Брест литовская уния

БРЕСТСКАЯ УНИЯ

решения Собора епископов Западнорусской митрополии, проходившего в Бресте в окт. 1596 г., о соединении с католич. Церковью — подчинении власти Римского папы и принятии католич. вероучения. Можно указать 2 причины, побудившие епископов Киевской митрополии принять такое решение: внутренний кризис западнорус. правосл. Церкви во 2-й пол. XVI в. и прозелитская деятельность католич. духовенства на украинско-белорус. землях.

Кн. К. К. Острожский. Портрет. Кон. XVI в.
Кн. К. К. Острожский. Портрет. Кон. XVI в.

Еще во 2-й пол. XV в. для обращения православных в католичество на западнорус. землях был основан ряд бернардинских мон-рей. Прозелитская деятельность католиков пришла в упадок при начале Реформации и резко оживилась с 70-х гг. XVI в. Свою главную задачу в отношении православных католич. духовенство видело в прямом обращении в католицизм, однако обсуждались и др. варианты действий. Для католич. Церкви (в особенности ее польск. части) было характерно устойчивое убеждение, что «русские» (вост. славяне) в отличие от греков вступили в «схизму» не по к.-л. собственным убеждениям, но подчиняясь авторитету К-польской Патриархии и следуют «заблуждениям» греков лишь по привычке, поэтому их можно легко привести к единству с Римской Церковью. Предложения с подробным перечислением выгод, к-рые может принести «русской» Церкви и «русскому» об-ву такое соединение, были изложены в опубликованном в 1577 г. соч. иезуита П. Скарги «О единстве Церкви Божией под единым пастырем». Скарга предлагал польск. католикам вступить в переговоры с правосл. епископами и вельможами на территории Речи Посполитой, чтобы созвать Собор для заключения локальной унии, не принимая во внимание позиции К-польского Патриарха. При этом Скарга считал возможным для православных сохранение своих обрядов при условии признания власти папы и принятия католич. догматов. В 1590 г. книга Скарги была переиздана, она хорошо была известна православным, о чем свидетельствует существование правосл. полемических откликов на это сочинение (напр., «Послание до латин от их же книг»). В 80-х гг. XVI в. представления о том, что духовенство Киевской митрополии могло бы подчиниться Римскому папе на условиях, выработанных на Флорентийском Соборе 1439 г., излагал в своих сочинениях папский легат А. Поссевино.

В нач. 90-х гг. XVI в. эти предложения привлекли к себе пристальное внимание правосл. епископов Киевской митрополии, что явилось следствием внутреннего кризиса правосл. Церкви на украинско-белорус. землях во 2-й пол. XVI в. Одним из важнейших его проявлений стал рост напряженности в отношениях между епископами и паствой. В результате политики католич. правителей Речи Посполитой с сер. XVI в. распространилась практика раздачи епископских кафедр светским людям в качестве вознаграждения за оказанные услуги. Поставленные т. о. иерархи, не подготовленные к исполнению архипастырских обязанностей, озабоченные прежде всего обогащением себя и своих родственников, ведшие неподобающий образ жизни (нек-рые из них имели наложниц), все больше вызывали к себе враждебное отношение паствы. В епископах видели одно из главных препятствий на пути проведения преобразований, к-рые позволили бы сохранить и укрепить позиции Православия.

Особенно активно проявляли свое недовольство правосл. дворянство и объединения правосл. мещан — братства. Мн. братства энергично добивались, в ряде случаев успешно, своего освобождения из-под власти епархиальных архиереев и подчинения К-польскому Патриарху. В 1585 г. галицкие дворяне потребовали от митр. Онисифора не хиротонисать во епископа тиуна Стефана Брылинского, получившего от короля Перемышльскую кафедру. В 1586 г. Львовское братство направило К-польскому Патриарху Феолипту II послание с обличением пастырей, к-рые выступают против «учения и учащих» и не только не наставляют на путь истины недостойных священников, но и покрывают их беззакония. С 1590 г. на церковных Соборах стал обсуждаться вопрос о проведении преобразований (см. Брестские Соборы). Поведение епископов и их обращение с церковным имуществом на Соборах подвергались резкой критике. В 1592 г. Львовское братство обратилось к К-польскому Патриарху Иеремии II с просьбой прислать в Речь Посполитую Патриаршего экзарха для суда над недостойными архиереями и смещения их с кафедр. С такой же просьбой братство неоднократно обращалось и к Александрийскому Патриарху Мелетию Пигасу, прося его посетить Киевскую митрополию.

В этих условиях у епископов Киевской митрополии постепенно стало складываться решение избежать угрожавшей им опасности, подчинившись власти Римского папы. Непосредственным толчком к соответствующим действиям укр. архиереев стали решения Собора 1590 г., в к-рых были осуждены действия Львовского еп. Гедеона (Балабана) по отношению ко Львовскому братству, пользовавшемуся поддержкой К-польского Патриарха и Киевского митр. Михаила (Рогозы). Недовольные решениями Собора, епископы Луцкий, Холмский, Турово-Пинский и Львовский 24 июня 1590 г. обратились к кор. Сигизмунду III с посланием, в к-ром выразили желание подчиниться власти папы как «единого верховного пастыря и истинного наместника св. Петра», если король и папа утвердят «артикулы», к-рые представят им епископы. По-видимому, подготовленный документ был передан королю не сразу, т. к. ответ Сигизмунда последовал лишь в марте 1592 г. Очевидно, епископы решились пойти на такой шаг, когда им стало известно о намерениях Львовского братства добиваться от К-польского Патриарха суда над ними. Одобрив намерения епископов, король гарантировал, что они сохранят за собой свои кафедры, какие бы санкции по отношению к ним не предприняли Патриарх и митрополит. Король выполнил свое обещание и не допустил исполнения соборного решения о смещении Гедеона (Балабана) с кафедры.

Обеспечив себе т. о. сохранение своих кафедр, епископы предприняли новый шаг в сторону унии, им стало совещание в г. Сокале, состоявшееся в кон. 1594 г. Cовещанию предшествовал церковный Собор, на к-ром представители братств и правосл. дворянства вновь подвергли критике действия архиереев, вышеназванные епископы и присоединившийся к ним Перемышльский епископ на Собор не явились. На совещании в Сокале были составлены адресованные папе Клименту VIII «артикулы» — условия, на к-рых епископы соглашались на подчинение Киевской митрополии его власти. Текст документа, по-видимому, дополнялся и переделывался, после того как в кон. 1594 г. к вышеназванным епископам присоединились митр. Михаил и Владимиро-Волынский еп. Ипатий (Потей), к-рые ранее в переговорах о заключении унии не участвовали. Оба иерарха изменили свою позицию, оказавшись в изоляции перед лицом остального епископата и обеспечивая себе поддержку со стороны королевской власти.

На съезде епископов в июне 1595 г. был составлен окончательный текст условий, на к-рых они соглашались подчиниться власти папы (из 33 статей). Условия были обращены к папе и к кор. Сигизмунду III. Король должен был способствовать утверждению власти епископов над православными: подчинить приходское духовенство, школы, типографии и братства — назначать на епископские кафедры тех, кого рекомендует Собор епископов, и добиться уравнения в правах католич. и принявшего унию духовенства. Что касается папы, то условия предусматривали, что Киевский митрополит будет поставлять епископов, а епископы будут избирать митрополита без к.-л. вмешательства со стороны Рима. Папа должен был дать обязательство оставить православных Киевской митрополии «при вере, и сакраментах, и всех церемониях, и обрядах Церкви Восточное, ни в чем их не нарушаючи». Ряд статей предусматривал запрет перехода из унии в католицизм, превращения правосл. храмов в костелы, принуждения «русских» к переходу в католичество при заключении браков между «римлянами» и «русью».

Текст условий показывает, что вовсе не убеждение в правильности католич. вероучения привело епископов к решению о подчинении власти папы. Благодаря этому шагу они надеялись обеспечить себе поддержку польск. католиков и, опираясь на нее, укрепить свою власть над непокорной паствой; уравнение в правах с католич. епископами должно было дать униатским архиереям определенную автономию по отношению к гос. власти. Западнорус. архиереи рассчитывали, что отношения с Римом будут строиться по образцу отношений с К-польскими Патриархами, к-рые не вмешивались во внутреннюю жизнь Киевской митрополии. На католиков западнорус. архиереи, даже приняв решение подчиниться Риму, продолжали смотреть как на приверженцев иного исповедания. Шаги к сближению с Римом предпринимались епископами в глубокой тайне от паствы.

Осуществить этот план было невозможно. Правда, в грамотах от 30 июля и 2 авг. 1595 г. король обещал содействовать укреплению власти униатских епископов над паствой и согласился, чтобы кандидатов на освободившиеся кафедры предлагал ему Собор епископов, но никаких решений об уравнении в правах униатского и католич. духовенства принято не было. Решение этих вопросов зависело от позиции польск. католич. Церкви, а ни она, как орг-ция, ни ее глава архиепископ Гнезненский в переговорах о заключении унии не участвовали и никаких обязательств в этом отношении на себя не взяли. В дальнейшем католич. Церковь в Речи Посполитой твердо отстаивала свое привилегированное положение в гос-ве и не желала идти на уступки униатам, отдавая предпочтение прямому обращению православных в католицизм.

