Валаамский старец Михаил питкевич

Иеросхимонах Михаил (1877–1962)

◊ Держи себя всегда в напряжении. То послушание спасительно, что тяжело дается, а что нравится и легко – дешево стоит.

◊ А я смотрю так на пост, – говорил батюшка, – это воздержание, а не изнурение себя. Главное в посте – это сердце сокрушенное, с искренним покаянием и смирением: «сердце сокрушенное и смиренное Бог не уничижит» (Пс. 50, 19). Надо тебе работать, живешь в миру, нужны силы – не лакомься, не услаждайся, не позволяй себе излишества, и если по необходимости придется съесть тебе и в посте яйцо или молоко, Господь не взыщет, не вменит во грех…

◊ Какой бы ты ни соблюдала пост, даже самый строгий, если без истинного покаяния, то Господь не приемлет его. Такой пост не приведет ни к спасению, ни к утешению. Главное – внутри очищай сердце.

Надо смиряться и за все благодарить.

◊ Старец велел читать каждый день молитву Филарета Московского: «Господи: не знаю, чего мне просить у Тебя? Ты один ведаешь, что мне потребно. Ты любишь меня паче, нежели я умею любить Тебя. Отче, даждь рабу Твоему, чего сам я и просить не умею. Не дерзаю просить ни креста, ни утешения, только предстою пред Тобою, сердце мое отверсто; Ты зри нужды, которых я и не знаю. Зри и сотвори по милости Твоей; порази и исцели, низложи и подыми меня! Благоговею и безмолвствую пред Твоею святою волею и непостижимыми для меня Твоими судьбами. Приношу себя в жертву Тебе; научи меня молиться. Сам во мне молись. Аминь».

◊ Да как ты молишься? Ко всему должна быть подготовка. Все эти приемы и дыхание, о которых читала, – оставь; только сердце может повредить, такие случаи бывали.

С Иисусовым именем, с этой молитвой должен быть вопль из глубины сердца – тогда и будет молитва.

◊ В другой раз старец сказал:

«Молись так:

1. Иисусе сладчайший и дражайший, молю Тебя и умоляю – вся мне прости и спаси мя.

2. Иисусе сладчайший и дражайший, научи меня молиться, научи любить Тебя, исполнять заповеди Твои.

3. Иисусе сладчайший и дражайший, обогати меня смирением, кротостью и слезами, ибо нет у меня другого пути к Тебе на небушко.

В такой молитве больше смирения».

◊ Всегда надо иметь хотя самую краткую молитовку и стараться всегда помнить, что Господь тебя видит, – ходить перед Господом старайся.

Как-то духовные чада спросили батюшку: «Теперь мы тайные монахини, батюшка, нам нужен устав – укажите нам».

Старец сказал: «Жили эти три тайные монахини вместе, в деревне ходили на работу или брали работу домой, постоянно имели общение с мирянами, бывали в их сообществе. А вот вам устав – заповеди блаженства знаете? Возьмите первую заповедь, начинайте ее исполнять, трудитесь над ней – вот вам и устав!

Все добродетели и уставы – ничто без этой заповеди. Это у Лествичника читали ведь?.. А если и все службы выстаивать будете, все вычитывать, весь устав выполнять, а внутри не будете очищаться, то будете мнимо-праведны, как фарисеи. И устав, и чтение – сами должны быть молитвою. От молитвы родился и создался устав и чин, и должен он быть внутренним, как и внешним. Готовиться надо к нему постепенно, со ступени на ступень восходить, а не сразу браться за высокое, труд и труд нужен повседневный». «Без борьбы и труда нельзя обойтись». «Кто без труда и опыта об уставе и чине только думает, тот подобен едва прошедшему сельскую школу и желающему понимать книги, которые изучают в Академии».

◊ «Многими скорбями – вот жертва Богу», – говорил батюшка. «Какая бы ни была тучная жертва – не угодна она Богу, если хоть капля жаления в ней есть, хоть малая доля стяжания и пристрастия. Все главное – в искренности, правдивости, чистоте сердца. Жертва, угодная Богу, была жертва бедной вдовицы, потому что была всецелая, от чистого сердца – такую жертву Он приемлет с любовью».

◊ Во всем надо быть очень внимательным к себе, во всех мелочах, не допускать ни малейшей лжи, или неискренности, или лести и человекоугодия.

◊ Главное же – это смирение и любовь. Кто много любит, тому многое и простится (ср.: Лк. 7, 47). Проявление любви к ближнему может спасти и большого грешника. Любовь покрывает все (ср.: 1Пет. 4, 8).

◊ Терпи и терпи все – все злострадания, всю тяжесть труда, укорения, клевету, но больше всего бойся отчаяния – это самый тяжелый грех.

◊ Есть два пути: 1) путь самоукорения и смирения; 2) путь самооправдания и отчаяния.

Первый – есть истинный путь сокрушения и покаяния и ведет к утешению и спасению.

Второй – путь гордыни, самооправдания; тогда никто не поможет, ни мои молитвы, ни ангелы небесные, только милость Господня, а если не Господь, то этот путь ведет к гибели.

◊ Какое бы ни произошло поползновение, падение, – надо вставать, не отчаиваться, а опять начинать – труд и труд нужен, борьба. Только за мужественную борьбу дают венцы. Должна быть борьба, сокрушение с искренним покаянием и твердое упование.

◊ «Сопротивляйся и борись, а остальное предоставь все Господу». Тут батюшка рассказал, как один брат, впадавший в грех прелюбодеяния, горько каялся, сокрушался всем сердцем – было так до семи раз; и так он каялся и боролся, что было ему прощено и старцу было открыто, что ради сокрушения и борьбы был этот брат увенчан венцами. Он не допустил отчаяния.

◊ Больше всего храни мир сердца. Все возложи на Господа, всецело предайся Ему – все у Него и все от Него.

◊ Все, что нарушает мир, отрезай, избегай, отходи – это необходимо.

◊ Прекрати все знакомства, сама не ходи в гости и к себе не пускай, беги от всех, но люби всех, не входи в чужие дела и не суди никого – тогда и будет мир в сердце.

А поведешься со многими – все вынесут от тебя, что успеешь собрать в себе. Знакомства и разговоры опустошают и рассеивают. Кто-то должен быть, с кем поделиться, без этого очень тяжело и трудно. Иногда это необходимо даже. Но выбирать надо очень осторожно, надо быть уверенным в человеке – не поймут того, что для тебя ценно… Более молчи, учись молчанию…

Близкого друга не ищи – не найдешь… будь одна, имея только Господа пред собой, – Он все устроит и поведет, как надо.

◊ Если случится не преодолеть искушение, если не выдержишь вражеских нападений, а они всегда будут со всех сторон и неожиданно, если и не делом, – помыслами увлечешься – есть покаяние.

◊ Никому о себе не рассказывай, не делись – могут не понять, а спорить и доказывать – нет ни смысла, ни нужды; только лишнее словопрение без пользы.

◊ Главное – снутри начинай, внутри очищай, а не напоказ – снаружи.

◊ Господи, оставь меня как есть, не надо больше мне никаких дарований, но – дай любви. Любовь покрывает все.

◊ Когда враг досаждает, хочет мелочами, досадами раздражить, разгневать, похитить мир сердца, скажи только: «Христос воскресе! Христос воскресе! Христос воскресе!» Этих слов он боится больше всего, они его жгут, как огонь, и он убежит от тебя.

◊ «Не только надо молиться: «Господи, помилуй», не только просить, надо и постоянно благодарить, и уметь славословить Господа – тогда будет мир в душе.

◊ Мы легко обращаемся к заступничеству святых угодников, к ангелам, к Божией Матери, обучаемся непрестанной молитве Иисусовой, а Троицу Святую забываем, будто Троица Святая чудная далеко от нас…

Один старец усердно творил непрестанную молитву Иисусову, и было ему видение – предстали пред ним трое, потом двое удалились, остался один… что это значит?.. Он творил молитву Иисусову и увидел троих – Святая Троица – остался только Господь Иисус Христос… Которого призывал – Сына Божия, Одного… Надо чаще обращаться к Святой Троице.

◊ Не ищи правды на земле… ищи ее в себе. Я расскажу тебе сказочку. Жила Правда на земле. Плохо ей было: где ни появится, куда ни придет – везде ее гонят, везде ей нет места, всем она мешает… «Пойду, – думает Правда, – поближе к храму Божию, пойду в храм». Пришла, встала, но и в самом храме ее стали толкать: «Тут не стой, это мое место»; «Туда не иди – там для почетных, богатых…» Придвинулась Правда к амвону, но и здесь ей не нашлось места… Поднялась она – вошла в самый алтарь, стала у Престола… Один говорит: «Я – старше», другой говорит: «Я – саном выше, я – заслуженный; я ученый – здесь я должен стоять, а тут – я…» И вот даже там Правда не нашла для себя места…

Не ищи правды… Царица небесная, честнейшая херувим и славнейшая серафим, разве не видела кругом Своего Божественного Сына неправду, клевету, ложь, несправедливость, которыми платили Спасителю за Его бесчисленные благодеяния и чудеса, – но Она молчала! Она никого не упрекнула, никого не осудила. Вот как Она отнеслась к неправде этого мира!

◊ Царство небесное, Христово, силой берется, усилием – постепенно, не вдруг, непрестанным вниманием, самоотвержением, терпением, хранением чувств, покаянием – самоукорением, главное – безмолвием, молчанием и молитвою. Скорби от бесов не избежишь: если они сами не могут, посылают людей на то. Тут нужно всегда быть в напряжении, во внимании идущему по пути самоукорения и покаяния. Даже если и много злострадания встретится, Господь поможет терпеть, видя его твердую веру, решимость и смирение.

Бойся, бойся осуждать… не смотри на других.

Послушники – все спаслись, а своевольники – повредились, иные же и погибли…

◊ Священника не суди – бойся этого больше всего. Ты не можешь понять даже, в каком Таинстве он участник. Одной его слезы покаяния, упавшей на престол, довольно, чтобы смыть все его грехи.

◊ Из книги Сергея Большакова «На высотах духа»:

«Моя последняя беседа с отцом Михаилом на Новом Валааме была самая глубокая и поучительная. Отцу Михаилу было уже тогда за восемьдесят, но он был молод и сердцем, и умом. Я сидел у него в келлии. Дело было в августе… Солнце садилось по другую сторону озера, за бесконечные леса. Стояла глубокая тишина, как на картине Левитана „Вечный покой“.

– Скажите, отец Михаил, в чем главные этапы духовной жизни?

– Да вот, как тебе отец Аркадий объяснял в Псково-Печерской обители? Никто не спасся без смирения. Помни, что до конца жизни ты будешь впадать в грехи, тяжкие или легкие, гневаться, хвастаться, лгать, тщеславиться, обижать других, жадничать. Вот это-то сознание и будет держать тебя в смирении. Чем тут гордиться, если ежедневно грешишь и обижаешь ближнего. Но на всякий грех есть покаяние. Согрешил и покайся… и так до конца. Делая так, никогда не будешь отчаиваться, а постепенно придешь в мирное устроение. А для этого нужно блюсти помыслы. Бывают они добрые, безразличные и худые. Последних никогда не принимай. Как появился прилог, отсекай его сразу молитвой Иисусовой. А если станешь его рассматривать, то он к тебе приразится, ты им заинтересуешься. Он тебя очарует, и ты с ним согласишься и будешь обдумывать, как бы его исполнить, а потом его исполнишь делом – вот и грех.

Но есть и такие помыслы, которые представляются невинными, а доводят до великих искушений и тяжких грехов. Мне рассказывали, что была в Уфимском женском монастыре некая прозорливая старица, а духовником в том монастыре был очень хороший вдовый священник лет шестидесяти. Вот раз, ложась спать, вспомнил, как тридцать лет тому назад, когда еще его жена и дети были живы, он укладывал детей спать. И умилился. А потом вспомнил жену, ну и пошло, мысли уклонились, куда не подобает. Так что он провел всю ночь в молитве и поклонах, такое было искушение. А утром старица вызвала его к себе и спрашивает: „Что такое с Вами, батюшка, было? Силы нечистые роились вокруг вас, как мухи“. Духовник чистосердечно признался: вот куда могут завести нас мысли, сначала кажущиеся хорошими. Психиатры толкуют там о психоанализе и разном, но где же нам во всем этом разбираться, что хорошо и что нет. А посему взывай ко Господу непрестанно: „Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго“. Сказано у апостола Павла, что кто исповедует Христа Сыном Божиим и будет вопиять к Нему непрестанно – спасен будет (см.: 1Фес. 5, 17). Ты вот, Сереженька, упражняйся, как можешь, в молитве Иисусовой и постепенно придешь в умиротворение, а знаком будет тебе глубокий мир души, необуреваемое спокойствие.

– А дальше что бывает, отец Михаил? – вопросил я старца.

– А вот что. Есть два вида безмолвия. Первый вид – молчание. И это неплохо, по крайней мере, других не соблазняешь и не обижаешь. Но оно недостаточно. Отцы пустынные говорили, что отшельник, сидящий в своей пещере и никого не видящий, подобен, однако, аспиду, сидящему в своем логове и полному смертоносного яда, если он вспоминает обиды, когда-то ему сделанные, и гневается. Второй вид безмолвия – это безмолвие внутреннее. О нем те же отцы говорили: есть старцы, которые говорят с утра до вечера, пребывая постоянно в безмолвии, ибо не говорят они ничего, что не было бы полезно другим и им самим. Вот это и есть безмолвие внутреннее. Его добивайся, Сереженька. А когда достигнешь и перестанешь судить других, то встань и возблагодари Господа, оказавшего тебе столь великую милость. Не далеко ты тогда от чистоты сердечной. А знаешь, что только чистые сердца могут узреть Бога (см.: Мф. 5, 8).

– А что значит, отец Михаил, „узреть Бога“? Метафора ли это или что?

Отец Михаил посмотрел на меня испытующе и задумался:

– Конечно, „Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил“ (Ин. 1, 18). Говорится еще: „Херувимы и серафимы, предстояще Богу, лица закрывающее“ (ср.: Ис. 6, 2). Бога, существо Бога, мы не только увидеть, но и уразуметь не можем. Но мы можем видеть славу Божию, нерукотворный и неизреченный свет Фаворский, который видели три избранных апостола на горе. Вот этот-то свет видел Мотовилов, когда беседовал с преподобным Серафимом. Это и есть наитие Святого Духа, Царствие Божие, пришедшее в силе. Видел таковое же и святитель Тихон Задонский, еще до епископства. Удостоился узреть его и игумен Антоний Путилов, Оптинский и Малоярославский, еще юношей. Я уже не говорю о видениях преподобного Симеона, Нового Богослова. Сподобляются видеть свет сей весьма немногие.

