Павел островский в контакте

«В плане нравственности мы катимся на дно»: правила православного SMM от блогера-священника

Настоятель Никольского храма в Красногорске отец Павел Островский приехал в Екатеринбург в рамках своего отпускного тура по российским городам. Он встретился с корреспондентом 66.RU в холле отеля Hilton и в перерыве между общением с местными священниками и своими подписчиками рассказал о том, зачем проповедует через социальные сети, можно ли заработать священнику-блогеру и кто цензурирует его посты «ВКонтакте».

— Вы — первый священник, который начал общаться с верующими через социальные сети?
— Я был первым, кто начал вести трансляции в Periscope. А вообще никто никогда не следил за тем, кто был первым. Просто у всех разная степень активности. Бывает, человек активный, но у него мало подписчиков, в то время как его менее активный коллега оказывается более популярным. На мой взгляд, есть священнослужители круче меня, но… неудачно.

— В каких соцсетях общаетесь?
— Меня нет только в Tinder и других сетях, построенных на принципе знакомств. Сами понимаете: девочка ищет мальчика для встреч в кафе и наталкивается на священника с бородой — было бы странно. А так я присутствую во всех основных соцсетях: «ВКонтакте», «Одноклассники», Facebook, YouTube, Periscope, Instagram. Другое дело, что они все разные в плане стиля общения.

A post shared by Священник Павел Островский (@pavelostrovski) on May 27, 2017 at 12:49am PDT

— У вас разный контент для разных соцсетей?

— Конечно. Мы подстраиваемся под уровень аудитории, под ее образованность. Этот принцип был рассказан нам еще апостолом Павлом в первом веке, и, как ни странно, по этому принципу живут вообще все. Апостол Павел говорил про проповедь Евангелия: «Для иудеев я — как иудей, для подзаконных — как подзаконный; для всех я сделался всем, чтобы привлечь хотя бы некоторых».

— Давно вы этим занимаетесь?
— Вообще я в интернете очень давно — года с 1999-го. И до соцсетей я общался в форумах, а до них — в чатах. Но в чатах была, скорее, болтовня, а не плодотворное общение. Это не имело отношения к проповеди, которую я сейчас веду. Активно рассказывать о православии я начал на форумах, и тогда, конечно, многое не получалось, знаний личных не хватало. Но в итоге все это сыграло мне на руку. К тому моменту, как соцсети стали использовать все подряд, я уже был в числе самых опытных пользователей. И сейчас такого опыта виртуального общения, как у меня, нет у большинства священнослужителей.

— Зачем вам это?
— Ну как зачем? Мы неизбежно катимся на дно в плане нравственности. В плане воспитания — мы неизбежно и с огромной скоростью летим на дно. И у двух последних поколений, выросших в интернете, можно зафиксировать следующее: глубочайшее незнание своей истории, неуважение к старшим, неуважение друг к другу как к собеседникам. Не зря самое популярное в СМИ выражение — «я хочу сказать». Но кто ты такой в реальной жизни, чтобы что-то говорить? Кому ты вообще нужен? Да тьфу на тебя, как говорит Усманов. Я к тому, что раньше право на трибуну нужно было заслужить, слово давали признанному авторитету. А сегодня соцсети дают право голоса всем и вся, включая тех, кто вообще ничего не понимает. И никто не несет ответственности за свои слова. Вот ты же сталкивалась в своей жизни с такой простой вещью, когда мальчик говорит «я тебя люблю», а через некоторое время говорит, что «я тебя не люблю».

— Вроде нет.
— Нет? Ну ничего… Я к тому, что люди сегодня за свои слова не отвечают. И ярлыки вешают на всех. Так что у меня нет задачи в первую очередь рассказать о православии, потому что это слишком интимная и серьезная тема, чтобы говорить об этом первому встречному. Моя задача — заставить людей хоть немножечко думать, анализировать, заставить их быть серьезными. Церковь считает, что человек с 12 лет должен становиться серьезным. Но много ли зрелых, состоявшихся мальчиков 18–20 лет, которые анализируют свои поступки, несут ответственность за свои слова?