Король Речи Посполитой Сигизмунд III. Гравюра. 1594 г. (РГБ)
Король Речи Посполитой Сигизмунд III. Гравюра. 1594 г. (РГБ)

Весной 1595 г. намерения западнорус. епископов были преданы гласности и вызвали протесты со стороны православных, возмущенных изменой епископов своей вере из-за низменных, материальных побуждений, нарушением епископами клятвы верности своему верховному пастырю К-польскому Патриарху, а также тем, что столь важные решения были приняты на тайных совещаниях, без созыва Собора. Влиятельнейший правосл. вельможа кн. К. К. Острожский обратился к королю с просьбой о созыве Собора для обсуждения сложившегося положения, но король, не ожидая от такого шага желаемых результатов, просьбу отклонил, предложив православным повиноваться своим епископам. 25 июля 1595 г. кн. Острожский обратился к православным Речи Посполитой с окружным посланием, напечатанным в Острожской типографии, с призывом следовать вере отцов и не признавать епископов, согласившихся на унию с Римом, своими пастырями. Против унии выступили братства, значительная часть правосл. шляхты, мн. представители духовенства (особенно резко обличал организаторов унии Стефан Зизаний (см. Зизании)). Под влиянием развернувшегося движения Львовский еп. Гедеон (Балабан) и Перемышльский еп. Михаил (Копыстенский) отказались от участия в переговорах об унии и заявили о своей верности Православию. Находившийся в Яссах экзарх К-польского Патриарха Никифор 17 авг. 1595 г. обратился с посланием к епископам и православным Киевской митрополии. Епископов он призывал покаяться, если же этого не произойдет, Никифор предлагал православным не признавать архиереев-униатов своими пастырями и прислать к нему кандидатов для поставления на епископские кафедры. Западнорус. архиереи оказались в критическом положении: они могли теперь сохранить за собой свои кафедры лишь при поддержке королевской власти, а такая поддержка могла быть оказана лишь после заключения унии, поэтому они стали торопиться с отправкой в Рим послов для совершения торжественного акта «подчинения» Киевской митрополии папе.

В правящих кругах Речи Посполитой под влиянием выступлений противников унии наметились колебания. Нек-рые политики, опасаясь серьезных внутригос. конфликтов, советовали королю согласиться на требование православных о созыве Собора, но король поспешил, напротив, ускорить события, опасаясь, что в случае низложения епископов условия для заключения унии станут еще более неблагоприятными. Представители западнорус. епископата Луцкий еп. Кирилл (Терлецкий) и Владимиро-Волынский еп. Ипатий (Потей) находились в Риме в нояб. 1595 — марте 1596 г. Папа Климент VIII и его окружение в полной мере воспользовались затруднительным положением западнорус. архиереев. Представленные ими «статьи» официально не обсуждались, об их утверждении папой и принятии им на себя к.-л. обязательств по отношению к духовенству Киевской митрополии не было и речи. Киевская митрополия не рассматривалась в Риме как равноправная участница диалога, с к-рой можно обсуждать к.-л. вопросы и заключать соглашения. К епископам Киевской митрополии и их пастве отнеслись как к «схизматикам», ходатайствующим о их принятии в лоно Римской Церкви. Акт «подчинения» Киевской митрополии Риму имел место 23 дек. 1595 г., когда западнорус. епископы зачитали перед папой исповедание веры «по форме, предписанной для греков, возвращающихся к единству с Римской Церковью».

Сохранение духовенством Киевской митрополии к.-л. особенностей правосл. вероучения исключалось. В тот же день папа издал апостольскую конституцию «Magnus Dominus», к-рой удовлетворил просьбу западнорус. епископов о сохранении в Киевской митрополии своих обрядов и церемоний, но «если только эти обряды не противоречат истине и учению католической веры и не препятствуют общению с Римской Церковью». 23 февр. 1596 г. Климент VIII дал разрешение ставить епископов и митрополита на месте, но каждый новый митрополит должен был обращаться в Рим за утверждением в сане (булла «Decet Romanum pontificem»). Т. о., добиться к.-л. закрепленной в правовых документах особой автономии для своей Церкви епископам не удалось. Принятые в Риме решения положили начало неуклонному процессу ограничения автономии униатской Церкви и сближению ее внутренней жизни с порядками в др. частях католич. мира. Вместе с тем Римская курия не предприняла усилий для того, чтобы побудить польск. Церковь согласиться на уравнение в правах католич. и униатского духовенства.

Результаты пребывания епископов в Риме оттолкнули от них часть сторонников унии, к-рые соглашались на «соединение» с Римом на условиях, выработанных летом 1595 г., и обеспечили полную поддержку короля. Местным органам власти Сигизмунд III предписал подавлять выступления противников унии «яко бунтовников и взрушителев покою посполитого». На Собор, созванный митр. Михаилом (Рогозой) в Бресте 6 окт. 1596 г., король направил своих представителей во главе с троцким воеводой М. К. Радзивиллом, к-рого сопровождал военный отряд.

Выступления православных против организаторов унии продолжались. На сейме, собравшемся в Варшаве весной 1596 г., кн. Острожский, выступая от имени правосл. дворян ряда воеводств Речи Посполитой, требовал, чтобы у епископов, отступивших от Православия, были отобраны кафедры и переданы православным в соответствии с традиц. нормами права. Когда король отказался это сделать, правосл. дворяне, противники унии, заявили, что не признают организаторов унии своими епископами и не позволяют им осуществлять свою власть на территории их владений. Против унии продолжали выступать и братства, и мн. представители духовенства.

После того как в Бресте на назначенный митрополитом Собор съехались сторонники унии, противники унии под защитой войск кн. Острожского собрались также в Бресте на свой Собор: помимо 2 епископов, противников унии, в нем участвовали настоятели наиболее чтимых правосл. мон-рей: Киево-Печерского, Супрасльского, Жидичинского, Дерманского, послы «всего виленского клироса», мн. протопопы — представители духовенства своих округов, правосл. дворяне во главе с кн. Острожским, послы братств. Собор возглавил приехавший по приглашению кн. Острожского протосинкелл Никифор, в работе Собора участвовал представитель Александрийского Патриарха Кирилл Лукарис (впосл. Кирилл I, Патриарх К-польский).

Никифор и Кирилл предложили митр. Михаилу и епископам явиться к ним для обсуждения организации соборных заседаний. Однако митрополит 6 окт. открыл Собор в храме свт. Николая, не пригласив туда противников унии. Православные собрались на особое совещание в доме одного из брестских дворян, т. к. все храмы в Бресте по приказу Ипатия (Потея) были для них закрыты. Представители православных, осудив решение митрополита созвать Собор вместе с представителями католич. Церкви, отказали ему в повиновении и угрожали лишением сана, если он не покается. Представители короля пытались оказать давление на православных, чтобы те подчинились митрополиту и приняли участие в созванном им Соборе, но успеха не добились. 9 окт. 1596 г. Собор, созванный митрополитом, провозгласил присоединение Киевской митрополии к Римской Церкви. В этот же день на правосл. Соборе протосинкелл Никифор объявил о низложении заключивших унию епископов. 10 окт. митрополит и епископы лишили сана противников унии и предложили королю раздать их епископства, мон-ри и храмы др. лицам.

Так в окт. 1596 г. произошел раскол духовенства и мирян Киевской митрополии на сторонников и противников унии с Римом. К последним в то время принадлежало очевидное большинство и клира, и паствы. С самого начала подготовка к заключению унии осуществлялась при активном участии гос. власти, взявшей инициаторов унии под свою защиту. Гос. власть сыграла важную роль и в дальнейшем обострении конфликта вокруг заключения унии, первоначально касавшегося лишь религ. жизни православных Киевской митрополии. В дек. 1596 г. король потребовал от своих подданных не признавать Гедеона (Балабана) и Михаила (Копыстенского) епископами и избегать общения с ними, воеводам и старостам, представителям власти на местах, было предписано «карать» тех, кто будет выступать против унии. В дальнейшем гос. власть последовательно исходила из того, что единственной законной Церковью для правосл. населения Речи Посполитой является униатская. Ради достижения этой цели гос. власть обращалась к разным мерам давления и принуждения. Храмы, в к-рых служили священники, не принявшие унии, закрывались (запечатывались), священники лишались приходов, а население оставалось без богослужения, пока не соглашалось принять униатского священника. Правосл. мещане не допускались в состав городских магистратов, а ремесленники исключались из цехов. В случае сопротивления власть обращалась к вооруженной силе. Из-за особенностей гос. строя Речи Посполитой кор. Сигизмунд III мог использовать такие меры лишь во владениях, находившихся под его прямой властью, прежде всего в городах, но к аналогичным мерам широко прибегали в своих владениях на украинско-белорус. землях католич. вельможи и прелаты. Униатское духовенство активно побуждало власть к проведению такой политики, указывая возможные объекты для осуществления мер принуждения, Римская Церковь поддерживала ее своим духовным авторитетом.

Вмешательство гос. власти привело к тому, что религ. конфликт стал приобретать характер политического столкновения между гос-вом и правосл. населением Речи Посполитой, к-рое воспринимало действия власти как посягательство на традиционное право свободно исповедовать свою религию. Правосл. духовенство и дворянство предприняли ряд попыток убедить правящие круги Речи Посполитой отказаться от такой политики как незаконной, нарушающей традиц. нормы права и вредной для самого гос-ва. Однако все эти обращения были безрезультатны — власть все шире прибегала к мерам принуждения и все чаще сталкивалась с вооруженным отказом повиноваться со стороны православных, особенно казачества. По мере того как западнорус. правосл. знать ради карьеры изменяла вере своих отцов, а часть ее владений вообще перешла в руки польск. католической знати, Речь Посполитая все больше воспринималась ее православным «русским» населением как гос-во, к-рое находится в руках поляков, использующих гос. власть, чтобы силой навязать «русскому» народу свою веру. Т. о., на религ., а затем политический конфликт наложился конфликт национальный, что привело ко взрыву в сер. XVII в.