А стараться надо достигнуть тишины духа, ибо в душе мятежной доброго быть не может. А когда угомонишься, станешь умным, то многое сделаешь. Я говорил тебе о безмолвии внутреннем – вот это-то и есть истинный затвор и отшельничество, а молитва Иисусова, не прекращающая служение Богу внутри сердца, где и есть Царствие Божие, право понимаемое, поможет тебе во всем».

>
Иеросхимонах Михаил (Питкевич) – последний Валаамский старец

Жизнь до вступления в монастырь

Родился будущий старец в 1877 году в маленьком городке Даугавпис в юго-западной части Латвии. В крещении родители назвали мальчика Михаилом. В полтора года он потерял мать, а когда ему было шесть лет, то умер и отец. В семье было пятеро детей. Старший брат вскоре женился и у него появились свои дети. При этом жена брата не раз пыталась убить Михаила для того, чтобы было «меньше ненужных ртов». Но Бог хранил будущего подвижника и чудесным образом спасал от неминуемой гибели.

Повзрослев, Михаил стал жить у родной сестры в Петербурге, муж которой устроил его работать на завод. В планах родственников была его женитьба, постройка для него дома и прочь. Но сам Михаил уже с детских лет чувствовал влечение к уединению, молчанию, молитве. К нему был обращен зов Божий, призывающий его к уходу из мира. Видя такое настроение молодого человека, родственники делали все возможное, чтобы отговорить Михаила от поступления в монастырь и направить его мысли на благоустройство внешней материальной жизни.

Юноше было всего восемнадцать лет и, в силу врожденного послушания и смирения, он не решался восставать против мнения старших. Но, как это нередко бывает, толчком для принятия решения послужил случай.

Весна. Пасха. Рабочие завода, где трудился Михаил, готовятся к выходным, живо обсуждают кто, где и как будет проводить эти праздничные дни. Один механик, рассказывая с воодушевлением друзьям о своих планах на выходные, приблизился к сталелитейной машине слишком близко. Каким-то образом край его куртки попал во вращающийся механизм. Не прошло и минуты, как от этого механика осталась только кровавое перемолотое месиво. А ведь еще несколько секунд назад он был полон сил, здоровья и планов на будущее. Все это произошло на глазах у Михаила и потрясло его до самой глубины души. На третий день Пасхи он, никому ничего не сказав, ушел из дома, неся за плечами котомку, в которой было только Евангелие и две смены белья. Но путь к монашеству ему предстоял еще долгий…

На пол пути между Почаевом и Киевом Михаилу явился неведомо откуда чудный старец и приказал идти на Валаам.

Обходя с молитвой на устах монастыри, Михаил искал воли Божией о себе. Некий прозорливый духовник, увидев Михаила, сказал ему пророческие слова: «Стой за чистоту Православия, потерпеть тебе придется, но крепко стой, хоть до смерти». В другой раз на пол пути между Почаевом и Киевом Михаилу явился неведомо откуда чудный старец и приказал идти на Валаам, хотя сам юноша более склонялся к Глинской пустыни. Старец исчез так же внезапно, как и появился. Но не только святые встречи были у Михаила во время его странствий по монастырям. Каким-то мистическим образом его стали преследовать злые люди и некоторые из них были явно бесноватые. Так, несколько раз его пытались убить, но рука Божия защищала будущего великого подвижника.

Пришло время для Михаила отбывать воинскую повинность, на которую у него ушло три года и восемь месяцев. И только после этого у него появилась возможность выполнить благословение таинственного старца и отправиться на Валаамский монастырь. Случилось это в 1902 году.

Старый Валаам

Двенадцать лет провел в качестве послушника Михаил в Валаамском монастыре. Безропотно и усердно он выполнял все послушания, которые на него были возложены. Священноначалию монастыря была очевидна молитвенная и созерцательная настроенность молодого послушника. Но что же мешало тогда принять ему монашеский постриг? Ответ на этот вопрос во многом объясняет причины тех бед, которые обрушились позже на Валаамский монастырь, да и на Россию в целом. Когда новый игумен монастыря предложил кандидатуру Михаила для пострига в мантию, монахи стали спорить и противиться этому: «Он и так теперь только духовного ищет, а когда получит мантию – совсем работать перестанет, а нам в монастыре работники нужны…»

Но наместник монастыря Иоасаф (Александров) поставил ультиматум: «Если ему не дадите мантию, то я уеду из монастыря». Так Михаил в 1914 стал монахом Тимоном, нареченным так в честь одного из апостолов. Уже будучи послушником, он достиг таких высот духовной жизни, что видел и чувствовал невидимый мир так же, как и видимый.

Как-то, работая на послушании на сенокосе, где были и женщины, Тимон без всякого нечистого умысла посмотрел на женщину, которая во время отдыха распустила волосы и стала заплетать косы. «Какое красивое украшение у женщины – волосы», – подумал он и сразу же забыл об этой мысли. Но, вставши на молитву, Тимон увидел, как Матерь Божия отворачивает от него свой взор. «Что не так, что я сделал?» – начал думать он. И тут понял – не угодно Богородице, чтобы я любовался, даже мимоходом, тленной красотой этого мира. «Господь не терпит ни малейшего пристрастия и увлечения монахом чем-либо», – учил потом старец.

Сердце его ныло от того, что место, куда его направили на служение, совершенно не соответствует его внутреннему расположению.

После пострига монаха Тимона отправили на послушание в Петербург свечником и певчим в часовню святых Бориса и Глеба, чем он очень тяготился. Душа его искала полного безмолвия и молитвы, а послушание среди большого города отвлекало даже от богомыслия. И здесь с ним происходит эпизод, который снова учит нас тому, что слепое послушание, без рассуждения и молитвы, также Богу не угодны.

Вернувшись в монастырь, монах Тимон пошел на вечерню. Сердце его ныло от того, что место, куда его направили на служение, совершенно не соответствует его внутреннему расположению. Но ведь послушание, как учат отцы, «выше поста и молитвы». И вот в храме, во время молитвы, Тимону видится, что открывается огромная пасть змея, стремящегося поглотить его. Само тело змея извивалось в виде устья реки Невы. При этом внутри он услышал чей-то голос: «Ослушайся, откажись, не поезжай»!

Тимон в страхе продолжал молиться. Когда это видение повторилось трижды, каждый раз становясь все более опасным и угрожающим, он не выдержал, пошел к игумену для того, чтобы отказаться от возложенного на него послушания. «Нужно большое внимание к себе и рассуждение. И в послушании может быть большое искушение», – говорил в последствии он.

В монастырь пришла страшная беда. И эта беда называлась «Константинопольский патриархат»…

Большевицкий переворот и террор Константинопольского патриархата

В 1917 году, когда наступил большевицкий переворот, монах Тимон был уже иеромонахом. Революционные беды и изменения государственных границ привели к тому, что Валаамский монастырь оказался на территории Финляндии. С одной стороны это дало возможность инокам еще два десятилетия продолжить свое монашеское служение, с другой, в монастырь пришла страшная беда. И эта беда называлась «Константинопольский патриархат»…

Валаамский монастырь оказался в подчинении националистически настроенных финских властей и обновленческой Финляндской церкви, которая самочинно ушла из под юрисдикции Московского патриархата и переориентировалась на антиканоническую связь с Константинопольским Патриархатом, возглавляемым в то время патриархом Мелетием. На личности этого иерарха нужно остановиться особо.

Мелетий был известным экуменизтом и масоном. С 1900 по 1908 он работает секретарем Иерусалимского Патриарха Дамиана, который его изгоняет из Святой Земли за «деятельность против Святого Гроба». Мелетий после этого проживает на Кипре, в США, и с 1916 года в Греции в качестве архиепископа Афинского. В 1921 году его снова извергают из сана решением Синода Элладской церкви за целый ряд канонических преступлений. В 1922 году в результате мощного политического давления, инициированного масонским лобби, Мелетий становится Константинопольским Патриархом.

Первым его «деянием» на этой должности было проведение так называемого «всеправославного конгресса», который принял ряд антицерковных решений, в том числе и о переходе на новый календарный стиль. При этом речь шла не только о неподвижных праздниках, но и о праздновании Пасхи по новому стилю, что было строго запрещено Седьмым Апостольским правилом Никейского собора и первым правилом Антиохийского Поместного собора.

Пришедший на место Мелетия Константинопольский Патриарх Григорий VII был не лучше своего предшественника.

На этом же конгрессе под председательством Мелетия было принято решение о допустимости второбрачия духовенства, женатого епископата, о упразднении постов, упрощении одежд священных лиц и проч. Впрочем, в 1923 году Мелетия выгнали из Константинополя, но уже в 1926 году он становится (при поддержке англичан) патриархом Александрийским.

Пришедший на место Мелетия Константинопольский Патриарх Григорий VII был не лучше своего предшественника. Он признал русское обновленческое духовенство, восхвалял В. И. Ленина и настаивал на удалении от управления всероссийской паствой патриарха Тихона.

Вот такие люди стали теперь возглавлять духовную жизнь финской церкви и Валаамской обители. В монастырь из Лондона приехал представитель Константинопольского патриарха митрополит Германос Странопуло с требованием перехода на новый стиль богослужения и принятия решений «всеправославного конгресса». Большинство валаамцев приняло это распоряжение «по послушанию». Лишь малая часть монахов наотрез отказалась им следовать, и этим обрекла себя на бескровное мученичество и исповедничество. В их числе был и иеромонах Тимон.

Гонения новостильников на старостильников

То, что стало происходить в монастыре дальше, сложно было представить и в страшном сне. Свои же бывшие монахи, братия, превратились в палачей и жестоких гонителей. Игумен Харитон, автор замечательного сборника о «Умном делании» становится косвенным убийцей главного столпа старостильников – духовника монастыря иеромонаха Михаила Попова, старца отца Тимона. Зная о том, что у отца Михаила больное сердце и ему часто требуется срочная медицинская помощь, игумен Харитон ссылает его на такой удаленный остров, где он должен был неминуемое погибнуть, что и случилось впоследствии.

Отец Михаил был монахом очень высокой духовной жизни, обладающий большой богоданной харизмой и непререкаемым авторитетом. Это был простой, но обладающий глубокой мудростью старец.

Сами же старостильники не соглашались сослужить с новостильным духовенством ни на каких условиях.

Других монахов с помощью финской власти монастырское начальство стало сажать в тюрьмы, судить, угрожать, запугивать, изгонять из монастыря, обрекая на голодную смерть, запрещать в служении, ссылать на дальние острова. Сами же старостильники не соглашались сослужить с новостильным духовенством ни на каких условиях. Главная их боль была уже в том, что гонения на них обрушились от тех людей, которым они еще недавно говорили на литургии «Христос посреди нас». Это были свои же православные братья во главе с настоятелем.

В то же время игумен Харитон в своих письмах и пастырских посланиях в самых высокопарных словах превозносил президента Финляндии, Константинопольского патриарха и всех тех палачей, которые руководили расправами над верными Богу монахами. Слова Христа «по тому узнают, что вы Мои ученики, если любовь будете иметь между собою» (Ин 13:35) большей частью Валаамского монашества были забыты.

Забегая наперед, нужно сказать, что когда политическая власть поменялась, ничто не помешало монахам – отступникам мирно, спокойно, без всякого зазрения совести принести формальное покаяние (в виде прочитанной в храме перед всеми общей молитвы) и снова, как ни в чем не бывало, вернуться в лоно Православной церкви. Конечно, не все монахи, принявшие новый стиль, стали жестокими гонителями своих братьев. Были и такие, которые оправдывали себя по-своему: «Я не богослов, во всех канонических тонкостях не разбираюсь, но слушаюсь того, что мне говорят старшие. Если они в чем-то ошибаются, то им перед Богом и отвечать, а я тут не при чем».

Духовным чадам старец потом поведал: «Скорбь была такая, что я не раз был на пороге смерти».

После смерти отца Михаила, его ученик иеромонах Тимон стал главным столпом старостильного духовенства. Одному Богу известно, что ему пришлось за это пережить. Но он твердо держался Предания Церкви и ни за что не хотел покидать монастырь. «Хоть живым закопайте, не отступлю», – говорил он в лицо своим гонителям. Духовным чадам старец потом поведал: «Скорбь была такая, что я не раз был на пороге смерти».

Нужно особо акцентировать внимание на том, что речь шла, прежде всего, не о богослужении по новому стилю, как о таковом, а о недопустимости празднования Пасхи и перехода пасхалии на западный, григорианский календарь. Введение новостильной пасхалии является прямы отступлением от канонов Православной церкви и отпадением от нее.

Монашество забыло о своем призвании, ходит на службы редко, молится вяло, ест колбасу, в основном работает ради прибыли.

Будучи уже прозорливым старцем, отец Тимон заранее заготовил десять тысяч частиц запасных Даров, чтобы верные последователи Христа могли в тайне причащаться (и это в родном монастыре!), когда наступят тяжелые времена. Духовное состояние монастыря старец Тимон описывает в самых мрачных тонах. Монашество забыло о своем призвании, ходит на службы редко, молится вяло, ест колбасу, в основном работает ради прибыли. Но чем глубже было падение новостильников, тем суровее был подвиг православных подвижников.

Позже иеромонах Тимон, который будет пострижен в схиму с именем Михаил, будет учить своих духовных чад быть внутренне верными Христу. Видя какие страшные разрушения могут прийти вместе с искушениями, когда монахи следуют лишь внешней форме и букве устава, он будет настаивать на внутреннем преображении, трезвлении, очищении ума и сердца постоянной Иисусовой молитвой и покаянными слезами.

Валаамские старцы. Иеросхимонах Иоанн, иеросхимонах Михаил (Питкевич), схимонах Николай (Монахов). 1960 год

Война и послевоенное время

В 1939 году в связи с началом войны Валаамский монастырь был эвакуирован в глубь Финляндии в деревню Каннонски. Обмирщение жизни новостильных монахов там достигло своего апогея. А старец Тимон и его последователи, найдя заброшенную избушку на краю леса, служили ежедневно Божественную литургию, причащаясь святых Христовых Таин.