— Какая из соцсетей самая эффективная?
— В плане массовых проповедей — Periscope, потому что там можно спокойно общаться с людьми, и они могут анонимно задавать вопросы, чувствуя при этом защищенность.

— Вы работаете только на старую аудиторию, то есть для православных, или еще выполняете миссионерскую функцию и привлекаете к православию новых людей?
— Ну смотрите: за 2016 год материал на первую исповедь (а исповедь — это первый шаг, который делает тебя человеком внутри церкви) взяли около трех тысяч человек, и большинство из них — молодые. В масштабах пропаганды федеральных ТВ это, конечно, немного, но в масштабах трудов одного человека это нормально.

A post shared by Священник Павел Островский (@pavelostrovski) on May 10, 2017 at 10:45am PDT

Отец Павел Островский делает селфи, постит смешные картинки, фотографии еды, а параллельно ведет проповедь.

— Насколько соцсети — эффективная площадка для миссионерства?
— На мой взгляд, верующему человеку вообще в интернете делать нечего. Если ты там миссионерствуешь — это одно. А если фотки смотришь — иди лучше гуляй, рыбу лови, живи полноценной жизнью. В соцсетях люди перестают жить. Поэтому вопрос к верующему человеку, который по умолчанию постулирует, что будет бороться с праздностью, ленью, жить по заповедям Божьим: ты зачем вообще в соцсетях сидишь? Больше скажу. Большинство людей верующих, сидящих в интернете, не способствуют церковной миссии. Чаще за их поведение приходится извиняться. Православные христиане должны показывать пример реального общения.

— От соцсетей больше вреда или пользы?

— Миссионер использует те средства общения, которые использует общество. Если честно, мне не нравятся соцсети. Но у нас же вся молодежь от 15 до 40 лет сидит в соцсетях. И с этим уже ничего не сделаешь. Поэтому приходится тоже туда идти, хотя это крайне убогий вариант общения. Всегда, когда ты общаешься через текстовые сообщения, твой собеседник может домыслить все что угодно. Если это не видеотрансляции, то даже эмоций не видно. Поэтому я считаю, что для старта социальные сети — это нормально, но потом человека надо выводить в реальный мир и встречаться с ним реально.

— Вы зарабатываете на соцсетях?
— Есть большая разница между зарабатыванием и жалованием. Жалование — это когда тебе жертвуют, а заработок — это когда специально что-то делаешь, чтобы получить деньги. Понятно, что это вопрос совести, и никто никогда не узнает, для чего ты ведешь соцсети: ради людей или ради денег. Другой вопрос, что то, что я делаю, не окупишь никакими материальными средствами.

— То есть пожертвования вам приходят?
— Да. За первый год трансляций в Periscope мне пожертвовали около тысячи рублей в целом — ты сама понимаешь, что это немного. Но я никогда не переживал за деньги. Я, как и другие священники, живу за счет того, что жертвуют люди в храме. Но в последние полгода людей в Periscope очень много, и они благодарят меня — кто вживую, кто на карточку. Так что не скрою: доход, который мне сейчас приносят социальные сети, достаточен. Я не бедствую и уже не беру пожертвования в храме. Но настоящее мое богатство — это жена и трое детей. Минимальный уклон в денежную сторону лишает человека полноценного счастья. Если человек посчитал, что от денег будет зависеть его счастье, — он сразу теряет, потому что деньги — это просто средство.