Заключение Б. у. стало источником мн. трагических для Православия событий на западнорус. землях, где православные в течение десятилетий подвергались преследованиям за свои убеждения, насильственно принуждались к отказу от своей веры. Уния вызвала к жизни кровавые конфликты между приверженцами разных исповеданий и представителями разных народов, продолжающиеся и в наст. время. (Об истории униатской Церкви на украинско-белорус. землях см. в ст. Униатство.)

На Полоцком Соборе 1839 г. униаты Белоруссии и Волыни были воссоединены с правосл. Церковью. Львовский Собор 1946 г. принял акт об упразднении Брестской унии.

Ист.: АЗР. Т. 4 (1588-1632); Documenta unionis Berestensis eiusque auctorum (1590-1600) / Ed. A. G. Welykyj. R., 1970.

Лит.: История РЦ. Кн. 5; Левицький О. Внутрiшнi стан Захiдньоруськоï Церкви в Польско-Литовскоï державi в к. XVI ст. та унiя // Руська iсторична бiблiотека. Львiв, 1900. Т. 8; Жукович П. Н. Сеймовая борьба православного западнорусского дворянства с церковной унией (до 1619 г.). СПб., 1901; Грушевський М. С. Iсторiя Украïни — Руси. Львiв, 1907. Т. 6; Likowki E. Unia Brzeska. Warsz., 1907; Lewicki K. Książe Konstantyn Ostrogski a unia Brzeska 1596 г. Lwów, 1933; Chodynicki K. Kościół prawosławny a Rzeczpospolita Polska: Zarys historyczny, 1370-1632. Warsz., 1934; Halecki O. From Florence to Brest (1439-1596). Hamden, 1968; Великий А. Г. 3 лiтопису християнскоï Украïни. Рим, 1971. Т. 4; Iсторичний контекст, укладення Берестейскоï унiï i перше поунiйне поколiння / Пiд ред. Б. Гудзяка. Львiв, 1995; Дмитриев М. В., Флоря Б. Н., Яковенко С. Г. Брестская уния 1596 г. и обществ.-полит. борьба на Украине и в Белоруссии в кон. XVI — нач. XVII в. М., 1996. Ч. 1: Брестская уния 1596 г.: Ист. причины; Гудзяк Б. Криза i реформа: Киïвська митрополiя, Царгородський Патрiархат и генеза Берестейськоï унiï. Львiв, 2000.

Б. Н. Флоря

Окончился «униатский» Собор в Бресте, а также Собор православных, отвергших унию

Брестская уния – наступление апостасийного міра на Русь

Церковь Святого Николая в Бресте, где в 1596 г. была подписана Брестская уния

9.10.1596 (22.10). – Окончился «униатский» Собор в Бресте, а также Собор православных, отвергших унию

Брестская уния – вхождение части западнорусских архиереев в юрисдикцию папы Римского и признание своим главой его, а не Патриарха Московского и Всея Руси – была важнейшим, поворотным событием в многовековой духовной войне между православным Востоком и латинским Западом. Называя эту войну духовной, ибо велась она между церковными структурами (да и по большому счету все войны в мiре всегда имеют духовные причины и цели в непрекращающейся войне земной истории между силами, служащими Богу, и силами сатаны), – мы в то же время подчеркиваем, что это была война военно-политическими средствами за политическое господство Ватикана в славянском мiре.

Уже в XIII веке, воспользовавшись ордынским разгромом Руси, Ватикан попытался подчинить себе Русь, иногда обманно обещая военную помощь, но главным образом – военной агрессией. Она была остановлена и отброшена св. князем Александром Невским в битвах на Неве и на Чудском озере.

Однако судьба руских земель в составе Литвы оказалась иной. После нашествия Орды на Русь литовцы с 1240 г. создали свою государственность в виде Великого княжества Литовского, совместно с русскими оборонявшегося от германского натиска на восток и включавшего в ХIV– ХV веках русские земли вплоть до Киева, Смоленска, Вязьмы. Официальным языком в княжестве был русский, основой права – Русская Правда, народной религией оставалось Православие. Тем самым Литва скорее оставалась особой частью западной Руси. Но при использовании Ватиканом окатоличенной Польши как инструмента расширения власти папы Римского на славянские народы началось планомерная католизация этих земель.

Когда в Риме увидели, что ни в Москве, ни в Константинополе не могла утвердиться откровенная Флорентийская уния (1439), несмотря на все попытки и усилия ревнителей ее; когда изгнанный из Москвы греческий митрополит Исидор потерял всякую надежду возвратиться на свою кафедру в Россию, где все еще продолжал княжить прогнавший его Великий князь Василий Васильевич и много лет уже святительствовал православный митрополит Иона, тогда папа решил отделить от Русской Церкви по крайней мере те епархии, которые находились литовско-польских владениях и поставить над ними своего митрополита, приверженного к унии. С этой целью в 1458 г. Ватикану удалось добиться отделения Литовской митрополии от Московской Церкви. Митрополитом папа назначил Григория, ученика Исидора.

Все русские епископы, собравшись в Москве у гроба святителя Петра, дали обет оставаться верными русскому митрополиту Ионе и не признавать папежника Григория. Они обратились к литовским епископам с соборным посланием, призывая не принимать митрополитом отступника от православной веры. Но безуспешно. Таким образом Литовская митрополия была отделена и от Московской митрополии, и от Константинопольского патриархата (точнее, подчинена униатским «Константинопольским патриархам», которые назначались самим папою и имели пребывание не в Константинополе, а в Риме).

Следующим шагом в 1569 г. на Люблинском сейме литовская и польская шляхта образовали совместное государство – Речь Посполиту. Если до этого Польша и Литва составляли конфедерацию при сильном польском влиянии, то Люблинская уния упразднила самостоятельность Литовского княжества. Это не означало сразу же господство католичества, ибо православным в пределах Польско-Литовского государства были обещаны свободное исповедание православной веры, использование русского языка в официальных документах и прочие права наравне с католиками. Но усилилось фактическое притеснение русских православных, связанных с Москвой, с которой поляки вели войны.

Одновременно в 1581 г. иезуит Антоний Поссевин, пользуясь трудностями Москвы в Ливонской войне, попытался обратить в католичество самого Иоанна Грозного. Прибыв в Москву, Поссевин имел с Царем богословский диспут и вручил ему сочинение «О разностях между римским и греческим вероисповеданиями». Попытка осталась безуспешной. Более того, в 1589 г. в России было учреждено патриаршество.

Приняв участие в поставлении русского Патриарха, Патриарх Константинопольский Иеремия II проездом на родину некоторое время находился в пределах Польско-Литовского государства. В Вильно он в 1589 г. встретился с королем Сигизмундом III и согласился возвести в сан Киевского митрополита королевского кандидата архимандрита Михаила (Рагозу), который начал созывать ежегодные Соборы в Бресте для пропаганды выгод от унии, с этой целью выбирался и состав соборов. Созванный в 1590 г. Собор по примеру всех прежних русских Соборов не был ограничен участием в нем епископов, но на нем были представлены и архимандриты, игумены, священники и мiряне. На официальных заседаниях речь шла о «благе Православия». А вне заседаний Собора в глубокой тайне от народа вершился сговор ряда епископов, соглашавшихся с унией.

Эти епископы-униаты намеревались приобрести расположение католического правительства путем принятия унии, внешне почти ничего не менявшей в практике церковной жизни, поначалу даже символа веры; поэтому, мол, простой народ «даже не почувствует разницу», а политические выгоды будут достигнуты. В сентябре 1595 г. епископы Кирилл (Терлецкий) и Ипатий (Поцей) отправились в Рим для представления Папе от имени южнорусских епископов акта подчинения их Римскому престолу. 15 ноября они прибыли в Рим и вскоре были приняты Папой Климентом VIII в частной аудиенции «с несказанной милостью и лаской» и с целованием папской туфли. Папа Климент VIII поручил митрополиту Михаилу (Рагозе) созвать Собор для официального заключения унии, хотя русский православный народ уже так разошелся со своими пастырями, что этот Собор не обещал унии никакой перспективы. Ведь православному народу было ясно, что речь идет о подчинении Церкви польским католическим властям, что с принятием духовной власти папы Римского как «наместника Христа на земле», первенствующего над всеми остальными епископами в скором будущем неизбежно бы требовалось принятие и «папежской веры»: самовольно измененного католиками символа веры, иезуитской приспособительной морали, которая была хорошо известна именно на основе подготовки унии, и главное – это означало бы окончательный отрыв западно-русских православных земель от России – Третьего Рима, вселенского оплота Православия.

На Варшавском сейме (март-май 1596 г.) вопрос об унии впервые был поставлен открыто. Вскоре в сейм стали поступать официальные протесты земских послов (депутатов). Защитник Православия князь Константин Константинович Острожский лично протестовал против самочинной унии, множились и открытые протесты православных мiрян. Во всех протестах единодушно высказывалось ходатайство о низложении епископов-униатов, которые тайно отправились «в чуждую землю и предались чужой власти».

Открытие Собора для официального провозглашения унии состоялось 6 октября 1596 г. в Бресте. Митрополит Киевский Михаил, а также епископы Луцкий, Владимiрский (на Волыни), Полоцкий, Пинский и Холмский, отступив от Православия, готовы были принять унию с Римским престолом. Но двое из семи южнорусских епископов — Львовский Гедеон (Балабан) и Перемышльский Михаил (Копыстенский) — остались на стороне православных. Поэтому вскоре после начала заседаний Собор разделился надвое: на Православный Собор и униатский.
Униатский Собор, на котором присутствовали также папские и королевские послы и ряд западнорусских епископов, перечисленных выше, подтвердил унию с Римом, о чем была составлена соборная грамота.