К этому времени старец уже достиг самодвижной Иисусовой молитвы, обладал дарами прозорливости и духовного рассуждения. Некоторые монахи видели, как ночью старец молился, объятый огненным пламенем, подобно несгораемой купине. Удивительно также и то, что видя такую высоту духовной жизни отца Тимона, высоту его подвига, настоятель Валаамского монастыря игумен Харитон, не имея возможности привлечь старца на свою сторону, ненавидел его всей энергией своей души и не упускал ни одного случая, чтобы привнести в его жизнь как можно больше зла. Нужно сказать, что ему это удавалось.

Благодаря террору настоятеля, старец, который сам по себе был глубокого ранимым человеком, с очень тонким внутренним устроением, полностью ослеп на один глаз и только чудом ему удалось сохранить второй. Кроме того, отец Тимон находился в постоянном нервном истощении и стрессовом состоянии.

На военный и послевоенный период жизни старца Тимона в Нововалаамском монастыре приходится наибольшее количество чудес и исцелений, которые совершались по молитвам старца.

Но идет время, Великая Отечественная война закончилась и политические условия в Финляндии снова изменились. Нововалаамский монастырь перешел в ведение Московского патриархата, а сам игумен Харитон с новостильной братией, «покаявшись», примкнули к РПЦ. Нужно сказать, что на военный и послевоенный период жизни старца Тимона в Нововалаамском монастыре приходится наибольшее количество чудес и исцелений, которые совершались по молитвам старца. Притом они происходили не только непосредственно в его присутствии, но и на далеком от старца расстоянии, только от мысленного обращения к отцу Тимону с просьбой о помощи.

Переезд в Россию и упокоение старца

Духовное состояние Нововалаамского монастыря было таким, что наименование «монастырь» можно было к нему отнести лишь условно. Вот лишь одни пример. Игумен Иероним с бывшей новостильной братией публично сжигает книгу архимандрита Софрония Сахарова «старец Силуан», назвав ее еретической. Напротив, старец Михаил высоко оценил этот труд и рекомендовал книгу для чтения своим духовным чадам. Такие понятия, как пост, трезвление, духовный подвиг, новостильниками были напрочь забыты.

Старцу Михаилу, который к этому времени уже принял схиму, предложили переехать в Америку в Троицкий монастырь.

Тех, кто в результате долгого пребывания в расколе, уже стал мертвым по духу, такое положение дел очень устраивало, и они остались доживать на старом месте. Духоносные же отцы стремились найти себе новую обитель. Старцу Михаилу, который к этому времени уже принял схиму, предложили переехать в Америку в Троицкий монастырь. На что старец ответил: «Там ( в США) капище сатаны, я туда не поеду». Ему возразили: «А что, на вашей Родине разве лучше?» «Моя родина, – сказал старец, – это земля мучеников, исповедников, она полита их кровью».

В 1957 году старец Михаил, которому в ту пору уже было 84 года, вместе со своими сподвижниками возвращается на Родину. В этом было заинтересовано и советское правительство, чтобы показать перед всем миром свою веротерпимость и гуманизм. Но стоило только Валаамским инокам пересечь границу, как их тут же отправляют через весь Советский союз в Молдавию. Только благодаря вмешательству митрополита Крутицкого Николая (Ярушевича) старцам удалость попасть в Свято-Успенскую Псково-Печерскую обитель.

КГБ следило, чтобы доступ к отцу Михаилу со стороны почитателей и духовных чад был закрыт.

В обители иеросхимонах Михаил продолжал вести ставший для него уже привычным образ жизни. Он сразу же ушел в затвор и там стал ежедневно служить Божественную литургию. КГБ следило, чтобы доступ к отцу Михаилу со стороны почитателей и духовных чад был закрыт. Но, тем не менее, именно в этот период Сергею Николаевичу Большакову удалось записать четыре духовные беседы со старцем, которые до последнего времени были доступны только в англоязычном варианте. Эти беседы раскрывают глубочайший духовный опыт старца, и по силе своего духовного откровения они вполне соотносимы с беседами преподобного Серафима Саровского с Мотовиловым*.

Отец Михаил удостоился блаженной кончины 15 августа 1962 года, удостоверив о праведности своей жизни многими посмертными чудесами и откровениями, явленными своим духовным чадам.

Мы также надеемся, что придет время, когда православный мир увидит икону «Собор Валаамских иноков – исповедников православной Пасхалии и календаря», в центре которой будет духоносный лик старца Михаила Питкевича вместе со своим духовным наставником иеросхимонахом Михаилом Поповым.

Преподобные и богоносные старцы Валаамские, молите Бога о нас.

*… К сожалению, объем публикации не дает возможности дать более полную картину жизни старца. Мы оставили не раскрытым самое главное – духовное наследие иеросхимонаха Михаила. С ним можно познакомиться в недавно увидевшей свет книге, посвященной жизни и учению старца Михаила:

Диакон Георгий Малков. «Любовь покрывает все…» Жизнь и поучения иеросхимонаха Михаила Питкевича, старца Валаамского и Псково-Печерского. Изд. Сретенского монастыря. М. 2010

Келейник старцев45. Архимандрит Кенсорин

Архимандрит Кенсорин много лет нес послушание у бывших валаамских старцев в Псково- Печерской обители. Из опыта отец Кенсорин знает, какие они – настоящие старцы, и чем отличаются от появившихся в последнее время лжестарцев или, как их называют, «младостарцев».

Вопрос о том, какие они – настоящие старцы – очень серьезный, особенно для нашего времени. Слава Богу, у меня есть примеры и недавние. В первую очередь, конечно, всем известный приснопоминаемый старец Николай Гурьянов.

Два года назад скончался отец Ипполит. Мы с ним в один день постригались и вместе начинали монашескую жизнь в Псково-Печерском монастыре. Потом батюшка уехал на Афон, восемнадцать лет подвизался там, потом вернулся, года два пожил в родных Печорах, а потом отправился на родину – в Курскую область. Там он восстановил пять или шесть храмов и был благословлен на восстановление полуразрушенного Рыльского монастыря.

Отец Ипполит был моим другом, но и старцем. В чем это выражалось? Сколько я уже знал старцев – все они были образцом смирения. Это и отличает настоящих старцев от юных старцев, или от тех, кто самочинно взял на себя эту «роль». Смирение и любовь к народу.

Все старцы, которых я знал, были смиренными. Так, отец Ипполит, как и старец Николай, всегда ходил в драненьком подряснике, с обыкновенной палкой. Я за сорок лет своего священства не видел таких смиренных, кротких и любвеобильных пастырей…

И люди к нему тянулись – по пять-шесть автобусов в день приезжали как в Рыльский монастырь, так и на остров, чтобы пообщаться с батюшкой. Такое же отношение к обоим старцам сохраняется и после праведной кончины.

И теперь, когда они почили о Господе, народ тянется на их могилки. Недавно я ездил на день его Ангела в Рыльский монастырь, так приехали пять автобусов паломников – из Москвы, из Белгорода, из Курска, еще откуда-то. Как при жизни батюшки ехал к нему народ, так и сейчас к нему стремятся люди. Любовь и после смерти не иссякает. И отец Ипполит, и старец Николай именно любовью покоряли сердца.

Батюшка Николай был очень кротким, смиренным, но и прозорливым. В первый раз я приехал к нему с родной сестрой. Я с батюшкой пошел в алтарь, мы с ним там разговаривали. А когда он вышел, он подошел к сестре, провел рукой по лицу и спросил: «О чем ты думаешь?» Потом я спросил ее: «А о чем ты думала?» Она созналась: «А я думала: «Скорее бы уйти из храма и уехать»». И вот батюшка прозрел эти мысли и обличил ее: «Не дело ты думаешь».

Батюшка меня и в Елеазаровский монастырь назначил. Мы ездили к нему с нашим правящим архиереем Псковским владыкой Евсевием. Посоветоваться, что мне делать. В Святогорском монастыре, где я был настоятелем, продолжались нестроения. Я встал перед старцем на колени, а он меня благословил со словами: «Воскресни Боже, суди земли, яко Ты царствуеши во веки». А до этого я ездил к старцу с недовольной братией: с келарем, экономом, казначеем и духовником. Я представлял всех по одному батюшке, а сам ему на ушко шепчу: «Батюшка, я хочу уходить из монастыря, у меня тут неприятности». А батюшка вдруг во всеуслышанье говорит: «Если отец Кенсорин будет от вас уходить, держите его за рясу».

Семь лет я был наместником в Святых горах, но все-таки уйти пришлось. Но батюшка очень хотел, чтобы Елеазаровский монастырь возродился, потому благословил меня и настоятельницу – мать Елизавету – идти туда служить Господу. И его молитвами здесь все очень быстро начало возрождаться, за короткое время очень много было сделано.

Батюшка нас с настоятельницей и после кончины своей благословил. Мы были на похоронах. Народу было очень много, мы подходили прощаться со старцем издалека, с разных сторон. А у гроба одновременно сошлись и прикладывались к ручкам одновременно,

Вот и матушки теперь нет с нами. Но старцы еще есть на Руси. Есть сокровенные, есть всем православным известные – оптинский старец Илий, печерский отец Адриан, отец Кирилл и отец Наум в Лавре. Многие ездят к отцу Влассию в Пафнутие-Боровский монастырь, я сам к нему ездил. Чтобы попасть к батюшке, люди ждут неделями – такой наплыв народа.

Во все времена есть еще Божии люди, на которых Россия держится. Например, блаженная Любушка говорила: «Война неизбежна», – я сам слышал. Но вот молятся подвижники, она сама молится – и мы уже после ее кончины сколько лет живем без войны.

Хотя и состояние народа безрадостное. Население поселка может быть несколько тысяч человек, а в храм ходят человек двадцать. И так везде по деревням и селам. Народ сидит у телевизора и отступает от Бога, – это главная задача всех телепередач, – чтобы народ отступил от Бога.

Все это очень скорбно. Но власть не надо ругать. Я помню, мама моя была очень верующая, в храм ходила, но власть ругала. И я тогда с ней соглашался, а теперь понимаю, что так нельзя. Как говорит апостол: «Всякая власть от Бога», – то, что заслужили, то и получили. Почему была революция? Люди отступили от Бога, от Царя и все пошло на перекос. Помните книгу о схиархимандрите Захарии, в ней говорится, что перед революцией Матерь Божия в явлении ему сказала: «В Лавре четыреста человек братии, но истинных монахов только четверо». Так далеко зашло отступление от Бога даже в монашеской среде.

И надо страшится, что мы опять повторяем грехи своих предков, и можем опять подпасть под закон возмездия.

Преемство старчества: Валаам — Псково-Печерский монастырь

Архимандрит Ипполит (Халин; 1928–2002) – святогорец, один из великих старцев современной России. Он подвизался в Псково-Печерском монастыре в общей сложности 12 лет, окормлялся у печерских и валаамских старцев.

Данная статья основана на воспоминаниях архимандрита Ипполита, схиархимандрита Кенсорина (Федорова) и монахини Марии (Стахович). Использованы фотографии из их личных архивов и дневниковые записи валаамского старца схимонаха Николая (Монахова).

Архимандрит Ипполит (Халин)
Архимандрит Ипполит (Халин) поступил в Псково-Печерскую обитель в 1957 году. К старцу Симеону (Желнину), духовнику монастыря, ходил на исповедь и откровение помыслов. В монастыре он познакомился с таким же молодым послушником будущим отцом Кенсорином, и они остались друзьями на всю жизнь. Вместе навещали отца Симеона, и однажды он сказал им: «Наместники пришли, игуменами будете». Действительно, отец Кенсорин стал наместником Святогорского монастыря Псковской епархии, а отец Ипполит после Афона стал наместником Рыльского Свято-Николаевского монастыря Курской епархии. Послушники получили от отца Симеона благословение на монашество и в один день в 1959 году приняли постриг в мантию.

Из воспоминаний схиархимандрита Кенсорина (Федорова):

«После армии из родного Ярославля я приехал в Троице-Сергиеву Лавру – хотел поступить в семинарию. А мне там сказали: “Поезжай в Печоры, там есть прозорливый старец”. Пришел я к отцу Симеону и остался в Печорах, стал ему прислуживать. Вспоминаю, каким смиренным был отец Симеон. У него ножки болели, не мог подняться в Михайловский собор. И мы с другим келейником ему предлагали: “Давайте, батюшка, мы вас понесем!” И складывали руки “стульчиком”, а он, как ребенок, радостно-смиренно садился на них, и мы его поднимали. Я пробыл с отцом Симеоном три года, до самой его смерти.

С отцом Ипполитом мы вместе подвизались в Псково-Печерском монастыре. Первое время работали на пекарне. Отец Ипполит отличался особой простотой, любовью, смирением, кротостью. О себе он вспоминал: “В молодости я был веселый, любил шутить, плясать, был первым заводилой, но когда приходилось быть в уединении, то нападала на меня тоска, очень скорбел, переживал, задумывался, для чего я живу и как мне устроить свою жизнь правильно. Эти вопросы не давали мне покоя”.

В феврале 1959 года на праздник трех святителей Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста в Успенском храме нас вместе постригли в мантию. Имена дали в честь священномученика Ипполита и мученика Кенсорина Римских. Ночь после пострига мы провели в храме Лазаревского корпуса, где жили валаамские старцы. На следующий год отца Ипполита рукоположили в иеромонахи, а я же прослужил в сане диакона восемь лет.

Отец Ипполит был мне и другом, и духовником. Я часто исповедовался у него. Случалось и так, что мне было стыдно исповедовать свои грехи, но отец Ипполит кротко и милостиво снисходил к человеческой немощи, хорошо чувствовал и знал нашу природу. Это был самый любимый и близкий для меня человек, и я очень жалею, что его сейчас нет рядом. Иеродиакон Ипполит (Халин). 1959 г.

Когда он был на Афоне, то присылал мне письма. Чувствовалось, как он любит Родину, наш народ и переживает разлуку. Он писал мне: “Дорожи тем, что ты живешь в России. Целуй свою землю”. Когда я узнал, что отец Ипполит вернулся с Афона, то сразу же поехал к нему в Печерский монастырь. Никогда не забуду, как он, увидев меня идущим по территории монастыря, открыл форточку и кричит как ребенок на весь монастырь: “Отец Кенсорин, заходи ко мне в гости!” Я был поражен такой простотой и любовью, у меня даже слезы тогда потекли. Всё его совершенство заключается в любви, простоте и доступности».