A post shared by Священник Павел Островский (@pavelostrovski) on Apr 19, 2017 at 3:28am PDT

— Смоделируем ситуацию: к вам обращается потенциальный рекламодатель и предлагает вам деньги за то, чтобы вы упомянули во время трансляции его товар. Деньги при этом вы можете отдать на благое дело вроде строительства храма. Какой товар вы бы согласились рекламировать?
— В принципе, церковь подобные вещи не запрещает. Рекламировать что-то (если только это не сигареты или что-то в этом роде) — не грех. Но я бы все равно не согласился на рекламу. Я крайне люблю свою свободу, и связывать себя обязательствами я бы не хотел.

— А были подобные предложения?
— Есть богатые люди, которые предлагают материально поддерживать мой канал даже без каких-то рекламных вещей. Но это все равно связало бы меня обязательствами. Например, я обязан был бы запилить ролик, условно, вот прямо сейчас — зачем мне это надо? Живу себе спокойно. Это же такая важная вещь — свобода. Хотя есть исключение. Если бы, не приведи Господь, у меня заболели дети и им бы понадобились деньги на операцию, я бы согласился и косметику рекламировать.

— Какие у вас показатели эффективности? У популярных блогеров это их заработок.
— Для православного христианина существует только один показатель эффективности — пройдешь ли ты Страшный суд. Дело в том, что никто не знает меры, не знает, кому сколько дано. Поэтому мы не знаем свою степень эффективности. Если в Екатеринбург приедет Путин и подметет двор, мы скажем ему: «Вы — президент, и спрос с вас — в масштабах страны, а не двора». А если то же самое сделает человек с ограниченными возможностями — это будет уже подвиг. Эффективность определяется двумя факторами: что нам дано и что у нас в итоге получилось. И это будет ясно только на Страшном суде.

— Существуют ли ограничения, предписывающие, что можно писать и говорить в соцсетях, а что нельзя?
— Тут все просто: нельзя соблазнять и провоцировать людей. Я хочу, чтобы люди после того, как со мной пообщались, сохранили мир внутри себя. Могу ли я сказать, нравится ли мне Путин или Навальный? Да мне просто все равно. Я не власть имущий человек и не хочу им быть.

— Вы говорите, скорее, про внутреннюю цензуру. А есть кто-то в РПЦ, кто контролирует общение священников в соцсетях?
— У нас такой цензуры нет. Священноначалие, как любое начальство, занято, так что сложно представить, чтобы патриарх Кирилл сел на досуге… Хотя давайте пройдемся по всем стереотипам: сел патриарх Кирилл на свою яхту, достал свои часы и, облокотившись на золотую кровать, взял седьмой iPhone, включил Periscope и смотрит, что там говорит Павел Островский. Что-то я сомневаюсь, что когда-то так будет. Я свое свободное время трачу на сон. Подозреваю, что и патриарх Кирилл между яхтой с просмотром трансляций и сном выберет сон. Священноначалие не цензурирует. Оно надеется на сознательность людей, которые выходят в открытое пространство. Так что цензор у меня только один — моя мать.

— Нужно ли ваш позитивный опыт перенимать другим священникам?
— Священнику надо в Бога верить, ставить свою духовную жизнь на первый план и быть заинтересованным в том, чтобы окружающие люди становились лучше. Если он заинтересован — то уже не важно, каким образом он будет делать их лучше: через социальные сети, через рэп, как ваш MC Nastoyatel, или через службу в тюрьме.

Фото: Сергей Логинов для 66.ru; личные страницы Павла Островского в социальных сетях

«Сегодня для миссионерства самое благоприятное время»

Настоятель Георгиевского храма в поселке Нахабино Красногорского района Московской области иерей Павел Островский одним из первых среди священников вышел с миссией в интернет. Сегодня он в числе лидеров среди православных блогеров в российском интернете по количеству подписчиков на его страницы. В интервью корреспонденту «Журнала Московской Патриархии» отец Павел рассказал, как начиналась христианская миссия в интернете, какие существуют правила проповеди онлайн и кто ею может заниматься. Интервью опубликовано в «Журнале Московской Патриархии».