Собравшиеся в Бресте отдельно православные сочли вправе открыть свой Собор независимо от правительственного униатского Собора. Поскольку власти закрыли для них все храмы, пришлось собраться в частном доме. Экзарх великий протосинкелл Никифор Кантакузин имел письменные полномочия от Патриарха Константинопольского председательствовать на местных Соборах, даже если бы в них участвовал митрополит Киевский. Таким образом, присутствие экзарха Константинопольского Патриарха, придало канонически правильный характер православному Собору в Бресте.

Патриарший экзарх Никифор открыл православный Брестский Собор обширной речью. Но главное значение он придавал не своим полномочиям, а соборной воле православного русского народа, которая должна была выражаться здесь через избранных полномочных депутатов. Позиция участников Собора сводилась к тому, что без воли Собора восточных Патриархов местный Собор в Бресте не вправе решать вопрос об унии. Приглашенные на этот Собор епископы-униаты не явились.

9 октября 1596 г. – последний день заседаний православного Собора. В тот же день закончился и Собор униатский. Участники униатского Собора зачитали грамоту о заключении унии с Римом, а затем направились в местный римско-католический храм для пения латинского гимна «Те, Деум». После молитвы было произнесено отлучение на руководителей православной стороны: на Преосвященных Гедеона (Балабана), епископа Львовского, и Михаила (Копыстенского), епископа Перемышльского, а также на киево-печерского архимандрита Никифора (Тура); всего – на 9 архимандритов и 16 протопопов поименно и на все духовенство, не принявшее унии в общей форме. На следующий день отлучение было обнародовано и к королю обращена просьба: вместо отлученных назначить всюду лиц, принявших унию.

Православный Брестский Собор отверг унию, отлучил униатских епископов и лишил их сана, возвратив в сан тех священнослужителей – защитников Православия, которые были лишены его приверженцами унии. На этом Соборе присутствовало много мiрян во главе с князем К.К. Острожским. Участники православного Собора под председательством Патриаршего экзарха Никифора начали церковный суд над митрополитом Михаилом (Рагозой) и епископами-униатами за то, что 1) они нарушили епископскую клятву верности Патриарху и православной вере; 2) посягнули на право Константинопольского Патриарха в его пределах по постановлению древних Соборов; 3) самовольно, без участия и Патриарха, и Вселенского Собора, дерзнули решить вопрос о соединении с католиками и, наконец, 4) пренебрегли троекратным вызовом их на объяснение перед Патриаршим экзархом и Собором.

После оглашения доказательств этих обвинений как подтвердившихся Патриарший экзарх встал на возвышение и, держа в руках Крест и Евангелие, торжественно, от имени Собора, объявил епископов-отступников лишенными священного сана. Затем мiряне, участвовавшие в заседаниях православного Собора, дали «обет веры, совести и чести»: не повиноваться этим неистинным пастырям. Затем от имени всех членов Собора об этом решении было объявлено униатскому Собору.

К королю православный Собор направил просьбу: лишить извергнутых и отлученных епископов-униатов их епархий («хлебов духовных») и отдать их места новым кандидатам, избранным православными. Однако Сигизмунд III утвердил все постановления униатского Собора. Свободному пользованию правом общественного и религиозного самоопределения православных наступил конец, ибо церковная уния приобрела государственный характер. Борьба с ней расценивалась как выступление против государства. Против духовных лиц, принимавших особенно активное участие в деяниях православного Брестского Собора, были начаты гонения. Никифор Кантакузин был арестован и замучен в тюрьме (1599).

Последствия насильственного введения унии сразу же испытали на себе православные всего юго-западного края. Сигизмунд III принял все меры, чтобы не допустить восстановления полноценной церковной организационной структуры в Западной Руси и превратить православных в людей второго сорта. Их не только не допускали к должностям в городском самоуправлении, но даже чинили препятствия в занятиях торговлей и ремеслами. Насильственные захваты храмов и убийства духовенства не рассматривались судами. Зависимых крестьян, принадлежавших панам-католикам или униатам, как и приходских священников церквей, в приказном порядке обязывали принять унию. Причем наиболее рьяно действовали даже не польские власти, а униатские лидеры. Так, даже польский канцлер Лев Сапега писал о зверствах униатского епископа Иосафата Кунцевича: «Не только я, но и все другие осуждают то, что отец владыка Полоцкий слишком жестоко начал поступать и очень надоел и омерзел народу как в Полоцке, так и всюду. Дай Бог, чтобы не повредили Речи Посполитой…».

Нередко православные храмы передавались католиками-помещиками в аренду иудеям, которые взимали плату за совершение богослужений и треб, а в случае неуплаты денег могли присвоить церковное имущество. Это вызывало возмущение верующих; в годы казацких войн XVII в. гнев на евреев-арендаторов выплеснулся в погромы евреев. Все эти причины во многом способствовали воссоединению Малороссии с Великороссией в 1654 г.

В этот тяжелый период в истории Православной Церкви в Польско-Литовском государстве возникла сеть православных братств, организовавших сопротивление унии: устраивались церковные школы, училища для подготовки духовенства, издавалась полемическая литература в защиту Православия, обличалось отступническое духовенство. Большую моральную поддержку оказали православным и с Православного Востока. Патриарх Александрийский (впоследствии – Константинопольский) Мелетий Пигас присылал в Речь Посполитую свои грамоты, которыми призывал стоять за православную веру. Поддержало гонимых православных Западной Руси и афонское монашество, среди которого было немало русских, в их числе духовный писатель Западной Руси – монах Иоанн Вишенский, уроженец Галиции. В своих посланиях на родину он вскрывал те внутрицерковные причины, которые во многом обусловили успех унии: пороки высшего духовенства и его шляхетские нравы.

Немало постарался для преодоления унии митрополит Петр Могила в первой половине XVII века. Он устроил при Киево-Печерской лавре высшее училище «для преподавания свободных наук на греческом, славянском и латинском языках», которое соединено было им с братской школой. Помимо церковно-богословских наук, изучали славянский, латинский и греческий языки, литературу, риторику, музыку, логику, философию, историю, естественные науки, переводились разные сочинения, перенимали латинскую методику преподавания и ведения споров – всё это, считал митрополит, было необходимо и для полемики с униатами, и для аргументированной защиты интересов православных перед польскими властями. Благодаря дипломатическим усилиям Петра могилы король был вынужден признать легальное существование православной митрополии в Киеве и четырех епархий, каковые до того времени существовали явочным порядком. Хотя отрицательным последствием деятельности Петра Могилы стала опасная духовная латинизация самого малороссийского Православия.

В начале XVIII в. польское правительство решило, что униаты выполнили свою переходную роль, и пора им принимать настоящее католичество. В 1720 г. на соборе в г. Замостье они, наконец, утвердили католический символ веры и изменили греко-православное богослужение, внеся даже в обряд католические правила. В униатских храмах стали вводить игру на органе, употребление облаток для «причастия», бритье бород духовенства, одежду ксендзов. Не согласных с этим униатов также стали преследовать и отнимать у них храмы, как ранее отнимали у православных в пользу униатов…

Поскольку именно простой народ в опоре на братства никогда не смирялся с Брестской унией, в конце XVIII в. началась ее естественная ликвидация, когда с Россией воссоединились Правобережная Украина и Белоруссия. 12 февраля 1839 г. с Русской Православной Церковью воссоединились 1607 приходов с населением до 1 600 000 человек на территории Белоруссии и Украины (Малороссии). 11 мая 1875 г. в Православие возвратились 236 приходов с населением до 234 000 человек на Холмщине. По мере того, как в Российскую империю возвращались другие отнятые у нее в прошлом русские земли, и в них происходило возвращение униатов в Православие. Как сказал один из иерархов: «Отторгнутые насилием воссоединялись любовью». Принуждения при этом не было (а потому не было и протестов Ватикана русскому правительству), потому процесс этот был продолжительным.

С сокрушением в 1917 г. православной России западнорусские земли, по договору независимой Польши с большевиками, вновь оказались под польской оккупацией. В 1920-е гг. вновь начались преследования православных, отнятие и разрушение сотен храмов и монастырей, заключение в тюрьму духовенства… Этот «ренессанс» униатства был столь же насильственным, как и насаждение унии тремя столетиями ранее; помимо того, стало насаждаться откровенное католичество восточного обряда.

Большевицкий же режим с гонениями на веру в конце концов создал свою «советскую церковь», неразрывно связанную с коммунистической внутренней и внешней политикой. Она была применена и к униатам после включения в состав СССР западнорусских земель (согласно пакту Молотова-Риббентропа) в 1939-1940 гг., а чекистские репрессии при зачистке присоединенных территорий вызвали обратную реакцию, что проявилось уже в годы советско-германской войны, когда большинство униатов сочли гитлеровскую власть «меньшим злом» в сравнении с коммунистической. После войны по этой причине вновь последовали репрессии, также и по причине антисоветского партизанского движения. В марте 1946 г. на так называемом Львовском Церковно-Народном Соборе Греко-Католической (униатской) Церкви западных областей Украины Брестская уния была упразднена. Но поскольку это был насильственный политический акт, лежавший в русле коммунистической тоталитарной политики с ее репрессиями, он фактически спас унию, дал пищу иностранным протестам и лишь загнал униатов в подполье, придав им энергию сопротивления притеснениям. При этом умелые западные манипуляторы постарались смешать антикоммунизм с антирусскостью и антиправославностью – с успехом, если судить по активной роли униатства в украинском сепаратизме и по количеству захваченных православных храмов после падения власти КПСС. Но, к сожалению, функционеры Московской патриархии – не лучший образ Русской Православной Церкви для посрамления клеветников и возвращения в ее лоно обманутых.

