15 лет возрождения монашеской жизни в Сретенском монастыре. Иеромонах Лука (Ауле): «Знания – прочный фундамент для строительства спасения души»

Иеромонах Лука (Ауле)

– Отец Лука, расскажите, пожалуйста, как вы оказались в Сретенском монастыре?

– Я пришел в Сретенский монастырь в 1996 году, в декабре. У меня здесь был друг Роман Данелян – сейчас иеромонах Клеопа, он за полгода до этого оказался в обители. Мы с ним дружили с самого детства и вместе, можно сказать, пришли к вере, стали ходить в храм, причащаться Тела и Крови Христовых, беседовать о Боге. Мы жили с ним в одном городе – в Адлере, в одном доме, в одном подъезде, только я жил на пятом этаже, а он – на первом. Когда Роман ушел в монастырь, я решил съездить к нему в гости, проведать его. Ну вот, проведал, и теперь живу в обители.

– Ваши близкие знали, что вы уходите в монастырь?

– Я ушел в монастырь в один день. Сказал своим домочадцам, что ухожу, что жить в миру больше не могу. Утром встал, купил билет, сел в поезд и уехал. Это было все в один день.

– Батюшка, а вы помните свой первый день в монастыре?

– Это незабываемый день! Было раннее утро. Я зашел в келью: отцы Клеопа (тогда еще Роман) и Нафанаил (тогда еще Давид) спали. Я оставил сумку в келье и пошел в храм. А там отец Тихон как раз вышел говорить проповедь. И первые его слова были: «Сегодня святое Евангелие благовествует нам о том, как Господь вышел на берег, в страну Гергесинскую, и его встретил бесноватый». Я опустил голову и заплакал: «Это я – гергесинский бесноватый». Эту проповедь я запомнил на всю жизнь.

– Отец Лука, а чем запечатлелся в памяти ваш первый разговор с отцом наместником?

– Он сказал: «Приехал к нам – молодец! Куда же мы тебя определим на послушание? Давай-ка, иди, посуду мой». – Я сказал: «Батюшка, с радостью великой буду мыть посуду». – «А где ты остановился». – «У Романа и Давида». – «А где ты спишь, на чем?» – «Это неважно, я и на полу посплю, мне все равно». А Роман начал говорить: «Нет, нет, батюшка, он будет спать на кровати, а я буду – на полу». И мы начали с ним спорить. В конце концов, отец Тихон нас остановил и сказал: «Я буду спать на полу». Мы все засмеялись. Это была первая моя с ним беседа.

– Сколько времени вы несли послушание в трапезной?

– В трапезной я работал где-то около полугода. С утра и до вечера, а иногда и до раннего утра приходилось готовить. Работало нас в трапезной совсем немного – по три-четыре человека. Было две смены, у поваров был отдых, и они чередовались – через два дня. А у нас, послушников, отдыха не было даже в воскресенье. Делали мы все: и посуду мыли, и продукты на следующий день заготавливали, и рыбу чистили, накрывали и убирали со столов, мыли полы… И я был бесконечно счастлив. Знаете, если бы наместник дал мне и сейчас послушание мыть посуду в трапезной, я бы с радостью согласился.

– Сейчас в храме прекрасная система озвучивания: каждое слово чтеца, каждый звук хора слышны в любом уголке храма. Как получилось, что вы встали на послушание радиотехника?

– Когда я пришел в монастырь, то хотел закопать свой талант в землю. Считал, что электроника – дело нехорошее, нечистое. А Господь меня смирил и дал это послушание, чтобы я больше глупостей не говорил и не думал. Если применять радиоэлектронику во благо, если это служит людям, которые благодаря хорошему звуку назидают свои души словом Божиим, ничего крамольного в таком умении нет.

Послушание свое я несу уже более десяти лет. Началось с того, что на прославление священномученика Илариона нужно было сделать трансляцию с колокольни. Туда, где находились часы, надо было поставить колонку, чтобы было слышно богослужение. И отец эконом заявил обо мне тогда в первый раз, сказав, что мы напрасно нанимаем каких-то специалистов, ведь у нас есть человек, который в миру занимался компьютерными системами. Ну и мне дали первое послушание – сделать «озвучку» на колокольне. Затем это дело потихоньку стало развиваться. Потом заболел инок Владимир, который занимался в монастыре телефонной связью. И мне поручили срочно решать вопрос с телефонной станцией. Я купил новую систему, все переделал. Сейчас у нас в монастыре очень мощная телефонная станция, которую можно считать одной из лучших систем. А главное – у нее большой потенциал.

– Отец Лука, расскажите, какой была жизнь братии, когда Сретенский монастырь только начал восстанавливаться?

– Конечно, раньше жизнь в обители была другой. Братии было немного. Мы вместе молились. У нас было правило в храме. В конце обязательно испрашивали друг у друга прощение. Служились ночные службы, по-моему, два раза в неделю: с трех до пяти ночи. Все послушания без исключения, в том числе и в храме, несли насельники. Это очень нас объединяло.

– Расскажите, пожалуйста, подробнее о вашей жизни в монастыре.

– Сначала мне было очень тяжело в монастыре, но я понимал, что другого пути к исцелению моей погрязшей в грехах души нет. Я не верил себе, когда появлялись помыслы: «Уходи из монастыря, здесь не надо тебе быть, иди в мир, там у тебя все хорошо будет». Не веря себе, я всецело предал себя и свою волю в послушание своему духовнику – архимандриту Тихону. Жил, как в огне, потому что мне было очень тяжело. Но спустя годы, в течение которых молился, трудился по силам, сколько мог, увидел, что моя душа постепенно отошла от этого огня, который во мне был, от этих мук. И пришла к спокойствию, к миру, который стал меня с каждым годом все больше и больше радовать. Также я понял, что лучше монашества, лучше пути познания Бога ничего нет в жизни. Что может быть радостней общения с Богом? Что может быть нужнее проповеди о Боге для людей, которым тяжело, которым надо помочь, протянуть руку?

– А когда вас благословили на подрясник?

– Это было в Вербное воскресенье, на Вход Господень в Иерусалим. Для меня это особый день, с которого начался мой осмысленный духовный путь к Господу, именно в Церкви, в храме Божием. Я очень рад, что именно в этот день Господь меня посетил, дал мне одежду воина Христова, которую нужно всегда носить, благодарить Господа и никогда ее не снимать.

– Расскажите о своем постриге.

–Меня постригли в монахи в день памяти священномученика Илариона, 28 декабря.

– Что вы подумали, когда услышали: «Постригается Лука»?

– Первая мысль, неужели в честь апостола и евангелиста Луки, иконописца? «Как удивительно», – думаю, ведь я действительно любил, тайно любил иконопись. Неужели мой покровитель теперь будет евангелист и иконописец Лука?

Диаконского сана я удостоился примерно через пол года.

– Батюшка, какие у вас воспоминания о первом посещении монастырского скита?

– Полгода спустя после моего появления в обители мы летом поехали в Дивеево всей братией, с отцом Тихоном. И оттуда заехали в Рязань. Скита тогда не было, это были развалины, груда кирпичей, вот и все. Спали мы в стогу сена.

– А чем запомнилась та поездка в Дивеево?

– Замечательная поездка на самом деле была. Вообще, путешествия с отцом Тихоном у нас всегда сопровождаются большой радостью: мы от него получаем и слово назидания, и молитву. Мы в Дивеево приехали, нам матушки предложили сами, чтобы наш братский хор пел – тогда он еще совсем маленький был, пять человек. Мы пели, старались, матушкам понравилось.

– В 1999 году вы участвовали в сборе помощи для воинов в Чечне…

– Эти сборы были у нас несколько раз. Это было радостное занятие, радостное послушание, несмотря на то, что мы уставали, потому что ящиков с продовольствием и вещами было очень много. Казалось, вещи для Чечни несет вся Москва, круглые сутки. Но как-то все, милостью Божией, управлялось, решалось. Главное – люди объединялись. Помню, приходило очень много москвичей, которые помогали во всем. Приходили даже те, кто не мог что-то пожертвовать, но они упаковывали посылки, подписывали их. Это было так замечательно, что люди с открытым сердцем отзываются на общее, нужное дело.

– Как вы восприняли тот день, когда всю братию благословили учиться в семинарии?

– Я ведь сначала учился в Троице-Сергиевой лавре, в семинарии, на заочном секторе. Мечтал о том, чтобы учиться очно. Очень переживал, что у меня не было времени на подготовку. И когда услышал, что у нас будет семинария, попросил отца Тихона, чтобы он благословил меня учиться на очном отделении. Считаю, любое дело должно исполнять серьезно, с любовью, со страхом, поскольку это дело Божие. Относиться к чему-то кое-как – преступление. И когда отец Тихон дал мне это послушание, для меня это было большой радостью. «Теперь, – думаю, – наконец-то смогу учиться по-настоящему».

Конечно, при этом послушание по электронике с меня не снималось, приходилось тяжело, но я это все совмещал. Конечно, уставал, но получал большое утешение для себя. Когда получил образование, понял: какое великое дело, когда ты хотя бы понимаешь, где ошибка, где что-то неправильно. И ты знаешь, в каких книгах можно найти информацию по исправлению этих ошибок, как можно расширить свои знания.

– Как вы учились? Какие преподаватели у вас были?

– На протяжении всего времени у нас работали замечательные преподаватели. Было очень интересно. К каждому предмету я подходил с большой любовью и старался, насколько это возможно, максимально полнее его изучить.

Вспоминаю Александра Николаевича Ужанкова. Мы с ним друзья, встречаемся, беседуем, всегда находим очень много интересных тем для разговора. Это удивительный преподаватель, ходячая энциклопедия. Под его руководством я подготовил курсовое сочинение о принципе умного делания по одному из древнерусских источников.

Дипломную работу об Иисусовой молитве писал у Сергея Николаевича Говоруна – нынешнего архимандрита Кирилла из Киево-Печерской лавры.