— Отец Павел, Вы проповедуете на таких онлайн-площадках, как Instagram, Facebook, Telegram, YouTube, выступаете на телеканале «Спас». Отличается ли принципиально аудитория этих ресурсов?

— Да, безусловно. Зрители телеканала «Спас» — это в основном люди среднего и пожилого возраста, которые смотрят телевизор. Среди них не так много людей, пользующихся интернетом. А те из них, кто все-таки заходит в интернет, чаще всего через интернет тоже смотрят «Спас».

Если говорить о пользователях социальных сетей, то Instagram — это больше женская социальная сеть. Из моих 140 тыс. подписчиков на Instagram 84 % — это женщины. Мужчины больше «сидят» на YouTube, во «ВКонтакте». Мужчины менее эмоциональны, не так активны в комментариях, поэтому с ними наладить контакт через социальные сети сложнее.

— Они больше слушают и читают, не вступая в диалог?

— Чтобы что-то донести до мужчины, с ним лучше лично разговаривать, когда у тебя есть возможность буквально по полочкам разложить, в чем смысл нашего вероучения, почему мы верующие, почему для нас атеизм неприемлем. На прямых эфирах в интернете мужчины не высиживают долго. И те мужчины, которые меня все-таки смотрят, это, как правило, уже женатые люди, их жены — постоянные зрители моих эфиров, мужья же сначала издалека прислушива­ются и постепенно тоже вовлекаются.

Если говорить о других интернет-ресурсах, то в Facebook редко разворачиваются какие-то дискуссии и баталии. Я тоже здесь особо никогда не занимался миссионерством. Для этого удобнее Instagram, YouTube. Там можно проводить прямые эфиры, выходить на аудиторию, далекую от Церкви, люди могут задавать вопросы, которые их интересуют. Таким образом, у человека снимается внутренняя преграда, барьер. И в будущем он может пойти в церковь. Плоды миссионерства для меня здесь очевидны.

— Как повлияло на стиль и содержание вашей проповеди общение со столь широкой и разноплановой аудиторией?

— Я уже много лет этим занимаюсь и с годами стал более сдержанным, менее эмоциональным. Когда ты написал какой-нибудь пост в Instagram, его увидят от 100 до 200 тыс. человек, а если удачный пост, который называется «вирусным», когда у него большой перепост, то его могут посмотреть до полумиллиона. И если, к примеру, меня посмотрели 100 тысяч человек, и я не понравился одному проценту, то это одна тысяча людей. Поэтому нужно быть выдержанным. Пусть, может быть, твой пост будет сдержанным и не всех «зацепит», но, по крайней мере, от Церкви не отведет.

Кроме того, я пришел к выводу, что надо стараться какие-то особо спорные темы не поднимать. К ним относится тема прививок — надо их делать или не надо, школьного или домашнего обучения, грудного или искусственного вскармливания, присутствия или отсутствия мужа при родах жены. Хотя темы «холиварные» (от англ. holy war — священная война), как говорят в интернете, когда начинают все спорить, ломать копья, но в миссионерском плане они ничего не дают. Только все раздражаются. Можно поднимать глубокие темы, касающиеся духовной жизни, — молитва, пост. Они тоже бывают жаркие, но они приносят пользу.

— Вы начали выходить в интернет с вопросами веры в начале 2000-х годов, еще не будучи священником. Что Вас побудило к этому?

— Я этим стал заниматься из любопытства и кипучей энергии, которую некуда было девать. Не могу сказать, что, устраивая дебаты на религиозные темы в интернете, я кого-то тогда привел к Богу или что-то полезное сделал. Первые годы моих выступлений в интернете не назовешь особо удачными. И опыта не было, и излишне эмоционален был, пытался скорее не выслушать человека, а что-то ему доказать. Все эти ошибки совершает любой начинающий миссионер. ­Помню, что вначале все только переписывались, не было возможности провести прямой эфир. Формат текстового обмена сообщениями для миссии не очень подходит, потому что твои слова всегда могут быть неправильно поняты, переиначены, ты сам можешь неправильно понять человека. И пока вы друг до друга донесете то, что хотели донести, устанете и просто не сможете воспринимать другого человека.

