Великая забытая война

Книги: читаем и обсуждаем!

Diletant.media собрал подборку лучших высказываний.

Война была бы пикником, если бы не вши и дизентерия.
Маргарет Митчелл

Нам говорят, что война — это убийство. Нет: это самоубийство.
Рамсей Макдоналд
Пролог XX века — пороховой завод. Эпилог — барак Красного Креста.
Василий Ключевский
Война — это по большей части каталог грубых ошибок.
Уинстон Черчилль
От солдата требуется прежде всего выносливость и терпение; храбрость — дело второе.
Наполеон I
Солдат — последнее звено в эволюции животного мира.
Джон Стейнбек

Война — это серия катастроф, ведущих к победе.
Жорж Клемансо
Любая война популярна в течение первых тридцати дней.
Артур Шлезингер
В войне не бывает второго приза для проигравших.
Омар Брэдли
Нельзя стать хорошим солдатом без некоторой доли глупости.
Флоренс Найтингейл

В войне не бывает выигравших — только проигравшие.
Артур Невилл Чемберлен
На войне все просто, но самое простое в высшей степени трудно.
Карл Клаузевиц
Генерал — это ефрейтор, которого много раз повышали в звании.
Габриэль Лауб
Либо человечество покончит с войной, либо война покончит с человечеством.
Джон Кеннеди
Если бы наши солдаты понимали, из-за чего мы воюем, нельзя было бы вести ни одной войны.
Фридрих Великий
Самый быстрый способ окончить войну — проиграть ее.
Джордж Оруэлл

Британский солдат устоит против кого угодно, только не против Британского министерства обороны.
Джордж Бернард Шоу
Первой жертвой войны становится правда.
Джонсон Хайрам
Война слишком важное дело, чтобы доверять ее военным.
Жорж Клемансо
Война — это травматическая эпидемия.
Николай Пирогов
Ничто так не поднимает боевой дух, как мертвый генерал.
Джон Мастерс
Всякая война между европейцами есть гражданская война.
Виктор Гюго

Самое ужасное, не считая проигранного сражения, это выигранное сражение.
Герцог Веллингтон
В конечном счете солдатский ранец не тяжелее, чем цепи военнопленного.
Дуайт Эйзенхауэр
Ветеранов Третьей мировой не будет.
Уолтер Мондейл
Война есть продолжение политики другими средствами.
Карл Клаузевиц
Офицер не может быть хорошим командующим, если он уже совсем не боится капрала.
Брюс Маршалл
Я не знаю ни одного народа, который обогатился бы вследствие победы.
Вольтер
Выиграть войну так же невозможно, как выиграть землетрясение.
Джаннетт Ранкин
Почти каждый генерал начинает с солдата и лишь потом берется за офицеров.
Богуслав Войнар
Расцвет военных наук возможен только в мирное время.
Дон-Аминадо

Всякий, кто пытается уклониться от выполнения боевого долга, не является подлинным сумасшедшим.
Джозеф Хеллер
Если бы исход войны можно было предвидеть, прекратились бы всякие войны.
Кароль Бунш
Войны начинают, когда хотят, но кончают — когда могут.
Никколо Макиавели
Дети и генералы любят пугать других.
Войцех Жукровский
Кадровый офицер — человек, которого мы кормим в мирное время, чтобы в военное время он нас послал на фронт.
Габриэль Лауб
Как управляется мир и разгораются войны? Дипломаты лгут журналистам и верят своей же лжи, читая ее в газетах.
Карл Краус

Если враг не угрожает, армия в опасности.
Аркадий Давидович
Генералы — поразительный случай задержки в развитии. Кто из нас в пять лет не мечтал быть генералом?
Питер Устинов
Эта война положит конец войнам. И следующая — тоже.
Дэвид Ллойд Джордж
Старики объявляют войну, а умирать идут молодые.
Герберт Гувер
Война — всего лишь трусливое бегство от проблем мирного времени.
Томас Манн
Война закончена лишь тогда, когда похоронен последний солдат.
Александр Суворов

