, чтобы ребенок в их жизни появился, хотели бы с ним друг друга узнать.

— Как у вас возник замысел этого направления?

— Мы в хосписе прочитали книгу Анны Старобинец «Посмотри на него», потом я написала о ней на Facebook, и мне стало писать огромное количество женщин, которые пережили подобное. Мы поняли, что невозможно дальше сидеть сложа руки, и открыли в хосписе программу перинатальной паллиативной помощи, написали о ней на сайте и на Facebook. Потом полгода ничего не происходило, ни одна семья к нам за помощью не обратилась. Мы уже начали сомневаться.

Но чем больше публикаций выходило на эту тему, тем активнее врачи стали предлагать своим пациентам этот вариант, и дело сдвинулось с мертвой точки. Сейчас такие семьи все чаще к нам обращаются. Наши сотрудники стали посещать консилиумы, куда направляют женщин с пороками плода, и рассматривается вопрос о прерывании. Теперь на этих консилиумах присутствуют не только акушеры-гинекологи, но и врачи паллиативной помощи, которые рассказывают, какая есть альтернатива.

«Стационар «Дома с маяком» — это не только для умирающих пациентов»

Фото: facebook.com/lida.moniava

— В 2019 году будет открыт стационар «Дома с маяком»? Дата заявлена, но, насколько я знаю, сроки не раз сдвигались.

— Здание построено и оснащено необходимым оборудованием. Со дня на день ждем разрешения на эксплуатацию от Стройнадзора. Как только получим, сможем туда заехать офисом и выездной службой и начать принимать детей не для медицинской, а для социальной и психологической помощи, проводить там мероприятия и консультации специалистов. А затем уже начнем процесс получения медицинской лицензии – это может занять около полугода. Надеюсь, в 2020 году все окончательно состоится.

— Стационар будет рассчитан на умирающих больных?

— Не только, хотя и для них тоже предусмотрены места. Есть и другие цели. Например, обучение родителей уходу за ребенком. Если ему впервые поставили трахеостому или подключили аппарат ИВЛ, и родители еще не умеют пользоваться этими трубками и оборудованием, мы будем предлагать госпитализацию в формате «ребенок+родители», чтобы наши сотрудники обучали уходу и семья могла свободно выписаться домой подготовленной.

Есть и еще одна цель – социальная передышка. Невозможно годами ухаживать за ребенком. Иногда родителям бывает нужно просто передохнуть, заняться здоровьем, или поехать маме и папе отдохнуть на море. Один раз в год на две-три недели мы сможем предоставлять родителям возможность такой передышки. Ребенок на это время остается в хосписе, там у него будет не только медицинская помощь, но и тусовка, игры, занятия, интересное общение. И, наконец, последняя цель – подбор лечения. Бывают такие сильные судороги или болевой синдром, трудности с питанием, что нам сложно дистанционно подобрать терапию. Тогда можно положить ребенка в стационар на неделю или на две, чтобы врачи за ним наблюдали, подбирали дозы лекарств или питания, чтобы потом выписать ребенка домой в стабильном состоянии.

— У вас заявлен стационар на 15 коек. Это много или мало и как возникла эта цифра – от возможностей помещения или осознания потребностей?

— От возможностей помещения. С другой стороны, стандартный английский хоспис – не более семи-восьми коек. Идея хосписа изначально в том, что он маленький, максимально приближенный к дому. Когда мы в Англии рассказываем, что у нас будет стационар на 15 коек, они удивляются: «Ой, как много!». Да, нам пришлось сделать больше — в Москве хосписов мало, и потребность в них велика. Но мы уже понимаем, что добиться домашней атмосферы там будет затруднительно.

— За счет чего можно будет попытаться «одушевить» этот дом?

— Точно так же, как мы бы «одушевляли» собственный дом – красивые чашки, стильное постельное белье, картины на стенах, цветы в вазе, домашние животные, красивый плед, и конечно традиции. Например, когда на День грузинской кухни все готовят хачапури, а на День итальянской кухни – пиццу и пасту.

Нам хочется, чтобы там были уютные места, и чтобы ребенок по возможности проводил минимум своего времени в палате, на кровати. Там будет маленькое уютное кафе, где можно будет поесть или посидеть с друзьями. Будет комната для подростков и молодых взрослых с компьютерами и приставками, где можно поиграть и послушать музыку, граффити на стенах нарисовать. А для маленьких детей будет своя комната, где они смогут поиграть во врача и сделать кукле все то, что с ними делают доктора – например, покормить ее через гастростому, сделать укол и таким образом снять стресс.

Поскольку у нас хоспис называется «Дом с маяком», мы бы хотели поддержать морскую тему. Повесить рынду при входе, в которую любой мог бы позвонить, морские сети на потолке в бассейне, всякие декоративные штуки в форме маяка – например, светильники в палате. Как только заедем в здание, объявим через Facebook, чтобы люди жертвовали кто что может – цветок в горшке, посуду, постельное белье. Будем все в разнобой принимать, потому что в хосписе все не должно быть одинаковым, как в больнице. Здорово, если будут жертвовать именно разные вещи.

«У нас не рак, но не могли бы вы нам помочь?»

Лида Мониава. Фото: Павел Смертин

— Изначально хоспис неразрывно связан в сознании общества с онкологией. Как получилось, что добавились другие диагнозы?

— Я и сама думала, что хоспис будет нужен только умирающим от рака детям, и не знала сотен других диагнозов, которые, как оказалось, существуют. Звонили родители и говорили: «У нас не рак, а сидром Эдвардса, стоит трахеостома, нам сказали, что он умрет до года, а сейчас ему уже три. Не могли бы вы нам помочь?». Мы стали брать детей уже не столько по диагнозам, сколько по состоянию. То есть если он дышит через трубку, ест через трубку, зависит от аппарата ИВЛ и в любой момент может умереть – берем такого ребенка под опеку.

А дальше оказалось, что если мы начинаем им помогать, то продолжительность жизни существенно возрастает. Например, дети со спинально-мышечной амиотрофией или миопатией Дюшенна все раньше умирали в детском возрасте – они просто задыхались. Но хоспис начал ими заниматься, налаживать неинвазивную вентиляцию легких, когда ночью ребенок спит в маске, а днем дышит самостоятельно. И выяснилось, что это на 10, на 20 и даже на 30 лет может продлить им жизнь. Эти дети остались с нами, потому что мы поняли, что если мы перестанем им помогать, они умрут очень быстро, а если продолжим – смогут еще пожить.

— Что было самым трудным в работе с такими детьми – которые не умирают прямо сейчас, и все же им очень плохо?

— Было очень сложно понять, что нужно неокологическим детям. Что нужно онкологическим, я уже знала. Обезболивание. Честный разговор о том, что с ними происходит. Им также важно не попасть в реанимацию, а быть дома, успеть исполнить все свои мечты. А когда к нам стали обращаться семьи с детьми, которые не могут сидеть, ходить, глотать, терпят постоянные судороги, было очень сложно понять – что им нужно, чем мы можем помочь? Обезболивание не требуется, встречаться со звездой они не хотят, умирать прямо сейчас не собираются.

Вникнув в эту тему, я поняла, что и нашим детям нужно все то же самое: пока они не умирают, мы должны сделать все, чтобы жизнь семьи была максимально приближена к жизни семьи со здоровым ребенком такого же возраста. То есть если это маленький ребенок, нормально, что мама с ним сидит. А если это 16-летний подросток, хорошо бы ему выходить из дома и иметь возможность общаться с ровесниками. И чтобы ему не мультики про Винни-Пуха включали, а фильмы по возрасту, и не детские песенки, а рок или рэп.

— Наверное, организовать встречу со звездой проще, чем наладить все то, о чем вы говорите?

— Легко быть благотворительным фондом, который покупает что-то и передает в семью. Мы начинали с того, что покупали памперсы. Потом я поняла, что жизнь семьи это никак не меняет – ведь ребёнок все равно лежит в кровати, родители изможденные, круглые сутки за ним ухаживают и никуда не выходят. Реально можно изменить ситуацию с помощью специалистов. Например, физический терапевт подберет коляску. Врач — терапию, чтобы уменьшить судороги. Профессиональная няня, которая умеет ухаживать за ребенком со всеми его трубками, даст маме возможность спокойно оставить его и, например, выйти на работу. Игровой терапевт подберет для неречевого ребенка способ коммуникации. Психолог поговорит с родителями, и они научатся хотя бы раз в месяц выходить в кино и что-то делать для себя. Все это гораздо сложнее организовать, и совсем не такую благодарность встречает.

Семьям гораздо проще принимать благотворительную помощь, и очень сложно – перестраивать привычную жизнь. Потом, когда они уже сделают этот шаг, они очень радуются. Но это иногда он занимает и пять, и семь лет.

«Мой Facebook не приносит такой помощи, как раньше»

Фото: facebook.com/lida.moniava

— «Дом с маяком» существует на пожертвования. Как вам удается быть убедительной, рассказывая истории детей, которые нуждаются в помощи?

— Мне нравится, когда люди жертвуют осознанно. Кто-то хочет дать денег на конкретного ребенка, кому-то важна правовая деятельность хосписа, когда мы помогаем семьям от государства чего-то добиться. Кому-то важна психологическая поддержка, и он жертвует на психологов. Есть проект от фонда «Нужна помощь», где мы собираем именно на онкологических больных. Есть проект, где мы собираем на помощь молодым взрослым. Хорошо, когда люди осознано решают, кому они хотят помогать.