В 1983 году отец Ипполит вернулся в родную Псково-Печерскую обитель и через три года уехал в Курскую епархию. Но всегда сохранял духовные связи с печерским архимандритом Досифеем (Сороченковым; † 1998), с которым был вместе на Афоне, и со старцем Иоанном (Крестьянкиным; † 2006). Из Рыльского монастыря через паломников передавал им письма и поклоны.

Из воспоминаний схиархимандрита Кенсорина (Федорова):

«После возвращения отца Ипполита с Афона я навещал его в Рыльском монастыре каждый год. Когда приехал туда впервые, монастырь был в руинах, условия – тяжелые, очень мало братии. Несмотря на все эти трудности, батюшка всех радушно принимал, всегда был жизнерадостным. Монастырь быстро восстанавливался. На отчитку приезжали тысячи людей – болящие, скорбящие, жаждущие утешения от благодатного старца. Он всегда ходил в стареньком подряснике, с обыкновенной палкой. Я за пятьдесят лет своего священства не видел таких смиренных, кротких и любвеобильных пастырей. И люди к нему тянулись – по пять-шесть автобусов паломников в день приезжало в Рыльский монастырь. Сотни людей стояли в очереди, чтобы получить духовный совет, испросить его молитв.

И теперь, когда он почил о Господе, народ тянется на его могилку. В последний раз я ездил в Рыльский монастырь на день его Ангела. Так приехало пять автобусов паломников – из Москвы, Белгорода, Курска, еще откуда-то. Как при жизни батюшки ехал к нему народ, так и сейчас к нему стремятся люди. Любовь и после смерти не иссякает. Отец Ипполит именно любовью покорял сердца».

Валаамские старцы

Отцы Ипполит и Кенсорин часто посещали великих валаамских старцев, подвизавшихся в Псково-Печерском монастыре: схимонаха Николая (Монахова), иеросхимонаха Михаила (Питкевича), схиигумена Луку (Земскова).

Последние старцы Нового Валаама Валаамский монастырь в советское время долгие годы был в юрисдикции Православной Церкви Финляндии, которая ввела новое летосчисление, предполагались и другие изменения церковных традиций. Монахи, отказавшиеся принять нововведения, подвергались суровым наказаниям. «Старостильники» отстаивали сохранение старого стиля, отеческой Пасхалии, они рассматривали реформы как борьбу против Предания, как опасное обновленчество.

Отец Михаил возглавил стояние «старостильников», убеждал «хранить чистоту Православия». С группой монахов он вынужден был выехать с Валаама сначала в Финляндию, затем 80-летним старцем – в Псково-Печерский монастырь в 1957 году. Живя в Финляндии, он говорил: «Скорби и страдания очищают русский народ». Русская земля – «это земля мучеников, земля исповедников, полита их кровью, очищается, как золото в огне. Хоть на крест, хоть на мучения, но умереть на Родине со своим народом». Церковь в СССР он называл не «советской», как было принято в те времена за рубежом, а Православной исповеднической Русской Церковью.

Отец Михаил более 30 лет нес на Валааме редкий монашеский подвиг – затворничество, соединенное со старчеством. Он был духовником братии. Жил в отдаленных валаамских скитах или в одиночной келье и ежедневно в течение 41 года служил Божественную Литургию. Старец освоил исихастскую молитву и достиг бесстрастия, которое он называл «молчание внутреннее». Отец Ипполит вспоминал, как однажды увидел отца Михаила идущим в огненном столпе. Господь показал меру совершенства старца.

В своих наставлениях отец Михаил подчеркивал, что главное в духовной жизни – смирение и любовь. Любовь к ближнему может спасти и большого грешника: «Любовь покрывает всё». Он учил умению создавать условия для молитвы: «Больше всего храни мир сердца, терпи, смиряйся, сокрушайся и береги паче всего мир душевный. Избегай всё, что нарушает мир. Нужна особая осторожность и внимание, чтобы не потерять то, что драгоценнее всего, – душевный мир. Не суди никого – тогда и будет мир в сердце. Более молчи, учись молчанию».

Старец различал два вида безмолвия. Есть молчание как безответность на всякую злобу. Но главное – это безмолвие внутреннее, духовный покой, исихия. Этого состояния достигают старцы: они могут говорить с утра до вечера, находясь во внутреннем безмолвии. Он учил: «Стараться надо достигнуть тишины духа, ибо в душе мятежной доброго быть не может». Это и есть «истинный затвор и отшельничество», «Царствие Божие, право понимаемое», в котором Иисусова молитва не прекращает служение Богу внутри сердца. Такой покой наступает, когда прекращаются помыслы осуждения.

Состояние безмолвия, тихий дух показывает глубину сердца, и подвижник подлинно воспринимает свою греховность. Это приводит к глубокому покаянию и очищению: «Чистота сердца нужна! И только блаженное безмолвие возводит к святой чистоте сердца. Всё главное – в искренности, правдивости, чистоте сердца». Отец Михаил, опытно познавший то, чему учил монахов, говорил, что – это «идеал, не нашей меры подвиг!» Старец Симеон (Желнин; 1869–1962) в своей келье. Ныне прославлен в лике преподобных

Старец наставлял бороться и побеждать в духовной брани. Его духовное чадо монахиня Мария (Стахович) вспоминала его назидания: «Многими скорбями – вот жертва Богу. Господь испытывает верность скорбями. Всегда вступивших на иноческий путь ждут скорби. Сразу – это для сильных. При конце жизни – совсем слабым, чтобы не обратились в бегство. Но ничего не бойся. Благодать Божия не оставит монаха, если он сам не оставит Бога. Не бегай скорбей, злостраданий; имей решимость и мужество всё терпеть ради Господа. Сопротивляйся и борись, а остальное предоставь всё Господу. Скорби от бесов не избежишь; если они сами не могут – подсылают людей на то. Тут нужно всегда быть в напряжении, во внимании».

Старец сокрушался о пороках современной монашеской жизни, и прежде всего о фарисействе, обмирщении, об утрате монашеского духа. С печалью он говорил, что кругом суета, везде мир с его искаженными обычаями вводит свои порядки в монастырях. Мнимо-праведных фарисеев он называл «букварями». «Хоть все правила вычитывай, сколько их ни есть, они будут не на пользу душе, если нет сердца сокрушенного и смиренного. Возьмите первую заповедь, трудитесь над ней – вот вам и устав! А если и все службы выстаивать будете, всё вычитывать, весь устав выполнять, а внутри не будете очищаться, то будете как фарисеи. Не будь никогда “букварем”; я не говорю, что надо упускать, не выполнять – нет, всё надо, но если только так – это будет в осуждение».

Постоянная пословица отца Михаила: «Всех люби и всех беги». Ее часто повторял и отец Ипполит, назидая монахов. Он также не переносил дух фарисейства и «буквы законной». Таким же, «валаамским», было отношение отца Ипполита к Отчизне.

Из воспоминаний схиархимандрита Кенсорина (Федорова):

«В 1962 году я получил благословение быть келейником у валаамских старцев. Исполнял это святое послушание восемь лет – это милость Божия ко мне. Валаамские старцы жили в Лазаревском корпусе. Они радостно меня принимали, и я был бесконечно рад новому послушанию и с любовью ухаживал за ними. Я чувствовал их молитву, и сердце наполнялось Духом Святым. Невозможно передать впечатление от общения с ними. Как слепому невозможно описать красоту природы, так и я не могу всех своих чувств выразить словами.

Отец Михаил был любвеобилен и снисходителен к человеческой немощи. Везде и всегда скорбел о спасении других, стремясь осуществить первое требование Божие к человеку – заповедь любви. Он любил уединение. Когда мне приходилось с ним беседовать, он говорил: “Живя в монастыре, я знал две дороги: в церковь и келлию”. Он несколько лет находился в полном затворе, совершая в своей келлии ежедневно Божественную литургию. Я приносил ему в затвор просфоры и теплоту. Отец Михаил любил всех приходящих. Иногда после отдельных посетителей он лежал больной, даже были случаи, что несколько суток. Он свою благодать отдавал приходящему человеку и брал на себя все его немощи.

Отцу Михаилу хотелось умереть на Пасху или Благовещенье. В конце Великого поста, на Благовещенье, он скончался. Перед смертью призывал всех святых, такое множество, что я удивлялся, как он всех помнит. Отец Ипполит уделял много внимания и заботы отцу Михаилу, когда тот был болен. Он долгое время бывал в келлии отца Михаила, часами читая Евангелие. Любовь к старцам сохранилась у отца Ипполита на всю его жизнь. Уже в те годы, через общение с такими великими молитвенниками, Господь готовил отца Ипполита к старчеству.

Нам, нынешним монахам, никогда не дойти до совершенства валаамских старцев. Они были путеводителями, брали за руку свое духовное чадо и вели ко спасению. Такие подвижники – соль земли, без них монашество рухнет, а мир без монашества не сможет существовать».

Отец Николай приехал на Валаам в 1900 году, в 1913 году его направили на послушание на московское подворье, где он и принял монашество. В Москве в его жизни произошло важное событие: чудесным образом ему был явлена икона Пресвятой Богородицы «Споручница грешных». От нее совершалось множество чудесных знамений и исцелений, которые отец Николай записывал в своем дневнике.

Одна из записей касается периода раскола среди братии на Валааме в 1925 году: «Стали принуждать переходить на новый стиль. Приехало церковное управление во главе с нашим игуменом отцом Павлином, был суд. Стали вызывать по одному каждого из братий. Пришла очередь и моя. Вошел я в комнату, там сидел игумен Павлин с прочими из церковного управления. Они спросили: “Будешь ли ходить в собор по новому стилю?” На их вопросы я не мог ответить, у меня в это время точно отнялся язык. Тогда они сказали: “Ну, иди, раб Божий, и подумай”. Я начал молиться Божией Матери, Споручнице моей, в сердце моем: “Скажи: мне за новый или за старый стиль?” Внутренний голос говорил: “Иди на старый стиль и держись его”. И слышу женский голос сверху: “Если хочешь спастись, держи предание святых апостолов и святых отцов”. И во второй раз то же самое повторилось, и в третий раз голос сей: “Если хочешь спастись, держи предание святых апостолов и святых отцов, а не сих мудрецов”. Сердце мое возрадовалось, что Господь указал путь спасения по молитвам Божией Матери».

Чудотворная икона «Споручница грешных» в скромном киоте стояла на комоде в келье отца Николая. Старец молился пред ней день и ночь. Он написал возвышенные песнопения и славословия в честь Божией Матери. В 1957 году в день празднования иконы Божией Матери «Споручница грешных» старец записал в дневник такой случай. В своей келье он служил всенощную с братом Александром. «Я подошел к образу, Владычица вышла из киота и стояла как живая, веселая, и Младенец тоже. Я приложился к ручке – теплая, пухлая, как и ножка у Младенца. Я подошел к брату и говорю: “Смотри, Владычица вышла из киота – пойди, приложись”. Но когда он подошел, Владычица уже опять была на месте».

Из воспоминаний схиархимандрита Кенсорина (Федорова):

«Более всего я общался со старцем Николаем. Мы жили с ним в одной келье. Раз я был в великом расслаблении, даже не мог нести послушание. Увидев его в саду, радостно побежал к нему и рассказал о своем горе. Он крепко обнял, прижал к себе, и тут же я получил исцеление от его объятия. Находясь при нем, я постоянно чувствовал, что это святой человек. Отец Михаил (Питкевич) говорил об отце Николае: “Он благодатный старец. Благодать дается за великий подвиг, а ему дана – за великое смирение и любовь”. Он имел дар непрестанной молитвы. Особенно он молился ночью. С 11 часов вечера садился в кресло и всю ночь до 5 часов утра сидит и молится. Я встаю, а он говорит: “Вот теперь мне пора отдохнуть. Господь любит ночную молитву”.

Постоянно живя с ним, я чувствовал, как небесный свет озарял келью во время его молитвы, душа моя тогда наполнялась неизреченной радостью. После полунощницы и церковной службы, напоив старца чаем, я уходил на послушание в пекарню, на просфорню или на общие работы, а он продолжал молиться за обитель, за братию, трудящихся во святой обители, и обо всем мире. Иеромонах Ипполит (Халин). Свято-Пантелеимоновский монастырь, Афон. 1973 г.

Встречал он меня с великой радостью, как ребенок любящую мать. В нем было много детского: простота, смирение, послушание и необыкновенная, непостижимая любовь. Он говорил: “Мне Господь сказал: «Под старость ты будешь как дитя»”. Даже его лицо подтверждало это. Мне приходилось часто служить в церкви, и удивительно: когда старцу нужна была моя помощь, он просил Господа, чтобы меня прислал к нему. Я это чувствовал и приходил как раз в тот момент, когда я ему был срочно нужен. Десять лет он был совершенно слепым и, конечно, нуждался в постоянной помощи. Но всё же, забывая свою нужду, отпускал меня на богослужения и послушания. Часто я его видел сияющим неземной радостью: в эти моменты его посещали небесные жители. Всё это он часто скрывал по своему великому смирению. Но однажды, придя из церкви, я увидел его обливающегося слезами, он сказал: “Меня посетил Господь”.

Братию и паломников отец Николай тоже принимал с великой радостью, даже многим целовал руки. Всех поучал смирению, послушанию и любви, говорил: “Бог есть любовь, без любви нет спасения”. Громадное у него было смирение. И вот однажды, когда приехала мама помогать ухаживать за старцами, я в шутку сказал: “Мама, вот сейчас я проверю смирение отца Николая, схимонаха”. Я просто подошел к нему и говорю: “Отец Николай, зачем ты обидел мою маму?” Он тут же пал ей в ноги: “Тетя Зина, прости меня, грешного, что я тебя обидел”. Ему было 93 года. С трудом я поднял и посадил его в кресло. И маме сказал: “Вот видишь, какое глубокое смирение у старца. Ведь у нас скажи какому-то послушнику, что он чем-то провинился, так он будет оправдываться целый час и тысячу слов скажет в оправдание”.

Предчувствуя Великим постом 1969 года близкую кончину, отец Николай сказал: “Это моя последняя Пасха”. Он хотел умереть на Пасху – Господь и сподобил его преставиться в день Преполовения. Отец Николай был настоящим святым человеком, который живым опытом, примером показал нам святость».