С большой благодарностью вспоминаю тех преподавателей, которые были требовательны к студентам. Например, протоиерей Максим Козлов. Он всегда очень строг, но со временем понимаешь, что преподанные им уроки тебе просто необходимы.

Кроме того, к нам – благодаря неустанным заботам отца Тихона – часто приезжали известные ученые, богословы. Так, я до сих пор с удовольствием слушаю лекции профессора Московской духовной академии Алексея Ильича Осипова.

– Священником вы стали, уже учась в семинарии?

– Да, я стал священником, когда учился на третьем курсе.

– Что за случай произошел с вами перед рукоположением?

– Это на самом деле удивительный случай. Отец Тихон меня просил его как-то зафиксировать.

Я был в скиту преподобного Серафима Саровского, и у меня обновилась болезнь: я в армии как-то застудил себе лицевой нерв. И потом он у меня периодически болел, а это очень сильная боль. И вот у меня этот нерв снова начал болеть, мне нужно было поехать в Москву, чтобы полечиться. Незадолго до отъезда я разговорился с игуменом Пименом: у него друзья – врачи. И вот мы сидим и видим большое число летающих ос. Отец Пимен говорит: «Ты знаешь, мои знакомые врачи говорят: в этом году много людей умерло от укуса ос. Человек проглатывает осу, она кусает его в язык, человек мучается страшными головными болями, а затем умирает». На том мы и закончили нашу беседу.

И вот я сижу на трапезе, буквально через день после этого разговора, ко мне подлетает оса, кусает меня в язык и сразу же улетает. Действительно, голову опоясала страшная боль, и я почувствовал, что умираю. Предсмертное какое-то состояние, страшное. Я тогда, помню, встал из-за стола, говорю братьям: «Оса за язык укусила». Конечно, я тотчас вспомнил слова отца Пимена. Пошел по коридору и думаю: «Вот как все было: жил, жил – и вдруг помираешь. Быстро все случилось». И в этот момент ко мне приходит помысел, такой жуткий голос, который мне говорит: «Ты мой, потому что ты держишь зло на брата твоего и не хочешь его простить. Ты принадлежишь мне». Голос меня ужаснул, это было как ад. Думаю: «Господи, помилуй! Что ж такое? Как это, откуда это все?» Мне стало очень жутко, еще страшнее, чем было в самом начале.

И тут я перестал думать о смерти, пришла другая мысль: «А почему я умираю? Надо пойти сделать укол какой-то, найти противоядие». Побежал быстренько к отцу Серафиму: он все сделал, хотя это, как потом оказалось, было не нужно. Я вышел на улицу: во-первых, у меня болело плечо, в которое отец Серафим сделал укол, во-вторых, у меня сильно болел нерв, а в-третьих, у меня страшно болел еще и язык. Я сел.

Отец Тихон подошел ко мне, положил мне руку на голову и сказал: «Что, больно?» Я сказал: «Да ничего, батюшка, все нормально». – «Да, нет, – говорит батюшка, – больно, больно! Ты знаешь, такие искушения иногда бывают перед рукоположением». А тогда и не знали о том, что меня рукоположат. Батюшка сказал: «Завтра уезжаем с тобой в Москву – подлечишься немножко». И мы поехали с утра в монастырь.

И вот по дороге в Москву, у отца Тихона зазвонил телефон. Это была секретарь Надежда: «Отец Тихон, вас просят сделать звонок в Патриархию». Батюшка остановил машину у обочины пшеничного поля и стал звонить. Говорил, говорил, говорил… потом сел в машину, повернулся ко мне и сказал: «Лука, между прочим, из-за тебя звонили из Патриархии». Я в недоумении. Думаю: «Что же я наделал такого, что звонят оттуда». – «Да, да, – говорит, – из-за тебя. Слава Богу, что мы тебя забрали с собой в Москву, так как тебе надо завтра взять все необходимое и ехать в Хотьково: Святейший Патриарх вызвал тебя, чтобы рукоположить в иеромонахи».

И на следующий день я поехал рано утром в Хотьково, и меня приснопамятный Святейший Патриарх Алексий Второй, рукоположил в иеромонахи – в день памяти преподобного батюшки Серафима Саровского.

А я-то, когда уезжал из скита, так жалел, что в престольный праздник его покидаю. И мысли были такие: «Это тебе по твоим грехам – батюшка Серафим тебя видеть не хочет».

– Батюшка, поменялось ли после священнической хиротонии ваше отношение к учебе?

– Считаю очень важным, что никогда не отказывался от данного мне послушания. Когда меня рукоположили в священники, учился на третьем курсе и имел возможность общаться с замечательными преподавателями. Были батюшки, которые преподавали непосредственно пастырское руководство. Например, совершение треб и таинств: на все вопросы, которые у меня возникали в процессе служения, я находил у них грамотные, глубокие ответы. Мог найти источники, из которых черпал недостающие знания. Во время учебы на четвертом, пятом курсах я получил именно то, что мне было нужно как священнослужителю.

– Часто вам приходилось пропускать занятия?

– Я никогда не прогуливал занятия просто так. Но, конечно, по послушаниям у меня были авралы. Ведь тогда строились монастырские корпуса, и я совместно с рабочими и инженерами участвовал в разработках всех систем связи и электрики. К сожалению, было и такое: один раз линию залили бетоном не в том месте. И ночью, взяв отбойный молоток, я разбивал все, чтобы исправить положение. Так вот иногда всю ночь работал с отбойным молотком, а утром шел на экзамены и думал: «Как буду сдавать?». Самое интересное, что сдавал, и мне даже преподаватель говорил: «Как замечательно, какой еще литературой, помимо той, что я давал, вы пользовались?» Как-то удивительно Господь покрывал мои пробелы в учебе.

– А экзамены тяжело давались?

– Да, очень тяжело, потому что я для себя решил: все учить и никогда не списывать.

В продолжение ответа на вопрос о преподавателях приведу такую историю.

Первый и последний мои экзамены сдавал Алексею Константиновичу Светозарскому. В первый раз это была церковная история – тогда он оценил мой ответ как неудовлетворительный. А когда ему же сдавал последний экзамен, получил «отлично». И я ему сказал: «Алексей Константинович, вы знаете, первый экзамен мой был у вас, я получил двойку». Он засмеялся и говорит: «Вот видите – выросли». Это был очень отрадный для меня итог моей учебы. Ведь я очень любил русскую церковную историю, но Алексей Константинович на протяжении всех курсов ни одного раза не поставил мне «пятерку». В конце четвертого курса, на экзаменах, получив очередную «четверку», я с юмором обратился к преподавателю: «Алексей Константинович, у меня есть большая мечта». Недоумевая о вопросе, с улыбкой он посмотрел на меня и спросил: «Какая?» На что я ответил: «Получить хотя бы один раз “пятерку” по вашему предмету». Он пришел в восторг, засмеялся и сказал: «Это вполне возможно, только нужно подучить».

– Какое-то время вы были дежурным помощником проректора.

– Я был дежурным помощником, когда учился. Примерно года два. Следил за режимом студенческих послушаний, сна, выходов в город… Я очень сильно уставал тогда. Со студентами работать интересно, но непросто. Не могу этого объяснить, но за сутки дежурства я превращался в выжатый лимон.

– Батюшка, расскажите о дне выпуска из Сретенской духовной семинарии.

– Это был замечательный день, незабываемый. Дипломы нам вручал владыка Алексий, архиепископ Орехово-Зуевский. Что-то тогда во мне такое даже произошло, настолько было радостно.

– Что вам дала семинария?

– Я благодарен Господу, Божией Матери и батюшке Тихону, за то, что они мне дали такую радость и такое счастье – учиться. Знания – прочный фундамент для того, чтобы использовать его для строительства спасения своей души. Конечно же, духовное строительство основывается на твердой вере и исполнении евангельских заповедей. Для нас путь восхождения к Богу – это путь, который мы проходим под руководством святых отцов. Они учат, как правильно исполнять евангельские заповеди.

– Каким вам вспоминается почивший иеромонах Митрофан?

– Когда я пришел в монастырь, он уже был иеродиаконом. На него смотрели как на образец. Такой крепкий, состоявшийся монах. Все брали с него пример. Он работал казначеем, и послушание свое исполнял блестяще. Был очень добрым, любящим, бесконечно всех прощающим.

Вспоминаю: на тот момент работал в ризнице, не было ни одной минутки свободной, мы трудились порой по несколько суток. Не преувеличивая говорю: даже невозможно было сходить сотворить келейное правило. Работы было очень много, тогда не было мозаичного пола, который не требует серьезного присмотра, не было каменного престола, который не надо переоблачать. Тогда нужно было постоянно переоблачать престол, приводить в порядок алтарь, пылесосить, выбивать ковры, которых было очень много. Когда у нас закончились праздники с перенесением мощей священномученика Илариона, я попросился съездить к матушке Матроне, которую только что прославили в лике святых. Пришел к отцу казначею и говорю: «Отец Митрофан, дай мне на дорогу немножко денежек, вот хочу съездить к матушке Матроне». И он, конечно, дал. А потом взял целую копилку, полную денег, высыпал мне в руки и говорит: «Возьми, купи что-нибудь в Покровском монастыре на эти деньги». И я купил такую большую икону матушки Матроны. Помню, освятил ее прямо на мощах и был очень рад.

Схиархимандрит Анастасий (Попов) на Святой Горе Афон

– А что вы можете рассказать о скончавшемся схиархимандрите Анастасии?

– Батюшка Анастасий всегда был для меня большим утешением. Он никогда не говорил много, он говорил одно или два слова. Это был действительно монах до самых глубин своего сердца, подвижник, наставник. Человек удивительной доброты, который был готов помочь каждую минуту, внимательно выслушать, дать дельный совет, разрешить от грехов. Когда он умер, это, конечно, для всех нас была большая потеря.

– Вы ведь с ним ездили на Афон?..

– Да, он был старшим у нас.

Расскажу такую историю. Я большой любитель приключений. Большим счастьем для меня было полазить по горам Афона. Это увлечение у меня с детства – я вырос на Кавказе, среди гор. Ну, и на Афоне полазил… Там такие отвесные скалы, по которым спускаются веревки к берегу моря. Однажды взял благословение у отца Анастасия: «Батюшка, пусти меня к морю сбегать». Пошел туда, смотрю, там обрыв – метров сто до берега моря. Спрашиваю у одного монаха: «Как вы туда добираетесь, если хотите на море сходить?» – «А побежали со мной». Он взял в руки веревку, которая была привязана: «Бери вторую веревку – и побежали». И он бежит в эту пропасть, туда, прямо вниз по этой веревке. Сначала последовал его примеру, потом остолбенел: «Господи, помилуй, если сейчас сделаю одно неточное движение рукой относительно веревки, разобьюсь. Там скалы, камни – от меня ничего не останется… Я так не могу». И спросил у него громким голосом: «Слушай, а еще есть какая-нибудь дорога – нормальная». Он отвечает: «Надо обойти полкилометра». И побежал на этих веревках дальше. А я пошел в обход. Спустился к морю, побродил, полюбовался. Но подниматься обратно по этому обходному пути не захотел: «Я по веревке залезу, ведь залазить легче, чем слазить». И полез, преодолел половину расстояния и, естественно устал, потому что нужно было постоянно подтягиваться по этой веревке на руках. Решил отдохнуть. Небольшой выступ там был – на него встал, держусь за веревку. И тут… посмотрел вниз, увидел метров пятьдесят крутого обрыва и скалы внизу. Мне стало плохо. Как дальше действовать? Слезать боюсь, лезть вверх – тоже. Что делать? Я был в отчаянии. Но потом взял себя в руки, пересилил, залез наверх и пришел как ни в чем не бывало в гостиницу.

На следующее утро опять обратился к батюшке Анастасию, ничего ему не сказав о случившемся: «Батюшка Анастасий, благослови еще раз сбегать к морю». И он так строго мне говорит: «Никуда больше не пойдешь. Останешься в обители. Я тебя не благословляю спускаться, не благословляю». Я понял: очевидно, отцу Анастасию о моих приключения открыл Господь или Пресвятая Богородица. Он все почувствовал. Такой был человек – батюшка Анастасий.

Беседовал иеромонах Иоанн (Лудищев)

Первый в жизни Великий пост. Советы братии Сретенского монастыря

Наступает Великий пост – время особых молитв и подвигов. Многие впервые вступают в него с желанием строго соблюдать церковный устав и приобрести особую духовную пользу. Это люди только приходящие к вере, новокрещенные или крещенные давно, но только сейчас начинающие воцерковляться. Что можно посоветовать человеку, который первый раз в своей жизни собирается правильно и строго провести время Великого поста? От чего его нужно предостеречь, на что обратить особое внимание? С этими вопросами мы обратились к братии Сретенского монастыря.

Самое важное – это покаяние пред Богом

Иеромонах Лука (Ауле)

Иеромонах Лука (Ауле):

‒ Вначале я бы поинтересовался у этого человека, как долго он ходит в храм и что за это время узнал, какие творения из святоотеческого наследия он читал, насколько знаком со Священным Писанием, Евангелием. И, исходя уже из этого, я бы дал ему некоторое руководство относительно прохождения Великого поста.

Тому, кто более-менее что-то знает, я посоветовал бы приобрести, конечно, святоотеческие творения, где можно почитать о наших постах и узнать, на чем конкретно надо акцентировать свое внимание, свои силы и стремления во время поста. Посоветовал бы узнать подробнее обо всех неделях Великого поста, различной строгости телесных постов. О праздниках и особых богослужениях, связанных с постом. Немножко познакомиться со структурой поста.

Тем, кто постится вообще впервые, порекомендовал бы следующее: не нужно обязательно стремиться строго всё исполнять, уклоняться исключительно в строгую букву исполнения постов. Надо помнить, что главная духовная составляющая поста – это покаяние человека, то, что человек принесет Богу в своих мыслях, в своем уме, – вот это важно.

Пост служит нам для того, чтобы ослабить действие страстей в нашем теле. Смиряется тело – и ослабляется действие страстей, человек может более глубоко и более тонко в своем уме помолиться Богу.

Но сразу приняться за строжайший пост тем, кто никогда не постился так продолжительно, – опасно. Знаю это по себе. 20 лет назад я первый раз в жизни строго постился, и мне было физически очень тяжело. В итоге я заболел, и пришлось дать себе небольшое послабление – вкусить раз или два в течение поста рыбы, потому что врачи сказали мне: твой организм еще не перестроился, не привык к постам, сделай послабление, иначе организм не выдержит.

Итак, мой совет тем, кто впервые постится, такой: не нужно обязательно поститься строго, не вкушать ничего, не пить. Если есть какая-то ситуация, когда человек хочет очень глубоко покаяться перед Богом и это просто плач его души, достаточно с благоговением, с рассуждением и советом попоститься, насколько он сможет.

И очень хорошо, когда люди, собирающиеся первый раз поститься, не хотят делать это самочинно, а спрашивают совета – прежде всего приходят за советом к священнику. Это залог успешного прохождения поприща Великого поста, потому что священник дает им благословение – и дает не от себя, а свыше: от Бога, по молитвам тех людей, которые и просят ответа у Бога через священника. По Божественной благодати священник и благословляет, и дает им рассудительный ответ.

Еще раз повторю: самое важное в Великий пост – это покаяние пред Богом. Что включает в себя покаяние? Изменение человека, изменение его жизни. А какое изменение? Ответ на этот вопрос очень важен. И перед тем, как поститься Великим постом, нужно прочитать Евангелие, и лучше всего ‒ прочитать с толкованием, чтобы правильно все понимать согласно святым отцам. Если не опираться на святых отцов, то может так случиться – и часто случается, – что у человека сложатся какие-то бредовые представления и он начнет этим бредом жить. Такое состояние называется прелестью. И тогда говорить об общении с Богом невозможно. Человек просто заболевает прелестью, а в духе прелести говорить о каких-то духовных дарованиях и общении с Богом не приходится.

Некоторые, постясь, ставят акцент на том, чтобы вызвать некое особое духовное чувство. Это неправильно. Никаких чувств не должно быть. Такие чувства часто прельщение человека. Человек должен верить в Бога, слушать Церковь, молиться, рассуждать и советоваться, а правильное состояние посещает нас, когда мы очистим и наполним Божественной благодатью свою душу. Господь посещает такого человека, и христианин радуется, потому что ощущает присутствие Бога.

При этом присутствует покаяние как залог правильного духовного расположения. Чувство глубокого покаяния, слезы о своих грехах. Человек плачет, и этим самым утешается, он чувствует в себе залог от Бога, Бог ему говорит: ты будешь прощен и будешь спасен. Блаженный плач ‒ это и есть умиление.

Когда человек ожидает, что пост принесет ему особые чувства, «блаженство», забывая при этом о покаянии, ничего хорошего не получается

Но когда человек ожидает от поста, что он будет «блаженствовать», забывая при этом о покаянии, ничего хорошего не получается. Святитель Игнатий (Брянчанинов) четко об этом говорит: когда вы встали на молитву и вас посетило умиление ‒ поблагодарите Бога; но если вы снова встали на молитву и ждете исключительно умиления – то вы в прелести.

Вот исходя из этого наставления надо всю свою духовную жизнь во время поста и построить: чтобы этот вопрос стал одним из основных, потому что человек прельщенный никогда не сможет беседовать с Богом, а истинная молитва – это прежде всего слезы и плач о грехах.

План поста и головокружение от успехов

Иеромонах Игнатий (Шестаков)

Иеромонах Игнатий (Шестаков):

– Впервые вступающим на стезю Великого поста настоятельно рекомендую внимательно ознакомиться с его структурой, последовательностью недель, праздников, событий и их содержанием, и все это отметить для себя, записать. Часто, имея искреннюю ревность и желание поститься с пользой для души, мы просто забываем о том или ином событии в Церкви. Это происходит из-за невнимательности, неорганизованности и элементарной теоретической неподготовленности. Нам все время кажется, что кто-то нам подскажет, что батюшки напомнят… И в итоге мы пропускаем что-то очень важное, а потом жалеем. Не понимая, что конкретно происходит в храме и на богослужении, мы не получаем в полной мере того молитвенного утешения и той пользы, которые нас ждали целый год или всю жизнь.

Было бы правильно для начала просто взять церковный календарь, просмотреть его целиком за период Великого поста: что, когда, где… Еще лучше было бы спланировать пост, взять и выписать важные моменты, составить для себя такой личный план Великого поста. Заранее прочитать обо всех неделях, что за чем следует. Когда будет канон Андрея Критского, что нас ждет на Первой недели поста, а что на Страстной седмице. Сейчас полно материалов на эту тему, собранных и в книжках, и на множестве православных сайтов. Чтение краткой содержательной информации не займет много времени, но структурирует Великий пост у нас в голове.

Вот, например, один практический момент, с которым может столкнуться новый духовный подвижник. Многие, а в особенности те, кто впервые вступает на стезю Великого поста, просто не знают, что Божественная литургия постом совершается не каждый день. Даже в столичных монастырях, где есть ежедневное богослужение. Просто таков устав поста. Это важно, чтобы человек знал, когда и какая Литургия есть, когда можно причаститься и исповедаться. В условиях мегаполиса, где сейчас и живет большая часть христиан, такие элементарные знания очень важны.

На самом деле неосведомленность и забывчивость присуща и большинству людей, считающих себя воцерковленными и во всем разбирающимися. Это вообще свойственно современному человеку: забывать о главном, а забивать голову второстепенным и ненужным. Потом мы часто жалеем, что именно это, самое важное, драгоценное прошло мимо нас из-за нашей рассеянности и суеты. С ужасом осознаём, что для нас именно это и было самым важным и вожделенным, а не та суета, на которую мы потратили наши время и жизнь. Именно для того, чтобы такого не произошло и мы не пропустили драгоценные моменты встречи с Богом, правильно будет изучить структуру Великого поста, отметить что-то, даже записать, поставить в заметки на своих гаджетах, засыпающих нас информацией. Пусть и там будут правильные «напоминалки».

Можно много говорить о том, как правильно поститься в первый раз, и здесь вновь адресовал бы интересующихся к множеству литературы на этот счет, которая сейчас доступна, так же как и беседы в видеоформате.

Но хотелось бы особо обратить внимание еще на один момент. Очень важно не забывать о таком явлении, как головокружение от успехов. Это общий для всех момент, но для новоначальных особенно. Надо все время помнить, что часто после первых успехов и духовных взлетов следуют падения. Многие по своему опыту знают, что иногда бывает после хорошо проведенной первой недели поста, молитв, всех канонов, Причастия… Когда буквально через день или час неожиданно может произойти искушение и падение.

Самое главное – не начинать превозноситься, пусть и в своих только глазах. Это прямой путь к падению

Избежать этого может в первую очередь человек смиренный и смиренномудрый. В этом случае как раз прекрасно подходит русская поговорка: «Тише едешь – дальше будешь». Не нужно сразу брать на себя ношу, превышающую наши возможности, но самое главное – не начинать превозноситься, пусть в своих только глазах. Это прямой путь к падению и потере всего приобретенного блага. Будем мудры, как змии, и кротки, как голуби. Надо поститься внимательно, осознанно и спокойно. Без раздражения и с любовью к ближним. А нашему смиренному расположению послужат дела любви и милосердия, которые во время поста столь же необходимы, как усердные молитвы и воздержание.

Не бояться и радоваться!

Иеромонах Зосима (Мельник)

Иеромонах Зосима (Мельник):

– Думаю, важным здесь является мотивация к посту, если говорить современным языком, то есть зачем человек твердо решил поститься. Очень важно желание угодить Богу. Человек только воцерковляющийся хочет максимально, как можно более усердно следовать Уставам Церкви и всем ее постановлениям: правильно молиться, правильно поститься, все делать правильно. Что можно посоветовать такому человеку? Ну, раз он уже решился это делать, то, во-первых, не бояться! Нас и Господь всегда призывает к этому в Евангелии: не бояться ничего. Не бояться голода, болезни, которая якобы сопутствует посту. Многие врачи все время предупреждают: не надо поститься, потому что будет анемия, авитаминоз и прочее. Но если мы посмотрим историю, увидим: от поста еще никто не умирал. Не бояться ступить на такой аскетический путь. И если есть усердное желание угодить Богу постом, то нужно следование полностью Уставу, пусть его называют монастырским, каким угодно, ненужным для мирян, но попробовать именно по Уставу попоститься строго особенно первую седмицу и последнюю стоило бы.

Во-вторых, нужно молиться, по той же заповеди Божией: непрестанно молитесь. И еще, как говорят святые отцы, потому что молитва и пост – это два крыла, которыми душа возлетает к Богу, к высоте небесной. Поэтому молитва очень существенна во время поста, и к ней нужно прибегать, потому что иначе сам пост, аскеза явится просто диетой, а не пособием к духовному росту; а вместе с постом молитва является действенным средством к душевному равновесию и духовному росту.

Молитва и пост – два крыла, которыми душа возлетает к Богу. Поэтому молитва очень существенна во время поста

Ну, и третий совет: радоваться. Господь говорит: всегда радуйтесь! Если будем действительно правильно поститься, правильно молиться, используя советы святых отцов, наших духовных наставников, священников, к которым мы ходим исповедоваться, то и пост, и молитва обязательно приведут к духовной радости, которую Господь сообщает вместе с той благодатью, что приходит в результате аскетических подвигов и стремления к угождению Богу.

Пост, молитва и радость вместе являются и средствами, и плодом наших духовных усилий, можно даже сказать: плодом Духа Святого, который мы приобретаем на стезях поста. Но, главное, к чему должны восходить все наши старания, все наши аскетические упражнения, молитвы, ‒ к любви. Любовь к Богу и ближним – это основание и корень того духовного древа, которое возрастает и приносит плод будущего века в Царствии Небесном.

Не упустить возможность встречи с Богом

Иеромонах Никон (Париманчук)

Иеромонах Никон (Париманчук):

‒ Надо иметь в виду, что с первого раза вообще человек, возможно, ничего и не поймет. И с десятого даже, может, не поймет. Это все собирается постепенно, накапливается какой-то духовный опыт, и только потом понимаешь, что пост-то должен быть всегдашним, просто мы не способны быть все время в бодрствующем состоянии, нам дается какое-то время для расслабления и время для бодрствования, то есть поста.

Важно не забывать, что еще нужно творить добрые дела, что это тоже входит в круг обязанностей поста. Посоветовал бы не увлекаться своими внешними успехами, любыми, даже духовными (или гастрономическими).

Не забывайте творить добрые дела: это тоже входит в круг обязанностей поста

Пост ‒ это время, чтобы увидеть свою слабость и невозможность, даже при всем усердном стремлении, выполнить то, о чем просит нас Господь: хоть в это короткое время поста быть милостивым к людям, любить Бога, любить ближних своих, воздерживаться от зла, которое можем сделать, попытаться сделать добро, которое есть возможность сделать, но нам это очень тяжело.

Во время поста нас должно сопровождать и чувство покаяния об упущенном. Чувство сожаления об упущенных возможностях, которые нам даются. Мы больше в жизни упускаем возможность встречи с Богом, не в силах отказаться от того, что любим, и это заслоняет от нас людей, которых посылает Бог нам навстречу, ‒ не всегда таких удобных, как нам хочется, от которых хлопоты, проблемы, неприятности, которым надо послужить, а через это увидеть и Господа, Который тоже пришел, чтобы послужить другим.

Игумен Лука (Степанов): «Однажды я остро ощутил, что моногамию создал Господь»

• ФИО: Степанов Лука
• Должность, регалии: игумен; заведующий кафедрой теологии Рязанского государственного университета им. С. А. Есенина; настоятель Спасо-Преображенского Пронского мужского монастыря в посёлке Пронск Рязанской области; писатель; публицист; телевизионный ведущий; кандидат исторических наук
• Специализация: священнослужитель, педагог
• Жизненное кредо: «Ищите прежде Царствия Божия и правды его, а остальное приложится вам!»

Смешно, едва вывалившись из многогрешной светской действительности, категорически всё поменять… Как же получилось так, что перспективный, талантливый актёр, которого приглашали на главные роли в два московских театра – Ермоловский и Гоголевский – вдруг уходит из профессии? Как получилось так, что 27-летний юноша, открывший для себя высоту и чистоту христианского брака, вдруг принимает решение не создавать семью, а через время поступает послушником в один из самых суровых монастырей того времени – Афонское подворье? Об этом и о многом другом – беседа с удивительным человеком – с игуменом Лукой (Степановым), настоятелем Спасо-Преображенского Пронского мужского монастыря; с заведующим кафедрой теологии Рязанского государственного университета им. С. А. Есенина. Игумен Лука — православный писатель и публицист, автор и ведущий телевизионного проекта «Душевная вечеря» на рязанском телевидении и на телеканале «Союз»; а также активный участник Всероссийского интернет-проекта «Батюшка онлайн».

«Хочешь быть сильным – бегай, хочешь быть красивым – бегай, хочешь быть умным – бегай!»

— Моё детство прошло в годы застоя — достаточно счастливые и спокойные годы заката Советского союза. Правда, мы тогда ещё и не догадывались, что это – закат. Некоторая накатанность общественной жизни давала простор для самореализации в рамках идеологии марксизма-ленинизма, и рамки эти были достаточно широкими для движения в разных направлениях.

Детство и юность мои прошли под флагом творчества, словесного искусства: чтения стихов, подготовки к поступлению в театральный институт, что и произошло после окончания 10-го класса. Правда, высокая поэзия в то время была весьма идеологизированной: помню, когда я в составе делегации ЦК ВЛКСМ посетил Польшу и предварял партсобрание чтением стихов, то местные зрители с удовольствием слушали стихи русских классиков, а вот партийно-политические стихи уклончиво называли непонятным для себя материалом.

Кроме основательного знакомства с русской поэзией (поэзия смягчала моё сердце, наставляла на нравственные ценности), в моей жизни произошло тесное знакомство с лёгкой атлетикой, которая стала украшением второй половины моей юности. Дело в том, что нам с родителями пришлось уехать на 2,5 года в Монголию, где я оказался в спортклассе, там мне довелось плотно столкнуться с лёгкой атлетикой, с бегом на длинные дистанции, чем я и занимался почти до окончания школы. Думаю, занятие спортом во многом сформировало мою личность, укрепило определённые порядки жизни, помогло обрести ценности терпения, помощи ближним, чувства братства, радости за партнёров по команде. А вот духа соперничества у меня всегда не хватало.

Недавно я слушал интервью с актёром Дмитрием Певцовым, который, будучи очень спортивным человеком, высказал интересную мысль о том, что в спорте он многого не достиг, потому что у него не хватало спортивной злости. Мне это показалось узнаваемым: я тоже не видел какого-то смысла переходить на отчаянную упёртость. Поэтому хотя я и очень полюбил лёгкую атлетику, бег на длинные дистанции, и вполне разделял идею античной пословицы: «Хочешь быть сильным – бегай, хочешь быть красивым – бегай, хочешь быть умным – бегай!», — но профессиональным спортсменом так и не стал.

Тем не менее, в жизни спортивная закалка мне очень пригодилась. Когда мне пришлось в ГИТИСе, куда я поступил, серьёзно заниматься хореографией – а она требует большой самоотдачи и хорошей спортивной формы, или, когда я после второго курса вуза проходил срочную службу в рядах Советской армии, где тоже большие физические нагрузки, мне всё это было уже не так сложно, это не было шоком или большим преодолением, поскольку я имел навык физических нагрузок в годы занятий спортом. Поэтому сейчас, будучи священником, я всегда поддерживаю намерения детей или родителей заниматься спортом (до поры до времени, я не имею в виду профессиональный спорт), равно как и изящными искусствами – вижу, что это прекрасное средство для формирования достаточно разносторонней личности, способной достойно встретиться с жизненными трудностями.

Решительную перемену в моей жизни произвёл один случай…

— Родился и вырос я в простой семье, папа и мама у меня – инженеры, едва сводили концы с концами, жили от зарплаты до зарплаты. В какое-то время мы жили вчетвером в одной комнате в коммунальной квартире, поэтому не могу сказать, что в нашей семье были какие-то особо изящные традиции.

Могу отметить интересный нюанс относительно папы-ленинградца, который, получив техническое среднеспециальное образование, пошел подрабатывать: вместе со своим другом он участвовал в массовке в Кировском театре. Папа с детства с большой любовью относился к театру, к высокому искусству, и меня всячески подбадривал в моем чтецком творчестве. Хотя в мои 4-5 лет никто и подумать бы не мог, что я смогу быть диктором детской редакции Всесоюзного радио, читать «Пионерские зорьки»… Дело в том, что к 5 годам я не выговаривал бОльшую часть букв русского алфавита, у меня во рту была жуткая «каша», это уже носило патологический характер, и меня положили в логопедическое отделение ЦКБ.

Я помню эти сталинские постройки: огромные корпуса, трёхслойные окна. Лежать в больнице я должен был месяца два, мне предстояли серьёзные логопедические занятия, но решительную перемену в моей жизни произвёл один случай: я ждал маму, которая должна была прийти ко мне на свидание. И вот настал долгожданный час: в окне я увидел приближающуюся к нашему больничному корпусу маму с гостинцем в руке. Мне оставалось лишь дождаться, пока мама дойдёт до моего отделения. Я прождал 10 минут, 20 минут, но мама так и не пришла. И вдруг я увидел маму в окне, но она уже была без гостинца, и удалялась от меня в сторону выхода из больницы. Я кричал, звал её, но она не обернулась, потому что эти толстые окна не позволили ей услышать меня.

Оказалось, у нас в отделении объявили карантин, и поэтому никого на свидания не пропускали. Тогда не было мобильных телефонов, и связи с мамой не было совсем никакой. Я настолько огорчился этой разлуке, что вместо ожидаемых двух месяцев лечебной программы, исправил свою речь за несколько дней. Я сказал, что если это — условие выпуска меня на свободу, то – получайте! С тех пор я приобрёл достаточно безупречный московский диалект, который и по нынешнее время храню.

Как начались счастливые годы театральной юности

— Уже с третьего класса школы сложилось моё сотрудничество со Всесоюзным радио, моё участие в приветствиях съездов партии комсомола в качестве накрахмаленного мальчика с красным галстучком, читающего стихи по типу: «Прилетели три вороны, прилетели два грача – в этом личная заслуга Леонида Ильича!», «Прошла весна, настало лето, спасибо партии за это!». Поэтому моё служение на подмостках если не всегда декларировалось, то всегда предполагалось, а уж в старших классах средней школы это стало вполне очевидным и никакого другого профессионального служения я не мыслил.

Я окончил школу достаточно средненько. В те времена при выпуске считали средний балл, и он у меня был чуть выше четырех. Но все понимали, что при поступлении в ГИТИС самое главное – творческие способности, а у меня и репертуар был хороший, и плюс со мной поработал один замечательный актёр, помог мне подготовиться к поступлению. Тем не менее, подготовка моя была какой-то неуверенной. Обычно в моей жизни всё происходит очень постепенно, однако я могу вспомнить и несколько моментов внезапности. Одним из таких моментов был день поступления в ГИТИС.

Помню, актёр, который меня готовил, особенного воодушевления по моему поводу не испытывал, хотя я был нормальным москвичом, скорее приятного, чем неприятного вида, но при этом какого-то творческого запала во мне не чувствовалось. Но было это ровно до того момента, как я вышел перед комиссией, которая, как правило, вызывает у большинства абитуриентов дикий ужас и парализацию всех творческих сил, а у меня, почему-то вызвала обратные чувства. То ли увидев заинтересованные лица, то ли подбодренный плодами своего достаточно успешного участия во всевозможных поэтических конкурсах на уровне Москвы и Советского союза, я вдруг при чтении Николая Васильевича Гоголя о появлении Чичикова на бале и басни Михалкова, стихов Пушкина и Маяковского почувствовал такой кураж, что почти перестал сомневаться в победоносности надежды на поступление. Кстати, поступил я тогда не только в ГИТИС, но и в другие московские театральные вузы (Щепкинское и Щукинское училища), и мне даже пришлось выбирать.

Так начались счастливые для юности годы театрального образования, которые в итоге, слава Богу, привели меня к черте христианской жизни – после двух лет учёбы и двух лет службы в армии, на третьем курсе ГИТИСа я принял крещение и стал прихожанином одного из храмов в центре Москвы.

Я остро ощутил, что Господь создал моногамию

— Мне часто приходится отвечать на вопрос о том, каким образом произошла перемена в сторону христианской жизни. Думаю, у меня было три главных довода: во-первых, моя любовь к русской классике, в которой я всегда видел сокровенный дух и учение Православия; во-вторых, это, конечно, чтение Священного Писания Нового Завета – я в своё время дал себе труд с ним ознакомиться; в-третьих, это знакомство с современными христианами в Европе. Правда, они были католиками, но, тем не менее, очень искренне верующими во Христа людьми, а я тогда ещё не очень разбирался в различиях западной и восточной традиций. Знакомство с молодыми, целомудренными и оживлёнными представителями молодого поколения, которые живут совсем не так же, как наши атеисты Советского союза, во многом меня воодушевило.

Наконец, четвёртой, а, скорее всего, даже самой главной причиной было то, что я почувствовал искреннее раскаяние в своих ошибках молодости, в вольностях, в небрежном обращении с противоположным полом и во всём том, что часто бывает присуще молодой и в нравственном смысле достаточно распущенной жизни. Искренне почувствовав раскаяние в своём юношеском легкомыслии, я остро ощутил, что Господь создал моногамию: напрасно и душевредно искать развлечений и удовольствий тогда, когда благородное призвание каждого человека состоит в моногамии, в создании своей единственно верной семьи. И когда эта мысль дошла до моего сердца, я почувствовал, что меня с Православием ничего не разлучает, я пошёл в ближайший к ГИТИСу храм – тогда это был храм Воскресения Словущего на улице Неждановой.

Существенная перемена моей жизни состояла не только в том, что я принял святое крещение, но и в том, что я встретил в лице крестящего меня священника одного из самых выдающихся пастырей современности, ставшего моим духовным отцом. Если бы я его не встретил, то моё вхождение в Церковь и не стало бы таким необходимым. Это знакомство сыграло решающую роль в том, что уже через 5 лет после крещения я сменил свой путь с «любителя» на «профессионала» – я поступил послушником в монастырь (в один из самых суровых монастырей того времени – Афонское подворье) и уже через два года я принял монашеский постриг с именем Лука.

Дано тому, кто хочет

— Решение о принятии монашества выросло постепенно из моей христианской жизни. Смешно, едва вывалившись из многогрешной светской действительности, категорически всё поменять, хотя и такие случаи бывали в мировой истории, но редко.

Путь приходской жизни подготовил меня к решимости сначала не создавать семью, затем пришло понимание, что я не должен оставаться в миру, потому что в этом случае человек остаётся и соблазнителем, и соблазняемым.

Мне было всего 27 лет, когда я принял решение по каким-то прежде неведомым мне причинам не обременять себя семейной жизнью. Тогда как моё принятие христианства было связано именно с пониманием того, что брак – это высоко и свято, что раз человек соединяется со своей избранницей, то должен хранить ей пожизненную верность. И вот уже так относясь к супружеству, я почувствовал, какое это невыносимое для меня бремя. Как сказали апостолы Иисусу Христу: «Если такова обязанность человека к жене, то лучше есть не женитися», — на что Господь ответил: «Не все вмещают слово сие, но кому дано». А как я уже сейчас понимаю, дано тому, кто хочет.

Имея свободу выбора, на определённом этапе жизни люди иногда и приходят к мысли о высоком, о монашестве, но уже нет такой возможности: их крест — служить своему семейству. И только по истечении многих лет Господь, возможно, и даст некоторым людям возможность, призовёт к монашеству. Но пока ты ещё молод и обязанностями супружеских обетов при венчании не обременён, то выбор ещё остаётся за тобой. Вот я и сделал свой выбор.

Я осознал, что театр напрямую не преследует духовной цели

— Получилось так, что я сначала ушёл из театра, а уж потом всерьёз задумался о монашестве. У меня не монашество с искусством столкнулись, а христианство с искусством.

После окончания ГИТИСа, где я играл в дипломных спектаклях главные роли, меня пригласили на главные роли в два московских театра – Ермоловский и Гоголевский. Несмотря на то, что роли мне очень нравились, и я с удовольствием ими занимался, параллельно начался кризис моего отношения к остальным обязанностям молодого артиста: например, плясать нечистую силу в пьесе по «Вию» Гоголя «Паночка», которую ставили в Гоголевском театре.

Также мне оказались совершенно не по душе какие-то гастроли, которые помогают молодому артисту зарабатывать на жизнь. И хотя меня примечали в качестве молодого и перспективного актёра, но я ещё не был в праве диктовать свои правила, как может себе это позволить признанный артист. Поэтому я понимал, что либо я должен соответствовать общему порядку театральной жизни, либо её оставлять. А она, признаться, стала мне уже абсолютно чуждой, я потерял к ней всякий интерес, охладел. Причём не к работе над ролью, которая мне очень нравилась, и которую я делал с интересным режиссёром, а ко всему остальному. Но, тем не менее, это остальное в окошко не выбросишь.

Ни в каком виде искусства или в другой сфере деятельности нельзя трудиться выборочно: если ты грузчик, то не скажешь, что тебе нравится ставить предметы только снизу вверх, а сверху вниз не нравится – приходится выполнять всё, как должно. А у меня как раз уже очень чётко проявилась какая-то нетерпимость, наверное, уже даже христианская – я понимал, что на сцене трачу время впустую, что мне это неинтересно – ни творчески, ни человечески. Мало того, уже регулярно исповедуясь и причащаясь Святых Христовых Таин, я видел, что это и душевредно – например, то же танцевание нечистой силы. Правда, дело тогда ещё не дошло до выступления, но на начавшихся репетициях я уже понимал, что это недопустимо.

Играть какие-то роли в нехристианских и порой вредных для человеческой души концепциях режиссёров мне совершенно претило, а это уже серьёзная трещина: если ты служишь Мельпомене, то должен служить ей во всех проявлениях, не гнушаясь никакой малой ролью. Так я, как и все мои однокашники, поступал на первых курсах ГИТИСа, всячески стараясь устояться в начале своей творческой жизни. Не было учебного предмета, которым бы мы пренебрегали: сценическая речь, сценический бой, хореография, вокал – всё это представлялось частями одного тела, которое ты развиваешь. Когда же пришла некоторая христианская зрелость, сознательность, а профессия представала во всей своей многогранности, в том числе и в неприглядности, то всё встало для меня на свои места.

Сейчас я по долгу службы нередко общаюсь с людьми, ищущими дорогу в мир искусства, и могу им рассказать о том, как это прекрасно, интересно, увлекательно, но и о жизненных реалиях, которые встречаются, и сохранить свою путеводную звезду бывает крайне затруднительно. Объективно служение подмосткам с их изображением жизни серьёзно влияет на человека, и не в такие уж и радужные состояния приводит душу. Неудивительно, что наступает вот такой кризис, разочарование, охлаждение.

Так ведь ещё и не у всех актёров сразу получается пробиться, кого-то и не берут годами, и не дают ролей. Большинство наших одноклассников готовы были годами пережёвывать второстепенную и даже порой тягостную «мякину» профессии с надеждой когда-то блеснуть в классике, в пьесах Шекспира, Гоголя у хороших режиссёров. Я понимаю, что это любовь к актёрскому искусству, но у меня её, видно, тогда уже не было. Поэтому саму жизнь артиста я разлюбил как таковую.

Одно время я пытался перестроиться на педагогические рельсы, и по приглашению моего блистательного преподавателя мастерства актёра (которого до сих пор помнят и любят мои коллеги по театральному образованию, а ныне известные актёры — Татьяна Догилева, Андрей Звягинцев, Евгения Добровольская и пр.) я начал преподавать на его курсах. В этом педагогическом качестве я продержался больше всего, но постепенно и в нём ослабел, потому что понял, что и в этом жанре я учу не закону Божьему, не Единому на потребу, но тому, от чего сам внутренне ухожу.

Я осознал, что театр напрямую не преследует духовной цели. Его сила и блистательность — цель душевная. Не проповедь с театральной сцены нужна – она сушит, не соответствует тому идеалу театрального искусства, к которому стремятся с разных сторон разные деятели этой области. В результате я ушёл и с преподавательской работы.

Что для меня творчество сегодня?

— Сейчас для меня самое высокое творчество — это созидание в себе Христова ученика, преображение в служении Божественной Литургии в обновлённую тварь, приобщённую Божественному Естеству, Божественной Любви, Божественному Свету и приобщение ко Христу людей – вот что составляет полноту и радость священнического служения, что в разных направлениях моих послушаний составляет мою цель и радость бытия.

Молодым нужна альтернатива

О работе с молодежью по изучению подвига новомучеников и исповедников Церкви Русской рассказывает игумен Лука (Степанов).

– Отец Лука, сегодня у детей игрушки – сплошные роботы, – так состраданию не научишься. Это же расчеловечивание какое-то, трансгуманизм… А молодежь натаскивают на гедонизм, по¬требительство. Как им рассказать про новомучеников, которые готовы были страдать, на смерть шли за Христа?

– Молодежь действительно отделяют от ценностей, явленных в опыте наших светлых христовых новомучеников и исповедников, именно доминирующие сегодня гедонизм и самость. Настроенность на жизнь ради получения различных удовольствий, а не на несение своего жизненного креста вслед за Христом – да, это причина отчуждения поколения новомучеников и наших юных современников.

– Что может помочь?

– Воинская служба и даже серьезные занятия спортом или искусством имеют полезное воспитательное влияние на молодежь. К тому же волонтерство, не говоря уже о трудовом паломничестве в монастырях, – это прямой путь к преодолению пагубного самолюбия.

Тот, кто из молодежи сегодня усердно изучает, например, православное богословие в ситуации, когда вряд ли после получения диплома тебя ждет высокая зарплата и общее признание, являет силу и последовательность почтенного даром истинной веры. Вместо пустых, а часто и губительных развлечений мобилизующий себя на жертвенное служение нуждающимся вызывает изумление и радость, как облагодатствованный слуга Христов. Но это счастливые исключения.

В большинстве же своем нынешняя молодежь не готова к усвоению всякой духовной правды. Со школьниками, студентами надо вдумчиво, внимательно и много работать – слушать то, что они говорят, проговаривать, интеллектуально разжевывать в ответ какие-то твердые для них смыслы. Без этого никак.

– То есть почву восприятия необходимо заранее готовить?

– Конечно. В чем заключается подвиг новомучеников? Надеяться на то, что эта тема, столь важная для Церкви и глубоко понимаемая духовенством, монашествующими, будет ими сама по себе воспринята, не приходится. Требуется творческий подход, чтобы сориентировать их на явленные в этом подвиге ценности.

Игумен Лука (Степанов)

Важно помнить: что-то передать можно только тому, кто готов принять. Нельзя убедить того, кто не хочет быть убежденным. Но пример может вдохновить кого-то. Это то, что действует без слов.

Тут все так же, как с богослужениями: когда ребята видят у нас искреннюю тягу к литургии, они и сами располагаются смелее ходить в храм, почаще бывать на службе, готовиться к ней. Если перед глазами нет такого примера – все сложнее…

Тогда усердное почитание миссионером близких ему новомучеников помогает приблизить их и к той молодежной аудитории, о которой он заботится. Частые богослужения новомученикам – первое свидетельство личного пастырского усердия в их почитании. Тогда и сама благодатная помощь небожителей в просвещении молодежи не медлит там, где с умилением сердечным ее призывают.

Все, что молодежи сегодня навязывается, – это внешнее, наносное. А душа-то – христианка! Ее будить надо.

– Как?

– «Чтобы другие почувствовали, надо самому очень сильно чувствовать», – говорил венгерский композитор-педагог Ференц Лист. Донести что-то можно только и прежде всего через личное почитание новомучеников и исповедников самим пастырем, педагогом – тем, кто уже смог впитать все ценное из их опыта и является уже сам как бы «живой иконой».

В идеале таким же «домашним живым иконостасом» должно быть и старшее поколение представителей семьи – малой церкви: прежде всего отцы, матери, а также бабушки, дедушки… Являются ли старшие такими, чтобы спрашивать по данному эталону с детей? Жалко, что сейчас молодые не живут со стариками, но и бабушки-дедушки, прошедшие советские времена, могут ли являться тем самым духовным тылом?.. Вопрос. Чего мы тогда хотим от детей?

Сильное впечатление на молодежь, которая привыкла не столько слушать новости, сколько видеть посвященные им видеорепортажи, может оказать посещение мест, связанных с подвигом новомучеников, или хотя бы яркие документальные кадры с образами из тех суровых времен. Имена новомучеников могут входить и в названия полезных организаций и проектов, им посвященных.

– Сегодня в местах служения, кончины новомучеников (а это же вся страна!) стараются создавать музеи, экспозиции в их память, причем иногда руками самих ребят. Так, в поисках материалов, многие из них впервые узнают о своих пострадавших сродниках…

– Да, музеи – средство, доступное даже приходу, но по силе воздействия могущественное. Например, в одной из аудиторий филологического факультета Рязанского государственного университета, где находится наша кафедра теологии, развернут постоянно действующий Музей новомучеников и исповедников Рязанских. При нем в государственном вузе действует Лаборатория по изучению их наследия и житий. Ребята пишут курсовые и дипломы, участвуют в конференциях, создают собственные проекты памяти новомучеников.

В Спасо-Преображенском Пронском мужском монастыре мы на братском правиле по вторникам читаем Акафист священномученику Филарету – некогда насельнику нашей обители до ее закрытия богоборческой властью. Организуем детские летние лагеря, знакомим подростков с наследием новомучеников. Это благотворно на них влияет, они серьезнее начинают относиться к жизни.

Молодежи свойственно стремиться к познанию сути, а смысл жизни наиболее отчетливо проявляется именно в жестких испытаниях. Отсюда интерес молодых к экстремальным видам спорта, захватывающим триллерам и даже ужастикам. Но ужас власти христоненавистников не сравнить с фантазией Хичкока.

Как ведет себя почти наш современник в критической ситуации, при смертельной опасности и муке?! Что может оказать более сильное влияние на жизненный выбор молодого человека или девушки, если они еще не потеряли чувство различения добра и зла?..

– У пророка Исаии сказано: «Горе тем, которые зло называют добром и добро – злом, тьму почитают светом и свет – тьмою, горькое почитают сладким и сладкое – горьким!» (Ис. 5:20). Разве не это сейчас происходит в обществе?

– Проблема большинства наших молодых современников не в том, является ли для них «гражданский» брак блудом (их вовсе не пугает такое нелестное определение), а в том, что у его безблагодатной сладости для них нет альтернативы. Им ее надо помочь найти.

Если бы удалось с детства приучить их с благоговением относиться к своему будущему законному нерасторжимому венчанному супружеству и почитать за членовредительство пустые и мимолетные романы, то счастливых полных и многодетных семей стало бы у нас гораздо больше. Верующей молодежи при всей этой разлитой в обществе атмосфере вседозволенности тоже приходится претерпевать от плоти, стремящейся к тому, что разоряет дух и вредит душе. Те юноша или девушка, которые хранят целомудрие, противостоя прилогам беса блуда, – истинные исповедники. И в этом, возможно, их мера наследования своим ныне уже прославленным предтечам.

– Какие-то издевки от сверстников терпеть приходится.

– Даже среди детей случается – и всегда это было – всякого рода травля кого-либо из сверстников. Но, думаю, не стоит в дворовых распрях сразу видеть битву света и тьмы, где все – слуги тьмы и только я хороший! Это, конечно, неверная установка. Наши новомученики и исповедники думали о себе совсем не так. «Согрешихом со отцы нашими, беззаконновахом, неправдовахом» (Пс. 105:6), – песнь отроков в печи Вавилонской – один из лейт-мотивов их обращений, посланий, проповедей; этот покаянный посыл в основе их выстаивания в истине.

«Се, блажим терпящии» (Иак. 5:11). Терпение истинных христиан ХХ века, наших предшественников, соединенное с самоукорением, непрестанной молитвой и даже с благодарением («Я полюбил страдания» – так называется книга святителя Луки (Войно-Ясенецкого) – вот образ уподобления, явленный для всех уже времен и народов.

Богословие звука

Идя в храм, мы обычно не задумываемся, как много людей работало над тем, чтобы там было тепло, светло, а Божественная литургия была слышна каждому пришедшему. Тем более огромный труд — строительство нового храма. Чтобы приблизиться к пониманию этого, мы побеседовали с иеромонахом Лукой (Ауле), специалисту по монтажу звукоусиливающих систем в храмах, участвующим в создании системы озвучивания собора Новомучеников и Исповедников Церкви Русской на Крови московского Сретенского монастыря. О том, как современные технологии могут быть употреблены во славу Божию и о духовном смысле своего послушания, рассказал нам иеромонах Лука.

Иеромонах Лука (Ауле). Фото: Православие.ru

— Отец Лука, мы знаем, что вы занимаетесь таким интересными послушанием — делаете озвучивающую или звукоусиливающую систему в храмах. Хотелось бы вас спросить: как получилось, что вы стали вообще этим заниматься, попав в монастырь?

— Начну с того, что когда пришел в монастырь, то был в серьезном заблуждении относительно того, как относиться к современным технологиям, в том числе в области электроники.

Этому делу я посвятил всю свою жизнь до монастыря, а увлекся электроникой с 12 лет. Началось все с того, что я занимался судомоделизмом и как-то раз увидел у своих коллег управляемый корабль. Меня это сильно потрясло: как можно дистанционно, на расстоянии управлять кораблем? Они мне объяснили, что это радиоуправление, которое они сделали сами.

Так я загорелся желанием сделать радиоуправление. Рядом с нашим судомодельным кружком был кружок радиоэлектроники, и я стал потихоньку, на полчасика, на часик бегать в радиокружок, за что меня мой преподаватель судомоделизма сильно поругал, но потом он смирился. Так я стал посещать сразу два кружка: судомодельный и радиокружок.

Это был 1982-й год. На тот момент ничего подходящего не было в магазинах, ни радиодеталей, ни каких-то конструкторов, это просто не производилось — ничего не было, но было огромное желание, и это желание перекрывало всё. В итоге радиоуправление я так и не сделал, потому что, когда занялся электроникой, то узнал столько интересного, нужно было прилагать столько усилий, получать столько новых знаний, читать, экспериментировать, что стало не до радиоуправления корабликом. Я стал серьезно заниматься электроникой. Правда, в результате очень сильно пострадала моя учеба в школе, потому что, кроме электроники и кораблей, я ничего почти не делал.

Вообще в школе был полный троечник. Сначала был отличник, до тех пор, пока не стал заниматься этими несколькими увлечениями, потом к ним еще добавился спорт, но это вообще отдельная тема. В общем, электроникой занимался с 12 лет, потом пошел учиться по этому направлению. Учился в техникуме электросвязи и затем — в институте электроники в Харькове. После учебы работал по своей специальности, и мне было все это очень интересно. Занимался всем этим очень серьезно до 26 лет, пока не попал в монастырь.

Меня всегда интересовал вопрос устройства и работы компьютера, и для меня самой высшей гранью в области электроники было разобраться в нем. В конце концов я познакомился с хорошими специалистами, мы вместе работали в одном из отделов, где занимались ремонтом вычислительной техники, и мне помогли базово разобраться в работе компьютера.

Но где-то за год до монастыря я стал очень сильно смущаться природой электроники — вообще, откуда она началась, и зачем она нужна в жизни, и не сатанинское ли это дело вообще. И когда ушел в монастырь, то все это бросил, и решил полностью с этим порвать и больше никогда в жизни не соприкасаться. Мало того — я еще и в монастыре, вместо того чтобы молчать и держать свое мнение при себе, стал активно проповедовать идею, что сама электроника — это есть дело бесовское, которое губит души людей. Делал это на протяжении трех лет, но Господь меня Своей милостью смирил и привел к совершенно иному пониманию подобных вещей.

Наместник, узнав о том, что раньше я серьезно занимался электроникой, вызвал меня и сказал, что у нас в монастыре нужно решать очень много технических вопросов, и нужен для этого специалист, который сведущ в этой области, а я, занимавшийся этим всю жизнь, беру и прячу то, в чем разбираюсь профессионально.

Первое задание, которое он мне дал, было — сделать элементарную трансляцию богослужения на улице. У нас был один из больших праздников, наверное, престольный праздник Владимирской иконы Божией Матери, и нужна была трансляция на улице, потому что было очень много людей, и многие стояли во дворе. Это первое задание я без особых проблем выполнил, хотя, конечно, не на таком высоком уровне, потому что звукотехникой до этого занимался относительно. Необходимого объема знаний о ней, конечно, у меня не было, но у меня всегда был и остается в моей жизни один принцип: если тебе дает послушание наместник, то ты не должен сразу поднимать руки вверх, говоря: «Я это не знаю, я это делать не буду!», а попросить благословение и помолиться о том, чтобы Господь помог, и общими усилиями прийти к хорошему, положительному результату.

Так я и начал заниматься вопросами озвучивающей системы для монастыря. Тогда уже существовала у нас некая установка, которую делала компания «Радонеж». И, в общем-то, это была неплохая система и разработка на очень хорошей базе, но у нее были свои минусы.

— Это приблизительно какой год был?

— Это был уже примерно 2000-й год. Ну, и вот, я начал заниматься этими вопросами на довольно-таки серьезной основе, применяя те знания, которые я получал, и сам учась по ходу дела.

Потом у нас появился один прихожанин, серьезный профессионал именно в звуковой технике, он был звукорежиссер, звукооператор, у него был огромный опыт в этой области, и на его фоне все то, что я делал, выглядело детским садом. Он мне сказал, что я занимаюсь самоделками, и все это несерьезно. Надо работать профессионально и на профессиональной технике, а не изобретать велосипед, который уже давно изобрели.

Я ему очень за это был благодарен впоследствии, потому что часто мы начинаем с нуля и тратим много сил на всякие эксперименты. Благодарен за то, что оставил эту дилетантскую привычку изобретения велосипеда и стал применять разработанные устройства, благодаря которым можно получать очень хорошие результаты.

Естественно, минус такого подхода в том, что такие устройства стоят очень дорого. Когда ты сам можешь подобное что-то сделать, это стоит в разы меньше. Так или иначе, мы стали заниматься этим вопросом с уже более профессиональным подходом.

До этого я все делал самодельное, даже делал некоторые блок-схемы, сам полностью их спаивал, ходил в магазины, покупал микросхемы, вытравливал платы, — на меня в магазинах все смотрели немножко с юмором и даже, переглядываясь, улыбались, но когда я начинал говорить, что мне надо, — улыбка резко с их лиц пропадала, иногда они даже смущались.

— Каким был самый первый крупный проект, которым пришлось заняться?

— Первый наш проект уже серьезный, профессиональный — это был проект в Сретенском монастыре. Наш будущий владыка Тихон мне дал задание, чтобы я переделал систему озвучки, которая у нас уже была — сделал более мощную. Наш храм тогда немного расширился, и в новых помещениях нужно было усовершенствовать озвучивающую систему.

До того момента, когда система должна была быть готова, оставалось около двух-трех месяцев. Надо было сделать проект, установить систему и запустить в действие. Я привлек этого своего знакомого, и мы с ним стали работать вместе и составили проект.

При этом владыка нам сказал, что для храма нужно сделать самый лучший проект, поэтому нужно приложить все усилия и использовать лучшую технику. Мы изучили базу всех электронных устройств, аналоговых, аналогово-цифровых, которые на тот момент существовали, и наши специалисты единодушно сослались на одну из компаний, входившую в десятку лучших компаний мира, которые обеспечивали звуковую технику. Эта компания по сегодняшний день является лидером в области звуковой техники, и у них очень много интересных разработок.

Конечно, эта техника стоит недешево, но с другой стороны, если техника не соответствует высокому уровню, то, когда мы находимся в храме и молимся, кроме раздражения и смущения, такое качество звука ничего вызвать не может.

Когда мы уже разработали очередной такой проект на этой компании, я принес, показал его владыке, и, несмотря на солидную цену, он сказал: делать нечего, будем делать именно этот проект. И мы применили самые лучшие материалы и самые лучшие детали на тот момент, закупили самую лучшую аппаратуру, и в том числе мы впервые применили очень интересную систему матричных пультов.

Матричные пульты позволяют создавать такую систему развязок между микрофонами и колонками, что помогает избежать неприятных звуковых помех.

Если объяснять простым языком — в колонках иногда бывает слышен фон, этот фон появляется потому, что звук от колонок попадает в поле микрофона, происходит завязка, и от этой завязки идет такой «свист».

Технический прогресс, конечно, не стоит на месте, и то, что я сейчас называю матричными пультами — кто-нибудь из специалистов может посмеяться и сказать: «Отец Лука, насколько ты отстал!» Но нам нравится наша система, и пока она нас вполне устраивает и работает на высоком уровне.

Ну, в конце концов, мы разработали этот проект, полностью его установили, у нас возникли некоторые вопросы с наладкой, но мы их разрешили, и к установленному сроку наша озвучивающая система работала. В последующие годы мы ее довели до большего совершенства, и многие, кто приезжал к нам в обитель, обращали внимание, что на службах очень необычно доносится звук, причем звук не мешает, а помогает, и слышно буквально каждое слово и каждый звук, и нет никаких наводок, завязок и фонов. Многие интересовались нашим проектом, откуда все это и где взяли.

— Мы плавно переходим ко второму вопросу: не могли бы вы рассказать, где еще приходилось работать, может быть, какие-то проекты особенно запомнились?

— Довелось объехать не только много городов России, но и еще много стран, даже поработать в Соединенных Штатах Америки, в Сан-Франциско, мы делали проект озвучивающей системы в храме Пресвятой Богородицы, где покоятся мощи св. Иоанна Шанхайского.

Туда к нам приезжал представитель компании, производящей аппаратуру. В этом же штате находится их штаб-квартира. Им было очень интересно, кто это приехал из России и делает на их оборудовании такую систему в храме.

Кафедральный собор иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» — Сан-Франциско, Калифорния

Я им все рассказал, показал, им было очень интересно, они нас поблагодарили, что мы пользуемся их компанией, а мы их поблагодарили за такое профессиональное отношение к делу.

Эту аппаратуру можно использовать как угодно, в данном случае мы ее используем для того, чтобы люди могли услышать богослужение, услышать четко и раздельно каждое слово и унести с собой ту радость благовестия, которая доносится на наших службах.

— А где еще приходилось работать?

— В Израиле, в Иерусалиме, в храме Марии Магдалины — там мы сделали такую же систему. На Украине, в Полтаве, мы тоже в одном из храмов сделали очень хорошую систему.

Совсем недавно мы летали в Красноярск, разработали проект. Правда, мы его еще не осуществили, но, в принципе, проект уже есть. В ряде городов России, во многих храмах Москвы, в Псково-Печерском монастыре.

Единственная проблема — в каждом таком храме должен быть человек, который будет отвечать за систему и следить за ней, за правильным распределением звука во всех зонах. Нужен человек, пускай даже с самыми элементарными знаниями, который хотя бы понимает структурно конфигурацию проекта и то, каким образом он технически работает, имеет представление и может решить возникающие проблемы.

— В каком соотношении находится сама по себе необходимость делать современную звуковую систему в храме и, допустим, его архитектура, древность — существуют ли здесь некие критерии? Везде ли она в равной степени необходима? Может быть, вы сталкивались с ситуацией, когда это лишнее?

— Если мы углубимся в историю, то увидим, что с первых веков появления храмов аналогичный вопрос всегда стоял — необходимость в том, чтобы была хорошая акустика. И Господь во все века христианства с нами, всегда нам помогает, — когда электроники не существовало, Господь открыл конструкторам такую конфигурацию храма, которая способна за счет чистой механики и акустики передавать звук.

Сама архитектура храма, его форма, акустика, расположение стен, сводов — все это способствует определенной звукогармонии, которая начинает работать. В более поздние века в стенах ставили сосуды, они вмуровывались в стену, когда храм создавался, оставляли только небольшое отверстие, и создавался некий объем, и вот когда звук попадал в этот объем, он там задерживался, создавался эффект пространства. Этот и многие другие приемы архитекторы знали, они знали, что и как делать.

— То есть, по сути дела, поиск оптимальных акустических систем всегда присутствовал в храмовом строительстве?

— Я не занимался конкретно историей того, каким образом доносили звук и речь в древности, но очевидно, что эти приемы применялись.

В наше время появились новые системы. В XX веке было изобретено радио, и был изобретен способ передачи информации на расстоянии, в том числе и звуковой. И мы стали пользоваться этим изобретением.

Я лично в корне поменял свое представление об электронике, и сейчас уже никак не говорю, что это сатанизм, а говорю так: это оружие, которое можно использовать как хочешь — ты можешь это применить на благо, этим служить Богу и получать Божественную благодать, спасающую твою душу, и ты можешь это применять на пагубу души своей и пагубу душ своих ближних.

— Какие, по-вашему, ошибки совершают настоятели храмов или устроители, люди, которые хотят сделать хорошую звуковую систему, в концептуальном подходе к этому делу?

Иеромонах Лука (Ауле). Фото: Гурий Балаянц / Православие.Ru

— Лично моя ошибка была в том, что я стал изобретать велосипед, но мне тогда не у кого было подсмотреть подобное. Если мы подходим профессионально к делу, то должны первым делом изучить все то, что уже существует, чтобы сделать какое-то открытие, и это будет грамотный научный подход.

Не нужно брать первое, что есть под рукой, и делать. Нужно изучить все, что существует на рынках, какие существуют производители, какие у них особенности, и можно придумать что-то более интересное на основе того, что уже разработано.

Если говорить об основных ошибках, которые допускаются при создании озвучивающих систем, — обычно, когда я приезжал в храм, там уже существовала какая-то озвучка, и когда ты это видишь, невозможно не улыбнуться, потому что опять изобретают велосипед.

Скажу так: для того, чтобы проект хорошо работал, не надо ставить по две-три огромные колонки на большой храм или высоко задирать эти колонки. Такая система озвучивания будет только раздражать людей, и молящиеся будут думать о том, как бы побыстрей закончилась служба, чтобы не слышать этого громыхающего звука. Звукопередающие устройства не должны раздражать людей, они должна помочь услышать четко и разборчиво речь на богослужении. Эту систему не должно быть видно и слышно, просто люди должны заметить, что им легко молиться и легко услышать то, что произносится в храме. Вот в чем смысл озвучки, а не в том, чтобы динамики «орали» на весь храм, и люди затыкали уши.

— Часто бывает, что хотят сделать в храме озвучивающую систему, но при этом очень сильно хотят сэкономить деньги. Добиться максимального эффекта при минимальных затратах. Но бывает, что подобное скупердяйство не приносит никакой пользы?

— Однозначно скажу, что и в этом деле скупой платит дважды. Сначала сделают проект на дешевой технике, немножко на нем поработают, потом послушают в других храмах, поймут, что там лучше. Спрашивают: почему у вас лучше, а у нас хуже?

Потом понимают, что нужна хорошая, профессиональная, мощная звукотехника. Всю старую технику в лучшем случае продадут или подарят и, в конце концов, купят уже нормальную технику и на ней сделают проект, который будет удовлетворять требованиям прихожан.

— Есть вопрос, который возникает всегда: о чем мы должны помнить на богослужении, пребывая в храме, чтобы все-таки человек — и священнослужитель, и молящийся в храме мирянин, и чтец, и певец — не забыл о том, что самый главный дар — не чудесные технологии, а наш голос, наш талант пения, наша сосредоточенность на молитве? Как нам, по-вашему, в этих технологиях не утонуть, чтобы они не возобладали над человеком?

— Тут, на самом деле, все предельно просто. Для того, чтобы у нас все стояло на своих местах, озвучивающая система должна только помочь услышать четкую речь тех, кто поет и читает, и возгласы священников. Тогда человек никогда не будет думать о ней, он всегда будет думать только о слове Божием, оно будет оставаться в его сердце. А звуковая система помогает донести это слово. Вот в этом случае будет все хорошо. Но если мы будем слышать только орущие динамики на службах, которые нас время от времени раздражают, естественно, мы будем думать об озвучке…

Мы в любом случае не сможем забыть о главном, ведь у нас идет не фонограмма на богослужении, а участвуют реальные чтецы или певцы, — они в любом случае останутся чтецами и певцами, и никем другим. Так что эта традиция нисколько не умаляется, она только развивается до очень больших вершин и высот. Мы знаем, сколько сейчас прекрасных хоров, сколько прекрасных дьяконов с голосом, и богослужение все более и более делается красивым, торжественным, радостным за счет того, что часть клириков в своем профессионализме добиваются этого.

— Отец Лука, а вот вопрос, который тоже хотелось задать: сейчас в новом строящемся храме, соборе Новомучеников и исповедников Российских, тоже Вами ведутся серьезные работы в этом направлении?

Строительство нового храма близится к завершению. Фото: Православие.ru

— Да. Мы сейчас уже спроектировали грандиозную новую систему озвучивания, которая, на мой взгляд, будет самой лучшей вообще из всего, что когда-либо приходилось делать в этой области. В этот проект будет включено очень много самых новейших разработок, чтобы произвести сопряжение и согласование разных частей сложной системы. Очень важно добиться равномерного и адекватного распределения звука не только в новом храме, но и по всей территории монастыря.

— На ваш взгляд, это будет уникальная система?

— Каждая озвучивающая система, которую мы устанавливали в храме, по сути, является уникальной, потому что второй такой нет: мы для каждого храма делаем свои разработки, и в каждом храме есть свои тонкости.

Мы сможем транслировать службу из нового храма в старый, и, соответственно, из старого в новый, если будет такая необходимость. Также будет прямая трансляция в Интернет и запись в хорошем качестве для дальнейшего использования.

— Вы находитесь в команде, которая созидает храм Новомучеников и исповедников Российских. На духовном уровне вы ощущаете, что это особенное послушание имеет? Что для вас лично участие в созидании храма Новомучеников и исповедников?

— Всегда очень радостно поучаствовать в любом проекте для храма Божьего. Это даже не укладывается в голове: порой просто забываешь, не отдаешь себе отчета в том, что ты делаешь. Но иногда задумываешься над тем, что ты делаешь, и, конечно, становится очень радостно, потому что это дело Божье, дело несения света Христова в мир, потому что озвучивающая система — она как раз таки помогает людям услышать Слово, люди уходят радостные, наполненные и одухотворенные после богослужения.

Поэтому считаю, что это послушание очень хорошее, и оно касается нашего сердца. Я получаю отраду оттого, что это делаю.

С иеромонахом Лукой (Ауле)
беседовал иеромонах Игнатий (Шестаков)