Сцена из Фауста (Мне скучно, бес…)

Ф а у с т Мне скучно, бес. М е ф и с т о ф е л ь Что делать, Фауст? Таков вам положен предел, Его ж никто не преступает. Вся тварь разумная скучает: Иной от лени, тот от дел; Кто верит, кто утратил веру; Тот насладиться не успел, Тот насладился через меру, И всяк зевает да живет — И всех вас гроб, зевая, ждет. Зевай и ты. Ф а у с т Сухая шутка! Найди мне способ как-нибудь Рассеяться. М е ф и с т о ф е л ь Доволен будь Ты доказательством рассудка. В своем альбоме запиши: Fastidium est quies — скука Отдохновение души. Я психолог… о, вот наука!.. Скажи, когда ты не скучал? Подумай, поищи. Тогда ли, Как над Виргилием дремал, А розги ум твой возбуждали? Тогда ль, как розами венчал Ты благосклонных дев веселья И в буйстве шумном посвящал Им пыл вечернего похмелья? Тогда ль, как погрузился ты В великодушные мечты, В пучину темную науки? Но, помнится, тогда со скуки, Как арлекина, из огня Ты вызвал наконец меня. Я мелким бесом извивался, Развеселить тебя старался, Возил и к ведьмам и к духам, И что же? всё по пустякам. Желал ты славы — и добился, Хотел влюбиться — и влюбился. Ты с жизни взял возможну дань, А был ли счастлив? Ф а у с т Перестань, Не растравляй мне язвы тайной. В глубоком знанье жизни нет — Я проклял знаний ложный свет, А слава… луч ее случайный Неуловим. Мирская честь Бессмысленна, как сон… Но есть Прямое благо: сочетанье Двух душ… М е ф и с т о ф е л ь И первое свиданье, Не правда ль? Но нельзя ль узнать, Кого изволишь поминать, Не Гретхен ли? Ф а у с т О сон чудесный! О пламя чистое любви! Там, там — где тень, где шум древесный, Где сладко-звонкие струи — Там, на груди ее прелестной Покоя томную главу, Я счастлив был… М е ф и с т о ф е л ь Творец небесный! Ты бредишь, Фауст, наяву! Услужливым воспоминаньем Себя обманываешь ты. Не я ль тебе своим стараньем Доставил чудо красоты? И в час полуночи глубокой С тобою свел ее? Тогда Плодами своего труда Я забавлялся одинокий, Как вы вдвоем — всё помню я. Когда красавица твоя Была в восторге, в упоенье, Ты беспокойною душой Уж погружался в размышленье (А доказали мы с тобой, Что размышленье — скуки семя). И знаешь ли, философ мой, Что думал ты в такое время, Когда не думает никто? Сказать ли? Ф а у с т Говори. Ну, что? М е ф и с т о ф е л ь Ты думал: агнец мой послушный! Как жадно я тебя желал! Как хитро в деве простодушной Я грезы сердца возмущал! Любви невольной, бескорыстной Невинно предалась она… Что ж грудь моя теперь полна Тоской и скукой ненавистной?.. На жертву прихоти моей Гляжу, упившись наслажденьем, С неодолимым отвращеньем: Так безрасчетный дуралей, Вотще решась на злое дело, Зарезав нищего в лесу, Бранит ободранное тело; Так на продажную красу, Насытясь ею торопливо, Разврат косится боязливо… Потом из этого всего Одно ты вывел заключенье… Ф а у с т Сокройся, адское творенье! Беги от взора моего! М е ф и с т о ф е л ь Изволь. Задай лишь мне задачу: Без дела, знаешь, от тебя Не смею отлучаться я — Я даром времени не трачу. Ф а у с т Что там белеет? говори. М е ф и с т о ф е л ь Корабль испанский трехмачтовый, Пристать в Голландию готовый: На нем мерзавцев сотни три, Две обезьяны, бочки злата, Да груз богатый шоколата, Да модная болезнь: она Недавно вам подарена. Ф а у с т Всё утопить. М е ф и с т о ф е л ь Сейчас. (Исчезает.)

Пушкинская «Сцена из Фауста»: опыт духовного самоанализа

Сегодня, 8 июня (26 мая по старому стилю), мы отмечаем день рождения самого известного литературного гения России – Александра Сергеевича Пушкина. В статье Федора Гайды, посвященной пушкинской «Сцене из Фауста» (1825 г.), рассматривается удивительная точность, с которой Александр Сергеевич описал в этом своем произведении развитие греховной страсти.

Сцен из Фауста. Фауст и Мефистофель.

Томление духа – состояние творческих людей. Но не каждому удается извлечь из него полезный опыт. Пушкин оказался в таком состоянии летом 1825 года. Император Александр Павлович благоволил отправить Александра Сергеевича в ссылку в деревню – однако никто из них не знал, насколько благотворной она окажется и для поэта, и для русской литературы в целом… В Михайловском наступило настоящее томление. Пушкин на короткое время вырывался из него благодаря местным знакомствам. В это время было написано знаменитое «Я помню чудное мгновенье…». Но мрачные мысли неизменно брали верх. В голове роились эпиграммы на царя. Из них родилась идея написания сатирической «Сцены из Фауста» – вариации на тему Гёте. Но сев писать, 26-летний поэт неожиданно написал «штуку сильнее, чем “Фауст” Гёте». И не про царя, а про себя…

Пушкинская сцена происходит на берегу моря. Ситуация типично романтическая: герой наедине со стихией. Герой-романтик всегда один, люди интересуют его лишь в связи с собственными переживаниями. Гораздо более его волнуют стихии, именно они доставляют сильные эмоции. Но море, как назло, совершенно спокойно. Внутри – так и положено после душевного порыва – рождается скука. Как неизбежный морской отлив.

«Скука» – весьма значимое понятие для пушкинской поэзии

«Скука» – слишком значимое понятие для пушкинской поэзии. Скука была состоянием «молодого повесы» Онегина, пока не умер его дядя «строгих правил». Но и потом она почему-то никуда не делась. Лечить ее можно лишь внешним допингом – или внутренним деланием. Первое – намного проще. К этому и обращается пушкинский Фауст. Точнее, он обращается напрямую к бесу. Сцена начинается с мольбы:

Мне скучно, бес.

Услужливый бес, разумеется, не замедлил явиться. Но, как и положено в рамках специализации, к философу является бес философствующий. И поэтому он отвечает вопросом:

Что делать, Фауст?

Вопрос имеет характер риторический. Сам бес хорошо знает, что надо делать. Но Фауст не к тому обратился: никаких ответов он не получит. И теперь весь этот псевдодиалог будет построен на рассуждениях Фауста и ловушках, которые будут расставлены бесовской силой. Бес продолжает с напускной философичностью:

Таков вам положен предел,
Его ж никто не преступает.
Вся тварь разумная скучает.

Как потом окажется, сам бес отнюдь не скучает. Но его дела постоянно расходятся со словами. Косвенно упомянув о Творце, бес объясняет Фаусту основной принцип творения. Так делал и змей в Эдеме, искушая Еву. При этом бесовская «картина мира» вполне разумна и «объективна»:

Иной от лени, тот от дел;
Кто верит, кто утратил веру;
Тот насладиться не успел,
Тот насладился через меру,
И всяк зевает да живет…

В подтверждение перечисляются основные причины скуки. Они многообразны: это и уныние (лень), и печаль (утрата веры), и прочие грехи, связанные с наслаждениями или только тягой к ним («не успел»). Из всех смертных грехов здесь нет только тщеславия и гордости. Но позднее они обязательно появятся.

И всех вас гроб, зевая, ждет.

Зевота – символ не только скуки, но и смерти. «Зевает да живет» – смерть духа, предшествующая смерти тела

Зевота становится символом не только скуки, но и смерти. «Зевает да живет» – смерть духа, предшествующая смерти тела.