***В Псково-Печерском монастыре отец Ипполит воспринял монашескую традицию и валаамских, и печерских старцев. Они руководили и назидали «примером дел», и это гораздо действеннее, чем словесное наставление. Живя рядом с великими подвижниками, отец Ипполит в полной мере усвоил их духовные уроки и исихастскую практику. В 1966 году опытным воином Христовым иеромонах Ипполит уехал на Афон помогать восстановлению Свято-Пантелеимоновского монастыря. А через 17 лет, по возвращении, понес подвиг старческого служения, столь необходимого возрождающейся России.

Иеродиакон Ипполит (Халин). 1959 г.

Иеросхимонах Михаил (Питкевич) в своей келье в Псково-Печерском монастыре

Архимандрит Ипполит (Халин)

Старец Симеон (Желнин; 1869–1962) в своей келье. Ныне прославлен в лике преподобных

Справа налево: о.Ипполит, о. Досифей (Сороченков), схиархимандрит Илиан (Сорокин), о. Авель (Македонов). Фото: afonit.info

Схимонах Николай (Монахов)

Иеромонах Ипполит (Халин). Свято-Пантелеимоновский монастырь, Афон. 1973 г.

Предыдущий Следующий

Воспоминания о первых годах возрождения Валаамской обители
1989–1990-е годы
Окончание. Начало .
Споручница грешных
На Валааме схимонах Николай проходил разные послушания. Однажды, еще будучи послушником, до революции, он был направлен в Москву на подворье Валаамского монастыря. Там он был пострижен в монашество с именем Борис и нес послушание пономаря. Однажды, в воскресный день во время службы он обнаружил в храме сверток. Поскольку никто не брал его, после обеда он этот сверток развернул – оказалось, это икона. Икона была вся потемневшая, он ее промыл, и оказалось, что это икона Божией Матери «Споручница грешных». Отец Борис принял ее как Божие благословение, и она сразу проявила себя как чудотворная. Когда он возвращался на Валаам на корабле, была страшная буря, так что все уже отчаивались за свою жизнь – думали, что корабль потонет. Отец Борис сильно молился Божией Матери, веря, что Матерь Божия поможет, спасет, сохранит.
А нужно сказать, что Ладожское озеро большое, как море, но на море волны пологие и потому не столь опасные, а на озере бывают очень крутые волны, и часто судно не выдерживает – очень много кораблей потонуло на Ладожском озере. Потому-то преподобные Сергий и Герман часто являлись бедствующим на озере и спасали утопающих – очень много известно таких случаев…
И вот корабль сильно качнуло, так что вещи просыпались на пол, и с ними икона. Отец Борис думал, что она наверняка разбилась. Но когда корабль прибыл в Воскресенский скит и отец Николай стал собирать вещи, он к своему удивлению увидел, что икона цела, – стекло совершенно неповрежденное. Эту икону братия очень почитали. Было замечено, что если кто был одержим духом уныния, то, помолившись у иконы – послужив молебен или просто помолившись, – получали уврачевание. И не только от уныния, но и от других искушений. Эта икону схимонах Николай оставил своему келейнику отцу Кенсорину (Федорову).
Отец Кенсорин был насельником Псково-Печерского монастыря, затем – наместником Святогорского Успенского монастыря (в Пушкинских горах), потом служил на приходе в деревне Троицкая гора (Псковской области), потом нес послушание духовника в Спасо-Елеазаровском женском монастыре Псковской епархии… Я приезжал к нему – и в Троицкую гору, и в Спасо-Елеазаровский монастырь, и именно в связи с этой иконой.
Однажды я приехал в Псково-Печерский монастырь к старцу архимандриту Александру (потом он принял схиму). Сказал, что я с Валаама, и отец Александр принял меня с любовью, рассказал о валаамских старцах, которых он еще застал в Псково-Печерском монастыре, а потом и говорит: «Поезжай в Троицкую гору, и пусть отец Кенсорин передаст икону Божией Матери на Валаам». Сам, конечно, я не дерзнул бы поехать к отцу Кенсорину, но за послушание поехал – раз старец благословил. Приехал, нашел отца Кенсорина, увидел эту икону – икона, конечно, чудная, особенная такая… Передал ему благословение. Он с любовью меня принял. Послужили всенощное бдение перед иконой, помолились, приложились к ней, маслицем помазались, но икону отец Кенсорин мне не отдал, сказав, что вернет ее со временем – как только на Валааме укрепится духовная жизнь. Позже он сам побывал на Валааме, но не остался там. Когда он был уже в Спасо-Елеазаровском монастыре, я опять навестил его, опять послужили перед иконой, помолились вместе с ним… Но икона опять осталась при отце Кенсорине…
Я заказал иконописцу написать мне такую же икону. Икона была написана, сейчас она находится в Санкт-Петербурге у монахини Марии. Эта икона тоже необычная, перед ней были откровения… Она меньшего размера и иконописная. А подлинная икона выполнена в живописной манере…
После Спасо-Елеазаровского монастыря отец Кенсорин вернулся на свою родину в пос. Борисоглебский (бывший город Борисоглебск, Ярославской обл.). Поселился в доме и стал там служить литургию в домовой церкви. Как-то Владыке ярославскому доложили об этом. Владыка вызывает его и говорит: «Ты что там служишь на дому, не поминаешь Патриарха, что ли?» А отец Кенсорин отвечает: «Владыка, я досматривал трех валаамских старцев. Иеросхимонах Михаил каждый день служил литургию – и на Валааме, и когда переехал на Новый Валаам, и мне благословил, чтобы я так служил. Поэтому я и служу литургию». И Владыка оставил его в покое. Позже отец Кенсорин переехал в деревню в семи километрах от Борисоглебска. Там восстанавливает храм, есть у него и домовая церковь, где он каждый день служит литургию. И там находится эта чудотворная икона с Валаама – «Споручница грешных». Говорит: «Как на Валааме восстановится настоящая духовная жизнь, так икону передам»…
Судьбы Божии
– А где теперь те первые иноки, которые пришли на Валаам в 1989–1990 гг., как сложилась их жизнь?
– Я не о всех знаю… Из первой братии на Валааме остались отец Фотий и отец Авраамий (бывший послушник Валентин).
Иеромонах Фотий – постриженник Лавры, в Лавре он был помощником эконома, в Данилове – смотрителем патриарших покоев, а когда приехали на Валаам, был благочинным, он служил. Из Данилова мы вдвоем поехали на Валаам. Когда мы бедствовали без игумена, он ездил в Лавру, просил отца Кирилла прислать нам игумена. Деятельный, хозяйственный, подвижник, труженик. На Валааме усердием отца Фотия стали разводить огороды – он знал, как это делается. Через некоторое время его направили на Приозерское подворье (70 км на запад от Ладожского озера). Он возглавил подворье, собрал братию, построил еще один храм, и в разных местах построил храмы – в Плодовом, в Кузнечном… Сейчас он игумен, начальник Приозерского подворья. У них строгий устав, есть хозяйство.
Иеромонах Авраамий (тогда еще послушник Валентин) был помощником эконома. Принял монашеский постриг с именем в честь Авраамия Ростовского. Впоследствии он был на Сортавальском подворье – на северном берегу Ладоги, на границе с Финляндией (там храм в честь святителя Николая).
Иеромонах Иаков много сделал для открытия Валаама, подобрал братию, воодушевил. Нас организовал – а сам с первой братией не поехал – не было благословения. Приехал он позже, в мае 1990 года, и его назначили экономом. Сейчас он подвизается под Москвой… Много потрудился для восстановления монастыря. Дружелюбный, общительный, жизнерадостный…
Иеромонах Феофан родом из Чувашии, на Валааме его назначили казначеем. Потом он жил на Гефсиманском скиту, трудился там в уединении, в молитве. Очень трудолюбивый, смиренный, имел дар рассуждения. В общении с братией – внимательный, осторожный, умел говорить так, чтобы никого не обидеть, не осудить. Впоследствии его направили в Иерусалим, где он был духовником Горненского монастыря. Сестры любили его, потому что он всегда старался всем помочь, несмотря ни на что, нес самоотверженные труды. Потом он заболел воспалением легких и от этого умер. Похоронен на кладбище Горненского монастыря в Иерусалиме.
Схиигумен Варахиил (бывший послушник Вадим, в монашестве Виссарион) был первые годы уставщиком, регентом – вся служба была на нем. Он учился в Санкт-Петербургской семинарии, не закончил Академию и поехал на Валаам, потому что его влекла уединенная жизнь, подвиг. Он был сыном военного – была у него военная закваска, рано вставал, строго постился, подвизался. Потом он стал начальником Всехсвятского скита. В скиту я его навещал, оставался у него по нескольку дней. Службы на Всехсвятском скиту были только в субботу и воскресенье, а отец Варахиил у себя в келье вычитывал службы каждый день. Читал он динамично, быстро – молиться с ним было хорошо. Впоследствии он заболел, возникли проблемы со зрением. Одно время жил на подворье в Санкт-Петербурге, а потом ушел в Коневский Рождество-Богородичный монастырь (Коневец – это остров к юго-западу от Валаама, недалеко от материка, основанный преподобным Арсением Коневским). Живет на Казанском скиту на Коневце вместе с послушником и несет послушание духовника. Служат там вдвоем, поют византийским напевом. Только в субботу и воскресенье в скит на службу приходит братия…
Инок Леонид уже скончался. Он был первое время певчим на клиросе, и мы с ним пекли просфоры – в обычной печке в духовке, ночами, потому что печка одна была – днем готовили пищу, а ночью пекли просфоры. Исполнительный, послушный, любил уединение, молитву, до конца жизни пребывал в молитве и почил с молитвой на устах. Постоянно читал Древний патерик. Жил он в холодной келье на чердаке – не топил, а довольствовался тем теплом, которое снизу шло. Питался он одной гречкой – то ли ради подвига, то ли такая у него была диета. В келье у него были только ряса, подрясник, сапоги, Новый Завет, Псалтирь и Древний патерик. Он ревностно подвизался, постился и здоровье его пошатнулось, начались сильные головные боли. Принял иноческий постриг с именем в честь преподобного Леонида Усть-Недумского. Когда здоровье его ухудшилось, его перевели в Приозерск. Скитоначальник отец Фотий определил его жить у одной местной старушки, которая за ним ухаживала. Она рассказывала, что пока у отца Леонида было хорошее состояние, он молился без отдыха – так истово, молитву Иисусову читал, акафисты, каноны. А когда ему плохо было, он сутками лежал. Потом он вернулся на Валаам – в 1994 или 1995 году. Как-то я с ним беседовал, и он сказал мне: «Я уже на земле прохожу мытарства», – без ропота, просто открылся. Молитва у него действовала непрестанно. Говорил: «Всю братию люблю, за всех молюсь». Когда инок доходит до такого состояния, это говорит о том, что он научился правильному житию в общежитии, что общежительная жизнь пошла ему на пользу. И тогда Господь дал ему непрестанную сердечную молитву.
А бывают примеры, когда братия занимаются молитвой, а имеют своеволие, не слушают никого, авторитетов нет: я сам знаю, я святых отцов читаю, я сам себе и духовник, и старец, и игумен. Это неправильное устроение. А у инока Леонида было смиренное послушание, и он достиг такого высокого состояния. Полюбил молитву Иисусову и поставил ее целью жизни… Он и почил в молитве. Когда он вернулся уже на Валаам, его поместили на Ферму. Напротив Фермы – Смоленский скит, дальше – Коневский. По воскресеньям он ходил на службы в монастырь. И вот раз мы не увидели его на службе. А от Фермы до монастыря километра три-четыре, идти надо по Московскому заливу, по озерам, по льду. Может быть, он пошел в это воскресенье на Всехсвятский скит… Три дня мы искали его и наконец нашли ближе к Всехсвятскому скиту – он провалился в полынью. Нашли по перчаткам, оставшимся на льду, на глубине трех метров… Когда его подняли – лицо его было спокойным и персты были сложены для крестного знамения. Когда совершалось отпевание, он был такой светлый, и молиться за него было легко. Братия испытывали такую радость, чувствовалось, что он перешел от земли на небо.
«Аще монах смирится…»
«Аще монах смирится, на всяком месте обрящет покой». Не место спасает, но место, конечно, помогает. В Лавре тоже подвижники умудрялись среди народа нести крест, и спасаться, и другим помогать… Есть очень хорошая книга архимандрита Тихона (Агрикова) «У Троицы окрыленные» – об отцах Троице-Сергиевой Лавры. Здесь, конечно, другой подвиг – незаметный, сокровенный… В духовной жизни бывает такое искушение: мы недовольны местом, где находимся, куда-то рвемся, думаем, что вот – там спасение, в том месте лучше, или в этом. А это не совсем так. И даже великие подвижники попадались на это искушение. Так что надо быть осторожным. Матушка Ольга (схимонахиня Виталия) из Сухума говорила: «Бес оседлает человека и гоняет»… А отец Павел Груздев говорил: «Блажен человек, который всем доволен и за все благодарит Бога»…
– А на Валааме сейчас есть молитвенники?
– Есть… Когда приезжаешь на Валаам, чувствуешь какую-то особую атмосферу, какое-то успокоение, утешение – как будто попадаешь в другой мир. Недаром это место называют Северным Афоном. Все там способствует молитве, уединению, богомыслию… На Валаам приезжали в первые годы архидиакон Сергий (Генсицкий, ныне митрополит Тернопольский и Кременецкий), протоиерей Валериан Кречетов. Приезжал наместник Данилова монастыря архимандрит Алексий (Поликарпов). Мы с ним ехали на корабле вместе. Он смотрит на Ладогу, на леса, на сопки. «Да, – говорит, – если тут не стяжешь чистой молитвы, то трудно будет, убежишь». Валаам – это место для молитвы, кто молится, тот преуспевает, укрепляется духовно…
Богу нашему слава всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Оглавление
Пути Промысла Божия
Приезд «первой» братии
Приезд «второй» братии. Наместник игумен Андроник
Наместник архимандрит Панкратий
Скиты
Валаамские подвижники
Старцы – основатели Нового Валаама
«Споручница грешных»
Судьбы Божии
«Аще монах смирится…»

Монахов, Николай Фёдорович

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Монахов.