Почему генералы такие тупые? Потому что их набирают среди полковников.
Жан Кокто

Высказывания и афоризмы о мире и войне

Пусть воюют другие.
Овидий
Если мы хотим пользоваться миром, приходится сражаться.
Цицерон
…Зло войны и благо мира до такой степени известны людям, что с тех пор, как мы знаем людей, самым лучшим пожеланием было приветствие «мир вам».
Толстой Л. Н.
От войны нельзя ждать никаких благ.
Вергилий
Во время войны законы молчат.
Лукан
Народ, не желающий кормить свою армию, вскоре будет вынужден кормить чужую.
Наполеон Бонапарт
…мир не кровью, А дружбой и любовью Должны мы уберечь.
Сакс Ганс
Затевающие войну сами попадают в свои сети.
Иоанн Дамаскин
Всякое восстание против чужеземных захватчиков — дело законное и есть первый долг каждого народа.
Стендаль
Отчего бы нам не жить в мире?
Вергилий
Достигнутый мир лучше и надежнее ожидаемой победы.
Ливий
Война неизбежно истощает государственную казну. Разве взятое у побежденных наполнило бы ее? Начиная с древних римлян, я не знаю ни одного народа, который обогатился бы вследствие победы.
Вольтер
Война — не настоящий подвиг, война — суррогат подвига. В основе подвига — богатство связей, которые он создает, задачи, которые он ставит, свершения, к которым побуждает. Простая игра в орла или решку не превратится в подвиг, даже если ставка в ней будет на жизнь или смерть. Война — это не подвиг. Война — болезнь. Вроде тифа.
Сент-Экзюпери А.
Быть созданным, чтобы творить, любить и побеждать, — значит быть созданным, чтобы жить в мире. Но война учит все проигрывать и становиться тем, чем мы не были.
Камю А.
Перековать мечи на серпы.
Вергилий
Хотя война ставит, быть может, целью спокойствие, но она несомненное зло.
Лаоцзы
Самое лучшее предназначение есть защищать свое отечество.
Державин Г. Р.
Мир — это зеркало, которое показывает каждому человеку его собственное отражение.
Теккерей У.
Бойцы вспоминают минувшие дни И битвы, где вместе рубились они.
Пушкин А. С.
Война — преступление, которое не искупается победой.
Франс А.
Война в одинаковой мере облагает данью и мужчин, и женщин, но только с одних взимает кровь, а с других — слезы.
Теккерей У.
К оружию следует прибегать в последнюю очередь, когда другие средства окажутся недостаточны.
Макиавелли Н.
Война превращает в диких зверей людей, рожденных, чтобы жить братьями.
Вольтер
Люди, которые… признают войну не только неизбежной, но и полезной и потому желательной, — эти люди страшны, ужасны своей нравственной извращенностью.
Толстой Л. Н.
Дисциплина — душа армии. Она превращает немногочисленное войско в могучую силу, приносит успех слабым и уважение всем.
Вашингтон Д.
Один плохой главнокомандующий лучше двух хороших.
Наполеон Бонапарт
Легче завоевывать, чем управлять. С помощью соответствующего рычага можно одним пальцем поколебать мир; но чтобы поддерживать его, необходимы плечи Геракла.
Руссо Ж.
Что может быть ужаснее всех этих вновь выдуманных средств истребления — пушек, ядер, бомб, ракет с бездымным порохом, торпед и других орудий смерти?
Толстой Л. Н.
Нет блага в войне, все мы просим у тебя мира.
Вергилий
Лишь немногие, чье подлое благополучие зависит от народного горя, делают войны.
Эразм Роттердамский
Мир жалок лишь для жалкого человека, мир пуст лишь для пустого человека.
Фейербах Л.
Нет никакого спасения в войне.
Вергилий
Когда нет врагов, то не бывает войны.
Лаоцзы
Мы живем в этом мире, если любим его.
Тагор Р.
Мир прекрасен, и вне его нет спасения.
Камю А.
Когда гремит оружие, законы молчат.
Цицерон
Разбойник с большой дороги, участвует ли он в шайке или грабит в одиночку, равно остается грабителем; и нация, затевающая неправедную войну, есть не что иное, как большая шайка грабителей.
Франклин Б.
Кто ведет войну ради человеколюбия, тот победит врагов.
Лаоцзы
Военных сил недостаточно для защиты страны, между тем как защищаемая народом страна непобедима.
Наполеон Бонапарт
Если война причина зол, то мир будет их исцелением.
Квинтилиан
Мир — добродетель цивилизации, война — ее преступление.
Гюго В.
Как ни ужасна война, все же она обнаруживает духовное величие человека, бросающего вызов своему сильнейшему наследственному врагу — смерти.
Гейне Г.
Нет большей беды, чем недооценивать противника.
Лаоцзы
Пусть оружие уступит место тоге, воинские лавры — гражданским заслугам.
Цицерон
Как только война становится реальностью, всякое мнение, не берущее ее в расчет, начинает звучать неверно.
Камю А.
Войны прокляты матерями.
Гораций
Войско баранов, возглавляемое львом, всегда одержит победу над войском львов, возглавляемых бараном.
Наполеон Бонапарт
Мир есть не отсутствие войны, но добродетель, проистекающая из твердости духа.
Спиноза Б.
Хочешь мира — готовь его, готовь, не щадя своих сил. Каждый день твоей жизни. Каждый час твоих дней.
Цвейг С.
Война — это путь обмана.
Сюньцзы
Самым непонятным в нашем мире является то, что он все-таки понятен.
Эйнштейн А.
Война требует быстроты.
Цицерон
Положить конец войнам.
Овидий
Я знаю, что война — сплошное зверство и что на войне люди, ни в чем не повинные друг перед другом, истребляют друг друга, будучи насильно поставлены в состояние самообороны.
Горький М.
Насилие — суть войны.
Маколей Т.
Предоставить мечу решать судьбу мира.
Лукан
Деньги — нерв войны.
Цицерон
В бою смены нет, есть только поддержка. Одолеешь врага, тогда и служба кончится.
Суворов А. В.
Пока нет войны, усмирять врагов нужно дарами; если же ополчились они на тебя, нельзя уклоняться. Терпенье и смиренье нужно иметь и для мира, и для войны.
Иоанн Дамаскин
Многие почему-то думают, что несправедливые завоевания менее позорят государства, чем кражи — отдельных лиц.
Гельвеций К.
Малую цену имеет оружие вне страны, если нет благоразумия дома.
Цицерон
Всякий воин должен понимать свой маневр.
Суворов А. В.
Мир — хорошо, однако при том дремать не надлежит, чтоб не связали рук, да и солдаты чтоб не сделались бабами.
Петр Первый
Всякую войну легко начать, но крайне трудно кончить.
Саллюстий
Решать юридически, а не оружием.
Цицерон
Мир держит все в своих объятиях.
Цицерон
Пути крови не суть пути Провидения.
Чаадаев П. Я.
…Не должно проходить дня без того, чтобы каждый из нас не повторял себе: «Ради всего святого, что есть в нас, не надо войны!»
Голсуорси Д.
Бог создал дальний мир наш навсегда таким: веселье — после бед, благое — за дурным.
Ас-Самарканди
Ведущий войну с другими не заключил мира с самим собой.
Хэзлитт У.
Когда б хоть половину тех усилий,
Что отданы ведениям войны,
Мы делу просвещенья посвятили, —
Нам арсеналы были б не нужны.
И «воин» стало б ненавистным словом,
И тот народ, что вновь, презрев закон,
Разжег войну и пролил кровь другого,
Вновь, словно Каин, был бы заклеймен.
Лонгфелло Г.
Мир должен быть добыт победой, а не соглашением.
Цицерон
Война — варварство, когда нападают на мирного соседа, но это освященный долг, когда защищают родину.
Мопассан Г.
Кто напуган — наполовину побит.
Суворов А. В.
Лучше вареное яйцо в мирную пору, чем жареный бык в войну.
Фейхтвангер Л.
Мир и согласие для побежденных полезны, для победителей только похвальны.
Цицерон
…Последствиями войны всегда будут всеобщее бедствие и всеобщее развращение…
Толстой Л. Н.
Мужество солдата хорошо только в соединении с лучшими мирными добродетелями, дисциплина хороша только в соединении с высшим чувством свободы. Когда они существуют отдельно — а это так часто бывает благодаря тому, что в мирное время солдат вооружен, — первое вырождается в рабство, вторая — в дикость и разнузданность.
Гумбольдт В.
Если желаешь, чтобы мир изменился, — сам стань этим изменением.
Ганди М.
Войну, где восстает на брата брат, Всевышний проклянет стократ.
Тагор Р.
Негоден тот солдат, что отвечает: «Не могу знать».
Суворов А. В.
Не надо войны, не надо… Давайте-ка лучше работать, мыслить, искать. Единственная настоящая слава — это слава труда. Война — удел варваров.
Мопассан Г.
Мир, счастье, братство людей — вот что нужно нам на этом свете!
Марк Твен
Мировой организм есть неразрывное целое.
Цицерон
Война есть убийство. И сколько бы людей ни собралось вместе, чтобы совершить убийство, и как бы они себя ни называли, убийство все равно самый худший грех в мире.
Толстой Л. Н.
Мир — это сфера, центр которой повсюду, а окружности нет нигде.
Паскаль Блез
Солдату надлежит быть здорову храбру тверду решиму, правдиву благо-честиву.
Суворов А. В.
Мир по своей природе не только художественное произведение, но и художник.
Цицерон
Неужели тесно жить людям на этом прекрасном свете, под этим неизмеримым звездным небом? Неужели может среди этой обаятельной природы удержаться в душе человека чувство злобы, мщения или страсти истребления себе подобных?
Толстой Л. Н.
Странно представить, чтобы война, самое дикое, что только есть, была страстью наиболее героических душ. Героизм и человеколюбие — почти одно и то же. Но стоит чувству этому немного сбиться с пути, и любящий человечество герой превращается в свирепого безумца: освободитель и хранитель делается притеснителем и разрушителем.
Шефтсбери Э
Обывателя не обижай, он нас поит и кормит; солдат не разбойник.
Суворов А. В.
Почему бы не судить правительства за каждое объявление войны? Если бы народы поняли это… если бы они не позволили убивать себя без всяких причин, если бы они воспользовались оружием, чтобы обратить его против тех, кто им дал его для избиения, — в этот день война умерла бы.
Мопассан Г.
Самый несправедливый мир я предпочел бы самой справедливой войне.
Цицерон
Мир — высшее благо, какого люди желают в этой жизни.
Сервантес
(по материалам : http://www.wisdoms.ru/17_6.html

«Меня могут убить – это дело случая». Первая мировая война глазами великих писателей

  • Чтобы сохранить этот материал в
    избранное, войдите или зарегистрируйтесь Материал добавлен в «Избранное» Вы сможете прочитать его позднее с любого устройства. Раздел «Избранное» доступен в вашем личном кабинете Материал добавлен в «Избранное» Удалить материал из «Избранного»? Удалить Материал удален из «Избранного»
  • Чтобы сохранить этот материал в
    избранное, войдите или зарегистрируйтесь Материал добавлен в «Избранное» Вы сможете прочитать его позднее с любого устройства. Раздел «Избранное» доступен в вашем личном кабинете Материал добавлен в «Избранное» Удалить материал из «Избранного»? Удалить Материал удален из «Избранного»

Фотохроника ТАСС

11 ноября 1918 г. завершилась длившаяся более четырех лет Первая мировая война: было подписано перемирие между Германией и союзниками. К 100-летию со дня окончания войны — цитаты писателей, принимавших в ней участие.

Уинстон Черчилль, майор Собственного ее величества полка Оксфордширских гусар (ноябрь – декабрь 1915 г.), подполковник, командир 6-го Королевского батальона шотландских стрелков (январь – май 1916 г.). В 1953 г. стал лауреатом Нобелевской премии по литературе «за высокое искусство исторического и биографического описания, а также за блестящее ораторство в защиту возвышенных человеческих ценностей».

AP

Из книги Барри Сингера «Стиль Черчилля»

«Я добрался до окопов без всяких происшествий и потом узнал, что через четверть часа после моего ухода в блиндаж, где я жил, попал артиллерийский снаряд, который взорвался в нескольких футах от того места, где я сидел; он разрушил укрепление и убил тех, кто находился внутри и сидел за столом. Мой денщик спасся, вероятно, благодаря тому, что я взял его с собой, чтобы он нес мое пальто. Исходя из этого, подумайте теперь, стоит ли беспокоиться о всякой ерунде. Это просто случайность, а наше непредсказуемое поведение приводит к наилучшим результатам тогда, когда мы ничего не просчитываем».

Эрих Мария Ремарк. Был призван в армию в ноябре 1916 г., а в июне 1917 г. направлен на Западный фронт. Через полтора месяца был ранен осколками гранаты, остаток войны провел в военных госпиталях Германии.

Library-of-Congress-Search

«Три товарища»

«Я иду за санитаром, и все во мне кипит от злости. Он смотрит на меня и говорит: «Операция за операцией, с пяти часов утра, просто с ума сойти, вот что я тебе скажу. Только за сегодня опять шестнадцать смертных случаев, твой будет семнадцатый. Сегодня наверняка дойдет до двадцати…»

«Зато из земли, из воздуха в нас вливаются силы, нужные для того, чтобы защищаться, — особенно из земли. Ни для кого на свете земля не означает так много, как для солдата. В те минуты, когда он приникает к ней, долго и крепко сжимая ее в своих объятиях, когда под огнем страх смерти заставляет его глубоко зарываться в нее лицом и всем своим телом, она его единственный друг, его брат, его мать. Ей, безмолвной надежной заступнице, стоном и криком поверяет он свой страх и свою боль, и она принимает их и снова отпускает его на десять секунд — десять секунд перебежки, еще десять секунд жизни, — и опять подхватывает его, чтобы укрыть, порой навсегда».