В какой войне и на чьей стороне участвуют униаты в историческом процессе – они изначально не ведают. В их числе намало благочестивых верующих, как и у католиков. Но папистское благочестие – не гарантия от царства антихриста, к которому уже давно приспосабливается Ватикан, в том числе в своем «диалоге с иудаизмом». Как мы сказали в начале статьи, все войны имеют духовный смысл, – он раскрывается в Священном Писании, в картине последнего состояния апостасийного мiра, когда даже от Православной Церкви останется только «стан святых и град возлюбленный» (Откр. 20). Основная же часть христианского мiра окажется отступнической или насильственно оторванной от него в отступничество. В этом масштабе уния 1596 г. – одна из опаснейших атак западного апостасийного міра на вселенский оплот Православия. Опасность этой атаки ныне в том, что апостасийная униатская логика «соединения церквей» выдается за «объединение усилий в борьбе за всё хорошее против всего плохого», и функционеры МП вполне следуют ей, споря с Ватиканом лишь о «канонических территориях», но не о сути апостасийного процесса. Отстаивать верность такому московскому священноначалию для православных западной Украины нелегко…

В числе источников использованы:
Русская Православная Церковь, 988-1988. Очерки истории I-XIX вв. Москва, 1988: Изд. Московской Патриархии.
Православие и уния. Мюнхен, 1991. Изд. Братства преп. Иова Почаевского.

Постоянный адрес страницы: http://rusidea.org/25102202

Шляхта Великого княжества

Слово «шляхта» происходит от средневерхненемецкого Geschlecht (род, порода), или от Schlaht (битва). Из немецкого языка в XIII веке оно вместе с многими другими терминами из области государственно-правовых отношений проникло сначала в чешский, а затем в польский язык. В Польше в XIII – XIV веках словом «шляхта» стали называть формирующееся в это время военно-служилое сословие.

С заключением в 1385 году Кревской унии и началом публикации первых земских привилеев этот термин распространился также и на территории Великого княжества Литовского (ВКЛ). Здесь в это время имели хождение другие термины для обозначения военно-служилого сословия, среди которых важнейшая роль принадлежала «боярам». В течении XV – XVI веков различные термины в государственно-правовых документах бытовали параллельно. Но по мере эволюции политического устройства ВКЛ и оформления шляхты как единого сословия произошла постепенная унификация терминологии.

Происхождение шляхетского сословия ВКЛ

В процессе становления шляхетского сословия на территории ВКЛ можно выделить несколько этапов. Первый соответствует периоду с середины XIII до конца XIV веков. В это время в продолжение традиции Древнерусского государства княжеские дружинники и воины, происходившие с территории Полоцкого, Туровского и Смоленского княжеств по-прежнему именовались «баляры», или «бояре». Со второй половины XIII века так же именовались дружинники великого князя литовского, а также дружинники удельных князей и даже крупных землевладельцев.

Батальная сцена на одной из миниатюр Радзивилловской летописи XV века

Принадлежность всех этих людей к общей группе определялась общей для всех обязанностью служить своему князю, что, в свою очередь, давало им права на получение от него кормлений и возможностей приобретения и держания земельной собственности. В состав этой категории входили лица различной социальной и имущественной принадлежности. Среди них были как потомки мелких литовских князей, а также старшей дружинной знати, являвшиеся богатыми наследными собственниками-вотчинниками своих земель, так и находящиеся в личной зависимости слуги князя, за службу получавшие от него стол, содержание, одежду, оружие и подарки, а также часть военной добычи.

Исследования показывают, что подавляющее большинство бояр по своему имущественному положению были людьми небогатыми. Как правило, они владели лишь небольшой усадьбой и одним-двумя зависимыми людьми-челядинами, или вовсе не имели своей земельной собственности.

Второй этап датируется временем между окончанием XIV и первой половиной XVI веков и связан с правовым оформлением военно-служилого сословия. Начало этому процессу было положено в 1387 году изданием великим князем литовским Ягайло первого земского привилея в ознаменование заключения Кревской унии с Польшей. В нем говорится, что воинская повинность в ВКЛ распространяется не только на «людей, носящих оружие, или бояр» (armigeri sive boyarines), но на всех мужчин, к этому способных.

Те из бояр, которые принимали католическую веру, а также их наследники, получали права владеть, держать, продавать, дарить, менять свои земли по собственной доброй воле. Жившие на этих землях крестьяне должны были выполнять в его пользу те повинности, которые полагалось выполнять в пользу князя. Они также освобождались от выполнения всех других принудительных работ, за исключением замковой повинности. Привилей гарантировал эти права как в отношении самих бояр и их прямых наследников, так и в отношении их вдов.

В 1413 году был издан Городельский привилей, адресатом которого являлись «паны, шляхтичи и бояре» (nobiles, barones, boyares) католического вероисповедания. Привилей подтверждал их старые владельческие права и предоставлял новые: занимать земские и придворные должности, участвовать в заседаниях великокняжеской Рады и в деятельности общих сеймов, распоряжаться доходами с полученных в качестве пожалований великокняжеских имений, т.е. те же права, которыми к тому времени уже пользовалась польские паны и шляхта. С целью укрепления боевого братства поляки даровали литовским боярам свои гербы. Семьи, пользующиеся одним гербом, рассматривались как родственники друг друга.

Хотя вышеназванные права предоставлялись первоначально лишь боярам-католикам, в результате междоусобной войны 1430 – 1434 годов в ВКЛ они оказались распространены также и на православных. Соответствующие решения были проведены в привилеях Ягайлы 1432 года и Сигизмунда Кейстутовича 1434 года.

Казимир IV Ягеллон, великий князь литовский в 1440 – 1492 годах, король польский в 1447 – 1492 годах

Закрепление привилегированного характера военно-служилого сословия ВКЛ произошло в привилее Казимира IV Ягеллона, изданном в 1447 году. В этом документе нашли подтверждения права бояр на земли и собственность, дарованные им предками Казимира, были гарантированы основные права на владение, наследование, продажу, залог и обмен имений. После смерти боярина его владения не могли быть конфискованы, а передавались его наследникам. Кроме того, дочери и родственницы бояр могли выходить замуж без ведома князя или его наместника.

Одним из важнейших положений привилея было освобождение живших во владениях бояр зависимых крестьян от уплаты любых повинностей в пользу государственной власти с передачей права на получение соответствующего дохода за их владельцем. На боярские владения распространялось также права судебного иммунитета, что делало их владельца единственным судьей для своих крестьян. Привилей подтверждал личную свободу и неприкосновенность бояр, гарантировал принцип личной ответственности при судебных конфликтах, предоставлял боярам ряд других привилегий, в том числе свободу выезда за границу для службы.

Права и обязанности шляхты

Правовое положение шляхетского сословия, созданное великокняжескими привилеями XIV – XVI веков и получившее окончательное оформление в Статутах ВКЛ 1529, 1566 и 1588 годов, резко отличалось от правового положения иных категорий населения. Шляхта могла владеть землей на правах личной собственности, имела право беспошлинно торговать продукцией своих имений, в том числе вывозить их за границу, была освобождена от выплаты таможенных пошлин на товары, приобретенные за границей для личного пользования, а также от всех других налогов и повинностей, кроме обязанностей несения военной службы во время войны и выплаты денежных средств на военные нужды, которые собирались по решению общего сойма.

Шляхтич имел право оставлять службу у одного магната и переходить к другому, а также свободно выезжать за пределы страны. Он сохранял свободу независимо от того, как долго находился на службе у того или иного магната или проживал на арендованной у него земле. В законодательных актах провозглашались неприкосновенность личности шляхтича, которого было нельзя заключить в тюрьму до суда. Судить его могли только равные ему другие шляхтичи. Только шляхта имела право занимать государственные должности и участвовать в заседаниях сойма. Для защиты общих интересов шляхта имела право объединяться в политические союзы-конфедерации.

Основным занятием для большинства шляхтичей в мирное время были охота, пиры и танцы, сформировавшие особый тип шляхетской культуры XVI – XVIII веков

Основной обязанностью шляхты являлась военная служба. В 1502 году на сейме в Новогородке было установлено, что каждый землевладелец должен переписать своих людей и списки отдать Великому князю под присягою, что ничего не утаил. С каждых десяти имевшихся у него служб (крестьянских дворов) шляхтич должен был выставить с собой ратника в «зброе» (вооруженного – прим. ред.), на коне и с копьем. Начиная с 1528 года ратник в полном вооружении должен был выставляться с каждых восьми служб. Кто имел только восемь, обязан был выезжать сам. В документах их называли «конные бояры, якия людей не маюць», или «пешая шляхта». У кого людей было меньше или совсем не было, должны были снаряжать воина вскладчину от соответствующего числа крестьянских дворов в их собственности.

Было установлено, что не явившийся к сроку на сборный пункт подвергается штрафу в 100 грошей, кто не выедет неделю спустя, теряет имение, а за дезертирство полагалась смертная казнь. В 1528 году было установлено, как должен быть снаряжен воин в походе: «на добром кони во зброи з древом, с прапором, на котором бы был панцер, прылъбица, меч, або корд, сукня цветная, павеза и остроги две». В том же году был составлен список, кто и сколько всадников по призыву к ополчению должен выставить. Наибольшее число воинов выставляли Виленское воеводство (3605 человек, из которых 466 всадников со всех своих имений должен выставить виленский воевода Гоштовт), Трокское воеводство (2861 человек, из которых трокский воевода выставлял 426 всадников), а также Жмудская земля (1839 человек, из них 371 всадника выставлял жемайтский староста). Общая численность посполитого рушения могла достигать 10 178 воинов.