Николай Фёдорович Монахов


Рисунок Кустодиева

Дата рождения

18 (30) марта 1875

Место рождения

Санкт-Петербург, Российская империя

Дата смерти

5 июня 1936 (61 год)

Место смерти

Ленинград, СССР

Гражданство

Российская империя→
СССР

Профессия

Годы активности

1904—1936

Театр

БДТ им. М. Горького

Награды

IMDb

ID 1504966

Николай Фёдорович Монахов (18 (30) марта 1875, Санкт-Петербург, — 5 июня 1936, Ленинград) — русский советский актёр театра и кино, певец оперетты. Народный артист РСФСР (1932).

Биография

Могила Монахова в Некрополе мастеров искусств в Санкт-Петербурге.

Николай Монахов родился в многодетной рабочей семье, в 1886 году окончил двуклассное начальное городское училище и поступил в реальное училище, из которого через 2 года был исключён; в это же время был певчим в хоре Смольного собора.

После исключения из училища оказался в Новгороде, где пел в хоре Софийского собора, окончил четырехклассное городское училище. В дальнейшем служил в департаменте окладных сборов в Петербурге.

В 1895 году дебютировал в роли Незнамова («Без вины виноватые» А. Н. Островского) в любительских спектаклях «Петербургского попечительства о народной трезвости». С 1896 года выступал на эстраде — на народных гуляниях и в шантанах с куплетами и песенками, в том числе с П. Ф. Жуковым, с которым создал эстрадный дуэт сатириков-куплетистов.

С 1904 года выступал в оперетте; дебютировал в Киеве в труппе Сабурова, исполнив роль Принцевалле в оперетте В. П. Валентинова «Монна Ванна». В дальнейшем выступал в опереточных труппах в Саратове, Киеве, Ростове-на-Дону и других городах. Играл на сцене театра «Эрмитаж» (Москва), с 1907 года в Санкт-Петербурге — в театре «Буфф», затем, в 1910—1912 годах, — в Панаевском театре, где был главным режиссёром.

В 1913—1914 годах выступал в Московском Свободном театре, где сыграл дьячка Афанасия Ивановича в «Сорочинской ярмарке» М. П. Мусоргского, Калхаса в «Прекрасной Елене» Ж. Оффенбаха, комментатора-чтеца в «Жёлтой кофте» Ф. Легара. Монахов обладал баритоном красивого тембра и широкого диапазона, мог исполнять и теноровые партии, как например Адам в «Продавце птиц» К. Целлера, и басовые, в частности Вельзевула в «Адской любви» Гризера.

К концу 10-х годов Монахов был одним из крупнейших артистов оперетты и в качестве гастролёра продолжал выступать в оперетте вплоть до 1927 года; однако мечтал о драматической сцене и в 1918 году стал одним из основателей петроградского Большого драматического театра. В спектакле, которым 15 февраля 1919 года открылся театр, «Дон Карлос — инфант испанский» по трагедии Ф. Шиллера, Николай Монахов сыграл короля Филиппа.

В Большом драматическом театре Николай Монахов служил до конца жизни, был ведущим актёром, играл как трагические, так и комические роли классического и современного репертуара; среди лучших его ролей — Яго, Шейлок и Юлий Цезарь в трагедиях У. Шекспира, Франц Моор в «Разбойниках» Ф. Шиллера, а также Егор Булычов, Артём Годун в «Разломе» Б. Лавренёва, Распутин в «Заговоре императрицы» А. Н. Толстого и П. Щёголева.

Как режиссёр в 1926 году поставил спектакль «Блоха» по Н. Лескову (инсценировка Е. Замятина).

С 1914 года снимался в кино.

Творчество

Роли в Большом драматическом театре

  • 1919 — «Дон Карлос» Ф. Шиллера; режиссёр А. Н. Лаврентьев — король Филипп
  • 1919 — «Много шума из ничего» У. Шекспира; режиссёр Н.Н. Арбатов — Бенедикт
  • 1919 — «Разбойники» Ф. Шиллера; режиссёр Б. М. Сушкевич — Франц Моор
  • 1920 — «Царевич Алексей» Д. С. Мережковского; режиссёры А. Н. Бенуа и А. Н. Лаврентьев — Алексей
  • 1920 — «Отелло» У. Шекспира; режиссёр А. Н. Лаврентьев — Яго
  • 1920 — «Венецианский купец» У. Шекспира; режиссёр А. Н. Бенуа — Шейлок
  • 1921 — «Слуга двух господ» К. Гольдони; режиссёр А. Н. Бенуа — Труффальдино
  • 1921 — «Рюи Блаз» В. Гюго; режиссёр Н. В. Петров — дон Сезар де Базан
  • 1921 — «Двенадцатая ночь» У. Шекспира; режиссёр Н. В. Петров — Мальволио
  • 1921 — «Смехотворные прелестницы» («Смешные жеманницы») Ж. Б. Мольера; режиссёр А. Н. Бенуа — Маскариль
  • 1921 — «Лекарь поневоле» Мольера; режиссёр А. Н. Бенуа — Сганарель
  • 1922 — «Юлий Цезарь» У. Шекспира; режиссёр К. П. Хохлов — Юлий Цезарь
  • 1923 — «Грелка» А. Мельяка и Л. Галеви; режиссёр А. Н. Бенуа — Патюрель
  • 1924 — «Бунт машин» А. Н. Толстого; режиссёр К. П. Хохлов — Обыватель
  • 1924 — «Анна Кристи» Ю. О’Нила; режиссёр А. Н. Лаврентьев — капитан Кристи
  • 1925 — «Заговор императрицы» А. Н. Толстого и П. Е. Щёголева — Распутин
  • 1925 — «Мятеж» Б. Лавренёва; режиссёр А. Н. Лаврентьев — Рузаев
  • 1926 — «Азеф» A. Толстого и П. Щеголева; режиссёр А. Н. Лаврентьев — Азеф
  • 1926 — «Женитьба Фигаро» П. Бомарше; режиссёр А. Н. Бенуа — Фигаро
  • 1927 — «Пурга» Д. Щеглова; режиссёр Б. М. Дмоховский — Владимир
  • 1927 — «Разлом» Б. А. Лавренёва; режиссёр К. К. Тверской — Годун
  • 1927 — «Любовь Яровая» К. А. Тренёва; режиссёр Б. М. Дмоховский — Швандя
  • 1928 — «Человек с портфелем» А. М. Файко; режиссёр К. К. Тверской — Гранатов
  • 1929 — «Заговор чувств» Ю. К. Олеши; режиссёр К. К. Тверской — Иван Бабичев
  • 1929 — «Город ветров» В. М. Киршона; режиссёр К. К. Тверской — Гороян
  • 1931 — «Линия огня» Н. Н. Никитина; режиссёр К. К. Тверской — Виктор
  • 1932 — «Егор Булычёв и другие» М. Горького; режиссёры К. К. Тверской и В. В. Люце — Егор Булычёв
  • 1933 — «Доходное место (пьеса)» А. Н. Островского; режиссёр В. В. Люце — Юсов
  • 1933 — «Достигаев и другие» М. Горького; режиссёр В. В. Люце — бородатый солдат
  • 1935 — «Ричард III» У. Шекспира; режиссёр К. К. Тверской — Ричард

Фильмография

  • 1914 — «Человек — не дерево»
  • 1928 — «Инженер Елагин» — Елагин
  • 1929 — «Человек с портфелем» — Гранатов
  • 1935 — «Дубровский» — Троекуров

> Сочинения

  • Монахов Н. Ф. Повесть о жизни. Л., 1936. (2 изд. — Л.—М., 1961).
  • Монахов Н. Ф. Моя работа над ролью. Л., 1937.

> Примечания

  1. 1 2 3 4 5 Дрейден С. Д. Монахов, Николай Фёдорович // Театральная энциклопедия (под ред. С. С. Мокульского). — М.: Советская энциклопедия, 1961—1965. — Т. 3.

> Ссылки

  • Монахов, Николай Фёдорович // Энциклопедия «Кругосвет».

Литература

  • Дела и дни Большого Драматического театра. , № 2. Л., 1926. (К 30-летию деятельности Н. Ф. Монахова).
  • Кугель А. Р. Н. Ф. Монахов // Профили театра. Л., 1929.
  • Мокульский С. Художник, строитель, мастер // Рабочий и театр. 1936. № 13.
  • Волков Н. Н. Ф. Монахов // Театр и драматургия. 1936. № 8.
  • Кузнецов Е. Из прошлого русской эстрады. М., 1958. С. 210—213.
  • Ярон Г. О любимом жанре. М., 1960. (Глава «Гастроли Монахова»).
  • Марков П. А. Спектакли Монахова // Марков П. А. О театре. Т. 3. М., 1976.

Схимонах Николай (Монахов)

(1876–24 апреля/7 мая 1969)

Схимонах Николай (в миру Василий Павлович Монахов) родился 22 июля 1876 года в Санкт-Петербурге в купеческой семье. Когда мальчику исполнилось четыре года, в семье Поповых случилось несчастье – его мать, бросив мужа, создала другую семью. Без отца мальчику жилось очень плохо. «Хотя меня и обижали, и не любили, я все же не печалился. Моей жизнью кто-то руководил, удерживал меня от всего худого, – записал в своем дневнике отец Николай. – Когда мне было около шести лет, меня отправили в школу, в купеческий приют, что у Волкова кладбища. Там я учился, там и жил. Учился я плохо. В свободное время любил читать краткие жития святых и другие духовные рассказы. Был всегда смиренен. Разговор у меня был более о том, как бы спастись и жить на небесах. Был у меня товарищ, с ним мы ходили, бегали по коридору, мечтали о том, как бы жить вместе у него в деревне, отдельно от прочих, и спасаться».

В приюте с мальчиком случилось несчастье. Однажды дети, с которыми он играл, втолкнули его в темную пустую залу, Василий взглянул на окна и увидел в каждом беса в полный рост. Вид их был так ужасен, что мальчик, закрыв глаза, закричал. После этого видения Василий стал сильно заикаться, и у него сошел с места левый глаз. «Заикание я просил у Господа исцелить, а глаз у меня так и остался навсегда. Господь не оставил меня, стало лучше, а сейчас и совсем мало заикаюсь. После этого видения я стал еще хуже учиться, так что учителю пришлось помучиться со мной. Я хочу сказать и знаю что ответить, но перед учителем не могу. Скажу слово и опять молчу. Слова вертятся в голове, а сказать не могу. Скорбел я очень, что плохо учусь, и просил у Господа помощи на учение, но помысел говорил мне: «Читать про себя умеешь и писать и довольно; в монастыре не нужно очень грамотному быть, так проживешь до смерти». Меня эта мысль всегда утешала. Ученье у меня не шло, в голове только и было, как бы уйти в монастырь и спасаться, и молиться за всех».

После второго класса мать забрала Василия из приюта. «Жить мне было очень плохо. Спал я на полу, был у своей матери как слуга. Не любила она меня. В это время было мне 12 лет. Питался я у них тоже плохо. Но вот знакомые пожалели меня и отправили в ученье в мальчики-портные; однако там не стали держать меня. Пришлось просить хлебца, а то голодный был».

Достигнув совершеннолетия, Василий Монахов поступил на работу в Синодальную типографию. В эти годы он посещал духовные собеседования, проводившиеся по вечерам в храмах города, ходил в Андреевский собор на Васильевском острове. Чтобы Василий не уехал на Валаам, мать забрала у него паспорт и спрятала.

«Когда я поступил на завод «Сан-Гали», мне пришлось по делам ходить поздно вечером за город, за «обводную канаву», туда, где городовых совсем не бывает, извозчики там тоже не стоят, на ночь запирают ворота на замок. Мне говорили, что ходить тут опасно, могут убить. На ночь предлагали оставаться, а утром уходить. Но Господь хранил, не трогали меня. Посмотрят, бывало, на меня и пойдут дальше». Не раз враг рода человеческого хотел его уничтожить или устрашить, но Господь незримо хранил Своего раба.

После увольнения с завода у Василия на руках оказался паспорт. После многих колебаний и горячей молитвы перед чудотворной иконой Божией Матери «Всех скорбящих Радость» Василий решил оставить мать и по слову Спасителя: «Если кто приходит ко Мне, и не возненавидит отца своего и матери, тот не может быть Моим учеником» (Лк. 14,26) и еще: «Кто любит отца или матерь более, нежели Меня, не достоин Меня» (Мф. 10,37), отправился на Валаам.

«Приехал я на Валаам; паспорт у меня был с собой. На душе у меня было так легко и весело, точно я вылетел из клетки, такое у меня было чувство тогда. Игумен отец Гавриил принял меня. Это было в 1900 году. Работать назначили на общих послушаниях, у нарядчика отца Саввы. Там выгружал я дрова и прочее. Потом отец Савва свел меня к игумену благословиться, одеть меня в послушники. Поставил меня в трапезную, при рабочем доме у конюшен». Спустя несколько лет наместник монастыря отец Виталий отпустил Василия домой в отпуск. Приехав к родственникам в Петербург, он узнал, что мать его тяжело больна и находится в больнице. «Я навещал ее и приносил ей все, что она хотела. Со мной вместе к ней ходил и мой брат Борис. Нашим посещением мать всегда утешалась. Наконец мать благословила меня идти в монастырь и взять с собой брата, но он не захотел».

Примирившись с матерью и похоронив ее, Василий вернулся на Валаам. Как и все вновь прибывшие в монастырь, он исполнял тяжелые монастырские послушания. «Нарядчик отец Галактион послал меня на кухню мыть ложки при малой трапезе, затем назначил кубогреем при конюшенном доме. Это было уже при игумене Маврикии. От него я получил и рясофор. После этого я исполнял послушание столовщика при большой трапезе, каменщика при мастерской от иконной и книжной лавки и будильщика».