«Когда мы выезжаем, мы просто солдаты, порой угрюмые, порой веселые, но как только мы добираемся до полосы, где начинается фронт, мы становимся полулюдьми-полуживотными».

«Открываю глаза. Мои пальцы вцепились в какой-то рукав, в чью-то руку. Раненый? Я кричу ему. Ответа нет. Это мертвый. Моя рука тянется дальше, натыкается на щепки, и тогда я вспоминаю, что мы на кладбище. Но огонь сильнее, чем всё другое. Он выключает сознание, я забиваюсь еще глубже под гроб — он защитит меня, даже если в нем лежит сама смерть».

«Дышу осторожно, прижав губы к клапану. Сейчас облако газа расползается по земле, проникая во все углубления. Как огромная мягкая медуза, заползает оно в нашу воронку, лениво заполняя ее своим студенистым телом. Я толкаю Ката: нам лучше выбраться наверх, чем лежать здесь, где больше всего скапливается газ. Но мы не успеваем сделать это: на нас снова обрушивается огненный шквал. На этот раз грохочут, кажется, уже не снаряды — это бушует сама земля».

«Фронт — это клетка, и тому, кто в нее попал, приходится, напрягая нервы, ждать, что с ним будет дальше. Мы сидим за решеткой, прутья которой — траектории снарядов; мы живем в напряженном ожидании неведомого. Мы отданы во власть случая. Когда на меня летит снаряд, я могу пригнуться — и это все; я не могу знать, куда он ударит, и никак не могу воздействовать на него. Именно эта зависимость от случая и делает нас такими равнодушными. Несколько месяцев тому назад я сидел в блиндаже и играл в скат; через некоторое время я встал и пошел навестить своих знакомых в другом блиндаже. Когда я вернулся, от первого блиндажа почти ничего не осталось: тяжелый снаряд разбил его всмятку. Я опять пошел во второй и подоспел как раз вовремя, чтобы помочь его откапывать, — за это время его успело засыпать. Меня могут убить — это дело случая. Но то, что я остаюсь в живых, это опять-таки дело случая. Я могу погибнуть в надежно укрепленном блиндаже, раздавленный его стенами, и могу остаться невредимым, пролежав десять часов в чистом поле под шквальным огнем. Каждый солдат остается в живых лишь благодаря тысяче разных случаев. И каждый солдат верит в случай и полагается на него».

Анри Барбюс. В 1914 г. ушел рядовым-добровольцем во французскую армию. Был ранен и комиссован в 1915 г.

Фотохроника ТАСС

«Огонь»

«Сколько хлопот было стащить с него эти чеботы; и повозился же я! Добрых полчаса пришлось тянуть, поворачивать, дергать, накажи меня бог: ведь парень мне не помогал, лапы у него не сгибались. Ну, я столько тянул, что в конце концов ноги от мертвого тела отклеились в коленях, штаны порвались и — трах! — в каждой руке у меня по сапогу, полному каши. Пришлось опорожнить их, выбросить из них ноги.

— Ну, брат, врешь!

— Спроси у самокатчика Этерпа! Он мне помогал: мы запускали руки в сапог и вытаскивали оттуда кости, куски мяса и носков. Зато какие сапоги!

Гляди! Стоило потрудиться!

…И вот, пока не вернется Карон, Потерло вместо него носит сапоги, которые не успел износить баварский пулеметчик».

«Меня отправят подлечиться, — говорит Вольпат, — и пока мои уши будут прирастать, жена и малыши будут глядеть на меня, а я — на них. И пока уши будут расти, как салат, — война подойдет к концу… Ну, русские поднажмут… Мало ли что может быть…

Он убаюкивает себя этим мурлыканьем, тешит счастливыми предсказаниями, думает вслух, уже как бы отделившись от нас и празднуя свое особое счастье.

— Разбойник! — кричит Фуйяд. — Ну и повезло ж тебе, чертов разбойник.

Да и как ему не завидовать? Он уедет на целый месяц, а то и на два, а то и на три месяца, и на это время, вместо того чтобы бедствовать и подвергаться опасности, превратится в рантье!

— Сначала, — говорит Фарфаде, — мне было чудно, когда кто-нибудь хотел получить «выгодную рану». А теперь, что бы там ни говорили, теперь я понимаю, что только на это и может надеяться бедный солдат, если он еще не рехнулся».

Матэ Залка. С началом Первой мировой войны был призван в австро-венгерскую армию, в чине младшего офицера воевал в Италии и на Восточном фронте.

wikipedia

«Добердо»

«Тишина. Ждем, что будет. Вдруг на бруствере итальянцев показывается высокая офицерская фуражка и решительно появляется сам офицер. На голенищах его черных лакированных сапог играют отблески лучей заходящего солнца, на фуражке сверкает золотой позумент, на плечах пелерина, в руках обнаженная сабля. Офицер спрыгивает с бруствера и расчищает себе дорогу среди разбитых артиллерийским огнем проволочных заграждений, неподдающуюся проволоку рубит шашкой, стальной звон которой долетает до нас в мертвой тишине. Мои солдаты смотрят на меня. Я отдаю приказ — выждать. Капитан уже пробрался сквозь проволочные заграждения итальянцев и смотрит в нашу сторону. Лицо у него мертвенно-серое. Вдруг, как разъяренный петух, он подымается на носки, поворачивается в картинной позе к своим окопам и кричит: «Аванти, берсальери!» Тишина. Потом сразу из сотни глоток вырывается крик: «Аванти!» — и бруствер врага покрывается людьми. Залп, пулеметы косят, берсальеры бессильно падают в свои окопы. Капитан опускается на колени, роняет шашку и тихо валится на бок. Тишина, в которой ясно слышатся протяжные стоны капитана. В итальянских окопах возня: уносят раненых. Я приказываю выбросить флаг Красного Креста, итальянцы выходят за своим офицером. Это была последняя атака. На следующий день по обе стороны шла «генеральная уборка». Моя рота убыла наполовину. Когда нас сменили, в бараках болталось всего несколько человек. Вот как мы тут воюем, дорогой Тиби».

Эрнест Хемингуэй. После вступления США в Первую мировую войну хотел пойти добровольцем, но его не взяли. В начале 1918 г. он отозвался на кадровый поиск Красного Креста и вызвался быть водителем скорой помощи на итальянском фронте.

wikipedia

Прощай, оружие!

«– Послушайте, лейтенант. Вы непременно должны меня доставить в полк?

– Да.

– Штука-то в том, что старший врач знает про мою грыжу. Я выбросил к черту бандаж, чтобы мне стало хуже и не пришлось опять идти на передовую.

– Понимаю.

– Может, вы отвезете меня куда-нибудь в другое место?

– Будь мы ближе к фронту, я мог бы сдать вас на первый медицинский пункт. Но здесь, в тылу, нельзя без документов.

– Если я вернусь, мне сделают операцию, а потом все время будут держать на передовой.

Я подумал.

– Хотели бы вы все время торчать на передовой? – спросил он.

– Нет.

– О, черт! – сказал он. – Что за мерзость эта война.

– Слушайте, – сказал я. – Выйдите из машины, упадите и набейте себе шишку на голове, а я на обратном пути захвачу вас и отвезу в госпиталь».

«Когда поднимали с койки, чтобы нести в перевязочную, можно было посмотреть в окно и увидеть новые могилы в саду. Там, у двери, выходящей в сад, сидел солдат, который мастерил кресты и писал на них имена, чины и названия полка тех, кто был похоронен в саду. Он также выполнял поручения раненых и в свободное время сделал мне зажигалку из пустого патрона от австрийской винтовки. Врачи были очень милые и казались очень опытными. Им непременно хотелось отправить меня в Милан. Нас торопились всех выписать и отправить в тыл, чтобы освободить все койки к началу наступления».

«– Они бросают винтовки, – сказал Пиани. – Снимают их и кидают на ходу. А потом кричат.

– Напрасно они бросают винтовки.

– Они думают, если они побросают винтовки, их не заставят больше воевать».

Алексей Толстой. В Первую мировую войну — военный корреспондент. Совершил поездку во Францию и Англию.

Георгий Петрусов / РИА Новости

«Хождение по мукам»

«Знаменитая атака кавалергардов, когда три эскадрона, в пешем строю, прошли без одного выстрела проволочные заграждения, имея во главе командира полка князя Долгорукова, шагающего под пулеметным огнем с сигарой во рту и, по обычаю, ругающегося по-французски, была сведена к тому, что кавалергарды, потеряв половину состава убитыми и ранеными, взяли две тяжелых пушки, которые оказались заклепанными и охранялись одним пулеметом. Есаул казачьей сотни говорил по этому поводу: «Поручили бы мне, я бы с десятью казаками взял это дерьмо». С первых же месяцев выяснилось, что доблесть прежнего солдата – огромного, усатого и геройского вида человека, умеющего скакать, рубить и не кланяться пулям, – бесполезна. На главное место на войне были выдвинуты техника и организация тыла. От солдат требовалось упрямо и послушно умирать в тех местах, где указано на карте. Понадобился солдат, умеющий прятаться, зарываться в землю, сливаться с цветом пыли. Сентиментальные постановления Гаагской конференции – как нравственно и как безнравственно убивать, – были просто разорваны. И вместе с этим клочком бумаги разлетелись последние пережитки никому уже более не нужных моральных законов».