Мы постоянно рассказываем, что актуально на сегодняшний момент – истории конкретных детей и их потребностей. Мы объясняем, зачем это нужно и что это даст семьям – аппарат ИВЛ, чтобы забрать ребенка из реанимации, лагерь для наших ребят, где они смогут подружиться между собой, или вечера памяти, где родители могут поплакать о своем ушедшем сыне или дочери.

— Насколько ваш личный Facebook сейчас помогает собирать средства?

Лида Мониава. Фото: Павел Смертин

— Раньше это была совершенно невероятная история! Например, я могла написать, что есть ребенок, которого надо забрать из больницы на аппарате ИВЛ, и для этого нужен миллион рублей. Мы могли за пару часов собрать три миллиона и помочь не одному, а сразу троим детям. Сейчас ситуация сильно изменилась. Несмотря на то, что подписчиков у меня на Facebook теперь в пять раз больше, чем десять лет назад, мы едва собираем одну десятую часть этой суммы через соцсети. Я не знаю, с чем это связано. Наверное, тема приелась и не взывает желания помочь. Так что теперь конкретно мой Facebook не приносит такой помощи, как раньше.

Сейчас нам очень важны контакты с телеканалами, потому что один сюжет на телевидении может принести нам довольно много денег. Мы очень благодарны телеканалу «Домашний» — раз в неделю там показывают трехминутный ролик про ребенка из хосписа, и это помогает нам собрать около миллиона рублей для этого ребенка и на других подопечных.

— Вы избавились от своего личного страха, что у хосписа вот-вот закончатся деньги и вы не сможете срочно помочь кому-то?

— Нет, сейчас в связи с открытием стационара стало гораздо страшнее, потому что увеличатся расходы на зарплаты персонала, появятся коммунальные платежи. Это будет переломный момент, я не знаю, справимся ли мы с ним, наша деятельность сильно увеличится. Мы давно мечтали об этом стационаре, давно его ждали, но как мы сейчас найдем денег на то, чтобы он функционировал, я пока что себе не представляю.

«Для сотрудников мне хочется более сберегающего режима»

Фото: facebook.com/lida.moniava

— От чего происходит выгорание у сотрудников паллиативной помощи?

— Обычно думают, что выгорание в хосписе наступает из-за столкновения с темой смерти. Это не так, я не видела ни одного сотрудника, выгоревшего на этой почве. Первое время к нам приходили люди очень идейные, с горящими глазами. Но они столкнулись с тем, что нужно заполнить таблицу, оформить заявку на питание или оборудование, подписать договор, и это занимает 80% рабочего времени. Что помощь состоит из таких маленьких каждодневных дел, а не больших подвигов. Вот тогда и наступает выгорание, потому что это совсем не то, чем человек хотел заниматься – он мечтал кого-то спасать.

— И у вас тоже большую часть времени занимают таблицы?

— Да, из этого и состоит моя работа. Поэтому, пройдя на собственном опыте, сейчас я ориентирую нашу HR-службу на то, чтобы подбирать персонал с трезвым взглядом на ситуацию. Да, хотеть помогать больным детям нормально, но нужно очень четко понимать, из чего будет состоять твоя работа.

Если ты няня, ты будешь 8 часов в чужом доме. Возможно, придется ехать довольно далеко, в любую погоду. Ребенок может быть тяжелым по весу, и его нужно будет перемещать своими силами. Если ты координатор, то нужно понимать, что у тебя будет 25 семей, некоторые могут оказаться требовательными, или обидчивыми, не всегда будет благодарность. И все равно нужно быть со всеми ровным и доброжелательным. Нужно понимать, что помощь состоит из конкретных и, на первый взгляд, незначительных действий. Например, внести заявку на питание, согласовать ее, оформить доставку. И если человек готов с этим всем возиться – тогда, скорее всего, он у нас подольше проработает. Разумеется, мы поддержим, как можем. У нас есть психологи, с которыми сотрудники всегда могут поговорить. У нас есть специальные группы, где сотрудники могут обсудить свои проблемы друг с другом и таким образом получить помощь. И очень большой объем обучения – тренинги, семинары, где мы даем знания, чтобы легче было работать.

— Ну а место для подвига все-таки есть? Такое пространство для суперменов, творящих чудеса?

— Это скорее для волонтеров. Например, тех, кто на собственных машинах, иногда и ночью, забирают посылки и привозят детям долгожданное лекарство. Это огромная помощь, и волонтеры – как раз люди, которые с огромным энтузиазмом могут делать то, что им хочется.

— Бывают ситуации, когда опускаются руки, нет сил?

— У меня такого не бывает, а у других – не знаю. У нас, честно говоря, почти постоянно кто-то хочет увольняться. Говорят, что либо устали и не справляются с нагрузкой, либо что это по сути не то, чем бы хотелось заниматься. А вот ужаса смерти, я считаю, как такового нет. Это же конкретные дети, конкретные мамы, с которыми у тебя складываются обычные человеческие отношения.

— А если волонтер или сотрудник особенно остро переживает уход ставшего близким ребенка?

— Можно пообщаться с психологом, поехать в отпуск. Или наоборот, съездить еще раз в эту семью и поговорить с родителями. Но если я вижу, что кто-то очень сильно «залипает» на семью и начинает слишком близко общаться, это означает, что через несколько месяцев он либо выгорит, либо уволится. По сути, это нарушение профессиональных границ. У нас были сотрудники, которые очень близко общались с подопечными: оставались у них ночевать, в другие города вместе ездили. Они все уже уволились, к сожалению.

У меня самой дома пациенты жили, я с ними лично общаюсь и дружу. Но все-таки я – это одно, а 300 сотрудников, которые пришли к нам работать, это совсем другое. Для них мне хочется более сберегающего режима. У нас есть корпоративные правила. Они говорят о том, что сотрудник может общаться с семьей только в рабочее время, не может пойти со своими подопечными, например, в кино или в театр. Не может поехать с ними отпуск. Мы ожидаем, что сотрудники будут эти правила соблюдать.

— Как удается найти правильные слова в общении с родителями и детьми? Как говорить о болезни, смерти и других сложных вещах честно и искренне?

— За время работы в хосписе я поняла, что говорить вообще ничего не надо. Надо просто проявлять эмпатию, быть чуткими и уметь слушать. Большинство детей и так все знают: прочитал в интернете, подслушал, что говорят взрослые, или по настроению мамы понял. Но если человек рядом не готов слушать, не готов дать тишину и пространство, чтобы ребенок мог что-то сказать – то ребенок ничего и не скажет. То же самое с родителями. Они тоже могут понимать и думать о том, что их ребенок умрет. Но если рядом с ними сотрудник хосписа, который все время что-то тараторит про вес, про питание, про запоры, то родители своих главных страхов не выскажут. Главная наша задача – это даже не говорить что-то семьям, а быть теми, кто умеет молча рядом находиться и слушать.

Лида Мониава. Фото: Павел Смертин

Поддержите «Дом с маяком» на сайте фонда!

Ребенок светится изнутри, даже очень больной

В этой рубрике мы вместе с вами читаем блоги и страницы в соцсетях тех, кто создает наше пространство благотворительности и гражданской активности. Их записи будоражат, иногда веселят, иногда заставляют плакать. Точно — не оставляют равнодушными. Вместе с ними мы узнаем много такого, о чем просто никогда не задумывались — желаниях человека со смертельным диагнозом, мечтах одинокого старика, истории восхождения бездомного, закулисье благотворительных фондов, мотивах иностранных волонтеров, путешествующих по российской глубинке. Это все — о нашей жизни и о тех удивительных превращениях и перепетиях, которые происходят с людьми — как помогающими, так и получающими помощь. Не придумано. Бесценно.

С разрешения авторов в рубрике «БЛОГ, ОТ КОТОРОГО НЕ ОТОРВАТЬСЯ» мы публикуем выдержки из их публикаций в социальных сетях и блогах.

Читаем блог Лиды Мониавы, менеджера Благотворительного фонда помощи хосписам «Вера». Сегодня, 29 ноября, Лида отмечает день рождения.

Лида работает в Благотворительном фонде помощи хосписам «Вера». А до этого работала в фонде «Подари жизнь». А до этого – закончила журфак и работала по профессии. Но поменяла журналистику на то, чтобы каждый день помогать детям, которых нельзя вылечить. Лида разыскивает для таких детей то, что им необходимо для ухода, а еще – то, что нужно для того, чтобы чувствовать себя любимым до самого конца. По ее признанию, более всего ей нравится общаться с детьми и она хотела бы работать медсестрой в хосписе. Блоги и страницы Лиды в соцсетях читают тысячи людей, которые удивительно быстро и охотно откликаются на ее просьбы о помощи таким детям.

Лёша и Scorpions

21 октября 2013 года

Фейсбук, пожалуйста, сделай чудо еще хотя бы один раз. Нам очень нужно, чтобы группа Scorpions, которая сейчас на гастролях в Москве, пришла в хоспис. Scorpions ждет Леша. Чудесный и всеми любимый Леша Аничкин, который закончил православный университет и преподавал историю детям школе-интернате № 55. Дети из интерната до сих пор приходят навещать Лешу в хосписе. У Леши рак. Леша не встает, дышит с трудом, и кислородный аппарат ему почти не помогает. Мы знаем, что у группы Scorpions 22 и 23 октября в Москве концерты. И что они страшно заняты. Но у Леши тоже очень мало времени… А встреча со Scorpions – это мечта. Дорогой Фейсбук, наверняка тут есть люди, которые организовывают концерты в «Крокус Сити Холл». Наверняка тут есть люди, которые могут позвонить директору, менеджеру, музыканту – кому-нибудь из Scorpions. И попросить их зайти к Леше. Первый московский хоспис находится на метро Спортивная. Леша очень ждет. Спасибо.

22 октября 2013 года

Спасибо. Вы невероятные. За одну ночь нашлись выходы на всех, кто как-либо связан со Scorpions. Организаторы концерта Scorpions в Москве, компания SAV Entertainment, делают все возможное, чтобы исполнить мечту Леши. Музыканты Scorpions обещают позвонить Леше через час, записать для него видео-обращение. Они будут стараться приехать, но не уверены, что это получится из-за очень плотного графика. Я буду писать вам все новости. Думаю, что все возможное делается, СПАСИБО. После того как пять тысяч человек за одну ночь перепостили запись про мечту Леши Аничкина, у всех, кто связан со Scorpions, разрываются телефоны. Организаторы концертов Scorpions просят передать вам, что они делают все-все возможное. Они знают про мечту Леши и пытаются ее исполнить. Будем держать вас в курсе всех событий. Спасибо!!!

Лёша Аничкин в хосписе

Мечта Леши Аничкина сбылась. Вокалист Scorpions Клаус Майне сегодня днем позвонил Леше в палату хосписа. Через переводчиков сказал, что ему очень приятно, что Scorpions помнят и любят в России. Что он бы очень хотел, привезти Лешу на сегодняшний концерт. Но раз это невозможно, Клаус будет петь для Леши по телефону. Клаус пел Holiday. 20 человек в комнате стояли и плакали. Леша пытался подпевать, он знал слова, но не хватило кислорода. Остальные музыканты Scorpions пишут для Леши открытку, оставляют автографы на футболках и обещают все это передать в хоспис. Я только вышла из Лешиной палаты в хосписе. Леша просто счастлив. Говорит, что это все невероятно. Невероятно, что Scorpions пели для него одного. Невероятно, что пять тысяч человек за одну ночь пытались исполнить его мечту. Вы сделали это. СПАСИБО. И отдельное спасибо Даше Исаковой из SAV Entertainment.

26 ноября 2013 года

Сегодня в Первом московском хосписе умер Леша Аничкин. Леша, для которого пел Scorpions. Леша, которого за один день поддержали больше пяти тысяч пользователей российского фейсбука. Леша, которого любит весь хоспис… У Леши самые на свете лучшие друзья. И самая на свете необыкновенная жена. У Леши в палате хосписа весь воздух был из любви и света. Леша – один из самых открытых и добрых людей, которых я знаю. Спасибо всем вам, кто помогал Леше и поддерживал его. Спасибо Леше за встречу. Сегодня в хосписе тихо-тихо. Лешина жена Тоня просила вас молиться о Леше. А я прошу молиться о Тоне. Спасибо.

Летающий реаниматолог

Спасибо всем, кто вместе со мной волновался за ребенка, которого везли с реаниматологом из Москвы в Молдавию. Волноваться было о чем – мальчик совсем неважно себя чувствует, в вегетативном состоянии, с трубочками в животе и в шее, то и дело из горла надо убирать мокроту отсосом, дыхание не всегда ровное, и врачи не знают, когда задержка окажется последней, говорят, в любой момент.

Мальчика надо было везти на самолете в город Кишенев, и официальная компания, которая занимается медицинскими перевозками, не рискнула это делать, т.к. в Кишенев не летают нормальные авиакомпании, которые ставят на борт носилки для тяжелобольных. Предложили ехать поездом 1,5 дня или лететь на самолете до Одессы. Папа ребенка страшно нервничал и на меня ругался за такие варианты, говорил, что это большая мука с тяжелым ребенком так неудобно ехать. Врачи тоже сказали, что варианты рисковые.

Мы уже обсуждали, как бы попросить у Тины Канделаки самолет на 1 день, говорят, у нее есть, но нашелся любимый герой-реаниматолог, который сказал, что проблем никаких, он довезет ребенка. И довез сегодня. Говорит, что «все в порядке» – с посадкой на самолет были проблемы, в пути пришлось и с мокротой разбираться, и кислород давать, но, ребенок живой и в родном городе. «Задание выполнено», говорит герой-реаниматолог.

Ура и спасибо всем: доктору Марфо-Мариинской обители, которая в выходной день поехала на работу передавать родителям бумажки, без которых могли быть проблемы в дороге; любимому герою-реаниматологу, которому все ни по чем; волонтеру хосписа, который спешно ездил выкупать билеты на рейс; Саше из соседнего фондика за психотерапию для меня; все вам, кто жертвует деньги на детскую программу Фонда «Вера» — эта бедная семья с неизлечимо больным ребенком из Молдавии смогла попасть домой только благодаря вам, кто переводил и передавал недавно деньги в фонд – не было времени на сбор средств, но благодаря вам получилось просто пойти в кассу и выкупить 6 мест на самолет (для ребенка 3, чтобы мог лежать). Спасибо!!!

День рождения

29 ноября, в эту пятницу, у меня будет день рождения. У меня есть большая мечта, и я очень хочу, чтобы она исполнилась в этот день.

У меня есть подружка Настя. Насте всего 11 лет. Из них пять лет мы дружим. За эти пять лет ради встреч с Настей я моталась по многочасовым пробкам на автобусе в Солнцево и на последних электричках в Мытищи, летала на самолете в Германию и в Англию. На прошлой неделе ради встречи с Настей я полетала на три дня в Лондон. Я ношу Настины бусы. Настя носит мои колечки. Я знаю, что Настю нельзя называть «молодец», только «умница», потому что «молодец — это про мальчиков». Я знаю Настины секреты про соседских мальчишек. Много ночей я провела рядом с Настей, когда ей было плохо.

У Насти рак. Когда-то я сделала сайт, чтобы собирать деньги на ее лечение: helpnastia.ru Чего мы только ни делали, чтобы насобирать денег. Я стояла с корзинкой в церкви, организовывала благотворительную ярмарку. Мои друзья пекли угощения и делали поделки, проводили спектакли в школе. Это было 8 месяцев назад, и тогда мы собрали много денег. Спасибо! Увы, лечение от рака стоит очень дорого. Все собранные тогда деньги закончились. Сейчас Настю лечат в долг. Долг уже 2 миллиона рублей. Пора начинать следующий курс химиотерапии, но на него нет денег. Настя лечится в Лондоне, потому что в России ее не соглашались лечить — говорили, что все доступные тут методы за 5 лет испробованы, больше ничего сделать нельзя, Настя умрет.

Я люблю Настю и не хочу, чтобы она умерла. Доктор в английской клинике говорит, что у него есть идеи. Он подобрал Насте такую химию, что метастазы уже сократились на 60%. Это большой успех и надо продолжать лечение, но денег нет. Я не представляю, где взять два миллиона рублей. Но я подумала, что попрошу вас, моих друзей, кто хотел сделать мне подарок на день рождения, не покупать никаких подарков и пожертвовать деньги на лечение Насти. И еще я мечтаю, чтобы мой день рождения, 29 ноября, стал днем поддержки Насти. Чтобы мои друзья и друзья моих друзей сделали бы в этот день что-то для Насти. Сделать что-то свое маленькое — это ведь так несложно. Может оказаться весело и приятно. Главное, чтобы нас было много. И тогда Настя сможет продолжить лечение.

Можно испечь печенье и 29 ноября продавать в пользу Насти своим коллегам на работе. Можно устроить 29 ноября благотворительный ужин у себя дома, созвать друзей. Можно достать корзинку и собирать пожертвования в своем приходе. Можно написать письмо 10 друзьям с рассказом о Насте и просьбой ей помочь. Можно 29 ноября в своем Фейсбуке дать ссылку на сайт Насти. Если вы журналист, вы могли бы написать про Настю статью. Если у вас свое кафе, кинотеатр, парикмахерская, магазин и тп, вы могли бы 29 ноября установить кеш-бокс для сбора пожертвований или 1% от всех транзакций пожертвовать Насте. Я пишу этот пост заранее, чтобы было время все придумать и организовать.

Мы вряд ли соберем 2 миллиона рублей. Но давайте попробуем сделать для Насти все, что в наших силах. И будем надеяться, что дальше случится чудо, и недостающие деньги как-то найдутся. Чудеса случаются только после того, как мы сделаем все, что можем сами…

Лида, я дал указание в нашей компании, во всех офисах и заводах с завтрашнего дня будут установлены ящички для пожертвования Насте!!!! Послезавтра будет совет директоров, поднимем вопрос о выделении суммы на лечение в счет благотворительности!!! Все будет хорошо!!!

Пожалуйста, пишите, если будете что-то делать для Насти, вы себе не представляете, как для нас с Настиной мамой это важно. Сидим и глазами свои не верим:)
Спасибо!!!

Лида и Настя

…
Лида, добрый день. У меня тоже 29/11 д.р. Решила сделать себе небольшой подарок, отправила 1500 рэ на банковский счет Настиной мамы. Передавайте им привет и пусть Настя скорее выздоравливает.

…

Лида, разместил объявление у себя на работе. Будем верить.

…
Я собираю со всех наших деньги, вышлю полной суммой на днях!) до 29 успеем!)) удачи!

…
Переслала сообщение своим коллегам и друзьям! Знаю, что многие откликнулись и перевели денежку Настеньке! Еще моя сестра, которая живет в Австралии, написала своему другу в Москве, у него чайный бутик, он поставит коробочку «для Насти» и ещё обещал устроить вечеринку для друзей в знак помощи Насте! Надеюсь все получится!!! Ждем 29 ноября!!! :-))

И еще около 100 человек уже перевели деньги на Настин счет.
СПАСИБО.
Очень жду 29 ноября:)))
…
Ура! Лида! Моя коллега … добилась разрешения, и завтра в нашем театре СТИ перед спектаклем «Москва-Петушки» и в антракте будут продаваться бумажные ангелы, которых я вырежу ночью!

…
Моя доча Соня варит мыло. Фантастической красоты! Прочитав про Настю, свою ровесницу, она предложила продать мыло и помочь Насте. Кусочек стоит 60 рублей.

…
Меня зовут Верико, у нас с мужем небольшое кафе на Комсомольсокм проспекте, завтра у нас будет концерт и должны придти люди. Я хочу помочь этой девочке хоть как-то… я готова поставить какую-то коробочку кеш, объявлю об этом благом деле на концерте, чтобы все могли поучаствовать.

…
Завтра в Саратове будет танцевальное мероприятие, попробую обратиться там к народу. Знаю, что среди моих друзей много неравнодушных, и надеюсь, что желающих помочь будет много!

В газете «Комсомольская правда» тоже открыли сбор средств для Насти!
http://www.kp.ru/daily/26165.4/3052314/

Лида Мониа­ва – это один из лиде­ров рос­сий­ской бла­го­тво­ри­тель­но­сти. Ей дове­ря­ют тыся­чи людей. Исто­рии детей, под­опеч­ных хос­пи­са «Дом с мая­ком», она рас­ска­зы­ва­ет на сво­ей стра­ни­це в Facebook. Один ее пост помо­га­ет закры­вать мил­ли­он­ные сбо­ры.

В бла­го­тво­ри­тель­ность Лида Мониа­ва при­шла еще во вре­мя уче­бы на факуль­те­те жур­на­ли­сти­ки. Днем были заня­тия и рабо­та в газе­те, а все сво­бод­ное вре­мя волон­те­ри­ла в Рос­сий­ской дет­ской кли­ни­че­ской боль­ни­це.

Боль­ше 50 мил­ли­о­нов руб­лей было собра­но в 2018 году во вре­мя акции «Дети вме­сто цве­тов». Пост из фейс­бу­ка Лиды Мониа­вы.

Ско­ро Лида Мониа­ва бро­си­ла жур­на­ли­сти­ку и устро­и­лась в фонд «Пода­ри жизнь». Осно­ва­те­ля и дирек­то­ра фон­да Гали­ну Чали­ко­ву она и сей­час счи­та­ет для себя при­ме­ром руко­во­ди­те­ля в бла­го­тво­ри­тель­но­сти.

Лида Мониа­ва виде­ла мно­го раз, что детям, кото­рых уже нель­зя выле­чить, не ока­зы­ва­ет­ся над­ле­жа­щей помо­щи. И реши­ла, что эту ситу­а­цию нуж­но менять. Так она ста­ла коор­ди­на­то­ром дет­ской про­грам­мы Фон­да помо­щи хос­пи­сам «Вера». А затем и дирек­то­ром бла­го­тво­ри­тель­но­го фон­да «Дом с мая­ком».
Боль­ше все­го Лида Мониа­ва любит про­во­дить вре­мя с семья­ми, кото­рые ока­за­лись под опе­кой хос­пи­са, чем зани­мать­ся таб­ли­ца­ми и финан­си­ро­ва­ни­ем. Но при этом имен­но под ее руко­вод­ством «Дом с мая­ком» стал круп­ней­шей орга­ни­за­ци­ей в Москве и Мос­ков­ской обла­сти, кото­рая ока­зы­ва­ет пал­ли­а­тив­ную помощь детям.

Под пат­ро­на­жем выезд­ной служ­бы фон­да сей­час нахо­дит­ся 537 детей. Ско­ро свои две­ри откро­ет ста­ци­о­нар Дет­ско­го хос­пи­са. О том, как научить­ся управ­лять фон­дом, выстро­ить все про­цес­сы и не поте­рять себя, Лида Мониа­ва рас­ска­за­ла жур­на­ли­сту Теп­ли­цы Ека­те­рине Улья­но­вой.

– Как вы решили прийти в благотворительность? Что на вас повлияло?

– Когда я учи­лась в шко­ле, каж­дую неде­лю ходи­ла в Лите­ра­тур­ное рок-каба­ре Алек­сея Диду­ро­ва. Там люди высту­па­ли и чита­ли свои сти­хи. В пере­ры­вах меж­ду выступ­ле­ни­я­ми Алек­сей Алек­се­е­вич гово­рил что-то о жиз­ни. Он часто повто­рял, что глав­ное сча­стье для чело­ве­ка – это помо­гать дру­гим. Когда Диду­ров умер, я ста­ла вспо­ми­нать его сове­ты и пытать­ся вопло­щать их в жизнь.

– Вы начинали работать в «Доме с маяком», когда под опекой фонда было всего несколько семей. Сейчас это большая структура. Как вы научились управлять ею?

– Дей­стви­тель­но, хос­пис сна­ча­ла был очень малень­ким. А я мог­ла боль­шую часть вре­ме­ни общать­ся с детьми. Но в какой-то момент ста­ло понят­но, что так я могу помочь толь­ко неболь­шо­му коли­че­ству семей. Если я хочу делать боль­ше, нуж­но нани­мать сотруд­ни­ков, кото­рые ста­нут выпол­нять часть моей рабо­ты. Поэто­му у меня была моти­ва­ция взять на себя управ­ле­ние.

– Легко ли вам было перестраивать работу?

– Нет, это были мало­при­ят­ные три года, когда я пере­да­ва­ла новым сотруд­ни­кам свои пол­но­мо­чия. Мне не нра­ви­лось нахо­дить­ся в роли руко­во­ди­те­ля, при­хо­ди­лось вво­дить стро­гие пра­ви­ла, кото­рые я бы лич­но сама нико­гда не выпол­ня­ла.

– Сейчас этот период закончился?

– Все ста­ло намно­го про­ще, когда в хос­пи­се появи­лись руко­во­ди­те­ли отде­лов. Теперь у «Дома с мая­ком» выстро­е­на чет­кая струк­ту­ра, в кото­рой у каж­до­го сотруд­ни­ка есть свой руко­во­ди­тель, а у каж­до­го руко­во­ди­те­ля – свой дирек­тор. Они все орга­ни­зо­вы­ва­ют и кон­тро­ли­ру­ют, и мне уже не нуж­но быть на управ­ля­ю­щих пози­ци­ях. Сей­час я нако­нец-то сно­ва могу себе поз­во­лить общать­ся с семья­ми.

– Как вы научились делегировать задачи?

– Было очень слож­но. Бед­ные те сотруд­ни­ки, кото­рым я пере­да­ва­ла дела. Я все вре­мя на них зли­лась и дума­ла, что они недо­ста­точ­но хоро­шо что-то дела­ют. Руга­лась с ними, тре­ти­ро­ва­ла. Но сей­час эти люди ста­ли спе­ци­а­ли­ста­ми в сво­их обла­стях. И я, наобо­рот, гораз­до боль­ше дове­ряю сотруд­ни­кам и их зна­ни­ям, чем сво­им соб­ствен­ным.

Еще по теме: 5 сове­тов из кни­ги Дмит­рия Дик­ма­на для руко­во­ди­те­лей неком­мер­че­ских орга­ни­за­ций

– Каким образом вы строили новую систему управления? Есть ли у вас свои методы?

– Сна­ча­ла у нас был нега­тив­ный опыт. В «Дом с мая­ком» при­хо­ди­ли опыт­ные умные мене­дже­ры из биз­не­са, кото­рые уве­ря­ли нас, что точ­но зна­ют, как все пра­виль­но орга­ни­зо­вать. Навер­ное, 4 или 5 адми­ни­стра­тив­ных дирек­то­ров с опы­том рабо­ты в ком­мер­че­ских ком­па­ни­ях сме­ни­ли в хос­пи­се друг дру­га. Люди при­хо­ди­ли на боль­шую зар­пла­ту с боль­ши­ми амби­ци­я­ми, но ниче­го не полу­ча­лось.

– И вы перестали искать людей с бизнес-опытом?

– Да, потом я поня­ла, что надо искать не кру­тых мене­дже­ров с боль­ши­ми обе­ща­ни­я­ми, а людей, кото­рые будут очень заин­те­ре­со­ва­ны в хос­пи­се. Ниче­го из себя не стро­ить в гло­баль­ном смыс­ле и про­сто делать рука­ми кучу кон­крет­ных задач. Те, для кого хос­пис род­ное место и важ­ное дело, и ста­ли наши­ми руко­во­ди­те­ля­ми. Имен­но им я смог­ла пере­дать свои дела.

– Интересно, получается, что для вас в работе важнее эмоциональная составляющая?

– Не совсем так. Важ­ны все-таки не эмо­ции, а лич­ная заин­те­ре­со­ван­ность в помо­щи неиз­ле­чи­мо боль­ным детям. Она дер­жит­ся на глу­бин­ных лич­ност­ных инте­ре­сах. Напри­мер, если ночью при­шла анке­та уми­ра­ю­ще­го ребен­ка, мож­но пере­зво­нить с утра. Но мне важ­но, что­бы хос­пис давал ответ посре­ди ночи. И чело­век с глу­бо­кой заин­те­ре­со­ван­но­стью в рабо­те это пони­ма­ет.

Боль­ше все­го сил Лиде дает обще­ние с детьми. Фото из архи­ва бла­го­тво­ри­тель­но­го фон­да «Дом с мая­ком». Фото: Ефим Эрих­ман.

– Было ли так, что приходил новый сотрудник и хотел больше работать с детьми, а не делать административную работу?

– Сей­час в дет­ском хос­пи­се три чело­ве­ка рабо­та­ют в HR служ­бе. Поэто­му тех, кто хочет рабо­тать непо­сред­ствен­но с детьми и семья­ми, мы берем толь­ко на долж­ность няни, мед­сест­ры, вра­ча, игро­во­го тера­пев­та или пси­хо­ло­га. На адми­ни­стра­тив­ные долж­но­сти берем толь­ко тех, кто пони­ма­ет, что при­дет­ся делать рутин­ную рабо­ту, часто не свя­зан­ную с обще­ни­ем с детьми, и кому это тоже инте­рес­но. Пока не было HR служ­бы, мы бра­ли всех, кто мне нра­вил­ся, и было очень слож­но потом рабо­тать. Мно­гих людей при­хо­ди­лось уволь­нять. Но теперь отбо­ром зани­ма­ют­ся спе­ци­а­ли­сты, и таких слож­но­стей уже мень­ше.

– То есть вы не пытались человека переубедить?

– Нет, мы очень быст­ро рас­ста­ем­ся с людь­ми, если видим, что они не справ­ля­ют­ся с рабо­той. Пото­му что про­дол­жать такое сотруд­ни­че­ство деструк­тив­но для нас. Зачем услож­нять ситу­а­цию? Но сей­час HR спе­ци­а­ли­сты сра­зу нахо­дят людей с пра­виль­ной моти­ва­ци­ей.

– А если сотрудник, наоборот, был на административной должности, но захотел работать с детьми?

– Если мы изна­чаль­но видим, что чело­ве­ку дети инте­рес­ней, мы его при­гла­ша­ем на долж­ность няни. Быва­ли слу­чаи, что сотруд­ник про­хо­дил собе­се­до­ва­ние на руко­во­дя­щие пози­ции. А когда мы рас­ска­зы­ва­ли ему, что мож­но про­сто зани­мать­ся и играть с детьми, он радо­вал­ся такой воз­мож­но­сти и ста­но­вил­ся няней.

Еще по теме: «Дет­ские дерев­ни – SOS»: «Мы меч­та­ем закрыть­ся»

– Проводите ли вы тренинги для сотрудников?

– В хос­пи­се рабо­та­ют два мене­дже­ра по обра­зо­ва­нию, кото­рые зани­ма­ют­ся толь­ко тем, что орга­ни­зу­ют обу­че­ние для уже име­ю­щих­ся сотруд­ни­ков. Сей­час в «Доме с мая­ком» рабо­та­ют 250 чело­век, а груп­пы обу­че­ния неболь­шие. Поэто­му у нас каж­дый день про­хо­дят какие-то обра­зо­ва­тель­ные меро­при­я­тия.

– А чему учатся сотрудники на этих занятиях?

– По самым раз­ным направ­ле­ни­ям. У нас есть фило­соф­ские, управ­лен­че­ские и меди­цин­ские про­грам­мы. Для каж­дой долж­но­сти в хос­пи­се мы состав­ля­ем план обра­зо­ва­ния на год впе­ред. В нем так­же про­пи­са­ны все ком­пе­тен­ции, кото­ры­ми чело­век на этой долж­но­сти дол­жен обла­дать. Если каких-то зна­ний у сотруд­ни­ка не хва­та­ет, он доби­ра­ет их на наших внут­рен­них тре­нин­гах.

– Расскажите, как обычно проходит ваш день? Получается ли распределить время так, чтобы его на все хватало?

– Мой рабо­чий день как руко­во­ди­те­ля состо­ит в основ­ном из встреч, звон­ков и отве­тов на элек­трон­ные пись­ма. Ко мне обра­ща­ют­ся семьи и люди, кото­рые хотят помочь хос­пи­су или кото­рым нуж­на помощь. Сей­час мно­гие обра­ще­ния я пере­ад­ре­со­вы­ваю сотруд­ни­кам хос­пи­са. Обыч­но начи­наю рабо­тать не с само­го ран­не­го утра, но часто оста­юсь в офи­се допозд­на и могу уйти домой в три-четы­ре часа ночи. В вечер­нее вре­мя мож­но побыть в тишине и спо­кой­но поду­мать о пла­нах или доде­лать теку­щие дела. И в таком режи­ме я все очень хоро­шо успе­ваю.

– А что для вас источник силы? Где находите ресурсы для того, чтобы дальше так активно работать?

– Боль­ше все­го сил мне дает обще­ние с детьми, кото­рым помо­га­ет хос­пис. Напри­мер, мы ездим с ними в бас­сейн. Это осо­бен­ные момен­ты. Дети, напри­мер, со спи­наль­но-мышеч­ной атро­фи­ей, кото­рые года­ми лежа­ли в кро­ва­тях, в воде могут дви­гать­ся.

– Скажите, а у вас как у руководителя есть главная цель? К чему должна привести вся ваша работа?

– Я не хочу, что­бы хос­пис закрыл­ся или стал госу­дар­ствен­ным. Пото­му что миро­вой опыт пока­зы­ва­ет, что такие учре­жде­ния все­гда долж­ны быть бла­го­тво­ри­тель­ны­ми. А госу­дар­ствен­ное финан­си­ро­ва­ние может зани­мать око­ло 20–30%. Поэто­му моя цель – что­бы мы ста­но­ви­лись более про­фес­си­о­наль­ны­ми и ока­зы­ва­ли пал­ли­а­тив­ную помощь высо­ко­го уров­ня на тер­ри­то­рии Моск­вы и Мос­ков­ской обла­сти.

Новости на ваш мессенджер Telegram: каналы TeplitsaPRO или «Быстрая Теплица»

Лидия Мониава: «…к ней подошли сразу две монахини и уже более жестко выпроводили: «Нельзя с коляской!»
картинка взята отсюда
С исчезновением агента «доктор Лиза» тема «благотворительных организаций» помощи обездоленным и страждущим никуда не делась, как вы понимаете, слишком выгодный бизнес был начат американской выученицей в России, сегодня у нее множество последователей, активно пилящих полученные от добросердечных граждан и бюджетных организаций средства.
В развитие темы поста —
Агент «доктор Лиза»: кто-то подложил бомбу в багаж и не полетел? Авиакатастрофа у Сочи год спустя.
Вот еще одна «доктор Лиза», читайте внимательно, тут, как в капле воды, высветилась вся подноготная такого рода бизнес-проектов и личности-деятельности их организаторов с соучастниками —
Лидии Мониаве подарили квартиру в Москве
16 янв, 2018
Лида Мониава – заместитель директора Детского хосписа «Дом с маяком». Именно за нее наиболее массово проголосовали пользователи соцсетей. Премия – квартира рядом с Москва-Сити. Лиде недавно исполнилось тридцать лет. У нее есть традиция – в свой день рождения объявлять сбор средств на нужды Детского хосписа. В этот раз она установила личный рекорд – собрала около 20 миллионов рублей.

Ее служение умирающим детям началось, когда старшеклассница Лида Мониава пришла в онкоотделение Российской детской клинической больницы в качестве волонтера и увидела, как маленькие пациенты угасают от рака……..
Лида сидит на работе до ночи и по выходным, потому что от нее зависит очень многое. Ее прежние жизненные планы рухнули один за другим. Она, при всей ее неземной красоте, еще не вышла замуж и не обзавелась своими собственными детьми. А что взамен? Совсем «чуть-чуть»: 180 сотрудников, 500 пациентов, 1500 членов их семьи (мам, пап, братьев и сестёр, бабушек и дедушек). Больше 2 000 человек, за которых сегодня она несет огромную ответственность.
Лида снимает квартиру, потому что на свою не заработала. Хоспис – это не бизнес. Каждый месяц она еле-еле наскребает на арендную плату и при этом ежемесячно как-то находит порядка 40 миллионов рублей для того, чтобы Детский хоспис жил и сводил концы с концами.
Нимало не сомневаюсь в высочайших душевных качествах Мониавы, не зря я посвятила ей и её подельникам, пардон, соратникам некоторое количество своих заметок. Она стоит в одном ряду с Дохтурлизой, Т.В. Красновой, К.Соколовой, Федермессер и прочими чулпанхаматами (о, новое прилагательное для благотворителей — «экая ты чулпанхаматая», то есть пронырливая и хитрая!)
Мониава — личность прогрессивная. Она выступает за легализацию педерастии и признание её абсолютной нормой, за постепенное введение умервщления тяжелобольных, за поездки из хосписов в бордели и организацию свиданий пациентов с женщинами облегчённого поведения.
Короче, ей, как никому другому, надо всячески помогать, помогать и ещё раз помогать.
Меня интересуют чисто технические детали:
— кто объявил конкурс?
— кто застройщик дома с означенной квартирой?
— стоимость квартиры и её метраж?
— за чей счёт осуществляется покупка квартиры?
— прописка Мониавы и наличие гражданства других стран?
— как будет оформлен договор купли-продажи квартиры?
http://l-lednik.livejournal.com/259556.html
—
«Благотворители» приводят в порядок отчётность

26 авг, 2017
Мониава забеспокоилась, а Ольга Журавская (БФ «Галчонок») — так она даже объявила о вакансии юриста. Что же это за благотворители, которые питаются государственными субсидиями и участвуют в их тратах? Так любой не прочь бы работать. Интересно, сколько им дали. Возможно, там тоже 68 миллионов.
http://l-lednik.livejournal.com/214799.html


—
Секс-притоны в резервациях смерти: Лидия Мониава внедряет передовой опыт
27 июн, 2017
Когда я написала в 2011 году, что хосписы – это сатанизм, меня мало кто понял. Тема умирания неприятная и тяжкая. Мысли о смерти лучше от себя гнать, так, как это делают в «цивилизованных» странах: больных родственников отправляют умирать в резервации смерти, чтоб они своими хрипами и стонами не мешали смотреть телевизор. Одна из танатофилок и отмывальщиц денег — Лидия Мониава.

Вчера она подбросила для обсуждения одну идею, которая, очевидно, в недалёком будущем должна быть реализована со всей широтой и размахом – это создание в резервациях для умирающих секс-притонов, специальных комнат для онанизма, просмотра порнухи и может быть и для проституток. Нет, пока что новую тему ТОЛЬКО обсуждают, взвешивают все за и против, идёт дискуссия – ну, по технологии Овертона. Но уже есть 503 лайкнувших человека.
«Вот парень, который еле дышит, почти не двигается. Ему 18 лет. Он хочет курить. Но не может сам пойти в магазин, купить себе сигареты, не может даже сам зажечь зажигалку. Во всем этом процессе ему нужна посторонняя помощь. В качестве союзников в таки делах они обычно выбирают, конечно, не родителей, а нас, сотрудников хосписа».
«С медицинской точки зрения мы знаем, что с такими проблемами с легкими еще только курить не хватало… А еще знаем, что желания пациента закон. И оказываемся в ситуации, когда мы должны пойти в магазин, своими руками купить сигареты и зажигалку, усадить человека в кресло, дальше надо что-то сказать родителям, куда и зачем мы собрались…, а потом зажечь сигарету и помогать им покурить. Аналогичная история с алкоголем. И сексом. Всем, что разрешается с 18 лет. И куча вопросов – где заканчивается сформулированное желание пациента и начинается инициатива сопровождающего? Как часто вся эта история допустима, а когда уже хорошо бы притормозить? Имеем ли мы право тормозить, ведь человеку уже есть 18 лет, и он имеет право принимать решения сам?»
«Как-то к нам приехал профессор из английского хосписа. У них там тоже есть программа для молодых людей 18-25 лет. Я была в этом хосписе, видела комнату для пациентов 18+, куда не имеют права заходить родители, где стоит бар с пивом, и где они все тусуются, пьют спиртные напитки, обсуждают на какой ночной концерт они пойдут… И медсестры хосписа им во всем этом помогают, и пиво открывают, и в ночной клуб сопровождают. Я попросила английского профессора скопировать мне на флешку все протоколы их работы. Там была сотня протоколов, в том числе протокол под названием «сексуальные потребности». Нам еще не приходилось с этой темой стакиваться, но меня очень этот официальный протокол английского хосписа впечатлил».

Меня тоже впечатлил этот вдумчивый алгоритм.
«Порнографические материалы. Хоспис имеет небольшое количество журналов и DVD для взрослых, которые хранятся в запертых ящиках в помещениях, отведенных для молодых взрослых. Существуют следующие правила:
— Данные материалы доступны только лицам старше 18 лет.
— Данные материалы молодой взрослый может использовать только в своей палате, и координатор смены должен уведомить об этом всех сотрудников смены.
— Молодой взрослый должен быть в достаточно хорошем состоянии, чтобы его можно было оставить одного. Мониторы должны быть выключены, а пациенту должно быть предоставлено средство электронной связи.
— Если молодой взрослый не может пользоваться проигрывателем DVD, один из сотрудников может включить DVD и нажать кнопку воспроизведения, а затем уйти из комнаты.
— Выразивший согласие сотрудник может расположить журнал так, чтобы молодой взрослый мог его видеть. Сотрудник не должен оставаться с молодым человеком, чтобы переворачивать страницы. Необходимо убедиться в том, что молодой взрослый может это делать сам, прежде чем рассматривать такую возможность.
— Молодому человеку не полагается предлагать подобные материалы, если сам он их не просил или если сотруднику показалось, что это необходимо. Например, если молодой взрослый пытался получить доступ к таким материалам другим, менее безопасным способом.
— Если молодой взрослый попросил предоставить ему такой материал, а сотрудник считает, что этого делать не надо, лучше посоветоваться с другим сотрудником.
Недопустимо отказывать в помощи до тех пор, пока не будут предприняты все возможные попытки найти альтернативное решение.
— При каждом использовании материалов необходимо провести Оценку рисков.
Партнеры. Необходимо предпринимать все усилия для создания благоприятных условий партнеру молодого взрослого. Парам необходимо обеспечить личное пространство и проявлять к ним уважительное отношение».
Мониава лживо вздыхает и ахает: ах, нам тоже приходится решать такие вопросы.
Гадину поддерживают её единомышленники, и только один человек пишет – как же так, ведь это грех, неужели вы будете потворствовать греху??
http://l-lednik.livejournal.com/193672.html#comments
—
на фото — Лидия Мониава, «святая» докторЛиза-2.0
А вот краткий диалог в коментах, для тех, кто не в теме —
melissa_12
Лярвы поганые.
Мониава (подружка Красновой) подписывала письмо в поддержку пусси райот, Сеньчукова тоже ставила там свою подпись.
В блоге Мониавы прочла ее откровения о том, что у нее был период, когда она «экспериментировала со своим гендером».
Эта озабоченная мерзавка, скорее всего, член ЛГБТ.
Симпатизирует она им откровенно.
От них смердит серой.
Чудовищно, что этих подлюг так много.
Проверку бы из прокуратуры устроить этой гадине в хосписе, что они там с больными вытворяют.
Эти сатанистки скорее всего сами навязывают свои больные фантазии умирающим людям.
l_lednik
Так работают в других странах, это один стандарт. С помощью мониав умирающие из хосписов отправляются прямиком в ад
melissa_12
Циники проклятые.
Другие страны пусть сами заботятся о своих немощных гражданах, нам бы тут со своими разобраться.
Мониавы всю гниль из Европы тащат.
—



—
Я собиралась подробно разъяснять — в чем суть подобных проектов, но, к счастью, обнаружила диалог в комментах к тексту выше, где по ходу дела ситуация была разобрана, в вопросах и ответах, рекомендую ВНИМАТЕЛЬНО прочесть, картина станет понятна почти полностью даже несведущим.
Начинается диалог с возражения автору текстов о деятельности «доктор Лиз» —

deltaplann
27 июн, 2017 20:52 (местное)
Не могу согласиться, что хосписы -это зло. В домашних условиях трудно с лежачим больным, очень трудно. Вспоминаю просто со страхом. Участковый врач, зная диагноз, не торопиться прийти в день вызова. За обезболивающими средствами и рецептами носишься сутками напролёт. Назначают рентген или ещё что-то вне дома, а в машинах скорой помощи нет носилок, нет медбратьев, поэтому выход один : ищи плед и друзей в помощь. Капельницу дома поставить не можешь, ничего толком не можешь…так, санитарное обслуживание в крайне стеснённых условиях. Если дома крохотные дети, то и это усложняется в разы. Дети требуют внимания, стремятся к больному, иногда шумят, капризничают, лежачий больной тоже капризничает и не отпускает ни на минутку. Я в то время ухода за матерью в храме то не была, про ТВ и чтение речи совсем не было. Жизнь по расписанию, уколы по расписанию и т.д.
Секс в хосписе с трудом представляю. Я думаю, что «проблема» надумана, может есть какие-то единичные случаи, не более. Всё-таки у человека боли, а если он и качественно обезболен, всё равно будет слабость, головные боли и прочие побочные эффекты от сильных препаратов.
Ссылка | Ответить | Ветвь дискуссии | отслеживать
l_lednik
27 июн, 2017 21:00 (местное)
Есть другой вариант: патронаж на дому, когда приходит медсестра и выполняет нужные манипуляции. Это вполне реально организовать, но государству, очевидно не выгодно. Почему? Думаю, причина банальная — деньги. Хоспис требует гигантских вложений, а значит, воровать можно масштабно, с размахом.
Посмотрите, кто стоит за хосписами — одни сплошные федермессеры и дохтурлизы, то есть отъявленные мерзавцы.
Не надо тащить в резервацию смерти, можно всё устроить дома. И ведь есть такой опыт в других странах, но опять-таки его умалчивают и всё сводят к хосписам.
А про лежачих больных я тоже знаю, поверьте.
Ссылка | Ответить | Уровень выше | Ветвь дискуссии | отслеживать
deltaplann
27 июн, 2017 21:12 (местное)
Да, патронаж на дому был бы отличной помощью. Эта помощь многим бы помогла. Но и патронаж тоже не всегда может поможет, если дома стеснённые условия. У нас было, увы, именно так. В одной комнате сестра с мужем и грудничком, я с мамой — в другой комнате, на полу, на матрасе. Застудила капитально спину. Вот уж и мамы 6 лет нет в живых, а мне спина аукается до сих пор. Свои дети в то время росли вообще как сорная трава. Тяжело было, тяжело…Правда, мы все тогда очень сплотились. Если раньше мы могли с сестрой поссориться, то после такого горя,после этого горького опыта больше разногласий не было. Всё мелочами кажется потом…
Да, многое можно сделать дома. Но никто не делает. Это должна быть целая система, отлаженная и работающая. К сожалению, медицина не на том уровне. Построить резервацию проще и выгодней, конечно. Тут согласна на все сто.
А что Вы думаете по поводу петербургского детского хосписа, возглавляемого о.Алекандром Ткаченко?
Ссылка | Ответить | Уровень выше | Ветвь дискуссии | отслеживать
l_lednik
27 июн, 2017 21:21 (местное)
Ну конечно, должны быть стационары тоже, именно для таких случаев, как вы описываете, когда родственников нет или обстоятельства вынуждают. Но нельзя отправку умирающих родных считать нормой. А уж дети в хосписе — ну, это что-то.
Но ведь никто не развивает патронаж, вообще не говорят о нем.
Все хосписы у меня вызывают подозрение. Ткаченко выступал на дне рождения дохтурлизы в феврале этого года, нёс какую-то сентиментальную чушь и даже, если не ошибаюсь, назвал её святой. Я писала об этом, сейчас не вспомню точно.
Тут есть какая-то выгода, и что-то в этих хосписах кроется мерзкое, какая-то редкостная дрянь, иначе не было бы такой шумихи вокруг них. Возможно, наркотический криминал.
Видите, вы с сестрой сплотились. Всё ведь не случайно нам посылается. Неужели болезни близких посылаются для того, чтоб их сплавить в резервацию умирать?
Edited at 2017-06-27 21:24 (local)
Ссылка | Ответить | Уровень выше | Ветвь дискуссии | отслеживать
deltaplann
27 июн, 2017 21:38 (местное)
Всё так. Взрослого человека в хосписе ещё как-то можно представить, ребёнка сложней. В тоже время, может быть в тот же питерский хоспис детей тоже отдают вынужденно? В Питере столько коммуналок, общежитий, домов старого фонда без ванн, и ведь в них живут люди с детьми…Нормальный родитель, конечно, будет пытаться всеми силами оставить ребёнка дома, не разлучаться с ним в последние дни. Но порой обстоятельства складываются плохо.
Думаю, за хосписами стоят НКО. Поэтому продвигается только такой вид помощи, а альтернативы совсем нет. В идеале нужнны и патронаж и хосписы. Тогда близкие умирающего человека и сам человек будут иметь выбор, которого сейчас нет.
Отец Александр обучался в США. Так что, связь с доктором Лизой может быть прямая, а может он шёл по другой линии, трудно сказать…
_______________
http://www.pravmir.ru/protoierey-aleksandr-tkachenko-moya-nagrada-v-tom-chto-ya-svyashhennik1/
Цитирую:
– Тем не менее, и факультет тоже был связан с медициной! А то, что вы одним из первых поехали в Соединенные Штаты обучаться на курсах капелланов при больнице, это случайно?
– Это другая история. Была перестройка – время, когда границы открылись, и в Россию приехало огромное количество представителей других церквей, в частности, из США много ездило представителей епископальной церкви. Жизнь возрождающейся России, духовное наследие Православной Церкви было им очень интересно. Ну, а я к тому времени просто неплохо знал язык, и меня просили – как это обычно бывает – водить группы иностранцев по городу и по храмам.
Так я познакомился с одним священником и узнал, что в Америке, например, каждый воспитанник богословского факультета или семинарии – в общем, учреждения, которое готовит священнослужителей, любой конфессии – обязан проходить практику в военной части, в тюрьме или в больнице. Это не просто практика, а достаточно серьезный тренинг, который погружает студента в эту среду, с разбором всех конфликтных ситуаций, которые могут возникать.
Это возможность для воспитанников, студентов обрести пастырские навыки, чтобы окормлять как сотрудников медицинских учреждений, так и пациентов. Или, например, сотрудников охраны пенитенциарного учреждения и заключенных, в армии – как офицеров, так и солдат. Те методики, технологии, которые предлагались как действующие, в то время были нам незнакомы. И я попросил о возможности поехать и поучиться.
Тогда уже были установлены отношения между Петербургом и Сиэтлом, эти отношения устанавливал святейший Патриарх Алексий, еще будучи митрополитом. И вот в рамках этих партнерских отношений городов-побратимов я в Сиэтле и обучался. После меня обучалось еще несколько семинаристов, и для каждого из них это была очень важная в их пастырской жизни практика.
Ссылка | Ответить | Уровень выше | Ветвь дискуссии | отслеживать
l_lednik
27 июн, 2017 21:52 (местное)
Ну вот пожалуйста
опять та же связка: правмир-США-хосписы. Не верю я этим доброхотам. Завладение квартирами также может быть.
За внедрением хосписов очевидно прослеживается западная модель жизни, когда близких сплавляют с глаз долой. Больные, инвалиды, старики — все в резервации. Логическое следствие хосписов — эвтаназия. Подождите, мы еще услышим об этом.
Ссылка | Ответить | Уровень выше | Ветвь дискуссии | отслеживать
deltaplann
27 июн, 2017 22:07 (местное)
Re: Ну вот пожалуйста
Да, связка есть.
Квартирный вопрос может быть. Мне несколько человек рассказывали, как в онкодиспансере врач (!) расспрашивала о профессии, пенсии, родне и жилье. И всё так вскользь, по-доброму-доброму.
Западная модель многим россиянам стала близка по духу. Устроить (сбагрить) маму или папу в частный дом престарелых стало обычным явлением. Помещение родственника в хоспис тем более будет понято обществом, т.к. тут проблема шире, она связана с болезнью и обезболиванием.
Да, эвтаназия официально пока не прошла, но вопрос ещё поднимут. Если совести у людей нет, желания реально помогать больным нет, то и поднимаются вот такие вопросы.
Ссылка | Ответить | Уровень выше | Ветвь дискуссии | отслеживать
l_lednik
27 июн, 2017 22:17 (местное)
Наверно, еще не стало обычным явлением. Я таких не знаю, все как-то справляются и не пытаются никого спихнуть.
Ссылка | Ответить | Уровень выше | Ветвь дискуссии | отслеживать
deltaplann
27 июн, 2017 22:24 (местное)
У меня есть знакомые, которые не только спихнули, но ещё и гордятся этим. Мол, можем себе это «удовольствие» позволить.
Так как в провинции хосписов нет, здесь делают ещё так: помещают родственника в больницу и оплачивают дни его пребывания вплоть до смерти.
Есть и другой сорт людей, кто считает, что уход за ближним это долг, который нельзя ни на кого перекладывать. Если здоровье и возраст позволяют, то надо отдавать свой долг родителям, несмотря на все трудности. Мне тоже такой путь ближе.
Ссылка | Ответить | Уровень выше | Ветвь дискуссии | отслеживать
l_lednik
27 июн, 2017 22:29 (местное)
Всякое бывает, и раньше было. Всё-таки пока это ещё не норма. Но благодаря федермессерам и мониавам скоро будет
Ссылка | Ответить | Уровень выше | Ветвь дискуссии | отслеживать

deltaplann
27 июн, 2017 22:36 (местное)
Да, пока не норма.
Нюта и Лидия знают не понаслышке, что проблема есть. Проблема есть и на госуровне она не решается. Вот мониавы и действуют, т.к. их усилия нужны, востребованы. Что уж они там будут проводить под видом помощи- неизвестно. Если за ними стоят НКО, могут и эксперименты проводить. Как медицинские, так и психологические.
Ссылка | Ответить | Уровень выше | Ветвь дискуссии | отслеживать
l_lednik
27 июн, 2017 22:39 (местное)
Да всё что угодно. Вы же видите, что она хочет внедрить. Это люди с повреждённой нравственностью
Ссылка | Ответить | Уровень выше | Ветвь дискуссии | отслеживать
deltaplann
27 июн, 2017 22:51 (местное)
Вообще со стороны волонтёров не очень-то этично обсуждать во всеуслышание проблемы своих подопечных, тяжело больных людей. Одно дело обсуждение таких интимных тем медиками на планёрке, другое дело — в интернете, публично.
Разве «эта» область находится в компетенции волонтёров, младшего персонала?
Edited at 2017-06-27 22:52 (local)
Ссылка | Ответить | Уровень выше | Ветвь дискуссии | отслеживать
l_lednik
27 июн, 2017 22:57 (местное)
Да вот вообще — с какой стати рядом с тяжело больными, умирающими находятся абсолютно посторонние люди, какие-то сомнительные элементы, реализующие свои патологические наклонности?
Ссылка | Ответить | Уровень выше | Ветвь дискуссии | отслеживать
deltaplann
27 июн, 2017 23:04 (местное)
Вот именно! Будь я главврачом, я бы очень подумала кого пускать и какая ответственность будет лежать на мне за этот допуск.
Врачи, средний и младший персонал соблюдают правила неразглашения. Даже про соседку по палате ни слова не скажут, только уж если сама что-то краем уха услышишь. С волонтёрами в этом вопросе какая-то непонятка. Какие для них прописаны нормы поведения, неразглашения, образования в конце концов, а также есть ли у них медкнижки, допуск к больным — неизвестно.
У вл. Пантелеимона (Шатова) есть курсы для сестёр милосердия и волонтёров. Но что-то эти медсёстры на такие темы не пишут..
Ссылка | Ответить | Уровень выше | Ветвь дискуссии | отслеживать
l_lednik
27 июн, 2017 23:11 (местное)
Я писала еще в 2011 году про постоянную текучку кадров. Человек с нормальной психикой не выносит такую концентрацию страдания и смертей, невозможно, чтоб твоя работа состояла только из умирающих. Поэтому там постоянный проходной двор из ненормальных танато- и некрофилок.
Про Шатова не говорите мне. Этот лукавый гном не лучше падре Смирнова.
Ссылка | Ответить | Уровень выше | Ветвь дискуссии | отслеживать
deltaplann
27 июн, 2017 23:18 (местное)
Ну дела :(((
—Человек с нормальной психикой не выносит—
А может они гораздо циничней? Просто зарабатывают на этом (неофициально) и особо не переживают. Вон врачи судмедэкспертиз, моргов и т.д. привыкают, никакого «выгорания».
А я надеялась, что у вл.Шатова всё поприличней…
Ссылка | Ответить | Уровень выше | Ветвь дискуссии | отслеживать
l_lednik
27 июн, 2017 23:26 (местное)
Там трупы, они уже покойники, а здесь страдающие люди, ещё хуже если дети. Никакого просвета нет, только путь к смерти, часто мучительной. Зачем врачу такая работёнка? А не врачу?
Всё логично.
Циничные — это руководители этого дела, та же Федермессер и Мониава. Остальные со сдвигом в голове. Как писала Т. Краснова, когда мне плохо, я еду в хоспис и там как-то духовно подзаряжаюсь. На фоне-то умирающих, оно конечно веселее делается, да.
И дохтурлиза тоже писала, как она любит хоспис. Танатофилы натуральные.
Ссылка | Ответить | Уровень выше | Ветвь дискуссии | отслеживать
deltaplann
27 июн, 2017 23:39 (местное)
Вы правы, разница есть.
И эти слова про «подзарядки» я тоже встречала. Оговорки наводят на печальные размышления.
—
Почти исчерпывающе разобрана схема основная, особо добавить нечего, в целом все верно.
Замечу тут только, что упомянутый Правмир — псевдоправославный либеральный антироссийский ресурс, с очень сомнительным происхождением и связями…
Итого:
1) та модель помощи тяжелобольным и неизлечимым пациентам, что сейчас создается в РФ — родом из США, все ее организаторы учились и стажировались там;
2) все структуры, подвизающиеся в этом направлении, т.н. НКО с невнятным финансированием, но претендующие на бюджетную помощь и зачастую ее получающие;
3) все они являются коммерческими проектами, поскольку им обеспечен доступ к государственным средствам, к наркотическим препаратам, к организации похорон;
4) организаторы таких структур зачастую не имеют медицинского или психологического образования, иного, чем полученного в Штатах, по организации хосписов/НКО;
5) привлекаемые к бесплатной работе в них волонтеры вполне бескорыстно и из самых лучших побуждений помогают страждущим, но используются организаторами для прикрытия своих махинаций с собранными средствами.
Резюме: модель НКО по оказанию медицинских/парамедицинских услуг тяжелобольным и неизлечимым людям является гигантской кормушкой по распилу получаемых средств, как бюджетных, так и благотворителей, искренне желающих помочь облегчить участь сограждан.
Соответственно — эта, насаждаемая сейчас, схема выгодна коррумпированным чиновникам, участвующим в выделении средств на такого рода проекты и самим организаторам этих структур, мошенникам и агентам влияния западных организаций.
Кстати. Активно пиарят Мониаву, как и доктора Лизу в свое время, известные либерастические (про)западные издания, в частности, Большой город — http://bg.ru/society/lyudi_bolshogo_goroda_lidiya_moniava-10637/ и Сноб —
http://snob.ru/profile/28046/blog/71009
И еще — здесь имеет место и открытие окон Овертона тоже: ползучая легализация наркотиков, эвтаназии, проституции и пр. в том же духе, через депрофессионализацию доступа к лечению, например…
P.S.
Нужно ли помогать страдающим и обреченным? КОНЕЧНО. Только — АДРЕСНО. Никогда — через НКО, через благотворительные фонды докторлиз, чулпанхаматовых, лидмониав и прочих, наживающихся на страданиях и смерти людей.
И — да. Помогать своим гражданам ОБЯЗАНО и государство. Создавая государственные структуры помощи тяжелобольным и неизлечимым, привлекая профессиональных сотрудников, обеспечивая КОНТРОЛЬ за лечением и сопровождением пациентов.
Денег нет, но вы держитесь(с)? Хватит лгать, власть. У нас плоская шкала налогообложения, грабящая неимущих и позволяющая наживаться богатым, у нас зарплаты министров выше, чем в западных странах, у нас за прошлый год выросли продажи товаров люксового сегмента и всяческие банки, наряду с распил-конторами типа Роснано купаются в деньгах.
Перечислять еще, или не надо? И даже на помощи покинутым государством обездоленным гражданам — оно умудряется позволять наживаться лизам глинкам, лидиям мониавам и чулпан хаматовым?
Это не позор. Это позорище, власть.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ… к сожалению

Когда я написала в 2011 году, что хосписы – это сатанизм, меня мало кто понял. Тема умирания неприятная и тяжкая. Мысли о смерти лучше от себя гнать, так, как это делают в «цивилизованных» странах: больных родственников отправляют умирать в резервации смерти, чтоб они своими хрипами и стонами не мешали смотреть телевизор. Одна из танатофилок и отмывальщиц денег — Лидия Мониава.
Вчера она подбросила для обсуждения одну идею, которая, очевидно, в недалёком будущем должна быть реализована со всей широтой и размахом – это создание в резервациях для умирающих секс-притонов, специальных комнат для онанизма, просмотра порнухи и может быть и для проституток. Нет, пока что новую тему ТОЛЬКО обсуждают, взвешивают все за и против, идёт дискуссия – ну, по технологии Овертона. Но уже есть 503 лайкнувших человека.
«Вот парень, который еле дышит, почти не двигается. Ему 18 лет. Он хочет курить. Но не может сам пойти в магазин, купить себе сигареты, не может даже сам зажечь зажигалку. Во всем этом процессе ему нужна посторонняя помощь. В качестве союзников в таки делах они обычно выбирают, конечно, не родителей, а нас, сотрудников хосписа».
«С медицинской точки зрения мы знаем, что с такими проблемами с легкими еще только курить не хватало… А еще знаем, что желания пациента закон. И оказываемся в ситуации, когда мы должны пойти в магазин, своими руками купить сигареты и зажигалку, усадить человека в кресло, дальше надо что-то сказать родителям, куда и зачем мы собрались…, а потом зажечь сигарету и помогать им покурить. Аналогичная история с алкоголем. И сексом. Всем, что разрешается с 18 лет. И куча вопросов – где заканчивается сформулированное желание пациента и начинается инициатива сопровождающего? Как часто вся эта история допустима, а когда уже хорошо бы притормозить? Имеем ли мы право тормозить, ведь человеку уже есть 18 лет, и он имеет право принимать решения сам?»
«Как-то к нам приехал профессор из английского хосписа. У них там тоже есть программа для молодых людей 18-25 лет. Я была в этом хосписе, видела комнату для пациентов 18+, куда не имеют права заходить родители, где стоит бар с пивом, и где они все тусуются, пьют спиртные напитки, обсуждают на какой ночной концерт они пойдут… И медсестры хосписа им во всем этом помогают, и пиво открывают, и в ночной клуб сопровождают. Я попросила английского профессора скопировать мне на флешку все протоколы их работы. Там была сотня протоколов, в том числе протокол под названием «сексуальные потребности». Нам еще не приходилось с этой темой стакиваться, но меня очень этот официальный протокол английского хосписа впечатлил».
Меня тоже впечатлил этот вдумчивый алгоритм.
«Порнографические материалы. Хоспис имеет небольшое количество журналов и DVD для взрослых, которые хранятся в запертых ящиках в помещениях, отведенных для молодых взрослых. Существуют следующие правила:
— Данные материалы доступны только лицам старше 18 лет.
— Данные материалы молодой взрослый может использовать только в своей палате, и координатор смены должен уведомить об этом всех сотрудников смены.
— Молодой взрослый должен быть в достаточно хорошем состоянии, чтобы его можно было оставить одного. Мониторы должны быть выключены, а пациенту должно быть предоставлено средство электронной связи.
— Если молодой взрослый не может пользоваться проигрывателем DVD, один из сотрудников может включить DVD и нажать кнопку воспроизведения, а затем уйти из комнаты.
— Выразивший согласие сотрудник может расположить журнал так, чтобы молодой взрослый мог его видеть. Сотрудник не должен оставаться с молодым человеком, чтобы переворачивать страницы. Необходимо убедиться в том, что молодой взрослый может это делать сам, прежде чем рассматривать такую возможность.
— Молодому человеку не полагается предлагать подобные материалы, если сам он их не просил или если сотруднику показалось, что это необходимо. Например, если молодой взрослый пытался получить доступ к таким материалам другим, менее безопасным способом.
— Если молодой взрослый попросил предоставить ему такой материал, а сотрудник считает, что этого делать не надо, лучше посоветоваться с другим сотрудником.
Недопустимо отказывать в помощи до тех пор, пока не будут предприняты все возможные попытки найти альтернативное решение.
— При каждом использовании материалов необходимо провести Оценку рисков.
Партнеры. Необходимо предпринимать все усилия для создания благоприятных условий партнеру молодого взрослого. Парам необходимо обеспечить личное пространство и проявлять к ним уважительное отношение».
Мониава лживо вздыхает и ахает: ах, нам тоже приходится решать такие вопросы.
Гадину поддерживают её единомышленники, и только один человек пишет – как же так, ведь это грех, неужели вы будете потворствовать греху??