За сердечную чистоту и простоту Василий был удостоен от Бога многих видений. «Слыхал я, как в монастыре говорили и думали, что преподобных здесь нет, здесь пустая рака стоит для воспоминания их, а они сами неизвестно где находятся, может быть, в другом месте, а не под ракой. Я наслушался этого, и мне пришла такая мысль в голову во время всенощной, когда читали кафизмы. Я сидел на хорах на первой скамейке и думал: «Ведь, наверное, нет здесь, в этом храме, преподобных Сергия и Германа, а в другом, наверно, месте, Валаам велик. Раку поставили здесь, в церкви, а их самих нет». Так размышлял я. Вдруг у меня умиление сердца, и на глазах показались слезы. Я взглянул на Божию Матерь – образ, который висел на колонне напротив креста, – Ее называют Валаамской Божией Матерью. Около этой иконы увидел я преподобных Сергия и Германа, они стояли у ног Божией Матери: один по правую, другой по левую сторону. Одеты были они в мантии и схимы, на плечах и на груди было написано: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас». В руках они держали свитки, лица у них были тощие, глаза голубые, вид был божественный. Они смотрели на братию, а у меня от радости слезы лились и душа рвалась к небесам. Я посмотрел опять на икону Валаамской Божией Матери, но преподобных Сергия и Германа больше не было, они скрылись. После этого я твердо уверовал, что они положены здесь, где находится рака, и что они во время службы присутствуют с нами и стоят у ног Божией Матери, молятся и смотрят на нас. Преподобные Сергий и Герман избавили меня от неверия».

В 1913 году инок Василий, как исправный послушник и известный начальству монастыря своей благочестивой жизнью, был направлен игуменом Маврикием в Москву на Валаамское подворье. Здесь в 1914 году наместник Валаамского монастыря иеромонах Павлин постриг Василия в мантию с именем Борис. Эконом подворья отец Иона назначил его пономарем и звонарем.

На подворье в Москве отец Борис чудесно обрел список с чудотворной иконы Божией Матери «Споручница грешных». «В воскресенье за поздней обедней народу было очень много. Я находился на хорах. Внизу продавали просфоры. Я сошел вниз и увидел около окна на столе против моей кладовки толстую доску, обернутую газетой и завязанную веревкой. Я подумал: «Наверное, кто-нибудь оставил и придет взять» и не обратил внимания. Богослужение кончилось, я закрыл церковь. Доска там все так и стояла. Я подумал: «Верно, кто-нибудь из братии забыл и придет взять потом». Пошел я обедать. После обеда пришли убираться. На эту доску никто не обращал внимания. Я подошел к доске, а внутренний голос мне говорит: «Возьми это себе в кладовую». Я развернул доску: она была толстая, черная-пречерная, по гвоздю я догадался, что это икона. На ней ничего не было видно. Хотел я снести доску на чердак, но внутренний голос сказал: «Зачем на чердак, ты промой и увидишь, что это такое». Я взял тряпку, макнул в керосин и начал тереть; понемногу грязь с доски стала смываться, и я увидел корону и лик Спасителя, такой ясный; казалось, будто Он смотрел на меня». В своем дневнике отец Борис приводит множество чудесных знамений и исцелений от обретенной иконы Божией Матери «Споручница грешных». «Монах Валаамского монастыря Ефрем одно время томился мрачным состоянием духа, задумчивостью и рассеянностью. Когда однажды он пришел к себе келью, на него напал страх, ему представились бесовские чудовища. На другой вечер он вспомнил про святую икону Царицы Небесной, находящуюся у монаха отца Бориса, и пришел помолиться пред сим чудотворным образом. При этом как бы кто невидимый положил ему на душу идти к себе в келью и положить несколько поклонов Пресвятой Богородице. Возвратясь к себе, инок Ефрем помолился Царице Небесной, и к нему снова возвратилось спокойное состояние духа, страх прекратился. Заступница Усердная рода христианского его исцелила от постигшего томления и страха. В ночь на 19-е ноября 1931 года (по ст. стилю) два благоговейных инока на Валааме да еще одна боголюбивая душа тихо и благоговейно совершали всенощное бдение в своей келье по чину и уставу церковному. Молились они пред дивным глубокочтимым келейным образом Царицы Небесной, именуемым «Споручница грешных». Сия святая икона уже не раз показывала свои милости тем, кто с верою молился пред нею. Так и в этот раз: в этот памятный вечер она явила верным рабам Божией Матери, благоговейно молящимся пред Ее святой иконою, дивную свою милость. Спокойно и усердно молились иноки, и вот в половине службы, по обычаю, стали после «Хвалите имя Господне» прикладываться к святому образу, и как-то один из иноков своею мантией слегка, нечаянно, задел за подножку, на которой стояла большая стеклянная лампа, наполненная доверху керосином. Подножка покачнулась и лампа упала на пол, разбившись на мелкие куски. Стекло от лампы далеко откатилось в сторону, но почему-то не разбилось. Огонь на фитиле каким-то непонятным образом загорелся с нижнего конца, а вверху погас. Молящиеся три человека нисколько этим происшествием не смутились и, видя, что керосин всюду разлился: и под стол, и под аналой с книгами, а в середине керосина ярко горит фитиль от лампы, смотрели на это совершенно спокойно, словно это было самое обыкновенное и безопасное дело, и, не прерывая службы, продолжали неторопливо и благоговейно молиться. В келье воздух был совершенно чистый и не ощущалось ни малейшего керосинового запаха. Когда они уже кончали всенощную, фитиль, догорев, погас; причем сама светильня хотя и не сгорела, но сделалась вся белая и сухая совершенно. По окончании службы инок Борис собрал керосин с полу, которого было так много, что он две большие тряпки, совершенно мокрые от собранного керосина, вынес из кельи и бросил в огонь. Они с шумом и силой мгновенно вспыхнули и ярко-ярко загорелись пылающим пламенем. Уже после службы иноки как бы очнулись и, придя в себя, поняли, какой страшной опасности они подвергались, но заступлением Царицы Небесной произошло это чудо и спасение от многих бед. И стали они горячо воссылать свои молитвы и благодарения Царице Небесной, заступлением и помощью Которой были спасены от пожара, страха, потери монастырских вещей и вообще всякой неприятности и взыскания со стороны монастырского начальства».

На Валаамском подворье в Москве отец Борис пробыл четыре года и перед Первой мировой войной вернулся в монастырь на Валаам.

1924–1925 годы стали одними из трагических в истории Валаамской обители. После революции 1917 года обитель территориально принадлежала получившей независимость Финляндии. В 1921 году Финляндская Православная Церковь получила автономию от Святейшего Патриарха Тихона. Впоследствии, в 1924 году, воспользовавшись нестроениями в Русской Православной Церкви и заточением в Донском монастыре Святейшего Патриарха Тихона, Финляндская Православная Церковь под давлением правительства Финляндии переходит в ведение Константинопольского Патриархата. Начинается насильственное введение в православных приходах Финляндии и монастырях Валаамском и Коневском нового, григорианского, стиля. На Валааме в единой доселе монашеской семье произошел раскол среди братии – на новостильников и старостильников. «1925 года 10 сентября на Валааме было разделение старого и нового стиля. Стали принуждать переходить на новый стиль. Многие из братий остались по-старому. Начались суды. Приехало церковное управление; во главе с нашим игуменом отцом Павлином был суд; стали призывать по одному каждого из братий. Многих уволили из обители. Пришла очередь и моя. Вошел я в комнату, там сидел игумен Павлин с прочими из Церковного управления. <…> Они спросили: «Признаешь ли игумена отца Павлина? Будешь ли ходить в собор по новому стилю?». На их вопросы я не мог ответить, у меня в это время точно отнялся язык. Они усомнились и сказали: «Ну, что же ты не отвечаешь?». Я не мог сказать ничего. Тогда они сказали: «Ну иди, раб Божий, и подумай». Я начал молиться Божией Матери, Споручнице моей в сердце моем: «Скажи мне и укажи путь жизни моей: на какую сторону идти, за новый или за старый стиль? В собор ходить или куда?». И молился я, грешный, Матери Божией во время своего послушания на кухне. Когда я свое послушание вечернее кончил, пошел к себе в келью и подумал в простоте сердца своего: «Что же Матерь Божия не извещает меня?». Но милость Божия не оставила меня, грешного. Она желает всем спасения. Вдруг в келье моей явился собор, такой же, как он и есть, высоты, длины и ширины. Удивился я чудному явлению. Как он вошел в мою маленькую келью? Но внутренний голос сказал: «Богу все возможно, нет ничего невозможного». «Ну вот, надо ходить в церковь, в собор, по новому стилю». В то время, когда я так размышлял, сверху спустилась завеса церковная, голубая, посредине завесы золотой крест. Собор остался за завесой. Я остался по другую сторону собора; собор стал мне не виден, и внутренний голос говорил: «Иди на старый стиль и держись его». И слышу женский голос сверху: «Если хочешь спастись, держи предание святых апостолов и святых отцов». И во второй раз то же самое повторилось, и в третий раз голос сей: «Если хочешь спастись, держи предание святых апостолов и святых отцов, а не сих мудрецов». После этого чуда все скрылось, и я остался один в келье. Сердце мое возрадовалось, что Господь указал путь спасения по молитвам Божией Матери».

В декабре 1939 года, во время русско-финской войны, братия монастыря была эвакуирована в глубь территории Финляндии, где в местечке Папинниеме в 1940 году был основан Ново-Валаамский монастырь. Весной 1957 года монахам Валаамской обители была предоставлена возможность возвратиться на Родину. Отец Борис первым подал заявление о возвращении и 15 октября 1957 года прибыл в Выборг, откуда был направлен в Псково-Печерский монастырь вместе с другими иноками Валаамского монастыря. Архиепископ Псковский и Порховский Иоанн, настоятель Псково-Печерского монастыря, постриг его в схиму с именем Николай. В продолжение всей своей жизни отец Николай сохранял жизнерадостность, всегда благодарил Господа за Его милости. Келейник отца Николая иеромонах Кенсорин вспоминал о старце: «Более всего я общался с отцом Николаем. Мы жили с ним в одной келье. Я его навещал также и раньше. Раз я был в великом расслаблении – даже не мог нести послушание. Увидев его в саду, я радостно побежал к нему и рассказал свое горе. Он меня крепко обнял, прижал к себе – и тут же я получил исцеление от его прикосновения. Поэтому, находясь у него, я постоянно чувствовал, что это святой человек. Отец Михаил (Питкевич) при жизни также постоянно напоминал мне об этом. Всегда, придя его проведать, говорил: «Он благодатный старец. Благодать дается за великий подвиг, а ему дана за великое смирение и любовь». Он имел дар непрестанной молитвы. Особенно он молился ночью. С 11 часов садится в кресло и всю ночь до 5 часов утра сидит и молится. Я встаю, а он говорит: «Вот теперь мне пора отдохнуть. Господь любит ночную молитву».

Так продолжалось четыре года на моих глазах, пока старца не оставили силы. Постоянно живя с ним, я чувствовал, как небесный свет озарял келью во время молитвы, душа моя также наполнялась неизреченной радостию. После полунощницы и церковной службы, напоив старца чаем, я уходил на послушание в пекарню, на просфорню или на общие работы, а он продолжал молиться за обитель, за братий, трудящихся во святой обители, и обо всем мире. Тот же молитвенный дух я постоянно чувствовал и на послушании.

Встречал он меня с великою радостию, как ребенок любящую мать. Эту радость его нельзя понять и передать словами. В нем было много детского: простота, смирение, послушание и необыкновенная, непостижимая любовь. Он часто говорил: «Мне Господь сказал: «Под старость ты будешь как дитя». Даже его лицо подтверждало это.

Мне приходилось часто служить в церкви седмицу иеродиаконом, а позднее иеромонахом – по вечерам и Литургию по утрам – или просто ходить в храм молиться, и удивительно: когда старцу нужна была моя помощь, он просил Господа, чтобы прислал меня к нему. Я это чувствовал и приходил как раз в тот момент, когда я ему был срочно нужен. Он был 10 лет совершенно слепым и, конечно, нуждался в постоянной помощи. Но все же, забывая свою нужду, он отпускал меня на богослужения и послушания. Часто я его видел сияющим неземной радостию: в эти моменты он был посещен небесными жителями. Все это он часто скрывал по своему великому смирению. Раз, придя из церкви, я увидел его обливающегося слезами; он сказал: «Меня посетил Господь».

Посещающую братию и паломников принимал с великой радостию. Даже многим целовал руки. Всех поучал смирению, послушанию и любви. Поучал заниматься Иисусовой молитвой и вообще непрестанной молитвой. Братию поучал подчиняться наместнику да и всем вышестоящим подчиняться с великим смирением и любовию. Также и всех учил жить в мире, любви и согласии. Часто говорил: «Бог есть любовь, без любви нет спасения».

Громадное у него было смирение. И вот однажды, когда приехала мама помогать мне ухаживать за этими старцами, я в шутку сказал: «Мама, вот сейчас я проверю смирение отца Николая схимонаха». Я просто подошел к нему и говорю: «Отец Николай, зачем ты обидел мою маму?» Он тут же, безо всяких оправданий, пал ей в ноги и закричал: «Тетя Зина, прости меня, грешного, что я тебя обидел». И сразу повалился ей в ноги! Ему было 93 года. С трудом я поднял и посадил в кресло великого старца. И маме сказал: «Вот видишь, какое глубокое смирение у старца. Ведь у нас скажи какому-то послушнику, что он чем-то провинился, так он будет оправдываться целый час или тысячу слов скажет в свое оправдание»».

Предчувствуя Великим постом 1969 года близкую кончину, отец Николай сказал своему келейнику иеромонаху Кенсорину, что «это последняя Пасха в его жизни». Старец просил всех простить его и в молитвах не забывать, постоянно обращаться с сокрушенным сердцем к Царице Небесной, Покровительнице монашествующих, совершающих труды и подвиги во славу и спасение мира. На рассвете 7 мая, помолясь со слезами и приобщившись в последний раз Святых Христовых Таин, схимонах Николай по окончании «Канона на исход души» тихо почил о Господе. «Он хотел умереть на Пасху – так Господь и сподобил преставиться в день Преполовения. Сорок дней было ему в день памяти Всех святых, в земле Российской просиявших». 9 мая почивший старец схимонах Николай при пении пасхального канона «Воскресения день…» был погребен в пещерах, вместе с остальными Валаамскими старцами.

О. Кенсорин: У священника должна быть любовь, чтобы покрывать все немощи человека

Информационная служба Псковской епархии продолжает серию материалов «Монастырская жизнь» и предлагает интервью с о. Кенсорином, архимандритом Спасо-Елеазаровсrого монастыря.

Отец Кенсорин, скажите, откуда Вы родом, из какой семьи?

Семья была состоятельная, жили и в Петербурге, а потом мама вышла замуж и уехала в деревню. Бабушка с мамой приходили к отцу Иоанну Кронштадтскому, лет восемь маме тогда было. Мама была очень верующим человеком, и получила благословение от Иоанна Кронштадтского. С этого, по-моему, и началась наша духовная жизнь. А детей в семье было пять человек. Я родился при советской власти, в 1934 году, в Ярославской области, село Афоново.