Эти и другие данные переписей войск ВКЛ в 1528, 1565 и 1567 годах явно показывают огромную имущественную разницу между различными представителями одного сословия. В то время, когда крупные феодалы могли выставить в армию целые конные отряды, представители мелкой шляхты не имели даже положенного вооружения. По количеству выставленных шляхтой воинов их можно разделить их на пять основных категорий в зависимости от величины земельных владений. К первой группе относятся самые мелкие шляхтичи (1 всадник), затем мелкие (2 – 10 всадников), средние (11 – 50 всадников), крупные (60 – 100 всадников), магнаты (более 100 всадников).

Абсолютное большинство военнообязанных шляхтичей принадлежит к группе самых мелких и мелких землевладельцев. В 1528 году они составляли 2562 человек, или 81 процент всех шляхтичей, явившихся на смотр из белорусских поветов (уездов). При этом они выставляли 53,6 процента всех ( 3873 ) лошадей из белорусских поветов, или 10,5 % всех ( 19817 ) лошадей ВКЛ.

Шляхетское ополчение ВКЛ на картине неизвестного художника «Битва при Орше», 1530-е годы

Категории шляхты

Наиболее заметной группой господствующего сословия являлась высшая знать, в состав которой вошли потомки удельных русских и литовских князей и старших дружинников, богатые вотчинники, и крупные землевладельцы, крупнейшие иерархи церкви. Примерно с середины XV века для ее обозначения в государственно-правовых актах начинает использоваться термин «паны». В Статутах ВКЛ и других документах выделяются следующие их категории:

  • «Паны радные» – высшая знать, представители которой занимали придворные должности и заседали в составе Рады ВКЛ;
  • «Паны хоруговные» – крупнейшие землевладельцы, выступавшие в поход под своими знаменами (хоругвами) во главе собственных отрядов;
  • «Панята» – богатые землевладельцы, выступавшие на войну под особой хоругвой в составе особого отряда, отдельно от поветового ополчения шляхты.

Как правило, панами-радой и панами хоруговными являлись представители одних и тех же семей. Во второй половине XVI века эта группа по польскому образцу стала называться «магнатами». «Попис войска ВКЛ» 1528 года насчитывал 23 магнатских рода, аналогичный документ 1567 года – уже 29 родов, каждый из которых владел более чем тысячей крестьянских дымов.

Магнаты Речи Посполитой первой половины XVII века. Фрагмент картины Томаша Долабеллы

На более низкой в сравнении с этой группой ступени находились «бояре-шляхта», или со второй половины XVI века – просто «шляхта», – которые также были внутренне весьма неоднородной группой. Ее костяк составляли средние и мелкие собственники, которые обладали хорошей оседлостью и владели одним или несколькими имениями с собственными землями и обрабатывавшими их зависимыми крестьянами. Они, как правило, имели наследственные гербы, или наделялись ими, получив шляхетство от короля. Впоследствии, в XVII – XVIII веках, эта группа получила название «фольварочной шляхты».

Еще ниже ступенью находилась наиболее многочисленная группа малоимущей шляхты, владевшей лишь 5 – 10 волоками земли (волока — 21,36 га), которые, при отсутствии зависимых крестьян, они обрабатывали собственными силами. Совершенно не отличаясь от крестьянства в имущественном плане, малоземельная шляхта пользовалась всеми основными привилегиями своего сословия и обладала характерной корпоративной культурой. Зачастую образовывались целые шляхетские поселения, так называемые «застенки» или «околицы», которые были обособлены от соседних крестьянских поселений. Их население известно как «застенковая», «околичная» или «загоновая» шляхта.

Наконец, в самом низу находилась безземельная шляхта («голота»), которая жила за счет аренды государственных или магнатских земель на условиях выплаты оброка («чиншевая шляхта»), или за счет службы («служилая шляхта»).

«Шляхтич на загроде равен воеводе». Небогатый шляхтич, рисунок XVIII века

Особенностью Великого княжества Литовского являлось наличие значительной по численности промежуточной группы, занимавшей положение между шляхтой и крестьянами. Таким промежуточным статусом, например, обладали «панцирные бояре», или «панцирные слуги», набиравшиеся из вольных людей, крестьян и мещан и селившиеся в пограничных с Московской державой районах. На условиях бесплатного пользования наделами и рядом других привилегий они должны были участвовать в походах «с имений своих поспол (наравне – прим. ред.) с бояры», а также нести пограничную и гарнизонную службу. Между походами они должны были подчиняться местному каштеляну.

Другой подобной группой являлись «путные бояре» («путные слуги», «сельские путники»), выполнявшие «путную службу», т.е. поездки по поручениям администрации и за это получавшие аналогичные права пользования полученным от Великого князя земельным наделом. Пока границы шляхетского сословия оставались открыты, эти военнообязанные крестьяне часто стремились, – и в большинстве случаев им это действительно удавалось, – попасть в его ряды. Известны, однако, и противоположные случаи, когда бояре-слуги, которые не могли выполнять свои обязанности, переводились в категорию зависимых крестьян.

Литература:

БРЕСТСКАЯ УНИЯ 1596 г.

Окончательное решение церковных соборов Киевской митрополии, проходивших в разных городах Речи Посполитой и утвержденным в октябре 1596 г. в Бресте. Можно выделить две основные составляющие содержания решений: подчинение Киевской митрополии верховной власти папы римского и принятие католического вероучения, а также сохранение восточнохристианской византийской обрядности. Брестская уния стала причиной острого кризиса межэтнических и межконфессиональных взаимоотношений в Речи Посполитой.

Среди основных причин можно выделить следующие: активная прозелитская деятельность католического духовенства Речи Посполитой и внутренний кризис Киевской митрополии.

Причины и предпосылки: В XV в. происходит кризис Константинопольского патриархата, формальной частью которого была Киевская митрополия. В 1439 г. византийский император Иоанн VIII утвердил решения Флорентийского собора, объединившего под властью папы римского все восточные церкви (кроме московской митрополии, грузинской церкви и некоторых других). Несмотря на то, что к 1470-м гг. Флорентийская уния была фактически денонсирована со стороны восточных церквей, тем не менее, это сильно отразилось на взаимоотношениях восточнохристианских церквей, а также стало воплощением идеи унии как таковой. Взятие Константинополя турками в 1453 г. также сильно ослабило позиции Вселенского патриархата.

С другой стороны, Московская митрополия (с 1589 г. – патриархат) не поддерживала активных отношений с православными Речи Посполитой и придерживалась изоляционистской политики. Все это ослабляло позиции Киевской митрополии. В этих условиях уже начиная с XV в. наблюдается процесс прозелитской деятельности католиков Речи Посполитой, направленной на обращение православных. Так во второй половине XV в. в западнорусских землях был основан ряд бернардинских монастырей.

Прозелитской деятельности католиков способствовала соответствующая политика польских властей, желавших сплотить поликонфессиональное сочинение. Во многом это достигалось за счет того, что у католической аристократии и духовенства был во многом более высокий статус, чем у православных.

В связи с началом Реформации в Речи Посполитой, прозелитская политика по отношениям к православным несколько ослабла. Тогда проявляются две важных составляющих в идеологии будущей унии: разрешение сохранения обрядной стороны и образа жизни духовенства как условия привлечения православных для спасения их душ в лоне католической церкви. Так же для католиков важным было представление о том, что православное население Речи Посполитой вступило в схизму «автоматически», то есть не по собственному заблуждению, а из-за слепого подчинения Константинопольскому патриархату. Все эти аргументы были изложены в трактате известного католического проповедника Петра Скарги «О единстве Церкви Божией под единым пастырем» 1577 г. Известны и другие издания этой книги до конца XVI в., что говорит о ее популярности. Идеи Петра Скарги легли в основу идеологии будущей церковной унии. Также во второй половине XVI в. в польской публицистике высказывались мысли о подчинении Киевской митрополии на условиях Флорентийской унии. Важным было то, что при таких более смягченных условиях, идея унии стала привлекать высшее православное духовенство, желавшее укрепить свой статус.

Первое крупное проявление кризиса было во многом спровоцировано появлением в Киевской митрополии константинопольского патриарха Иеремии II, возвращавшегося в Константинополь из Москвы, где он поставил первого московского патриарха Иова. По просьбе крупного православного магната Константина Острожского Иеремия стал заниматься упорядочиванием дел в митрополии и вмешался в уже возникший конфликт между киевскими архиереями и православными братствами, желавшими поставить под свой контроль предстоятелей и финансы митрополии. Особой статьей обвинений со стороны братств был моральный облик некоторых архиереев, поставленных из светских лиц и обвиняемых в двое- и троеженстве. Иеремия лишил наиболее одиозных епископов хиротонии, снял с митрополичье кафедры митрополита Онисифора (Девочку) и поставил вместо него Михаила Рогозу. Отдельно он поддержал львовских братчиков в споре с епископом Гедеоном Балабаном.