Зевай и ты.

Рациональный ответ на человеческое терзание – лишь профанация ответа. Фауст начинает сначала, но сам найти выхода не может:

Сухая шутка!
Найди мне способ как-нибудь
Рассеяться.

Бес настаивает на том, что иного ответа нет. Скука и есть рассеяние:

Доволен будь
Ты доказательством рассудка.
В своем альбоме запиши:
Fastidium est quies – скука
Отдохновение души.

Тут бес слегка проговаривается, поскольку указание на «отдохновение души» может спровоцировать мысль о необходимости «работы души». Но Фауст к этому не готов и этого не ищет. А бес предпочитает вернуться к основной теме, которая сулит ему прибыток:

Я психолог… о вот наука!..

Бес – психолог, специалист по душам. Далее он напоминает Фаусту о его разочаровании в искусстве, науке, политике («мирской чести»). Возникает тема тщеславия, но и оно не спасет от скуки. Может показаться, что Фауст говорит как аскет-ригорист:

Перестань,
Не растравляй мне язвы тайной.
В глубоком знанье жизни нет –
Я проклял знаний ложный свет,
А слава… луч ее случайный
Неуловим. Мирская честь
Бессмысленна, как сон…

Однако истинный аскет отрицает всё это ради духовной пользы. Здесь же – совсем иное… И тут Фауст наталкивается на последний аргумент:

Но есть
Прямое благо: сочетанье
Двух душ…

Выход найден?! Фауст предается сладкому воспоминанию о любви к Гретхен: о «сне чудесном», в котором он был действительно счастлив. Вот оно – долгожданное «отдохновение души»… Но речь идет только о собственном Я. В этих мечтах Гретхен выступает лишь как средство обретения счастья. Ее счастье Фауста совсем не интересует. Подлинного «сочетания двух душ» не происходит. И бес не упускает случая об этом напомнить:

Когда красавица твоя
Была в восторге, в упоенье,
Ты беспокойною душой
Уж погружался в размышленье
(А доказали мы с тобой,
Что размышленье – скуки семя).
И знаешь ли, философ мой,
Что думал ты в такое время,
Когда не думает никто?
Сказать ли?

Откуда бесу известен ход мыслей Фауста? Не от того ли, что он сам их нашептывал, заманивая героя в ловушку?

Ты думал: агнец мой послушный!
Как жадно я тебя желал!

Жертвенный агнец приносится собственному Я. Какая уж тут любовь?!

Жертвенный агнец приносится собственному Я. Какая уж тут любовь?! А далее бес напоминает Фаусту, к чему ведет такое «отдохновение»:

Как хитро в деве простодушной
Я грезы сердца возмущал! —
Любви невольной, бескорыстной
Невинно предалась она…
Что ж грудь моя теперь полна
Тоской и скукой ненавистной?..
На жертву прихоти моей
Гляжу, упившись наслажденьем,
С неодолимым отвращеньем:
Так безрасчетный дуралей,
Вотще решась на злое дело,
Зарезав нищего в лесу,
Бранит ободранное тело; –
Так на продажную красу,
Насытясь ею торопливо,
Разврат косится боязливо…
Потом из этого всего
Одно ты вывел заключенье…

Отвращение, следующее за пресыщением, рождает гордость. Фауст приходит к мысли о том, что ему желательна смерть Гретхен. Он не желает видеть живое напоминание своих собственных пороков. Один этот намек выбивает почву из-под ног Фауста. Все карты биты. Гордость мгновенно переходит в отчаяние. Не дав бесу договорить, он кричит:

Сокройся, адское творенье!
Беги от взора моего!

Бес услужлив, но у него – свой интерес. И сам он никогда не скучает:

Изволь. Задай лишь мне задачу:
Без дела, знаешь, от тебя
Не смею отлучаться я –
Я даром времени не трачу.

Находясь в мрачном состоянии – удивительно ли, что в еще более мрачном, чем до начала беседы с бесом, – Фауст обращает внимание на «неожиданно» явившийся на морском горизонте предмет. Бес, как водится, разъясняет:

Корабль испанский трехмачтовый,
Пристать в Голландию готовый:
На нем мерзавцев сотни три,
Две обезьяны, бочки злата,
Да груз богатый шоколата,
Да модная болезнь: она
Недавно вам подарена.

Некогда лишь помыслив об убийстве Гретхен, теперь Фауст посылает беса «всё утопить». Дело сделано

Говорит ли он правду? Ранее он вел Фауста по его собственным воспоминаниям и был заинтересован в «объективности». Но и тогда «объективность» была окрашена в нужные бесу тона. А теперь? А теперь – тем более: три сотни грешников – не люди, они не более чем «мерзавцы», не достойные никакого снисхождения. Отчаяние Фауста переходит в финальную стадию. Тогда лишь помыслив об убийстве Гретхен, теперь он посылает беса «всё утопить». Дело сделано.

«Сцена из Фауста» показывает развитие греховной страсти. Жизнь порождает страсть, переходит в грех, следствием пресыщения становится тягостное «размышление» и «скука». Ситуация, если ее не преодолеть, будет развиваться по нарастающей, в конце концов приводя к гибели. Главный герой «Бесов» Достоевского – Николай Ставрогин – в результате полезет в петлю… А Петр Верховенский полезет в революцию, избавляющую мир от сотен и миллионов «мерзавцев».

Небольшое произведение Пушкина привело его к отрицанию романтизма как творческой идеологии и радикализма как идеологии политической. Реализм взял верх. Рождалась великая русская литература, в основе которой лежал глубокий духовный самоанализ.

Отрывок из «Фауста» (Гёте; Тургенев)

Отрывок из «Фауста» (последняя сцена первой части)
автор Иоганн Вольфганг фон Гёте

Источник: Тургенев И. С. Собрание сочинений. В 12-ти томах. — М.: «Художественная литература», 1976—1979. Т. 11

Тюрьма.

Фауст (с связкой ключей и лампадой перед небольшой железной дверью)

Я чувствую тревожное волненье…

Всей скорбию земной душа моя полна;

Вот здесь она — в тюрьме… И что же? Заблужденье

Простосердечное — вот вся ее вина.

Ты мешкаешь? Ты медлишь к ней идти?

Иль увидать ее боишься ты?

Решайся же, ей смерть грозит… Скорей!

(Он схватывается за замок.)

В тюрьме раздается песенка.

Фауст (отпирая)

Она не чувствует, что близок милый к ней,

И слышит шум соломы, звук цепей.

(Он входит.)

Маргарита (прячась на постели)

Они пришли… Смерть! смерть! О боже мой!

Фауст (тихо)

Тс! тише! Я пришел тебя спасти.

Маргарита (валяясь у ног его)

О, если ты не зверь, так сжалься надо мной!

Фауст

Тс! Криком сторожей разбудишь ты!

(Он берется за ее цепи.)

Маргарита (на коленях)

Кто дал тебе право, палач, приходить

Так рано за мною?

О, сжалься! дай мне сегодня пожить —

Возьми меня завтра поутру… с зарею…

(Она встает.)

Я так еще молода, молода —

И вот уже я умереть должна…

Была, говорят, не совсем я дурна —

Меня ты сгубила, моя красота!

Был близок друг… но теперь он далек —

Цветы все завяли… разорван венок.

Не трогай меня! Не берись за меня!

О, сжалься! чем я тебя оскорбила?

Неужто тебя я напрасно молила?

Я в первый раз в жизни вижу тебя.

Фауст

Снесу ли я эти муки?

Маргарита

Смотри — тебе вся отдаюся я в руки…

Позволь мне ребенка сперва покормить:

Мы целую ночь с ним не спали;

Я все его грела… Они его взяли,

Они хотели меня огорчить —

И что же? Теперь говорят на меня,

Что будто его убила я.

Не быть мне веселой! Не ведать мне радостной доли!

И вот — они песни поют про меня… Не

грешно ли!

Старинная сказка так кончается —

Но разве ко мне она применяется?

Фауст (бросаясь к ее ногам)

Твой друг у ног твоих; твой друг тебя спасет…

Он из тюрьмы тебя с собой возьмет.

Маргарита (бросаясь тоже на колени)

О! станем молиться святым с тобой!

Под этим сводом, под этой плитой

Весь ад кипит…

Лукавый гремит

И злится и роет —

И воет…

Фауст (громко)

Гретхен! Гретхен!

Маргарита (прислушиваясь)

Это был его голос…

(Она вскакивает; цепи с нее спадают.)

Где он? Где он? Его слышала я…

Свободна я! Кто удержит меня?

В объятья его побегу я —

На грудь его упаду я!

Он сказал: «Гретхен!», в дверях он стоял…

Вдруг среди воя и адского плеска,

Злобного хохота, грозного треска

Любящий голос его прозвучал.

Фауст

Я здесь! Маргарита

Ты здесь… О, повтори мне эти звуки…

(Обнимая его.)

Он… это он… куда девались муки

И ужасы цепей? тюрьмы?

Ты здесь! Пришел меня спасать?

Я спасена!

Я вижу улицу опять,

Где в первый раз сошлися мы,

И сад и дом,

Где с Марфой мы тебя, бывало, ждем.

Фауст

Пойдем, мой друг, пойдем.

Маргарита (ласкаясь к нему)

Побудь еще немного,

Так хорошо мне там, где ты бываешь…

Фауст

Спеши же, ради бога —

Ты нас погубишь… ты меня терзаешь.

Маргарита

Что ж это? Ты меня не лобызаешь?

Мой друг, давно ль со мной ты разлучился —

И целовать уж разучился?

Что мне так страшно на груди твоей,

Когда, бывало, от твоих речей,

От взгляда твоего — все небо разверзалось…

И ты меня так обнимал, что я

Чуть-чуть не задыхалась!..

Поцелуй же меня —

Не то я поцелую тебя!

(Она его обнимает.)

О горе! как губы твои холодны, безответны…

Что же сделалось с твоей любовью?

Кто лишил меня твоей любви?

(Она от него отворачивается.)

Фауст

Мой ангел, ободрись — не унывай напрасно;

Тебя ласкать я буду страстно —

По-прежнему… пойдем, прошу тебя, пойдем.

Маргарита (оборачивается опять к нему)

Да ты ль это? Да точно ль это ты?

Фауст

Я! я! пойдем!

Маргарита

С меня ты цепи снял;

Меня опять в свои объятья взял…

О, как же ты меня не избегаешь?

И знаешь ли ты, друг, кого спасаешь?

Фауст

Скорей… уже редеет мрак ночной…

Маргарита

Я мать свою убила —

Ребенка утопила.

Ведь он был твой… да — твой и мой…

Твой… это ты… все верить не могу я…

Дай руку мне — нет, точно нет — но сплю я,

Ах, эта милая рука!.. скорей

Утри ее… она сыра — на ней

Я вижу кровь — смотри, пятно какое!

Спрячь эту шпагу… О! что сделал ты?

Фауст

Оставь прошедшее в покое —

Меня погубишь ты.

Маргарита

Нет… нет… ты должен остаться, мой милый…

Хочу описать тебе наши могилы.

Об них ты завтра, до ранней зари,

Мой друг, позаботься — смотри.

Родную на первом схоронишь ты месте…

И брата с ней вместе…

Меня в стороне —

Но не слишком далеко —

И буду лежать одиноко,

Малютку на грудь ты положишь ко мне.

Когда я к тебе прислонялась, бывало,

Какое блаженство меня проникало…

Теперь — не могу я предаться вполне;

Как будто должна я себя принуждать,

Как будто не хочешь меня ты ласкать…

И это ты… и так приветно ты глядишь…

Фауст

Сама ж ты говоришь,

Что это я… пойдем, мой друг, пойдем…

Маргарита

Куда?

Фауст

На волю.

Маргарита

В гроб? Пойдем,

И если смерть за дверью ждет — пойдем

Отсюда… и в могилу — на покой…

Ни шагу дальше.

Но ты уходишь, Генрих…

О, если б я могла идти с тобой!

Фауст

Ты можешь… посмотри: раскрыта дверь.

Маргарита

Я не хочу уйти. Чего мне ждать теперь?

Какие радости теперь нас ожидают?

Бежать… к чему? Они меня поймают…

А милостыней жить так тяжело —

Особенно, когда на совести легло…

Так тяжело в чужой земле скитаться!

И не могу ж я вечно укрываться.

Фауст

С тобой останусь я.

Маргарита

Скорей, скорей

Спаси твое дитя.

Скорей ступай

Вверх по ручью,

Все по дорожке

И прямо в лес…

Налево, где доска лежит, —

В пруду…

Хватай его, хватай —

Оно подняться хочет…

Оно еще бьется —

Спаси, спаси!

Фауст

Опомнись, Гретхен,

Лишь шаг один — свободна ты!

Маргарита

Как мне б эту гору скорее пройти!..

Там мать на камне сидит одна —

Холодная дрожь по мне пробегает…

Там мать на камне сидит одна

И все головою кивает.

Кивает, качает — устала она…

Она так долго спала, спала;

Она пробудиться никак не могла…

Никто не мешал нам с тобой целоваться —

Такого блаженства теперь не дождаться!

Фауст

Напрасны мольбы… решился я!

Унесу я тебя!

Маргарита

Оставь меня — нет! Не позволю я! Нет!

Не берись за меня ты со всей твоей силой…

В угоду тебе я все делала, милый…

Фауст

Да вот уж и день… загорается свет…

Маргарита

Светает… последний день настал,

День свадьбы нашей… о да!

Не сказывай ты никому, что бывал

У Гретхен… не то — беда!

Что ж делать!.. Судьба!..

Мой друг, я увижу тебя…

Тогда мы с тобою не станем плясать…

Толпа теснится… толпы не слыхать…

Все лица безмолвны —

Все улицы полны —

Набат звучит… махнул судья —

Как вяжут они, как хватают меня.

И вот уже к плахе привязана я…

Топор размахнулся…

Затылок у каждого вдруг содрогнулся —

Безмолвно весь мир лежит, как могила.

Фауст

Зачем я родился!

Мефистофель (показываясь в дверях)

Ко мне! не то вы пропали —

О чем вы так долго болтали…

Наши кони храпят —

Чуют утро, домой хотят.

Маргарита

Что там из земли поднялось? Взгляни —

Вот этот… вот… прогони ты его — прогони

Зачем он в святое место зашел?

За мной он пришел!

Фауст

Ты будешь жива — я клянусь!

Маргарита

О божий суд! я тебе предаюсь!

Мефистофель

Скорей… обоих вас брошу я.

Маргарита

Отец, я твоя! Спаси меня!

Небесные силы, меня окружите!

Вы, ангелы! меня защитите!

Генрих, ты страшен мне.

Мефистофель

Она осуждена!

Голос с вышины

Она спасена!

Мефистофель

Ко мне!

(Исчезает с Фаустом.)

Голос извнутри (замирая)

Генрих… Генрих…

Примечания

1. Старинную немецкую песенку, которую Гете вложил в уста Маргариты, я не решился перевести, потому что, по-моему, в переводе она теряет свой характер и является каким-то фантастически лирическим излиянием. Впрочем, перевод г-м Губером этой песни — довольно верен. Т. Л. (Примеч. И. С. Тургенева.)

«Фауст» Гёте — что нужно знать об одном из самых сложных произведений мировой литературы

Нередко «Фауст» воспринимается как история о том, как главный герой, ученый, заключил сделку с нечистым духом. Однако из народной легенды с развлекательным сюжетом Иоганну Гёте удалось создать то, что Александр Пушкин назвал «величайшим созданием поэтического духа». Что же такого особенного в «Фаусте»? Во что верил Гёте и его герой? Кто такой Мефистофель? О чем эта грандиозная поэма — труд всей жизни гениального писателя всемирного значения? Отвечаем на эти и другие вопросы.

Иоганн Гёте — атеист и алхимик?

Нет. В юности Гёте пережил увлечение алхимической литературой, что потом вылилось в интерес к естественным наукам, которым писатель был верен на протяжении всей своей жизни. Также Гёте прекрасно знал Библию. В его семье ее читали на латинском и греческом языках. В автобиографии писатель рассказывает о том, как в детстве был очарован Ветхим Заветом и пытался читать его на древнееврейском языке с помощью учителя. Для него Библия была собранием поразительных историй о страданиях и радостях «героев веры», живших в непоколебимой уверенности в том, что Бог рядом, Он посещает их, сострадает, ведет их и спасает от бедствий. Бог в этих историях — знакомый и близкий, и когда ты смотришь на Него глазами персонажей, то и для тебя он кажется родным.

Иоганн Гёте в период начала работы над «Фаустом» (худ. Г.О. Май)

Гёте пережил в молодости сложную эволюцию взглядов, и не принадлежал, по его словам, ни к противникам, ни к отрицателям христианства. Он уважал религиозное чувство других и говорил о христианской религии уважительно и серьезно. Церковным человеком он не был, нередко признавал, что «слаб в вере», но к самой религии относился с глубоким почтением. В тех произведениях Гёте, где затрагиваются религиозные темы, он никогда не выступает как богослов, а только как художник слова.

«Заметим, кстати, что тот взгляд на мир, который транслируется в «Фаусте», может вызывать вопросы с христианской точки зрения.

Вы наверняка, даже если не читали Гете, знаете фразу: «Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо».

Русскому читателю она знакома благодаря роману Булгакова «Мастер и Маргарита». Однако герой Булгакова на самом деле цитирует текст Гете: «Частица силы я, желавшей вечно зла, творившей лишь благое». Из этих слов можно сделать вывод (и некоторые читатели его делают!), что зло в мире — не так уж и бесполезно. Оно как бы дополняет добро, а в сложном сочетании добра и зла рождается гармония земной жизни. Однако христиане не видят в зле основания какой бы то ни было гармонии. Зло — это лишь порча добра, а не «естественная» составляющая мира. Разумеется, «Фауст» — не богословский трактат и не справочник по учению Церкви, и Гете вряд ли хочет подорвать основы веры. Он — поэт, и создает такую картину мира, которая позволила бы придать сюжету максимально высокий драматический накал. Обратите внимание, что в самом начале «Фауста» писатель настоятельно предупреждает, что перед нами будет разворачиваться не подлинная жизнь, а поэтический вымысел.

Даром свыше Гёте считал поэзию: «истинная поэзия возвещает о себе тем, что она, как мирское Евангелие, освобождает нас внутренней своей радостью и внешней прелестью от тяжкого земного бремени».

Когда император Наполеон впервые увидел Гёте, то воскликнул: «Вот это человек!»

Действительно, Гёте был исключительным человеком своего времени: знатоком языков, поэтом, ученым, государственным деятелем, художником, актером и театральным режиссером, долго руководившим Веймарским театром; человеком, который одновременно со стихами, поэмами, романами, драмами, критическими статьями писал сочинения по естествознанию, искусствоведению, занимался химическими опытами, оптикой, минералогией, геологией, ботаникой, зоологией, педагогикой, вопросами организации войск, финансами, народным просвещением, горнодобывающей промышленностью и ткацким ремеслом. Он знал передовую философию своего времени, интересовался взглядами Канта, Фихте и Спинозы, чьи натурфилософские идеи были наиболее близки ему. Гёте восторгался драмами Шекспира, полотнами Леонардо да Винчи и Рафаэля, увлекался античным искусством, народной поэзией, принимал у себя французскую писательницу Анну де Сталь и русского поэта Василия Жуковского. Таким человеком был Иоганн Гёте.

Главная идея «Фауста»: союз с чёртом до добра не доведет?

Эжен Делакруа. “Появление Мефистофеля”. Литография. 1828.

Нет, главная идея состоит не в этом. Гёте вообще был решительно против определения главной идеи произведения и говорил о любопытствующих: «Вот они подступают ко мне и спрашивают: какую идею хотел я воплотить в «Фаусте»? Как будто я сам это знаю и могу выразить! “С неба через мир в преисподнюю” — вот что я мог бы сказать на худой конец; но это не идея, это процесс и действие. Далее, если черт проигрывает пари и если среди тяжелых заблуждений непрерывно стремящийся ввысь к добру человек достигает спасения, то в этом, правда, есть очень действенная, много объясняющая, хорошая мысль. Но это не идея, лежащая в основе целого и пронизывающая каждую его отдельную сцену. В самом деле, хороша бы была шутка, если бы я пытался такую богатую, пеструю и в высшей степени разнообразную жизнь, которую я вложил в моего “Фауста”, нанизать на тощий шнурочек одной единой для всего произведения идеи!»

Читая «Пролог в театре» к «Фаусту», можно заметить, что он заканчивается тем же:

Через землю с неба в ад
Вы мерной поступью пройдите.

(Здесь и далее цитаты из «Фауста» в переводе Николая Холодковского)

Гёте сфокусировался на исключительной личности, запечатлел расцвет индивидуальности едва ли не впервые в художественной литературе.

Человек у Гёте не только осознал себя как личность, он взвалил на свои плечи все бремя нерешенных вопросов и стремится дать на них ответы. Таким образом, судьба главного героя оказывается связанной со всем человечеством.

Гёте сам придумал Фауста?

Фауст и Мефистофель “Титульный лист первого издания трагедии Кристофера Марло «Трагическая история доктора Фауста” 16 век

Нет. В основу своего произведения Гёте положил легенду об ученом докторе Фаусте, возникшую в Германии в XVI веке, о которой писатель узнал еще в детстве. Предание гласило, что Фауст занимался черной магией, вызывал духов, продал дьяволу душу, а за это посланец ада исполнял любые его желания. Фауст существовал на самом деле. Известен ряд свидетельств о нем: документальных и легендарных. Он учился в Гейдельбергском университете, составлял гороскопы, странствовал, якобы творил различные чудеса, например, мог подняться в воздух. Дьявол был неизменным спутником во всех рассказах о Фаусте. Сохранились десятки разрозненных историй о докторе, которые в конце XVI века, в родном городе Гёте Франкфурте-на-Майне, были собраны в одну книгу «История о докторе Фаусте, знаменитом чародее и чернокнижнике, как он на некий срок подписал договор с дьяволом, какие чудеса он в ту пору наблюдал, сам учился и творил, пока, наконец, не постигло его заслуженное воздаяние». Книга должна была служить «устрашающим и отвращающим примером и искренним предупреждением всем безбожным и дерзким людям».

Тем самым сразу определяется отрицательное отношение к Фаусту. Таким оно остается в последующих обработках легенды, которая была очень популярна благодаря своему фантастическому характеру.

Людей эпохи Возрождения тянуло к магии, так как с ее помощью они хотели постигнуть тайны природы. Создатели первых легенд о Фаусте рассказывали о богоотступнике для устрашения, ни в коем случае не стремясь вызвать сочувствие к человеку, вступившему в союз с нечистой силой.

Английский драматург Кристофер Марло в «Трагической истории доктора Фауста» (1592) впервые показал трагизм судьбы героя. Он опоэтизировал личность Фауста, выявил его смелость духа.

Гёте же в корне изменил образ доктора. Из скучающего богоотступника он превратился в страдающую, ищущую и вдохновенную натуру, вобравшую в себя общечеловеческие черты.

Легенда о Фаусте обрабатывалась огромным количеством авторов до и после Гёте, однако только его «Фауст» оказался тем произведением, которое сделало историю героя бессмертной.

Как Бог и Мефистофель в книге относятся к Фаусту?

Эдмунд Брюнинг. Иллюстрация к «Фаусту» Гёте. Мефистофель в комнате Фауста (19 век)

Бог в произведении Гёте — символ добрых начал. Носителем же зла является Мефистофель. Оба персонажа появляются в так называемом «Прологе на небесах» — одной из самых значимых сцен в трагедии, где в концентрированной форме выражена тема всего произведения и где Бог и Мефистофель затевают некий спор.

Мефистофель сосредотачивает свое внимание на Земле и ее жителях. Жизнь людей — каждодневная суета и мучение – так определяет Мефистофель человеческое бытие. Причина этого, по его мнению, в природе человека. Мефистофель презирает людей и не считает человеческий разум искрой божественного духа, которая заложена в человеке. Как считает черт, люди в силу своей дурной природы, сами портят жизнь, и нечистому даже нет необходимости творить зло на земле. Господь видит в речах Мефистофеля свойственный ему дух полного отрицания. Бог спрашивает, знает ли он Фауста:

Господь. Ты знаешь Фауста?
Мефистофель. Он доктор?
Господь. Он мой раб.

Для Мефистофеля Фауст – обычный человек. Когда Бог называет его своим рабом, Он тем самым опровергает мнение Мефистофеля об абсолютном ничтожестве человека. В нем есть божественное начало – вот почему для Бога он не просто доктор, а существо, не чуждое Ему самому.

У Мефистофеля же свое мнение о Фаусте и его возвышенных стремлениях:

То с неба лучших звезд желает он,
То на земле — всех высших наслаждений,
И в нем ничто, — ни близкое, ни даль, —
Не может утолить грызущую печаль.

Мефистофелю Фауст кажется безумным мечтателем, желающим невозможного. Богу же известны и неудовлетворенность Фауста, и его искания, и Он знает, что они принесут свои плоды. Бог защищает Фауста:

Пока еще умом во мраке он блуждает;
Но истины лучом он будет озарен!
Сажая деревцо, уже садовник знает,
Какой цветок и плод с него получит он.

Мефистофель уверен в противоположном: ничего у Фауста не выйдет. Его легко сбить с пути, отвлечь от возвышенных устремлений. Дьявол предлагает Богу пари:

Бьюсь об заклад: он будет мой!
Прошу я только позволенья, —
Пойдет немедля он за мной.

Бог соглашается на спор, так как уверен в Фаусте: ему свойственно заблуждаться, ошибки неизбежны, но «чистая душа в своем исканье смутном сознаньем истины полна!». Бог верит в человека, поэтому позволяет Мефистофелю взяться за Фауста, заранее уверенный в том, что дьявол будет посрамлен.

В речах Мефистофеля и Бога сталкиваются два противоположных мнения о человеке. Нечистый полагает, что человеческая жизнь — суета, не меняющая ничего ни в его существовании, ни в самом человеке. В словах Бога выражено убеждение, что поиски обязательно приведут к совершенствованию человека. Так считал сам Гёте. Для него было несомненно, что рост, возвышение, развитие составляет закон жизни, сущность человека. Для Господа в произведении этот спор даже не имеет смысла, так как Он заранее убежден в победе. Но Мефистофелю позволено совратить человека с пути искания истины не для того, чтобы доставить удовольствие черту, а потому, что так нужно для самого человека. Бог уверен в том, что положительные качества Фауста сильнее любых пошлых и дурных соблазнов. Таким образом, Фауст подвергается испытанию как представитель всего человеческого рода. На нем и будет проверяться человечество.

Фауст — богоотступник, пожелавший исполнения всех своих желаний за договор с чертом?

Карл Густав Карус. “Фауст в своем кабинете” .1852.

Нет. Все сложнее. Фауст появляется перед читателем полным разочарования: «Что нужно нам, того не знаем мы, Что ж знаем мы, того для нас не надо». Фаусту горько осознавать, что он зря потратил жизнь на то, чтобы пройти курс всех четырех факультетов средневековых университетов (богословского, философского, юридического и медицинского). Фауст хочет познать природу, но понимает, как мал человек по сравнению с огромным миром, окружающим его. Он задумывается о том, что такое его жизнь и жизнь других. Фауст клеймит способность человека оправдывать свое бездействие, трусость, лень и безволие. Отчаяние Фауста достигает высшего предела: жизнь теряет для него всякий смысл, и тогда Фауст решает бросить вызов небесам. Когда он подносит к губам чашу с ядом, раздаётся песнопение из ближней церкви. Фауст отстраняет чашу: «О звук божественный! Знакомый сердцу звон Мне не дает испить напиток истребленья…». Фауст под влиянием пасхального песнопения ощутил прилив душевных сил и желание жить:

Милый звон, знакомый с юных лет,
Меня, как прежде, к жизни вновь приводит.

Фауст находит в себе силы пробудиться к новой жизни:

Две души живут во мне, и обе не в ладах друг с другом.
Одна, как страсть любви, пылка
И жадно льнет к земле всецело,
Другая вся за облака
Так и рванулась бы из тела.

Это важное признание Фауста и вместе с тем объективная характеристика каждого человека. Он существо чувственное, но вместе с тем и духовное. Он пытается переводить Библию на немецкий язык. Для себя он решает, что первый стих Евангелия от Иоанна «В начале было Слово» – следовало бы перевести как «В начале было Дело». Утверждение Дела как первоосновы жизни становится девизом жизни Фауста.

Договор между Фаустом и Мефистофелем у Гёте отличается от легенды о Фаусте, где речь шла о том, что Фауст отдает свою душу, а Мефистофель обязуется исполнять все его желания. Таким образом, Фаусту ничего не надо делать самому. Ему предоставляется возможность желать, а все необходимые действия для удовлетворения этих желаний совершает черт. У Гёте Фауст не мог бы согласиться с таким порядком вещей. Это противоречило бы его деятельной натуре и жизненному принципу, что суть бытия — в деянии. Вот почему, когда Мефистофель сулит ему никем не изведанные радости, Фауст с презрением возражает:

Что, дашь ты, жалкий бес, какие наслажденья?
Дух человеческий и гордые стремленья
Таким, как ты, возможно ли понять?
Ты пищу дашь, не дав мне насыщенья;
Дашь золото, которое опять,
Как ртуть, из рук проворно убегает;
Игру, где выигрыш вовеки не бывает;
Дашь женщину, чтоб на груди моей
Она к другому взоры обращала;
Дашь славу, чтоб чрез десять дней,
Как метеор, она пропала, —
Плоды, гниющие в тот миг, когда их рвут,
И дерево в цвету на несколько минут!

Не покоя и удовольствий желает герой. Фауст пришел к мысли, что, только окунувшись с головой в жизнь можно что-то узнать о ней. Он объясняет Мефистофелю:

Не радостей я жду, — прошу тебя понять!
Я брошусь в вихрь мучительной отрады,
Влюблённой злобы, сладостной досады;
Мой дух, от жажды знанья исцелён,
Откроется всем горестям отныне:
Что человечеству дано в его судьбине,
Всё испытать, изведать должен он!
Я обниму в своём духовном взоре
Всю высоту его, всю глубину;
Всё счастье человечества, всё горе —
Всё соберу я в грудь свою одну,
До широты его свой кругозор раздвину
И с ним в конце концов я разобьюсь и сгину!

Мефистофель многого не понимает в Фаусте. Не понимает он, например, того, что Фауст думает не только о себе. Знание, которого он добивается, нужно ему для того, чтобы помочь людям. И сейчас, когда он собирается ринуться в гущу жизни, то опять не ради своего счастья, а для того, чтобы испытать всю полноту человеческого бытия, все, что выпадает на долю разных людей. Он хочет прожить больше, чем обыкновенную человеческую жизнь. Фауст у Гёте не ищет удовольствий, не ради них он продает ушу, а ради познания смысла жизни. Поэтому Фауст предлагает дьяволу необычное условие: когда он испытает полное удовлетворение, лишь тогда дьявол может забрать его душу:

Когда воскликну я «Мгновенье,
Прекрасно ты, продлись, постой!» —
Тогда готовь мне цепь плененья,
Земля разверзнись подо мной!

Фауст хочет испытать всю меру радостей и страданий человечества. Он личность с возвышенными и благородными стремлениями и готов последовать за Мефистофелем, но не собирается подчиняться его воле. Желание Фауста изведать жизнь во всей полноте Мефистофель собирается извратить и причинить ущерб герою:

Он должен в шумный мир отныне погрузиться;
Его ничтожеством томим,
Он будет рваться, жаждать, биться…
Напрасно он покоя будет ждать.
И даже не успей он душу мне продать,
Сам по себе он должен провалиться

Каждое требование Фауста Мефистофель намерен использовать так, чтобы развенчать его стремления и идеалы.

Кто же такой Мефистофель?

Увертюра Рихарда Вагнера “Фауст”

Кто же такой Мефистофель? Сатана, владыка ада, один из прислуживающих ему чертей? Не так важно, какое место занимает Мефистофель в иерархии адских сил. В тексте произведения он фигурирует то как главный представитель ада, то как один из чертей ранга пониже. Он — дух отрицания. В «Прологе на небесах» Господь признает, что из всех духов отрицания Он более других благоволит к Мефистофелю за то, что тот не дает людям успокоиться. Эта же мысль выражена в ответе Мефистофеля на вопрос Фауста, кто он:

Частица силы я
Желавшей вечно зла, творившей лишь благое. Я отрицаю всё — и в этом суть моя (…)
Короче, всё, что злом ваш брат зовёт, —
Стремленье разрушать, дела и мысли злые,
Вот это всё — моя стихия.

Мефистофель — значительная, но не грандиозная фигура. Гёте лишил дьявола героического величия. Он не восстает против Бога. У Гёте Мефистофель — проницательный черт, знаток слабостей человека. Несмотря на это, образ противоречив, так как в нем дурное уживается со здравым началом. В его оценках звучит голос рассудка, но не разума с его стремлением дойти до корня вещей. Мефистофель выглядит как светский человек XVIII века и ведет себя по отношению к Фаусту как опытный, знающий мир спутник в путешествии, устроитель развлечений, как слуга, устраивающий все для своего господина.

У Мефистофеля есть сверхзадача: доказать Богу ничтожество человека. Для этого ему и надо вовлечь Фауста в круговорот жизни.

Получилось ли у Мефистофеля совратить Фауста с истинного пути?

Кадр из фильма «Фауст», реж. Фридрих Мурнау, 1926 год

Нет, несмотря на отчаянные попытки. В винном погребке Ауэрбаха (который, кстати, существует на самом деле и в который заглядывал молодой Гете, когда учился в Лейпцигском университете) Мефистофель тщетно пытается замарать Фауста житейской грязью, приведя его в компанию грубых и развязных пьянствующих студентов. Также не получается у черта погрузить Фауста в омут развратных наслаждений на шабаше ведьм и колдунов на горе Броккен в Вальпургиеву ночь. Кстати, путешествуя в горах Гарца (горный массив в центральной части Германии), в декабре 1777 года сам Гёте совершил восхождение на Броккен и узнал легенду о том, что именно на этой горе ведьмы устраивают шабаши. Гёте воспользовался народным поверьем, вольно обработал его и придал ему символический характер. Здесь Фауст видит все злое и дурное, что есть в человеческой природе. Однако Фауст и тут выглядит чужаком, не поддается вихрю сладострастия и порока.

Несмотря на проявленные порой слабости, Фауст всегда возвращается на избранный им путь искания истины и постижения жизни во всей ее полноте. Образ Фауста обретает полновесную человечность. Больше всего Мефистофель надеялся, что Фауст забудет о своих высоких стремлениях под влиянием любовного чувства. Этого не произошло, потому что трагическая любовь Фауста к набожной девушке Маргарите оказалась в итоге не только выше чувственных наслаждений, но и выше смерти.

Неужели «Фауст» — это о любви?

Франц Ксавер Симм. “Фауст и Маргарита”. 19 век

Да. История большой человеческой любви Фауста и Маргариты (Гретхен — ее уменьшительное имя) подлинно трагична. У главного женского персонажа трагедии были реальные прототипы, начиная с первой возлюбленной Гёте — девушке из народа по имени Маргарита. Во Франкфурте Гёте услышал историю девушки простого звания по имени Сюзанна Маргарета Брандт, которая, родив ребенка вне брака, утопила его. Когда ее арестовали, она созналась во всем и была осуждена на смертную казнь. В трагедии Гретхен также совершает преступление: топит своего новорожденного ребенка. Ее приговаривают к смерти, хотя убийство она совершила в состоянии умопомрачения. Фауста терзает мысль о страданиях, которые должна перенести несчастная девушка. «Меня убивают страдания этой единственной, а его (Мефистофеля) успокаивает, что это участь тысяч». Это та же самая мысль, которую потом выразит Федор Достоевский: каждое человеческое существо обладает ценностью, и нельзя быть равнодушным к страданию одного несчастного и безвинного. Зло и горе стали для Фауста страшной реальностью. Единственным его желанием стало спасти Маргариту. Мефистофель же уверен, что Гретхен будет осуждена небесами, но в ответ на его слова об этом раздается голос свыше: «Спасена!»

Энгельберт Зайбертц “Маргарита за прялкой”. Иллюстрация к изданию “Фауста” в переводе Афанасия Фета 1899

Мефистофелю разрешено низвести человека в глубочайшие бездны зла, но Бог не сомневается в том, что лучшие начала в нем восторжествуют. В конце «Пролога на небе» Господь обращался к архангелам с призывом:

Что борется, страдает и живет,
Пусть в вас любовь рождает и участье.

Становится ясно, почему Мефистофель терпит поражение и голос свыше возвещает, что Маргарита спасена, почему ей, страдалице, грешной, преступнице, дано прощение. Она любила. И сама Любовь прощает ее.

У Гёте, как и великого итальянского поэта Данте, схожее понимание любви. «Божественная комедия» Данте заканчивается словами о высшей силе, управляющей вселенной, и это: «Любовь, что движет солнце и светила». У обоих поэтов высшей и благой силой провозглашена Любовь.

Вторая часть «Фауста» — хуже первой?

Гарри Кларк. Иллюстрация к «Фаусту» Гете. Прогулка. (1925)

Они разные. Когда вторая часть трагедии появилась в печати, многие читатели посчитали, что она уступает первой. В первой духовные метания Фауста и его трагическая любовь находили отклик в сердцах чувствительных читателей. Вторая же часть написана в иной манере. Здесь почти нет психологических мотивов, отсутствуют изображение страстей и романтический элемент. Персонажи здесь не столько жизненные характеры, сколько обобщенные фигуры, символы определенных идей и понятий. Гёте здесь выражает свои взгляды на современную ему эпоху, затрагивает вечные проблемы и вопросы, пишет о поисках духовной красоты и, конечно, смысла жизни.

Переводчик «Фауста» на русский язык и крупный исследователь этого текста Николай Холодковский писал: «Если на других планетах живут разумные существа, и если эти существа захотели бы ознакомиться в общих чертах с сущностью человеческого духа и человечества, с теми вопросами, которые его мучают и волнуют, то нельзя было бы посоветовать им ничего лучшего, как внимательно прочесть и продумать гётевского “Фауста”».

Фауст обретает смысл жизни в исканиях, в действии, в усилии. Он прошел через сомнения, лишения и страдания. Высшую мудрость герой обретает на исходе своей жизни. После смерти Фауста Мефистофель хочет утащить его душу в ад, но вмешиваются божественные силы и уносят ее на небо, где ей предстоит встреча с душой Маргариты. Его душу осеняет «божественная благодать». Смысл жизни, по Фаусту (и, конечно, по самому Гёте), — в стремлении человека осмыслить свое существование в мире. Человеческое существование — это факт, и все, что может и должен сделать человек, — это стремиться осмыслить его.

Главное, о чем нам своим «Фаустом» хочет сказать Гёте, — это постоянная работа над собой, упражнение и развитие вложенных природой в человека способностей и совершенствование через это его духовного существа. Только так человек может найти подлинное удовлетворение и только этим он может быть по-настоящему полезным людям. «Я думаю, — говорил Гёте Эккерману, — что каждый должен начать с самого себя».

Правда ли, что, если не знаешь немецкого языка, за чтение «Фауста» лучше и не браться?

Гарри Кларк. Иллюстрация к «Фаусту» Гете. Обложка. (1925)

Это заблуждение! За перевод великого творения Гёте на русский язык бралось огромное количество талантливых и смелых переводчиков. Самый известный и чаще всего цитируемый перевод был выполнен Борисом Пастернаком в 1948–1953 годах. Однако переводческий опыт писателя нередко признавался специалистами как вольный и мало совпадающий с достоинствами немецкого оригинала. Существуют также переводы Афанасия Фета и Валерия Брюсова, Константина Иванова, Дмитрия Цертелева, Павла Трунева, Александра Струговицкого и ряда других специалистов. Самой же высокой точностью обладает перевод Николая Холодковского. Именно в его исполнении мы и советуем читать историю о Фаусте. Холодковский начал переводить «Фауста» шестнадцатилетним юношей, а закончил его уже «убеленный сединами». Для него это был труд всей жизни. Он многократно перерабатывал текст, чтобы максимально усовершенствовать перевод, а также снабдил получившийся в итоге эталонный вариант подробным комментарием и примечаниями к отдельным стихам гётевской поэмы. Для читателя это настоящий клад и прекрасная возможность глубже понять творение Гёте.

Правда ли, что Гёте писал «Фауста» всю жизнь?

Венгерская почтовая марка, посвященная Иоганну Гёте и его «Фаусту

Можно сказать, что да. Фауст всегда был неизменным спутником самого автора на протяжении шестидесяти лет. Замысел произведения возник у Гёте еще в 1773 году, когда ему было всего 23 года, а заканчивал текст автор, будучи глубоким 82-летним стариком. Когда Гёте начал работу над «Фаустом», он уже был известным в Германии молодым писателем — популярность ему принес роман «Страдания юного Вертера» (1774). В 1790 году Гёте напечатал ряд сцен «Фауста», предупредив читателей, что это отрывки, а не законченное произведение. Действие было доведено до сцены, где главная героиня — Маргарита — молится в соборе. В 1794 году поэт сблизился с немецким поэтом Фридрихом Шиллером. Именно в годы общения с ним замысел «Фауста» обрел тот всеобъемлющий философский характер, который так высоко поднял это творение над другими произведениями Гёте и над всей немецкой литературой. Первая часть «Фауста» вышла в свет в 1808 году. Потом настал перерыв. Для того чтобы Гёте снова принялся за «Фауста», понадобилось вмешательство Иоганна Петера Эккермана, который был секретарем Гёте. Именно Эккерман побудил поэта вернуться к незавершенной работе. С 1825 года начинается последний период создания «Фауста», длившийся 7 лет. В эти годы Гёте сам определил для себя, что «Фауст» для него является «главным делом». Вторая часть была закончена в 1831 году и появилась в печати после смерти поэта в 1833 году.

Источники: Александр Аникст «“Фауст” Гёте», Рюдигер Сафрански «Гёте», Иоганн Вольфганг Гёте «Собрание сочинений в 10 томах», Жоэль Шмидт «Гёте»

Иллюстрация на превью: Франц Ксавер Симм. “Фауст”. Обложка. 19 век

Зачем Пушкин испытывал Фауста властью?

Вопросы на засыпку
Читал в оригинале трагедию Гёте «Фауст». Вспомнил, что у Пушкина встречал сцену из «Фауста». Попытался отыскать нечто подобное у Гёте из того, что Пушкин перевел. Найти не удалось. В комментариях обнаружил, что это оригинальные пушкинские стихи, написанные в Михайловском в 1825 году, а опубликованные в «Московском вестнике» на 1828 год, № 8. Тем интереснее понять ход мыслей великого русского поэта, ведь по сути это сделана попытка дополнить великого немецкого поэта, подвести итоги общения великого ученого Фауста и подписавшего с ним договор Мефистофеля.
Мефистофель у Гёте – это гигантская черная, темная сила, отданная волею Бога в услужение Фаусту. У Мефистофеля гигантские возможности, но он не вправе сам эти возможности использовать по своему усмотрению. Он – власть исполнительная.
А есть власть Всевышнего, который все определяет. Фауст в качестве исключения за научные достижения получил от Бога возможность повелевать самим дьяволом. У Фауста в руках вся полнота власти на планете. Но парадокс в том, что сам Фауст об этом не знает. Его возможности огромны, а он не знает об этом и использует от силы два-три процента, если не меньше. Скажут, что такого не бывает? Бывает. Наша черепная коробка вмещает в себе гигантский объем информации, а мы довольствуется, наверное, тысячными долями его. Также и с возможностями человеческого организма, резервы гигантские, а мы используем малую часть.
Мефистофель ничего не предлагает Фаусту, не делает никаких подсказок, дожидаясь, что тот попросит сам, но искушает его постоянно. В набросках к замыслу поэмы о Фаусте в аду Пушкин коснулся многих вопросов, в том числе отношений повелевающего и исполняющего повеленья. Отрывок небольшой, но весьма характерный.
«Скажи, какие заклинанья
Имеют над тобою власть?»
— Все хороши: на все призванья
Готов я как бы с неба пасть.
Довольно одного желанья –
Я, как догадливый холоп,
В ладони по-турецки хлоп,
Присвистни, позвони, и мигом
Явлюсь. Что делать – я служу,
Живу, гряхчу под вечным игом.
Как нянька бедная, хожу
За вами – слушаю, гляжу.
В этом наброске Пушкин развивает ту же тему. Мефистофель сообщает, как он откликается на каждый вызов, на каждый звонок, но ничего не говорит о масштабах своих возможностей. Он только подчеркивает, что он служит.
Кстати, по этому принципу действует бюрократическая система в Германии: чиновник ничего не будет делать для посетителя, пока тот не попросит, даже при консультации касается только того, о чем его спрашивают, не делает намеков на открывшиеся возможности.
Вот с какого диалога начинается сцена у Пушкина. Фауст обращается к Мефистофелю:
«Мне скучно, бес». –
«Что делать, Фауст?»
Мефистофель готов услужить, но он должен получить указание. Мефистофель уверяет, что все разумные существа обречены на скуку, таков закон, нарушить который никто не смеет.
Таков вам положен предел,
Его ж никто не преступает.
Вся тварь разумная скучает:
Иной от лени, тот от дел;
Кто верит, кто утратил веру;
Тот насладиться не успел,
Тот насладился через меру,
И всяк зевает да живет –
И всех вас гроб, зевая, ждет.
Зевай и ты.
Удивительную перспективу нарисовал Мефистофель своему повелителю.
Исполнитель воли откровенно издевается над своим повелителем, демонстрируя, что власть того на короткое время, а его собственная навсегда. У Пушкина Мефистофель как бы подводит итоги общения с ним Фауста, он напоминает Фаусту какие-то моменты, заставляет его вспомнить даже те мысли и чувства, которые Фауст пытается не задевать.
По прошествии многих лет Фауст идеализирует свои отношения с Гретхен, сам себя убеждает, что в то время счастлив был. А Мефистофель опять напоминает, что первое чувство своей победы над простодушной девой у Фауста быстро сменилось неодолимым отвращеньем к невинной жертве. Бес находит такое сравнение, которое вызывает у Фауста отвращение к тому, кто напомнил ему его прошлые ощущения и состояния:
Так безрасчетный дуралей,
Вотще решась на злое дело,
Зарезав нищего в лесу,
Бранит ободранное тело.
Фауст со злостью говорит:
Сокройся адское творенье!
Беги от взора моего!
Похоже, что Гёте провел своего героя через испытания познанием мира, наукой, любовью, забавами и славой. Все это перечисляет Мефистофель в сцене у Пушкина:
Я мелким бесом извивался,
Развеселить тебя старался,
Возил и к ведьмам, и к духам,
И что же? всё по пустякам.
Желал ты славы – и добился,
Хотел влюбиться – и влюбился.
Ты с жизни взял возможну дань,
А был ли счастлив?
У меня такое ощущение, что Пушкин испытывает Фауста еще и властью. Та власть, которую имеет Фауст у Гёте, и власть в сцене у Пушкина, на мой взгляд, разные уровни власти. У Гете Фауст на равных с царями древнего мира и с канцлерами, вместе с Мефистофелем Фауст дает советы самому императору, пытается спасти империю от развала. Фауст у Гете только уверен, что власть дает счастье.
Находить
Во власти счастье должен повелитель.
Пусть высшей воли будет он хранитель,
Но пусть никто не может проследить
Его высоких мыслей. Повеленье
Он только близким отдает;
Чрез них оно свершается – и вот
Невольно мир приходит в изумленье.
Тогда всех выше чтит его народ;
Так он себе всю славу оставляет.
Перевод Н. Холодковского.
Сцена сражения, в котором участвует Фауст в качестве главного генерала (Feldmarschall – у Гёте), завершается победой императорских войск. Помогли «три сильных», три поколения воинов, которые в соответствии с библейской традицией помогли царю Давиду расправиться с врагами (Вторая книга Царств, глава 23, стих 8).
Фауст уже привык жить, имея такого исполнителя воли. Это мечта любого властителя — иметь рядом того, кто владеет всей информацией и способен выполнить любой приказ.
По этому принципу хочет действовать старуха из сказки Пушкина о рыбаке и рыбке:
«Не хочу быть вольною царицей,
Хочу быть владычицей морскою,
Чтобы жить мне в Окияне-море,
Чтобы служила мне рыбка золотая
И была б у меня на посылках».
Фауст уже находится почти в таких условиях. И ему скучно. Это позиция пресыщенного властью.
Покоя не дают вопросы. Что Пушкина заставило обратиться к этой теме? Всесилие царской власти? Положение изгнанника? Ожидание, предчувствие событий в Петербурге в канун выступления декабристов?
Пушкинский Фауст прогоняет Мефистофеля, который зло напомнил прежние мысли и чувства самого Фауста. Мы ведь не любим тех, кто напоминает нам неприятные факты из нашего прошлого. Вот и Фауст прогоняет беса:
«Сокройся, адское творенье!»
А тот не может уйти без команды.
«Изволь».
Слово-то какое! Оно — это изволь — нынче мало употребляется, но в слове содержится прямое предложение исполнителя к повелители: выскажи свою волю, вырази свое желание!
«Задай лишь мне задачу:
Без дела, знаешь, от тебя
Не смею отлучаться я –
Я даром времени не трачу».
Фауст
Что там белеет? говори.
Мефистофель
Корабль испанский трехмачтовый,
Пристать в Голландию готовый:
На нем мерзавцев сотни три,
Две обезьяны, бочки злата,
Да груз богатый шоколата,
Да модная болезнь: она
Недавно нам подарена.
Фауст
Все утопить.
Мефистофель
Сейчас.
(Исчезает)
От скуки Фауст приказал утопить корабль? Или из соображений безопасности, чтобы модная болезнь не попала на подвластные территории? В трагедии Гёте нет намеков на венерические заболевания, хотя немало сцен, рисующих свободу нравов. Считается, что сифилис был завезен с кораблями из Нового Света в 1493 году, то есть уже через год после открытия Америки. Легенды о докторе Фаусте тоже относятся к XV веку.
По-моему, в этом факте, в этой короткой сцене у Пушкина содержатся намеки на более серьезные темы, чем просто уничтожение испанского корабля из Нового Света.
Давайте разберемся. Вспомним, что во второй части в четвертом акте Гёте отправляет своих героев на высокую горную вершину, там разговор между Фаустом и Мефистофелем идет о власти, Мефистофель предлагает Фаусту заселить живописный уголок, построить просторный замок, создать парк для прогулок с тенистыми аллеями, с хрустальными ручьями и водопадами, заселить небольшие домики прекрасными женщинами и проводить среди них волшебные часы уединенья.
Но такая жизнь уже не устраивает Фауста. Он рассказывает:
Власть, собственность нужна мне с этих пор!
Мне дело – все, а слава – вздор!
Фауст задумал построить страну там, где море, где приливы и отливы без всякой пользы, он решил отвоевать значительные территории у моря. Но этим замыслам сперва помешала война, в которой он помог императору одержать победу, а потом, когда строительство столицы на отвоеванных у моря землях велось вовсю, забота лишила его зрения, но он и после продолжал руководить строительством, найдя в этом счастье для себя. В этот момент и прозвучали его магические слова, поставившие последнюю точку в земной жизни Фауста.
Пушкинская сцена на берегу моря происходит после победы императорских войск и в ходе строительства столицы на морском берегу. Здесь у Пушкина содержится намек на ту историю, которая оказалась под толстым слоем лживой штукатурки. Видимо, Пушкин чувствовал, что великую империю можно было сохранить, если бы какие-то сверхъестественные силы не позволили кораблям из Нового Света везти в Старый Свет бочки с золотом и заразные болезни. Золото позволило создать новые так называемые эмиссионные центры и противостоять имперскому, царскому двору.
Пушкин точно указывает, где Фауст строил свой город. В Голландии. И испанская каравелла шла именно в Голландию. Голландия, видимо, и оказалась одним из детонаторов, приведших к распаду мировой империи. Через Голландию в Европу распространялось и золото из Америки, и венерические болезни. Видимо, не случайно на старых картах Голландия указана как Goldland, а еще Batavia, то есть страна золота, страна Батыя.
Если эта мысль верна и найдет подтверждение, то можно будет сделать и следующий шаг – предположить, что в трагедии Гёте, в факте строительства морской столицы империи нашли отражение два факта сокрытой сегодня истории мировой империи: так называемая Ливонская война, которую вел великий монгольский хан – русский царь Иван Грозный с западноевропейскими реформаторами, и попытка построить гигантскую столицу из многих портов на берегу моря, чтобы из нее можно было воздействовать на Новый Свет.
Оккупировав Россию, Западная Европа переписала мировую историю. Ливонскую войну свели до масштабов борьбы с Литвой в Прибалтике, а строительство имперским центром морской столицы представили как строительство Архангельска на Белом море.
И еще один вопрос хочу поставить попутно. Я считаю, что трагедия Гёте «Фауст» — это очень своеобразная реакция на распад империи, ностальгия по сильной руке, способной объединить множество материальных, денежных, людских и прочих ресурсов для воплощения каких-то великих общественно значимых замыслов.
Почему я заговорил о сильной руке? Да потому, что Фауст – Faust в переводе «кулак». Великий немецкий поэт провел своего героя по основным страницам мировой истории, сделал его как бы участником давно минувших событий, чтобы он, человек ученый, накопил еще больше опыта и мудрости и пришел к убеждению, что строить надо не для себя, а для людей, что только при таком условии он может рассчитывать на память благодарных потомков.