А какой путь прошли, чтобы служить Богу?

Вопрос серьезный. Но самое основное — было благословение Иоанна Кронштадтского матери, а второе – мать моя молилась постоянно с утра и до ночи. И говорила: «Вот у меня пять человек детей, хотелось бы, чтобы кто-то из моего чрева был служитель Божий». Вот это на меня и выпало. Храма у нас близко не было, когда росли, только в Великом Ростове. Водили в храм пешком километров двадцать пять, два раза в год, помню — иду, плачу. А мама каждый месяц ходила в храм. Уже после войны открылась церковь ближе. Садимся кушать, мама говорила: «Перекреститесь», на сон — молились, уходили в школу – благословляла. И отца на работу, когда уходил, в запятки всегда крестила его и благословляла. Самый важный момент был в нашей семейной жизни, когда началась война. Мне было девять лет, младшему — семь. Отец ушел на фронт и два моих брата. Мать молилась со слезами, а мы слышали ее слезы и молитвы. Великое чудо случилось – два брата, из одной семьи, сошлись в одну воинскую часть и шли двумя дорогами, всегда на передовой. Слезные молитвы матери дошли до Бога: ей голос был Божий, что твоя молитва весь свет обойдет и опять к тебе придет. У нее часто были видения и голоса божественные, мать была непростая. И когда кончилась война, действительно, молитва искренняя никогда не гаснет, и два брата вернулись домой с передовой. Отец тоже вернулся невредим. Но потом выпивали и раньше своих лет ушли на тот свет. Вот война нас не так нас калечит, как безнравственная жизнь, особенно пьянка.

А дальше как жили?

Встретился я с благочестивой женщиной, она мне много рассказывала про монастыри, сама пела в хоре нашего кафедрального собора. Она уже давно на том свете, а когда-то ей дали 25 лет тюрьмы. Чекисты ей говорили, чтобы пожалела свою дочь: на кого ты ее бросаешь. Она им сказала: Я ее бросаю на Матерь Божию, и пошла в заключение на 25 лет, но отсидела пять. Дочь читала акафист Божией Матери каждый день, пока мать сидела. И когда мать вернулась, дочь кинулась к иконе Божией Матери, благодарить. А потом подошла здороваться к матери. Вот что значит благочестивые дети — они могут вымолить своих родителей. Теперь дети ее дочери – священники, пять сыновей, а дочь замужем за священником. Вся семья благочестивая, и славится на всю Костромскую епархию. Эта женщина говорила мне, что плакала по тюрьме, такая благодать ее там посещала, в заключении: «А здесь я не могу ее сохранить, утратила». Она мне и дала толчок к духовной жизни. Потом я пошел в армию, и после сразу поступил Промыслом Божием в Псково–Печерский монастырь. Помню, эта благочестивая женщина, ее звали Александра, мне еще рассказывала: один священник на проповеди говорил не вступать в комсомол. За это могли отобрать регистрацию у священника, чьи дети не вступали в комсомол. Поехали к Валаамскому старцу о. Николаю спрашивать: как быть? Он дал назидание: в проповеди нужно о евангельском чтении говорить, а не о политике. В 1957 году поступил в монастырь, а в1959 году постригли в монашество. И через три дня, в Сретение Господне – в сан иеродиакона рукоположили. Вот уже сорок шесть лет в монашестве. После Печерского монастыря я у старцев Валаамских восемь лет был. Потом направили в Палкинский район, в село Аксеново, на приход в 70–м году, на Благовещение. Послали на одно богослужение, еще при Алипии, игумене тогдашнем Печерского монастыря, потом оставили до Пасхи, а потом меня попросили прихожане, и Владыка меня оставил на приходе, где я и прослужил двадцать четыре года.

Вы же были еще игуменом в Святогорском монастыре, отец Кенсорин?

Да, после Аксенова. Там было в Святогорском монастыре неустройство. И Владыка наш Евсевий приезжает на праздник Серафима Саровского в Аксеново. Посмотрел, как мы живем, а у меня было три коровы, пятнадцать ульев пчел, куры, индюки – большое хозяйство. Уехал Владыка, ничего не сказал. Вернулся через две недели и говорит: отец Кенсорин, я тебя перевожу на новое место. А я говорю: Куда? Он мне не сказал. Если бы я знал, что в Святогорский монастырь, я бы в ноги упал Владыки и не пошел туда. Слезно молил бы. А Владыка ходит по комнате и говорит: отец Кенсорин, признай Волю Божью, признай Волю Божью…Но не сказал – куда. Я поехал за советом к отцу Иоанну Крестьянкину в Печерский монастырь. Он сказал: узнай, куда и тогда приедешь снова. Владыка сказал: в Пушкинские горы поедешь, и дает мне назначение быть благочинным и наместником Святогорского монастыря. А там нет ни дров, ни воды, ни денег, ни сена, ни братии. Поехал к Иоанну Кронштадтскому в Петербург, взмолился у его гробницы: «Отец Иоанн Кронштадтский, помоги, я не знаю что делать». Жил в этом монастыре, каждый день служил и проповеди говорил, народ расположился ко мне и стал давать денег.

Потом народ в Пушкинских горах стал помогать. А когда монастырская братия захотела меня снять с прихода, я и сам этого хотел, поехали к о. Николаю Гурьянову: отец благочинный, духовник, эконом. А о. Николай вышел на крылечко и во весь голос, чтобы все слышали, сказал: «Если отец Кенсорин будет уходить, держите его за рясу».

Сколько лет Вы там были, батюшка?

Семь с половиной.

Монастырь поднялся, пока Вы были игуменом?

Да, и Владыка мне сказал: «Отец Кенсорин, ты даже представить не можешь, как ты помог в возрождении Святогорского монастыря». Вот это был единственный отзыв о моей деятельности в монастыре.

А в Елеазаровском монастыре Вы с какого когда служите?

Со дня открытия с 2000 года. Мы поехали с Владыкой на кораблике к о. Николаю на Залит, и Владыка мне сказал: «Перевожу тебя в Елеазаровский монастырь на восстановление». Я говорю Владыке: «Владыка, братию жалею и после меня неизвестно, что там будет». Он мне ответил: «За тот монастырь я на себя беру ответственность», и благословил Владыка меня на Елеазаровскую обитель. Отцу Николаю Владыка сказал, что переводит меня в Елеазаровскую обитель. о.Николай благословил. Вот так я здесь.

А игумен Алипий, Вы его хорошо знали, батюшка, когда подвизались в Печерском монастыре?

Он при мне и поступил, а я поступил до Алипия, при Августине. Алипий для меня является святым человеком. У нас был старец отец Симеон, и Наместник очень его уважал. А о. Симеон выделил Наместника, говорил, он – человек Божий. И есть предание, что, когда умирал совсем о. Симеон, а был в то время Великий Праздник Крещения, отец Алипий пришел к нему и говорит: «Как мы, батюшка, будем тебя хоронить, когда такие праздники? Ты умоли Господа, чтобы Он дал тебе немножко отсрочку». И старец умолил Господа, умер после Крещения. Отца Алипия старцы очень уважали. А когда он поступил в монастырь, нужно было восстановить иконопись, он спросил у меня: знаю ли я иконописца, который помог бы восстановить старинную иконопись в Успенском храме? Я сказал: «Знаю». Принес ему написанную иконку священномученика Кенсорина, игумен посмотрел и сказал: давай этого иконописца. И он нам восстанавливал иконы Успенского храма. Когда я был у Валаамских старцев, отец Алипий встречался с ними, и они очень радовались друг другу, а о.Николай прямо как ребенок. Для старцев встречи с отцом Алипием были Пасхальной радостью. Благодать объединяет, когда человек духовный подходит к человеку духовному — эта благодать удваивается и сливается. Человек благодатный может восполнить то, кому чего – то не достает. А греховный человек ничем не может помочь другому. И мы, когда встречаемся с такими людьми, получаем томление духа. Особенно, когда курят люди. Такой смрад, невозможно дышать. Вы же думаете, почему вонючим дымом отгоняют пчел? Для чего? Пчелы боятся этого дыма, и тогда их можно выгнать из улья, чтобы взять мед. Особенно вонючий дым от осины. Такой смрад и у курящего отгоняет благодать.

Вы лишаете курящего своей беседы?

И Причастия.

И Причастия лишаете, батюшка?

Я у Владыки спрашивал, сколько нужно дней не курить, чтобы разрешить Причастие. Он сказал: «Хотя бы неделю» А когда приходят, накурившись, на исповедь – это меня всегда смущает.

Вы духовник Елеазаровского монастыря, понятно, что есть тайна исповеди, но какие духовные проблемы могут быть в монастыре?

Должна быть любовь духовника и любого священника покрывать все немощи любого человека — вот самое основное. Мы покрываем любовью, состраданием. Она поклон не доделала – ты приди и доделай, мы должны в первую очередь видеть свои грехи. Когда они исповедуются, я вижу свои грехи, которые, может, в тысячу раз больше их, и как я могу с них взыскивать. Поэтому я всегда сострадаю им в их немощах. Нельзя духовнику быть строгим. Вот случай был: бабушка пришла в храм причаститься Святых Христовых Тайн, а священник спрашивает: а ты была вечером на службе? Она говорит: нет. Я и сегодня еле дошла. Он отказал ей в Причастии. А бабушка пошла из церкви и на дороге умерла. Вот такой пример. Надо быть снисходительным к немощам ближнего. В Печерском монастыре случай был при отце Алипии: одна женщина приехала, чтобы причаститься Святых Тайн в свой День Ангела, а накануне поела рыбки, и духовник не допустил ее до Причастия. Она пожаловалась игумену Алипию, и Алипий при всех священниках и духовниках говорит: «Вы, братия, сегодня накушались в трапезной (была суббота) скоромного, а завтра пойдете причащать, а почему тогда так строги к прихожанам? Она же не дома, она невольно, в гостях, на общей трапезе постеснялась отказаться». Бывает, и сам попадешь в гости в скоромный день и как отказаться? Людей обижать? У меня, как у духовника, снисходительность к ближнему. Меня и сейчас, когда увидят аксеновские, говорят: «наш батюшка».

Что может послужить отказу в Причастии?

Когда нет сокрушения в своих грехах.

А Вы это видите, батюшка?

Чувствую. Но у меня таких случаев не было. Если вот курят, мясо едят. Все – таки надо понимать исповедующимся, что такое исповедь, вникать надо. Был такой случай: женщина пришла к священнику, плачет горькими слезами, муж удавился, а отпевать самоубийц не разрешается. Священник спросил: при каких обстоятельствах? Она отвечает, что его бросила и уехала, а муж – больной, удавился. Тогда священник сказал, что на ней вины больше, чем на нем: «На тебе греха больше».

Разрешил отпевать?

Да. Есть трудные моменты, надо входить в крайнюю ситуацию, и быть снисходительным.

Что дает силы вашему служению?

Нас объединяют общие молитвы: я молюсь, мои духовные чада, мой старец в Царстве Небесном уже который за меня молится там, мои близкие. Это первая поддержка. И самому надо быть с Богом, как бы меня не шатало, как бы меня не качало, я стараюсь в сердце быть с Богом. Постоянно, денно и нощно обращаясь к Матери Божией: не дать сердцу отступиться от Бога и прийти в отчаяние при любых обстоятельствах. Сохранить веру. Она, как солнце. Есть солнце — оно греет и согревает, и наша вера также. И отец Николай Гурьянов всегда говорил приходящим к нему: Храни веру! Храни веру! Она же нашей душой движет, всем нашим существом.

Помоги, Господи.


о. Николай Гурьянов

Информационная служба Псковской епархии.

iso_graf

Так звали его бабушки на приходе, потому что им трудно было выговаривать имя Кенсорин. О. Кенсорин служил в Горбуновой Горе, на соседнем от нас приходе. Он часто заезжал в гости, потому что у него болела спина, а он искренне верил, что наш настоятель о. Роман обладает искусством мануальной терапии. Во время сеанса массажа он кричал от боли во весь голос, зато после боль проходила совершенно. Я спрашивал о. Романа о том, где он научился такому ремеслу, а он только посмеивался: «Почему ты решил, что я умею это делать. Я просто издеваюсь над ним, а у него почему-то все проходит».
Все-таки странные люди — эти монахи.
Мать о. Кенсорина маленькой девочкой видела живым о. Иоанна Кронштадтского, поэтому сын решил, что должен стать продолжателем дела святого, а именно: он служил литургию каждый Божий день. За это его выгнали из Псково-Печерского монастыря, где он был келейником валаамских старцев. Он умудрялся совершать литургию в своей келье на антиминсе, что было, конечно, самочинием и нарушением устава.
В Горбуновой горе о. Кенсорин продолжал свой подвиг, а помогала ему в этом старая монахиня — и пела, и читала.
Однажды он приехал к нам, когда о. Романа не было и начал уговаривать меня перейти к нему псаломщиком. «О. Роман чтеца найдет, он человек известный, а ты давай ко мне, будешь служить через день, потому что помощница моя больная, каждый день быть при службе не может».
Я отказался. Но на праздник Успения совершил поход в Горбунову гору пешком, а это девять верст, что для человека с полутора ногами — это очень не мало.
Мне запомнилась сверхэмоциональная проповедь о. Кенсорина, в конце которой он высоким тенором вскричал: «Вот, Гагарин в космос летал и говорит, что Бога не видел. И где теперь Гагарин?- там в земле. А где наш Господь? — там, на небесех — всегда, ныне и присно и во веки веков!»
В домовом храме о. Кенсорина хранилась чудотворная Валаамская икона Божией Матери — удивительный образ, сопровождавший валаамских старцев в их нелегких странствиях а рядом с престолом стоял стол, где стояли ковчеги с мощами из двадцати разрушенных в 60-е годы храмов на Псковщине. Как известно, когда освящают храм, то под престолом оставляют ковчег с мощами. О. Кенсорин знал это, и во время хрущевских гонений он пробирался в алтари закрытых храмов и спасал от осквернения мощевики из-под престолов, и сохранял их у себя. Это был смелый поступок, потому что за это можно было лишиться свободы.
В 90-е годы о. Кенсорин был наместником Святогорского монастыря, где похоронен Пушкин. Жив ли он сейчас — не знаю, потому что связь с ним давно потеряна.