«Так в несколько месяцев война завершила работу целого века. До этого времени еще очень многим казалось, что человеческая жизнь руководится высшими законами добра. И что в конце концов добро должно победить зло, и человечество станет совершенным. Увы, это были пережитки средневековья, они расслабляли волю и тормозили ход цивилизации. Теперь даже закоренелым идеалистам стало ясно, что добро и зло суть понятия чисто философские и человеческий гений – на службе у дурного хозяина… Это было время, когда даже малым детям внушали, что убийство, разрушение, уничтожение целых наций – доблестные и святые поступки. Об этом твердили, вопили, взывали ежедневно миллионы газетных листков».

Алексей Будберг. В начале 1915 г. состоял генералом для поручений при командующем армией, с октября 1915 г. – командующий пехотной дивизией, с 1917 г. – командир армейского корпуса.

wikipedia

«Дневник белогвардейца»

«На Рижском фронте немцы не только прекратили наступление, но даже отошли назад на подготовленные позиции, предоставив нам залезть в болота и в совершенно опустошенный район, где развал пойдет несомненно более быстрым темпом; мы бы и полезли туда, если бы не современное состояние фронта, делающее невозможным отдать какое-либо распоряжение, связанное с движением вперед в сторону противника. Все пережитое ничему не научило наши командные верхи; а ведь невозможно даже подсчитать те моральные и материальные потери, которые мы понесли за полтора года сидения на идиотских позициях только Придвинского участка, а таких участков по всему фронту были многие десятки (Нарочь, Стоход и т. п.)».

«Рожденная в невоюющих штабах хлесткая фраза «ни шагу назад с земли, политой русской кровью», пролила целые моря этой крови и пролила совершенно даром. Если бы не лезли за немцами, как слепые щенята за сукой, и, вместо того чтобы барахтаться, гнить и гибнуть в болотах западных берегов той линии озер, которая тянется от Двинска к Нарочи, остались бы на высотах восточных берегов, то могли бы занимать фронт половиной сил, сохранили бы войска физически и не вымотали бы их так нравственно. Немцы же засели на хороших и сухих позициях, отлично их укрепили, держали на них одну дивизию против наших 3–4; мы сидели внизу, не видали ни кусочка немецкого тыла; наш тыл был у немцев как на ладони; доставка каждого бревна, подача каждой походной кухни были возможны только ночью, люди лежали в болотах, пили болотную воду. Положение наше было таково, что если бы немцы захотели или получили возможность нас долбануть, то никто из боевой части не ушел бы с своих участков и мы были бы бессильны им помочь, так как все сообщения были по гатям, отлично видным немцам и сходившимся к двум узким озерным перешейкам, прицельно обстреливаемым немецкой артиллерией».

«Вся войсковая жизнь стала: солдаты едят, курят и до полного одурения режутся в шестьдесят шесть и в разные азартные игры, проигрывая и деньги, и одежду, и даже продовольствие (преимущественно сахар и хлеб); многие даже не ходят обедать к походным кухням. Говорят, что в одном из предместий Двинска есть школа для подготовки шулеров, где опытные преподаватели за 25 рублей обучают основным приемам своего искусства, а по особой таксе открывают и более прибыльные тайны. Окопы разваливаются, ходы сообщений заплыли; всюду отбросы и экскременты; комитеты разрываются в попытках внести хоть какой-нибудь санитарный порядок, но без всякого результата, так как солдаты наотрез отказываются работать по приборке окопов; блиндажи обратились в какие-то свинушники; страшно подумать, к чему все это приведет, когда наступит весна и все это начнет гнить и разлагаться. Нет возможности даже предохранить людей помощью прививок, так как от последних все отказываются».

Первая мировая война – ключ к истории ХХ века


Доклад на научно-практической конференции «Война, смертельно опасная для России…», проведенной 27-28 октября 2008 года Фондом исторической перспективы совместно с Библиотекой-фондом «Русское зарубежье».
«Согласно поверхностной моде нашего времени, — писал Черчилль, — царский строй принято трактовать как слепую прогнившую тиранию. Но разбор 30 месяцев войны с Германией и Австрией должен был исправить эти легковесные представления. Силу Российской Империи мы можем измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила… Держа победу уже в руках, она пала на землю заживо, пожираемая червями».

Даже судя по этому высказыванию, трудно не заметить, насколько не хватает нашей историографии глубокого осмысления Первой мировой войны. Российская советская и постсоветская историография, к сожалению, не обращала внимания на очень многие аспекты, приведшие к войне. И не столько в силу научной небрежности, — есть примеры превосходных работ ученых над документами, — сколько в силу некой мировоззренческой скованности. Естественно, парадигма осмысления исторических процессов в основном направлена была в то время на то, чтобы выделить те из них, которые, так или иначе, продвигали мир к изменению бывшего общественно-политического строя. Такие понятия, как «национальные интересы» в отношении к народу как к нации, — когда богатый и бедный, старый и молодой, мужчина и женщина, — все чувствуют себя единым целым, единым преемственно живущим организмом с общими целями, историческими переживаниями, в советской историографии не поощрялись. А потому, с учетом огромной исследовательской работы, которую, несмотря ни на что, проделала российская наука в советское время, сегодня необходимо по-новому, через другую призму, взглянуть на этот период истории.
Прежде всего, надо подчеркнуть, что Русская армия периода Первой мировой, или Второй отечественной войны, как её называли в то время, была подлинно народной. Причем народной она была гораздо больше, чем любые армии сегодняшних демократических стран, где элиты чураются служения в них, а костяк составляют те, кто попросту не может реализовать себя в других сферах. В Русской армии того времени офицерство только наполовину состояло из дворянства. Офицерами были и люди других сословий. Их производили в высшие воинские звания из рядовых за такие награды, как четыреГеоргиевских креста, какими удостоен был мой дед.

Вопрос о неизбежности Первой мировой войны, конечно, риторический. Слишком много могущественных сил в ней было заинтересованно: от мечтавших о переделе мира правительств, революционеров, всевозможных интернационалов, врагов христианской церкви до самого Ватикана, который интриговал вместе с Англией против собственной же духовной дочери – австро-венгерской монархии.

Украденная победа или новый взгляд на первую мировую. Цикл «Царская Россия»
Документальный фильм из цикла Царская Россия. Два с половиной миллиона солдат и офицеров России отдали свою жизнь за Россию в войне 1914 года. Но до сих пор наша страна так и не поставила им ни одного памятника. После революции 1917 года подвиги и жертвы миллионов русских людей были преданы забвению, все воинские захоронения тех времен были уничтожены, а события первой мировой войны до недавнего времени представлялись в Отечественной истории лишь как пролог великой Октябрьской социалистической революции…
Но главные стратегические устремления к началу ХХ века сошлись на европейских морских рубежах России, в Восточной и Юго-Восточной Европе. Интересы сформировавшегося треугольника – Британии, России и Германии – столкнулись на Балканах, в Причерноморье, в регионе проливов, а также на Балтике.
Разве это не напоминает нам сегодняшние реалии? Разве ныне мы не видим отражение тех самых противоречий – оттеснение России от Балтики, от Черного моря, от региона проливов, которые теперь ещё стали военно-морскими подступами к главному региону мировых ресурсов, к путям транспортировки углеводородов.
Для России в тот момент совершенно невозможно было оставаться в стороне, ибо рушилась вся её трехсотлетняя история. Последующие события ХХ века побуждают оценить мудрость небезызвестной записки Петра Николаевича Дурново (он будет впоследствии охарактеризован советской историографией как архиреакционер) на имя Государя накануне войны, буквально в её преддверии. Из этой записки видно, что Дурново предвидел и революцию, и буквально всё, что переживёт Россия. А главное — вот эти слова Дурново: «Любые жертвы и основное бремя войны, которое падет на нас, и уготованная России роль тарана, пробивающего брешь в толще немецкой обороны, будут напрасными. Ибо мы воюем на стороне нашего геополитического противника – Великобритании, которая не допустит никаких серьёзных обретений».

О том, что Россия после Сараевского убийства всеми силами стремилась удержаться от войны, говорят малоизвестные телеграммы Николая II к его дорогому «кузену Вилли» — германскому кайзеру Вильгельму II. Например, такая: «Позорная война была объявлена слабой стране… Предвижу, что очень скоро, уступая производимому на меня давлению, я буду вынужден принять крайние меры… Стремясь предотвратить такое бедствие, как европейская война, я умоляю тебя, во имя нашей старой дружбы, сделать всё возможное в целях недопущения твоих союзников зайти слишком далеко».
Ещё за несколько лет до этого, вскоре после боснийского кризиса, начальник австро-венгерского генерального штаба Ф. Конрад фон Хётцендорф отметил, что вторжение в Сербию Австрии, без сомнения, вызовет выступление на стороне первой России. И тогда для Германии наступит casus foederis – повод для исполнения союзнических обязательств.
А за 15 лет до Первой мировой войны известный политический деятель кайзеровской Германии Б.фон Бюлов, ставший в 1906 году канцлером, в своих записках писал: «В будущей войне мы должны оттеснить Россию от Понта Евксинского и Балтийского моря. От двух морей, которые дали ей положение великой державы. Мы должны на 30 лет, как минимум, уничтожить её экономические позиции, разбомбить её побережья». Такие документы делают бессмысленными витийства о том, что война, как писали большевики в своих листовках, была ненужной, напрасной и непонятной.
Каждая из внутриполитических сил, презирая общие интересы и судьбу собственного Отечества, стремилась извлечь из войны лишь политические выгоды. Поэтому Первая мировая война даже самим раскладом этих внутриполитических сил – хороший урок и для сегодняшних политиков.
Обострение противоречий между государствами было доведено до апогея чудовищной кампанией друг против друга в прессе, в том числе и в российской. Царский министр Сазонов осуждал «немцеедство» русской печати, но оно было несравнимо с той русофобской истерией, которая началась в прусских газетах. Это мы не должны забывать.
Германский исторический импульс, обращенный на передел мира, обычно связывают с именем «железного канцлера» Отто фон Бисмарка, который оставил что-то вроде политического завещания, написав: «На Востоке у нас врагов нет». Но как раз Отто фон Бисмарк прекрасно понимал: завоевать Россию нельзя! Война с Россией абсолютно невозможна: она будет длительной, затяжной, а в итоге будет проиграна.
После Бисмарка – создателя сильной Германии — всё дальнейшее развитие политической ситуации в стране шло под ореолом его имени. Но импульс, который сформировался в отношении Востока и славян, конечно, заставляет задуматься над тем, как необузданность амбиций приводит, в конечном счете, лишь к потерям. Пример тому — судьба Германии и Австрии после Первой и Второй мировых войн. И об этом тоже всегда надо помнить.
Что касается англо-германских противоречий, то нельзя не заметить, как они затушевываются западной историографией. На самом деле англо-германское соперничество с начала ХХ века в значительной мере окрашивало международные отношения, включая период после Второй мировой войны. Однако это обстоятельство ускользало из поля зрения советской историографии, которая рассматривала весь несоциалистический, капиталистический мир как нечто единое целое.
К началу ХХ века Россия уже одним своим существованием в обретенных границах представляла безусловную новую силу — силу, которая рассматривалась Британией как непосредственная угроза её интересам. Сколько британские газеты писали о том, что «казацкая конница вот-вот пересечет Памир (надо полагать, перейдя через Гиндукуш), и вторгнется во владения Британии в Индии»!
О противоречиях между Англией и Россией, которые по всем оценкам в конце ХIХ века должны были бы привести к какому-то англо-русскому столкновению, наперебой говорили тогда и публицистика, и серьезная аналитика.
Однако стали складываться совершенно иные конфигурации. И начало таким изменениям, по мнению документалистов, положило письмо русского посла в Париже барона А.П.Моренгейма от 1886 года. Он, к удивлению Российского центрального ведомства, докладывал, что в случае возможного столкновения Франции и Германии, Англия поддержит Францию. И это после трёх веков сдерживания Британией своего главного соперника на континенте – Франции!
Ничего нет парадоксального в том, что и Бисмарк отчасти обязан первыми успехами своей политики благожелательному отношению Британии. Но его расчеты на долговечность этого благожелательства были близорукими. Политика Англии изменилась, как только Германия стала формироваться как ведущая центральноевропейская, а затем и мировая высокоиндустриальная и военная держава.

Но для того, чтобы сдержать Германию или предотвратить её возвышение, недостаточно было английской морской силы. Как говорил министр иностранных дел Британии сэр Эдуард Грэй, для континентальных стран, таких как Россия и Германия, поражения на море не являются катастрофическими. А для того, чтобы поражение было серьезным, нужна континентальная война между континентальными противниками.
Таким образом, налицо заинтересованность Британии в столкновении России с Центральными державами, что, конечно, не снимает ответственности и с других участников конфликта.
Это – чрезвычайно интересная тема, и она мало исследована. То же, например, можно сказать и о такой составляющей мирового катаклизма, как религиозно-философское противостояние – задача уничтожения последних христианских монархий в Европе, полная смена государственной концепции на рационалистические секулярные государства. Ибо такая «безделица», как религиозно-философские основы истории, не присутствовала в научном мышлении даже самых маститых историков.

Конечно, историки обязаны не впадать в маргинализм и быть осторожными в своих оценках, избегая вульгарно-публицистических клише о «масонском заговоре» и т.п. Тем не менее, нельзя игнорировать тот факт, что огромное количество движений, организаций идеологического, как бы сегодня сказали, – мировоззренческого толка сочувствовали не собственным правительствам, а некой идее приведения мира к идеальному образцу, рожденному рационалистическим сознанием философии прогресса, которая изнутри разлагала национальные сообщества.
Так, например, во франко-прусской войне все французские либералы поддерживали Пруссию только потому, что протестантская Пруссия для них была символом прогресса по сравнению с отсталой католической Францией. Документы об этом свидетельствуют.
Неслучайно один из патриархов британской балканистики начала XX века Р.У. Сетон-Уотсон (известный целым рядом серьезных работ по Восточному вопросу — одной из животрепещущих тем, связанных с переделом мира в конце XIX века) писал, что Первая мировая война была одновременно и переделом мира, и революциями 1789 и 1848 годов! Он не упоминает тему революции 1917-го, ибо имеет в виду сотрясение мира идеями свержения монархии и установления секулярных республик.
На картах «будущего», которые публиковались стратегами ещё за 24 года до Первой мировой войны, Европа очень напоминает сегодняшнюю. Вместо христианских монархий — секулярные республики, Богемия отделена от Австрии, Германия расчленена… На карикатуре того времени все христианские монархи изображены гонимыми в полицейский участок под якобинским красным колпаком.
Сохранилась и другая карта, где вместо России указано: «пустыня». Очевидно, что это не был проект пустыни в смысле уничтожения населения, это была мечта лишить Россию роли системообразующего элемента и превратить ее территорию в материал для исторических проектов других.
Можно сказать, что Первая мировая война, с треугольником англо-германо-российских противоречий, с распадом России и драмой революции, привела к тому, что ХХ век стал, безусловно, веком англосаксов. Всё, что не удалось немецкому потенциалу за две мировые войны, превосходно осуществили англосаксы, создав буфер между славянами и тевтонами из мелких несамостоятельных государств от Балтики до Средиземного моря, тем самым опять разделив Европу.
Надо сказать, что прожекты послевоенного мира, разрабатывавшиеся на Версальской конференции, тоже нуждаются в новом осмыслении с изучением архивов и документальных публикаций. К этому побуждает даже прикосновение к материалам и стенограммам «Совета десяти» Парижской конференции, который, собственно, и разрабатывал Версальский мир. Огромную роль в этом проекте будущего мира играла группа «The Inquiery» во главе с полковником Хаузом, этим неофициальным главой американской внешней политики, alter ego президента Томаса Вудро Вильсона.
Но изумляет даже не это, а то, что каждый день начинался с зачитывания телефонограмм от М. Литвинова, представителя большевиков, который, спокойно устроившись в Стокгольме, был неофициальным послом большевистского правительства и находился в постоянном контакте с англосаксонскими вершителями Версальского мира. Литвинов в одной из телефонограмм предлагал даже аннексию некоторых русских территорий в обмен на то, что Антанта выведет свои войска из Архангельска и с северных территорий, сдав Белую армию на милость Красной.
Тогда же, на Версальской конференции, очевидно, закладывались те конфигурации, которые были выгодны Британии. Она не могла смириться с обретениями Петра Великого на Балтике. Уже в Версале было сделано всё, чтобы закрепить утрату Прибалтики революционной Россией.
Документы и записи переговоров рождают ощущение, что большевики именно тогда «сдали» Прибалтику. И потому-то США не признавали восстановления прибалтийских республик в составе СССР до конца. Хотя до 1917 года никто не оспаривал принадлежность этих территорий исторической России. Очевидно, Запад полагал: можно «стоять» на том, что было некогда обещано самопровозглашенными властями страны, заметим, тогда даже не признанными Западом и не контролировавшими всей территории.

С. Сазонов в своих воспоминаниях о Первой мировой войне, изданных в 1925 году, предсказал: «Во что обошлись русскому народу навязанные ему интернационалом отказ от долга чести и отречение от заветов истории, станет ясно лишь будущим поколениям». И, спустя десятилетия, в1991 году мы пережили парад суверенитетов, отсчитывавших свою независимость именно от 1918 года…
Именно нашим современникам история показывает, что на самом деле означал для России позорный Брестский мир. Тогда одним росчерком пера Россия потеряла всё, за что она проливала кровь в Первой мировой войне и за что потом в Великой Отечественной войне проливали кровь советские солдаты.
«Смертельно опасной для России» назвал назревавшую мировую войну Дурново. Он прекрасно представлял себе, что война в тех экономических условиях, в которых оказалась Россия, обязательно приведет к революции, а революция перекинется на соперника России – Германию. Так и произошло. Победа Германии уничтожит экономику Германии, писал Дурново в своей записке Государю, а победа России — экономику России. Никто не в состоянии будет репарациями компенсировать ущерб. Но главное в том, что мирный договор в случае победы будет продиктован интересами Англии, которая не допустит никаких важных территориальных обретений России, кроме, возможно, Галиции. И тут же П.Дурново предупреждал: «Только безумец может присоединить Галицию. Кто присоединит Галицию, потеряет империю и сама Россия станет малой Россией». Его дальновидность потрясает, ибо именно это и произошло уже в наше время, в конце 1990-х годов.

Сталин присоединил Галицию, забыв, что уже с 1349 года она не делила судьбу с православной Украиной и являет собой совершенно иной культурно-исторический тип, в котором самоидентификация украинца есть «антимосковитство». Последствия этого необдуманного шага мы наблюдаем ныне. Сегодняшняя позиция Польши, вечно неугомонной там, где дело касается вреда России, вполне понятна тем, кто хорошо знает труды польских пангерманистов, издававшихся в Кракове, в Австро-Венгрии накануне и в период Первой мировой войны.
Правда, основатель Института красной профессуры и вульгарно-классового социологизма в исторической науке М. Покровский утверждает, что «германский хищник был всё равно мельче и ниже полетом своих соперников, а война непосредственно спровоцирована русской партией и сербской военщиной, которые ещё за месяцы до её начала готовились к разделу Австро-Венгрии» и, как намекает Покровский, стояли за убийством Франца Фердинанда. Он ни словом не упоминает германский проект Мitteleuropa, основанный на доктрине и трудах пангерманистов, таких как Фридрих Науманн, открыто проповедовавших в Рейхстаге, активно печатавшихся в Берлине и Вене.
Речь шла о создании германского супергосударства с разной степенью государственного единства между включенными в него чужими территориями, вплоть до проливов и Багдада. Сазонов называл этот проект «Берлинским халифатом», в котором кайзер становился «привратником проливов» вместо турецкого султана.
Прогермански настроенные поляки вторили этой доктрине. Профессор краковского Ягеллонского университета фон Стражевский, считал исторической аксиомой, что «Россия, отодвинутая на Тихом океане, ухватилась за хищнические переднеазиатские и панславистские планы, которым мешала Польша». По его словам, «с ее тысячелетней принадлежностью к западноевропейской христианской культуре во всех областях общественной жизни», Польша стоит неизмеримо выше, чем Россия, которая со своим византийско-азиатским характером является «наиглавнейшим врагом всей европейской культуры».
Нелишне вспомнить, как уже в наши дни в своем интервью в сентябре 2005 года известный современный польский историк Павел Вечеркович высказал сожаление, что Польша не договорилась с Гитлером. Тогда бы она принимала участие в параде победоносных польско-германских войск на Красной площади. Терминология и мышление не изменилось со времен Первой мировой воны: Россия — «северный медведь», прямая наследница завоевательных устремлений Тамерлана и Чингисхана.
Однако надо помнить, что «мнение Польши о России, — как писал Энгельс Вере Засулич в ХIХ веке, — это мнение Запада».
Историография, её тон и акценты в ХХ веке удивительным образом меняются в зависимости от идеологической и мировоззренческой парадигмы. В период холодной войны даже в исторических трудах начинают обвинять Россию в том, что она, якобы, была главной виновницей развязывания Первой мировой войны. Документы, тем не менее, говорят об ином. Даже на Версальской конференции, когда на отсутствующую Россию можно было, казалось, возложить всю вину, комиссия по установлению ответственности за начало войны категорически постановила: Первая мировая война была развязана ради передела мира именно Центральными державами и их сателлитами.
Российским ученым сегодня настоятельно необходимо инициировать крупные исторические конференции с западными коллегами. В научном сообществе, в чем можно убедиться, работая за границей, в принципе гораздо больше порядочности и объективности, готовности признать правду фактов и документов, чем в западной прессе. Дискуссии в серьезных аудиториях получаются и интересными, и плодотворными.
Однако, к сожалению, достижения самой западноевропейской науки не всегда находят отражение в учебниках,. В них по-прежнему между строк внушается, что Россия — неудачница мировой истории.
И в самой России невнимание к изучению периода Первой мировой войны привело к значительным искажениям в историческом сознании общества. А ведь отсутствие преемственного исторического сознания является слабостью любого государства. Когда нация не может найти согласия ни по одному вопросу прошлого, настоящего и будущего, она не способна осознать свои исторические интересы и легко поддается на чуждые проекты и идеи. Но судоходные реки и незамерзающие порты, выходы к морю одинаково нужны монархиям XVIII века и республикам ХХ, коммунистическим режимам и демократиям ХХI-го.
Раскол общества перед Первой мировой войной предопределил во многом утраты и потери, которые мы понесли после революции. Русские люди вместо того, чтобы, как говорилось в манифесте Николая II, «отразить, поднявшись как один человек, дерзкий натиск врага», забыв все внутренние распри, наоборот, потонули в многоголосых спорах об устроении государства, предав Отечество, без которого по определению не может быть никакого государства.
Итоги Первой мировой войны заложили соотношение сил ХХ века – века англосаксов, что хотела, было, поломать Германия, уязвленная итогами Версальской конференции. Ведь когда текст Версальского мирного договора был обнародован, для немцев это был шок. Но вместо осмысления своих грехов и заблуждений, взлетов и падений, они родили гитлеровскую доктрину природной неравнородности людей и наций, обоснование необузданной экспансии, окончательно опорочившую германский исторический импульс в глазах мира к вящему удовлетворению Британии и США. Англосаксы навсегда «заказали» немцам идею единства всех немецких земель, которая является сейчас кошмаром для политкорректного исторического сознания.
В век общечеловеческих ценностей и компьютеризации, когда микрочип вытеснил Шекспира, Гёте и Достоевского, фактор силы, способности к влиянию, как видим, остается основой стратегического контроля над территориями, богатыми ресурсами регионами и морскими подступами к ним. Именно об этом свидетельствует политика великих держав в начавшемся XXI веке, хотя эти державы предпочитают мыслить о себе как о «великих демократиях». Однако в международных отношениях проявляется куда меньше демократии, чем преемственных геополитических констант.
В 1990-е годы Россия временно отреклась от ощущения своей геополитической миссии, отбросила все традиционные основы своей внешней политики. И пока её политическая элита упивалась «новым мышлением», весь мир охотно воспользовался старым.
Силовые линии, которые сейчас оттесняют Россию на северо-восток Евразии, удивительно похожи на те самые, что проявлялись перед Первой мировой. Это отбрасывание России в тундру, подальше от Балтики, от Черного моря, это отторжение Кавказа, это восточный вопрос, который отнюдь не остался в ХIХ веке.
Именно эти традиционные конфигурации были главным содержанием международных противоречий в течение всего ХХ века, несмотря на внешнюю сторону – соперничество коммунизма и либерализма. Стратегические точки планеты были предметом самых драматических столкновений как на дипломатическом, так и на военном уровне. Нет ничего нового на этом свете. Но только тот, кто хорошо знает историю, способен адекватно встретить вызовы грядущего.
Примечания:

Почему мы отступали в 1941 году

Причин поражения Красной армии, готовившейся к войне «малой кровью и на чужой территории», имевшей танков, самолетов и пушек больше, чем во всех армиях мира вместе взятых, было много, и они были разные. Как и её отступления всего за несколько месяцев к стенам Москвы и воротам Кавказа, потери огромных территорий и пленения нескольких миллионов советских солдат и офицеров, чудовищных жертв. Не обо всех из них даже сегодня можно говорить академическим языком, не рискуя возбудить праведный гнев и эмоции.

И хотя учиться на чужих ошибках лучше, чем на своих собственных, учиться надо на всяких ошибках, чтобы не повторить их в будущем. На уровне руководства страны такие уроки извлечены и усвоены: сегодняшняя российская армия, как показали Сирия, Крым, совершенно другая – она в мирное время полностью готова к войне, не просто имеет хорошее или лучшее оружие, но и отлично натренирована в его использовании. Умеет побеждать она и без войны, что является лучшей гарантией того, что её не будет.

22 июня многое было иначе. Несмотря на то, что страну активно готовили к войне. Снимались патриотические фильмы вроде «Если завтра война» или «Глубокий рейд», где советские бомбардировщики превращают в руины немецкие заводы в центре рейха. Взрослых граждан и даже школьников обучали обращению с оружием и противогазами. В каждом городе были парашютные вышки. Городская молодежь в массовом порядке записывалась в ОСОАВИАХИМ, предшественник ДОСААФ, чтобы учиться летать на самолетах, сбивать и бомбить врага. В предвоенные годы армия стремительно росла. Тракторные заводы выпускали новейшие и лучшие на тот момент в мире танки в невероятных количествах. В стране существовал культ «красных соколов», отличившихся, кстати, вместе со своими машинами в небе Китая, Монголии и Испании в боях с опытным врагом. Народу внушалось, что «капиталисты» или «фашисты» обязательно нападут, и даже рассказывали в книгах, газетных статьях, по радио и языком кинематографа, как это будет. И что наступит потом: быстрый и решительный разгром врага, чтобы донести якобы передовой общественно-политический строй до страдающих при капитализме сотен миллионов людей во всем мире, принимать все новые и новые страны в состав глобального СССР в возводимом на месте взорванного Храма Христа Спасителя циклопическом небоскребе – Дворце Советов, увенчанном огромной фигурой Ленина:

«Но мы еще дойдем до Ганга,

Но мы еще умрем в боях,

Чтоб от Японии до Англии

Сияла Родина моя». /Павел Коган/.

Проект здания Дворца Советов: В этом главном «храме» коммунизма планировали принимать в состав глобального СССР различные страны мира. Фото: www.globallookpress.com

А с этой целью, как писал другой советский поэт Михаил Кульчицкий,

Уже опять к границам сизым

Составы тайные идут,

И коммунизм опять так близок, как в девятнадцатом году».

Всё случилось иначе

Однако все случилось наоборот: «вероломное» нападение Германии и её союзников – румын, венгров, финнов, которых поддерживал экономический потенциал и добровольцы из многих занятых нацистами европейских стран. Армия к реальной войне оказалась не готовой. Даже народ не сразу возненавидел захватчиков. Поначалу некоторые слишком идеологизированные товарищи считали, что немецкий пролетариат взбунтуется против Гитлера, осмелившегося напасть на первое в мире государство рабочих и крестьян, а к редким немецким пленным относились гуманно, удивляясь их наглости и снобизму. Так было, пока народ не увидел агрессоров в деле. Не оказался на управлявшейся с помощью террора оккупированной территории. Не потерял многочисленных родных и близких на фронте. Не испытал мук голода и страшных лишений в тылу. Не вспомнил и не обратился к своей религии, истинным ценностям и национальным традициям. Дальше оставалось, забыв о коммунистических бреднях, только научиться грамотно воевать с сильным и упорным врагом и победить его, не постояв за ценой…

Стратегические причины катастрофы 1941 года

Причины невиданного разгрома Красной армии в 1941 году следует отнести к нескольким факторам. Сталин был не дурак и не собирался ждать, пока Гитлер на него нападет сам, подчинив себе предварительно всю Европу. Судя по тому, как располагались советские войска, откуда началась и как проходила их переброска к западным границам страны и предполагаемому сроку, когда они должны были быть готовы к наступательным операциям (об обороне никто и не думал), можно предположить, что война должна была начаться во второй половине лета 1941 года, когда Гитлер высадится в Англии, увязнет там в боях, а немецкая «завеса» на востоке будет ослаблена.

У Сталина все-таки не хватило ума понять, что фюрер не будет высаживаться в Англии. Потому что немцы не смогли обеспечить себе господство в воздухе, не имели необходимого для масштабной десантной операции и её поддержки флота, понесли бы большие потери и ничего бы не добились: король со своим двором и британское правительство переехали бы в Канаду, английские колонии — достались американцам, флот ушел и дальше воевать с немцами.

Гитлер также понимал, что его отмобилизованной армии нужен сухопутный противник, которым мог быть только СССР, и что разбив его, отбросив за Урал, взяв под контроль его ресурсы, он уничтожил бы и последнюю надежду англичан, что Сталин ударит Гитлеру в спину и они – уцелеют. В скорое нападение Сталина на Германию Гитлер не верил. Он вообще считал СССР слабой страной, а его армию после финской войны и сталинских чисток армейского руководства ни на что не способной. Окружение фюрера сознательно скрывало от него размеры советской военной мощи, чтобы он не передумал напасть, тем более, что он всё равно бы не поверил. Уже потом в ходе войны Гитлер признавал, что если бы знал, сколько у Сталина танков, на это бы никогда не решился.

Сталин, со своей стороны, тоже не верил, что Гитлер нападет, решив повторить для Германии самоубийственную для неё ситуацию войны на два фронта. Великий вождь и учитель не понимал, что деваться Гитлеру уже некуда, перегретой экономике Германии нужна война, на которую все можно будет списать. Он осознал это под давлением неопровержимых данных разведки всего за пару дней до начала нападения, какое-то время боролся со своей гордыней, боясь признаться себе и своему окружению, что совершил страшный просчет. Директивы войскам подготовиться к отражению удара врага поступили буквально за несколько часов до начала войны. Их смогли выполнить только те командиры, которые, видя, что грядет, уже приняли необходимые меры на свой страх и риск, под угрозой потерять голову. В результате её потеряли те, кто верил в мудрость и всезнание вождя и слишком радели о своей карьере.

Начало войны: Германская армия вместе с союзниками атаковали границы СССР от Баренцева до Черного моря. Фото: www.globallookpress.com

Тактические преимущества немцев

Из-за того, что сосредоточение советских войск было далеко не завершено, немцы, создавшие на направлениях главных ударов мощнейшие группировки, разбивали своего пойманного врасплох противника по частям – вначале первый эшелон, потом – второй, потом – третий. И в каждом случае имели преимущество. Они захватили инициативу и диктовали свою волю вынужденным обороняться и парировать немецкие удары советским частям. К западу от старой советской границы те находились, фактически, во враждебном окружении. Немецкие диверсанты в советской форме, которым зачастую помогали местные жители, разрушали связь, истребляли командный состав Красной армии. Москва мелочно вмешивалась в военные операции, часто предлагая и навязывая командованию на местах неправильные решения. Командиры, среди которых была масса неопытных и неравнодушных к своей карьере офицеров и генералов, боялись проявлять инициативу, за что их нередко расстреливали. В ходе войны армия избавилась от них: первую скрипку стали играть люди дела, у кого лучше получалось воевать. Проблема отягощалась тем, что Красная армия столкнулась с лучшей на тот момент армией мира, у которой стала быстро учиться и которую к 1944 году превзошла в мастерстве, так как уже била немцев не только числом, но и умением. В 1941 году этот процесс только начался.

В ходе первых боев и из-за немецких прорывов в первые дни и недели войны Красная армия лишилась огромных запасов оружия, боеприпасов и продовольствия, созданных около самой границы, с прицелом на будущее. То, что ополченцы под Москвой шли в бой с врагом, имея одну винтовку на несколько человек, — следствие этой катастрофы. Относительная внезапность нападения привела к тому, что советская авиация понесла чудовищные потери от первого немецкого удара прямо на аэродромах. По причине стремительного наступления врага многие самолеты были брошены, так как их не успели отремонтировать. Среди советских летчиков были настоящие асы, но основная масса пилотов была неопытна. У немцев были и асы, и более высокий средний уровень, так как их намного дольше учили. Они использовали более передовую тактику, которую потом отчасти скопировали советские ВВС, поскольку она не во всем была хороша.

Танки, получавшие даже минимальные повреждения в боях или обездвиженные из-за механических поломок, при отступлении терялись тоже. Советские танкисты рвались в бой, их танки были в основном лучше немецких, но им не хватало опыта и управляемости. Связь — самое важное в современных войнах — сильно хромала. Состоявшееся в конце июня 1941 года крупнейшее в мире танковое сражение под Дубно, в котором приняли участие 3128 советских танков, в том числе Т-34 и КВ, 728 немецких танков и свыше 70 штурмовых орудий выиграли немцы – с помощью авиации, зениток и умелого маневрирования. Они уклонились, в конечном счете, от решающего боя, развернулись и покатили на восток, оставив в своем глубоком тылу обреченные на уничтожение расстрелявшие свои боеприпасы и лишившиеся горючего советские танки.

Следует также честно признать, что немцы лучше учили своих солдат, их офицеры и генералы были обычно более грамотными, чем советские. В 1941 году это сработало. В дальнейшем подобное преимущество постоянно нивелировалось: как и в петровской истории со шведами ученики превзошли потом своих учителей, дорого заплатив за эту кровавую науку.

Патриотизм как гарантия конечной победы

Моральный дух советских бойцов, что признавали даже враги, был высок: в первые же дни боев немецкие части потеряли больше людей и военной техники, чем за несколько лет войны в Европе. История сохранила имена героев – танкистов, артиллеристов, летчиков или пулеметчиков, а многих и не сохранила вовсе, которые бесстрашно вступали в бой с многократно превосходившими их силами врага, предпочитая гибель бесчестию отступления. Иногда их с почестями хоронили немцы, а их офицеры ставили погибших красноармейцев в пример своим солдатам.

Однако, это не вся картина. Наряду с такими стоявшими насмерть солдатами, офицерами и целыми дивизиями, имевшими энергичных и опытных командиров, были и другие, кто самовольно оставлял свои позиции, массово сдавался в плен. Глубинная причина этого состояла в том, что эти люди не слишком-то хотели отдавать свою жизнь за ненавистную им советскую власть – с её репрессиями, колхозами, материальными лишениями. Некоторые рассуждали так: «При немцах хуже не будет», и им хотелось верить в пропаганду врага, что именно так и будет. Таким было не сложно поднять руки вверх. По немецким данным, к концу 1941 года в плену оказалось около 4 миллионов советских солдат и офицеров. Цифра поистине чудовищная и, как полагают многие историки и эксперты, указывающая на то, что дело тут не только в неумелости и ошибках советского командования этого периода войны. Если бы дело было только в этом, пленных было бы меньше.

Сталин после Победы поднял на приеме в Кремле тост за русский народ, оценив по заслугам его патриотизм, без которого было бы невозможно разбить врага. (Картина М. И. Хмелько «За великий русский народ»). Фото: www.globallookpress.com

В Москве реально опасались, что население СССР припомнит в этой ситуации сталинской власти все свои многочисленные обиды. Это честно признал и сам Сталин после Победы, подняв на приеме в Кремле тост за здоровье русского народа: «У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941-42 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Карело-Финской республики, покидала, потому что не было другого выхода. Какой-нибудь другой народ мог сказать: вы не оправдали наших надежд, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Это могло случиться, имейте в виду. Но русский народ на это не пошел, русский народ не пошёл на компромисс, он оказал безграничное доверие нашему правительству. Повторяю, у нас были ошибки, первые два года наша армия вынуждена была отступать, выходило так, что не овладели событиями, не совладали с создавшимся положением. Однако русский народ верил, терпел, выжидал и надеялся, что мы все-таки с событиями справимся. Вот за это доверие нашему правительству, которое русский народ нам оказал, спасибо ему великое! За здоровье русского народа!».

Олина боль должна стать нашей болью

В Вильнюсе в Национальной библиотеке прошла премьера украинского документального фильма «Отец» («Тато»). Режиссеры – Лариса Артюгина (Украина) и Марта-Дарья Клинава (Беларусь).

В фильме «Отец» две судьбы – отца и дочери, точнее обожаемого отца и папиной дочки. Два пути. Один – с дивана напротив телевизора на войну. Другой – на поиски погибшего на российско-украинской войне отца и внутреннего примирения с утратой.
Кадры семейной кинохроники в скромной квартире в силикатной пятиэтажке в Киеве, новогоднее застолье на маленькой кухне, пожелания у елки, катание с горки. Оле Самоленко лет пять, на кадрах она все время с папой. «Ты моя принцесса! – Нет, я твоя обезьянка».

До русско-украинской войны Владимир Самоленко – рядовой программист, системный администратор. События на Майдане в конце 2013 года сначала не понял и не принял. По словам Оли, даже возмущался тем, что там творится. Но когда появились первые жертвы, решил, что надо действовать. Когда весной 2014 года Россия ввела войска в Украину, пошел записываться в добровольцы. «Ему было 45, и мы с мамой про себя надеялись, что он не пройдет медкомиссию. Но его все-таки взяли», — вспоминает Оля после премьеры фильма в Вильнюсе. Так Владимир одним из первых попал в добровольческий батальон «Донбасс».

Опять кадры хроники, но в этот раз снятые режиссером-документалистом Ларисой Артюгиной. Она провела на фронте много часов, стараясь запечатлеть человеческие истории – бойцов на передовой и мирных жителей в городах и селах, через которые прошла война. Лариса записала и несколько разговоров с Владимиром – теперь стрелком-гранатометчиком с позывным «Вован». В батальоне он – душа компании, веселый и вдумчивый, горячий и искренний.

Владимир прошел Иловайск и погиб в феврале 2015 года в тяжелом бою под Дебальцево, когда батальон попал в засаду. Его тело до неузнаваемости обгорело и почти две недели пролежало на поле боя. Когда украинские военные смогли, наконец, его забрать, опознать останки было сложно. Их захоронили в одной из могил неизвестного солдата среди множества таких же могил на кладбище в Днепре (Днепропетровске).

Владимир Самоленко

С этого момента начинается Олин путь. И вновь кадры кинохроники – Оля часами просматривает записи на Youtube, сделанные сепаратистами. Она надеется увидеть или отца в плену или хотя бы разглядеть его среди мертвых тел. Почти два года длится генетическая экспертиза останков из могилы на днепропетровском кладбище: то теряются образцы ДНК, то приходит отрицательный ответ. Лариса Артюгина уговаривает Олю не сдаваться и сдать еще один тест. «Мы как страна оказались не готовы к этой войне и ее последствиям, — говорит Оля. – Выяснилось, что первыми двумя экспертизами никто толком не занимался. И только благодаря одной сотруднице лаборатории, которая прониклась моей историей, третий анализ был проведен как следует и подтвердил, что эта могила отца».

Свой 20-летний юбилей Оля встретила на могиле отца – на этот день назначили эксгумацию. Прогнивший за два года гроб развалился, останки переложили в цинковый гроб и перевезли для перезахоронения в Киев. Прах Владимира Самоленко, наконец, упокоился, а Оле еще предстояло до конца осознать эту утрату.

Самым сложным для Оли было принять то, что отец добровольцем ушел на войну, внутренне согласиться со словами тех, кто с ним воевал: «Главное, что, защищая Украину, он был настоящим бойцом, погиб как герой». Конечно, приятно знать, что твой отец герой. Но почему, выбирая между семьей и войной, он выбрал именно войну? «Я долго злилась на него, что он нас как бы бросил. Мама, мне кажется, до сих пор не может ему этого простить – они так любили друг друга». Оля рассказывает, что у нее самой была затяжная депрессия: она не могла учиться, не понимала, за что держаться и куда двигаться дальше.

Ольга и Владимир Самоленко

В Управлении национальной гвардии во время вручения посмертных наград родственникам погибших воинов один из офицеров предложил Оле поступить на военную кафедру на льготных условиях. «У меня были такие мысли – со злости. Но время прошло, мозги встали на место. Я доучилась, работаю, планирую создать семью». Но естественное стремление Оли жить мирной жизнью для нее вовсе не означает готовность принять мир с Россией любой ценой: «Мы слишком много людей потеряли в этой войне, чтобы просто так сдать свои позиции».

В путинской России этот фильм точно не покажут. В России эту войну не признают, считают чужой, не хотят о ней ничего знать. Но Олина боль, как и всех тех, кто потерял родных и близких в этой русско-украинской войне, должна стать и нашей болью, потому что только она лечит от желания воевать и с оружием в руках учить жить другие народы.

Манифест Николая II о начале войны с Германией

Манифест от 20 июля (1 августа) 1914 г. объявлял подданным Российской империи о её вступлении в войну с Германией. Документ объяснял мотивы начавшейся войны: Россия заступилась за братский сербский народ и за это подверглась нападению врага.

БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ,
МЫ, НИКОЛАЙ ВТОРОЙ,
ИМПЕРАТОР И САМОДЕРЖЕЦ
ВСЕРОССИЙСКИЙ, ЦАРЬ ПОЛЬСКИЙ,
ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ФИНЛЯНДСКИЙ,
и прочее, и прочее, и прочее.

Объявляем всем верным Нашим подданным:
Следуя историческим своим заветам, Россия, единая по вере и крови с славянскими народами, никогда не взирала на их судьбу безучастно. С полным единодушием и особою силою пробудились братские чувства русского народа к славянам в последние дни, когда Австро-Венгрия предъявила Сербии заведомо неприемлемые для державного государства требования.

Презрев уступчивый и миролюбивый ответ Сербского Правительства, отвергнув доброжелательное посредничество России, Австрия поспешно перешла в вооруженное нападение, открыв бомбардировку беззащитного Белграда.

Вынужденные, в силу создавшихся условий, принять необходимые меры предосторожности, Мы повелели привести армию и флот на военное положение, но, дорожа кровью и достоянием Наших подданных, прилагали все усилия к мирному исходу начавшихся переговоров.

Среди дружественных сношений, союзная Австрии Германия, вопреки Нашим надеждам на вековое доброе соседство и не внемля заверению Нашему, что принятые меры отнюдь не имеют враждебных ей целей, стала домогаться немедленной их отмены, и встретив отказ в этом требовании, внезапно объявила России войну.

Ныне предстоит уже не заступаться только за несправедливо обиженную, родственную Нам страну, но оградить честь, достоинство, целость России и положение её среди Великих Держав. Мы непоколебимо верим, что на защиту Русской Земли дружно и самоотверженно встанут все верные Наши подданные.

В грозный час испытания да будут забыты внутренние распри. Да укрепится еще теснее единение Царя с Его народом и да отразит Россия, поднявшаяся как один человек, дерзкий натиск врага.

С глубокою верою в правоту Нашего дела и смиренным упованием на Всемогущий Промысел Мы молитвенно призываем на Святую Русь и доблестные войска Наши Божие благословение.

Дан в Санкт-Петербурге, в двадцатый день июля в лето от Рождества Христова тысяча девятьсот четырнадцатое, Царствования же Нашего в двадцатое.

НИКОЛАЙ

Вступил 20 июля 1914 года.
N-3311, служ. 20 июля 1914 г.