Все это побудило часть православных епископов искать поддержки у польского короля и, в конечном итоге, от папы римского. Сильным стимулом стал собор 1590 г., на котором присутствовали не только представители высшего духовенства, но и настоятели монастырей, протопопы и представители православных братств. Под их давлением и при поддержке митрополита Михаила львовский епископ Гедеон Балабан был осужден. Недовольные решениями Собора, епископы Луцкий, Холмский, Турово-Пинский и Львовский 24 июня 1590 г. обратились к королю Сигизмунду III с посланием, в котором выразили желание подчиниться власти папы как «единого верховного пастыря и истинного наместника св. Петра» при условии гарантии прав духовенства, изложенных в специальных «артикулах». В ответе, полученном спустя более полутора лет, король Сигизмунд гарантировал сохранить за епископами их кафедры.

Заключение унии. В 1593 г. на соборе в Сокале епископ Гедеон, отказавшийся туда приехать, был отлучен от церкви. Одновременно с этим шла агитация среди прочих епископов, теперь к сторонникам унии примкнул епископ перемышльский Михаил Копыстенский. Крайне двузначно вел себя сам митрополит Михаил Рогоза, который, оставаясь формально ярым защитником православия, одновременно вел активную переписку с владимирским епископом Ипатием Потеем, ставшим новым главным идеологом унии.

Обеспечив себе таким образом поддержку большинства епископата, сторонники унии в конце 1594 г. собрадись на совещание в Сокале. Там были составлены адресованные папе Клименту VIII «артикулы» — условия, на которых епископы соглашались на подчинение Киевской митрополии его власти. Текст документа, по-видимому, дополнялся и переделывался, после того как в кон. 1594 г. к вышеназванным епископам присоединились митрополит Михаил и Владимиро-Волынский епископ Ипатий Потей, которые ранее в переговорах о заключении унии не участвовали. Решения совещания до сих пор вызывают сомнения, так как большинство епископов совещание игнорировало, а митрополит подписал послание, находясь под давлением со стороны Кирилла Терлецкого.

Окончательно сформулированные условия унии были изданы 1 июня 1595 г. в обстановке тайны от всей остальной паствы и представляли из себя следующее: неприкосновенность православных догматов и обрядов, признание верховной церковной власти папы, охрана прав иерархов от притязаний панов и братств, сохранение церковных имений, приобретение для высшего духовенства сенаторских званий. Киевский митрополит должен был сохранить право ставить епископов западнорусской митрополии без вмешательства Рима, а польский король должен был способствовать утверждению власти епископов над паствой: подчинить им приходское духовенство, школы, типографии и братства, монастыри, назначать епископов по рекомендации Собора епископов митрополии и добиться уравнения в правах католического и униатского духовенства. Таким образом, западнорусские епископы стремились заручиться поддержкой Римско-католической церкви в своих конфликтах с паствой, надеясь, однако, получить автономию как по отношению к Риму, так и по отношению к светским властям.

Ряд статей предусматривал запрет перехода из унии в католицизм, превращения православных храмов в костёлы, принуждения «русских» к переходу в католичество при заключении смешанных браков. Западнорусские архиереи рассчитывали, что отношения с Римом будут строиться по образцу отношений с Константинопольскими патриархами, которые не вмешивались во внутреннюю жизнь Киевской митрополии. По всей видимости католиков западнорусские архиереи, даже приняв решение подчиниться Риму, продолжали смотреть как на приверженцев иного исповедания.

«Артикулы» были составлены в обстановке секретности и подписаны, помимо митрополита еще только двумя епископами архимандритом. Однако условия стали известны и благодаря Константину Острожскому преданы огласке, что вызвало волну возмущения во всех слоях православного общества Речи Посполитой. Началась острая полемическая борьба, в результате которой Гедеон Балабан и Михаил Копыстенский отказались участвовать в работе по утверждению унии и заявили о своей приверженности православию. Тогда же экхарх константинопольского патриарха Никифор призвал православных Речи Посполитой не подчиняться воле епископов униатов. Несмотря на то, что «артикулы» пока еще подразумевали лишь формальное подчинение папе, сам факт признания власти Рима означал в глазах широких слоев населения процесс окатоличивания.

Все это поставило ярых сторонников унии в щекотливое положение – сохранить свои кафедры они могли только в результате заключения унии, которую необходимо было утвердить в Риме, что и произошло во время длительной поездки Кирилла Терлецкого и Ипатея Потея в ноябре 1595 – 1596 гг. в Рим. Папа Климент VIII согласился только на сохранение восточных обрядов (при условии, что «если только эти обряды не противоречат истине и учению католической веры и не препятствуют общению с Римской Церковью»). Папа гарантировал сохранение епископских кафедр, но не уравнение с правами католического духовенства. Митрополит киевский должен был утверждаться папой, все вероучение Киевской митрополии должно было соответствовать догматам католической церкви.

В декабре 1595 г. епископы принесли присягу папе «по форме, предписанной для греков, возвращающихся к единству Римской Церкви», таким образом окончательно было подчеркнуто, что Киевская митрополия – не равноправный партнер, а епархия «схизматиков», которых надо снова принимать в лоно Римской церкви.

Результаты пребывания епископов в Риме оттолкнули от них часть сторонников унии, которые соглашались на объединие с Римом на условиях, выработанных летом 1595 г., но, однако обеспечили полную поддержку короля. Сигизмунд III предписал подавлять выступления противников унии. На Собор, созванный митрополитом Михаилом (Рогозой) в Бресте 6 окт. 1596 г., король направил своих представителей во главе с троцким воеводой Михаилом Радзивиллом, которого сопровождал военный отряд, таким образом, собор в Бресте происходил в атмосфере жесткого давления со стороны королевской власти. 9 окт. 1596 г. Собор, созванный митрополитом, провозгласил присоединение Киевской митрополии к Римской Церкви. В этот же день на православном соборе экзарх Никифор объявил о низложении заключивших унию епископов (через год Никифора арестовали по обвинению в шпионаже в пользу Москвы и заключили в тюрьму, где он и умер). Таким образом, состоялся раскол Киевской митрополии.

Последствия. По приказу короля оставшихся два православных епископа Гедеон Балабан и Михаил Копыстенский были поставлены вне закона, пастве запрещалось им подчиняться. Таким образом православная иерархия в Речи Посполитой была фактически запрещена. Униатская церковь при поддержке польских властей часто прибегала к захватам православных церквей и монастырей, чем принуждало местное население переходить в унию. Зачастую мещане, исповедовавшие православие не могли участвовать в городском самоуправлении, православные вельможи вытеснялись из сената, а ремесленники – из цехов.

Такая жесткая религиозная политика во многом оттолкнула православное население Речи Посполитой от польского государства. Очень показательно, что Гедеон Балабан практически сразу после Брестского собора помирился с львовским братством. Он и Михаил Капыстенский долгое время тайно ставили священников и сумели сохранить преемственность православной Киевской митрополии до 1620 г., когда иерусалимский патриарх Феофан поставил киевского митрополита Иова Борецкого и восстановил иерархию в полной мере.

Уния рассматривалась православным населением как грубое нарушение прав, полученных в предыдущие столетия и во многом стала идеей, объединявшей вокруг себя сторонников борьбы с Речь Посполитой и в т.ч. перехода под власть российских царей, что от части стало причиной трагических событий в Речи Посполитой в середине – второй половине XVII в. и изменению структуры международных отношений в Восточной Европе в последующее время.

Брестская уния 1596 года

Идея воссоединения католической и православной церквей в принципе не отвергалась ни той, ни другой с самого момента их раскола в 1054 г. В Украине первые попытки объединения церквей имели место еще в XIII в., а после Флорентийского собора 1439 г. идея эта едва не осуществилась. Однако на пути воплощения этой в сущности весьма привлекательной идеи стояли века недоразумений и взаимных подозрений.

Поскольку католическая церковь на протяжении многих столетий придавала решающее значение укреплению своих рядов и организационной мощи, то православные особенно опасались разговоров о воссоединении, усматривая за ними попытку подчинить Восточную церковь Западной. И, надо сказать, опасались не без оснований. На протяжении всего XVI века убежденные в своем превосходстве польские католики, собственно, и не скрывали, с какой целью они склоняли (а порой и открыто принуждали) к так называемой унии православных украинцев. Поляки надеялись, что с введением унии произойдет немедленное и полное растворение православных украинцев среди прочего населения Речи Посполитой, а католицизм существенно расширит пределы своего влияния на востоке.

В 1577 г. широкий резонанс получает знаменитое рассуждение Петра Скарги «О единстве Церкви Божьей». В то же время иезуиты систематически вели и, так сказать, индивидуальную работу среди ведущих украинских магнатов, дабы склонить их к поддержке идеи унии хотя бы в принципе — чего им и удалось добиться от многих, и даже от самого князя Острожского. А уж король Сигизмунд III, ревностный католик, использовал все свое влияние для того, чтобы от принципиального согласия перейти к непосредственному исполнению иезуитской затеи. У короля могли быть и более веские причины для ее поддержки, чем религиозное рвение,— причины политические: уния еще теснее привязала бы Украину и Белоруссию к Речи Посполитой и отдалила от влияния соседней православной Московии.

Как ни странно, но непосредственный импульс к заключению унии был дан православной стороной. В 1590 г. православный епископ Львова Гедеон Балабан, доведенный до бешенства непрекращающимися стычками с братством, а более всего — бестактным, по его мнению, вмешательством в эти «домашние дрязги» константинопольского патриарха, поставил вопрос об унии с Римом на тайном съезде православных епископов в Белзе. Нашлись еще три епископа, которые согласились с Балабаном: да, вопрос заслуживает того, чтобы вернуться к нему после детального изучения. Этими тремя епископами были Кирило Терлецкий из Луцка, Дионисий Збируйский из Холма и Леонтий Пелчицкий из Турова. Позднее к заговорщикам примкнул Ипатий Потий из Володимира — авантюрист знатного рода, лишь недавно рукоположенный в православные священники, а до этого успевший побывать в кальвинистах. Именно он и Терлецкий возглавили заговор епископов.