Впервые возможность проводить прямые эфиры появилась в социальной сети «Перископ». Это было четыре года назад. Mиссионерские плоды были очевидны! Помню, первый год ведения прямых эфиров в «Перископе» — а вел я их каждый день — проходил в очень простом формате: я включал камеру, и любой человек мог задать мне вопрос в чате. Люди видели меня. Сначала я допустил ошибку: тогда я уже был священником, но проводил эфир не в подряснике с крестом, а в светской одежде. Когда же я стал выступать в облачении, то уже один мой внешний вид стал «цеплять» людей, поскольку я был тогда первым и единственным священником в этой социальной сети.

— И каковы были миссионерские плоды?

— За первый год моего общения в прямом эфире через «Перископ» более трех с половиной тысяч человек решились на первую в своей жизни исповедь. И это, безусловно, был успех!

Тогда мне уже стало совсем очевидно, что от текстового формата надо постепенно отказываться и переходить на видео.

В какой-то момент у социальной сети «Перископ» возникли технические проблемы, другие социальные сети перехватили инициативу, добавив у себя возможность вести прямые эфиры. Я тогда перешел в Instagram, где у меня было уже гораздо больше подписчиков. Там получился хороший симбиоз: ты можешь и выходить в прямые эфиры, и писать тексты, которые могут тоже побудить людей посмотреть твои эфиры.

— Вы рассказывали, что в начале вашей миссии в интернете вас не особенно поддерживали священники, особенно старшего поколения. Что их настораживало?

— Настораживает неизвестность. В те годы духовенство в интернете особо не присутствовало. К сети было очень осторожное отношение со стороны Церкви. Я на себе ощущал очень серьез­ное противостояние. Были и саркастичные шутки от собратьев священников, мол, вот у нас батюшка онлайн, батюшка из интернета.

Очень многие священники, в том числе пожилые, не понимали, что наша страна очень нуждается в миссионерстве. Большая часть людей не то что отрицает авторитет Библии и Церкви, но они просто не знают ничего ни про Библию, ни про Церковь. Они не пойдут на проповедь в храмы, в лучшем случае сходят освятить кулич, набрать святой воды, может быть, раз в год исповедуются и причастятся. И все. Они сидят кто в телевизоре, кто в интернете. Если мы к ним не придем, то к ним придут и уже приходят сектанты и представители других религий. Причем активно это делают.

Священники мне говорили, что надо молиться, что на самом деле все всё знают, что это духовные проблемы, а не миссионерские. Мне приходилось даже довольно опытным, глубоко мною уважаемым священникам объяснять, что люди ничего не читают, ничего не знают. И это касается не только тех, которые не ходят в храмы, но и многих воцерковленных людей. Когда на проповеди они слышат слова «благодать», «милость Божия», «грех», «страсть», большинство не понимает, что они по-настоящему значат. Ну, в общем, грех, страсть — это плохо, а милость Божия и благодать — это хорошо. То есть мы за все хорошее, против всего плохого. А так вот спросите воцерковленных христиан, кто был первым — Авраам или Моисей, они вряд ли ответят, потому что особо никто Библию не читал.

Но когда люди стали приходить в храм, призванные через интернет, то есть когда стали появляться плоды, то и отношение к миссии в интернете стало меняться.

— Чем принципиально отличается проповедь в храме от проповеди онлайн?

— В храме тебя слушают примерно одни и те же люди, многие из которых — твои постоянные прихожане. Онлайн тебе внимают все подряд, ты находишься на всеобщем обозрении, любая твоя ошибка может быть использована против тебя. Поэтому, мне кажется, выходить онлайн на всеобщее обозрение может только тот человек, который на это место поставлен свыше, то есть Священноначалием, который знает, что за свою деятельность, если понадобится, он будет отвечать, и который к этому призван Богом.

Я смотрю со стороны, как многие миряне и священники занимаются, как им кажется, миссионерством, и понимаю, что если ты скучно рассказываешь о Боге, то ты плохо рассказываешь о Боге. Если после общения с тобой у человека появляются тоска и скука, то какой-нибудь протестантский проповедник, который может нести откровенный бред, но делает это живо и весело, будет лучше восприниматься человеком, не очень сведущим в вопросах веры.

— А как священнику понять, есть ли у него призвание к миссионерству?

— Если это дарование есть, его все равно скрыть невозможно. У нас главным миссионером был апостол Павел, который говорил, что «для иудеев я был как иудей, для эллинов как эллин, я стал всем для всех, чтобы привести к Господу хотя бы некоторых». Если ты можешь неверующим людям на их языке рассказывать о Боге и они в итоге начинают интересоваться Православием, значит, у тебя это дарование есть. Но если ты не вызываешь интереса у неверующей или нехристианской аудитории, у тебя не получается на их языке доносить Слово Божие, то, значит, у тебя просто нет миссионерского дара. Раз нет — значит, нет. Как говорил апостол Петр, каждый должен служить тем даром, который дал Господь. Я вот, например, точно знаю, что у меня нет богословского дара, поэтому я никогда не затрагиваю богословские темы.

— Могли бы Вы сформулировать основные правила миссии в интернете?

— Прежде всего, все должно подкрепляться духовной жизнью. Нельзя говорить о вещах, ­которые ты сам не переживаешь и не понимаешь. Нужно учиться слушать людей, потому что даже если человек не христианин и в Бога не верит, то это совершенно не означает, что он плохой человек. Необходимо уметь выслушивать, находить что-то хорошее в человеке и пытаться это развивать. Миссионер — это не тот, кто постоянно говорит, а тот, кто внимательно слушает человека и старается его понять. Для меня это стало очевидным, когда я прочитал про миссию святителя Николая Японского, который говорил: сначала полюби человека, потом дождись, когда он тебя полюбит в ответ, а потом расскажи ему о Христе. Понятно, что полюбить человека — это в первую очередь его понять. Потом дождаться, когда он начнет тебе доверять, только уже потом ему говорить о Христе.

— Сегодня уже намного сложнее удерживать аудиторию, чем когда Вы начинали в 2000-х годах, поскольку, как Вы сказали, появилось слишком много проповедников, и не только христианских. Как быть в этой ситуации миссионеру?

— «Много у вас пестунов, но мало отцов», — писал апостол Павел. То есть много учителей, а отцов мало. И эти его слова сегодня особенно актуальны. У нас действительно на каждом шагу коучи (от англ. coach — инструктор), тренеры и т. д. Кругом одни пестуны.

Но от этого в человеческой жизни не становится больше тепла и смысла. А людям, бывает, просто не хватает банального дружелюбия, в том числе и на приходах. Иногда не нужно долго что-то рассказывать, надо быть просто отцом, то есть проявить к человеку теплое отеческое отношение. И оно станет лучиком света в этом потоке суеты, люди на это сразу откликаются.

Сегодня для миссионерства самое благодатное время. Поскольку жаждущих тепла, полноты жизни в Боге очень много, и они ищут правды. Как говорил Христос про ловцов человеков, надо найти крючок, как человека зацепить, чтобы он понял, что ты ему зла не желаешь, относишься к нему по-доброму.

— На телеканале «Спас» запускается новая программа с Вашим участием. Что это будет за передача?

— Если все получится, то с нового года появится ежедневная утренняя программа с ведущими, которые будут будить людей на работу. Я стану одним из ведущих. Это тоже ответственное служение, частично миссионерское.