Конечно, не так-то легко разобраться в мотивах заговорщиков, в этой причудливой смеси своекорыстия и «идейных» соображений о выгодах или невыгодах самой церкви. Им хотелось порядка и дисциплины среди православных — такого, как у католиков. Хотелось, чтобы авторитет епископа несмотря ни на что был непререкаем в глазах всего духовенства и мирян. Они заявляли своей пастве, что, став частью католической церкви, она получит наконец равные со всеми права в Речи Посполитой: и мещан больше никто не обидит в их городах, и дворян не обойдут выгодными местами по службе. Да и карьера самих епископов не замедлила бы резко взлететь: в случае уравнения их в правах с католическими иерархами они получали места в Сенате и могли реально влиять не только на церковные, но и на государственные дела.

Вдохновленные столь радужной перспективой, заговорщики в условиях строгой конспирации провели серию переговоров с королевскими чиновниками, католическими епископами и папским нунцием. Наконец в июне 1595 г. четыре православных епископа официально объявили о своей согласии привести свою церковь к унии с Римом. Они обязались безоговорочно признавать авторитет папы во всех вопросах веры и догмата — взамен на гарантии сохранения традиционной православной литургии и церковных обрядов, а также традиционных прав священников вроде права обзаводиться семьей. И уже в конце 1595 г. Терлецкий и Потий отправились в Рим, где папа Клемент VIII провозгласил официальное признание унии.

Только после этого весть об унии стала достоянием православной общины. Разумеется, негодованию украинцев не было предела. И даже такие их лидеры, как князь Острожский, внутренне уже склонявшиеся к идее унии, были взбешены тем, как коварно, нагло и бездарно эта идея была проведена в жизнь. В открытом письме к четырем епископам, получившем широкий резонанс, князь называл заговорщиков «волками в овечьей шкуре», предавшими свою паству, и призывал верующих к неподчинению самозванным вершителям их судеб. Направив официальный протест королю (разумеется, этот протест был проигнорирован), князь Острожский в то же самое время вступает в антикатолический сговор с протестантами, угрожая поднять вооруженное восстание. По всей Украине и Белоруссии православное дворянство срочно съезжалось на местные собрания (сеймики), чтобы гневно осудить унию. И даже епископы Балабан и Копыстенский, напуганные размахом протеста, отреклись от собратьев-заговорщиков и сделали формальные заявления о том, что и они вместе со всеми православными выступают против унии.

Для разрешения конфликта в 1596 г. в Бресте (Берестье) созывается церковный собор. Никогда прежде не знали Украина и Белоруссия столь многолюдных церковных собраний. Противников унии представляли два вышеупомянутых епископа, православные иерархи из-за границы, десятки выборных представителей дворянства, более 200 священников и множество мирян. Чтобы обеспечить их безопасность, князь Острожский явился на собор во главе собственных вооруженных отрядов. Напротив, ряды сторонников унии были весьма и весьма малочисленны и состояли всего лишь из четырех православных епископов, а также горстки католических иерархов и королевских чиновников.

Едва начавшись, переговоры зашли в тупик: стало очевидно, что стороны общего языка не найдут. Понимая бессмысленность дальнейших препирательств, униаты прямо заявили, что никакие доводы разума не заставят их отречься от унии. И как ни протестовали православные, к каким угрозам ни прибегали — все было бесполезно, ибо выходов из такой ситуации оставалось только два: заставить униатов отступиться — или заставить короля лишить их епископского сана. То и другое оказалось совершенно невозможным.

Так украинское общество раскололось на две неравные половины: с одной стороны — православные магнаты, большинство духовенства, народ; с другой — бывшие иерархи православной церкви с кучкой своих приверженцев. Однако на эту вторую чашу весов был брошен столь весомый аргумент, как королевская поддержка,— и так какое-то время обе чаши пребывали в равновесии, т. е. в той парадоксальной ситуации, когда иерархи обходились без церкви, а церковь — без иерархов… Начавшись попыткой объединения христианских церквей и всех верующих христиан, Брестская уния привела к их дальнейшему разъединению, ибо теперь на месте двух церквей существовали уже три — католическая, православная и униатская, или греко-католическая, как ее впоследствии стали называть.

Религиозная полемика. Ее невиданный всплеск породили именно события, связанные с Брестской унией. Началась настоящая словесная война. Как и следовало ожидать, первым «выстрелил» неутомимый иезуит Скарга: его памфлет в защиту Брестской унии появился уже в 1597 г.

Ответ из центров православного образования, науки и культуры не заставил себя долго ждать. В том же году был напечатан по-польски (а в следующем, 1598, и по-украински) «Апокрисйс» Христофора Филалета. Под этим псевдонимом скрывался дворянин из Острога Мартин Вронский. В своем полемическом произведении он раскрывал махинации епископов-униатов и доказывал полную законность проведенного в Бресте собора православной церкви, фактически опротестовавшего унию. Как истинный шляхтич, не чуждый к тому же идей протестантизма, Вронский отвергал претензии епископов на исключительное право решать все вопросы церковной жизни.

Еще один член острожского кружка — анонимный Клирик Острожский — также оставил ряд остросатирических памфлетов против греко-католиков.

Позднее, в 1605 г., последовал словесный залп из Львова. Неизвестный автор изданного здесь трактата «Пересторога» («Предупреждение») задался целью разоблачить эгоистические мотивы, которыми руководствовались учредители унии.

Что же касается униатов, то лишь один из них — Ипатий Потий — был способен отстаивать свою затею пером. Впрочем, к его услугам были хорошо разработанные аргументы и приемы иезуитов, которыми он и воспользовался в своем изданном в 1599 г. по-украински «Анти-Апокрисисе»: как можно догадаться по названию, это был ответ Броневскому. Отдавая должное автору «Анти-Апокрисиса» как писателю, следует заметить, что написана его работа весьма темпераментно.

Но самая большая литературная известность выпала на долю такого участника интересующей нас сейчас полемики, как Иван Вышенский. Этот, пожалуй, самый выдающийся православный писатель своего времени (родился около 1550 г., умер в 1620-е годы), галичанин, большую часть своей жизни провел как монах-отшельник в Греции, на горе Афон. Будучи убежденным защитником православия, владея простым и сильным слогом, он беспощадно расправлялся с униатами в таких своих произведениях, как «Послание епископам — отступникам от православия» и «Краткословный ответ Петру Скарге». Впрочем, этот выдающийся аскет и страстный проповедник в своих посланиях не щадит и самих православных, обвиняя их в эгоизме, потакании собственным прихотям. В том, что церковь дошла до жизни такой, до унижения и позора, по мнению Вышенского, повинна сама паства, и прежде всего растленная знать, горожане, не знающие ничего, кроме наживы, но больше всех — духовенство.

Голос Ивана Вышенского — одинокий голос человека из народа. Этот монах-отшельник был единственным писателем своего времени, оплакавшим закрепощение крестьян и осмелившимся осудить крепостников-помещиков. От этой, как и от всех других болезней украинского общества он видел лишь одно средство: раз и навсегда отказаться от всех нововведений, включая и такие «языческие хитрости», как грамматика, риторика, диалектика и им подобные «дьявольские искушения», и с миром, в простоте душевной, вернуться к старой доброй православной вере.

Литературное наследие полемистов невелико по объему: если собрать все написанное представителями обоих враждующих лагерей за несколько десятилетий их дебатов, то наберется не более двух — трех десятков трудов. И все же значение этих ходивших по всей стране религиозно-полемических памфлетов трудно переоценить. Тщательно перечитываемые, они вызывали жаркие споры и при дворах тех немногих магнатов, которые сохранили верность православию, и в отдаленных имениях мелкопоместной православной шляхты, и в тесных комнатах, где устраивали свои собрания члены православных братств. По сути это была первая в Украине идейная полемика, захватившая общество в целом. И эта полемика помогла украинскому обществу лучше понять себя и окружающий мир.

* * *

В конце XVI — начале XVII в. культурно-религиозные противоречия вышли на поверхность общественной жизни. Ясно обозначился целый ряд проблем, чреватых дальнейшими осложнениями.

Прежде всего, нарастающая напряженность в отношениях православных украинцев с католиками-поляками не только получила развернутое идеологическое обоснование, но и достигла эмоционального предела. Отныне католическая Польша становится полной противоположностью общественного идеала украинцев. Но трагедия состояла в том, что в сложившихся условиях такая открытая конфронтация неминуемо вела к потере Украиной ее дворянской элиты.

Украинское дворянство было поставлено перед трудным выбором. С одной стороны — родная, но истощенная почва духовной традиции, украинская культура, практически лишенная возможности нормального развития. С другой стороны — внешне привлекательная, бьющая через край культурная жизнь католической Польши. Надо ли удивляться, что огромное большинство украинских дворян сделало свой выбор в пользу католицизма и полонизации, не заставившей себя долго ждать. И эта потеря естественной элиты имела эпохальное значение для всей последующей истории Украины.

Еще одним далеко идущим последствием православнокатолической конфронтации и событий, связанных с Брестской унией, стало разделение самих украинцев на православных и греко-католиков. Так создавалась почва для множества резких отличий, которые со временем появятся между восточными и западными украинцами.

Впрочем, вряд ли будет правильно закончить эту главу на печальной ноте. В конце концов, те же самые религиозные противоречия вызвали и культурный всплеск в украинском обществе, показали жизнеспособность его духовного наследия. А конфронтация с поляками способствовала более четкому осознанию украинцами своей самобытности.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >